Евгений Викторович Донтфа
Дочь Туллы
43
Синни и Брунгильда отпрянули друг от друга и не сговариваясь принялись отступать назад. Обе очень ослабли от чрезмерного напряжения сил и обильной кровопотери. У Синни было изрезано всё лицо, лоб и шея. Она то и дело вытирала тыльной стороной ладоней глаза от крови. Но, впрочем, она быстро приходила в себя, а глубокие порезы затягивались и исчезали, без каких-либо следов и шрамов. Брунгильда чувствовал себя гораздо хуже. Она получила множество ран в нижнюю часть туловища, но ни одной смертельной и несколько порезов на руках. Тяжело надсадно дыша открытым ртом, склонившись вперед, женщина пятилась спиной назад, исподлобья наблюдая за юной сигурн и опасаясь что она вновь вот-вот бросится на неё. Брунгильда видела только Синни. И досадные мысли терзали её. Ей казалось, что она по крайней мере два раза серьезно разрезала горло этой "маленькой паршивке", но казалось, что той всё это ни по чём. Усталость, злоба и досада мешали молодой женщине сделать правильный вывод и она только неотрывно мрачно смотрела на девочку, не замечая ничего другого. А вот Синни увидела или услышала какую-то возню в стороне Брона и повернула голову в том направлении.
В этот самый миг Брон присел за топором, а Софи всё с той же немыслимой отвагой бросилась на бригана, буквально врезалась в него с разбегу и повалила на спину, так и не дав взяться за рукоять топора. Синни не поверила своим глазам, увидев как русоволосая девушка напрыгнула на Брона и принялась бить его каким-то клинком в область груди или шеи. У Синни что-то вспыхнуло в голове, она моментально забыла о ненавистной жене ярла и своей мести, она моментально с невероятно пронзительной остротой поняла, что Брон её единственный друг на всё белом свете и его убивают. У неё забирают последнего человека на Земле, который ей дорог. И Синни бросилась ему на помощь.
Брунгильда с удивлением увидела, как её противница помчалась куда-то в сторону и, проследив за её движением, с ещё большим удивлением узнала как кардинально изменилась ситуация. Её милая смешливая болтливая служанка неистово колошматила кинжалом лежавшего неподвижно на земле бритта, который Брунгильде даже показался уже мертвым. Молодая женщина просто остолбенела. Значит всё кончено! Они победили! Без своего проклятого бритта эта мелкая буйша ничто. Брунгильда ощутила почти невыразимое счастье и облегчение. И всякая боль в её теле казалось исчезла.
Синни налетела на Софи со спины и сбросила её с Брона. Мельком глянув на него, Синни увидела, что он весь в крови, остекленело смотрит в небо, но всё же ещё дышит. Она начала наступать на гречанку, которая лежала спиной на земле. Софи приподнялась, оперевшись на локти, и неотрывно глядела на страшное красно-черное лицо сигурн. Синни, сжимая в руке нож, остановилась. Она колебалась. Она испытывала злость, почти ярость к этой незнакомой девушке за то что она сотворила с Броном, но заставить себя хладнокровно зарезать её не могла. Ещё не могла. Софи же быстро пришла в себя и, по-своему расценив нерешительность Синни, угрожающе подняла свой дамасский кинжал, показывая что будет защищаться. Они какие-то секунды глядели друг другу в глаза, пытаясь что-то понять, оценивая, спрашивая.
Синни услышала что-то за спиной и обернулась.
К ней, с топором в правой руке и с ножом в левой, спешила жена ярла. Она тяжело дышала ртом и её лицо пылало кровожадной злобой и предчувствием победы. Синни поняла её настроение, но почему-то не испугалась. И дело было не в дарованном Туллой волшебном исцелении от ран, она сейчас и не вспомнила об этом, в конце концов озверевшая жена ярла теперь вполне могла попробовать разрубить её на части. Синни ощущала некий странный покой пустоты, такой миг, когда теряет значение очень многое, если не всё. Нет она ни в коем случае не собиралась сдаться и позволить себя убить, напротив она готовилась теперь драться как никогда прежде и возможно глубинное осознание того что отступать некуда и сделало её свободной от страха. Хотя бы на какие-то мгновения. Синни шагнула вперёд, пригибаясь и выставляя вперед руки со своими "маленькими щитами". Но она сделала ту же ошибку что и Брон, позволила себе забыть о Софи. Та, стараясь не шуметь поднялась на ноги, подскочила к девочке и схватила её сзади, крепко прижав её руки к туловищу.
