– Не хочу говорить о нём. И вообще… Мне пора.
Олег поднялся в пола, подошёл, положил руки ей на плечи и вжал Ольгу обратно в кресло.
– Ты обиделась?
– Нет. – Ольга снова отметила чувствительность соседа к её настроению. Воронцов даже не заметил бы.
– Посиди ещё, – мягко попросил Олег. – Не хочу, чтобы ты уходила. Мне так уютно с тобой.
Он высказал то же самое, что чувствовала Ольга, только боялась произнести вслух, чтобы не спугнуть. Неужели Юлька оказалась права, и Олег действительно испытывал к ней какие-то чувства? Ей так хотелось верить! И так страшно было обмануться.
***
Когда Суворин закончил сборку и поднял голову, увидел, что Ольга задремала (он уговорил её переместиться на диван). Во сне её лицо расслабилось и выглядело пронзительно беззащитным. Олег вспомнил, как совсем недавно эта женщина, полуживая, лежала здесь же, в гостиной, на этом диване. А сам он, перепуганный до дрожи в коленках, метался между квартирами, не зная, что делать, за что хвататься. Как всё переменилось с тех пор!
Вначале, когда у Суворина только возникло подозрение, что Ольга Оленина могла быть его Евой, он страстно желал получить неоспоримое доказательство. По ночам, лёжа в постели без сна, изобретал хитроумные способы, как подсмотреть, проверить, есть ли у соседки памятный шрамик над ключицей. Но Олегу не везло: погода стояла прохладная, и мерзлявая Ольга старательно кутала шею.
Постепенно желание получить верное доказательство слабело. Отношения с соседкой стремительно развивались, и пустая безрадостная жизнь Суворина наполнилась. Теперь каждый день он проживал в предвкушении вечера. Млел от радостной улыбки, которой Ольга приветствовала его, наслаждался почти семейными ужинами, приготовленными специально для него (пусть даже еда оказывалась несъедобной). Встречи становились всё длиннее, затягивались за полночь. И неважно, чем было заполнено время – разговорами, домашними хлопотами или уютным молчанием. Но к моменту расставания Олег неизменно начинал тосковать, хотя знал, что разлука продлится меньше суток.
Суворин стал бояться правды. А вдруг у Ольги не окажется шрама? И что тогда делать? Разочарование могло разрушить хрупкую магию пока ещё не определившихся отношений, где всё было построено на надеждах. И тогда жизнь Олега снова обессмыслится. Нет, к чёрту доказательства!
Он встал с пола и, стараясь двигаться бесшумно, подошёл к дивану. Внезапно Ольга пошевелилась, открыла глаза и села.
– Я тебя разбудил? – виновато спросил Суворин, пристраиваясь рядом.
– Не ты – мальчишки, – Ольга оберегающим жестом положила руки на живот. Но тот вдруг пришёл в движение, заколыхался, как живой. И из него острым углом что-то выперло наружу.
– Что это? – ужаснулся Олег, указывая пальцем на бугор.
– Это? – Ольга одним пальцем пощекотала неестественную выпуклость. – Это – пятка. Не бойся, всё нормально. Дети так и должны себя вести.
Пятка несколько раз дёрнулась и скрылась. Ольга любовно засмеялась.
– Боится щекотки.
– А что они там делают? – выдохнул успокоенный Олег.
– Спорят за первородство. Тише вы, Авель и Каин.
– Как ты их назвала?
– Авель и Каин. Первые в человеческом роду близнецы.
– Это что-то из Библии? – напряг память Суворин. Он, воспитанный двумя учеными-физиками в сугубо атеистическом духе, был далёк от религии.
– Из Ветхого Завета. У меня бабушка Зина, мамина мама, сильно верующей была. Жила она в деревне жила, во Владимирской области, и меня отправляли к ней на целое лето. Вечерами, когда уже темнело, мы садились на лавочку у дома, и бабуля пересказывала библейские сюжеты – знала все на память. А я слушала их как волшебные сказки. До сих пор помню. Авель и Каин – это дети Адама и Евы.
