Евгений Викторович Донтфа
Дочь Туллы
17
Хальфара нашли спящим в доме Гуннара Сиволапого. Как и ярл, Хальфар спросонья долго не мог понять, чего от него хотят и поначалу красноречиво послал пришедших за ним воинов, среди которых был и Гёмли, к херам козлячьим, потребовав чтобы его оставили в покое и дали выспаться. Тогда Гёмли схватил его за плечо и тряхнул с такой силой что у Хальфара клацнули зубы.
– Вставай, Буян, – прорычал он. – Там какая-то буйша заявилась, требует поединка с тобой. Поставила на уши весь город. Ярл хочет видеть тебя!
Хальфар в полном изумлении уставился на товарища.
– Чего-о?!
– Того, бля! Говорят тебе вставай. Сейчас будешь со спятившей буйшей биться. – Гёмли насмешливо хмыкнул. – Если не оробеешь конечно. Она страшенная как черт.
Другие воины заулыбались. Хальфар яростно оттолкнул Гёмли и начал подниматься.
Минут через пятнадцать все они явились на Сборную площадь.
Хальфар, увидев Далиру, глазам своим не поверил. Но, впрочем, быстро пришёл в себя и спокойно поглядел на Эльдвуга.
– Ты звал меня, ярл? – А затем также спокойно, почти самодовольно скользнул взглядом по прекрасной Брунгильде.
Эльдвуг глядел на него тяжелым недобрым взглядом. Он указал носком ноги на лежавший на земле щит.
– Это оружие Ильзира, буйша говорит, что убила его. – И он вопросительно посмотрел на Хальфара.
Но тот ничуть не смутился.
– Что ж может и убила. С меня-то что за спрос?
– Выходит Ильзир был с тобой и ты бросил его.
– О чём это ты говоришь, Эльдвуг Дубовый Щит? – Помрачнев спросил Хальфар. – У Краснокожего что-то там было с ногой и он сказал, что ему нужно передохнуть, а я торопился в Тилгард. Так с какой стати мне сидеть с ним? Он что дитё малое? Или что, – Хальфар ухмыльнулся, – мне нужно было остаться чтобы защитить его от этой девки? Сам он уже не может?
– Выходит что не смог.
– Да мне плевать что там выходит. Если взрослый мужик не может справиться с какой-то ублюдочной буйшей то и нахер он тогда нужен.
Эльдвуг покачал головой.
– Что ж, твоя правда. Такой воин нам не нужен. Но эта ублюдочная буйша теперь заявилась сюда и вызывает тебя на поединок. Что скажешь?
На какой-то неуловимый миг на лице Хальфара отразилась тревога, хотя он бы и сам не мог бы сказать, что его встревожило. Он повернулся лицом к Далире и с презрением поглядел на неё.
– Хочешь сразиться со мной? – Насмешливо спросил он.
– Где моя дочь?!
Хальфар плотоядно хмыкнул.
– Твоя дочь…, – он нашел взглядом в толпе Гуннара Сиволапого, который с интересом следил за разворачивающимися событиями, затем снова посмотрел на Далиру. – К чему тебе это?
– Когда я убью тебя, я заберу её с собой.
Хальфар снова насмешливо хмыкнул, но затем пожал плечами и равнодушно сказал:
– Ну если убьешь, то забирай.
Далира не ожидавшая такого легкого согласия со стороны врага, немного растерялась.
– Где она сейчас?
– Тут, неподалёку.
– Пусть её приведут сюда.
Хальфар ухмыльнулся:
– Зачем? Ты что правда думаешь, что справишься со мной?! Совсем что ли сдурела?
Далира посмотрела на ярла. Она некоторое время колебалась, но потом чуть сникнув, сказала:
– Прошу тебя, Эльдвуг Дубовый Щит, прикажи привести сюда мою дочь.
