Бахтик Аширов
Разделенные
Глава 15
Генрих смотрел на Элеонору, и его взгляд излучал восхищение. Белоснежные комбинезоны, созданные из биолюминесцентной ткани, легкими переливами отражали свет плазменных ламп под потолком огромного холла центра "Здоровая семья". Их идеально подогнанные наряды, украшенные едва заметными узорами, меняющими цвет в зависимости от настроения, делали Генриха и Элеонору похожими на ангелов, воплощённых в реальность технологий.
В помещении находилось около полутысячи пар – все в таких же ослепительно белых комбинезонах. Голографические дисплеи, проецируемые с потолка, освещали тонкие лучи информации, подчеркивая важность момента. Возле каждой пары стоял сферический нейрокапсул – компактный кокон с прозрачными стенками, сияющий лёгким голубым светом.
Когда пары заняли свои места, свет в зале приглушился, и под потолком вспыхнуло огромное изображение, в центре которого появилась трёхмерная фигура – голографическое воплощение главного искусственного интеллекта кластера. Его облик сочетал в себе нейтральную красоту и совершенство, напоминая о грани между человеком и машиной. Глубокий и уверенный голос разнёсся по залу:
– Добро пожаловать, жители Кластера Бета-17. Сегодня вы становитесь частью процесса, который формирует будущее человечества. Синхронизация – это не просто тест совместимости, это объединение разума, тела и души. Ваша гармония станет основой для создания новой жизни, адаптированной к вызовам нашего мира.
Фигура подняла руки, и вокруг неё засияли голографические изображения: графики, иллюстрирующие рост населения, устойчивое развитие технологий и мирную жизнь в кластерах.
– В 2150 году наш мир стал сложнее, чем когда-либо. Мы – общество, где стабильность обеспечивается не случайностью, а точными расчётами, где каждый союз направлен на благо общества. Ваша готовность участвовать в этом процессе – акт величайшей ответственности. Только вместе мы можем сохранить равновесие и достичь новых высот.
Искусственный интеллект замолчал, и в зале воцарилась тишина. Это была не просто речь, это был манифест, обращённый к сердцу каждого. Генрих почувствовал, как ладонь Элеоноры чуть крепче сжала его руку, и в этот момент он осознал, что процесс запущен и не обратим
– Процедура синхронизации начнётся через три минуты, – добавил голос, на этот раз мягче. – Пожалуйста, займите места в нейрокапсулах. Пусть гармония будет вашим путеводным светом.
Генрих и Элеонора шагнули к своей капсуле, готовые к моменту, который изменит их судьбу. Когда их нейрокапсула приняла горизонтальное положение, она словно ожила, испуская мягкое голубое свечение. В этот момент все пары в зале синхронно, будто в хореографически отточенном танце, сделали шаг к своим капсулам, словно подчиняясь единому ритму, задаваемому голосом искусственного интеллекта.
Взгляд с высоты открывал завораживающее зрелище. Огромный зал, идеально круглый, выглядел как гигантская корзина, заполненная сотнями сияющих половинок яблок. Каждая капсула была идеальной формы – гладкой, перламутровой, с нежным светящимся разрезом. Они напоминали символ плодородия, гармонии и баланса, давно забытый веком технологий, но сейчас обретший новое значение. Где-то в подсознании у кого-то мог всплыть облик легендарного бренда с откушенным яблоком, но в 2150 году он трансформировался в символ половинки – целостности, которой нужно стать единой.
Пары словно плоды, готовые к новому началу, лежали в своих капсулах, каждая окружённая мягким свечением. Сфера наполнялась мерцающим голубым светом, который то вспыхивал, то затухал, создавая иллюзию, что корзина с яблоками живёт собственной жизнью.
Генрих и Элеонора заняли свои места, погружаясь в гелиевую субстанцию, напоминающую жидкий свет. Её структура, податливая и теплая, обнимала их тела, растворяя напряжение. Они переплели пальцы, создавая невидимую связь, которая казалась прочнее любой технологии. Генрих смотрел в глаза Элеоноры. Её взгляд, полный волнения и едва заметного страха, пронзил его. На мгновение он почувствовал её тревогу, но тут же улыбнулся – ободряюще, с теплом, которое невозможно было передать словами.
– Всё будет хорошо, – прошептал он, хотя знал, что она, возможно, не услышит его.
Крышка капсулы закрылась мягко, беззвучно, погружая их в мир тишины. Свет вокруг растворился, уступая место виртуальной реальности. Пространство изменилось: гелиевая субстанция, словно живой организм, подстроилась под их тела, оставляя чувство невесомости. Голоса реального мира исчезли, а их разум начал погружаться в созданный искусственным интеллектом цифровой сон, где симуляция должна была показать, насколько они синхронны, насколько их души способны гармонировать в этом идеальном обществе будущего.
