Елена Жукова
Порочное зачатие
– Ольга Александровна? – осведомился дежурно-вежливый голос.
– Да, я вас слушаю.
– Меня зовут Инна, я – администратор клиники женского здоровья. К сожалению, случились… кхм-м… чрезвычайные обстоятельства, из-за которых мы вынуждены прекратить оказание некоторых видов услуг. Назначенная вам … кхм-м… процедура не состоится. К сожалению.
Распиравшее Ольгу радостное возбуждение мигом съёжилось, уступив место разочарованию. Но надежда, что недоразумение будет урегулировано – не сегодня, так завтра или позже – всё ещё оставалась.
– Её перенесли на… на следующий месяц? – подсказала Ольга желательный ответ.
– Нет, она вообще отменена. К сожалению.
– Но это невозможно! – с возмущением воскликнула Ольга. – У нас есть договор. Я всё оплатила, полностью. Одну процедуру я уже прошла. Я должна… закончить курс.
– Ольга Александровна, я вам очень сочувствую, – хорошо выдрессированная Инна добавила в голос проникновенную нотку. – Но, если вы помните, в договоре есть пункт о форс-мажорных обстоятельствах. Сейчас как раз такой случай. К сожалению. Клиника вернёт вам половину стоимости процедуры и, в качестве возмещения морального ущерба, выплатит штраф в размере десяти процентов. Надеюсь, что вас это удовлетворит?
Слова об удовлетворении прозвучали изощрённой насмешкой.
– Но почему? – почти умоляюще спросила Ольга, словно знание причины могло компенсировать обманутые ожидания. – Что случилось?
– К сожалению, я не уполномочена обсуждать с пациентами такие вопросы. Клиника и лично доктор Шуранов приносят вам свои извинения. Мы сожалеем о случившемся.
До отвращения вежливая Инна закончила выражать бесконечные сожаления и оборвала связь.
– Подождите! – крикнула в трубку Ольга, но в ответ услышала в ответ только равнодушные короткие гудки.
Не дожидаясь, когда лак на ногтях высохнет, Ольга выскочила из-за стола, и под громкие протесты маникюрши, выбежала в холл. Она вызвала служебный номер Шуранова. Ассистентка Шуранова Равшана, которая вела контакты с вип-пациентками, ответила, что Андрея Алексеевича нет на месте и не будет в течение всего следующего месяца. По вопросам приёма у специалистов посоветовала обращаться в регистратуру. Но Ольга слишком хорошо знала, что конфиденциальные процедуры назначает и отслеживает сам Шуранов – лично. Да и голос у Равшаны был непривычно растерянным и мокрым от слёз.
В клинике явно произошло что-то экстраординарное. Похоже, доктор пустился в бега. Неужели случилось то, чего всегда опасался Шуранов: кто-то из пациенток стукнул? И на клинику наехала полиция? Чем больше Ольга думала, тем более вероятной представлялась ей гипотеза. Но такое развитие событий было опасно не для одного Шуранова. Ведь в клинике должны были вести учёт «конфиденциальных» процедур. Что будет, если информация выплывет наружу?
Ольга быстро прикинула, чем ей это грозит. У неё был формальный договор с клиникой на лечение бесплодия. Была медицинская карта с назначениями. Но можно ли из неё понять, что Ольга прошла ту самую незаконную процедуру «обрюхачивания»? В любом случае, если дело дойдёт до разбирательства, она будет всё отрицать. Не была, не участвовала, ничего не знала, ни о чём не догадывалась. Отметка в карте? Не она же сама её сделала…
Мысли о том, как без потерь выкрутиться из опасной ситуации, ненадолго отвлекли Ольгу. А потом вдруг пришло тяжёлое, как свалившийся с неба метеорит, осознание – сказка кончилась. Романтическая история о неземной любви Адама и Евы оказалась обманкой. И никакого продолжения не будет!
***
Утром следующего дня на телефон пришло уведомление о поступлении денежного перевода. Как обещала дрессированно-вежливая Инна, клиника вернула деньги за непройденную процедуру и выплатила компенсацию морального ущерба. Всё точно по прейскуранту. На этом отношения Ольги Олениной с исчезнувшим доктором Шурановым были завершены.
