Елена Жукова
Порочное зачатие
Глава 12. Помощь ближнему
Хрупкую ночную тишину расколол заполошный дверной звонок. Заработавшийся допоздна Суворин оторвался от очередного чертежа и взглянул на часы в углу экрана: двадцать три тридцать семь. Странное время для визитов! Тем более, что звонок истерил у его квартиры, а не у общей двери тамбура. Кому это приспичило?
Олег снял очки, потёр двумя пальцами намятую переносицу. Затем поднялся из-за стола и вышел в прихожую, узнать, кто. Тут же с кресла вскочил встревоженный Джинджер: выгнул хвост знаком вопроса и мягкими осторожными шагами отправился вслед за хозяином.
Суворин посмотрел в дверной глазок: у двери стояла соседка, одетая во что-то домашнее или даже спальное. Олег ухмыльнулся в предвкушении новой стычки и ощутил, как застоявшаяся от долгого сидения за столом кровь веселее побежала по венам. Женщина-допинг, – подумал он. Но что-то в её фигуре заставило Суворина насторожиться и присмотреться повнимательней.
Она походила на куклу, внутри которой сломался жёсткий каркас: лишённое внутренней опоры тело безвольно кренилось и оползало вниз по стене. Олег встревожился. Уже сложившаяся в голове ехидная фразочка про двусмысленность позднего визита, мигом улетучилась.
Суворин торопливо открыл дверь: что случилось? Соседка с трудом разлепила побелевшие губы в тихом стоне «помогите». И, цепляясь пальцами за косяк, стала медленно, рапидом, оседать на пол. Олег еле успел подхватить обмякшее тело, прижать к себе.
И снова в ноздри проник тонкий абрикосовый аромат волос – неприбранных, рассыпавшихся по плечам длинными бурыми прядями. В памяти Олега что-то шевельнулось, но так и не воплотилось в полноценное воспоминание. Сейчас было не до этого.
Под жёлтым вопрошающим взглядом Джинджера Суворин волоком втащил полумёртвое тело в гостиную и положил на широкий кожаный диван. Под лёгкой ночной сорочкой явственно проступал живот беременной – огромный, заострённый спереди, с выпирающей по центру пуговицей пупка. Олег старался не смотреть, но не мог отвести взгляд. Рубашка задралась выше колена. Суворин целомудренно потянул подол вниз.
Женщина лежала так тихо, что не было слышно даже её дыхания. Олег испугался: а вдруг она умрёт? Умрёт здесь – в его квартире, на его диване. Но вторая мысль ужаснула ещё больше: а если она начнет рожать? Суворин не знал, как это происходит, но догадывался, что будет грязно, кроваво, мучительно больно для неё и абсолютно непереносимо для него.
Чёрт, угораздило же так вляпаться! Надо что-то делать, надо было срочно что-то делать! В кинофильмах потерявших сознание били по щекам, прыскали в лицо холодной водой. Суворин присел на край дивана и осторожно пошлёпал соседку ладонью по скуле.
– Эй! Очнитесь! Да очнитесь же вы! Ну что мне с вами делать?
Ресницы женщины задрожали словно она силилась открыть глаза и не могла. Олег в упор разглядывал её лицо: посеревшую от муки кожу, тонкую россыпь кристалликов соли в уголке правого глаза – след высохшей слезинки. Надменный рот распустился в жалостливую гримасу страдающего ребёнка. Она выглядела абсолютно беззащитной. Похоже, попросить о помощи ей было совсем некого, раз она кинулась к ненавистному соседу. К тому, кто жил ближе всего – к ближнему.
Олег снова шлёпнул женщину по щеке, теперь уже чуть сильнее.
– Эй, вы меня слышите?
Соседка с трудом приподняла набрякшие веки. В открывшейся щелочке мелькнула радужка орехового цвета и узкий зрачок. Она застонала, и Суворин почти обрадовался этому стону: живая!
– Потерпите, я сейчас вызову скорую!
– Нет! Не надо… не вызывайте! – с длинными паузами проскрипел сухой голос.
– Да вам же плохо! Я не знаю, что нужно делать! Я ничего не понимаю в беременных.
– Принесите… воды!
