Дмитрий Манасыпов
Клинки и карабины
– Не ври.
Он вздохнул.
– Сестренку мою утащили, сволочи.
– Отомстить, что ли решил?
Парнишка мотнул головой. Д-а-а-а, герой, штаны с дырой. Хотя и упаковался вон, прямо воин, что и говорить.
Смех смехом, а вооружился недоросль неплохо. На поясе патронташ, за спиной вертикальная двустволка, ба, даже пистолет. В придачу юноша решил прицепить к поясу топор и немалых размеров нож. Одно слово – герой.
– Так… а как ты за ворота ушел незаметно?
Парнишка вздохнул.
– Не нужен никому, что ли?
От, дела. И как быть?
СТОП!!!
– А скажи-ка мне, дружище… – я покатал на языке вопрос, надеясь и одновременно совершенно не желая услышать нужный ответ. – Как ты увидел, что козленка твоего забрали?
Он шмыгнул носом.
– Я не увидел. Почуял.
Дела…
Мальчишка не прост. Он такой же, как и я. И это многое объясняет. Особенно то, что никому нет дела до его мести в одиночку.
– Что в патронах?
Теперь он засопел.
– Да говори, мне все равно, что и у кого ты украл.
– Медальон, мамин. Крест, его спер у священника. И несколько ложек… у старосты взял.
– Нарубил?
– Да. Выплавить не получилось.
Д-а-а-а… Вот же черт. И как теперь поступить?
– Хочешь, значит, отомстить?
Он кивнул, зыркнув совсем не детским взглядом.
– Упырь ушел вон туда. Есть там брошенные дома, мельница, пасека, еще что-то?
Мальчишка кивнул. Хорошо.
– Тогда пошли, покажешь. Но соваться за мной не стоит, рановато тебе. Это… как тебя кличут?
Он усмехнулся.
– Мастерком. Отец у меня каменщик… был. Научил работать.
– Ну, Мастерок, тогда пошли.
И мы, само собой, пошли.
Так и так мне бы пришлось сидеть, и ждать, когда упырь уйдет подальше. Запах этих тварей упустить тяжело, даже в лесу. Не говоря о том, что в лесу есть немалый поселок, со всеми вытекающими. Опыт, его не пропьешь.
Мастерок помог, выводя ровно туда, куда и было нужно. Да-да, вот оно, царство небольшого, но от того не менее мерзкого зла. Зла, питавшегося небольшой популяцией моих собратьев. Хотя, что уж тут, не только ими. Только сейчас это не играло никакой роли.
Оплотом мрака и гнездом упырей оказался давно заброшенный хутор. Стоял он на отшибе от поселка, брошенный хозяевами как бы не сразу после Полуночи. Если не раньше.
Чернели просевший корявый дом и пристройки. Забор, сколоченный из когда-то крепких досок, торчал неровными частями, похожий на зубы древнего деда. Тут кусок, там остаток. Луна выбралась из-за туч, залила изумрудной зеленью вокруг, подсветила стены. Я поморщился, глядя на прогалы окон и дверей, ведущих внутрь. Если бы не страх местных, если бы не глупая ответственность за их жизни, полез бы туда? Не знаю. Но деваться сейчас стало уже некуда. Все надо доводить до конца, если уж взялся.
– Так, Мастерок. – Парнишка, спрятавшийся за прогнившими остатками трактора, покосился на меня. – Слушай внимательно. Запоминай, мотай на не отросший ус и делай, что тебе старший говорит.
А сам тем временем достал из подсумка «ночной глаз». Спасибо тебе, мастер золотые руки по имени Доцент. Ну, да, не подарок. Плата, так сказать, за спасенную несколько месяцев назад его жизнь. И что? Отказаться стоило? Ага, нашли дурака, держите карман шире.
Плотный эластичный ремень обхватил голову, но саму хитрую конструкцию опускать не спешил. Не стоит, пока не окажусь в темноте развалин, мало ли? Мастерок смотрел, как показалось в темноте, со странной смесью недоверия и уважения. Эх, чудо-юдо, чего ж ты мне раньше не встретился, а?
