Евгений Викторович Донтфа
Дочь Туллы
Далира стояла как каменная. Затем резко перевернула копье и воткнула его в землю. Вытащила топор и подошла к стоявшему на коленях мужчине. Толкнула его в спину, снова повалив лицом на землю. Присела возле ног и принялась бить топором по нижней части левой голени, чуть повыше лодыжки. Ильзир яростно заорал. Пятью хрустящими ударами отрубив его левую ступню, Далира принялась за правую. Покончив с ней, она перешла к рукам. Схватила левую ладонь, дернула к себе, вытягивая мужскую руку, и ударила топором в уже изувеченное запястье. Отрубив левую кисть, занялась правой. Ильзир надсадно хрипел, сипел, выл, скрежетал зубами. Его лицо стало настолько багровым, что казалось сейчас лопнет. Выпученные глаза покрылись красными жилками.
Закончив со всеми конечностями норманна, Далира собрала всё оружие, подняла свой плащ и спокойно направилась в сторону Тилгарда, ни разу не оглянувшись.
Ильзир рычал, шипел, пыхтел, бросая вслед молодой женщине жуткие мерзкие проклятья. Но затем смолк, оглушенный ударами собственного сердца и совершенно обессилев. Кровь из отрубленных конечностей заливала землю вокруг него. Ильзир лег левой щекой на землю, не в силах уже держать голову на весу. Среди всех его чудовищных ощущений пробилась горькая досада о том, что надо было держать язык за зубами, тогда сдох бы как нормальный человек от обычного удара копья в грудь. Запах крови забил его ноздри и он устало подумал что всё-таки умирает как воин. Последней его мыслью было тоскливое воспоминание о зашитых в штанинах серебряных монетах, которые он так и не успел потратить. "Вот это жаль, вот это правда, очень жаль".
12
Хальфар и Синни вошли в Тилгард к вечеру.
Тилгард, расположенный на берегу узкого глубоко врезанного в сушу морского залива, представлял из себя собрание больших и малых деревянных домов, иногда с каменным основанием, окруженных разновеликими наделами, обнесенных такими же разномастными изгородями. Сам город окружал насыпной ров с врытым в него частоколом из огромных вертикально стоящих заостренных бревен. Эта оборонительная стена была абсолютно сплошной и даже уходила на несколько саженей в воды бухты. Единственный существующий проход находился строго напротив городской пристани, вырытый в земле под частоколом сквозь ров. Вдоль всей городской стены на равном расстоянии друг от друга возвышалось восемь квадратных сторожевых башен с покатой крышей.
Особого порядка в расположении домов внутри города не было. Казалось, что всё рождено стихией. По грязным широким и узким проходам, обозначенных изгородями и стенами, ходило-бродило по своим делам, пешком и изредка на лошадях, заметное количество людей. Синни с перепугу показалось что так просто бессчетно великое множество людей, как звезд на небе и песчинок на морском берегу, как говаривал Фрей Сильвий, рассказывая о далеких громадных сказочных южных городах. Было шумно, оживленно, пахло рыбой, кожей, навозом и дымом.
Синни, совершенно вымотанная, измученная долгим переходом, голодом, жаждой и грубым обращением, едва переставляла ноги, запиналась, шаталась и иногда чуть не падала. Разбитые в месиво жидкой грязи дороги на главных направлениях были покрыты дощатым настилом, положенным на толстые бревна и Синни чудилось в стуке шагов по доскам что-то зловещее. Несмотря на всё своё истерзанное состояние, свою жалкую участь и обреченное будущее, она всё же проявляла любопытство к окружающему. Особенно к людям и особенно к женщинам. Белокурые, рыжеволосые, большеглазые, с очень белой кожей, высокие, полногрудые, широкие в бедрах, в ярких одеждах, они казались очень сильными и уверенными в себе. Если женщины в свою очередь бросали взгляд на Синни, та поспешно стыдливо опускала глаза. Она понимала, что представляет из себя невероятно жалкое зрелище и кроме того ей казалось что всем вокруг очевидно что она пленница, рабыня, которую хозяин может безвозбранно бить и насиловать. Кое-кто из встречных мужчин приветствовал Хальфара и почти все они мимоходом с праздным интересом оглядывали черноволосую девочку с веревкой на шее.