Но в базе клинике оставались контакты. Ольга знала, что удалить информацию из базы невозможно. Но можно было запутать следы. Она пошла в салон сотовой связи и купила карту другого оператора связи. А потом целый день провозилась с переносом контактов и рассылкой знакомым сообщений о смене номера. Зато не осталось времени плакать и жалеть себя.
Через две недели в положенный срок у Ольги не пришли месячные. Купленный в аптеке тест дал положительный результат. Ольга была беременна. Это было именно то, чего она хотела и за что заплатила клинике Шуранова немалые деньги. Раньше хотела. До тех пор, пока не узнала, что такое любовь.
Часть 2. Олег
Глава 7. Мужчина по вызову
Когда женщина, назвавшая себя Евой, выскользнула из комнаты, потрясённый Олег остался сидеть, бессильно облокотившись спиной на мягкую стенку. Чувства переполняли его, и он боялся расплескать хоть каплю.
Такого с ним никогда случалось. Может, только в самый первый раз, когда Суворину было четырнадцать. В то лето бедовая соседка Наташка – изголодавшаяся по мужику тридцатилетняя мать-одиночка – заманила его к себе и просветила в вопросах отношений полов. Инсайт вышел быстрым и такой силы, что Олежка хлопнулся в обморок. А перепугавшаяся не на шутку Наташка привела его в чувство, отшлёпав увесистой ладонью по щекам, наскоро одела и выставила на лестничную площадку с суровым наказом молчать обо всем произошедшем. И он молчал.
Много позже Суворин узнал французскую метафору оргазма: «la petite mort» – маленькая смерть. Это было на редкость точное описание его неуклюжего сексуального дебюта, когда жизнь подошла опасно близко к краю. Когда, став взрослым, Олег размышлял, почему так случилось, он объяснял обморок особенностями подростковой физиологии и был уверен, что такого с ним никогда не повторится. И вот сегодня он, зрелый, гарантированно здоровый мужчина, снова заглянул за край и испытал «маленькую смерть». Вместе с женщиной без лица, без биографии и с вымышленным именем – Ева.
Суворин пошевелился и ощутил под бедром что-то металлически-жёсткое. Он пошарил рукой по мягкому полу и нащупал невидимый предмет. Это был зажим, что удерживал волосы Евы. Он сам расстегнул его в начале свидания. Тогда на руки ему хлынул поток тяжёлых плотных волос. От воспоминания стало душно, и пульс зачастил.
Олег поднёс заколку к ноздрям и то ли услышал, то ли восстановил по памяти сладковатый абрикосовый аромат. Ева едва успела уйти, а Олег уже тосковал по ней и всеми силами души хотел приблизить завтрашний вечер.
***
В клинике Суворин был новичком: до Евы у него было всего три свидания. Перед первым сеансом Олег мучительно трусил. Накануне он своими сомнениями он буквально вынес мозг Сашке Баташову. Искандер был тем самым человеком, что привёл Олега к Шуранову и поручился за него. И только с ним можно было обсуждать всё, что касалось клиники.
Взвинченный ожиданием дебюта, Суворин отправился к Баташову за утешением. Он приехал в огромный стекло-бетонный бизнес-центр на Садовом кольце, где не особенно напрягаясь трудился Искандер. По заведённой традиции приятели расположились в кофейне на первом этаже.
– А если у меня не встанет? – выплеснул свой страх Суворин. – Я ни разу не пробовал так: вслепую, с чужой женщиной.
– Не истерии, Махагон! – оборвал его нытьё опытный Сашка. – Если ты так не уверен в себе, выпей перед сеансом таблеточку. Попроси Андрея, он даст тебе что-нибудь такое… хреноподъёмное. Но я бы тебе, брат, не советовал. Если подсядешь на стимуляторы, потом так и будешь каждый раз очковать. Сам знаешь, причины всех наших состояний нестояний – исключительно в башке, – он ткнул длинным указательным пальцем в лоб. – Всё будет тип-топ. Завтра тебя ожидает охренительное сексуальное приключение! Такое, о чём лузеры фантазируют во время дрочки. Завидую тебе, брат!
