Елена Жукова
Порочное зачатие
Глава 17. Продолжение следует…
– Не хочу никуда ехать! – Суворин раздражённо стукнул кулаком по подлокотнику кресла. – Я не должен оставлять тебя одну перед самыми родами.
– Олег, не глупи! – Ольга подошла и успокаивающим жестом положила руку на плечо. – Тебе надо ехать! Не переживай, всё будет нормально. Я – взрослая девочка, умею справляться с трудностями.
– Да, я помню.
Суворин намекал на гипертонический криз, который едва не лишил Ольгу и её детей жизни. А вдруг то же самое случится вновь, когда его не будет рядом? Страшно подумать! Некстати подвернулась эта проклятая командировка в Рыбинск! Заказчик требовал привязать объект к местности. И Олег не мог отказать: адаптация проекта была прописана в договоре. И какое заказчику дело, что у Суворина соседка на сносях – ведь не жена. А до Рыбинска не менее пяти часов: в один день никак не уложишься!
– Тогда был форс-мажор. А сейчас у меня всё нормально, – Ольга, успокаивая, поглаживала Олега по плечу. – До срока ещё целых полторы недели. А твоя командировка, сам же говорил, максимум на три дня. Я дождусь твоего возвращения. Так что не нервничай, Олег, поезжай.
Суворин знал, что не может не ехать. И Ольгины аргументы звучали очень убедительно. Он уже прикинул, как обернуться побыстрее, за два дня. Если выехать пораньше, то на месте он окажется к обеду. Сразу же осмотрит и площадку, и произведённые на ней работы. В гостинице внесёт правки в проект, а утром согласует их с заказчиком и двинется в обратный путь. Если не случится задержек, вечером следующего дня он уже будет дома. Риск минимальный. И всё равно Олегу было неспокойно.
– В случае чего ты позвонишь мне?
– Даже не сомневайся. И Юлька рядом – она поможет, если что.
– Добро, – Суворин за руку притянул Ольгу и посадил к себе на колени. Пока он держал эту женщину в объятиях, с ней не могло случиться ничего дурного, и ему было спокойно. – Давай так: я введу в твоём мобильном режим быстрого набора номеров. Один – будет скорая, два – Юлька, три – это я. Запомнишь?
Ольга прохладным пальчиком разгладила вертикальную морщинку озабоченности между бровями Олега.
– Запомню. Раз-два-три.
– Без телефона ни шагу, – продолжал поучать Суворин, – даже в душ и туалет с ним. Когда спишь – аппарат на тумбочке. Обещаешь?
– Есть, сэр! – Ольга по-военному приложила правую ладонь к виску. Но Олег не принял её шутки.
– Нет, скажи серьёзно.
– Обещаю, – она взъерошила Олеговы жёсткие волосы, и по голове толпой побежали сладостные мурашки. Суворин помотал головой – не хотел, чтобы ощущения отвлекали его от важного.
– И ты мне звонишь в любое время суток. Уразумела?
– Запомнила-обещаю-уразумела, – насмешливой скороговоркой выдала Ольга.
Вроде бы все инструкции были даны, но Олега не оставляло тягостное чувство, будто он забыл что-то важное. Джинджер? Нет, не то. Но хорошо, что вспомнил.
– Ничего, если я оставлю тебе кота? Не помешает? Или пристроить его к Марь-Сергевне, консьержке?
– Зачем к консьержке? Пусть рыжик у меня поживёт. Мне с ним будет спокойней.
– Добро. Значит, если что – ты мне сразу звонишь! Да?
– Я уже сказала!
– Пообещай ещё раз!
– Зануда! – не выдержала Ольга и высвободилась из его объятий. – Ты иди, Олег, уже поздно. Когда рыжика занесёшь – сегодня или завтра?
– Лучше я оставлю тебе ключи. У прохвоста дома всё его приданое: лоток, миска. Просто приходи раз в день его покормить. Или, если хочешь, забирай к себе в гости – он будет счастлив.
– Ладно, давай, – Ольга протянула руку, и Олег вложил ключи в её ладонь. – Во сколько ты планируешь выехать?
– Рано. Ты будешь ещё спать.
– Значит, завтра не увидимся? – интонация сожаления польстила Суворину, но снова разбередила тревогу, которая, не утихая, ныла, как больной зуб.