Ярл долго смотрел на молодую женщину, раздираемый противоречивыми чувствами. И никто до конца не понимал, что творится в его душе. Даже наверно он сам. Он не любил Хальфара Бринбьёрда. Может потому что тот был сверх меры нахален и дерзок, может из-за тех слов что тот позволял себе говорить о своём ярле, может из-за его невероятной силы и чувствуя угрозу себе, а может из-за того, что тот был самовлюблен и эгоистичен, а может… Эльдвуг посмотрел на свою очаровательную молодую жену и затем снова повернулся к Далире, задумчиво вглядываясь в бездонные провалы её тёмных глаз. Да, он не любил Хальфара Бринбьёрда, но всё же не настолько чтобы почувствовать симпатию к этой безумной бриттской девице. А может он просто, как и остальные, ни на секунду не мог допустить что она способна победить. И ещё этот треклятый бочонок из-под эля не выходил у него из головы. Откуда она могла узнать о нём? Но, впрочем, это не важно, если через несколько минут она будет мертва, непременно будет, Хальфар не даст ей ни единого шанса. Он никому его не давал. Но всё же он посмотрел на белокурого гиганта и спокойно спросил:
– Где её дочь, Буян?
Хальфар помедлил, но не зная как уйти от прямого вопроса, нехотя ответил:
– В каморке у Гуннара Сиволапого.
Ярл поискал в толпе лысую здоровенную голову Гуннара и найдя её, вопросительно уставился на неё. Гуннар, считавший уже Синни частью своего барыша, также нехотя как и Хальфар, кивнул, подтверждая что девочка у него. Ярл посмотрел на Далиру:
– Ну что ж она в доме Гуннара и пусть остается там. Не вижу причин приводить её сюда. Не хочу глядеть на её слезы и сопли, когда ты будешь лежать здесь мертвой.
Далира опустила глаза. Она поняла, что большего ей не добиться. Но потом взглянула на ярла и спросила:
– Но если всё же мой бог поможет мне победить, ты, ярл, позволишь мне и моей дочери беспрепятственно уйти?
Ярл поднял руки, словно призывая небо в свидетели.
– Да будет так, бриттская дева. Если ты одолеешь Хальфара Бринбьёрда, то забирай свою дочь и уходи. Никто не тронет тебя.
– Благодарю тебя, ярл, – тихо сказала Далира и отошла в сторону, примерно в центр площади.
Никто из присутствующих не выразил недовольства по поводу решения ярла. Все знали, что бриттке не совладать с могучим Хальфаром. Да и предстоящий поединок не вызывал ни у кого особого интереса, ибо все были уверены, что он не продлится более минуты, разве что всем было любопытно посмотреть, как будет корчиться и умирать сумасшедшая лесная девка. И возможно только Брунгильда следила за всем что происходит с непонятным ей самой волнением. Эта странная, раскрашенная, судя по всему абсолютно невменяемая женщина вызывала у неё смутную тревогу, какое-то почти мистическое ощущение чего-то зловещего и пугающего.
Далира развязала шнурки и скинула с себя меховую накидку из шкурок песцов. Ногой отбросила её в сторону. Затем поправила на поясе меч Анвелла и топор Ильзира, расположив их поудобнее, проверила ножи за спиной, взяла своё копьё обеими руками и подняв голову, гордо посмотрела на Хальфара. Тот хмыкнул, легко выхватил один из своих топоров и беззаботно направился прямо к Далире, словно уверенный что она будет стоять как истукан и даст зарубить себя без малейшей попытки сопротивления.
18
Синни бездвижно лежала на правом боку на доске в своей каморке и пустым взглядом глядела в противоположную стену. Утренний радостный свет просачивался через узкие щели под потолком и наполнял затхлую комнатушку умиротворяющим созерцательным свечением задумчивого покоя и волнительного предчувствия предстоящей долгой и деятельной жизни. Но девочка не ощущала ни умиротворения, ни радостного предчувствия ещё только начинающейся жизни. В душе её царила та же безмолвная оглушающая пустота что и во взгляде. Ей казалось, что она уже мертвец, не способный уже ни шевелиться, ни говорить, а только лишь ещё смотреть на почерневшие шершавые доски, наверно точно такие же из каких делают гроб.
Синни казалось, что она ни чувствует ничего ниже живота, хотя именно там всё ныло, саднило, болело и ощущалась омерзительная засохшая стянутость там, где застыло пролитое на неё мужское семя. И ещё всё вокруг в том числе и она сама были пропитаны тошнотворным порочным запахом, таким же грязным и омерзительным, как и то что здесь происходило ночью.