Баташов мечтательно закатил цыганистые глаза, что гипнотически действовали на женщин, и, словно в поцелуе, припал губами к кофейной чашке.
Но Суворина Сашкин монолог не успокоил. Да и по сексуальному опыту Олегу было далеко до красавца Искандера, который за свои тридцать три успел перетрахать несметное число девиц, барышень, дам, тёток и баб.
– Тебе легко рассуждать, – снова занудил Суворин. – С твоим-то багажом.
Баташов оценил комплимент самодовольной улыбкой.
– А тебе, Махагон, надо прокачать самооценку, – он снисходительно потрепал Олега по плечу. – И правильно настроиться. Типа, это не «ты должен», а «тебе обломилось». Чувствуешь разницу?
– Допустим. Скажи, Саш, а у тебя всегда получалось? Даже в первый раз?
– И получалось, и получается, и будет получаться, – самоуверенно хохотнул Искандер. Но, помолчав пару секунд, перешёл на более доверительный тон. – Ну, если совсем по чесноку, в первый раз я тоже очковал. Андрей вправил мне мозги – сказал примерно то же, что я тебе сейчас. Но волшебную таблеточку всё-таки дал. А я с дуру принял. Ты, брат, никогда не употреблял?
– Да как-то незачем было… – Олег снял очки, и от этого его раздетые близорукие глаза стали выглядеть беспомощными. Он дохнул на стёкла, протёр их носовым платком и снова водрузил очки на нос. – Ну и что, сработало?
– А то! – заблестел чёрными глазами Сашка. – Только не сразу. Я даже заистерил: а вдруг не успеет подействовать, и я обфакаюсь по полной. А потом там забрало! Я даже раздеться не мог: брюки, вашу Машу, словно за гвоздь зацепились – шов разодрал, пока рвал их с себя. И ещё, прикинь, лицо горит, как от стыда, – и в ответ на удивлённый взгляд Суворина пояснил. – Ну, кровь-то не только в корень приливает. Впечатления, брат, просто детско-юношеские! До шума в башке. Из-за этого я тот первый раз словно в тумане помню. Помню долбал, как Стаханов, отбойным молотком. Три смены за раз! Дамочку свою заездил до поросячьего визга. И дома до ночи не мог уложить своего дружка: пришлось, как сопляку, пару раз подрочить.
– Смешно! – грустно хмыкнул Олег, примеривая рассказ на себя. – Больше не принимал?
– Не-а, – отмахнулся Искандер. И сладко прижмурил чёрные глаза, словно вспомнил о чём-то очень вкусном. – Когда в темноте погружаешь пальцы во всё это мягкое женское, безотказно предоставленное тебе, твой дружок сразу же принимает рабочую стойку. Никаких хреноподъёмных не надо. Сам увидишь. В смысле, испытаешь. Я, как только к тёмной комнате подхожу, уже готов. Прикинь, даже на вывеску нашей благословенной клиники реагирую. На фамилию Шуранова возбуждаюсь. Вот так-то, брат Махагон!
***
Женщина номер один на ощупь была тонкой и хрупкой, как тростевая кукла (Олег про себя окрестил её Соломинкой). Секс с ней имел терпкий привкус запретного педофилического наслаждения, хотя Суворин твёрдо знал, что пациентка клиники не могла быть несовершеннолетней.
Пальцы Олега то и дело натыкались на выпирающие из-под кожи косточки: острые края таза, двухрядная гармошка рёбер. Грудь Соломинки представляла собой два небольшие вздутия с жёсткими пуговками сосков. А бёдра были такими узкими, что Олег с жалостью подумал: бедная, как же она с такой комплекцией рожать будет? Он боялся сломать её, порвать, причинить боль. Но беззащитная хрупкость Соломинки оттеняла мужественность Суворина и помогала преодолеть неуверенность.
Олег оценил справедливость напутственных слов Искандера. От прикосновений к невидимому женскому телу, от шёпота невидимых губ, Суворин мгновенно возбудился до состояния полной готовности. Он даже не вспомнил о мучительном страхе опозориться и действовал, как опытный любовник – сосредоточился на том, чтобы доставить партнёрше удовольствие.