– Я постараюсь уложиться в два дня. Жди меня послезавтра вечером. Годится?
– Ты не дёргайся из-за меня, Олег. Всё будет нормально. А сейчас ступай: тебе надо лечь пораньше, иначе не выспишься.
Суворин вынужден был признать Ольгину правоту. Он нехотя побрёл к двери, но на пороге оглянулся, словно окликнутый судьбой. Вслед ему испуганными глазами смотрела маленькая круглая в своей беременности женщина. Она казалась такой одинокой и уязвимой, что сердце сжалось от страха за неё. И почему-то подумалось, что его отъезд – это веха. И после отношения с Ольгой уже никогда не будут такими, как сейчас.
Олег в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние, обнял Ольгу, крепко прижал к себе, втянул ноздрями знакомый абрикосовый аромат.
– Ты будешь скучать?
– Я даже не успею соскучиться. Ты ведь скоро вернёшься, правда?
***
Накануне, прощаясь с Олегом, Ольга храбрилась, как могла, но внутри у неё всё сжималось от отчаяния. Он уезжал и оставлял её наедине с предродовыми страхами, ужас которых только усугублялся по мере приближения назначенного срока.
Ольга знала, что страхи обычно возникают от неведения. Она перечитала кучу литературы по подготовке к родам, выяснила, что и как должно происходить и как следует вести себя роженице. А кроме того постоянно сидела на форумах молодых мамочек, где те делились личными впечатлениями и охотно раздавали советы. Только всё это плохо помогало: новые знания обнаруживали новые опасности, о которых раньше Ольга не ведала. Ужас перед неизбежным с каждым днём становился всё больше – он рос и наливался так же, как плод в утробе.
Ольга боялась боли, смерти, травм, которые могут сделать её беспомощным инвалидом. А если она потеряет детей? Или у них обнаружатся какие-то патологии? Как она будет справляться с проблемами в одиночку? Теперь Ольга часто вспоминала ужасы, которые пророчил ей Воронцов, когда отговаривал от намерения завести ребёнка. А иногда, во время приступов малодушия, она признавала правоту Вадима.
Ольга пыталась относиться к своим страхам рационально, как в бизнесе: перевести в категорию рисков, оценить и выработать стратегии борьбы. По науке, риск был равен произведению силы его влияния на вероятность возникновения. Влияние воображаемых ужасов на её будущую жизнь представлялось Ольге катастрофическим. А вот вероятность была не так уж и велика. Ольга искала утешение в статистике: ведь абсолютное большинство женщин рожали здоровых детей. Но что толку в благополучных цифрах, если именно твой случай станет трагическим исключением?
Было только одно гарантированное средство от страхов: Олег. Его присутствие блокировало поток саморазрушительных мыслей. Ольга переставала бояться и принимала будущее, как должное.
Ну, почему, почему Суворин уехал в свой отвратный Рыбинск именно сейчас, когда Ольга так нуждалась в нём? Это несправедливо! Если б Олег был её мужем или хотя бы любовником, ей хватило бы совести отговорить его от поездки. Но по отношению к соседу у неё не было никаких прав.
Ольга неторопливо позавтракала, выпила чая. Мысли всё время крутились вокруг Олега: где он, как он? Должно быть, уже проехал половину пути. Внезапно тоска по Суворину вылилась в острый, физически ощутимый приступ боли. Болело в центре груди, в точке, откуда расходились рёбра. Ольга размяла пальцами саднящее место – она всегда считала, что именно здесь помещалась душа. И вот сейчас душа страдала болью, подозрительно напоминавшей фантомную – по внезапно отнятой второй половине.
Ольгу захватило яростное, как при токсикозе, желание прямо сейчас, сию же секунду, видеть Олега, прижаться к нему, ощутить его успокаивающую родную силу. Но Махагон был далеко, где-то на середине пути между Москвой и Рыбинском. Зато в полном Ольгином распоряжении была квартира, полная вещей Олега, хранивших теплоту его тела, пропитанных его запахом. И рыжий кот Джинджер – альтер эго Суворина.
Ольга вошла в квартиру с таким чувством, будто затеяла что-то беззаконное. Как по команде появился Джинджер с довольной, улыбающейся мордой и бросился в ноги.