Синни не шевелясь глядела в стену. Она боялась пошевелиться, ожить, даже просто позволить себе мыслить. Ибо любая мысль была о том, что надежды нет и впереди её ждёт только тоже самое что творил с ней этот белокурый норманн. При одном воспоминании об этом её охватывала дрожь, практически судороги, но тело не шевелилось замкнутое в безвольном параличе и вся эта дрожь и судороги казалось сотрясают ни тело, а саму душу, разум, всю её внутреннюю основу, повергая её в беспросветный ужас и отчаянье. Надежды не было. Совсем нисколечко, даже самой малой крупицы, ибо сейчас в своём состоянии она была не способна измыслить хоть какой-то путь к спасению. Кроме одного.
Кроме одного.
Её темные глаза, так сильно похожие на глаза её матери, чуть сдвинули направление взгляда вниз и зафиксировались на трех маленьких бледных грибах, проросших из земли рядом со стеной. Синни знала, что это за грибы, отлично знала. Смерть будет небыстрой и весьма неприятной, но зато гарантированной. Глаза девочки увлажнились. Ей до мучительного раздирающего душу крика стало жаль всей своей коротенькой жалкой жизни, в которой, как ей сейчас казалось, не было почти ничего и которую удалой могучий норманн раздавил как давят ногой насекомое, мимоходом, равнодушно, не замечая. И ещё ей было очень страшно и тоскливо от того что Великий Тулла станет презирать её за то что она сделает. И её мертвый брат, и мертвый отец, если она встретит их <там>, как холодно и брезгливо они посмотрят на свою сестру и дочь, которая не смогла продолжить сражаться, отказалась продолжать. И даже мать. Слезы покатились из её глаз. Если там в сумрачном, холодном, туманном мире, куда уходят такие как она, ей вдруг каким-то образом придется столкнутся с умершей матерью, то с каким же презрением она посмотрит на свою дочь, а может и вообще не посмотрит и пройдет мимо. И горькая обида сжала сердце девочки, ведь это так несправедливо, они все оставили её, все ушли, гордые и сильные, сражаясь, как и полагается, до последнего мгновения жизни, ушли бросив свою дочь и сестру на растерзание и унижения. Ну разве могла она, одиннадцатилетняя девчонка, сражаться на равных с этими громадными бородатыми злобными норманнами. Что она могла противопоставить им? Это несправедливо. И чтобы её не ожидало за порогом смерти этот никак не может быть хуже чем то, что с ней происходит здесь.
Синни закрыла глаза. Она не хотела думать ни о чем, хотела чтобы мысли замерли, ушли во тьму, оставили её в покое и позволили ей остаться в немой глухой пустоте. Оставленная и покинутая всеми, она хотела, чтобы и она сама покинула себя.
Так она лежала ещё какое-то время, но затем приподнялась со своей убогой лежанки, пододвинулась вперед и протянув левую руку сорвала все три бледных мягких гриба. Чуть помедлила, словно ещё сомневаясь, но затем засунула их в рот и принялась жевать. С трудом заставив себя проглотить омерзительную горькую массу, она улеглась в прежнее положение. Ей подумалось о том что странный южный бог Фрэя Сильвуса непременно простил бы её за то что она сделала. Он бы всё понял. Но Тулла никогда. Никогда.
19
Далира, не давая норманну приблизиться, в длинном выпаде ударила копьём, целя остриём в шею врага. Удар был очень опасным. Именно такой достал Дарреса и по сути лишил его сил. Но Хальфар отклонился назад и наконечник прошел мимо. Хальфар усмехнулся, словно бы с одобрением, словно ему нравилось, как всё начинается.
Далира тут же отступила назад, не подпуская врага к себе и оставляя себе возможность действовать копьём. И ударила снова, теперь ещё быстрее. Мужчина снова уклонился. Девушка переместилась на шаг в сторону и ударила опять, очень быстро и прицельно. Лезвие наконечника прошло рядом с левым виском норманна. Он чуть качнул головой, будто отгоняя муху и попытался пройти вперёд, желая сблизиться с противником. Но Далира, умело маневрируя, то отступая, то стремительно уходя в бок, не допускала сближения и снова и снова атаковала. Наконечник копья вздрагивал, вибрировал и иногда казалось, что пел, сверкая на утреннем Солнце и радуясь битве. Далира била не только прямо, но и рассекая пространство справа налево, ловко поворачивая оружие по дуге, тем самым значительно усложняя врагу попытки уклониться. И в какой-то момент, дёрнув копьё на себя, мастерским обратным ходом она всё-таки задела норманна. Железный наконечник разрезал ему левую щеку. По рядам зрителей прошелестел одобрительный гул, воины отдавали должное мастерству молодой бриттки. Хальфар отпрыгнул назад, мотнул головой и засмеялся. "Еба-аАТЬ!!", весело воскликнул он, "эта буйша и правда умеет кусаться". Далира тут же атаковала снова, но Хальфар смело шагнул прямо на удар и с невероятным хладнокровием, ибо речь шла о долях секунды, отвёл копье дубовым топорищем и чуть повернув своё оружие, заблокировал наконечник, поймав древко копья бородкой топора. Он попытался схватить левой рукой древко, но женщина сразу же шарахнулась прочь, выдергивая копьё из захвата.