Но в какой-то момент Хальфар столкнулся с высоким черноволосым мужчиной, у которого был сильно изуродовано лицо. Судя по всему, его когда-то ударили топором прямо в центр лица, жутко переломав нос и искалечив скулы. Также у него не хватало верхней части правого уха, отсутствовали мизинец и безымянный палец на правой руке, а смуглую кожу лица покрывали многочисленные шрамы. Мужчина катил перед собой тачку, груженную какими-то тюками и едва не наехал ею на белокурого широкоплечего гиганта, но вовремя остановился, разглядывая его. Однака Хальфар всё равно пришёл в ярость.
– Смотри куда прешь, хуйло подзабороное! – Прорычал он. – Чего уставился?! В зубы захотел, падаль вонючая?! Выкидыш бабий! Урод заморышный! Гнусный скрэлинг! Тварь бесхребетная!
Черноволосый мужчина поспешил убраться с дороги грозного норманна. А Синни бросила на мужчину быстрый сочувственный взгляд, ощутив некоторую солидарность с ним. Наверно он тоже раб, решила она.
Дальше они шли по направлению к морю и как ни была Синни подавлена и обессилена, но шипящий плеск волн, крики чаек, а главное совершенно невиданное для неё зрелище множества больших и малых, красиво изогнутых, изукрашенных цветными рисунками, резьбой и большими круглыми щитами кораблей с квадратными полосатыми парусами, в основном красно-белыми, всё же отвлекли её от всех мрачных переживаний и отозвались в её детской душе моментом радостного восторга.
– Эй, черт бородатый! – Весело крикнул Хальфар одному из бородатых, голых по пояс мужчин, возившихся с огромными бочками на пристани. – Где Гуннар Сиволапый?
"Черт бородатый" спокойно глянул на Хальфара, хмыкнул, сплюнул и крикнул в ответ:
– Известно где, в хороме своей дубовой, пузо чешет да барыши подсчитывает, – и он махнул в сторону длинного дома с зеленой двухскатной крышей, недалеко от пристани.
Хальфар кивнул в ответ и направился к дому. Там он увидел какого-то мальчишку лет десяти и велел покликать хозяина.
Гуннар Сиволапый, пятидесятилетний дородный мужик с мясистым круглым лицом, с бритой головой и с жидкой неряшливой бородой, не спеша вышел на крыльцо дома и с важным видом огляделся. Увидев Хальфара, он ухмыльнулся и поднял в знак приветствия правую руку, на каждом пальце которой был перстень или кольцо.
– Пришёл значитца, – констатировал Гуннар. – Ярл уже спрашивал о тебе.
– Ну так робеет поди без меня на запад-то плыть, – ухмыльнулся Хальфар.
– Да не-е. Он ведь как спрашивает: "Кто-нибудь видел Хальфара Буяна? Пришел он уже?", "Нет пока", "Ну и хвала Одину".
Хальфар хмыкнул, но не слишком весело.
Гуннар хитро прищурился и ехидно проговорил:
– Хотя тебя наверно больше интересует спрашивала ли о тебе жена ярла, прекрасная Брунгильда, да?
Взгляд Хальфара помрачнел, он явно не оценил шутки. Гуннар тут же перестал улыбаться и махнул рукой, мол, проехали.
Переваливаясь и как-то странно раскачиваясь, он спустился с крыльца и пристальным цепким взглядом оглядел черноволосую девочку с веревкой на шее.
– Хочешь продать? – Спросил он и вытер пальцами уголки губ, где выступили частички слюны.