– Привет, рыжик. Тоже скучаешь по хозяину? Или просто проголодался?
Пока кот сочно чавкал консервами, Ольга украдкой проскользнула в спальню – самую интимную часть дома. Раньше ей никогда не приходилось бывать в этой комнате. Казалось, что именно здесь она будет ближе всего к Олегу.
Плотные шторы на окне не пропускали жидкого утреннего света. Ольга нащупала на стене выключатель и щёлкнула клавишей. На потолке засветился большой молочный квадрат люстры. В её свете Ольга увидела огромную двуспальную кровать, накрытую тигровым пледом, из-под которого выглядывало шоколадного цвета бельё. Для одного постель была слишком широка, и Ольга ревниво подумала о женщинах, что делили это ложе с хозяином.
Она грузно опустилась на край кровати, огляделась. Стену напротив занимал шкаф-купе, в его зеркальных дверцах отразился Ольгин тоскующий взгляд. На тумбочке стояла фотография в металлической рамке. Ольга протянула руку, взяла. На фото, обнявшись, стояли улыбчивые мужчина и женщина – примерно её ровесники. Он – с весёлыми хитрыми глазами и глубокой вертикальной морщиной меж бровей, она – с густой короной рыжих волос надо лбом и смешными конопушками на носу. А между ними – нескладный подросток лет тринадцати, типичный отличник: ручки по швам, волосики на косой пробор, пуговички застёгнуты. И выражение лица такое серьёзное, будто пацан в уме перемножал шестизначные цифры. Боже, какой смешной! Гадкий утёнок. Масть досталась Олегу в наследство от матери. А вот веснушки, похоже, не передались. Или Ольга не заметила?
Она поставила рамку на место, откинула край пледа и уткнулась носом в подушку, пропахшую Сувориным и слабым можжевеловым духом. Глубоко втянула ноздрями запах, словно хотела насытиться им. И от этой затяжки закружилась голова, и смазалась картинка перед глазами. Неужели давление снова скакнуло? По предписаниям доктора Карапетяна, требовалось немедленно лечь.
Ольга закинула ноги на постель, легла на спину и закрыла глаза. Представилось, что рядом ровно дышит во сне Махагон: вдох-выдох, вдох-выдох. И сразу же стало спокойно и уютно. Вот так бы и лежать здесь до приезда Олега: ни о чём не думать, ничего не бояться. А ещё лучше – уснуть и проснуться только послезавтра.
В животе зашевелились-затолкались Сысой и Пафнутий. Не иначе как мальчишки подслушали её мысли и заревновали. Ольга с горечью подумала, что не имеет права отнимать любовь у детей, чтобы отдать чужому мужчине.
Увы, совсем скоро отношения с Сувориным разладятся. Ольге придётся тратить всё свое время и внимание на мальчиков. Редкий мужчина способен вынести пренебрежение к его персоне. А ещё – хронический детский плач, вонючие подгузники, беспорядок, тупость разговоров про срыгивания и поносы – всё то, о чём с ненавистью твердил Воронцов. Даже Юлькин Толик, любящий отец, и тот, пока Настёна была грудничком, при каждом удобном случае сбегал из дома. Что же говорить о мужчине, у которого не было обязательств?
Не будет никакого разрыва, Суворин никуда не исчезнет, просто станет реже заходить, отговариваясь занятостью. И однажды в доме Олега появится другая женщина – молодая, эффектная… А Ольга со стороны будет наблюдать за его новым счастьем, пряча зависть и … любовь?
Но она сильная – всё выдержит. Ради мальчиков. Вынесла же она крах надежд на счастье с Адамом. Как сложились бы их отношения, если б Ольга передала ему запрещённый листок с номером телефона? Их страсть была слишком жгучей, слишком безрассудной. Возможно ли жить в таком накале день за днём? Может, даже лучше, что ничего не получилось, и она так и не увидела Адама.
Зато внутри Ольгиного тела росли две его копии. Совсем скоро она узнает, какими были глаза Адама, нос, волосы, губы. А дальше с каждым годом воспоминания о любовнике будут становиться бледнее, в то время как его живые портреты будут всё точнее отражать сходство. И однажды Ольга увидит подлинный образ человека, утонувшего в глубине её памяти.
