Евгений Викторович Донтфа
Дочь Туллы
А Далира, отодвинувшись на безопасное расстояние, начала подниматься с земли. Разбитая голова гудела и звенела, заполняя тело тошнотой и слабостью, истерзанный торс на любое движение отзывался острейшей болью. Но Далира пересиливала всё это, понимая, что сейчас нельзя ждать волшебного исцеления. Кое-как встав на ноги, она вытащила меч Анвелла и шагнула к стоявшему на одном колене Хальфару.
– Остановите это! Хватит. – Крикнула Брунгильда. – Она… она колдунья!
Мужчины с удивлением посмотрели на жену ярла.
Но ни Хальфар, ни Далира не обратили ни малейшего внимания на эти слова. Они вообще теперь ни на что не обращали внимания кроме друг друга. Сейчас для них существовали только они вдвоём. Их казавшийся бесконечным поединок заполнил для них весь мир, от земли до неба. Хальфар разглядел приближавшуюся с мечом в руке женщину и попытался подняться с колена. Далира бросилась вперед.
Её охватило странное ощущение полного отсутствия страха, она больше не боялась ничего. Совсем ничего. Весь этот огромный белокурый несокрушимый полубог превратился теперь в хлюпающее изрезанное изуродованное, едва способное видеть и стоять существо. И ей до того не было страшно, что на мгновение ей стало страшно от того что ей не страшно. Это было бы почти забавным если бы она задумалась над этим. Но она не задумывалась. Всё это лишь молнией пронеслось где-то внутри.
Прекрасная Брунгильда решительно направилась к своему мужу. Но в этот момент Далира ударила по мечу норманна и лязг от столкновения двух клинков заставил рыжеволосую девушку замереть на месте. Она снова уставилась на сражающихся.
Хальфар неистово махал мечом, пытаясь отогнать кельтку и улучить секунду чтобы встать на ноги. Но ничего не получалось. У Далиры словно прибавилось сил. Разрубленная грудная клетка снова срослась, кожные покровы восстановились, разбитая голова полностью исцелилась и женщина как будто бы чувствовала себя такой же свежей и бодрой как и в начале схватки. Но теперь она не боялась и не осторожничала. Она осыпала мужчину градом ударов, не давая ему передышки, ещё и перемещаясь туда-сюда и пытаясь достать его с боку. Хальфар, который едва мог видеть, был просто не в состоянии уследить за своим противником. К тому же, стоя на одном колене, он не мог поворачиваться и маневрировать и с отчаяньем, да именно с отчаяньем, таким доселе незнакомым ему, вечному победителю, чувством он понимал что ещё вот-вот и меч бриттки так или иначе достанет его.
Брунгильда, оттолкнув кого-то из воинов, подошла к мужу.
– Останови это, Эльдвуг! – Потребовала она.
Ярл хмуро посмотрел на неё.
– С какой стати?
– Ты позволишь этой женщине убить своего брата?
Ярл отвернулся от жены. Она схватила его за руку, чтобы привлечь внимание, но услышала глухой вскрик с площади и повернулась туда.
Далира вонзила меч в правое плечо врага. Но не глубоко и тут же отскочила назад. Хальфар отмахнулся в её сторону, но Далире даже не пришлось уклоняться. Хальфар очень ослабел. Сколь ни был его организм силён и крепок, огромная кровопотеря начала сказываться на нём. У мужчины было два глубоких разреза, один на шее, другой на внутренней стороне левого бедра, и это не считая разбитого подбородка, изрезанного лица и уничтоженного глаза. Сейчас он практически промок от крови и оставшееся зрение то и дело заволакивало багровой пеленой. И всё же он вдруг подбросил себя вверх, вскочил на обе ноги и с немыслимой злобой набросился на девушку. Но она не отступила, она отбила его удары и своим смелым выпадом распорола ему правый бицепс. Рука Хальфара, в которой он держал меч, дрогнула, вытянулась, повисла на пару секунд вниз. Он попробовал поднять её и в этот момент он потерял из виду противника. Далира сдвинулась влево и со всей силой, на которую была способна ударила сверху – вниз по правому запястью норманна. И всё было кончено. Хальфар издал какое-то надсадное мычание, Брунгильда тихий вскрик, некоторые из воинов что-то вроде возгласов восхищения, некоторые нецензурные слова.