Тёмная комната полностью избавила Суворина от комплексов. Он, обычно практиковавший сдержанный «миссионерский» секс, теперь предлагал невидимой любовнице экзотические позы, которые подсмотрел в иллюстрированном издании «Кама Сутры». Олег, не стесняясь, спрашивал у Соломинки, чего бы ей хотелось, как ей было удобно или неудобно. И та с равным энтузиазмом включилась в сексуальные эксперименты.
Оба сеанса с Соломинкой превратились в забавную игру с восхитительными разрядками. Любовники кувыркались в мягком пространстве «матки» и хохотали, как дети, когда их тела свивались в особенно замысловатой позе, где главным было не получить удовольствие, а удержать равновесие.
Соломинка вообще оказалась очень смешливой. Во время очередного акробатического этюда, Олег поймал рукой её ногу и погладил узкую ступню. Партнёрша внезапно взвизгнула.
– Что?! Тебе больно? – испугался Суворин.
– Всё хорошо! Извини, просто я ужасно боюсь щекотки! – и Соломинка снова зашлась в звенящем смехе.
Она смеялась даже в самый ответственный момент, когда Суворин заканчивал любовную игру короткими энергичными толчками внутри её узкой плоти. С другой женщиной он бы запаниковал: в этот миг эмоциональной беззащитности каждый мужчина боится быть осмеянным. Но только не с Соломинкой. Смех обнаруживал её восторг, её удовлетворение. Олегу нравилось вместо криков экстаза слышать сытые благодарные хохотки.
Ему вообще нравился её неглубокий голос и характерный милый дефект речи – мягко-шепелявое межзубное «з», которое звучало как английское «the». Будто бы торопливый язычок не успевал задержаться за зубами и с разбегу проскакивал вперёд. А то, что язычок её был скорым, Суворин ощутил всем своим телом.
Этот беспроблемный лёгкий секс по Шурановской разнорядке вызвал у Олега ощущение пьянящей эйфории. Кто бы мог предположить, что ему – такому правильному, ответственному и благонамеренному – придётся по вкусу позорное амплуа мужчины по вызову? А ведь пришлось же!
Тёмная комната стала для Суворина территорией полной свободы, о которой раньше он не отваживался даже мечтать. Олегу открылась тайна наслаждения: надо дать телу волю следовать собственным инстинктам. И больше ничего.
***
После Соломинки Суворин с нетерпением ждал свидания с новой партнёршей: ему хотелось проверить теорию наслаждения на практике. Но следующий сеанс задержался и очень надолго.
В начале января Суворину подвернулся выгодный проект, который требовал работы на территории заказчика. Олег целый месяц просидел в командировке в Екатеринбурге. И, вопреки фривольному названию города – Ё-бург – совершенно безгрешно. На женщин не было ни времени, ни сил.
По будням Олег с утра до позднего вечера пропадал на объекте. Вернувшись в гостиницу, засыпал, едва приложившись к подушке. А в выходные летал в Москву – проведать истомившегося без хозяина кота Джинджера. Суворин временно поселил рыжего у котолюбивой консьержки Марь-Сергевны, которая воспитывала своих четверых котиков. Так что пятый не добавлял ей особых хлопот, зато приносил доход.
В феврале проект был сдан. Олег вернулся в Москву и, соответственно, в клинику. Через несколько дней Шуранов одобрил новый сеанс.
Суворин летел на свидание, как влюбленный мальчик, предвкушая острое наслаждение. Но случился облом – грандиозный обломище.
На ощупь женщина номер два была рельефной, с аппетитными выпуклостями спереди и сзади. Гладкая холёная кожа возбуждающе пахла дорогими духами, которые дразнили чувственность Суворина, усиливая и без того едва переносимое возбуждение. И всё было бы прекрасно, если бы не несносная привычка дамочки управлять процессом даже там, где следовало положиться на инстинкты.