Внезапно мысли были прерваны укоряющим «мяу». Ольга распахнула глаза: в дверях стоял Джинджер и, нервно подёргивая хвостом, всем своим видом выражал неодобрение её бесцеремонности.
– Кис-кис, иди ко мне, – Ольга похлопала ладонью по тигровому пледу.
Кот не заставил себя упрашивать: мягким прыжком он вскочил на ложе и, покрутившись на месте, приладился рядом с Ольгиным животом. Она положила руку на рыжую макушку. Джинджер тут же заурчал – словно внутри него включился маленький моторчик – и потёрся головой о ладонь. Рыжая шерсть была светлее и мягче волос Суворина, но Ольга представила себе, что ласкает не кота, а хозяина. Пусть даже тот не догадывался об этой прощальной ласке.
– Рыжик, – с тоской прошептала она, – ты-то будешь ко мне заходить? Поиграть с моими… котятами.
***
Можно сколько угодно строить безупречные планы, действительность обязательно вмешается в них и всё испортит. Накануне так и получилось: на трассе Суворин встал в пробке в районе Калязина и простоял там минут сорок. Две машины столкнулись лоб в лоб, перегородив дорогу.
В самом Рыбинске Олег долго колесил по городу – геолокация офиса заказчика оказалась ошибочной. Потом ждал прораба, без которого не мог выйти на строительную площадку. Тот уехал на другую территорию. В результате осмотр объекта закончился уже в сумерках.
Злой и голодный Олег добрался до гостиницы, наскоро поужинал в ресторане и сел за работу: надо было успеть за ночь внести в проект все корректировки. Сидел до двух, но так и не закончил.
А ближе к утру Суворина разбудил тревожный звонок мобильного. Кому это не спится? – раздражённо подумал он спросонья. Но в следующую секунду осознал, кому, и, вскочив в постели как Ванька-встанька, схватил трубку задрожавшей рукой и хрипло выдохнул:
– Да?
– Олежек, – прорвался сквозь километры расстояния слабый, измученный страхом голос. Ольга никогда его так не называла. И именно это обращение больше всего испугало Суворина. – Прости, что разбудила. О-о-ох!
– Что, началось? – закричал он, в ужасе от собственного бессилия. Так и знал, что не надо было уезжать, чувствовал! Дурень!
– Да, кажется, начинается.
– Ты в скорую позвонила?
– Да, – прошелестел голос, – они уже едут. И Юлька тоже.
– Я немедленно выезжаю к тебе, – чувство вины и сострадание требовали немедленного выхода в действии.
– Не надо. О-о-ох! Меня всё равно заберут в родилку. Это дня на два – на три. Тебя туда не пустят.
– Олечка, родная, как бы я хотел оказаться сейчас рядом с тобой. Прости, что оставил тебя одну.
– Ты не виноват. Не бойся, Олег, я справлюсь. А когда ты вернёшься, я познакомлю тебя с Сысоем и Пафнутием. О-о-ох! – простонала Ольга. И вдруг голос её сорвался в крик. – Мамочки, из меня вода потекла! Воды отходят. А если они не успеют?
– Успеют! – уверенно отрезал Суворин, хотя сам не чувствовал никакой уверенности и говорил это больше для самоуспокоения. Его трясло от ужаса и отчаяния. Как он мог помочь страдающей любимой женщине, если находился в пяти часах езды от неё? Олег вскочил с кровати и заметался по номеру, сжимая в руках бесполезную трубку.
Вдруг на заднем плане эфира что-то задребезжало. Олег не сразу понял, что это звонок в дверь: либо скорая, либо подруга. Лучше, чтобы врачи.
– Звонят, – хрипло подтвердила его догадку Ольга.
– Слышу. Ты сама до двери сможешь дойти?
– А какие у меня варианты? Главное, не поскользнуться в луже, которая из меня натекла.
От сознания близкой помощи, Ольга пришла в себя, успокоилась – даже пробовала шутить. Суворина тоже слегка отпустило, хотя едкое чувство вины продолжало мучить его совесть.
– Я пойду?