Запястье было разрублено, но не полностью. Правая кисть безвольно повисла на кусочках кожи и костей. Меч норманна упал на землю. Но не смотря на всё это, Хальфар ещё попытался присесть и подобрать его левой рукой. И Далира от всей души врезала ему ногой в голову, в его и без того уже всё истерзанное, изрезанное лицо. Хальфар глухо охнул и повалился на спину, в голове что-то щелкнуло, лопнуло и он то ли окончательно перестал видеть, то ли на какие-то секунды потерял сознание.
В полнейшей тишине, под застывшими взглядами зрителей, боящихся даже моргнуть чтобы ничего не пропустить, Далира подошла к голове лежавшего перед ней мужчины, вздрагивающего, барахтающегося, бесцельно шарящего левой рукой и двигающего ногами. Она установила остриё меча Анвелла в ложбинку между ключиц Хальфара, внимательно глядя на изуродованное окровавленное лицо.
– Не смей! – Вскричала Брунгильда и вышла вперёд к кельтке. – Ты не можешь его убить.
Далира никак не отреагировала на это крик, даже не посмотрела в ту сторону. Она неотрывно глядела на поверженного врага, на то как толчками из него извергается кровь, как кривятся его губы, словно он пытается что-то сказать, как подрагивает его голова, словно он недоверчиво качает ей, словно он не в силах поверить, что это происходит.
– Остановите её! – закричал Брунгильда. – Вы что не понимаете, что это невозможно?! Что только колдунья могла бы сделать это. Она… она ведьма! Ведьма!! Смотрите на ней совсем нет ран, ни одной! Да что вы стоите? Эльдвуг, прикажи отогнать её прочь. Рейнмар! Убери её. Она ведьма! Это нечестный поединок.
Далира, сама не зная почему, медлила надавить на меч, всё также завороженно вглядываясь в поверженного исковерканного норманна.
Слова "ведьма" и "нечестный поединок" всё-таки нашли какой-то отклик среди мужчин и они забурчали, заворчали как гром ещё очень далекой грозы.
Брунгильда бросилась к Рейнмару и потянула его за руку в сторону лежавшего Хальфара.
– Останови её! – Потребовала она.
Рейнмар не двинулся с места и посмотрел на ярла. Брунгильда оставив в покое его руку, бросилась к мужу и подойдя почти вплотную яростно прошептала ему:
– Ты что хочешь так с ним расправиться? А что скажут твои люди? Что ты отдал своего человека на заклание бриттской ведьме. – Она поглядела на других воинов и громко сказала: – Что вы молчите? Ведь это несправедливо. Боги отвернутся от нас, если мы позволим бриттской ведьме безнаказанно убивать наших братьев!
– Верно! – Закричали где-то в толпе.
– Колдовство вне закона, – важно произнес Ульрих Безухий.
Брунгильда, чувствуя поддержку, бросилась в более решительное наступление на мужа.
– Слышишь?! Это вне закона. Колдунов и предателей топят в мешке со змеями и собаками. Прикажи её убрать от него.
Ярл с совершенно потемневшим лицом, угрюмо глядел куда-то мимо жены.
Далира убрала меч от шеи Хальфара и развернувшись направилась к ярлу и его жене. Рейнмар и ещё двое воинов рядом, увидев что страшная раскрашенная женщина приближается к ярлу, поспешно вытащили топоры. Брунгильда, заметив это, а также взгляд мужа куда-то ей за спину, стремительно обернулась и едва не вскрикнула, увидев в трех шагах от себя чудовищную, изукрашенную синим и покрытую кровью, с обнаженным мечом в руке бриттку. Далира холодно глядела в глаза рыжеволосой женщины.
– Не кричи, – сказала Далира. – Можешь забрать эту падаль себе, если она тебе так нужна.
Глаза Брунгильды потемнели от гнева, но она не решилась что-то сказать.
Далира посмотрела на ярла.
– Согласен ли ты с тем что я одолела Хальфара Бринбьёрда, ярл?
Эльдвуг смотрел на неё тяжелым взглядом.
– Убери меч, – сказал он.
Далира отрицательно покачала головой.
– Нет, пока не увижу свою дочь.
Между ними стояла Брунгильда. Ярл отодвинул свою жену в сторону и шагнул вперёд. Тут же за ним, как по команде подались Рейнмар и другие воины с топорами в руках. Ярл долго смотрел на стоявшую перед ним женщину. Несмотря на обилие крови на ней, он видел, что её лицо абсолютно цело и невредимо, то самое лицо куда со всего маху угодил обух боевого топора. Так же, как и левая рука и только что разрубленный торс. Стоявшим в отдалении это не было так очевидно, но он это видел. Он разглядел на левом виске рядом с уголком глаза маленькую татуировку руны "Th".