– Если я не вернусь через пару минут после первых выстрелов, вали отсюда. Беги до поселка, и дождись утра. Меня упырям хватит, чтобы наесться как дураку на поминках. А ты, прямо со светла, выбирайся до тракта, и двигай в Гай. Вот ключи, возьмешь мой драндулет. Ты умеешь водить?
Надо же, Мастерок кивнул. Хороший был у него папка, что и сказать.
– В Гае, на Пятой улице, найдешь Доцента. У него там небольшая мастерская. Расскажешь все про себя, ничего не скрывая. И про меня.
– Зачем мне сидеть здесь? – Мастерок поднял ружьецо. – Не понимаю.
Эхма, не понимает он.
– Внизу ты, скорее всего, погибнешь. Здесь же, оставшись, поможешь мне выбраться. Если все пойдет не так. Если я как-то выкарабкаюсь из дома. Две минуты, не больше. Ты понял?
Мастерок снова кивнул. Мне положительно нравился паренек. Молчаливый, сообразительный, да еще и не обделенный несколькими полезными качествами. Ну, прямо вылитый я. Да, жаль, не встретил его раньше.
«Ночник» со скрипом опустился на лицо, и темнота раскрылась мне всеми оттенками своей странной и страшной глубины.
Упыри твари неприятные. Это я об их внешнем виде. Серокожие, холодные, в бляшках и странных наростах. У них лобастые головы с выпирающими челюстями. Они падальщики и живоглоты, с ярко выраженными людоедскими наклонностями. Запах тухлого мяса и крови прет от каждой особи так, что не промахнешься.
Еще каждый из них прекрасно видит в темноте, и очень здорово пользуется обонянием. В общем и целом, если вдуматься, очень серьезные противники. Доцент, очень любящий умничать, пользуясь данными неизвестного происхождения, упрямо относил их к какой-то некросфере. И обзывал странноватым прозвищем «некроиды». А как по мне, то называй их как хочешь, сути не поменяешь.
Но, вот чего у них не отнять, так это осторожности. Добраться до гнезда тихо и спокойно выйдет вряд ли. Вас интересует вопрос караульного и остальных? Почему он один, и почему ушел? Все, как водится, просто до безобразия.
Упыри легко впадают в спячку, сохраняя остатки потраченной во время большой охоты энергии. Дохлые или чем-то зараженные скоты укладываются, прям маленькие детишки, клубочком и спят. Единственный караульный тихо сидит в укромном местечке и слушает, нюхает, наблюдает. Но, как водится, ему быстрее остальных хочется снова пожрать. И именно в такой момент упырь уходит, чуть разбудив товарищей. Те, находясь в дреме, дожидаются его прихода и впадают в еще больший сон. Вот тут-то их и бери. Пусть и не голыми руками.
Да уж… давно ли слушал поучения про серокожих? Да нет, и сколько нас осталось из десятка? Я один.
Внутри резко пахло сухой пылью. Немудрено, раз уж та покрывала каждый дюйм. И хорошо, и не особо. Наступаешь в мягкий ковер, взмывающий вверх крохотными облачками совершенно бесшумно. Только вот под ним, плотным и темным, ни хрена, простите, не видно. Совершенно.
Зеленоватые блики почти полной луны позволяли рассмотреть многое. И следы моего одинокого охотника за агнцами в том числе. Как бы ты, дружище, не осторожничал. Если знаешь, что искать, так найдешь всегда. Вон она, цепочка следов, ведущая к большой дыре, темнеющей в дальнем углу. Дерьмо. Гранат бы, хотя бы немного…
Хотя, давайте честно, толку от них? Что внизу – не знаю. Обрушится ли что-то? Тоже не знаю. Остается только идти вперед. Ну, пошли.
Стрелять пришлось сразу же. Упырь охранник не подвел, услышав и дожидаясь меня. Спасло обоняние, выдав его. «Шершень» рявкнул, отбрасывая скотину, рявкнул вдогонку, размалывая картечью шишковатую голову в хлам. Знаете же, что давление крови в верхней части организма чудовищное? Ну, так это относится не только к людям.