Суворин метнулся на кухню, наполнил стакан и принёс в гостиную. Он приподнял больную за плечи и, дожидаясь, пока та напьётся, слушал, как стучат о стекло её зубы. После каждого глотка женщина останавливалась передохнуть. Наконец слабым жестом отстранила руку Олега.
– Вы как? Что болит? – с испуганным сочувствием спросил он.
– Голова… пульсирует. И зрение. Всё расплывается…
– Почему вы не хотите, чтобы я вызвал скорую?
– Городская скорая… отвезёт в обычную больницу, – с трудом шептала соседка. – А у меня. Страховка… хорошая. С неотложной помощью.
– И как её вызвать?
– У меня в квартире… стенка. В большой комнате. Справа. В верхней части. Там документы… и полис. С номером телефона. Дверь открыта. Пожалуйста.
Объяснения были более чем конспективны, но расспрашивать подробней не имело смысла.
– Полежите, пока я ищу. Джинджер вас покараулит. Может, ещё что-то принести?
– Не надо. Скорей…
Суворин толкнул незапертую дверь и вошёл в квартиру. После недавнего ремонта там пахло мастикой и клеем. В прихожей горел свет. Планировка была такой же, как у него, только в зеркальном отражении: в коридор выходили двери трёх комнат, кухни и санузла. Большая – та, что в центре, – сообразил Олег.
Он пошарил рукой по стене в поисках выключателя. Яркий свет залил помещение. Олег с любопытством огляделся. Мебели было совсем мало – лишь легкая полуоткрытая стенка, стеклянный журнальный столик, пухлый белый диван и пара таких же кресел. В углу стоял торшер в виде грозди молочно-белых шаров. От обилия белого возникало холодное ощущение стерильности, которое смягчалось яркими тонами тяжёлых складчатых штор в апельсиново-голубой гамме и таких же декоративных подушек, разбросанных по дивану и креслам. На полу лежал ковер более густого голубого тона. Комната выглядела стильно, но пустовато. Похоже, хозяйка не успела обжиться и наполнить новое жильё следами своих привязанностей: фотографиями, картинами, милыми сердцу безделушками.
Но любоваться интерьером было недосуг. Как она сказала? «Стенка. Справа в верхней части». Закрытая секция служила хозяйке сейфом. Суворин начал перебирать документы: загранпаспорт, диплом, ещё какие-то корочки, свидетельство о собственности на квартиру. Деньги – толстая пачка долларов и евро. Дамочка явно была не бедной. Россыпь пластиковых карт. Олег быстро перетасовал их: «Юникредит», «Тинькофф», «Сбер», «Росгосстрах». Последняя карточка и оказалась полисом.
На пластике были выдавлены буквы: Оленина Ольга Александровна. Суворину где-то уже встречалось созвучное сочетание имени и фамилии. Но где именно, он не помнил. Да сейчас это было не важно. Надо было срочно вызвать неотложку, пока соседка не скончалась у Олега в квартире. Или не начала рожать. Пусть с ней разбираются профессионалы!
Суворин набрал на дисплее мобильного указанный в карточке номер. Невозмутимый вежливый голос дежурной успокоил Олега. Он кратко описал ситуацию, как мог ответил на вопросы и продиктовал адрес.
– Ждите, скорая подъедет в течение двадцати минут, – и в трубке запульсировали короткие гудки.
Олегу полегчало: скоро приедут медики и снимут с него ответственность за жизнь малознакомой женщины. Да ещё к тому же и беременной. Он покрутил в пальцах пластиковую карту. Дата рождения: двенадцатое октября. Сегодня было одиннадцатое. Завтра у Ольги день рождения. И встретит она его в больнице. Бедняга! Суворин быстро подсчитал возраст: тридцать шесть. На два года старше его.
Когда Суворин вернулся к себе, соседка лежала на диване в той же позе, в какой он её оставил. А под грудью, прижавшись к огромному животу, клубком свернулся Джинджер. Услышав шаги, больная открыла глаза.
– Я позвонил, – нарочито бодро отчитался Олег. – Обещали приехать минут через двадцать. Рыжий, пошел прочь!
Джинджер поднял голову, непонимающе воззрился на Суворина. На морде его было написано: ты же сам просил!
– Оставьте, – заступилась за кота соседка. – Пожалуйста. С ним. Легче. Он такой… живой.
– Добро. Лежи, прохвост! – милостиво разрешил Олег и снова обратился к больной. – Вас, наверное, заберут в больницу.