Лицо подбежавшей Брунгильды всё искривилось от злой радости и предвкушения торжества. Она воздела топор Сигхурда и ударила обездвиженного ребёнка в основании шеи. Раздался хруст, топор перерубил левую тоненькую ключицу юной сигурн. Синни истошно заорала, подняв голову в хмурое равнодушное небо. Закричала таким высоким пронзительным голосом, что даже стоявшие довольно далеко лошади вздрогнули и нервно поглядели в её сторону. А вошедшая в раж Брунгильда продолжила исступленно рубить топором куда-то в левую грудину девочки словно пыталась прорубить путь к детскому сердцу. Синни тряслась и безумно кричала, мотая головой и дергая ногами. Софи не выдержала и отвернулась, но всё ещё сжимала худенькое тельце, подставляя его под удары Брунгильды. Но последняя очень быстро устала. Не привычная к такого рода напряжению сил, потерявшая уже немало крови, измученная и вымотанная всем происходящим, она опустила руку с топором. Напоследок для верности ещё пару раз воткнула нож в живот Синни и затем махнула Софи, мол, всё дело кончено.
– Отпускай, – хрипло, задыхаясь, еле-еле прошипела Брунгильда, – мерзавка мертва.
Софи, обильно залитая кровью ребёнка, торопливо подчинилась. Юной гречанке было крайне не по себе и чувствовала она себя отвратительно. Она ни в коем случае не сомневалась, что поступила правильно, помогая своей хозяйке расправиться со злобными варварами, но всё же на сердце возникла очень неприятная тяжесть. Тело Синни мешком рухнуло на землю, Софи бросилась к Брунгильде чтобы поддержать её и, обнявшись, они побрели прочь, в сторону костра.
Шли они молча, опустив глаза в землю, пытаясь как-то прийти в себя после всего пережитого, пытаясь совладать с накатившим на них облегчением. Брунгильду, которая впервые в жизни так близко столкнулась со смертельной опасностью, просто трясло. И ещё она очень растрогалась по отношению к Софи, которую теперь считала своей спасительницей. Слёзы заблестели в глазах молодой женщины и она крепче прижалась к юной гречанке. Но обе вдруг не сговариваясь остановились и обернулись, услышав какой-то звук за спиной. К ним с ножом в руке бежала Синни с совершенно застывшим лицом и ледяным взглядом. Ни Софи, ни тем более совершенно ошарашенная Брунгильда, которая только в эту секунду с ужасом поняла, что дочь ведьмы тоже ведьма, не успели среагировать должным образом. Кельтка подлетела к ним и всадила нож по самую рукоять точно в центр живота гречанки. Выдернула нож как учил Брон секущим движением и яростно оттолкнула гречанку прочь, а потом ещё и ударила ногой в живот, отправляя её спиной на землю. После чего молниеносно набросилась на Брунгильду, высоко взмахнув рукой и порезав ей лицо. Брунгильда дернулась, взвизгнула, потерялась в пространстве, начала пятиться. Синни прыгнула на неё и ударила обеими руками в грудь, потом ещё раз более яростно и рыжеволосая женщина не устояла на ногах и начала падать спиной назад. Она инстинктивно выпустила всё своё оружие, подставляя ладони под удар о землю. Синни тут же вскочила на живот женщины, протягивая свой нож к её шее. Насмерть перепуганная Брунгильда, дрожащая в животном ужасе, пыталась куда-то ползти и отводила голову прочь пытаясь отдалится от стального клинка. Она вытянула ладонь, закрываясь от ножа и жалобно заверещала, запричитала: "Не надо… не надо… умоляю… прошу тебя не надо". А потом вдруг взглянула на девочку и почти закричала: "Я беременная! Прошу тебя, пощади… прошу… у меня будет ребёнок… у меня будет…" Рука Синни замерла, девочка пристально почти задумчиво всматривалась в хнычущую женщину, в её безумно-распахнутые невероятно яркие голубые глаза. "У меня будет ребёнок", прошептала Брунгильда и из её прекрасных глаз ручьём потекли слезы.