От Ольгиных слов Суворина пот прошиб. Что это – совпадение или божественная подсказка? Однажды он сам стал Адамом. Но была ли Ольга его Евой? А брыкающиеся в материнской утробе мальчишки – его сыновьями? Что, если взять и спросить у неё напрямую? Но тогда придётся всё рассказать и признаться, как сам он выполнял функции внештатного осеменителя. И, если Ольга никогда не обращалась в клинику, что она о нём подумает? Страшно представить!
Олег снова потянул себя за нос. Ольга перехватила его руку и отвела от многострадального носа.
– Что-то не так?
– Нет, всё так, – Суворин тряхнул головой, отгоняя опасные мысли. – Какие они сейчас?
– Кто? Мальчишки? – лицо Ольги осветилось мечтательной нежностью. – Две слепые рыбки, что плещутся в околоплодных водах. Качаются на волнах в ритме дыхания и слушают приглушённые звуки внешнего мира. Представляешь, мы с тобой разговариваем, а они, хитрецы, подслушивают!
Олега вдруг захлестнуло горячей волной чувства. Он взглянул на Ольгу: её лицо сияло, как лик Мадонны. Значит, правильно говорят, что беременные женщины светятся? Он протянул руку и осторожно дотронулся до Ольгиной щеки.
– Как ты их назовёшь?
– Пока не знаю… – пожала плечами Ольга.
– Но они уже совсем скоро родятся!
– Ну и что? Время есть. Назову, когда увижу, какие они. А пока пусть будут Авелем и Каином. Всё лучше, чем первый и второй.
Внезапно в памяти Суворина зашевелилась какая-то тревожная протестующая мысль. Было в этих двух именах что-то неправильное.
– Нет, мне не нравится. Особенно Каин. Он что-такое сотворил…
– Убил своего брата.
Суворин задохнулся, выпучил глаза и схватился за сердце.
– И ты, сумасшедшая тётка, называешь своих детей такими именами?
Ольга испуганно ахнула и прикрыла рот ладонью.
– Действительно, как глупо! Ужас. О чём я думала? Не буду больше. – Она собрала на лбу мыслительные морщинки. – Пусть тогда будут… скажем… – Ольга пошарила глазами по стенам и потолку, будто там мог быть написан ответ, – скажем, Сысой и Пафнутий.
– Сысой и Пафнутий? – с облегчением усмехнулся Олег. – Прекрасные имена! Годятся!
– Хочешь послушать, как они ворочаются внутри меня? – внезапно предложила Ольга.
– А можно? – прошептал лишившийся голоса Суворин.
– Иди сюда.
Олег сполз на пол и встал на колени перед лежавшей на диване женщиной. Он прильнул ухом к тугому животу: там, внутри утробы что-то копошилось, толкалось, булькало и хрюкало. Суворину показалось, что сквозь какофонию неясных звуков он расслышал стук двух маленьких энергичных сердец. И его собственное на миг остановилось от потрясения.
– Оля, а сердцебиение можно услышать?
– Можно, если у тебя хороший слух…
– Я услышал! Честное слово, я услышал!
Перед Олегом внезапно открылось, что в его жизни настал один из тех поворотных моментов, которые полностью меняют её течение. Так в реку скатывается с берега камень, который сначала не представляет никакой угрозы для потока. Но вода день за днём приносит к нему ветки, листья, плавучий мусор, пока уплотнившаяся до состояния непреодолимости запруда не заставляет реку выйти из берегов и проложить себе новое русло.
Жизнь Суворина вышла из берегов. Неважно, что стало первым камнем – развод с Телятьевой, неприличное, но заманчивое предложение Сашки Баташова, страстное свидание в Шурановской клинике, появление раздраженной мегеры на пороге его квартиры или поздний тревожный звонок в дверь. Но теперь возврата в прошлое русло не было. Олег уже не мыслил жизни без этой женщины и детей. Его детей, кто бы ни был их настоящим биологическим отцом.
Утром Ольга наведалась в женскую консультацию. Плановый осмотр показал, что беременность протекала нормально, и поводов для беспокойства не было. Врач подтвердила ожидаемое время родов – первая декада декабря. Осталось меньше месяца.