– Наверное.
– Надо кому-нибудь сообщить? У вас есть родные, близкие?
– Нет, – бессильно выдохнула Ольга.
– Может, мужчина?
– Нет.
– Отец ребенка? – дежурно спросил Суворин, хотя был почти уверен в отрицательном ответе.
– Нет.
– Подруги? – продолжил пытать он.
– Она в отпуске… В Таиланде. С семьёй.
– Уразумел. А родители?
– У меня… только мама.
– Как ей позвонить? – Олег снова схватился за мобильный.
– Не надо. Она в Канаде… Живет там. Со вторым мужем.
– А на работу?
Ольга утомлённо закрыла глаза и кивнула головой.
– Да. Завтра утром. На всякий случай. Если сама… не смогу. Номер на визитке. В сумочке. Коричневая. В спальне.
– Принести?
– Да. Пожалуйста. Там паспорт… и телефон. На тумбочке.
Суворин снова отправился в соседскую квартиру. Спальня располагалась справа от гостиной. Оттуда через приоткрытую дверь лился поток уютного жёлтого света. Олег вошёл. Узкий световой конус от стоявшей на тумбочке лампы выхватывал из полутьмы кусок смятой простыни и сбитое комком одеяло. На прикроватном коврике валялась развёрнутая брошюра – что-то типа служебной методички. А вокруг опрокинутого стакана расплывалось тёмное сырое пятно.
Похоже, Ольгу прихватило уже в постели. Ужасно, когда женщина совсем одна, и некому помочь, особенно в её положении. Где этот мерзавец – отец ребёнка?
Суворин быстро нашёл коричневую дамскую сумку, забрал паспорт и телефон и, выключив лампу, вернулся. Ольга протянула руку за мобильным, но Олег остановил ее: подождите! Он потыкал пальцем в кнопки и набрал свой номер. А когда его собственный сотовый ответил, добавил новый контакт и только потом передал трубку хозяйке.
– Вот, теперь у вас есть мой номер. Меня зовут Олег, Олег Суворин. Звоните в любой момент, когда будет нужно.
– Спасибо, – губы с трудом шевельнулись, обозначив улыбку.
– Добро. А завтра я навещу вас в больнице.
– Не надо.
– Надо! – строго отрезал Суворин. – Это не обсуждается!
Звонок в дверь возвестил о прибытии скорой. Олег бросил взгляд на часы: быстро добрались. В прихожую вошли двое: мужчина с чемоданчиком и женщина. Оба в спецодежде – голубых куртках и брюках.
– Ну, наконец-то! – с облегчением воскликнул Олег.
– Где больная?
Суворин махнул рукой в сторону гостиной. Мужчина прошёл в комнату, а женщина осталась с Олегом.
– Вы – муж? – спросила она.
– Нет. У неё нет мужа. Я – сосед.
– И не больше? – в голосе промелькнуло разочарование.
– Не больше.
– Плохо. Но всё-таки лучше, чем совсем ничего.
Вместе с женщиной Суворин вернулся в гостиную. Врач стоял над диваном и удивлённо разглядывал свернувшегося на груди больной Джинджера.
– А кот что здесь делает?
– Лечит. Он у меня лечебный, – усмехнулся Олег. – Слезай, Джинджер, ты уже оказал первую помощь. Теперь пусть доктор поработает.
Ольга бледно улыбнулась и положила руку на кошачью макушку.
– Спасибо, рыжик! Ты – очень милый.
К изумлению Олега, презиравший нежности Джинджер мурлыкнул и потёрся ухом о приласкавшую его ладонь. Вот прохвост! Суворин подхватил котяру поперек тела и вместе с ним вышел на кухню – не хотел смущать больную и мешать медикам.
– Может, выпьем, рыжий! Ты – молочка, я – вискаря? Вечер у нас сегодня выдался нервный.
Олег наполнил сначала кошачью миску, а затем собственный стакан.
– Что, понравилась она тебе, приятель? То-то ты к ней пластырем прилип.
Джинджер оторвался от молока и осуждающе посмотрел на Олега немигающими жёлтыми глазами, будто заявлял: с какой стати я должен перед тобой оправдываться?
– Жалко её, правда? – продолжил Суворин. – Некому о ней позаботиться. Только сосед-хам да котяра помоечный. Но, как было сказано, это лучше, чем ничего.