Хальфар усмехнулся, ему почудилось что он увидел на лице женщины страх.
Далира действительно на миг запаниковала. Она понимала, что в ближнем бою у неё нет никаких шансов и только копьё и длинная дистанция дают ей хоть какую-то призрачную надежду на победу. Её сердце ёкнуло, когда копьё на пару секунд застряло в боевом топоре противника, она не могла себе позволить лишиться своего главного оружия. Кроме того, копьё было единственным оружием, которым она владела по-настоящему хорошо. Она приучалась к нему с детства под строгим и требовательным надзором отца, который считал, что для женщины копьё подходит гораздо более чем меч или топор. Далира пыталась передать этот навык детям, но ни Анвелл, ни Синни не выказывали особого стремления овладевать копейным боем. Анвелл верил в меч и мечтал стать великим мечником, а Синни вообще не любила оружия и немного помахав маленьким детским копьём, заявляла, что у неё ноют руки и вообще есть дела поинтереснее, чем размахивать глупой палкой.
Далира почти испуганно отбросила все мысли о своих детях. Сейчас это совершенно ни к чему. Сейчас нужно быть сосредоточенной и свободной от всех эмоций. Так её учил отец. "В бою ты должна быть целеустремленной, но спокойной. Входи в битву без напряжения, однако не беспечно, с духом уравновешенным, но не предубежденным. Не позволяй противнику проникнуть в твоё состояние. Не позволяй ему цеплять тебя и вести за собой. Не подходи к нему слишком близко и не отходи слишком далеко, правильная дистанция это самое главное, всегда помни о дистанции. Не смей бояться своего противника кем бы он ни был, ибо страх сковывает. Но ещё более не смей относится к врагу легкомысленно каким бы слабым он ни казался, ибо легкомыслие ослепляет. Будь готова погибнуть, принимая смерть спокойно и без волнения, не давая мыслям о ней обессилить тебя. Но помни что главное жизнь, ищи любую возможность сохранить её, сражайся до самого конца и никогда не сдавайся. Никогда. Запомни, дочь: правильная дистанция и никогда не сдаваться".
Далира вдруг сделала резкую перебежку и ударила в Хальфара почти с боку, затем ещё и ещё. И снова бросок в сторону и удар. Она практически не чувствовала никакой усталости, напротив собственная сила и энергия казались ей бездонными. Может быть дело было в том что благодаря волшебству Туллы в ней сейчас мощь двух человек, а может потому что она сражалась за свою дочь и это наполняло её практически бесконечной силой. Теперь она била не только в голову и шею, но и по всему огромному телу белокурого гиганта. И она явно заставила его нервничать. Хальфар по-прежнему уворачивался вполне удачно и вроде как легко, но что-то изменилось. Наконечник копья подбирался к нему всё ближе, он всё чаще запаздывал на какие-то мгновения и его определенно начинало раздражать, что бой длится уже несколько минут, а всё что он делает так это прыгает вокруг как заяц, уходя от пляшущего копья. Далира ударила, целясь в его правую ногу, Хальфар изящным чуть ли не танцевальным движением увёл ногу за спину, пропуская копьё под бедром, но на обратном движении копья Далира снова сумела его достать. На этот раз наконечник разрезал внутреннюю поверхность его левого бедра и на этот раз рана была гораздо более серьезной. Темная кровь обильно хлынула по ноге, заливая штанину. Зрители опять зашумели и уже невозможно было понять общий настрой этих голосов, то ли недоумение, то ли восхищение, то ли недовольство.
