Евгений Викторович Донтфа
Дочь Туллы
34
Уже далеко за полдень Брон свернул к тому самому озеру, где не так давно становились лагерем Ильзир и Хальфар. Но Брон выбрал другую часть берега. Он слез с повозки, взял лошадь за узду и осторожно повёл через хвойный лес. Они выехали на небольшую удобную поляну, откуда до самого озера было еще шагов 20. Прямо в центре поляны как по заказу рос огромный раскидистый дуб. Судя по всему, Брон отлично знал это место и бывал здесь не раз. Он остановился у старого кострища, вокруг которого лежало два поваленных ствола, также было нечто столового камня, и огляделся по сторонам. Видимо вполне удовлетворившись увиденным, он принялся распрягать рыжую лошадь. Синни, всё так же сидя на козлах повозки, сонно наблюдала за ним. Она очень устала и по правде сказать давно уже хотела есть и пить. И ей даже было немного совестно из-за этого. Ещё не закончился день, забравший у неё мать, а она уже думает о еде. Она слезла с повозки, положила на бревно все свои вещи и с удовольствием распрямилась и потянулась. После чего поглядела на Брона и сказала:
– Я пойду собирать хворост.
Тот молча кивнул и девочка побрела было в сторону озера, но потом вернулась и принялась надевать на себя пояс Далиры. Пришлось повозится чтобы закрепить его на своём худом, если не сказать тощем теле. С собой она взяла нож и копьё, которое собиралась отмыть от засохшей крови врагов, а меч Анвелла аккуратно положила поверх меховой накидки.
Дойдя до галечного берега и увидев просторную гладь озера, Синни застыла почти с восторгом вглядываясь вдаль. Но потом поджала губы и принялась за труды.
Когда она вернулась назад с огромной охапкой плавника и хвороста, она буквально остолбенела от увиденного зрелища. В первые мгновения она даже забыла дышать, буквально парализованная изумлением и страхом. На верёвке, перекинутой через могучую ветвь дуба и обвязанную вокруг ствола, висел мужчина. Грубая верёвка проходила у него подмышками, кольцом охватывая грудь, и за спиной уходила вверх. Руки его были стянуты назад, ноги связаны. Брон занимался тем что огромным ножом разрезал одежду повешенного. Действовал он не спеша, методично и даже аккуратно. Он разрезал материю снизу-вверх, срывал части одеяния и откидывал в сторону. Обнажив пленника сверху до пояса, Брон принялся за его штаны. Меньше чем за пару минут пленник оказался совершенно голым. И только его лицо и шея оставались замотаны окровавленными тряпками.
Синни стояла, не смея шелохнуться, всё так же прижимая к груди объёмистую охапку сучьев и деревяшек, словно забыв о ней. Она никак не могла уразуметь что происходит. Где-то в глубине души промелькнул испуг, но тут же рассеялся, подавленный удивлением.
Синни прошла вперёд, приближаясь к бригану и не отрывая взгляда от повешенного. Сердце её стало биться чаще. Не считая замотанных лица и шеи, на его окровавленном теле было две раны, на левом бедре и правом плече, кое-как чем-то замазанных и перевязанных. Брон как раз занимался тем что удалял все эти повязки. Но Синни смотрела только на голову пленника, на его большую белокурую голову, и не могла поверить.
Наконец она сбросила на землю весь свой древесный груз. Брон оглянулся на неё, задержал на пару секунд взгляд на её бледном лице и сказал:
– Тебе лучшей уйти отсюда. Иди посиди у воды.
Синни словно не услышала, всё так же неотрывно глядя на висевшего мужчину.
Брон вернулся к повешенному, теперь уже снимая повязки с его головы. Когда все тряпицы были удалены взору девочки предстало пугающее зрелище. Лицо пленника было сильно иссечено, зияющие глубокие разрезы расходились в стороны, кое-где кожа буквально отходила лоскутами, подбородок представлял из себя багровое месиво с белеющими кусочками костей, левая глазница, залепленная какой-то зеленой мазью, казалась сплошь залита гноем. Но Синни вроде как всего этого не замечала, завороженно вглядываясь в лицо мужчины и слушая как оглушительно стучит её сердце.