Вернувшись домой, Ольга подремала часа полтора и встала свежей, отдохнувшей. Сысой с Пафнутием вели себя на редкость прилично – не скандалили, а, если и пинались, то совсем чуть-чуть. Ольга любовно погладила живот, в котором рыбками плавали два её драгоценных мальчика.
– Скоро на выход, ребята. Вашей маме хоть и страшно рожать, но она вас очень-очень ждёт. И любит.
Разговор с детьми прервал телефонный звонок. Должно быть, Олег. Накануне он предупреждал, что поедет к заказчику – вот и звонит узнать, не надо ли чего купить по дороге. Прямо как настоящий муж – не на час, а на всю оставшуюся жизнь.
Но плоский, без басовых нот, голос из трубки перенёс Ольгу в теперь уже почти забытое прошлое.
– Оля? Здравствуй, это я. Узнала?
Воронцов. Ольга быстро справилась с приступом разочарования.
– Конечно, узнала. Здравствуй, Вадим! Какими судьбами?
– Я сегодня был по делам в вашей компании. Хотел зайти к тебе. Но мне сказали, что ты в декретном отпуске. И вроде бы даже лежала в больнице. У тебя всё в порядке?
Ольге захотелось съязвить, спросить, с чего это вдруг Воронцов проникся такой исключительной заботой. Но она сдержала себя – обида давно утратила болезненную остроту. А если так, к чему портить отношения?
– Всё нормально. Я сдала дела своему заместителю и ушла в декрет.
– Вот, значит, как… – Воронцов несколько секунд помолчал, не зная, что сказать. – А кто твой заместитель?
– Федотов. Помнишь такого? Перспективный парень, но слишком любит руководить – может зарваться. А ты что-то хотел, Вадим? По работе?
– Я… Я бы хотел тебя навестить, – в плоском голосе прозвучали нотки несвойственной Воронцову неуверенности. – Если ты не возражаешь.
– Зачем? – удивилась Ольга, и тут же пожалела о своей бестактности. – Извини. Просто женщины на сносях – это не самое эстетичное зрелище.
– Ты всегда была и будешь красавицей, Оля. Ты где сейчас живёшь?
– Там же, где и раньше. Арендаторы съехали, я сделала ремонт. Вот третий месяц живу здесь.
– Так можно мне приехать?
– Когда ты планируешь?
– Сегодня я как раз свободен. Могу быть у тебя через час. Я ненадолго.
Ольга прикинула, что через месяц рожать, и с каждым днём ей будет всё тяжелей прилично выглядеть. А сегодня она была в ресурсе.
– Что ж, приезжай. Только я ничего не успею приготовить к твоему приезду.
– Приготовить – что? – не понял Воронцов.
– Ну, мне нечем будет тебя угостить.
– Угостить? Невероятно! Оля, ты же никогда не в жизни готовила!
– Не готовила, – согласилась Ольга. – Но всё меняется, Вадим. Я очень изменилась.
– Ясно… Но ты не суетись, я что-нибудь привезу с собой.
– Как хочешь.
Ольга продиктовала бывшему любовнику адрес, код подъезда и завершила разговор. Она только теперь осознала, как долго не вспоминала о Воронцове. И даже когда (ещё до знакомства с Олегом) мечтала о мужском плече, на которое можно было бы опереться, никогда не представляла себе Вадима. Привязанность к нему отпала от сердца, как высохшая корочка старой болячки – без крови, без шрама. И казалось, что вся эта история приключилась в другой жизни с другой Ольгой.
Тем не менее предстать перед бывшим пузатой неряхой не хотелось. Ольга вымыла голову, слегка подкрасила глаза и губы, надела широкий джинсовый комбинезон поверх ярко-жёлтой водолазки. Она придирчиво осмотрела себя в зеркале и решила, что напоминает клоуна. Оставалось только нацепить рыжий парик. Рыжий. И от этого слова губы сами растянулись в блаженной улыбке.
***
Час спустя звякнул звонок. Ольга открыла. Воронцов – безукоризненный до отвращения – шагнул через порог.
– Здравствуй, золотко!