Липкая мерзкая темная дрянь, бегущая по сосудам упырей фонтанирует ничуть не хуже крови человеческого тела. Черный взрыв, так хорошо заметный через «ночной глаз», смотрелся на мой взгляд безумно красиво. А то, как же, одним врагом меньше. Зато двумя проснувшимися больше.
Удар, нанесенный сзади, проворонил. Упыри врываются в землю как кроты. Такие большие, страхолюжные и злющие кроты. А уж наплодить ходов под заброшенным хутором… это, как водится, они запросто. Через один такой-то на меня и сиганул первый пробудившийся.
И хорошо, что решил сперва ударить, а потом прыгать. Толстый нагрудник с воротом, закрывающим мне и затылок, и лицо по самый нос, спас. Твердый изогнутые пластины в нем приняли удар на себя, не дав сломать мне позвонки. Шваркнуло на колени, приложив о трухлявые доски подпола, но это ерунда. Упырь не успел вцепиться когтями, не смог рвануть клыками плотную кожу куртки, подарив мне шанс, а себе смерть.
«Шершень», висящий поперек груди на ремне, я бы не вывернул к нему. Зато семизарядный барабанник выскочил из кобуры на бедре как собака по свисту. Вылетел, и дробно грохнул тремя подряд. Теми самыми патронами с надпиленными Священным крестом головками пуль. С серебром.
О-о-о, если бы не третий дружбан с клычищам длиной в половину моего большого пальца, не удержался бы и полюбовался на такую вот красоту. Ай, как корежило и разрывало на части серого некрасивого убийцу. Причем разрывало в прямом смысле. Куски мяса и кожи стекали по костям, отслаиваясь, отваливаясь темными влажными кусками, чавкая падающими вниз. А поделом, не хрен людей жрать. А если любишь человечинку, так не стоит удивляться живительным инъекциям в собственный организм, получаемым в качестве оплаты.
А вот плохо то, что «ночной глаз» от удара совсем расстроился. Мигнул напоследок и потух. Точно в то время, когда на меня налетел последний. Зараза…
Упырь прижал мне руку, хватанул зубами прямо рядом с носом. Пришлось толкнуть его вперед и скатиться вместе с ним в низ, в пустоту и темноту. Приземлиться мягко не вышло.
Хозяин у хуторка когда-то был хорошим. Таким… хозяйственным. Доски настелил по полу добротные, толстые. Они разве что хрустнули верхним, чуть подгнившим слоем, и радостно приняли мой правый бок. Ну и, вдобавок ко всему этому веселью, приложился головой, до звездочек в глазах, темноты и звона в ушах. Твою ж мать!
Прелая сырость и гниль погреба свивались в причудливый и знакомый запах. До печенок знакомый, что и говорить. Такой, знаете, родной, б….! А о чем говорит то, что я его ощущаю? Ни о чем хорошем, это точно. Живой? Да это беда, больше никак и не скажешь. Скоро меня станут жрать. Живьем.
Через пролом внутрь вливался зеленоватый лунный свет. И даже виднелись звезды. Неописуемая красота. Особенно если смотреть в последний раз. Так, что у нас? Руки притянуты за спину. Оружие? Если судить по весу, то ничего нет. Хреново.
Зубищи у упырей на самом деле с полпальца длиной. Как они не жрут сами себя изнутри, когда спят и скрипят зубами, непонятно. Но представить, как желтые, острые, покрытые тягучей слюной зубы впиваются в собственную твою плоть? Страшно.
Когда холодные скользкие пальцы отодвинут ворот жилета, прикоснутся к коже ослепительно ледяными червями, когда черный и склизкий язык пройдется вдоль сосудов, царапнув кожу шершавыми бугорками, когда, обдав смрадом, твоей шеи коснутся зубы, бросив по коже щекотку ожидания. Наверное, я заору. И, возможно, даже и обделаюсь. И мне совершенно не будет стыдно. Лишь бы быстрее, лишь бы это оказалось недолго.
Сбоку хрустнуло, зашелестело. Твою ж мать, чего ты тянешь?!! Ну?!!