Несмотря на все свои раны и кровопотерю Хальфар Бринбьёрд всё еще был жив и вполне в сознании. Его правый глаз, налитый кровью, с разошедшейся бровью над ним, угрюмо смотрел на уродливого мужика с отрезанным ухом и худенькую черноволосую девочку за ним.
Закончив с одеждой и всеми повязками, Брон отошёл от повешенного и занялся организацией костра. Когда пламя запылало, он нагрел в огне клинок ножа и вернулся к Хальфару. Посмотрев на застывшую как статуя Синни, он снова сказал ей:
– Иди к озеру. Я позову, когда закончу.
Синни посмотрела ему в глаза и отрицательно покачала головой. Брон какое-то время глядел на неё, видимо размышляя не стоит ли всё-таки настоять на своём и прогнать её. Но затем только пробурчал:
– Тогда не мешайся хотя бы. Сядь вон к костру и следи за огнём.
Синни подчинилась и села на одно из брёвен, всё так же глядя на бригана. Тот ещё помедлил, а затем отвернулся, полностью сосредоточив своё внимание на пленном норманне.
Брон пытал Хальфара самым бесчеловечным и чудовищным образом. При этом бриган не выказывал никаких эмоций. Он ничего не говорил и казалось ничего не испытывал, словно выполняя совершенно обыденную скучноватую монотонную работу. Он ни смеялся, ни злобствовал, никак не глумился над пленником и вообще даже не смотрел ему в лицо. Он как будто бы занимался вполне привычным незатейливым, но достаточно кропотливым трудом, исполняя его неторопливо и методично и не обращая ни малейшего внимания на содрогание пленника, его дрожь, стоны, а иногда почти вой.
Синни сидела как каменная, позабыв обо всё на свете и пристально наблюдая за происходящим, словно боясь упустить хоть какую-то деталь ужасного действа.
Брон буквально резал Хальфара на части. Иногда, когда крови становилось слишком много и рукоять ножа начинала скользить в ладони, бриган отходил к разорванной одежде пленника и тщательно вытирал руки и оружие. И затем возвращался к своему занятию снова. Он аккуратно и сосредоточено делал длинные разрезы на теле Хальфара, вырезая с трех сторон узкие прямоугольные лоскуты кожи и потом, также аккуратно и неспешна, отдирал их. По сути он свежевал голого мужчину, но очень медленно и по кусочкам. Время от времени он присовокуплял к этому то что хватал его освежеванные мышцы, вклинивая свои пальцы прямо в окровавленную плоть и вырывал куски человеческого мяса. Тогда Хальфар орал и рычал особенно пронзительно.
Синни наблюдала за всем этим совершенно бесстрастно, спокойно и очень внимательно. По крайней мере внешне. Что творилось в её душе сказать было трудно. Её душа словно застыла, обратилась в кусок равнодушного льда, отстранилась. Всё то что делало Синни ребенком стало бездвижным, немым, скрылось в самой глубине её потрясенного сознания. Она не испытывала удовлетворения или радости от того что тот, кто причинил ей страдание теперь страдает сам, но и какого-то сочувствия, жалости, участия к человеку переносящему чудовищную боль в ней тоже не было.
В какой-то момент Брон обернулся и спросил:
– Он насиловал тебя?
Синни утвердительно кивнула.
Брон обошёл Хальфара. Синни не сразу поняла что бриган делает, а когда поняла, её всё-таки проняло, в горле встал ком, живот весь сжался и она ощутила совершенно животный страх. Брон засунул нож в задний проход норманна и теперь елозил лезвием туда-сюда при этом ещё и проворачивая его. Хальфар сначала закричал, затем весь задрожал и затрясся как в ознобе и уже не кричал и выл, а скорее скулил и хныкал. Он обмочился. Наконец Брон отошел от него, отчетливо пахло человеческими фекалиями.