– Хочешь купить? – Насмешливо проговорил Хальфар.
Гуннар Сиволапый смачно рыгнул, приблизился к ребенку и совершенно бесцеремонно полез пальцами ей в рот, оттягивая губы и осматривая зубы. Он даже провел пальцами туда-сюда по зубам и немного порасшатовал их. Затем поворошил волосы, взял за подбородок и принялся поворачивать голову в разные стороны вверх и вниз словно любуясь девочкой с разных ракурсов. Синни безропотно, опустив глаза вытерпела весь этот донельзя унизительный осмотр.
– Сколько хочешь? – Спросил Гуннар, повернувшись к огромному, возвышавшемуся над ним как башня, Хальфару.
Тот усмехнулся.
– Сколько не захочу всё моё, – сказал он. – Но пока не продается.
Гуннар досадливо поморщил нос.
– Чего тогда приперся, от дел отрываешь? – Он явно был слегка расстроен, ибо девочка ему понравилась. Хальфар это понял.
– Пусть буйша у тебя денёк другой посидит под замком. В раздумьях я пока, а таскать её всюду с собой не дело. Но только так чтобы никто не тронул её. – Хальфар грозно сверкнул голубыми глазами на Гуннара. – Я серьезно, Сиволапый, чтобы не прикасались. Она моя.
– Добро, – легко согласился Гуннар, увидев в этом для себя возможность впоследствии выторговать скидку. – Устрою буйшу как родную.
– Но так чтобы отдельно от остальных, – сказал Хальфар.
– Конечно. Только всё это мне зачтется потом, так ведь?
– Не бзди, Сиволапый. Рассчитаемся. В убытке не будешь. – Хальфар усмехнулся. – Кто угодно, только не ты.
Гуннар тоже улыбнулся. Самодовольно.
Хальфар передал ему конец веревки и уже уходя, обернулся и сказал:
– И это, Сиволапый,… накорми её что ли. Или хоть воды дай. А то она ни ела ни пила хер знает сколько, скопытится еще, тогда нам обоим убыток.
Гуннар махнул рукой, показывая что сам со всем разберется. Подошел к Синни и вынул из-за спины здоровенный нож. Синни испуганно отшатнулась, но он за веревку на шее притянул девочку к себе и, аккуратно просунув лезвие под веревку, перерезал её.
– По-нашему понимаешь?
Синни утвердительно кивнула.
Гуннар одобрительно покачал головой, моментально прикинув насколько возросла цена рабыни.
– Гадить будешь на двор ходить, кто-нибудь из слуг тебя выведет. Нагадишь в доме заставлю сожрать. Поняла?
Синни снова кивнула.
– Бежать не думай, – наставительно произнес пузатый норманн и мизинцем поковырял в зубах. Сплюнул и закончил: – Из Тилгарда тебе не выбраться, а здесь в городе любой тебя схватит и сделает с тобой что захочет. Потому что ты буйша. Поняла?
Синни в очередной раз кивнула.
– Ты немая что ли?
– Нет.
– Молчаливая? Это хорошо. Запомни на будущее мужики любят молчаливых баб. Идём.
Гуннар привел девочку в темную каморку, размером буквально три на три шага. Окон не было, лишь пара узких щелей под потолком. На земляном утрамбованном полу ничего не было за исключением толстой доски шириной в локоть и длиной в пару шагов. Втолкнув Синни внутрь, Гуннар закрыл дверь и запер засов. Потом глухо крикнул:
– Жрать ближе к ночи принесут. Приспичит на двор, ори пока кто-нибудь не придет.