С высоты всё это напоминало невероятный спектакль, грандиозный символ нового мира, где технологии, символы прошлого и мечты о будущем сплелись в единое целое.
Генрих оказался на пороге уютного домика, утопающего в зелени. Сквозь окно он увидел Элеонору, сидящую у колыбели с ребенком. Её лицо светилось мягким, почти материнским теплом. Этот образ глубоко тронул его, вызвав странное, но приятное ощущение уюта и привязанности. Сердце наполнилось теплотой, которую он не испытывал раньше.
Он замер на мгновение, наслаждаясь этой сценой, но внезапно её гармонию нарушил детский плач. Малышка, лежавшая в колыбели, начала кричать, размахивая крошечными ручками. Генрих заметил, как Элеонора, несмотря на своё спокойствие, слегка нахмурилась, пытаясь убаюкать ребёнка.
Он шагнул внутрь, неуверенно, но решительно. Подойдя к Элеоноре, он мягко коснулся её плеча.
– Дай мне попробовать, – тихо сказал он.
Элеонора взглянула на него с лёгким удивлением, но не возразила. Генрих аккуратно взял малышку на руки. Она была такой маленькой, хрупкой, словно не из этого мира. Её плач продолжался, пока он не начал слегка покачивать её, напевая что-то негромкое, но ритмичное, почти на интуитивном уровне.
К его удивлению, крик постепенно утих. Малышка уткнулась своим крошечным носиком в его плечо, выпуская из губ едва слышные всхлипы. Генрих ощутил, как её дыхание становится ровнее, а маленькое тело расслабляется в его руках.
– Вот так, милая, всё хорошо, – прошептал он, сам удивляясь, откуда у него взялась такая уверенность.
Элеонора наблюдала за ним, и в её глазах появилось что-то новое – смесь благодарности, уважения и тихой радости. Генрих понял, что этот момент навсегда останется с ним. Впервые он ощутил не только свою причастность, но и ответственность. Ребёнок больше не казался чужим – он был частью чего-то важного, чего-то, что связывало их троих.
Прошло несколько месяцев. Маленькая София, как её назвали, начала делать первые попытки встать на ножки. Генрих наблюдал, как она, держась за край стола, неуверенно выпрямлялась, а затем с грохотом садилась обратно.
– Ты смотришь на неё, как на чудо света, – с улыбкой заметила Элеонора.
– Потому что это и есть чудо, – ответил Генрих, наклоняясь, чтобы подставить руки Софии. – Давай, попробуй ещё раз.
Его голос был полон поддержки, и когда София, сделав шаг-другой, рухнула ему в объятия, он рассмеялся, полный гордости и счастья.
София росла стремительно. Теперь она бегала по дому, с энтузиазмом изучая каждый уголок. Однажды, она с серьёзным видом подошла к Генриху, держа в руках разукрашенный рисунок.
– Это ты, папа, – заявила она.
Генрих посмотрел на каракули, где можно было с трудом различить фигуру человека, и почувствовал, как внутри разливается тепло.
– Это лучшее, что я когда-либо видел, – сказал он, обнимая её.
София засмеялась, и Генрих подумал, что ничто в мире не может быть ценнее этого смеха.
К двенадцати годам София превратилась в умную и упрямую девочку с острым чувством справедливости. Однажды вечером, после ссоры о том, можно ли идти гулять с друзьями, она громко хлопнула дверью своей комнаты.
Генрих сел в гостиной, пытаясь успокоиться. Элеонора подошла и положила руку ему на плечо.
– Это пройдёт. Она просто взрослеет, – мягко сказала она.
Через некоторое время София вышла из комнаты, её глаза были красными от слёз.
– Прости, папа, – прошептала она. – Я не хотела так кричать.
Генрих встал, обнял её и тихо сказал:
– Я тоже извиняюсь. Знаешь, мы учимся вместе – ты быть взрослой, а я быть хорошим отцом.
В этот момент он понял, что его роль в жизни Софии – быть её опорой, даже когда она этого не осознаёт. Каждый этап взросления Софии делал их связь крепче, несмотря на все трудности.
Генрих внезапно пробудился, ощутив тяжесть реальности, словно из глубокой воды вынырнул на поверхность. Он лежал в нейроване, его пальцы непроизвольно сжимали руку Элеоноры. Она, сидя рядом, смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых читались удивление и лёгкая растерянность. Её дыхание было частым, словно она тоже только что очнулась от такого же странного сна.
Крышка капсулы мягко поднялась, выпуская их наружу. Генрих медленно поднялся, его движения были словно замедлены, как будто тело ещё не до конца вернулось к обычным ощущениям. Элеонора встала рядом, оглядываясь вокруг. В комнате стояли другие участники эксперимента – мужчины и женщины с одинаковыми выражениями на лицах. Их глаза были полны замешательства и слабого остатка сна, из которого их только что вырвали.