Вскоре на кухню решительным шагом вошла медсестра. Суворин вскочил с табуретки и взглядом задал волновавший его вопрос.
– Стресс снимаете? – хмыкнула женщина, покосившись на стакан. – Ну-ну. Мы забираем пациентку в больницу.
– Что с ней?
– Давление скакнуло. Мы укольчик сделали, сейчас ей уже получше. Но требуется госпитализация.
– Куда вы её повезете? – Олег вспомнил об обещании навестить Ольгу.
– В пятую, на Соколиную гору. Вам днём надо будет приехать и привезти всё необходимое. Номер палаты узнаете в справочной. Вещи можно передать через приёмную. Или, если хотите, сами принесёте.
– А что нужно?
– Халат, тапочки, зубная щётка… – стала перечислять женщина и вдруг, остановилась. – Ну, что мне вам объяснять, не маленький. А лучше позвоните вашей знакомой завтра часиков в десять, она сама вам скажет, что нужно.
– А цветы можно? – вдруг вспомнил Суворин. – У неё завтра день рождения, – и, бросив взгляд на часы, поправился, – уже сегодня.
– Серьёзно? Жаль, что так получилось. Цветы можно, шампанское нельзя.
В прихожей снова нервно заверещал звонок. Суворин вздрогнул.
– Это наш водитель, – успокоила его медсестра, – носилки принёс. Поможете?
После укола Ольга порозовела и выглядела несколько бодрей. По крайней мере, её вид больше не навевал мыслей из разряда «memento mori».
Суворин помог уложить больную на носилки и спустить вниз. Когда Ольгу уже грузили в машину скорой, она протянула руку.
– Спасибо, Олег. Ключи от квартиры в прихожей… на гвоздике. Заприте дверь. И пусть ключи… побудут у вас. Спасибо вам. И рыжику тоже.
***
После отъезда медиков в квартире снова воцарились тишина и покой, Суворин выдохнул с явным облегчением. Напряжение отпустило. Но возвращаться к прерванной работе было уже слишком поздно, да и настрой был не тот.
Олег решил лечь пораньше, а не как обычно – перед рассветом. Завтра ему предстоял хлопотный день: собирать чужие вещи, ехать в больницу, причём, в самое стрёмное, женское, отделение. Надо не забыть купить цветы. Пусть бедная, всеми брошенная Ольга хоть немного порадуется. Может, подобреет.
Олег вспомнил, что обещал соседке запереть дверь квартиры. Тамбур после того, как медики уехали, он закрыл, но лучше всё-таки не рисковать. Суворин сунул в карман мобильный и пошёл на чужую территорию. Ключ нашёл, где и было сказано – в прихожей на гвоздике. На всякий случай решил пробежаться по комнатам – проверить, не оставила ли хозяйка включённых электроприборов. А заодно, раз уж подвернулась такая возможность, полюбопытствовать – ведь жильё многое могло рассказать об Ольге Олениной. Кто она такая – нахальная самоуверенная бизнесвумен или одинокая женщина, прикрывающая агрессией уязвимость?
В гостиной Олег наткнулся на беспорядок, который сам же и устроил – выпотрошенные из стенки документы кучкой валялись на журнальном столике. Он взял верхнюю бордовую книжицу – загранпаспорт. Фотография, как водится, была ужасна: блёклое плоское лицо с выпученными глазами. Surname – Olenina, name – Olga. Вновь подумалось об удивительном созвучии имени и фамилии. Оля Оленина. Оля-Оле… Такое Суворину уже где-то встречалось. Оля-Оле. Помнится, совсем недавно. Но где?
С Ольгой он знаком не был – у него хорошая память на лица. Увидел её впервые, когда та, злобной мегерой, материализовалась на пороге его квартиры. Тогда откуда Олег мог знать фамилию?
И вдруг в памяти всплыл белый листок с табличкой: ФИО – дата обращения в клинику – номер телефона. Тот самый, обрывки которого были спущены в унитаз. Неужели? Нет, не может быть! Или может?
Суворин выхватил из кармана мобильный и нашёл Ольгин номер. Сухой набор цифр никак не отозвался в памяти. Зато вспомнился неотчётливый импульс узнавания, когда Олег прижимал к себе бесчувственное тело и вдыхал исходивший от волос слабый абрикосовый аромат.