– А я не верила…
Пахнуло густым запахом спекшейся крови, чуть перебиваемым травяным ароматом. Хорошо, что не добавился мой запах. Коты и собаки специально метят заборы и дома, доказывая свою состоятельность. А мне оно как-то кажется неприличным, описаться, да еще и при женщине. Женщине, надо же
Света стало заметно больше. Мягкого и зеленоватого. Ну, а как ещё-то? Гнилушки, воронье гнездо в качестве подсвечника и светляки, кружащие вокруг какой-то мерзко пахнущей дряни. Такие вот светильники всегда есть в их берлогах. Я повернул голову, пытаясь рассмотреть ЕЁ. Да и, чего врать, немного радуясь оставшимся секундам или, скорее, минутам, собственной жизни.
Да уж, интересно. Такого встречать еще не приходилось. На упыря она тянула с большой натяжкой. Тоненькая, никак не похожая на раздутых жаб с клыками, встреченных ранее. Это не считая того, что она со мной разговаривала. Разговаривала, надо же. И, получается. Что Доцент в чем-то прав. Если существует какая-то там некросфера, то она может обычных людей превращать в такое вот диво.
Тоненькая, невысокая, с темными, скорее всего черными волосами. Где-то до лопаток максимум. Внутри что-то напряглось. Я напрягся еще больше. Как-то странно лежать связанным в упырином логове и откровенно рассматривать… кого? Да ведь она же должна быть не живой, так? И чего ж на нее пялюсь как на самую обычную женщину.
Запах трав усилился. Горьковатый и сладкий одновременно, приторный, он душил, почему заставляя вздрагивать. Он шел из темноты за ее спиной. И там, ну точно, там тлели угли под чем-то широким и плоским.
– Почувствовал? – Она подошла ближе, села. Качнулась небольшая грудь. – В такое ты бы не поверил, не окажись здесь.
– В что?
Она резко, совершенно нечеловеческим движением, нагнулась. Пахнуло кровью, заставив вздрогнуть. Света хватало, и зрение полностью привыкло. Не «ночной глаз», но и своих способностей хватало. Да… лучше бы она не улыбалась. Улыбка ее портила. Красивая женщина, а оскал похуже волчьего.
– Я не верила в охотников вроде тебя. А ты явно не веришь и в свою жизнь сейчас и в то, что заставляю тебя думать не о смерти, а, скорее… о самом настоящем проявлении жизни.
Запах наплывал все сильнее. Хотелось отвернуться, уткнуться носом в собственную майку, втянуть пропахшее потом тело, лишь бы не падать внутрь еле заметной пелены травяного тумана, дурманящего все сильнее. Да что там, больше всего хотелось просто надеть противогаз. Ну, или хотя бы респиратор.
– А что ты хотел? – она удивилась. – Ты бы как себя повел на моем месте? К тебе, нежданно-негаданно, сваливается в гости здоровый молодой мужчина. Если бы ты еще не хотел меня укокошить, так просто радовалась бы. Ну, а так, остается наслаждаться двумя возможностями. Тем, что смогу воспользоваться тобой из-за никак не уходящей тяги к плотским удовольствиям и тем, что теперь у нас есть запас еды. На время перехода в новое место.
Ударила она быстро и незаметно. Взмах практически не уловил. Ну и когти! Лицо резко обожгло, и черные когти заметил только когда она задержала руку прямо перед лицом. Черт… ну и когтищи.
Нет худа без добра. От удара в голове чуть прояснилось. С другой стороны это же и плохо. Как-то меня не порадовали ее слова о плотских удовольствиях. Нет, правда, в голове прямо прояснилось.
Она, судя по всему, это почувствовала. Во всяком случае то, что не пялился на ее сиськи, точно. Зашипела и отошла к углям и жаровне. Захотелось взвыть от бессилия.
На небе разошлись набежавшие тучи. Свет скользнул внутрь сильнее, подсветил зеленью погреб и ее. Надо же, дамочка оказалась не из деревенских. Деревенские татуировки не приветствуют. А у этой над лопаткой какая-то непонятная крякозябра.
Запах поплыл снова. Я прикусил язык, сильно, до крови. Наплевать на возможный сепсис, мне тут грозит помереть ужасной и мерзкой смертью. С не менее отвратительным к ней вступлением. Так что лучше вывести ее из себя и заставить укокошить побыстрее.