– Пойду отмоюсь, – сказал он и пошел к озеру.
Синни осталась один на один с совершенно искалеченным измученным человеком. Она поднялась с бревна и приблизилась к висевшему мужчине, вглядываясь в его лицо. Она услышала его хрипловатый отчаянный шёпот: "Убей. Убей". Она подошла ещё ближе вдыхая тошнотворный запах бойни, глядя снизу-вверх в его правый глаз.
Девочка подумала о прощении. Да, теперь она могла простить его. Вполне искренне. Но теперь это как будто ничего не значило. Она очень ярко могла восстановить в памяти тот момент когда он ввалился пьяный в её каморку в доме Гуннара, пышущий потом, перегаром и копченной рыбой, и не слушая её тоненький дрожащий голос, которым она умоляла не трогать её, отметая своими могучими руками её жалкие попытки сопротивляться, прижал к земле её голову, задрал платье и долго искал жирными пальцами в её извивающемся теле то отверстие куда с сопением и пыхтение принялся засовывать кусок своей плоти. Да она очень ярко могла это вспомнить и ничего не почувствовать сейчас к нему. Ни гнева, ни обиды, ни злости. Глядя на то во что он превратился, на обезображенный, изрезанный, вонючий кусок мяса она испытывала к нему лишь равнодушие. Но мысль о прощении зацепила её. И подумав об этом ещё чуть-чуть, её вдруг осенило: так вот же оно то прощение, о котором говорил Фрэй Сильвий! Синни даже слегка улыбнулась от этого озарения. Ну конечно! Фрэй Сильвий говорил, что надо прощать своих врагов, что надо быть способным на это, что именно это делает тебя подобным богу. И вот теперь она может сделать это с легкой душой – простить своего самого что ни на есть заклятого врага. Фрэй Сильвий говорил, что главная сила его всемогущего южного бога в прощении и любви, но он не объяснил, что перед тем как простить своих врагов их надо довести вот до такого состояния. И тогда прощение становится легким и искренним делом. Когда тот, кого ты прощаешь обезображен, искалечен, унижен, обескровлен, доведен до животного состояния запредельной болью, тогда прощение становится истинным. Ведь Фрэй Сильвий так и говорил: прощение обязательно должно быть истинным. Значит вот в чем сила прощения. Синни чуть ли не восторженно смотрела на изуродованное лицо Хальфара, словно видела что-то прекрасное. Сила прощения – это та сила, с помощью которой ты превращаешь своих врагов вот в такой хнычущий кусок мяса, а потом совершенно искренне с чистой душой прощаешь. Синни буквально замерла от этого откровения. Она вынула из кармана деревянный крестик и долго смотрела на него. Неудивительно, подумалось ей, что бог Фрэя Сильвия такой могущественный. Бог, который всех прощает, перед этим подвергая их самым немыслимым страданиям.
Она отвернулась от Хальфара и вернулась к костру. Там её взгляд переместился с крестика в её руке на меч Анвелла на меховой накидке её матери. И она поняла, что ей вовсе не хочется принимать бога Фрэя Сильвия. Совершенно не хочется. Она остро ощутила двуличие и коварство это южного человека и его бога. Он говорил, что его бог милосерден и добр, что он примет бриттов к себе и простит их за то, что они поклонялись своим диким темным богам. Обязательно простит. Синни посмотрела на Хальфара. Простит, превратив вот в это.
Она села на бревно и вынула свой нож, который теперь хранился в ножнах за спиной, прикрепленный к поясу Далиры, а теперь её поясу. Синни положила крестик на бревно и приставила лезвие к основанию верхней планки. И отрезала её. Получился символ "T". Она потратила немного времени привязывая кожаный шнурок к своему новому амулету. Закончив, она надела его на шею и ощутила удовольствие, почти радость. Словно она вернулась домой. К отцу, к брату, к матери. К своему богу.