44
Синни сидела на коленях, сгорбившись и опустив голову. Её руки с растопыренными пальцами бездвижно лежали на бёдрах как плети. Ненужный больше нож, практически весь от острия до навершия рукояти перепачканный липкой стынущей кровью, покоился рядом на земле. Она подняла взгляд и посмотрела на пылающее красное Солнце, торжественно восходившее над миром далеко-далеко на востоке. Его свет наполнял все эти пустые пространства вокруг, но внутри неё была ещё большая пустота и туда солнечный свет уже не проникал. Синни взяла нож и медленно, как старик, упираясь в колено, поднялась с земли. Поглядела по сторонам. Её взгляд равнодушно скользнул по мёртвой Брунгильде, чьё разрезанное горло зияло как уродливый багровый рот, по ещё шевелящейся, прижимающей к животу руки, Софи и затем остановился на Броне. Девочка побрела к нему, ощущая невероятно чудовищную тяжесть то ли в теле, то ли в душе, словно ей приходилось тянуть за собой огромный камень. Её мучил приступ дурноты, но как будто не физической, а какого-то иного свойства. Её мутило и она казалась себе оглохшей. Она упала на колени возле мертвого бездвижного Брона и из её глаз наконец потекли беззвучные слёзы, принося ей облегчение. Но вдруг она вздрогнула, едва не вскрикнула. Брон дотронулся до её ноги. Синни, распахнув глаза, с изумлением уставилась на него.
– Помоги… помоги сесть, – еле слышно просипел он, протягивая руку к её плечу.
Синни бросилась к нему, с трудом приподнимая его с земли и облокачивая спиной на себя. Она смотрела на него и чувствовала как ледяная пустота внутри неё становится меньше. Брон, медленно поворачивая голову, огляделся, остановив взгляд сначала на теле Брунгильды, затем на Софи. Заметив что девушка двигается, он проговорил, хрипя и прерываясь:
– Иди… добей её… чего доброго выживет и … и расскажет о тебе…
Синни, не отрывая от него взгляда, отрицательно покачала головой.
– Нет, – твёрдо и спокойно сказала она.
Бриган с трудом повернул голову и посмотрел ей в глаза.
– Надо…, – прошептал он. – Убей… её. Убей…
– Нет, – повторила Синни и начала осторожно укладывать его обратно на землю.
Она поднялась на ноги и огляделась. Нет, подумала она. Она устала от смертей. Устала до тошноты. Она хотела, чтобы все жили. Все. И её охватило сильное возбуждение от мысли что теперь она может заняться чем-то совсем противоположным, не убивать кого-то, а сделать всё что только в её силах чтобы он выжил. У неё задрожали руки от волнения при мысли что она может кого-то спасти. Не отнять, а сохранить жизнь.
Синни ещё раз огляделась и помчалась к лошадям, рядом с которыми были свалены мешки и дорожные сумки. Исследовав припасы и вещи норманнов, она развила бурную деятельность. Несмотря на пережитое изматывающее сражение, она ощущала себя бодрой, сосредоточенной и полной сил. Может в этом всё ещё была замешана какая-то исцеляющая магия Туллы, а может её наполняло энергией осознание того что она помогает людям. Она нашла две бутылки прекрасного италийского вина и чистые тонкие льняные ткани и много чего ещё. Но она очень хотела найти настоящие стальные иглы и швейные нити. Она надеялась, что у такой богатой женщины как Брунгильда это должно быть в поклаже. Синни понимала, что глубокие резанные раны необходимо зашить, она не раз видела в прошлом как это делали и даже помогала своей матери, когда та с некоторым брюзжанием врачевала отца и брата. Иглы она нашла в небольшом лакированном ларце вместе с чудесными брошами и заколками.