– Тулла? – Тихо спросил он.
Женщина, заглянув в самые его глаза, чуть изогнув губы в усмешке, сказала:
– Я.
Эльдвуг вздрогнул, может не внешне, но где-то в глубине сердца. Не от страха, но вроде как от соприкосновения с чем-то невероятным, чудесным. После всего увиденного и услышанного он готов был ей поверить. Ему стало неуютно, тревожно под её взглядом, легкое смятение охватило его. Но женщина отвернулась, подарив ему облегчение. Далира поглядела за спину. Норманны выходили на площадь. Они подошли к лежавшему Хальфару, присели возле него, осматривая, а между тем заполняя собой всё пространство за спиной кельтки, будто окружая её. Далира снова посмотрела на Эльдвуга.
– Я прошу тебя, Эльдвуг Дубовый Щит, прикажи привести мою дочь, – сказала она.
Он ещё чуть помедлил и обратился к своему форингу.
– Рейнмар, найди Гуннара Сиволапого и приведите сюда её дочь.
Но только Рейнмар сделал шаг, как Ульрих Безухий поднял руку, призывая его остановиться. Лагман вышел вперёд, посмотрел на мужчин, вышедших на площадь и сурово сказал:
– Скверное дело ты затеял, Эльдвуг Дубовый Щит. Отдаёшь себя и заодно всех нас во власть этой ведьмы. Твоя жена права, наши боги не простят нам этого.
Часть воинов, видимо согласных с такой точкой зрения, приблизились к лагману, сплотившись вокруг него и угрюмо поглядывая на кельтку. Прекрасная Брунгильда гордо подняв голову тоже чуть вышла вперед и громко сказала.
– Ульрих правильно говорит. Мы отдали этой ведьме нашего брата на заклание и пусть он не умер…
– Да не-е он всё равно сдохнет! – Равнодушно крикнул один из воинов, осматривающих Хальфара. – Буйша знатно его изрезала, кровищи как из свиньи на бойне.
Столь грубое безответственное замечание сбило Брунгильду, она словно забыла о чём говорила.
– Ну да, – весело поддержал кто-то, – такого-то хряка ухайдохать тут нужно погорбатиться дай боже, ведьма ты там или нет.
Послышался чей-то смех.
Гёмли, раздвигая людей как могучая ладья волны, вышел и сказал:
– Ведьма она там или не ведьма, один хер дралась как раненая волчица. И если бы Буян отрубил ей голову или руку, сдохла бы эта буйша как положено. Новая у неё точно бы не выросла, такое лишь богам под силу. А значит, как ни крути, бой честный.
Брунгильда с ненавистью посмотрела на низенького, но необхватного в плечах мужчину. Но только она открыла рот что-то сказать, как её перебил ярл. Он резко и неприязненно проговорил:
– Чем ты недовольна, жена? Буйша не добила нашего брата, бой остановлен как ты и хотела. Так может лучше пойдешь и организуешь помощь нашему славному воину, вместо того что бы вмешиваться в то что тебя не касается?!
Брунгильда с гневом поглядела на мужа, она не привыкла чтобы он так с ней говорил. Но он смотрел на неё с такой ледяной яростью что молодая женщина предпочла за благо воздержаться от ответа и стремительно повернувшись, действительно направилась к лежащему Хальфару, по пути сердито призывая к себе служанку.
Ярл посмотрел на Ульриха.
– И тебе, лагман, лучше сейчас помолчать. Мы ни на тинге. Я отдал приказ и жду его исполнения. – Он оглядел воинов, стоявших за спиной Ульриха. – Или кто-то чем-то недоволен и хочет что-то сказать?!
Никто не ответил. Он посмотрел на форинга и мрачно изрёк:
– Я жду, Рейнмар.
Тот, также сердито, как и Брунгильда, шагнул вперед, отталкивая с пути всех кто попадался, и зычно пробасил:
– Эй, Сиволапый, хрен мордатый, где ты там?
20
Синни лежала на боку, свернувшись клубком, обхватив худой впавший живот, и отстранено размышляла о том как она скоро умрёт. К вечеру совершенно точно. "Ведьмины пальцы" не дают другого исхода. И пыталась убедить себя, что ей совсем не страшно, что ей безразлично теперь уже. Но страх потихоньку постепенно вползал ей в сердце как едкий удушливый дым в щели подожжённого дома. Но она резко очнулась от своих тяжких дум, заслышав грохот шагов и раздраженные мужские голоса. И осознав, что ищут её, она подскочила на своей досточке, охваченная безотчетным ужасом. Она забилась в угол, с отчаяньем думая: неужели они успеют еще раз надругаться над ней прежде чем она умрет?