– Иди, – сказал Олег и понял, что слово звучит напутствием. Ольге предстояло переступить черту, отделяющую прошлое от будущего. И никогда её жизнь, теперь уже в новом качестве – матери, не будет такой, как прежде. Сумеет ли он удержаться рядом?
– Иди, – повторил он. – Счастливо тебе. Я верю, что всё будет хорошо.
***
После Ольгиного звонка нечего было и думать о том, чтобы остаться в Рыбинске. Суворин забросил в багажник сумку с вещами и помчался в Москву. С дороги позвонил заказчику и сообщил, что, вопреки договорённостям, уехал из города, а совместную работу по проекту придётся перенести в онлайн. Партнёр начал было возмущаться, но новость о рожающей жене стала железным оправданием – какой нормальный мужик не войдёт в положение?
Два раза Суворина останавливали за превышение скорости, однако и с инспекторами ГИБДД тема работала безотказно – Олега отпускали без штрафов, ограничившись одними предупреждениями. Увы, напрасными.
Время от времени Суворин вызывал Ольгин номер и с раздражением слушал, как автоматический голос равнодушно повторял: абонент временно недоступен, перезвоните позже. Летели минуты, километры, но ничего не менялось: телефон по-прежнему был выключен. И от этого страх липкой испариной покрывал кожу Олега и стекал вдоль позвоночника холодными каплями.
Если началось ещё утром, то когда должно закончиться? – рассуждал он. – Сколько обычно длятся роды? И, если до сих пор Ольга не родила, что бы это могло значить? Осложнения? Или… самое страшное? Нет!
Суворин запретил себе думать о плохом, но дурные мысли плодились в мозгу, забивали голову. Он защищался тем, что упрямо твердил: всё будет хорошо, всё должно быть хорошо! Иногда верил себе, иногда поддавался панике.
К середине дня вымотанный Олег добрался до дома. Квартира встретила его тихой зловещей опустошённостью. Джинджер куда-то исчез вместе с запасом кошачьего корма и наполнителя для лотка. А из этого следовало, что рыжего прохвоста со всем приданым кто-то приютил, и переживать о его судьбе не стоило. Значительно важнее было выяснить, что с Ольгой. Для этого был только один простой способ – позвонить Ольгиной подруге. И почему он, дурень, сразу не додумался? Протупил.
Суворин просканировал список контактов: как раз перед командировкой он внёс туда Юлин телефон. Он ткнул пальцем в иконку соединения и потом долго слушал длинные заунывные гудки. Наконец резкий самоуверенный голос произнёс: алло.
– Юля, это – Суворин, Ольгин сосед. Что с Ольгой? Я звоню, но её мобильный не отвечает. У тебя есть какая-нибудь информация?
– Есть. Олик успешно разродилась и сейчас отдыхает.
Облегчение оказалось так велико, что у Суворина ослабели коленки, и он упал на стоявший рядом стул. Понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя и восстановить контроль.
В голосе Юли, в её пренебрежительных интонациях Олег различил упрёк. Блондинка всячески намекала, что Суворин не оправдал её ожиданий. Он и сам винил себя, что не оказался рядом с Ольгой в самый ответственный момент. Но обстоятельства так сложились. Олег примчался в Москву сразу, как только смог. И вовсе не заслуживал презрения скорой на приговор Ольгиной подруги.
– А поконкретней можно? – раздражённо спросил Олег, вытягивая из Юльки сведения, которыми та не спешила делиться с предателем.
– Что ты хочешь узнать, Суворин?
– Например, как прошли роды?
– Нормально, без осложнений.
– Что с детьми?
– А что с детьми? – издевательски переспросила вредина.
Суворин не выдержал и взорвался гневной тирадой:
– Слушай, подруга Юлия, если я тебе так противен, то, поверь, это взаимно. Но мне больше не от кого получить информацию. Скажи, куда положили Ольгу, а всё остальное я узнаю без тебя. Можешь гордиться, что не выдала врагу ни одного секрета.
Своей речью Олег добился нужного эффекта: Юлька смутилась и пошла на попятный.
– Ладно, Суворин, не заводись. Я всё тебе скажу. Ольга родила здоровых мальчиков: один два восемьсот, другой два восемьсот пятьдесят. Оба по сорок девять сантиметров.
– Ух ты! А это много или мало? – с замиранием сердца спросил Олег.