Синни сдвинула доску к бревенчатой стене, уселась в углу, подтянула колени к груди и, крепко обхватитв ноги, пустым взглядом уставилась на дощатую дверь. Ничего хорошего прийти из-за этой двери не может, подумала она. И вообще никогда в её жизни уже не будет ничего хорошего. Так ей представлялось. И она не могла придумать ни одной даже самой слабой утешительной мысли что бы как-то развеять или хотя бы поколебать беспросветную каменную тьму в своей душе. Более всего её угнетало ощущение безраздельного одиночества, жуткое осознание того что во всём бескрайнем мире не осталось ни единого человека, который думал бы о ней с теплотой и нежностью, для которого она значила бы нечто большее чем горсть монет или способ удовлетворить похоть. Она осталась совершенно одна. Синни вытащила из кармана деревянный крестик на шнурке и крепко сжала в кулаке. Эта вещица осталась последней ниточкой связывающей её с тем счастливым временем где ей было хорошо и все её любимые люди были ещё живы. Синни беззвучно заплакала.
13
Уже начало темнеть, когда Хальфар вошел во двор главного дома Тилгарда – пиршественный зал примыкающий к покоям ярла. На обширном дворе, возле кормушки, он увидел несколько лошадей и на миг замер, смутно припоминая что ему вроде как надо было что-то сделать связанное с лошадью. Но так и не вспомнив о чем это, равнодушно выбросил это из головы и прошел в дом.
В огромной длинной комнате с двумя рядами столбов, подпирающих крышу, было жарко, сумрачно, дымно и сильно пахло жаренным мясом и чем-то кислым, то ли пивом, то ли блевотиной. В центре помещения протянулся прямоугольный врытый в землю каменный очаг, часть которого была накрыта плитой. Вокруг за столбами по П-образной траектории стояли столы и лавки, центр поперечной линии отводился самому ярлу и его семье, там имелось возвышение с очень широким стулом, укрытым шкурами и мехами, на котором привольно могли разместиться до 4 человек. Но в данный момент там никого не было. Однако остальные места за столами не пустовали, примерно три четверти из них были заняты, исключительно мужчинами. Мужчины громко весело разговаривали, обильно пили из рогов и больших кружек и с удовольствием поглощали пищу, беря её прямо руками из широких плоских блюд. Вдоль столов то и дело сновали несколько молодых девиц в светлых облегающих платьях, украшенных красной и синей вышивкой. Девицы подливали пиво в опустевшие рога и кружки и доставляли с кухни новые полные блюда, а также исполняли разные мелкие поручения пирующих, как например, принести тазик с водой для умывания, принести гребень для срочного расчесывания, принести тряпку чтобы вытереться и т.д. Но не более. Не смотря на то что все девицы были вполне хороши собой и их соблазнительные станы то и дело изгибались перед глазами мужчин, последние не позволяли себе никаких фривольностей. Ибо твердо знали, что служанки ярла принадлежат только ярлу и если позволить себе лишние с одной из них, то потом непременно придётся рассчитываться за это, причем скорей всего звонкой монетой.
Хальфар, как полагалось, оставил свой меч, щит и оба топора в специальных ящиках у входа и направился к столам.
– Чтоб мне лопнуть! – Зычно проорал один из гостей, увидев Хальфара, и вскочил с лавки, хорошенько пихнув при этом своего соседа, да так что тот едва не захлебнулся пивом. Пока сосед надсадно хрипел, пытаясь продышаться, тот кто его толкнул, низенький, но невероятно широкоплечий человек, практически квадратный, весело ударил Хальфара в грудь и снова заорал: – Буян! Наконец-то! А мы уж думали ты не появишься.
Хальфару пришлось несколько секунд приходить в себя после жуткого удара в грудь, который другого менее крепкого человека возможно бы и убил, сокрушив ему ребра и смяв сердце.
– Рад тебя видеть, Гёмли, – просипел он. – Вижу ты в отличном настроении.
– Ну дак а когда я был в плохом.
Гёмли заметил своего задыхающегося соседа и решив, что тот подавился, услужливо похлопал его по спине, весело проговорив:
– Да не жадничай ты, Мельнир, ярл перед походом всегда щедрый, на всех хватит.