Могла ли Ольга Оленина оказаться его Евой? Такое совпадение противоречило всем законам вероятностей. Сколько в Москве незамужних беременных женщин? Десятки если не сотни тысяч. Но Суворин по опыту знал: статистическая невозможность иногда служила лучшим доказательством божественного промысла.
Голова кружилась от ошеломляющих догадок. Олег решил успокоить взыгравшие нервы новой дозой вискаря. Но, прежде чем вернуться к себе, распахнул дверь последней, третьей, комнаты… И замер на пороге.
По голубому потолку плыли нарисованные белые облака, среди которых сияли золотые звёзды лампочек. На салатовых обоях резвились мишки Тедди с голубыми пуговицами носов. Похоже, Ольга ждала мальчика. А у дальней стены рядком примостились две детские кроватки под одинаковыми одеялами в шотландскую сине-зелёную клетку. Две!
Глава 13. К сожаленью, день рожденья…
В ту ночь Суворин так и не смог уснуть: ворочался в постели с боку на бок, ожесточённо взбивал подушку, вставал, ходил по квартире и снова ложился. И думал, думал… Вдруг сострадательные боги вернули ему ту, которую отняли в марте?
Олег уже успел смириться с потерей – утешением служила нехитрая житейская мудрость: всё, что ни делается, к лучшему. Он заставил себя поверить в разумные доводы Сашки Баташова и приучился радоваться тому, как счастливо избежал слепого (в буквальном смысле слова) увлечения. Беспокойные воспоминания о Еве были сосланы в самую отдалённую резервацию памяти. И всё-таки иногда, изредка, образ незримой страстной любовницы возвращался, вызывая приливы напрасного вожделения и острую тоску по несбывшемуся.
После того, как Суворин отказался от поисков Евы, он словно потух. Интересы его больше не выходили за пределы повседневной рутины, прежние мечты о счастье стали казаться глупым самообманом. Он невольно поверил в проклятие одиночества: два облома подряд неопровержимо доказывали, что взаимная любовь – не для него. Да и испытанного им чувства не повторить – такое выпадает раз в жизни. А довольствоваться меньшим, Олег не хотел.
Он жил по инерции, день за днём восстанавливая холодное, рассудочное спокойствие. И вдруг всё это тщательное выстроенное равновесие рухнуло! Одно слово, одна знакомая фамилия в загранпаспорте – и Суворина снова засосала хлюпающая чувственная трясина.
Могла ли Ольга Оленина – злобная соседская мегера – быть его нежной Евой? Олег снова и снова перебирал «за» и «против», взвешивал шансы, подыскивал аргументы и сам же опровергал их. Однозначного ответа не было.
Фамилия определённо присутствовала в уничтоженном списке – Суворин вспомнил это с фотографической точностью. Но, если погуглить, сеть выдавала массу ссылок на самых разных Олениных, среди которых попадались и Ольги. Так что фамилия не могла считаться доказательством. А вот беременность с поздним сроком могла. Судя по размерам живота, до родов соседке оставался месяц-другой. А, если так, то теоретически дети могли быть зачаты в начале марта. Но совсем не обязательно, что им, Сувориным. Мало ли кто и с кем занимался в марте любовью!
Олег полагал, что не может не узнать Еву: по тембру, по запаху, по химической реакции тела на тело. Но когда он в первый раз увидел Ольгу, сердце не дрогнуло, внутренний голос не отозвался. Значит, не она? Суворин представлял Еву выше и стройнее маленькой круглой соседки. Или это беременность её так округлила? Помнилось, волосы у Евы были длиннее. Но такие же густые и пушистые… И слабо пахнувшие абрикосом. Или всё-таки она? И парность имен – Олег и Ольга – разве это не божественная подсказка?
К пяти утра Олег совершенно измучил себя сомнениями и пришёл к издевательскому выводу: вероятность того, что Ольга и Ева – одна и та же женщина составляла пятьдесят на пятьдесят. Как в известном анекдоте про шанс столкнуться на улице с инопланетянином: или встретишь, или нет. Все аргументы «за» были столь же ненадёжны, как и «против».
Но Олег должен был знать правду! От этого зависели четыре жизни: его собственная, беременной женщины и двоих малышей.