Шаги замерли у её каморки и дверь открылась. Увидев Гуннара и еще какого-то громадного норманна с фигуркой молота на толстой золотой цепи, Синни задрожала как осиновый листок. Ей тут же пришло на ум что Хальфар уже продал её другому норманну, причем такому же здоровенному и наверняка такому же безжалостному и злобному как он сам, и что сейчас её поведут в дом нового хозяина, где её ждут новые унижения и надругательства.
Рейнмар хмуро посмотрел на девочку и пробурчал:
– Выходи.
Но Синни не двигалась с места, ужас почти парализовал её. Неужели она не успеет умереть раньше, чем её снова начнут истязать? Она беспомощно взглянула на Гуннара и жалобно произнесла:
– Прошу вас, не надо.
– Выходи, – повторил Рейнмар. – Живее.
Гуннар молчал и Синни поняла так что всё решено и единственное чего она добьётся, медля выходить, того что её выволокут за волосы. Она с трудом поднялась со своей дощечки. Затекшее измученное тело плохо слушалось. Она сделала шаг и, едва не упав, схватилась за косяк и некоторое время стояла, замерев. Затем испуганно посмотрела на форинга, предполагая, что он недовольный её медлительностью сейчас схватит её за шиворот и потащит прочь. Но огромный норманн с заплетенными в космы бородой и волосами, только угрюмо смотрел на неё и терпеливо ждал. Синни вышла из каморки и побрела к выходу.
Увидев девочку на улице при ярком утреннем Солнце, Рейнмару стало слегка не по себе. В душе возникло глухое раздражение, злость, словно его против воли заставили участвовать в какой-то мерзости. Он отчетливо ощутил что-то сродни гадливости, неприязни, а может и почти гнева. Но ни к ней, ни в коем случае ни к ней, к этому жалкому изможденному ребёнку.
Синни действительно выглядела ужасно. Её длинные черные волосы спутались, слиплись и падали на уставшее чумазое лицо как черные замшелые ветки. Сзади в районе ягодиц на её зелёном платьице расплылось огромное темно-бурое пятно. Изорванный чуть ли не до пояса низ платья оголял её худые ноги, покрытые засохшей кровью, безобразными синяками и обширными ссадинами. Жалкие шерстяные грязные чулки сбились складками у самых лодыжек, а подол юбки превратился в почерневшие заскорузлые лохмотья. Кроме того, передвигалась она таким образом будто каждый шаг отзывается болью, словно ей трудно идти и у неё какие-то проблемы со спиной или что-то ещё.
Гуннар недовольно проворчал:
– Я вообще-то немалые расходы понёс из-за этой буйши. Кормил, поил, опять же приют ей дал. Кто возместит? Кто?!
Рейнмар посмотрел на него с таким выражением, что Гуннар тут же сник.
– С Буяна спрашивай, – сердито сказал Рейнмар. – С него причитается. А хочешь с буйши спроси, глядишь она тебе и отплатит как Буяну. Не нарадуешься потом.
Гуннар угрюмо примолк с грустью понимая, что барыш уплыл.
Увидев впереди толпу мужчин, Синни перепугалась ещё больше. Она не знала чего именно боится, может что её прилюдно казнят каким-то чудовищным способом, и не успела задуматься над этим, через несколько секунд все её мысли замерли. Как и она сама. Девочка застыла на месте, не в силах поверить своим глазам. Она смотрела и смотрела на черноволосую стройную женщину с раскрашенным лицом и с мечом в руке и была не в состоянии хоть как-то уразуметь что происходит. В какой-то миг у неё даже мелькнула мысль что это сон, что она всё ещё дремлет в каморке Гуннара Сиволапого. Но вот эта женщина увидела её и бросилась к ней.
Далира говорила себе, что нельзя проявлять перед норманнами никаких эмоций, нельзя ни в коем случае, но это было выше её сил. Она торопливо убрала меч Анвелла в ножны, чуть ли не бегом приближаясь к дочери. Но шагах в четырех от девочки Далира словно налетела на невидимую каменную стену. Увидев ужасающее состояние ребёнка, молодая женщина застыла как вкопанная. Её встревоженный взгляд одним порывом охватил все детали жуткого вида Синни и сердце Далиры свело болезненной судорогой. Она подошла к девочке, изо всех сил удерживая слёзы в глазах и встав на колени прижала дочь к себе.