– Тесты завершены, – раздался спокойный, ровный голос ИИ. – Пока вы находились в нейрованах, мы не только отслеживали физические показатели ваших организмов, но и одновременно проводили анализ вашего психологического состояния и реакцию сознания на модель родительства. Все полученные данные будут тщательно обработаны.
Генрих почувствовал, как внутри разливается странная смесь облегчения и тревоги. Сон, который они только что пережили, казался настолько реальным, что оставил после себя едва заметное эхо эмоций – от нежности до страха.
– Результаты на совместимость будут доступны через неделю после завершения анализа, – продолжил ИИ. – Они будут отправлены на ваши личные нейроинтерфейсы. Мы благодарим вас за участие в этом важном исследовании.
Генрих бросил взгляд на Элеонору. Она по-прежнему выглядела задумчивой, её руки слегка подрагивали, словно она всё ещё держала младенца, которого видела во сне. Взгляд их пересёкся, и между ними проскользнуло нечто большее, чем просто осознание общего опыта. Это была связь, которую не так легко объяснить словами.
– Тебе тоже это приснилось? – тихо спросила она, словно боялась нарушить хрупкость момента.
– Да, – ответил Генрих. – Это было… слишком реально.
Они стояли рядом, пока остальные участники медленно приходили в себя, осматриваясь вокруг. Помещение казалось странно холодным и стерильным, контрастируя с теплотой тех эмоций, которые они только что пережили. Генрих не мог отделаться от мысли, что этот эксперимент изменил их больше, чем они готовы признать.
Далее пары начали расходиться, и Элеонора с Генрихом тоже направились к флаеру. Они молча обменялись взглядами, словно оба пытались переварить всё, что только что произошло. Решив привести мысли в порядок, они приняли общее решение отправиться в парковую зону. Флаер мягко приземлился на небольшой парковке возле общественного парка.
Шелест листвы и приглушенные звуки гравидорожек, по которым сновали посетители, создавали атмосферу спокойствия. Люди вокруг занимались спортом, кто-то бегал, кто-то прогуливался, наслаждаясь свежим воздухом. Генрих и Элеонора выбрали путь вдоль тропинки, которая вела к искусственному пруду.
Возле воды располагались мягкие левитирующие скамейки, которые, казалось, плавали в воздухе. Они выбрали одну из них и сели, наслаждаясь лёгкими покачиваниями. Поверхность пруда отражала разноцветные огни декоративных фонарей, создавая иллюзию живой картины. Элеонора, скрестив руки, задумчиво смотрела на воду, её лицо выражало одновременно покой и внутренние раздумья.
– Здесь так тихо, – произнесла она наконец, нарушая молчание. – После всего, что мы видели… мне кажется, это место помогает собраться с мыслями.
Генрих кивнул, прислушиваясь к шелесту воды.
– Иногда такие моменты нужны, чтобы осознать происходящее, – ответил он. – Как ты себя чувствуешь после… всего этого?
Элеонора повернула голову к нему, её глаза блестели, отражая свет фонарей.
– Не знаю, – призналась она. – Это было так реально. Сон, но одновременно правда. И теперь я не могу отделаться от ощущения, что оно оставило след.
Генрих молча кивнул. Они сидели рядом, пока вечер медленно опускался на парк, превращая их молчание в тихую, но значимую беседу.
– София… – задумчиво улыбнулась Элеонора, её голос прозвучал мягко, почти мечтательно. – Она так прекрасна, и я теперь не могу представить нас с тобой без неё.
Генрих тихо приобнял её за плечи и нежно поцеловал в макушку. Его жест был полон тепла и уверенности.
– Да, она как ангел, – поддержал он её. – У нас родится девочка, и мы будем самой счастливой семьёй на свете.
Элеонора, улыбаясь, вдруг нахмурилась, её взгляд стал тревожным. Она посмотрела на Генриха с ноткой страха в глазах.
– А что если… – её голос дрогнул. – Что если мы не получим положительного результата? Что если нам запретят? Это так жестоко. Я… я не переживу этого.
Генрих посмотрел на неё с твёрдым, уверенным выражением лица, его голос прозвучал спокойно, но решительно:
– Мы всё равно создадим семью, – твёрдо произнёс он, сжимая её руку и смотря прямо в её глаза. – Никакие преграды нас не остановят, я найду способ. Обещаю тебе, Элеонора.
Элеонора замерла, её взгляд встретился с его, полный смеси удивления и восхищения. Она ничего не ответила, но её молчание сказало больше, чем слова. Она просто крепче прижалась к нему, находя в его объятиях утешение и уверенность, которые ей сейчас так нужны были.