Всё необходимое она перетащила к Брону. Тот пытался что-то ворчливо возражать, мол, чтобы она оставила его в покое и дала ему спокойно умереть, но Синни его не слушала, тем более сейчас он говорил ещё глуше и невнятнее чем обычно. Она заставила его выпить немного вина и занялась ранами. И заодно между делом, нравоучительным тоном поведала историю о том как её отец однажды, спасаясь от медведя, спрыгнул с обрыва и распорол себе живот об острый сук и тем не менее выжил один в лесу и добрался домой только через месяц. Синни действовала очень уверенно, словно занималась врачеванием всю свою жизнь. Она распорола одежду бригана, осмотрела и промыла вином все его порезы, затем прикрыла чистой тканью и помчалась разводить костёр. Добыв огонь, она хорошо прожарила две иглы, умыла вином руки и весьма хладнокровно принялась сводить и сшивать человеческую кожу. Это у неё получалось скверно, она то захватывала слишком много кожи, то слишком мало, стежки выходили корявыми, сведение краёв раны очень неровным. Не говоря о том что она причиняла много боли Брону, но тот, стиснув зубы, молча терпел.
Синни трудилась без устали, словно заведенная. В какой-то момент, с облегчением понимая, что близка к завершению, она посмотрела в лицо лежащего Брона. И застыла с иглой в руке. Бриган был мёртв. Его черное лицо окаменело, а стеклянные глаза смотрели в никуда. Синни не могла пошевелиться. В один момент всё исчезло и оглушающая одуряющая пустота снова заволокла всё вокруг. Ей показалось что она падает в обморок. Невыносимое горе утраты сдавило сердце девочки с такой чудовищной силой, что она едва не закричала от боли. Ей стало до того тоскливо и одиноко, что её закачало и затошнило. Она выпустила из руки бесполезную иглу и согнулась будто её ударили в живот. Её всю корёжило, ей хотелось выть и кататься по земле, её разум, её тело отказывались принимать ещё одну смерть близкого человека, она достигла предела, она больше не могла этого вынести. Ей показалось что она сейчас тоже умрёт, её голова взорвется, сердце лопнет и всё исчезнет. И это было бы хорошо. Она схватила руку Брона и затряслась в беззвучных рыданиях.
Через какое-то время, вся в слезах, задыхаясь соплями, она медленно встала, также медленно подняла с земли топор Брона и шатаясь, направилась к девушке, убившей Брона.
Софи, увидев её, сильно перепугалась и даже принялась шарить по земле, стараясь нащупать свой дамасский кинжал. Не найдя его, морщась от боли, она повернулась на бок и начала пытаться подняться, словно намеревалась убежать. Синни несильным толчком ноги в плечо снова бросила её спиной на землю. Встала над ней. Софи, вся сжавшись, одеревенев, завороженно смотрела в страшное безумное лицо юной сигурн. Синни, взявшись за топор обеими руками, смотрела в ответ. Смотрела холодно, равнодушно. Она чувствовала, как нестерпимое желание убить, исходящее из самых сокровенных глубин её естества, растекается, расплескивается по всему её телу бурлящим гудящим пламенем и она готовила себя к удовольствию утолить это желание, напоить его кровью этой мерзкой подлой девки, медлила чтобы желание стало острее, а удовольствие слаще. Синни смотрела в распахнутые зеленые глаза и видела в них жизнь, которую сейчас уничтожит и это наполняло её злою радостью, сладкой дрожью, сейчас она отомстит за Брона. За Брона. За Брона.