35
Вечером как всегда в медовой зале стал зачинаться очередной пир. Брунгильда, не желая участвовать в нём, сказалась больной и ушла к себе. Она действительно ощущала некоторую дурноту. Эльдвуг ничего ей не ответил и только молча проводил взглядом. Но через пару часов он вдруг заявился в их общую спальню. Лежавшая на кровати Брунгильда посмотрела на него чуть испуганно, предполагая, что он всё ещё злится и к тому же теперь и пьян. Но Эльдвуг не сказал ни слова, скинул сапоги и улегся на спину на кровать рядом с женой.
Они неподвижно лежали наверно с четверть часа, слушая своё дыхание и отдаленный шум и гам веселой пирушки.
Брунгильда, которая после дневного разговора с мужем столько всего передумала, доведя себя чуть ли не до головной боли, переживая о себе и о брате, готовилась начать ещё один разговор. Но на этот раз она собиралась попробовать совершенно иной подход, который всегда присутствует в запасе у любой красивой молодой женщины, отлично знающей что магия её обольстительной женственности способна творить с мужчинами настоящие чудеса. Но первым заговорил Эльдвуг.
– Пришёл Снурмид, это работник Хорфика, который отвозил Буяна к старой Габе. Ему камнем разбили голову. Повозка и Буян пропали.
Брунгильда резко села и ошеломленно посмотрела на мужа. Первым её побуждением было потребовать у него немедленно организовать масштабные поиски, если он почему-то ещё этого не сделал. Но она удержала себя. Уняв волнение, она как можно спокойнее произнесла:
– Ты отправил кого-нибудь на поиски?
– Нет.
Брунгильда помедлила и спросила:
– Кто мог это сделать?
– Не знаю. Должно быть бритты. Но странно всё это как-то. Их давным-давно уже не видели так близко от Тилгарда. Уже лет десять они вообще не заходят в наши земли. И зачем им это? Если позарились на лошадь и повозку, то почему не убили Снурмида, не забрали всё что у него было и не выкинули тело Хальфара.
Брунгильда снова легла, но на этот раз на левый бок, лицом к мужу. Она долго смотрела на него и он, чувствуя её пристальный взгляд, наконец повернул к ней голову. Она собралась с духом и сказала:
– Это я приказала Сигхурду и остальным догнать буйшу и убить её. – Она с тревогой ожидала, что он скажет, но Эльдвуг молчал и всё так же неотрывно глядел на неё. Она сглотнула и проговорила: – Мой брат ни в чем не виноват. Если хочешь кого-то обвинять, обвиняй только меня.
Ярл отвернулся, уставившись куда-то в потолок.
– Я сделала это ради нас. Наши воины должны видеть, что мы не дадим их в обиду. Убить эту ведьму было правильно.
Он снова повернулся и посмотрел на неё. Она жадно вгляделась в его глаза пытаясь понять его настроение. Но не поняла. Он показался ей как будто немного грустным и это озадачило её.
Она вздохнула и погладила его по щеке.
– Прости. Я не хотела доставлять тебе неприятности.
Она придвинулась ближе к нему, заглядывая в глаза, затем ещё ближе, так что они чувствовали дыхание друг друга, затем ещё, так что их губы почти соприкасались. Она не спешила, незаметно и неизбежно погружая его в свою женскую ауру, в свой сладкий влажный запах, в своё нежное тепло, в свой ласковый свет, окружая и мягко подчиняя его себе. Она знала, что он не устоит, никогда не мог устоять. Она слегка укусила его нижнюю губу и приподнявшись, забралась на него, обхватила ногами. Спустилась на низ его живота, потом ещё ниже и принялась медленно двигать тазом туда-сюда всё плотнее и плотнее прижимаясь к нему. И с удовлетворением почувствовала напряженный ответ его тела. Теперь он был полностью в её власти. Она с улыбкой передвинулась выше и слегка опустилась так что её голова нависла над его. Тяжелые роскошные локоны её рыжих волос упали вниз, на его лицо отгородив её и его от окружающего мира мягкой шелковистой стеной. Она знала, что ему это нравится, это возбуждает его, чувствовать её волосы на своём лице. Она опустилась ещё ниже, буквально окуная его в свои большие голубые глаза. Теперь он был в ловушке. В самой прекрасной на свете. И в самой безвыходной, ибо нет более крепкой клетки чем та в которой ты хочешь оставаться по собственному желанию. Но Эльдвуг неожиданно с силой приподнялся, схватил свою очаровательную жену и бросил её на спину рядом с собой, оказавшись на ней. Брунгильда игриво улыбалась, полагая что он решил взять инициативу на себя. Но ярл держал её за плечи, смотрел в глаза и его лицо было серьезным и задумчивым. Затем отпустил её, повернулся к ней спиной и сел на кровати, спустив ноги к полу. Брунгильда растерянно глядела в его затылок. Растерянно и обиженно.