Спросить у Ольги напрямую? Нет, этот вариант Суворин отверг сразу же: вопрос был слишком деликатным. Да и самому не хотелось признаваться в том, кем он подвизался в Шурановской клинике.
Олег сел, спустив на пол ноги, упёрся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Что же делать? Как узнать?
Размышления были прерваны бесцеремонным «мяу». Джинджер просочился в приоткрытую дверь и пожелал хозяину доброго утра.
– Ну, что посоветуешь? – Суворин водрузил на нос очки и взглянул на кота красными от недосыпа глазами.
Котяра зевнул во всю пасть так, что уши сошлись на затылке. Рыжая морда выражала полное равнодушие: чего пристал? Олег внезапно рассердился:
– Пшёл вон, прохвост, раз не хочешь помочь. Тоже мне, друг!
Но кот проигнорировал угрожающие нотки в голосе хозяина. Он снова мяукнул и сел у порога наблюдать, что будет дальше.
Олег рассеянно мазнул взглядом по прикроватной тумбочке и заметил пятирублёвую монету – та вчера выпала из кармана его джинсов. И сразу понял: вот он, самый надёжный способ выяснить божественный промысел – случайность! Суворин покрутил монету в пальцах, загадал «решка» и подбросил в воздух. Пятирублёвка несколько раз перевернулась, падая, проскочила меж пальцев, со звоном ударилась о край тумбочки и покатилась по полу. Олег быстро нагнулся, чтобы увидеть результат. Но монета закатилась далеко под кровать. От разочарования он ругнулся и тут же рассмеялся: перехитрить судьбу было невозможно. Придётся выяснять правду каким-то другим способом.
Суворин задумчиво потянул себя за нос. Что он помнил про Еву? Темнота. Громкое сбивчивое дыхание. Его пальцы ощупывают незнакомое женское лицо: лоб, брови, глаза, нос, скулы. Затем руки спускаются вниз по шее к ключицам… Стоп! Вот оно!
В мозгу Олега почти явственно прозвучал короткий обмен репликами: «Откуда это? – Травматическое последствие детской глупости». Особая примета – маленький выпуклый шрамик над правой ключицей! Черт! Жаль, что вчера не догадался посмотреть, пока соседка в беспамятстве лежала на диване. Но он же не знал! Зато сегодня знает!
***
Перед визитом в больницу Суворин завернул в цветочный магазин. И потерялся среди благоуханных разноцветных корзин – не знал, какие цветы выбрать. Трудно угодить женщине, если не имеешь представления о её вкусах. В конце концов Олег остановился на классических розах бордового цвета – дорогих и солидных.
С букетом в одной руке и спортивной сумкой в другой, он вошёл в двухместную палату. На ближайшей койке сидела худенькая востроносая девушка с косившим левым глазом. Ей было не больше двадцати пяти. Она читала дамский роман и с хрустом вгрызалась мелкими острыми зубами в румяное яблоко. При появлении Суворина косоглазка оторвалась от книги и уставилась мимо него вопрошающим взглядом.
На второй кровати, отвернув голову к окну, лежала Ольга. Лицо её было таким бледным и безучастным, что Олега кольнуло в сердце. Куда делась энергия, напор? Сейчас Ольга напоминала сухую шкурку куколки, из которой выпорхнула бабочка.
Суворин вздохнул поглубже и начал бодрым голосом аниматора:
– С днём рождения, Ольга! Здравствуйте.
Та неохотно обернулась и приподнялась на локте.
– Олег? Как вы узнали?
– Так я же вчера видел ваш паспорт. Вот, это вам, – Суворин шагнул к кровати и протянул букет в прозрачной хрустящей обёртке.
Ольга взяла цветы и растерянно оглянулась, не зная, что с ними делать.
– Ах, да… Спасибо. Красивый букет, – она положила розы на тумбочку. – Вы садитесь, – и указала на стул у двери.
Под любопытствующим взглядом востроносой косоглазки Олег придвинул к Ольгиной кровати стул и сел, неловко пристроив на коленях сумку с вещами.
– Как самочувствие?
– Лучше, – линялая улыбка явно противоречила смыслу сказанного.
– Я привёз вещи. Ничего, что мне пришлось порыться в вашем шкафу?
Ольга смутилась и порозовела.
– Ничего. Спасибо. Поставьте сумку куда-нибудь. Да вот хоть на пол. Неловко, что так получилось.