Софи увидела в лице ребёнка неизбежную решимость убить. Отчаянье, страх, пронзительное сожаление об утраченной жизни комом встали в горле. Но задыхаясь, она всё же не могла оторвать взгляда от этого дикого лица с черными бездонными глазами. Она испуганно глядела на Синни, ожидая какой-то изощренной жестокости, не сомневаясь что та не просто убьёт её, а как-нибудь изуверски искалечит. Кроме того, гречанка испытывала и некий мистический ужас. Ведь она собственными глазами видела как Брунгильда разрубила девчонке грудь и любой нормальный человек непременно бы умер от такой чудовищной раны, но дикарка осталась живой. Софи ясно видела, что тело девочки совершенно невредимо и только разорванная, окровавленная, висящая клочьями одежда напоминала о том что удары топора действительно были. И вдруг она увидела такое от чего перестала дышать. Девочка плакала. По её испачканным кровью щекам безостановочно текли слёзы. Софи не выдержала и тоже заплакала, горячий комок в горле растаял и ей стало легче. Она протянула руку и осторожно прикоснулась к ноге кельтки. Синни едва не вздрогнула, не закричала от этого касания. Её затрясло, бросило в жар, перед глазами всё поплыло, она устала, безмерно устала, она больше не выдержит, душа её забилась как в припадке, хватит, хватит, пусть всё это прекратится, она больше не хотела ничего, ни мщения, ни прощения, ни смерти, ни жизни, только чтобы всё ушло, оставило её в покое. Синни резко развернулась и шагнула прочь, немного прошла и остановилась. Она тяжело глубоко дышала, тело её дрожало, сердце ставшее большим и пылающим болезненно билось в узкой груди и казалось вот-вот разорвет её. Но постепенно Синни успокоилась. Она постаралась по новой всколыхнуть в себе пламя ненависти к южанке. Синни припомнила как эта подлая девица схватила её сзади и услужливо подставила под топор жены ярла. И о чудовищной боли, заполнившей всё её тело и в конце концов погрузившей её во тьму. Синни была уверена, что она тогда умерла и только Тулла своей магией возвратил её назад. Она решительно вернулась к лежащей девушке и подняла топор. Софи, затрепетав, задрожав, обреченно вжалась в землю.
Злясь на себя, Синни устало опустила топор. Ей вдруг подумалось что Анвелл, на её месте, тоже бы не смог зарубить эту девицу и от этой мысли ей стало легче. Да, точно бы не смог. Южанка была его ровесницей и кроме того она бы явно понравилась ему. Мысль о брате вспыхнула в ней огоньком светлой грусти. Она медленно обошла Софи по кругу, хмуро рассматривая её. Затем опустилась на колени возле её живота, отложила топор и вынула из-за спины окровавленный липкий нож. Софи испуганно приподнялась, скривившись от боли:
– Прошу, просто убей меня, – сказала она, протянув к плечу Синни руку, – прошу не мучай!
Синни сердито посмотрела на неё и затем на её руку и угрожающе приподняла нож. Софи убрала руку.
Синни склонилась над животом девушки, разглядывая рану. Затем аккуратно разрезала платье гречанки и развела края ткани, осматривая живот. Синни припомнила как ударив девушку в живот, постаралась, следуя совету Брона, на обратному ходу сделать как можно более секущее движение, чтобы как можно сильнее разрезать плоть. Ей это определенно удалось. Рана была длинная, чуть не на полживота. Но большая её часть была поверхностной. Синни с досадой посетовала на то что не смогла убить южанку сразу и что та до сих пор сама не умерла от этой огромной раны. Сейчас бы не было никаких хлопот. Но досада скорее была надуманной, деланной, истинной ненависти девочка уже не испытывала.
Синни сходила к телу Брона и принесла вино и тряпки. Потом направилась к костру и еще раз прокалила иглу. Вернулась к гречанке и снова уселась на колени над её животом. Софи с тревогой следила за девочкой. Открыла было рот чтобы что-то сказать, но Синии в этот момент плеснула вино на рану и Софи дернулась и застонала. На её глазах выступили слезы.
– Перестань! – Сердито сказала она. – Мне не нужно этого.
Синни, не обращая внимания на южанку, продела в иглу шелковую нить, найденную в ларце жены ярла, и склонилась над самой раной.
– Я сказала не нужно, – настойчиво повторила Софи. Она приподнялась в сидячее положение, тем самым подняв свой живот и переместив рану в неудобное для шитья положение.
Синни посмотрела на гречанку и сказала на языке норманнов:
– Рана слишком большая. Нужно зашить. Иначе точно умрёшь.
– Тебе-то что за дело?!