Эльдвуг Дубовый Щит посмотрел на Рейнмара Молотобойца. Тот в ответ растерянно пожал плечами, мол, бог его знает что тут происходит. Эльдвуг посмотрел на остальных стоявших возле него воинов, они тоже выглядели слегка озадаченными и вроде как расстроенными. Ярл поглядел на свою жену. Прекрасная Брунгильда Мэйнринг была очень бледна и не отрывала взволнованного взгляда от сражавшихся, при этом ещё и крепко вцепившись в левую руку своей служанки. Княгиня явно о чём-то переживала и ярл не слишком весело усмехнулся про себя. Он конечно по-прежнему ни на секунду не допускал мысли, что безумная бриттская девка может каким-то образом одолеть могучего Буяна, но всё же чувствовал некоторое удовлетворение от того что она по крайне мере пару раз достала его и тем самым несомненно унизила.
Хальфар действительно начал терять самообладание, эта тощая раскрашенная девка всё больше выводила его из себя. Он понимал, что надо прекращать эти нелепые пляски и забирать у неё копьё. Она явно слишком хорошо им владеет. А он на такой дистанции ничего не может ей сделать. Тем более как опытный воин он отлично знал, что раз уж кровь полилась, то затягивать битву нельзя, с кровью уходит сила, уходит очень быстро. И хотя он верил, что его несокрушимое могучее тело способно вынести гораздо более серьезные и многочисленные раны чем пара этих жалких порезов, всё же безусловно это сражение пора заканчивать. Для его статуса было унизительным уже то что оно вообще до сих пор продолжалось. Да, конечно, по началу он просто забавлялся, наблюдая как эта глупая девка бегает вокруг него со своим таким же глупым копьём, но сейчас пора бы уже что-то сделать. А то Гёмли и остальные чего доброго подумают, что Хальфар Буян очевидно сдал, если столько времени не может справиться с какой-то жалкой буйшей. А что подумает прекрасная рыжеволосая Брунгильда Мэйнгринг? От этой мысли его бросило в жар и он, сузив глаза, начал готовиться к атаке, внимательно наблюдая за движениями молодой кельтки.
Хальфар стал собран и серьёзен. Теперь он почти не уклонялся и, опережая противника, шёл прямо на удар, отбивая копьё топором. Это было очень опасно, но Хальфар не колебался и не сомневался. Два раза он вскользь попал по копью, отбросив его в сторону, но это ничего ему не давало. Кельтка молниеносно отскакивала назад и нападала снова. При этом сила и точность её ударов ничуть не ослабевали, казалось, что усталость ей неведома. Это начало порядком раздражать гордого норманна, он не привык чтобы кто-то превосходил его в выносливости и крепости. Он становился всё сосредоточенней, это проклятое копьё уже почти пугало его, ибо возникало то тут то там и возможность того что он вот-вот упустит его, потеряет из виду, не доглядит, подпустит к себе и оно в конце концов вонзится в него представлялась ему всё реальней. Он сделал очередной заход на удар и сильно попал по древку лопастью своего топора, копьё вздрогнуло, спружинило и чуть не вылетело из рук кельтки, изогнув ей запястья. Девушка удержала оружие, но секундного замешательства оказалось достаточно чтобы Хальфар сделал резкий шаг вперед и наконец-то надежно перехватил древко копья своей стальной ладонью. Рванул к себе. Далира должна была тут же отпустить копьё, она знала это, знала, что ей не совладать с огромной силой врага. Но не отпустила, просто не смогла, ибо копьё было её единственной надеждой на спасение. Дальше всё произошло очень быстро, Далиру бросило вперёд и Хальфар тут же ударил наотмашь, заехав обухом топора ей в лицо. И хоть удар был из неудобного положения и получился не слишком мощным он буквально сокрушил рот кельтки, разбив ей челюсть, дёсны и выбив зубы. Боль была чудовищная. Словно её в лицо лягнула лошадь, мир вспыхнул багровой вспышкой и перевернулся. Дико вскрикнув она отлетела назад и упала на бок, но успела упереться рукой в землю.
Присутствующие решили, что всё кончено. Всё стало на свои места. Возбуждение и напряжение спало. Многим уже начинало казаться что у них на глазах происходит что-то невероятное, почти чудесное, но в один миг всё вернулось на круги своя. Хальфар и сам в это поверил. Он не бросился к молодой женщине, спеша её добить. Вместо этого он стоя на месте и насмешливо глядя на неё, принялся демонстративно ломать копьё. Он разломал его на три части и два куска отбросил в сторону, а третий, с наконечником, оставил в руке, глядя на него с кривой улыбкой. Ему представилось что это будет очень символично и особенно унизительно для бриттки, если он вонзит ей в брюхо её собственное оружие.