Он повернулся к молодой женщине и сказал:
– Нет, это было неправильно.
Затем встал, натянул сапоги и ушёл.
Брунгильда села на кровати, опершись на ладони. Обида трансформировалась в холодное раздражание. Ей совсем не понравилось, что ярл, может быть первый раз за всё время их знакомства, отказался от любовных утех с нею, тем более когда она сама начинала их. Она вдруг снова ощутила сильную тошноту и впервые с некоторой смутной тревогой подумала о том что возможно эта тошнота не просто так.
36
Брон вернулся назад. Он подошел к Хальфару и осмотрел его.
– Живой, – сказал он. В его голосе сидевшей у костра Синни послышалось вроде бы удивление. – Силы в нём как в медведе.
И может быть даже восхищение. Но Синни это не взволновало. Она смотрела в огонь.
– Иди сюда, – позвал Брон.
Синни не пошевелилась, не отрывая глаз от огня. В её голове бродили странные для неё самой мысли о прощении, о силе, о судьбе. Но затем она поднялась и подошла.
– Ты сказала брат научил тебя убивать ножом. Скольких ты уже убила?
– Никого, – спокойно сказала девочка.
Брон молча указал на тело, которое почти на три четверти было освежёвано. Синни послушно посмотрела на кровоточащую плоть, оголенные мышцы, подрагивающие вены, трепещущие волокна, белеющие жилы.
– Давай, попробуй на нём.
Синни поглядела Брону в глаза.
– За что ты это сделал с ним?
Он протянул ей свой огромный нож.
– Бей в живот как учил брат.
– За что? – Повторила она настойчиво.
– Ты собиралась изрезать всё брюхо жене ярла, но чтобы рука не дрогнула надо учиться.
Синни отвернулась и посмотрела в правый глаз Хальфара. Уже начинало темнеть и зыбкие сумерки скрадывали детали, но она решила, что видит как Хальфар своим безумным глазом глядит на неё. Глядит и с нетерпением ждёт её милосердного удара. Но может ей лишь показалось. Она вытащила свой нож, игнорируя предложение Брона. Повернулась немного левым боком к висевшему человеку и немного помедлив ударила ножом, целясь куда-то ниже пупа. Удар получился очень слабым и скомканным, это был даже не удар, а скорее толчок, остриё клинка едва вошло в тело норманна, который даже не вздрогнул, словно был уже мёртв.
– Никуда не годится, – сказал Брон. – Чего ты его тыкаешь? Будто в носу ковыряешь. Бей резче, сильнее, бей будто сквозь него. Пронзай его. И следи чтобы рука не соскользнула с рукояти. Когда нож войдёт, тут же проверни его и вырывай не просто на себя, а наискось, разрезая живот как можно шире, чтоб все потроха повыпадывали. Давай ещё раз.
Синни понадежнее уперлась правой ногой, покачалась слегка вперед-назад и ударила снова. На этот раз Хальфар вздрогнул, а ладонь Синни испачкала кровь.
– Вот уже лучше. Молодец. Но назад говорю же наискось режь. Давай ещё раз. Бей не останавливаясь несколько раз подряд.