Мадам Полковник, как назвал её Олег, отдавала точные, чёткие приказы: что делать, как держать, в каком темпе двигаться. Она полностью подавила мужскую инициативу. Суворин попытался было отвлечь её, расслабить ласками – и всё напрасно. В голове у дамочки, похоже, существовал готовый и единственно возможный план соития. Любое отступление от него вызывало упрямое сопротивление: «нет, я хочу не так»!
Олег затосковал: его разжаловали из любовников в осеменители. Но он обязан был исполнить роль до конца. Поэтому, оставив попытки угодить партнёрше, Суворин сфокусировался на том, как поскорее достичь результата: впрыснуть в дамочку семя и на этом закончить сеанс.
Когда после яростных фрикций горячая влага брызнула внутрь женского тела, Мадам Полковник театрально застонала. Суворин в темноте брезгливо поморщился: он был уверен, что партнёрша имитировала оргазм. Едва ли помешанная на контроле дамочка способна была его испытывать. Зато сам Олег, закончив дело, почувствовал огромное облегчение. Он хотел было встать и распрощаться. Но Мадам Полковник отдала очередной приказ: поднять её ноги и удерживать в таком положении не меньше четверти часа. Сказала, что эта мера повышает вероятность зачатия.
Олег сделал, как она просила. Он помог дамочке устроиться: лечь и задрать ноги на мягкую стенку. А сам остался сидеть рядом, тоскливо ожидая, когда же наконец клиентка отпустит его. Время уныло тянулось в полной тишине: Мадам Полковник считала ниже своего достоинства разговаривать с обслуживающим персоналом. Суворин тоже молчал и с горечью обдумывал открывшиеся ему унизительные повинности избранной им роли.
В конце концов Мадам Полковник поднялась, сухо простилась и ушла. Она получила то, за что заплатила и отвергла всё, что могла бы получить даром.
Суворин долго стоял под душем – смывал тошнотворный аромат дорогих духов. Он собрал разбитую вдребезги самооценку, позвонил ассистентке Шуранова Равшане и наотрез отказался от повторного свидания с женщиной номер два. Даже под страхом разрыва дальнейших контактов с клиникой.
Но Равшана не выразила ни удивления, ни осуждения (похоже, такие поступки были ей не в новинку). Она утешила Олега, сказав, что сексуальная несовместимость встречается довольно часто, и это нормально. И освободила от оскорбительной повинности повторно обслуживать Мадам Полковник.
Казалось, проблема была решена быстро и эффективно. И всё-таки Суворин не мог отделаться от гадливого чувства, как если бы стал… жертвой изнасилования. Этот злосчастный сеанс полностью разрушил эйфорию. В занятии, которое после первого раза представлялось чистым незамутнённым наслаждением, обнаружился серьёзный дефект: Олега могли использовать и использовали самым постыдным образом.
И снова встал вопрос, на который после первого свидания Суворин, не задумываясь, дал положительный ответ. Может ли уважающий себя человек быть мужчиной по вызову? Например, Искандер считал, что может. Да он просто наслаждался тем, что ему посчастливилось стать негласным членом подпольного борделя доктора Шуранова. А Суворин маялся сомнениями, которые особенно обострились теперь, после холуйского секса с Мадам Полковник.
Неделю Олег отходил от послевкусия унизительного опыта. Но постепенно приступы гадливости и самобичевания стали слабеть. Вспомнился другой опыт – лёгкий, радостный, беззаботный. Дарующий свободу быть самим собой.
В конце концов, размышляя, Суворин пришёл к выводу, что имело смысл попробовать ещё раз. Результат третьей пробы (Бог любит троицу!) должен был склонить Олега к правильному решению: продолжить или разорвать отношения с клиникой.
***
И вот теперь, после свидания с Евой, Суворин сидел на полу «матки», обессиленный и обесчувствленный, истративший за один раз весь запас жизненных соков и эмоций.
Тёмная комната снова стала для Олега пространством откровений. Никакие теории здесь не работали. Системы не было: каждая встреча с новой женщиной была уникальной, ни на что не похожей. Но больше он не хотел искушать судьбу экспериментами. Как бы там ни было раньше или позже, Суворин твёрдо знал – сегодня с ним случилось нечто исключительное: он соединился со своей второй половиной и понял, каково это – стать цельным.