Далира, уперевшись ладонями в землю, прикрыв глаза и опустив голову, как могла выталкивала из себя кровавую массу вперемешку со слюной, зубами и частицами костей. Жуткая боль звенела и отдавалась по всему черепу, не давая прийти в себя. Она словно оглохла и ослепла, дрожа всем телом, содрогаясь, не в силах даже нормально вздохнуть, она с отчаяньем ждала последнего рокового удара. Но вдруг всё стихло. В её голове, в груди, во всём теле наступила благотворная тишина. Боль исчезла. Сердце снова билось сильно и размеренно, уши прекрасно слышали и она могла дышать. Она осторожно провела языком по дёснам и зубам, всё было цело, всё было на месте, её рот, губы, челюсти были абсолютно невредимы. Она открыла глаза и улыбнулась. Оттолкнулась от земли и вскочив на ноги, развернулась к противнику. Тот с удивлением воззрился на неё. И не только он. Стоявшие на площади люди с недоумением глядели на девушку. Выглядела она ужасно, попросту чудовищно, нижняя часть лица вся в крови, в слизи, в каких-то багрово-белых ошметках, в размазанной синей краске. Опытные воины прекрасно знали, что от такого удара обухом топора в лицо так просто не оправиться. Но тем не менее эта женщина спокойно стояла перед ними и исподлобья смотрела на своего врага.
Эльдвуг и Рейнмар переглянулись. Оба выглядели ошеломленными. Гёмли, бесцеремонно растолкав товарищей, прошел вперед, с любопытством вглядываясь в лицо кельтки. Ульрих Безухий нервно потирал посох, пытаясь уразуметь что происходит. Брунгильда, которая после падения Далиры как и прочие решила что для той всё кончено и почувствовала облегчение и наконец отпустила предплечье стоявшей рядом Софи, теперь впала в ещё больший ступор.
– Живучая сучка, – насмешливо прокомментировал Хальфар, помахивая в левой руке обломком копья. – Живучая.
– Ты даже не представляешь насколько, – глухо сказала Далира и вытащила топор.
Хальфар помрачнел и нервно подвигал нижней челюстью. Он ощутил явственную тревогу. Что-то было не так, определенно не так, он не понимал, что именно, но уже начинал сознавать что ему лучше воспринять эту странную девицу совершенно серьезно.
Они медленно кружили друг против друга, Далира с топором Ильзира в правой руке, Хальфар с топором в одной руке и с наконечником копья в другой. Хальфар с нетерпением ждал атаки бриттки, он был уверен, что на этот уж раз он сумеет покончить с этой вздорной девкой, в ближнем бою она ему не соперница. Он слегка покачивал обломком копья, предвкушая как всадит его в женское тело, он всё больше и больше хотел покончить с ней именно так. Но Далира медлила, осторожно идя по дуге и поворачиваясь к мужчине то левым, то правым плечом, словно примериваясь как ей будет лучше и постоянно покачивая топором. Наконец она бросилась вперед и ударила справа в горизонтальной плоскости. Хальфар почти небрежным жестом отбил её топор своим и тут же ткнул наконечником копья ей в голову. Девушка проворно уклонилась, выгнувшись назад и вдруг рванулась вперед и прямым ударом левой ноги от всей души заехала норманну куда-то в низ живота или может прямо в пах. Хальфар надсадно крякнул и чуть согнулся, оттопырив зад. Некоторые из зрителей заулыбались, а кто-то и вполне звучно засмеялся. Разъяренный Хальфар, придя в себя после столь чувствительного и не только для тела, но и для его самолюбия удара, устремился в атаку сам, активно нанося удары и топором, и копьём. Его могучие руки двигались с невероятной скорость. Возбужденные зрители, затаив дыхание, в едином порыве подались вперед. Все решили, что близится кульминация поединка. Далира заметалась как испуганная белка, удары приходили слишком быстро и будто бы со всех сторон, она едва успевала хоть как-то реагировать на них. Первые полминуты она ещё каким-то чудом уклонялась, действуя уже практически интуитивно и на удачу, бросаясь из стороны в сторону, но потом её собственное копьё ударило её в шею справа, но не лезвием, а плоской частью наконечника. Далиру бросило влево, краем глаза она успела заметить приближающийся с другой стороны топор, выставила ему навстречу левую руку, которую тот смял и сломал, но тем не менее она изменила его направление и он не попал в голову. Полуоглушенная, с покалеченной рукой она резко подалась назад, но при этом умудрилась махнуть своим топором снизу-вверх, ни на что особо не рассчитывая, а скорее в жесте отчаянья. Но неожиданно её топор во что-то врезался.