Бедный Мельнир от могучих хлопков по спине потерял последнюю возможность дышать и закряхтел, захрипел пуще прежнего, выпучив глаза.
– Да он же блюёт, кажись, – сказал кто-то из соседей.
Гёмли хмыкнул:
– Вот скотина, нажрался уже. – И повернувшись к Хальфару быстро затараторил: – Ну так ты где пропадал? Разбогател за этот год? Может даже женился? А где Ильзир и Даррес? Они не с тобой?
Хальфар припомнил зачем ему нужна была лошадь, но тут же решил, что Краснокожий поди уже перестал ждать и сам пошел в город, а потому можно выкинуть это из головы. Он уселся на лавку рядом с местом Гёмли, бесцеремонно сдвинув в сторону Мельнира и остальных по цепочке. И тут же принялся за еду, ибо уже умирал от голода. Гёмли сел рядом и поманил одну из служанок, показывая на нового гостя. На вопросы Гёмли Хальфар так и не ответил, он знал что это единственно правильный путь, ибо любой ответ рождал только кучу новых, а Гёмли никогда на это не обижался и тут же переключался на что-то другое. В какой-то момент, когда Хальфар жадно поглощал жаренную оленину, Гёмли толкнул его локтем в бок. Хальфар скривился от боли, а мясо встало у него поперек горла.
– Вон ярл пришел с жёнушкой, – сообщил он. – Валяй представься как должно.
Хальфар мрачно посмотрел в сторону возвышения, где на широкий стул усаживались мужчина и женщина, дожевал кусок мяса, допил из своей кружки, вытер рот тряпкой, подозвал одну из служанок и затребовал у неё гребень. Получив его, он долго и прилежно расчесывал свои золотистые космы и только сочтя что лучше уже некуда, наконец нехотя поднялся. Медленно с достоинством шагая вдоль столбов, он ждал, когда Эльдвуг Дубовый Щит поднимет на него взгляд. Но ярл, склонившись к своей жене, что-то говорил ей и упорно не замечал приближающегося белокурого гиганта. И Хальфар решил, что это намеренно. Он не любил ярла, считая его старым, слабодушным, довольно посредственным воином, очень корыстным и жадным, но главное не достойным такой молодой красивой женщины как Брунгильда Мэйнринг. Хальфару казалось очевидным что для этой женщины гораздо более подходит такой замечательный со всех сторон мужчина как Хальфар Бринбьёрд и из личных бесед с самой Брунгильдой он сделал далекоидущий вывод что и она тоже так считает.
Ярл посмотрел на Хальфара только когда тот замер перед столом и молча простоял там минуту или две. Когда их взгляды встретились, Хальфар чуть-чуть, едва заметно склонил голову и церемонно произнес:
– Приветствую тебя, Эльдвуг Дубовый Щит. – Затем повернул голову к рыжеволосой женщине рядом с ярлом и сказал уже с некоторым чувством: – Приветствую и тебя Брунгильда, дочь славного конунга Ивона Рыжего Победителя двух медведей.
Брунгильда сдержанно кивнула в знак приветствия и слегка улыбнулась.
– Хальфар Буян! Наш великий воитель! Гроза свирепых гэлов. Заждались мы тебя. – Воскликнул Эльдвуг вроде как с неподдельной радостью. И даже поднялся со своего места и протянул вперед руку. Это была большая честь. Мужчины крепко пожали правые предплечья друг друга.
Эльдвуг Дубовый Щит, хорошо сложенный человек среднего роста, был на восемь лет старше Хальфара. И выглядел бы вполне его ровесником если бы не ранняя седина в его светло-русых волосах, на висках и немного в бороде, и некая застывшая холодная угрюмость его темно-зеленых глубоко посаженных глаз, которая старила не хуже морщин или дряблости кожи. И вот и сейчас, пожимая руку Хальфара, глядел он на него с какой-то задумчивой неприветливостью.
– Что задержало тебя? Уж не женился ли ты? – Ярл улыбнулся. – И может в сладких объятиях прекрасной девы потерял счет времени?