Синни посмотрела в лицо Хальфара. Вроде бы он больше не глядел на неё. Возможно он наконец умер. Она принялась бить его в живот. И каждый раз всё с большим остервенением. Кровь брызнула во все стороны в том числе и на её лицо. Капли показались ей горячими. Последний удар вышел совсем корявым, её рука как-то неправильно изогнулась в запястье и нож просто оцарапал тело. Она остановилась, перевела дыхание и, не посмотрев на Брона, молча вернулась к костру. Села на бревно и положила рядом нож. Она заметила, что её окровавленная рука сильно дрожит.
Бриган через минуту подошел и опустился на другое бревно.
– Надо поесть, – объявил он.
Синни исподлобья поглядела на него. На миг ей представилось нечто отвратительное. Впрочем, эмоция тут же погасла. После всего наверно даже такое не могло уже сильно её потрясти. Но Брон поймал её взгляд и усмехнулся, кажется впервые с тех пор как она его встретила.
– Ну да, – сказал он, – для нас бриганов жаренные норманны это лучшее угощение.
Синни опустила глаза, зачерпнула щепотку теплого пепла на краю костра и принялась оттирать свой нож.
37
Утро было тихим и ясным. Синни проснулась, чувствуя влагу на лице, видимо от рассеявшегося предутреннего тумана. Она вылезла из-под мехового плаща и огляделась. Брон уже возился с костром, пытаясь его оживить. Дальше за костром, на ветви дуба всё также висело багровое обезображенное тело норманна. В этот безмятежный утренний час, наполненный свежестью ласкового бриза и мягким светом юного Солнца, это уродливое тело представлялось совершенно неуместным, чем-то оскорбительным и неприличным. Но с другой стороны, внутри самой себя Синни ничего не почувствовала при виде мертвого человека. Вообще ничего. Она поднялась с земли, передернула плечами, зевнула, закуталась в плащ и побрела к озеру с твердым намерением умыться. Вчера она, безмерно уставшая и до предела вымотанная, так и легла спать, не смыв с себя всю ту мерзость что прикасалась к её коже, начиная со слюней Хальфара когда он насиловал её в каморке и заканчивая его же кровью когда она била его ножом в живот.
На берегу она аккуратно сложила на гальке плащ, сняла башмаки, чулки, закатала юбку, заткнув её за пояс и с содроганием, дрожью и даже тихим повизгиванием вошла по бёдра в холодную воду. Сегодняшнее умывание разительно отличалась от того что ей пришлось вытерпеть в компании злобных норманнов. Теперь она была абсолютно свободна. И радостно фыркая, отплевываясь и шмыгая носом, она черпала ладонями озерную воду, плескала на себя и яростно терла кожу лица, смывая наконец с себя всю скверну и грязь от соприкосновения с такими гадкими людьми как норманны. Закончив с лицом, она принялась за свои длинные черные волосы, опустив голову практически в воду, продирая волосы пальцами, теребя, растирая их и получая всё больше и больше удовольствия от собственной чистоты.
К костру она вернулась уже практически новым человеком. Она чувствовал себя бодрой, свежей, юной и голодной. На висевший труп она не обращала никакого внимания, на Брона же смотрела очень спокойно и даже как будто снисходительно. Подсев к костру и с удовольствием протянув ладони к огню, она посмотрела на мужчину, который сооружал навес над пламенем, чтобы повесить котелок. Он явно был намерен приготовить какую-то похлебку и Синни это пришлось по душе. Но пока до похлебки было ещё далеко, она с любопытством рассматривала бригана. Она была твёрдо намерена получить наконец ответы на все свои вопросы. Но здравый смысл подсказывал ей что начать лучше издалека.
– Скажи, Брон, что ты думаешь о моей матери?
Мужчина явно был застигнут врасплох. Он чуть растерянно посмотрел на девочку, которая после утреннего умывания казалось слегка сияет, и пожал плечами:
– А что мне о ней думать? – И замолчал, видимо надеясь как обычно от всего отмолчаться. Но Синни больше не собиралась принимать его молчание и настойчиво продолжила:
– Она тебе понравилась?
Брон поглядел на ребенка почти озадаченно. Он даже два раза крепко погладил себя по голове от затылка ко лбу, будто стараясь собраться с мыслями.