– Сколько надо. Прикинь, Суворин, ты психуешь, как натуральный молодой папаша.
– В какой больнице лежит Ольга? – проигнорировал Юлькин подкол Олег.
– Ни в какой.
Суворин подумал было, что блондинка снова включила стерву, но та милостиво пояснила.
– Она не в больнице, а в родильном доме. Но ты не дёргайся – тебя туда не пустят. Пускают только мужей, да и то со скрипом. Карантин, по Москве грипп ходит.
– А передать ей что-нибудь можно?
– Можно. И под окошком можно покричать. Я только хотела тебя спросить, Суворин. – Юлия выдержала многозначительную паузу и подозрительным тоном произнесла. – У тебя к Ольге серьёзно? Или ты просто в благотворительность играешь? Прикинь, твоя доброта может выйти ей боком. Олик слишком привязалась к тебе.
– У меня всё серьёзно. И ни в какую благотворительность я не играю. – Олег постарался, чтобы его ответ прозвучал убедительно, но, похоже, Юльку он не удовлетворил.
– Бла-бла-бла. Ты хочешь сказать, что натурально готов воспитывать чужих детей? – недоверчиво переспросила она.
Суворина в очередной раз взбесило желание Юльки без спросу вмешиваться в дела подруги. Щёлкнуть бы её по носу за такие инициативы.
– А почему ты думаешь, что они чужие? – решил подразнить Юльку Олег.
– Я знаю, чьи они.
– Я тоже.
Казалось, блондинку сильно удивило признание Суворина. Было непонятно, поверила ли она, но требовать подтверждения не стала. А вместо этого спросила:
– И тебя это не пугает?
– Нисколько. Меня это мотивирует.
– Круто! Тогда осталось задать последний вопрос.
Олег без дополнительных пояснений понял, о чём хотела спросить Юлька. Он сам тысячу раз задавал себе этот вопрос и теперь на пятьсот процентов был уверен в ответе.
– Мой ответ – да.
– Ну, тогда записывай адрес роддома, Суворин. Поезжай: кричи под окном, пой серенады. Надеюсь, ты приедешь забирать Ольгу и мальчиков?
– Это даже не обсуждается! – отрезал Олег и хотел закончить разговор, но тут вспомнил про пропавшего Джинджера. – Да, кстати, ты не в курсе, куда делся мой кот?
– В курсе, – хмыкнула Юля. – Этот гадёныш мне все руки разодрал, пока я его отлавливала. Вон сидит, надутый, под столом. Даже жрёт так, будто одолжение делает.
– Я заеду его забрать?
– Давай завтра? Нам по любому надо будет встретиться: собрать Ольгины и детские вещи для выписки. Ты на этом одну собаку уже съел, вторую будем глодать вместе. Всё, пока-пока. Позвони мне завтра.
***
Как предсказала всезнающая Юля, к Ольге Суворина не пустили. И даже букет бархатистых бордовых роз в шуршащей целлофановой упаковке в передачу не приняли – не положено.
На ресепшн строгая женщина в белом халате и медицинской маске поискала информацию об Олениной в компьютере и дежурно сообщила, что роженица чувствует себя хорошо, и дети уже перемещены к ней в палату. Олег по второму разу выслушал весо-ростовые данные Сысоя и Пафнутия и умилился заново. Но он не мог развернуться и уехать, не повидав Ольгу.
– Скажите, а куда выходят окна её палаты?
Женщина недовольно буркнула, что ей надоели сумасшедшие папаши, которые вечно нарушают порядок. Несмотря на брюзгливый тон, Суворину польстило, что его назвали папашей. Он вытащил из забракованного букета самую пышную розу и протянул дежурной. Та молча взяла цветок, понюхала, положила рядом и коротко заученно отрапортовала:
– Обратная сторона здания, второй этаж, четвёртое окно справа. Не позволяйте роженице высовываться в окно – иначе застудится, – и снова погрузилась в свои дела.
Суворин обошёл здание. За домом росло несколько куцых облетевших деревьев, которые с большой натяжкой их можно было назвать сквером. Олег поднял голову и отсчитал нужное окно. Порыв холодного ветра взъерошил волосы редкого цвета махагон. Суворин поёжился, поднял воротник куртки и, набрав полную грудь воздуха, громко крикнул:
– О-ля!