Нелюбимое слово оцарапало слух. Ольга поморщилась, но Вадим не заметил гримасы. Он склонился, чтобы чмокнуть подставленную по привычке щёку и протянул букет лохматых ржавых хризантем.
– Спасибо, – Ольга зарылась лицом в рыжие цветы и втянула ноздрями горький полынный аромат. – Роскошный цвет, мне очень нравится.
– Я всё-таки немножко знаю тебя! А это, – Воронцов поставил на обувную тумбу объёмистый бумажный пакет с логотипом знакомого ресторана, – твоя любимая утка в апельсиновом соусе. И шоколадные фонданы. Ты их часто заказывала… Помнишь?
– Спасибо, – Ольга не отозвалась на приглашение к воспоминаниям. – Снимай пальто и проходи.
Но Воронцов застыл, уставившись на огромный Ольгин живот. По его холёному лицу пробежала тень разочарования.
– Что, сильно подурнела? – с вызовом спросила Ольга. – Я ведь предупреждала тебя, что ничего эстетичного ты не увидишь.
– Значит, ты всё-таки выполнила, то, что планировала, – признал очевидное Вадим.
– Как видишь! – Ольга гордо выставила беременный живот.
– Сколько тебе осталось? В смысле до родов?
– Четыре недели. Если не случится чего-то экстраординарного. Ну что ты завис? Так и будем топтаться в прихожей?
Воронцов скинул кашемировое пальто, аккуратно повесил и его в стенной шкаф и поправил перед зеркалом идеально подстриженные волосы.
– А у тебя уютно, золотко, – похвалил он. – Стильный дизайн. Кому-то заказывала?
– «Комфорт-интерьеру». Проходи в гостиную, Вадим. Я сейчас.
Тяжёлой поступью Ольга прошагала на кухню и вернулась оттуда с высокой вазой, в которую поставила хризантемы. Всё это время Воронцов завороженно следил за каждым её движением.
– Ты очень изменилась, Оля. Стала такой… домашней.
– Тебя это раздражает? – Ольга машинально собрала со стола несколько опавших рыжих лепестков.
– Нет. Но я удивлён. Мы год как расстались, а я вижу перед собой совсем другую женщину. А как же твоя карьера?
– Я сейчас готовлюсь к новой карьере – матери и домохозяйки. – Ольга поправила упавшую на глаза чёлку. И уныло пожаловалась. – Только успехи пока более чем скромные.
Не прерывая разговора, она бросила на журнальный столик льняную скатерть, поставила тарелки, выложила приборы.
– Не кокетничай, золотко, ты прекрасно справляешься.
Ольга чувствовала, что Воронцов хотел что-то спросить, но не решался – тянул время. Вместо этого он заговорил об общих знакомых и долго, с лишними подробностями, рассказывал о чужих продвижениях, должностях, впечатляющих бонусах и соцпакетах, зарубежных стажировках, корпоративных интригах и прочее, прочее, прочее… Слушая его, Ольга откровенно скучала – так далеки были эти новости от её сегодняшней жизни. Да и сам Вадим передавал сплетни без смака – словно думал о чём-то другом.
Ольга догадывалась, что именно не давало покоя бывшему любовнику. Она ждала вопроса. Наконец Вадим решился и нарочито небрежным тоном бросил:
– И кто же стал отцом твоего ребёнка?
– Детей, – поправила Ольга. – У меня будет двойня. Два мальчика. Видишь, какой живот огромный? Это потому, что двухместный.
Воронцов потрясённо рухнул в кресло – словно сказанное сбило его с ног.
– Храбрая ты женщина, Оля, – с трудом выдавил он. – Уважаю.
– Причём тут храбрость? Это всё «матушка-природа», на которую, помнится, ты так любил ссылаться. Она поставила меня перед фактом. Если не можешь чего-то изменить, надо это принять. Так?
– И всё-таки кто отец? – нетерпеливо повторил вопрос Воронцов.
– Не знаю. Просто донор. Да это и неважно. Мне нужен был ребёнок, а не мужчина.