– Да, – твердо произнес он и вернулся к котелку, очевидно полагая разговор оконченным.
– И поэтому ты помогаешь мне? Ведь я знаю бриганы не любят сигурнов. Вы вообще никого не любите.
Брон уселся на бревно и внимательно поглядел на свою собеседницу.
– Что ты хочешь узнать?
– Как вышло что он, – она кивнула в сторону мертвого тела, вокруг которого уже кружили мухи, – оказался у тебя?
Брон задумчиво почесал свой переломанный очень искривленный нос, Синни этот жест показался забавным.
– Один парень повез его в лес к старой Габе, знахарке и колдунье, чтобы та исцелила его. Я подстерег этого парня, швырнул ему в голову камень из пращи, забрал повозку и тело и поехал подальше от Тилгарда.
Синни жадно ловила каждое его слово.
– Но зачем? Ты хотел отомстить ему? За что?
Он молчал. Синни уже было собралась повторить вопрос, но он глуше и невнятней чем обычно проговорил:
– Он содрал кожу с одного из моих братьев. Его звали Глер. Другие бриганы нашли его мертвым, висящем на дереве и сообщили мне. А я увидел на плаще этого ублюдка, – он кивнул на мертвого Хальфара, – кусок кожи с груди Глера с татуировками птиц и звезд. – Он сделал паузу, о чем-то подумал и добавил: – Птицы и звезды наши вечные братья.
И возможно чтобы перехватить инициативу у надоедливой девчонки, он указал на её грудь и спросил:
– Что это? Этого раньше не было.
– Знак моего бога. – Она легонько постучала пальцем по татуировке "Th" рядом с уголком левого глаза. И с гордостью произнесла: – Я дочь Туллы.
Но на Брона это не произвело большого впечатления и, потеряв интерес, он полез в свой мешок за ингредиентами для похлебки.
– Ты можешь научить меня сражаться мечом?
Брон исподлобья поглядел на неё.
– Мала ты ещё для меча-то, – пробурчал он. – Давай-ка я лучше научу тебя метать камни из пращи. Это гораздо полезней.
Синни, не осознавая, почесала нос, подражая Брону.
– А правда что когда мальчик-бриган становится мужчиной, он должен отрезать кусочек себя, сжечь его и пеплом нарисовать себе на груди знак вашего бога?
Брон подвигал нижней челюстью, как будто ошеломленный таким резким переходом. И ничего не ответив, принялся ложкой помешивать варево в котелке.
– Это правда? – С нажимом повторила Синни.
– Да.
– А ты что отрезал?
Он не слишком приветливо покосился на неё, но Синни ничего не заметила.
– Ухо? Палец? – Она последовательно переводила взгляд по искалеченным частям его тела. Брон невозмутимо молчал, занимаясь готовкой.
Охваченная исследовательским пылом, позабыв о какой бы то ни было тактичности, Синни требовательно воскликнула:
– Что?
– Кусок ноги.
Синни удивленно захлопала ресницами.
– Как кусок ноги?!
Он задрал правую штанину, немного вывернул голень, показывая ей икроножную мышцу где присутствовала как будто бы ямка, покрытая белесым исковерканным шрамом. У Синни округлились глаза, когда она представила сколько надо мужества и самообладания чтобы вот так отрезать от себя кусок плоти. Но её уже несло дальше:
– А правда, что вы грызёте камни чтобы стать крепче?
Брон, видимо осознав, что пытаться отмолчаться бесполезно, покорно ответил:
– Да. Постоянно. Видишь какие у меня зубы, – он оскалился, – крепкие как у лошади. Я могу ими кость перекусить.
– А что у тебя с ухом?
– Орёл оторвал, – равнодушно ответил Брон.
– Орёл?!!
– Да-а. У нас лучшим подарком для возлюбленной считаются яйца из орлиного гнезда. И когда я их забирал на меня напала разъяренная орлица.
Наивная Синни глядела на него во все глаза и слушала чуть ли не затаив дыхание. А Брон кажется входил во вкус.