Через несколько секунд за стеклом первого этажа показалось бледное личико какой-то другой очень юной Оли. Она удивлённо взглянула на Суворина и дёрнула подбородком вверх, словно спрашивая: что? Тот улыбнулся и покачал головой. Девушка пожала плечиками и отошла от окна.
Олег приготовился было крикнуть ещё раз, как вдруг на рукав легла чья-то широкая ладонь. Он резко повернулся, готовый к отпору, и встретил насмешливый взгляд крыжовенно-зелёных глаз, смотревших с лица уже немолодого папаши, который явно приходил сюда не в первый раз.
– Брат, ты чего орёшь, как в прошлом веке? С тех пор уже мобильную связь изобрели.
Олег смутился и начал оправдываться, что у жены телефон выключен.
– Знакомая история, – широко улыбнулся зеленоглазый, обнажив щербатый передний зуб. – Сейчас организуем. У твоей какой номер палаты?
Олег назвал. Незнакомец нежно поворковал по телефону с какой-то Лапочкой и затем, отстранив трубку далеко от уха, сказал:
– Сейчас выглянет, карауль, – а сам принялся знаками демонстрировать любовь прильнувшей к стеклу кудрявой толстухе – видимо, той самой Лапочке.
Вскоре вычисленное Олегом окно на втором этаже раскрылось и оттуда высунулась Ольга. Несмотря на тёмные круги под глазами и прилипшую ко лбу немытую чёлку, выглядела она очень счастливой. Она поплотнее запахнула на груди халат и хотела что-то крикнуть, но Суворин перебил её:
– Не высовывайся, здесь холодно. И включи наконец телефон! – для убедительности он поднял над головой мобильник.
Ольга радостно улыбнулась, согласно покивала головой и нырнула вглубь палаты. Олег снова – в который раз за день – вызвал знакомый номер.
– Привет! – от звука родного голоса у Суворина возникло такое чувство, будто тело его наполнилось золотым, игравшим пузырьками, шампанским, а голова сладко захмелела.
– Я тебе обзвонился. Чуть с ума не сошёл! Думал, с тобой случилось что-то ужасное.
– Я спала, – Ольга снова встала у окна с трубкой в руке.
– Поздравляю, мамочка, – Суворин вытащил из-под мышки бордовый букет – такой же, как привёз Ольге в больницу в первый раз – и помахал им в воздухе. – Цветы для тебя, но в передачу не взяли. Ну, ты как?
Ольга послала Олегу воздушный поцелуй.
– Нормально. Устала немного. А что ты так рано вернулся?
– Ещё спрашиваешь? Я должен быть здесь, рядом с тобой. Я и так подвёл тебя!
– Никого ты не подводил, Олег. Работа есть работа.
– Тяжело было?
– Ну, рожать – это не самое приятное занятие, – со знанием дела хихикнула Ольга. – Зато теперь так легко – боюсь улететь. Помнишь старый советский мультик про страну невыученных уроков? Там, где слон оказался легче воздуха и для тяжести постоянно таскал с собой бревно? У меня такое чувство, будто я скинула своё бревно. Представляешь, я только что спала на спине! А скоро смогу и на животе.
– Как, оказывается, мало нужно человеку для счастья! Поспать на спине! А что Сысой и Пафнутий? Какие они? Отличаются друг от друга или как под копирку?
– Они очень похожи, но не точная копия. Я их легко различаю. Такие смешные: щёчки толстенькие, мордашки красненькие, глазки зажмуренные и носиками сопят. А когда едят – так забавно чмокают, – счастливо щебетала Ольга. И вдруг замялась. – Только они оба…
– Что? – забеспокоился Суворин.
– Нет, ничего…
– Что-то не так?
– Всё так. Короче, они тебе понравятся. Сам увидишь.
– Когда? – со счастливой мукой спросил Олег. – Когда тебя выпишут, Оля?
– Послезавтра. Или после-послезавтра. Я пока не знаю.
– Я приеду за тобой. Добро?