– И давно ты так не веришь в охотников?
– Да какая разница? – Она вернулась, цепко взяла за щеки, сжала, потянула к себе. – Хотя… последние три года. С тех пор как ушла из Челябы в эту глушь. И не дошла. Но тебе оно все равно уже не нужно.
Ну да, можно и так сказать. Разве что… разве что теперь в моей патовой ситуации появились новые нюансы. Спасибо луне, спасибо удару по морде лица.
Оружие стоило убрать дальше, это во-первых. Рукоять револьвера я заметил не так и далеко. Во-вторых, после удара пришлось чуть откатиться и нащупать под спиной что-то жесткое, ребристое и явно металлическое. А руки мне скрутили какой-то трухлявой ерундой навроде вожжей. Ну, скажите, пожалуйста, сколько продержатся вожжи вне крыши и сухого воздуха?
То-то и оно. Разве что двигаться сильно и резко у меня не получится. Ну, и ладно. Этой дохлой дамочке явно хочется поговорить. Дичь какая-то… Но на руку. Женщины, как известно, любят ушами. Вот и полюблю ее уши, точно.
Чертов дурман снова раскатился по подвалу. Но насколько наглая стервь, а? До села всего ничего, а она, потеряв двух слуг, плевать на это хотела. Хотя, чего уж там, селяне сами виноваты. Трусить все горазды, а вот как дело доходит до побороться за жизнь, то… амба. И ладно бы свою, взрослую, прожитую худо-бедно, но полно. Но дети же, дети!
Она замерла, смотря на меня. Наклонилась, неожиданно оскалившись. Вот так поворот, неужто чертова сука меня расхотела? Тучи вновь заслонили луну, в подвале стало хоть глаз выколи, как темно. Упыриха, только что стоявшая у своих гнилушек, размазалась еле заметной тенью. Я втянул воздух, стараясь уловить ее движения. Чем-то чиркнуло по руке, да так аккуратно, что мясо осталось целым. Хотя, почему чем-то?
– Хочется жить? – Она провела черными острыми ногтями по рукаву, тут же расползшемуся длинным разрезом. – А?
– Кому же не хочется-то? – Голова оставалась тяжелой, и жутко пересохло в горле.
– А не лез бы ко мне, все осталось бы как есть. Прожил бы себе долго и счастливо… возможно. Нашел бы себе бабу, завел бы детишек. Так нет, надо таким как ты обязательно пытаться жить другим.
– Я детей не ем. Наверное, поэтому ко мне и не лезет никто.
– Ну-ну… – движения было не уловить, тонкие и острые клыки щелкнули у уха, коснулись шеи рядом с пульсирующей под кожей кровью. – Страшно тебе, ой, да как сильно-то…
Страшно? Очень. Особенно, когда рядом такая, как она.
Смертельно опасная. Пахнущая чем-то сухим и резким. И кровью, въевшейся в ее кожу, язык, губы и зубы. Сдается мне, что накатывающей паники могу даже и обоссаться.
Уловить ее движение в полутьме сейчас казалось практически нереальным. Даже такому засранцу, осчастливленному природой и геномом, как я. Луна чуть прорвалась сквозь тучи, дала хотя бы немного увидеть взвинченное чудовище.
Узкие щелочки зрачков совершенно неуловимо оказались прямо перед моим лицом. Пахнуло густой смесью из её рта, и сдержался только из нежелания показать твари свою слабость. Сблевануть, в смысле.
– Что, охотничек… – она фыркнула. – Дорога тебе твоя жизнь, а?
Жизнь… А ты сама-то как думаешь, а?
За ее спиной мелькнула темная тень, а упыриха развернулась на месте, крепко приложив неугомонного дурня Мастерка прямо по голове. Куда ж ты полез, дурачок деревенский, наивный сельский юноша?
Тварь поддала ему ногой в живот, выколачивая воздух из легких. Мастерок согнулся в три погибели, корчась на досках, кашляя и опустошая желудок. Она схватила его за шею, подняла, легонько, как перышко, одной рукой, приблизив свое лицо к его.