Хальфар отрицательно покачал головой, при этом взглянув на Брунгильду.
Откуда-то из-за спинки княжеского сидения возник высокий худой мужчина лет 53–55. Его темно-русые волосы, практически без седины, были достаточно коротко подстрижены. На левой стороне головы белело уродливое пятно большого шрама от давнишнего ожога, захватывающего немного щеку, висок, создавая внушительную залысину и практически отсутствующее левое ухо. Обведенные черным большие глаза глядели пристально и чуть насмешливо. Одет он был в великолепно расшитую багряную льняную рубаху и в роскошную накидку из собольего меха. Его словно иссохшие ладони с длинными пальцами опирались на толстый чуть изогнутый дубовый посох, навершие которого украшал орлиный череп. Хальфар знал этого человека. То был Ульрих Безухий, лагман при дворе ярла, то есть основной толкователь законов и традиций, он был главным на тинге, общем собрании и судилище, судья последнего слова, вершитель справедливости. И даже ярлы редко решались идти против воли лагманов. Впрочем, мудрые лагманы редко выносили решения, слишком уж противоречащие желаниям ярлов.
Ульрих приветственно кивнул белокурому гиганту и сказал неожиданно довольно низким и хриплым голосом, который так часто завораживал собравшихся на тинге:
– Мы ожидали воинов и воин пришел. – Он чуть усмехнулся. – Но где же твои братья, Даррес и Ильзир? Неужто решили не участвовать в походе славного Эльдвуга?
– Ильзир задержался в дороге, – нехотя проговорил Хальфар. – Думаю завтра появится. А Даррес уже не придет никогда. – И он холодно поглядел на лагмана, пытаясь дать ему понять что дальнейшие расспросы нежелательны. Но старик намеков не понимал или не хотел понимать.
– Погиб в битве? – Настойчиво спросил он.
Хальфар пожал плечами и хмуро произнес:
– Да вроде. Спроси Ильзира, если интересно.
– Спрошу. Ну а что ты? – Ульрих улыбнулся. Но улыбка обезображенная ожогом выглядела не слишком приятной. – Соскучился по битвам?
– Соскучился, – негромко ответил Хальфар и снова посмотрел на княжну. В этот момент к ней подошёл её родной брат, Сигхурд Мэйнринг, статный крепкий мужчина лет двадцати пяти с буйной копной непокорных рыжих волос и такой же огненно-рыжей бородой. И прекрасная Брунгильда Мэйнринг, чуть склонившись в его сторону что-то говорила ему. Сигхурд, слушая сестру, угрюмо глядел на Хальфара. И хотя Хальфар знал, что Сигхурд практически на всех глядит угрюмо и вообще человек очень молчаливый и спокойный и вряд ли испытывает к Хальфару какие-то недобрые чувства, сам он не любил Сигхурда. Он затруднился бы ответить из-за чего, видимо ему не нравились все мужчины, которые были так или иначе близки прекрасной Брунгильде.
– Что ж, – зычно гаркнул ярл и указал рукой на столы, – тогда садись, брат Хальфар, пей и ешь в волю. И не волнуйся, битвы обязательно будут, уж это я тебе обещаю.
Хальфар вернулся на своё место недовольный. Ему не понравилось, что прекрасная Брунгильда Мэйнринг была столь сдержана с ним и едва удостоила мимолетным взглядом. И потому он действительно стал есть и пить в волю. В основном пить.