Может, именно ради этой единственной встречи стоило приять нечистоплотное предложение Сашки Баташова. Иначе Олег никогда не испытал бы того обжигающего чувства, в котором физиология возвысилась до духовного откровения.
Олег прилепился сердцем к женщине, которой даже не видел и, тем не менее, ощущал её частью собственной плоти. Это был дар судьбы, ответ на его тоску по нормальной полноценной семье. А физическая слепота была необходима, чтобы Суворин не повторил однажды допущенной ошибки и выбирал не глазами, а сердцем, душой. И ещё он подумал, что очень хотел бы, чтобы Ева зачала от него ребёнка.
Глава 8. Драма мартовского кота
Когда поздно вечером Большой кот заявился домой, Джинджер сразу же заметил в нём перемену. Вопреки обыкновению, тот много смеялся, шутил и даже пообещал угостить сметаной – вкусной и жирной. Не иначе, как был навеселе. Но, принюхавшись, рыжий не услышал отвратительного перегарного духа, что время от времени оскорблял его чувствительное обоняние. Зато учуял совсем другой – едкий, бьющий в ноздри запах мужского семени. Большой где-то опорожнил свои яйца и избавился от свирепого, терзающего внутренности весеннего зуда.
Джинджер задохнулся от злой нестерпимой зависти. Значит, человеку можно, а коту нельзя?
Сам он уже вторую неделю намекал Большому коту, что организм отравлен забродившими соками, и терпеть больше нет никаких сил. Но тот не понимал намёков или делал вид, что не понимает. Пришлось орать дурным голосом и драть обои в прихожей. Большой Кот злился, ругался, грозился спустить шкуру. Но Джинджер не боялся угроз, знал: старший покричит немного и отойдёт, он – отходчивый. Сам виноват, если такого простого мужского дела не понимал. А ведь ему и самому хотелось – кот безошибочно чуял резкий аммиачный запах вожделения.
И вот сегодня Большой сходил куда-то и вернулся счастливым и беззаботным. А Джинджер был заперт в четырёх стенах без самомалейшей возможности утолить истошную нужду.
Дождавшись, когда старший отправился принимать душ, чтобы смыть позорный дух вероломства, Джинджер подленько нагадил предателю в оставленный в прихожей ботинок. И хотя обоняние у людей достойно сожаления, Большой сразу же унюхал вонь кошачьей мести.
В ярости он бросился к галошнице, где копились старые газеты. Почему-то Джинджера внезапно парализовало страхом. Он мог только следить жёлтыми глазами с расширенными зрачками, как Большой кот свернул газету в трубку. А потом шмяк! – шлёпнул его по рыжей морде. Было не больно, но до кончика хвоста обидно.
– Ах ты прохвост! – проорал Большой, охаживая Джинджера газетой. – А если б я на твое кресло кучу навалил, тебе бы это понравилось? И ведь выбрал, мерзавец, самые дорогие ботинки! Мне их ещё Анжелка покупала. Я сам ни за что таких не найду!
Паралич отпустил, включился инстинкт самосохранения. Кот, ощерившись и грозно шипя, отступил от превосходящего в силе противника в гостиную. Там он собрался в пружину и с боевым мявом выстрелил вперед. Когти свирепо царапнули каравшую руку. На светлой коже проступили неровные рваные полосы, сочившиеся кровью. Джинджер сам обалдел от собственной дурной храбрости. Он понял, что за этим последует, и отскочил назад. Большой взвыл.
Кот не стал ждать заслуженной кары. Он взлетел по тяжёлым портьерам под потолок, уселся на карнизе, переводя дух и глядя вниз злыми жёлтыми глазами на того, кого ещё недавно считал другом.
– Я тебя достану! – неистовствовал внизу Большой кот. – Я тебя на улицу выкину, тварь помоечная! Я из тебя чучело сделаю!
Но Джинджер только поудобней устроился на карнизе. А старший уселся на диване с ноутбуком.