– Вот в этом-то и беда! – Вадим вскочил с кресла и нервно заметался по комнате. – Вам, женщинам, нужны дети. А про нас вы забываете, как только появляется ребёнок. Бросаете без сожалений и угрызений совести, – в горячности Воронцова чувствовалась не изжитая до конца обида. – А ты, – он ткнул в Ольгу укоряющим пальцем, – вообще пробила дно. Тебе безразлично, кто отец твоих детей – достаточно, что он выполнил свою функцию.
Несправедливое обвинение всколыхнуло забытую обиду. Ольга выпрямила спину, надменно вздёрнула подбородок и с вызовом процедила:
– Но ты же сам говорил: для мужчин наслаждение процессом важнее, чем результат. Каждый из нас получил ровно то, что хотел: донор – приятный процесс, я – детей. Хотя нет, вру: процесс был обоюдно приятным, – и взглянув на кислое лицо бывшего любовника мстительно добавила. – Даже больше, чем приятным. Существенно больше.
– То есть ты хочешь сказать, что у тебя с донором был реальный секс? – с ревнивой злостью поинтересовался Вадим. Он стоял перед Ольгой со сжатыми кулаками, расширенными ноздрями и, казалось, с трудом сдерживался, чтобы не ударить.
– Какая тебе разница – был или не был? – понизила градус Ольга. – Ты же сам отказался и от результата, и от процесса. Даже без обязательств.
– А что в твоих устах означает «существенно больше, чем приятным», золотко? Разве я тебя не удовлетворял?
– Мне было хорошо с тобой, Вадим, – Ольга хотела успокоить бывшего любовника, но не сдержалась и добавила. – Просто чтобы оценивать, надо знать, с чем сравнивать. Тогда я не знала, теперь – знаю.
– Могла бы не говорить этого! – обиженно отвернулся Воронцов.
– Могла. Но ты сам спросил… Секс – это не столько техника, сколько химия. С одним она случается, а с другим – нет. В этом никто не виноват.
Воронцов как-то разом сник, потускнел. Ольга даже пожалела его и сменила тему.
– А как твоя личная жизнь, Вадим? Наладилась?
– Да, всё наладилось, – сухо ответил он. – Я сошёлся с Аллой. Помнишь её?
Ещё бы не помнить! Аллочка Медведева – молоденькая ассистентка Вадима, обожавшая шефа до самозабвения. Воронцов знал о её чувствах (только слепой мог не заметить!) и беззастенчиво пользовался: сваливал на влюблённую дурочку самую нудную и трудоёмкую работу. Бедная Аллочка сидела в офисе до поздней ночи – не за деньги, не для карьеры, а единственно ради счастья услышать похвалу из уст своего божества.
Долгое время Ольга даже не догадывалась о существовании люто ненавидевшей её соперницы. Но однажды на Новогоднем корпоративе в «Управленческих Технологиях», куда привёл её Вадим, столкнулась лицом к лицу.
В тот вечер Вадим ухаживал за Ольгой и всячески игнорировал притязания Аллочки. Та не вынесла унизительного пренебрежения и к середине вечера напилась. Она дождалась, когда Вадим вышел из зала, с пьяной дерзостью направилась к Ольге. Аллочка, размазывая по лицу чёрные от туши слёзы, буйно пророчествовала, что Вадим скоро бросит Ольгу, зато сама она останется при нём на всю жизнь. Кто бы мог подумать, что пьяная бредня сбудется и так скоро!
– Я рада за вас, – в Ольгиных словах не было ни зависти, ни ревности. – Аллочка давно любит тебя. Хорошо, что ты смог оценить её чувство.
– Да, для Аллы я – центр вселенной, – Воронцов провёл пятерней по лицу. – Иногда это страшно раздражает. А иногда трогает…
Он подошёл к Ольге и тихим, доверительным тоном сказал:
– Я вспоминал о тебе, Оля. Помнишь, как на позапрошлое Рождество мы ездили в Брюгге? Гуляли вдоль каналов… Ты тогда совсем замёрзла – даже губы свело от мороза, а я согревал их поцелуями. Как мы зашли в кафе рядом с монастырем бегинок и заказали кофе и по бокалу «Курвуазье». От тебя потом так вкусно пахло! Помнишь Мемлинга в госпитале Синт-Янс? И чёрную капеллу Святой Крови? Каток на Гротте Маркт, весь в праздничных огоньках… Хорошо было, правда?