Пир продолжался до глубокой ночи. Каждый из гостей прекращал его только когда так или иначе впадал в беспамятство, в беспробудный сон, и его оттаскивали от стола куда-нибудь на полати, а то и просто бросали на пол где придется, только чтобы не мешал остальным. Однако могучий Хальфар еще долго оставался не только бодрствующим, но и вроде как вполне трезвым. Он пил и ел с угрюмой отрешенностью и как будто не замечал ничего вокруг. Ни диких шуток Гёмли, ни оглушающего хохота товарищей, ни грохота кружек, ни толчков соседей, ни даже заинтересованного почти призывного взгляда одной из служанок, которая настойчиво крутилась возле него, ненароком задевая его разными частями своего тела, желая дать понять этому тугодуму что она совсем не против уединиться с ним. Но Хальфару было всё равно, единственное к чему он проявлял интерес это к передвижениям по зале обворожительной рыжеволосой Брунгильды Мэйнринг. Он всё ждал, когда она по какой-нибудь надобности выйдет на улицу. И дождался. Тогда он тоже поднялся с лавки и как бы пошатываясь, не спеша пошёл к выходу, вроде как желая подышать свежим воздухом. Что в общем было вполне естественно, учитывая тяжелый удушливый дух пиршественной залы, где смешался дым от углей, смрад ядрёного перегара, кислый запах пива и эля, псиный запах шкур и шерсти, вонь от блевотины и не слишком чистых тел.
Во дворе, в темноте звездной ночи, освещаемой лишь тусклым светом из маленьких окон, он, убедившись, что вокруг нет никого лишнего или по крайней мере достаточно трезвого, быстро нагнал молодую княжну возле стены высокого амбара.
– Может поговорим? – Сказал он, протягивая к ней руку.
Молодая женщина резко повернулась к нему и холодно покосилась на протянутую к ней ладонь. Он убрал руку.
– О чём нам с тобой говорить, Хальфар Буян? – Спросила она и от её бархатного мелодичного голоса он остро ощутил желание близости с ней.
– Вроде раньше было о чём. Тогда у Черного дуба. Ты даже взяла у меня цветы.
Прекрасная Брунгильда хмыкнула.
– Что цветы? Было бы невежливо не взять. Не хотела тебя обидеть.
Хальфар сумрачно смотрел на молодую женщину. Он до того привык что он берёт практически всё что пожелает, что невозможность здесь и сейчас поступить как обычно выводила его из себя.
– Ты готова была лечь со мной. Ты же знаешь, что я лучше него.
Синие глаза Брунгильды сверкнули то ли гневно, то ли насмешливо.
– Ты слишком много себе позволяешь, славный воитель Хальфар, – проговорила она вполне спокойно. – Я жена своего мужа. И я не знаю чем ты лучше него.
Хальфар расправил плечи.
– Да всем!
Она пристально посмотрела ему в глаза.
– Тогда почему ярл он, а не ты?
Хальфар, который всё же был до какой-то степени пьян, почти впал в ярость.
– О чём это ты говоришь, дева?! Думаешь этот старый пердун способен одолеть меня? Он ярл по-наследству. А в битве ему со мной не равняться. И если ты думаешь, что я боюсь его, то я могу сказать ему это всё прямо в лицо. Прямо сейчас! – И он вроде как дернулся в сторону главного дома, но молодая женщина поспешно схватила его за руку.
Нежным проникновенным голосом, от которого вожделение Хальфара стало практически видимым, Брунгильда сказала:
– Не надо ничего никому говорить, Хальфар Буян. – И заглядывая ему в самые глаза, добавила: – Просто отправляйся с ним в Вестландию, а возвращайся без него. – И быстро ушла.
Хальфар, весь разгоряченный, возбужденный, расстроенный и одновременно окрыленный намеком надежды, принялся бродить по Тилгарду, пытаясь поостыть и унять возбуждение. Но вспомнив о своей юной пленнице, он решил, что у него есть гораздо более приятный способ справиться с этим.
Он ввалился в каморку Синни уже совершеннейшим зверем, ведомый лишь своим желанием. Прижал девочку к земле, сорвал разорвал её скудные одеяния и принялся жадно грубо насиловать, не обращая ни малейшего внимания на её слезные крики и жалкие попытки сопротивляться. Хальфар был Победитель. Всегда и во всём.