Зеленоватый свет скользнул внутрь, освобожденная луна любопытно глянула вниз. Мастерок, побелевший и пахнущий собственной мочой, тоненько заскулил, увидев оскал собственной смерти. Хрустя хрящами и щелкая связками и самой нижней челюстью, пасть твари распахнулась до неимоверных размеров. Я выдохнул, напоследок как следует проведя связанными руками по металлическому ребру за спиной. Лопнуло, и мне оставалось только попробовать успеть спасти парня. Или убить эту суку.
Нож, закрепленный на спине, чуть выше лопаток, лег в руку легко. Сталь свистнула, крутанулась в полете и звучно чмокнув вошла ей в глаз. Упыриха завопила, отшвыривая Мастерка и кинулась ко мне. А я, само собой, кинулся к своему револьверу. Вцепился в рубчатую рукоять, разворачиваясь к ней… но она успела первой. Когти ударили по многострадальной руке, совершенно уничтожая рукав куртки, наплевав на толстенную кожу специально нашитой манжеты. Больно, черт, очень больно!
Револьвер полетел в сторону, я в другую, тварь взлетела вверх и приземлилась прямо на мою спину. Ударил локтем назад, пытаясь сделать хотя бы что-то, а взамен получил добрую плюху в голову, лбом впечатавшись в пол. А она снова заорала. Только теперь явно от боли. Дуплет ружья Мастерка грохнул просто оглушающе, перебивая визги. Ее перекинуло через меня, бросив в угол к гнилушкам. К последнему маленькому тельцу, лежавшему там же.
А я схватил револьвер и начал стрелять. Все семь пуль в две точки. В голову, в голову, снова в голову и еще раз туда же. И еще три в грудь, в чертову мускулистую хрень, гоняющую ту черную дрянь, что питает чертовы организмы некроидов. Да-да. Доцент, теперь я тебе верю полностью.
Когда дым от сгоревшего пороха рассеялся, мне хватило ума и сил добраться до ребенка. Но, как и думал, все же оказалось не совсем поздно, но… Девочка спала мертвым ледяным сном. И кто проснется в ней? Этого я не знал.
Луна светила вовсю, радуясь разошедшимся тучам. Мастерок, белея повязкой на голове, старательно промывал мою руку. Ее еще жгло от уколов из ампул, купленных в Гае по рекомендации Доцента. Надо обеззаразить, да посильнее. Спирт жег рваные длинные куски мяса и кожи ничуть не меньше. Моя аптечка, не особо пострадавшая в переделке, радовала все сильнее. Часть спирта мы с этим азартным молодым человеком употребили до процедур медицинского свойства.
– Ты его как так тихо укотрупил? – кивнул на уже вонявшего все сильнее дохлого третьего упыря. – А, малец?
– Так топором же, – Мастерок виновато улыбнулся, – он вышел ничего не опасаясь. Ну, а топором же меня…
– Отец научил работать, как мог забыть, м-да. – Я довольно кивнул. – Слушай, паренек, а что ты здесь забыл после всего этого?
– Ты возьмешь меня с собой? – Ба, да он радуется, дурачок молодой. – Правда?
– Крест на сердце, ага…
– Чего?
– Возьму, говорю. Сам видел – один в поле если и воин, то когда есть огневая поддержка. Мастерок, вот ведь.
– Чего?!
– Говорю, будешь умницей, станешь Мастером.
– А тебя как звать-то?
Черт, ну как так? Он меня спас, не дал превратить в тушу, выпотрошенную, как на скотобойне, и все равно полон восторга и восхищения. Сельские нравы, простые и наивные, точно.
Треснув и полыхнув фейерверком, крыша, ее остатки, с грохотом ввалились внутрь, сложившись в странную, геометрическую фигуру. Малышка, оставленная внизу, прости меня… нас. Теперь уже нас. Нельзя позволить вернуться тебе назад в село. Пусть и населяют его одни трусливые паскуды. Никак нельзя.
– Так как?
Я посмотрел на него, неуверенно топчущегося рядом.
– Как, как… Мэдмакс меня зовут. Повторить по буквам?