– А пальцы я потерял в Греймидоре. Знаешь что это?
Синни отрицательно помотала головой.
– Это самый страшный ледник на нашей земле. Там такой жутко холодный лёд что если прикоснешься к нему, то сам сразу превращаешься в ледышку. И если вовремя не отскочишь, то весь станешь ледяным. Я вот едва голыми пальцами задел за льдину и они тут же стали ледяными. Пришлось отломить и выбросить.
– А с лицом у тебя что? – Синни чуть споткнулась на этом вопросе и даже на миг ощутила смущение. Но оно тут же улетучилось.
– Камнем прилетело.
– От врага?
– От тролля. Они злятся что мы забираем их золото и кидают в нас камни.
Синни аж рот раскрыла от удивления. Но подстегиваемая любопытством и удивленная неожиданною расположенностью Брона отвечать, она спешила этим воспользоваться:
– А правда, что бриганы могут без вреда для себя входить в огонь?
– Правда. – Он вытянул руку и поместил ладонь в пламя костра. Продержал её там секунд десять, вытащил и помахал в воздухе, показывая, что рука цела.
У Синни горели глаза от возбуждения.
– А правда, что бриганы могут чувствовать металлы, серебро там, золото, железо?
– Да. Вот у тебя в кармане есть что-то золотое.
Синни торопливо наощупь проверила что монета таинственного старика по-прежнему на месте. Она с подозрением поглядела на мужчину, опасаясь, что он может позариться на её сокровище, но Брон равнодушно солил похлёбку и на неё не смотрел. Синни успокоилась.
– А правда, что у ваших женщин каменная грудь от того что они всю жизнь толкают камни?
На лице Брона промелькнуло легкое удивление, видимо такого слуха о бриганах он ещё не слышал. Но чуть усмехнувшись, он с чувством произнес:
– Истинная правда. Грудь у наших женщин твердая как гранит.
Синни, не уловив насмешки, тут же спросила:
– А правда, что когда ваша женщина рожает, она поёт бравые песни, чтобы ребенок родился храбрецом?
Брон посмотрел на ребенка еще более озадаченно, но всё же ответил.
– Правда.
– А правда, что ваша женщина оставляет новорожденного младенца одного на целую ночь на вершине скалы и только если он выживет до утра, то его берут в семью?
Брон задумчиво потер подбородок, то ли прикидывая будет ли вообще конец этим расспросам, то ли поражаясь тому откуда в голове у девчонки столько нелепости и вздора о его народе.
– Правда, – сказал он со вздохом.
– А правда, что вы знаете язык троллей?
– Да.
– Ох! – Восхитилась Синни. – А скажи что-нибудь на троллином.
Брон сказал пару матершинных ругательств на латыни, слышанных им от одного иберийского купца, который вроде бы мог ругаться на всех языках мира.
– Это язык троллей? – Усомнилась девочка. – А что это означает?
– Это означает: "а не хочешь ли ты ложкой по лбу, маленькая сигурн?".
Синни насупилась, даже слегка покраснела.
– Ты же сам отвечал, тебя же никто не заставлял, – пробормотала она, опустив глаза.
Он нагнулся над костром, протягивая к ней свою берёзовую ложку. Синни испуганно отклонилась назад.
– Держи, – сказал он. – Надеюсь хотя бы пока ешь, будешь молчать.
Синни взяла ложку и осторожно посмотрела на бригана, пытаясь понять насколько он сердит. Но Брон принялся буднично доставать из своего мешка хлеб и сыр и отрезать от них куски. Судя по всему, он был вполне спокоен и у Синни отлегло от сердца. Она вытянула шею, разглядывая что там в котелке.
Трапеза, как того и хотелось Брону, проходила в полном молчании. Оба с аппетитом глотали пищу и ни юную сигурн, ни взрослого бригана ничуть не смущало то обстоятельство что буквально шагах в пятнадцати от них на дереве висит неимоверно изуродованное человеческое тело с ползающими по нему мухами и с первыми черными птицами с заинтересованным видом сидящими поблизости.