Синни помолчала. Аккуратно положила иглу на кусок ткани и вытащила нож. После чего резко схватила Софи за платье на груди левой рукой, а правой приставила клинок к шее.
– Или дай зашить или убью, – холодно сказала Синни.
Софи гневно смотрела в темные глаза ребенка, остро чувствуя как заточенная сталь вдавливается ей в горло. Но затем девушка сникла, гнев растаял. Она очень устала, сил на какое-то противодействие уже не оставалось, живот горел и ныл, и она не могла сосредоточиться, не могла понять, чего хочет эта маленькая дикарка, которая несла какую-то парадоксальную ерунду: либо помогу, либо убью.
– Делай как знаешь, – тихо проговорила Софи.
Синни вгляделась в её глаза, убеждаясь, что южанка действительно сдалась, после чего отпустила её и приказала:
– Ложись на спину.
Софи легла.
– Будет очень больно. Терпи. – Сказала Синни. И на всякий случай для острастки мрачно добавила: – Если будешь мешать, зарежу.
Процесс зашивания дался Синни очень тяжело. Чужеземка дрожала, дергалась, было очень много крови, всё стало скользким, края длинной раны расходились. Но Синни упрямо продолжала начатое и сосредоточенно и упорно сшивала кожу. Она не заботилась о том чтобы причинять как можно меньше боли и тыкала иглой, пронзая кожу, без всякого сочувствия к девушке. Синни всё ещё была раздражена и злилась на саму себя, не понимая зачем старается спасти жизнь этой чужеземке. Что-то внутри неё подсказывало ей что она поступает правильно. И раз уж она не смогла убить её, то тогда надо попытаться спасти. Но Синни не понимала зачем. И сердилась на себя за то что не смогла убить. Ей даже приходило в голову что она поможет чужеземке выздороветь, а потом вызовет её на поединок. И вот тогда уже убьёт её без всякой жалости и сомнений. И ещё подумала о том что ведь все равно её нужно забрать с собой, иначе она, как сказал Брон, расскажет норманнам кто убил жену ярла.
Когда всё закончилось, Синни с облегчением отпрянула от живота девицы и критически оглядела дело рук своих. Шов был невероятно кривым и безобразным, топорщился и стягивал кожу. Если всё заживет, то шрам будет очень уродливым, подумала Синни, но подумала совершенно равнодушно. Она посмотрела на девушку. Софи лежала неподвижно, глядя куда-то в небо, вся в липкой испарине, бледная, осунувшаяся, с прилипшими ко лбу прядями волос. Ей явно было очень плохо. Синни взяла бутылку, подползла к голове чужеземки и сказала приказным тоном:
– Пей.
Помогла ей приподняться и поднесла горлышко ко рту. Софи сделал несколько глотков и посмотрела на девочку. Уже не испуганно, а с молчаливой задумчивостью. Она считала, что бриттка ведёт себя очень странно и эта странность казалась ей подозрительной. Она даже была готова поверить, что девчонка пытается сохранить ей жизнь чтобы затем принести в жертву в каком-нибудь ужасном кровавом ритуале, посвященном её жестокому лесному богу. Но всерьез не обеспокоилась. Она была совершенно измождена. Да и уже не верила, что выживет. Её живот словно весь пылал в огне и при любом движении где-то внутри в кишках возникала острая режущая боль. И сама рана, когда она глянула на неё во время осмотра дикаркой, привела её в ужас, рана показалась ей просто невероятно огромной и чудовищной, будто разрезан весь живот. Девушка не верила, что с таким ранением можно выжить.
Синни, заставляя девушку приподниматься, крепко замотала ей живот. Затем принесла два плаща, один подстелила под спину, другим укрыла. Встала и посмотрела ей в лицо. Та тоже смотрела на неё.
– Что тебе нужно от меня? – Спросила Софи.
Синни молчала, глядя ей в глаза, долго молчала. Кажется она переняла это у Брона. Затем развернулась и ушла. Порывшись в вещах норманнов, она нашла верёвку и вернулась. Села на корточки и принялась деловито обматывать ноги гречанки. Софи глядела на это скорее с удивлением, чем страхом.