– Клянусь вавилонской блудницей, на её стороне боги! – Вскричал Гёмли. Остальные загалдели, взволнованно тыкая пальцами и переговариваясь.
Славный добротно сделанный топор Ильзира с ясеневым топорищем и "длиннобородым" лезвием попал Хальфару в подбородок. Женский удар, скорее просто взмах, да ещё и на излете не обладал большой силой. Тем не менее он разбил норманну подбородок и заставил мужчину отступить назад. В голове у него звенело, пылающая боль затопила нижнюю часть лица, в глазах всё немного поплыло. Он попробовал подвигать нижней челюстью, но тут же весь скривился от резкой боли. Кровь текла ему на шею и грудь.
Далира, также отбежав назад, стояла согнувшись, опустив покалеченную левую руку между ног, переводя дух и глядя в землю перед собой. Краем глаза она видела, что её враг застыл далеко от неё и вроде как нападать пока не собирается.
Хальфар тяжелым взглядом глядел на молодую женщину и чувствовал, как его тело дрожит от переполнявшей его злобы. Он пытался понять, что происходит, но его мысли словно натыкались на глухую стену, он не мог ничего понять. Почему он так долго не может справиться с ней? Откуда в ней столько выносливости и силы? И смутное предчувствие чего-то дурного ледяной змеёй скользило по его душе. Он вспомнил что она убила Ильзира. Тогда он почти пропустил эти слова мимо ушей. Судьба Краснокожего его волновала мало, а вернее вообще не волновала. Но всё же, подумалось ему сейчас, Краснокожий был сильный воин. И даже если у него плохо действовала нога, он всё равно мог бы с легкостью разделаться с пятью такими как эта девка. Но не разделался даже с одной. Хальфар подумал об изнасилованной им девочке. Может дело в этом? Ему пришло на ум что возможно буйша знает, что случилось с её дочерью и это даёт ей силы. Ненависть к нему. Но он выкинул это из головы. Да пусть она хоть изойдет этой своей ненавистью как вонючим жидким поносом, со злостью подумало он, это ничего не меняет. Ему припомнилась поговорка: "Жаба не запоёт соловьём, а свинья не взлетит орлом". "И этой убогой овце не убить такого волка как я". Он захотел сказать ей это, снова посмеяться над ней, подбодрить себя. Но только он начал говорить "жаба…" и тут же сморщился и умолк, поврежденная нижняя челюсть заныла и загудела болью, отдававшейся чуть ли не в затылок. Хальфар поморгал, покривился и, наклонив голову, раскрыл рот, выпуская кровь и слюну.
Далира ни на кого не смотрела, согнувшись и опустив голову, она слушала свою левую руку. И когда боль ушла, она осторожно пошевелила ей, повращала кистью и поняла, что чудесным образом кости руки снова целые и она полностью невредима. Девушка выпрямилась, пристально смотря перед собой. Она вдруг ощутила пустоту, почти безразличие к происходящему. Она подумала о Синни, подумала спокойно почти отрешенно, потом об Анвелле. Она вспомнила их последний вечер, как она шла позади них и в свете закатного Солнца любовалась ими. Своими прекрасными детьми. Она вспомнила своё ощущение огромной наполненности её собственной жизни, ощущение присутствия бесконечной радости и смысла в ней. И всё из-за этих двух юных людей. А теперь один из них мёртв, а другая, изнасилованная и искалеченная, если не телом, то душой, спрятана в каком-нибудь подвале этого города. Изнасилована. Она вспомнила как это отвратительный краснолицый норманн орал, брызгая слюной и кровью, что они по очереди насиловали Синни, "насиловали во все её маленькие тугие дырки". "Может солгал?", отрешенно подумала Далира. И она вдруг поняла причину этой отрешённости. Это смерть. Она рядом и она решение. Ей почудилось что она снова ощущает ледяной ветер, окутывавший её безжалостного бога. Тулла здесь, рядом с ней. И с улыбкой он подсказывает ей решение. Далира повернула голову и спокойно посмотрела на своего врага. Пустота в сердце это хорошо, это значит время пришло. Вот они все стоят рядом с ней. Анвелл с разбитой головой, маленькая худенькая Синни с большими темными глазами и огромный беспощадный бог с сине-белым лицом. Они смотрят на неё и ждут. Ждут когда она поймет что другого выхода нет. Ей не одолеть этого норманна, пытаясь пробить его защиту и пересилить его оружие своим. Он слишком опытен и силён. Остается поменять свою смерть на его.