– Да, сказочная была поездка! – Ольга вздохнула, вспомнив, от чего пришлось отказаться ради материнства. – Теперь я смогу путешествовать очень и очень нескоро. А вы с Аллочкой куда-нибудь ездили?
– Ездили. В Турцию, к морю. Две недели жарились на пляже, – тон, которым это было сказано, намекал на многое. – Скажи, Оля, ты не жалеешь, что ушла от меня?
Ольга подумала, что память подводит Воронцова: ведь это он принял решение о разрыве. Но сейчас это было уже неважно.
– Без обид? Нет. Я благодарна тебе, Вадим, за то, что было. Но ведь всё когда-нибудь заканчивается. Я выбрала другую жизнь, в которой нам с тобой оказалось не по пути. Так бывает… А ты? Ты счастлив?
Воронцов пожал плечами.
– Я доволен. Живу так, как мне нравится.
– А если Аллочка тоже когда-нибудь захочет ребёнка? – не смогла удержаться от вопроса Ольга. – Что тогда?
– Тогда ей тоже придётся выбирать, – жёстко отрезал Вадим. – Я с самого начала поставил ей такое условие, и она согласилась.
Бедная, бедная Аллочка! – посочувствовала бывшей сопернице Ольга. – Скольким ей уже пришлось и ещё придётся пожертвовать ради любви к этому эмоциональному инвалиду.
В дверь позвонили. Ольге даже не надо было спрашивать, кто? Ответ был очевиден.
***
– Привет! – Олег чмокнул Ольгу в тёплую, слабо пахнувшую абрикосом, макушку. Он хотел было по привычке прошмыгнуть на кухню, но Ольга жестом указала ему на гостиную. Что бы это значило? Сюрприз?
Суворин вошёл и увидел развалившегося в кресле надменного лощёного хлыща, упакованного на несколько тысяч американских рублей. По виду тот был типичным манагером из высшей касты топов. Олег поморщился: он слишком хорошо знал эту породу бездушных себялюбцев.
При появлении Суворина лицо незнакомца скисло до уксусного состояния – он явно не рассчитывал встретить здесь соперника. Похоже, это был Ольгин бывший. Тот самый, что помогал ей делать карьеру.
– Знакомьтесь, мужчины! – приглашение прервало взаимное разглядывание.
Хлыщ встал с кресла – он был выше Суворина, но выглядел хлипким. Олег неохотно назвал себя и протянул руку. Соперник высокомерно пожал её, хотя сам не представился.
– Вадим. Мой старый друг, – сделала это за него Ольга.
– Друг в смысле друг или бойфренд? – потребовал определённости Суворин.
– Друг в смысле муж, – пропищал хлыщ голосом кастрата и с вызовом взглянул на Суворина.
А вот это было уже наглостью! Олег вскипел и процедил сквозь зубы:
– Что-то я ни разу не видел этого «мужа» в больнице!
Если б у Суворина, как у Джинджера, был хвост, он задёргал бы им из стороны в сторону, демонстрируя раздражение и угрозу. Манагер хотел было что-то сказать в своё оправдание, но Ольга опередила его.
– Мы расстались.
– Давно? – машинально переспросил Олег.
– Не твоё дело! – раздражённо выплюнул хлыщ.
– Год назад, – специально для Суворина уточнила Ольга.
Олег быстро прикинул сроки и удовлетворённо кивнул: кастрат не мог быть отцом близнецов. Да и Ольга явно не питала к бывшему нежных чувств – сразу же поставила его на место, обнулив притязания слыть мужем.
Но писклявый не собирался сдаваться: он сжал кулаки, словно приготовился к драке, и попёр на Суворина.
– А ты кто такой?
Олег не отступил. Он не любил драться, но, если нужно, мог постоять за себя. И за тех, кто ему дорог.