– Руки! – Потребовала Синни.
– Зачем это?
– Руки.
Софи покорно протянула руки и Синни связала и их. Синни нужно было сходить за повозкой и Алатой и она опасалась, что в её отсутствие южанка может попытаться сбежать на одном из норманских коней. Хотя она и выглядела крайне ослабевшей, Синни не собиралась ей доверять.
Выбрав одну из лошадей, пегую кобылу, которая показалась ей постарше и поспокойней остальных, Синни съездила за повозкой и Алатой. И также повесила на себя наконец меч Анвелла, она тревожилась что заветный клинок может куда-нибудь пропасть.
Пригнав повозку, Синни энергично взялась за погрузку в оную тела Брона. Она ни в коем случае не хотела бросать его здесь. Она намеревалась увезти его подальше, выбрать хорошее место и без спешки похоронить. Но поднять тяжелого взрослого мужчину Синни была не в состоянии и потому ей пришлось сооружать конструкцию из двух досок, приставленных к торцу кузова повозки, обвязывать труп веревкой и затягивать его при помощи лошади. Синни совершенно вымоталась, но стиснув зубы продолжала свои труды. Ей не терпелось уехать отсюда.
Развязав Софи, Синни велела ей лезть в повозку. Для Софи, которая едва стояла на ногах, это также было непростой задачей. Но Синни как могла поддерживала её и помогала. Когда наконец Софи разместилась в кузове, Синни снова подложила под неё плащ и дала другой чтобы укрыться. Девушка искоса поглядела на лежавший рядом мужской труп. Потом посмотрела на Синни. И снова спросила:
– Что тебе от меня нужно? Почему просто не убьешь?
Синни замерла у заднего края повозки.
– Убью ещё, – твёрдо сказала девочка. – За то что ты убила моего друга. За то что ты помогала жене ярла убить меня. За то что ты подлая коварная чужеземка с юга. Все люди Юга – лжецы и негодяи.
Софи помолчала и спросила:
– Сколько тебе лет?
Синни не отвечала, угрюмо неотрывно глядя на гречанку. Софи стало неуютно под этим взглядом.
– Если убьёшь, то зачем всё это? – Она махнула рукой на свой живот.
Синни молчала. Ей определенно всё больше и больше становился по душе такой ответ и ей казалось что она начала лучше понимать Брона. Иногда слова бесполезны. А вернее очень часто.
– Я понимаю тебе сейчас очень тяжело, – отведя взгляд, очень медленно, будто бы аккуратно подбирая слова, проговорила Софи. – Твою маму убили, ты осталась совсем одна и ты… ты ещё очень мала. Когда злые люди, пираты и работорговцы, напали на мою деревню мне было всего девять лет. И я тоже осталась совсем одна. И мне было очень страшно, очень одиноко и тяжело. Я знала что уже ничего хорошего не будет в моей жизни… – Софи посмотрела на Синни, та внимательно слушала. – Никогда и ничего. И никто в целом свете больше не будет добр ко мне. А мне было только девять… Я знаю, что значит остаться одной. И мне жаль твоего друга. Но ведь вы напали на нас и мы… мы просто защищались.
– На тебя никто не нападал. Я пришла чтобы убить её, – Синни мотнула головой в сторону трупа Брунгильды.
– Твой друг убил всех мужчин. И я была уверена, что убьёт и меня. Что мне оставалось?
– Ты всё равно враг.
Софи устало покачала головой и тихо сказала:
– Бог учит прощать врагов. Может если ты попробуешь простить, тебе станет легче?
– Какой бог? – Подозрительно спросила Синни.
Софи пожала плечами.
– Бог один. Тот который сотворил весь этот мир и всё что есть в нём. Он подарил этот прекрасный мир людям. Но люди, совращенные злом, изуродовали и себя и этот мир, наполнив его злом и страданиями. Но бог очень любил людей. Любил очень сильно, как своих детей. И тогда он пришёл к людям и позволил принести себя в жертву, чтобы спасти их всех от зла. Он простил людей, понимаешь? Простил несмотря на все их злодеяния.