– Пустяки. Я тут… – Олег неуверенно потянул себя за нос. И оглянулся на Ольгину соседку, словно ожидая от неё поддержки. – Я кое-что принёс. День рождения всё-таки… Не знаю, что можно беременным. Поэтому ограничился фруктами. Вот, – Суворин расстегнул взвизгнувшую молнию и достал пакет с бордовыми персиками и крупными, медового цвета грушами. – А вместо шампанского – клюквенный морс. Пойдёт?
Ольгины глаза увлажнились. Она шмыгнула носом и мокрым голосом тихо произнесла:
– Конечно пойдёт, спасибо.
Суворин сделал вид, что не заметил её слабости. Он выложил фрукты на тумбочку и продолжил рыться в сумке.
– Вот ваш халат, вот зубная щётка, зарядка для телефона…
– Дайте мне халат. Пожалуйста. Я хочу подняться.
– А вам можно? – забеспокоился Суворин.
– Можно.
Ольга тяжело перевалилась на край скрипнувшей постели, спустила ноги и встала. Повернувшись к Суворину спиной, надела розовый халат, завязала пояс – высоко, под грудью, поверх огромного живота. Затем привычным жестом подобрала рассыпавшиеся по плечам пряди бурых волос, скрутила их в тугой жгут и закрепила на затылке заколкой. Почти такой же, как та, что Олег подобрал в тёмной комнате и теперь хранил в ящике письменного стола. Обнажившаяся тонкая шея выглядела какой-то по-особенному трогательной.
Суворин хищно следил за каждым движением Ольги – выискивал доказательства её тождества с Евой. Узнавал и не узнавал, надеялся и сомневался.
Наконец Ольга закончила прихорашиваться и повернулась. В халате она стала круглой, как Винни-Пух и уютно-домашней. Тёплая расцветка оживила бледные черты и стало казаться, что душа вернулась в покинутое тело.
– Ну что, будем праздновать? – Ольга вопросительно улыбнулась Олегу. И тут же обернулась к востроносой соседке. – Люда, присоединяйся!
Косоглазка, срок беременности у которой был заметно меньше Ольгиного, откинула в сторону роман и поднялась с постели. В глазах её светилось предвкушение приятного развлечения.
– Что же ты молчала, Оля? – с упрёком сказала она. – Я и не знала, что ты сегодня именинница. Поздравляю.
– Дамы, а стаканы у вас в хозяйстве есть? – перебил Олег.
– Чашки, – с готовностью ответила востроносая. – Но только две. Зато в ванной есть стакан для зубных щёток.
– Добро. Несите. – Олег имитировал победительную улыбку Сашки Баташова. – Меня, кстати, Олегом зовут. А вас?
– Людмила, – косоглазка по-доброму улыбнулась. – А у меня ещё яблоки есть. Очень вкусные.
– И яблоки тоже несите.
Пока пристроенная к делу Людмила выполняла поручения, Ольга ехидно прищурилась на Суворина.
– А вы, Олег, оказывается, очень предприимчивый товарищ.
– Это был комплимент или оскорбление? – принял вызов Суворин.
– Пока только констатация факта. А там посмотрим.
Вскоре праздничный стол на прикроватной тумбочке был накрыт: фрукты разложены на салфетке, чашки и стакан наполнены кроваво-красным морсом. Право первого тоста предоставили Суворину.
– Я желаю нашей имениннице всего самого банального, – и в ответ на удивленное выражение востроносого личика косоглазки, пояснил. – Все самые важные в жизни вещи ужасно банальны: здоровье, счастье, благополучие. А также… – Олег покосился на огромный живот, – успешной реализации мегапроекта. И до кучи – хороших отношений с соседями. Кстати, вам большой привет от Джинджера.
– Да, Оля, я присоединяюсь к поздравлениям, – Людмила чокнулась своей чашкой с Ольгиной. – За то, чтобы ты нормально доносила и легко родила, и чтобы всё у тебя было хорошо. И за женское счастье.
– А что, женское счастье принципиально отличается от мужского? – протупил Суворин.
– Конечно! – уставились на Олега две пары возмущённых глаз.
– Это чем же?
– Банальностью, – насмешливо отрезала Ольга.