Окружающие зрители молча наблюдали за этой картиной. Нет конечно они не испытывали что-то похожего на сочувствие к дикой бриттке и её жалкому отродью. Они полагали себя неизмеримо выше этих грязных лесных полулюдей-полуживотных и подобные чувства к этим дикарям представлялись им нелепостью. Но всё же некоторым из них при виде истерзанного ребёнка стало неприятно, захотелось отвернуться, выкинуть это из головы, а кто-то также как и Рейнмар ощутил раздраженное негодование, досаду и горечь, словно он тоже против воли поучаствовал в какой-то мерзости.
Далира, не в силах сдержаться, безостановочно шептала дочери ласковые слова на их родном языке, гладила её по голове, осторожно целовала и чувствовала, как горячие слёзы текут по щекам, жгучими ручьями размывая засохшую кровь и синюю краску. Далира понимала, что должна остановиться, что нельзя чтобы эти злобные норманны видели её такой, видели её слезы. А Синни стояла как каменная и слушая нежные слова родного человека, испытывала ощущение перевернутого мира. Она пыталась что-то понять, как-то осмыслить как всё это возможно, чтобы в самом сердце вражеского города среди толпы вооруженных заклятых врагов её мама, которую она считала умершей, держит её в объятьях и шепчет о том, что теперь всё будет хорошо.
К моменту, когда Синни пришла на площадь, израненного Хальфара под чутким заботливым присмотром Брунгильды уже перенесли в дом и молодые служанки уже вовсю суетились вокруг его изрезанного тела. И Синни была просто не в состоянии вообразить как возможно чтобы её мать в боевой раскраске и с оружием в руках пришла в одиночку в город норманнов и заставила их вернуть ей дочь. И от этого непонимания Синни было страшно. Ей казалось, что сейчас выяснится что-то чудовищное, что-то такое что тут же перечеркнет теплые объятия матери и её ласковые слова. Ведь этого просто не могло быть.
Девочка из-за плеча Далиры увидела, как к ним приближается пожилой мужчина в очень красивой одежде и кажется задрожала, предполагая что именно он скажет сейчас что-то ужасное, объявит страшную цену того почему её мать здесь. Далира возможно почувствовав эту дрожь, отстранилась от дочери и посмотрела ей в лицо.
– Не бойся, Синни, – сказала она на их родном языке. – Сейчас мы просто уйдём отсюда и всё будет хорошо. Норманны не тронут нас.
Девочка поглядела на женщину как на безумную, а потом снова на приближающегося мужчину. Далира оглянулась и поднялась с колен. Прижав дочь к себе, она холодно посмотрела на ярла.
– Мы можем идти?
Эльдвуг пожал плечами:
– Конечно. – Он внимательно рассматривал девочку, будто пытаясь что-то понять или запомнить.
– Ты позволишь нам не только выйти из города, но и уйти от него?
Он посмотрел Далире в глаза.
– Никто не будет вас преследовать. Уходите из города и идите куда желаете. Мне до вас дела нет.
Далира чуть кивнула. Затем словно что-то вспомнив, она повернулась к дочери:
– Постой минуту одна, – сказала она на родном языке, – я сейчас вернусь.
Синни моментально перепугалась и хотела схватить мать за руку, но молодая женщина уже ускользнула. Далира пошла по площади и подобрала свой меховой плащ, а затем некоторое время ходила туда-сюда, разыскивая наконечник своего копья, которое для неё когда-то сделал отец. При этом она свободно перемещалась между стоявшими на площади мужчинами и те с интересом разглядывали её вблизи.
В этот момент из главного дома пришла Брунгильда. Она что-то хотела сказать мужу, но подойдя к нему вместо этого с любопытством поглядела на черноволосую девочку. Синни подняла взгляд и тоже посмотрела на неё.
Некоторое время Синни и Брунгильда смотрели друг на друга. Смотрели внимательно, задумчиво, словно обе они чувствовали, что чем-то важны друг для друга.
Далира нашла обломок копья и засунула его за пояс. Также по пути ей попался топор Ильзира и она подобрала и его, считая что теперь имеет право на это оружие. Вернувшись к дочери, она закутала её в свой плащ.
– Прощай, ярл, – сказала она, в последний раз посмотрев в глаза Эльдвуга.
– Прощай, Далира из рода Макроя, – тихо ответил он.
Далира и Синни пошли на запад к городским воротам. Всё ещё толпящиеся вокруг норманны молча расступались, давая им пройти. Больше никто не сказал ни слова.