Синни слушала очень внимательно и Софи, заметив это, вдохновенно продолжила:
– Люди насмехались, издевались над богом, били его, всячески истязали и мучили. А он, хоть он и всемогущий и мог бы в один миг погасить Солнце или спалить всю землю, ничего им не сделал в ответ. Он твердил им только одно: сила в любви и прощении и когда вы поймете это, вы одолеете всё зло что существует в мире и станете свободны. Но люди не слушали его. Они боялись и ненавидели его, ибо в свете его доброты они особенно ясно видели насколько они порочны и мерзки. А они не желали этого видеть. В конце концов, кровожадные и жестокие, они убили бога. И в тот самый миг, когда он испустил свой последний вздох, все грехи человечества были искуплены. Прощение одолело всё зло. Прощение – это единственный путь способный вывести человека из царства зла. Понимаешь?
Синни не мигая холодно смотрела на Софи. Чуть помолчав, девочка сказала:
– Я тоже умею прощать. Как и твой бог. Тот огромный белокурый норманн, который убил моего брата, изнасиловал меня и с которым сражалась моя мать. Я простила его. Простила, когда он голый висел на дереве и мы с Броном, – Синни указала на труп, – целую ночь по кусочкам сдирали с него кожу.
Софи растерянно посмотрела на Синни.
– О чём это ты?
Но затем, вспомнив что случилось с тем, кто отвозил Хальфара к старой Габе, Софи потрясенно произнесла:
– Так это вы напали на возничего?
– Да. Брон камнем из пращи уложил возничего и мы забрали мерзкого норманна с собой. Повесили на дерево и целую ночь всячески пытали его, пока он не превратился в хнычущий кровоточащий ободранный кусок мяса. И вот тогда я простила его. Простила и милосердно подарила ему смерть, вспоров ножом его брюхо. – Синни указала на труп Брунгильды. – И я простила её. Когда перерезала ей горло. – Она посмотрела в зеленые глаза Софи. – И я прощу тебя. Понимаешь?
Лицо девушки окаменело, а взгляд стал ледяным. Она отрицательно покачала головой.
– Нет. Тебе нечего мне прощать. Но вот я может и прощу тебя, когда ты подступишься ко мне со своим ножом. Ты вспорешь мне живот или перережешь горло? Или может будешь сдирать с меня кожу?
– И твой бог никакое зло своим прощением не одолел. Зло как было так и осталось. Если он вообще кого-то там прощал. Вы, люди Юга, умышленно рассказываете нам это враньё, надеясь безнаказанно властвовать над нами, надеясь что мы станем покорны вам и будем прощать вам все ваши злодейства. – Синни усмехнулась. – Но ничего у вас не выйдет. Наш бог научил нас сражаться и быть свободными. И я показала тебе как мы будем вас прощать.
Софи покачала головой.
– Хорошо. Ты права. Я подлая злобная чужеземка с юга. Пришла через полмира от своего теплого южного моря в твою туманную холодную северную страну, мечтая только о том как я буду безнаказанно властвовать над чумазой сопливой девчонкой. Мне же больше не о чем мечтать. И я коварно наврала тебе с три короба про своего лживого всепрощающего бога и теперь жду не дождусь, когда ты станешь покорной мне и я наконец-то смогу творить над тобой все те ужасные злодейства, о которых я так долго мечтала у себя на юге. Да, ты права. Всё так и есть.
Софи отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
Синни стояла, не шевелилась и словно бы с обиженным выражением пристально смотрела на девушку. Синни очень хотелось сказать ей что-нибудь гадкое, как-то задеть её. "Рабыня", подумала она, "жалкая рабыня". И уже собралась сказать ей это, но вместо этого вдруг тихо проговорила:
– Мне одиннадцать лет.
Софи посмотрела на неё. Затем, морщась от боли, стискивая зубы чтобы не застонать, передвинулась к заднему краю кузова и протянула руки к Синни. Та тут же отшатнулась, с угрозой глядя на чужеземку и даже, уже почти рефлекторно, отведя руку за спину, потянувшись к ножу.