«Зайка моя» – завёл пошлую песенку Людочкин мобильный. Косоглазка вспыхнула радостью, прижала телефон к уху, и, нежно мурлыкая в трубку, вышла в коридор.
Оставшись с Ольгой наедине, Суворин почему-то смутился и замолчал. Ольга взяла с тумбочки спелую грушу и принялась есть, хлюпая сладким соком. Олег подозревал, что она сделала это нарочно – набитый рот оправдывал молчание. Пауза затянулась, и чем дольше длилось безмолвие, тем труднее было прервать его. Только чем-то очень важным – как та тайна, что соединяла (или разъединяла?) Суворина с Ольгой.
Наконец Олегу удалось стряхнуть оцепенение.
– Что-то вы сегодня подозрительно тихая. Не ругаетесь, не возмущаетесь моим хамством. Я уже соскучился по вашим пылким наездам.
Но Ольга не приняла шутовского тона. Она положила ладонь на руку Суворина и с чувством пожала.
– Спасибо вам, Олег! Если б не вы, не знаю, что бы тогда случилось. И ещё этот праздник, цветы… Спасибо!
– На моем месте так поступил бы каждый, – съёрничал Суворин. Он взял пакет с морсом и встряхнул его. – Тут еще осталась пара капель. Предлагаю выпить на брудершафт и перейти на «ты». Нам всё равно жить рядом – чего церемонии разводить. Согласны?
– На «ты» согласна. А поцелуй обязателен?
– Что, так противно со мной целоваться? – Олег пальцем расправил над губой рыжие усы.
– Наоборот, – ухмыльнулась Ольга. – Боюсь не сдержать желания!
– Вот, так уже лучше, – хохотнул Олег. – Узнаю свою горячую соседку!
Он быстро разлил остатки морса, и зацепил согнутой в локте рукой Ольгину руку.
– За взаимопонимание!
Суворин залпом опустошил стакан, за одну дужку стянул очки и приблизил своё лицо к Ольгиному. Та замерла – не подалась навстречу, но и не отпрянула. Олег закрыл глаза и припал к её рту, пытаясь на вкус определить, те ли это губы, что целовали его в тёмной комнате. Но так ничего и не понял – губы были прохладны и безучастны.
Отстранившись, Суворин впился близоруким взглядом в Ольгино лицо. Она или не она? Широко расставленные глаза, выгнутые аркой брови, узкая переносица. Если б можно было ощупать лицо, может, пальцы вспомнили бы, узнали?
– Что вы меня так разглядываете? – смутилась Ольга. Суворин опомнился, надел очки и снова прикинулся беззаботным.
– Ты. Что ты меня так разглядываешь? – указательным пальцем он коснулся кончика Ольгиного носа.
– Вот именно. Что ты меня так разглядываешь?
– Любуюсь. Ты выглядишь лучше, чем прошлой ночью – порозовела. Знаешь, зелёный – это не твой тон, особенно на лице. Не злоупотребляй им.
– Спасибо, учту!
– Да, кстати, – бросил Олег нарочито небрежным тоном, – я зашёл у тебя в детскую. Случайно. Проверял, выключен ли свет. Симпатичная комнатка. Только почему там две кровати? На выбор – какая удобней?
– Нет, безо всякого выбора. У меня двойня.
– Ух ты! Двойня? – и, хотя Суворин заранее знал ответ, всё равно задохнулся от нахлынувших эмоций. – Девочки или мальчики?
– Мальчишки. Уже воюют внутри меня, – Ольга улыбнулась и охраняющим движением положила руку на живот. – Что же будет, когда они выйдут наружу?
Внезапно Суворину стало жарко. Подумалось: это могли быть его сыновья. Он должен, просто обязан был узнать правду! И как можно скорее. А самое верное доказательство – это шрам над ключицей.
– Ты не устала? – издалека приступил Олег. – Может, хочешь прилечь? Сними халат и ложись. Хочешь, я отвернусь.
– Нет, я и так целый день лежала. Лучше посижу. Расслабься, со мной всё в порядке. Завтра можно будет выписываться.
Выписываться? Олегу показалось, что он ослышался.
– Стоп-стоп! Быстрая какая! Я ещё не успел от тебя отдохнуть, а ты уже домой!
– А я на тебя и не рассчитываю, – задиристо вздёрнула подбородок Ольга. – Живи спокойно, сосед.