Время тянулось медленно. У Джинджера лапы затекли удерживать равновесие на узкой планочке. Зад не помещался, и хвост свисал, тянул вниз. Если задремать, то и свалиться недолго. Да и живот уже подвело от голода.
Джинджер тихонько мяукнул, напоминая о себе.
– Что, прохвост, предлагаешь мириться? – не вставая с дивана отозвался Большой мирным, дружелюбным тоном.
– Добро. Спускайся, я тебя прощаю! Мне сегодня повезло больше, чем тебе. Но, кстати, для друзей это не повод срать в чужие ботинки! Понял? Слезай ужинать. Но сметану ты хрен получишь – не заслужил.
Джинджер милостиво спустился, поел и улёгся отдыхать от стресса в любимом кресле. Но к ночи ему стало хуже. Внутри снова распалился пожар неудовлетворённого желания, который выжигал внутренности. Рыжий пристроился в спальне, рядом с постелью старшего, и затянул тоскливую утробную песню: пусть знает, гад, как мне плохо! Большой, ругаясь, вскочил с кровати, вышвырнул Джинджера из комнаты и мстительно захлопнул дверь перед самым его носом. Последнее, что услышал кот, была загадочная фраза: «Я не хотел, но ты меня вынуждаешь!».
***
Рыжий Джинджер появился в доме у Олега прошлой осенью. В одну из суббот Суворин отправился на закупки в ближайший торговый центр. Погода с утра не задалась: шёл дождь – длинный, скучный, с пузырями на лужах.
Олег выскочил из припаркованной машины и, втянув голову в плечи, добежал до стеклянной вертушки дверей. Он остановился под козырьком – протереть забрызганные дождевыми каплями стёкла очков. А когда вернул очки на нос и снова стал зрячим, поймал напряжённый жёлтый взгляд.
Справа от дверной вертушки сидел рыжий котёнок – мелкий зверёныш со слипшейся острыми мысиками мокрой шерстью. Перед ним возвышалась горка съедобных даров, принесённых сердобольными гражданами – колбаса, сосиски. Но котёнок игнорировал еду, он в упор смотрел на Суворина – пристально и оценивающе. Обычно Олега не трогали ми-ми-мишные глазастики и пушистики. Но рыжий привлёк внимание своей независимостью.
Суворин усмехнулся, подошёл ближе и присел на корточки. Малыш бесстрашно протопал к нему, поднялся на задние лапки, поставил передние на колено и заглянул в лицо. Именно этот взгляд – глаза в глаза, на равных – всё решил. Котёнок выбрал себе друга и покровителя – Большого Кота.
Суворину оставалось только согласиться. Он достал из кармана ветровки чуть влажный носовой платок – тот самый, которым протирал очки, и кое-как промокнул рыжую шерсть зверёныша. А заодно заглянул рыжему под хвост и с облегчением выдохнул: слава Богу, мужик! Олег завернул котёнка в платок и отнёс в тёплую машину.
Позже, размышляя о странности мгновенной взаимной симпатии, он пришёл к выводу, что главным фактором оказалась общность масти – оба, человек и кот, были рыжими. Негласными членами тайного союза рыжих, по правилам которого товарищ не мог оставить товарища в беде.
Так котёнок поселился в Суворинской квартире и получил звучное имя Джинджера. Олег особенно ценил рыжего за независимость характера: тот никогда не заискивал, не подлизывался, а вёл себя как равный, хотя временами и вредный, партнёр. Постепенно между ними выработались строгие правила мужского общежития.
И, если б можно было попросить Джинджера их сформулировать, он назвал бы четыре главные. Первое: сначала покорми, а уж потом всё остальное. Второе: кресло напротив телевизора моё, не вздумай занимать! Третье: в грязный лоток противно какать – не хочешь менять наполнитель, опорожнюсь в другом месте. И, наконец, четвертое: нежности между мужчинами излишни – я же тебя не тискаю.
Жизнь двух холостяков протекала спокойно и мирно, пока наступил март – тяжёлый месяц для мужчин и котов.
***
В день катастрофы Суворин проснулся, когда мартовское солнце выплеснуло на подушку поток света, и тёплые лучи обрызгали лицо. И сразу же вспомнилось, что сегодня Олега ожидала какая-то предуготовленная радость. Он ещё не осознал какая, но заранее улыбнулся в счастливом предвкушении.