– Сосед, – задиристо ответил он. – Сосед в смысле друг. И я всегда здесь, когда нужно. Во-о-от за этой стенкой, – оттопыренным большим пальцем Суворин ткнул через плечо, где находилась его квартира.
Хлыщ зло сощурил холодные серые глаза и язвительно бросил Ольге:
– Догадываюсь, почему тебе стал нравиться рыжий цвет. Мебель красного дерева завела?
Суворин понял намёк и напрягся. Врезать бы этому кастрату разок по лощёной физиономии, чтобы не хамил! Но Ольга словно угадала его намерения и успокаивающим жестом погладила по руке.
– Олег, ты голоден? Вадим привёз замечательную утку в апельсиновом соусе. Из моего любимого ресторана. Будешь?
Кастрат обиженно засопел: взбесился, что Ольга собиралась скормить дорогое ресторанное блюдо чужаку. Зато Суворин охотно воспользовался поводом отомстить. Он взял с журнального столика ланч-бокс с уткой, с демонстративной подозрительностью понюхал и, скривившись, произнёс:
– Я бы лучше поел твоей знаменитой курочки. Но, на крайний случай, и утка сойдёт – не успел сегодня пообедать, оголодал. А ещё что-нибудь Вадим привёз?
Суворин всей кожей чувствовал молнии ненависти, которые метал в него соперник. И наслаждался его бессильной яростью.
– Привёз, – Ольга будто не замечала возмущения своего бывшего. – Шоколадные фонданы.
– Это такие вкусные кексики с шоколадом внутри? Добро, съем и их тоже. Тебе-то, насколько я помню, шоколад не рекомендуется, – Суворин торжествующе взглянул на униженного врага.
– Тебе нельзя шоколад? – дёрнулся хлыщ. – Что же ты мне сразу не сказала, золотко?
– Ты не спрашивал. Не переживай, Вадим. Мне приятно, что ты помнишь мои прежние вкусы. Но – увы! – беременность накладывает кучу ограничений.
– Да, – издевательски добавил Олег. – И мужья должны об этом знать.
Ольга положила на чистую тарелку кусок утиной грудки, обильно полила апельсиновым соусом и поставила блюдо перед Сувориным.
– Садись, ешь.
Суворин подсел к столу. Утка, действительно, была очень вкусной, но Олег скорее прикусил бы себе язык, чем признал это. А пока он жевал, хлыщ завёл разговор о ком-то из прошлой Ольгиной жизни.
– Да, кстати, золотко, я тут недавно встретил Есевича, – пищал он. – Представляешь, ушёл из Газпрома, вынул оттуда все свои деньги и вложился в мясоперерабатывающий завод. Теперь раскручивает новый бренд «Мясы-колбасы». По Московскому телеканалу реклама уже второй месяц идёт. Не видела? Приглашал посотрудничать. Через годик-другой планирует выйти на IPO4. Кстати, спрашивал о тебе: не хотела бы ты пойти к нему финансовым директором.
Суворина бесило небрежно-снисходительное обращение «золотко». Каким тупым надо быть, чтобы называть красивую, умную женщину словом, обозначающим подделку. И как Ольга могла жить с таким самодовольным уродом?
Суворин доел, вытер губы и бросил использованную салфетку на тарелку.
– Всё, спасибо, сыт. А утка так себе – жестковата. Да и соус с каким-то химическим душком. Ты бы не ела его, золотко, в твоём положении надо себя беречь.
Краем глаза Олег заметил, как его соперник побагровел от гнева. Он открыл было рот, чтобы возмутиться, но Суворин перебил его.
– Ну, как нынче вели себя Сысой и Пафнутий? – обратился он к Ольге.
Возмущённый хлыщ с недоумением уставился на бывшую любовницу: кто такие Сысой и Пафнутий? Ольга любовно погладила обтянутый джинсовой тканью живот и пояснила:
– Это мы моих мальчиков так называем, пока не придумали им нормальные имена.
И в ушах Олега многократно повторяющимся эхом раскатилось: «пока мы не придумали. Мы». Его раздуло от гордости, как воздушный шарик, наполненный лёгким возносящим вверх газом. Он смерил соперника взглядом победителя: понял, дурень, кто здесь лишний?