Далира медленно переложила топор в левую руку, а правую отвела за спину, взяла рукоять ножа, слега вынула его из ножен и вернула назад. Прекрасный свободный ход и удобный захват. И не позволив себе больше о чем-нибудь раздумывать побежала к своему врагу.
Хальфар почти вздрогнул, увидев что чудовищно раскрашенная черноволосая женщина летит на него. С топором в левой руке. Но страха не было, он шестым чувством понял, что сейчас всё решится и ощутил что-то сродни облегчению. Поудобней перехватив топор, он повернулся навстречу противнику, глупой овечке, набрасывающейся на матёрого волка. Он сделал шаг и почувствовал, как кровь хлюпает в левом сапоге и сама левая нога как-то не очень уверенно его слушается. Но тут же выбросил это из головы, с яростью глядя на приближавшуюся кельтку. Он ещё успел удивленно подумать о том, что вроде бы её левая рука должна быть сломана, он отчетливо слышал хруст кости.
Далира качнулась влево вправо, мешая врагу понять, что она задумала. И резко швырнула топор ему в лицо. Хальфар изогнулся, пряча голову и одновременно поднимая левую руку с копьём для защиты. Но он успел заметить, что Далира нырнула вправо, пытаясь обойти его слева. И крутанувшись на правой ноге, да так что левая взмыла в воздух, он с громаднейшим наслаждение всадил лезвие топора в ребра кельтки. Но удар был по слишком длинной дуге и тела женщины достиг уже на излете и потому врубившись в её кости он всё же не смог сбить её движения и она рывком вырвав из себя топор всё же сумела обогнуть норманна и запрыгнуть ему на спину, схватив левой рукой за шею и обвив его ногами. А дальше правая рука выхватила нож и принялась бить им в лицо белокурого гиганта. Далира пыталась попасть ему в глаза. Но острая боль в боку, в искалеченной грудной клетке, пульсировала и билась в ней как бешенный зверь, не давала ей нормально двигаться и дышать. Удары выходили неточными и слабыми. Но всё же чудовищными. Она всадила нож в левый глаз Хальфара. Тот яростно взревел и весь взбрыкнул. Он ударил копьём куда-то себе за спину, но тут же понял тщетность этих слепых ударов и отпусти копьё, пытался схватить женщину за волосы рукой. А Далира, намертво вцепившись в его шею, продолжала орудовать ножом, тоже практически уже ничего не видя. Хальфар ревел как медведь, стальное лезвие полосовало его прекрасное мужественное лицо самым варварским образом. Наконец он схватил Далиру за волосы и рванул так что та истошно взвизгнула. Весь извернувшись, он с неимоверной яростью стягивал её с себя. Далира продолжала как могла пытаться бить его ножом, уже куда-то в грудь и шею. Но удары выходили корявыми и слабыми. Но всё же она сумела сильно разрезать ему шею. Хальфар уже лупил её обухом топора, махая им куда-то себе за спину и при этом весь дергался и изворачивался, пытаясь сбросить её. В конце концов обух заехал ей по голове и они расцепились. Далира упала на спину и начала отползать назад. Хальфар качаясь и кренясь, устоял на ногах. Он попытался развернуться, но тут же покачнулся и всё же упал на одно колено. Набычившись, он водил головой из стороны в сторону пытаясь разглядеть что-то вокруг себя. Левый глаз он потерял, но правый, затекший кровью в сильно изрезанной глазнице, вроде бы ещё был способен видеть. Хальфар остервенело вытирал его, не обращая внимания на боль. Он отбросил топор и вынул меч. Он размахивал им вокруг себя, чтобы предупредить возможное нападение.