В недопроснувшейся голове заработал процессор: радость – удовольствие – наслаждение – свидание. Свидание с Евой! Вот он – ключ к счастью! Через несколько часов он снова услышит хрипловатый голос Евы, вдохнет волнующий фруктовый аромат её волос.
Суворин снова закрыл глаза и представил, как ладонь наполняется нежной тяжестью женской груди, а рот – горячей слюной с мятным привкусом. И сразу же кровь прилила к низу живота, а член восстал и затвердел. Как некстати!
Олег помотал головой, отгоняя соблазнительные видения. Романтика – это вечером. А сейчас надо было принять холодный душ и заняться делом. Суворин планировал наведаться к капризному клиенту и доказать, что большинство его претензий – плоды собственной неумеренной фантазии.
Олег спустил ноги на пол и сунул ступни в растоптанные шлёпанцы. Едва кровать скрипнула под его весом, под дверью спальни раздалось требовательное мяуканье.
– Слышу, – широко зевнул Олег. – Имей терпение, прохвост. Из-за тебя я полночи не мог заснуть.
***
Через полтора часа гладко выбритый и солидный в своем тёмно-синем деловом костюме Суворин вышел на улицу. Погода стояла, как в песне: «журчат ручьи, слепят лучи…». Небо после долгого перерыва снова итальянисто засинело. Солнце согрело сугробы, и те, млея, пустили талый сок, просели. В лужах егозили сотни слепивших глаза солнечных зайчиков. А у подъезда надутый вожделением голубь охмурял воркованием скромную самочку, которая притворно не замечала страстных призывов. Казалось, весь мир проснулся для любви и продолжения жизни.
Олег прищурился на ослепительное мартовское солнце и пожалел, что не надел затемнённые очки. Но возвращаться за ними не стал – пути не будет. А ему сегодня очень нужно было везение.
На проспекте Мира «Ауди» встала в пробке. Суворин бросил озабоченный взгляд на часы: если задержка минут на десять, он успеет, а если больше – придётся звонить клиенту и извиняться.
Радио скучно бубнило новости. Сквозь стекло Суворин разглядывал стоявшие на тротуаре у цветочного киоска вёдра с охапками цветов: разноцветных роз, острых копьевидных тюльпанов, лиловых ирисов, бледных анемонов. Олег вспомнил, что у продавцов начался высокий сезон – Восьмое марта. Захотелось купить целый ворох, принести в тёмную комнату и осыпать ими Еву. Олег представил, как будет ласкать женскую кожу прохладной головкой нераскрывшегося тюльпана. Головкой… Воображение соскользнуло в нескромную область, и тело безотчётно ответило напряжением. Что же за мука такая!
Эротические фантазии Суворина прервал звонок мобильного.
– Да! – прохрипел он внезапно пересохшим горлом. На короткое мгновение подумалось, что звонит Ева. Но этого просто не могло быть – откуда ей знать номер?
Салон заполнил незнакомый женский голос (в машине Суворин всегда включал громкую связь).
– Господин Суворин? Олег Борисович? Я звоню по поручению доктора Шуранова.
– Да, я слушаю, – в вежливых словах Олег сразу же почуял угрозу.
– У вас на сегодня была назначена вечерняя…, – женщина запнулась, подбирая подходящее слово, – консультация. По объективным причинам она не состоится. И личная просьба от Андрея Алексеевича – в ближайшее время не появляться в клинике и не пытаться связаться с ним. Он будет недоступен.
Каждая фраза била как кулак отморозка – под дых. Вся радость сегодняшнего дня, нетерпеливое предвкушение счастья, надежды, мечты, фантазии – всё было разбито.
– Что случилось? – занервничал Суворин
– Не беспокойтесь, всё нормально!
Но успокаивающие слова только усилили тревогу. Шуранов отстранил его. За что? В чём Суворин провинился? Или это Ева отказалась от свидания с ним, как сам он недавно забраковал Мадам Полковник? Нет, такого просто не могло быть!