Лощёный хлыщ тоже не мог не заметить красноречивого «мы». Он скривился и бросил озабоченный взгляд на запястье, украшенное крутыми часами за несколько тысяч зелёных.
– Я, Оля, пожалуй, поеду. Аллочка волнуется, когда я задерживаюсь.
Суворин понял, что это была отмазка: никакая Аллочка не начала бы волноваться в восьмом часу вечера. Побеждённый противник позорно бежал с поля боя. И, чтобы окончательно добить писклявого, Суворин подвинулся ближе к Ольге и по-хозяйски приобнял её за талию. Она не отстранилась и даже наоборот – прильнула теснее. Похоже, тоже хотела продемонстрировать бывшему, что нашла ему замену.
– Спасибо, что заехал, Вадим, – бросила напоследок Ольга. – Приятно было тебя повидать. И передай от меня привет Аллочке.
***
Но как только дверь за побеждённым соперником закрылась, Ольга стряхнула с талии Суворинскую руку.
– Что за шоу ты устроил, Махагон? – сердито спросила она.
– Я?! – радостно-возбуждённый Олег широко раскрыл «честные» глаза и мелко захлопал ресницами. – А почему я, а не он?
– Смешные вы создания, мужики! Вам обязательно надо пометить территорию. Что ты хотел доказать?
– Что твой бывший – дурень, если позволил тебе уйти, – и Олег нежно поправил бурую чёлку.
– Пусть так, – отстранилась всё еще возмущённая Ольга. – Но Вадим – гость в моём доме. И мне неприятно, когда гости начинают выяснять, у кого из них здесь больше прав.
– А этот наглец имеет здесь какие-то права?
– Нет, не имеет. Но с тобой я этого обсуждать не буду.
Последняя фраза оскорбила Суворина – Ольга ставила его на одну ступень с самонадеянным хлыщом. А он-то размечтался! «Мы пока ещё не придумали мальчикам нормальные имена». А оказалось, что слова, наполнившие его счастьем, предназначались бывшему любовнику – чтобы побольнее уязвить его!
Олег потянул себя за нос и обидчиво произнёс:
– Похоже, у меня тут тоже нет никаких прав. Добро. Насильно мил не будешь.
Он развернулся и шагнул вон из комнаты. Но вдогонку тут же раздался взволнованный окрик.
– Олег! Не дури! – и маленькая крепкая рука схватила его ладонь.
Суворин застыл на месте, но не повернулся. Ждал, чтобы Ольга поупрашивала. Она обошла вокруг, встала напротив и снизу заглянула в лицо умоляющими глазами.
– Не злись. Воронцов – персонаж из моего прошлого. А прошлое не изменить: что было, то было.
– А я? – тихо выдохнул Олег. – Кто я для тебя?
Ольга пожала плечами и улыбнулась нежно и растерянно.
– Это тебе решать.
– А сама ты чего хочешь? – не рискнул подставляться Суворин. Но сердце его заколотилось от предвкушения чего-то важного.
– Ты мне нравишься, Махагон, – словно нехотя призналась Ольга.
– И только? – разочарованно переспросил Олег.
– Давай не будем торопить события. У меня сейчас один приоритет – дети.
Ольга обхватила двумя руками живот – словно приняла в объятия своих мальчиков, Сысоя и Пафнутия. И Олег вынужден был смириться с неопределённостью ответа. Ничего, он подождёт – недолго осталось. И сделает всё, чтобы стать Ольге необходимым.
– Кстати, ты очень забавно смотришься в своих штанишках, – перевёл он тему. – Как Карлсон, только без пропеллера.
– А я решила, что как клоун.
– Нет, как Карлсон.
– Толстый опухший Карлсон? – Ольга растопырила перед Сувориным пятерню. – Вон, смотри, пальцы, как сосиски!
– Дурочка! Ты – прекрасна, вся светишься изнутри… – Олег улыбнулся и, вспомнив давнюю шутку Искандера, добавил. – Так бы и поставил тебя в спальне вместо торшера.
– Издеваешься, Махагон?
– Нет. Если б ты видела себя моими глазами, то больше доверяла бы.