***
Счастливый Суворин, пританцовывая от радости, шёл к парковке, где оставил свою «Ауди», и мурлыкал себе под нос песенку Вертинского. Правда, слово «доченьки» пришлось заменить «мальчиками». Зато строчка «у меня завелись ангелята» вызвала такой прилив восторга, что Олег повторил её раз десять – словно пробовал на вкус и наслаждался послевкусием.
Ему вспомнилось, как однажды, давно, попутчик в поезде с умилением рассказывал о новорождённой дочери: как он взял её на руки, а она его обмочила. И как он млел от ощущения горячей струйки, что текла по коже. Суворин тогда не понял – был слишком молод. А теперь вдруг припомнил и оценил.
Счастливое чувство полноты жизни было таким непереносимо огромным, что Олегу надо было с кем-нибудь поделиться. А кто порадуется за него больше, чем родители? Олег набрал номер квартиры в Новосибирске. К телефону подошла мама.
– Мамочка? – ликующе закричал в трубку Олег. – Мамочка, поздравь меня. У меня сегодня родилось два сына! Я стал отцом, а ты – бабушкой. Ты рада?
– Как два сына? – потрясённо ахнула мать. – Олег, ты шутишь? Откуда они взялись? Ты что, снова женился?
– Нет. Пока нет. Но скоро женюсь, – уверенно произнёс Суворин.
– А почему ты ничего не говорил столько времени? Как зовут твою будущую жену? Кто она такая?
Суворин подумал, что рассказать эпопею его счастья в двух словах – невозможно.
– Мамочка, это такая длинная и странная история! Давай как-нибудь в другой раз. Зовут мою женщину Ольга. А мальчиков – Сысой и Пафнутий.
– Что это за имена такие? – забеспокоилась мама. – Старообрядческие? Она что, верующая?
– Она обыкновенная, – и тут же поправил сам себя. – Нет, необыкновенная! Она замечательная! А Сысой и Пафнутий – это не имена, а прозвища. Имён у малышей пока нет, они только сегодня родились. А выпишут их послезавтра. Или после-послезавтра. Кстати, передай мои поздравления отцу, то есть дедушке.
– Ну, сыночка, расскажи ещё что-нибудь про детей! Какой у них вес, какой рост?
– Один два килограмма восемьсот граммов, другой два восемьсот пятьдесят. Оба по сорок девять сантиметров. Такие крохи! Мам, неужели я тоже был таким?
Мать довольно засмеялась, припоминая события тридцатичетырёхлетней давности. Прошлый век.
– Ты был покрупнее: три сто пятьдесят и пятьдесят два сантиметра. Близнецы всегда бывают чуть помельче.
– Мам, а у нас в роду были близнецы? – спросил Олег и удивился собственному вопросу. Оказывается, желание убедиться, его ли это дети – подавленное, самозапрещённое, было живо и только ждало удобного момента, чтобы заявить о себе. Суворину стало стыдно. Но вопрос уже прозвучал и глупо было бы не выслушать ответа.
Мать затихла, вспоминая. И Олег с фотографической точностью представил, как она в задумчивости характерным жестом потирает ногтем большого пальца нижнюю губу.
– Не могу ручаться, сыночка… Но, кажется у твоего прадеда, папиного деда, был брат-близнец – дед Миша. Если хочешь, я спрошу у Бори, когда он придёт.
– Не надо, – отступился Олег. – Я просто так, из любопытства, спросил.
– А как твоя Ольга? С ней всё в порядке?
– Да, всё нормально. Только устала немного.
– Ну, теперь она будет усталой каждый день лет восемнадцать подряд, – весело предрекла мама. – И ты, Олежка, тоже.
– Ты – оптимистка, мам, – съязвил Суворин. – Умеешь найти правильные слова для утешения!
– А я и не собиралась тебя утешать. У тебя такой счастливый голос, сыночка. Ты счастлив?
– Да!
Мать влажно шмыгнула носом – расчувствовалась. И осторожно спросила.
– Надеюсь, в этот раз у тебя всё будет по-настоящему? Раз уж вы решили завести детей.
– Да, мам, на этот раз всё по-настоящему.
***
Два дня Суворин прилежно вживался в роль молодого отца – вместе с неутомимой Юлькой ездил по магазинам и покупал детские вещи. Подготовка детского приданого оказалось занятием хлопотным и затратным. Зато очень приятным.
