Вернувшись в Лондон, Джо зашел к тамошнему агенту своей портсмутской фирмы справиться, нет ли писем, и нашел очень интересное послание от мистера Смолля. Глава фирмы писал:
«Здесь у нас решительно все беспокоятся о вашем здоровье, и не только в конторе, но и в гостиной. Вашу болезнь приписали переутомлению, и это правдоподобно, потому что перед тем, как вам заболеть, вы работали без малейшего отдыха. Но мы имеем полное основание думать, что были и другие причины для случившейся с вами внезапной перемены, когда вы из деятельного, бодрого, жизнерадостного юноши превратились вдруг в совершенно разбитого духом и телом человека. Вы, конечно, будете очень огорчены, когда узнаете от меня, что и Эмма с самого вашего отъезда все прихварывает, и наш доктор, мистер Тэлор, никак не может добраться до причины ее болезни. Впрочем, она была с матерью настолько откровенна, что мы отчасти знаем теперь, в чем дело. Она созналась, что поступила с вами нехорошо, была к вам несправедлива. Я думаю, что в этом и заключается вся ее болезнь. У меня слишком много дела в конторе, так что я не всегда бываю в курсе того, что происходит в гостиной, но могу вас уверить, о как там, так и тут, мы все тревожимся о вашем здоровье и заботимся о вашем благополучии. Мы все время мысленно с вами. Эмма себя очень бранит, это верно, верно также и то, что она очень милая девушка. Ваше возвращение доставит нам всем огромное удовольствие. Нечего о том и говорить, что я очень люблю свою племянницу и дорожу ее счастьем. Вас я тоже люблю, мой дорогой друг, и тоже хочу, чтобы вы были счастливы. Необходимо, чтобы происшедшая между вами обоими неприятность как можно скорее улетучилась. Я даже не называю это ссорой – какая же это ссора? Моя сестра утверждает, что Эмма к вам привязана очень серьезно (доверяю вам этот секрет). Что касается меня, то я ни за кого другого не отдал бы своей племяннице так охотно, как это сделал бы по отношению к вам. Того же настроения, как я знаю, придерживается и мистрис Филипс. Одним словом, вы будете встречены всеми с распростертыми объятиями, не исключая и Эммы. Как у всякого человека, у нее есть свои недостатки, но она не стесняется сознаваться в них и в проистекающих от них ошибках. Прилагаю от нее записочку, которую она просит переслать вам вместе с этим письмом. Она дала мне ее прочитать. Я думаю, что после всего изложенного вы ускорите свое возвращение, и что мы увидимся в самом непродолжительном времени. Во всяком случае, ответьте мне на это письмо и дайте мне знать, если окажется, что я ошибаюсь, тогда я и другим открою глаза».
Письмо от Эммы было очень коротенькое:
«Мой милый друг! Я одумалась и нахожу, что была к вам очень несправедлива. Я тогда же хотела вам это сказать, но не представилось удобного случая, а потом вы поторопились уехать. Я терзаюсь своей виной и с первою же верной оказией спешу попросить у вас прощения. Надеюсь, что наши отношения не изменятся, останутся такими же дружескими, как и раньше. Всему виной моя несчастная горячность.
Преданная вам Эмма».
Радости нашего героя не было границ. Итак, он может получить руку Эммы! Люди заболевают не только от горестного волнения, но и от радостного. Джо не в силах был послать ответ с обратной почтой, он почувствовал себя совершенно больным и лег в постель. Но все-таки он был счастлив, до крайности счастлив, и вскоре заснул среди самых радужных, светлых грез.
На другой день он отправил в Портсмут ответ. Мистеру Смоллю он откровенно сознался в своих чувствах к его племяннице и формально попросил ее руки. Эмме он написал, что благодарит ее за доброе о нем мнение, одна мысль о потере которого привела его в такое страшное отчаяние, что он в тот раз совершенно растерялся и счел за лучшее уехать. Впрочем, он уже раскаивается в своей поспешности и просит за нее прощения. Здоровье его теперь гораздо лучше, и он думает скоро вернуться, не дожидаясь конца отпуска, великодушно предоставленного ему его патронами.
Отправивши письма на почту, наш герой решил основательно побродить по столичному граду Лондону.
Наш герой усердно принялся посещать и осматривать музеи, галереи, выставки. Побывал в театрах, познакомился и с другими увеселениями, между прочим, с знаменитым Вокзалом. Раньше он о Вокзале только слыхал, но ни разу в нем не был. Однажды ему кинулись в глаза развешенные всюду громадные афиши, извещавшие, что в Вокзале в такой-то вечер назначено большое гулянье с маскарадом, фейерверком, фонтанами и другими прелестями. Он решил непременно пойти.
Заплативши за вход, сколько полагалось, он вошел в сад. Замаскированных и костюмированных было немного сравнительно с прочей публикой, на эстраде играл огромный оркестр. Стоя в публике, столпившейся около эстрады с оркестром, Джо вдруг услыхал разговор, обративший на себя его внимание. Разговаривали два еврея, молодой и старый, сын и отец. Из этого разговора Джо узнал, что какая-то толстая еврейка, Мириам, дочь старшего собеседника и сестра младшего, убежала из дома с христианином, хочет креститься и выйти за него замуж. Ни отец ни брат – совсем еще зеленый юноша, почти мальчик – не желали этого допустить. Они получили сведение, что Мириам со своим «гоем» – неверным – будут на гулянье оба в масках и домино. На кавалере будет черное домино с белыми полосами на рукавах. Если при кавалере с таким признаком окажется замаскированная дама, то эта дама будет Мириам.
– Только бы найти кавалера, найти этого «гоя», – сверкая глазами, проговорил юноша. – Я с ним расправлюсь вот чем.
И молодой человек вынул до половины из-за пазухи спрятанный там кинжал – длинный и острый.
– Пройдем туда, где маски, – сказал еврей-отец. – Ступай за мной, Иосель.
– Мне совсем не нравится, что у этого мальчика за пазухой кинжал, – подумал Джо. – И речь его мне не понравилась! Чего доброго, еще случится убийство. Надобно будет предупредить этого неизвестного кавалера в черном домино и его даму.
Он вошел в крытую аллею и увидал впереди себя две фигуры в домино, одну повыше, другую пониже и потоньше. Более тонкая фигура шла, сильно опираясь на локоть более высокой, которая вела ее под руку. Джо догадался, что это и есть та пара, о которой говорили два еврея – молодой и старый.
Парочка шла тихо, и нашему герою ничего не стоило ее догнать. Услыхав за собой близко шаги, высокая фигура в черном домино довольно нетерпеливо обернулась, как бы спрашивая, кто это и зачем их догоняет. Джо сказал, понизив голос:
– Сэр, за вами следят, и мне кажется, что вы подвергаетесь опасности. Я случайно подслушал разговор по поводу точно такого домино, какое на вас. Если я ошибся, тем лучше.
Джо повернулся и пошел назад.
– Останови его, Генри, – сказал тихий женский голос. – Он ведь нам желает добра.
Мужское домино пошло за Джо, догнало его и попросило объяснений.
Джо рассказал все и в заключение прибавил:
– Я бы не стал вмешиваться не в свое дело, если бы у младшего еврея не было кинжала…
– Кинжала! – с испугом вскричало подошедшее женское домино.
– Да, кинжала, и он, видимо, решился пустить его в ход. Одно слово, сударыня: вас зовут Мириам? Если вы Мириам, то, следовательно, услышанное мною относится дам. Если же вас не так зовут, то не о чем больше и говорить. Во всяком случае из моего сообщения не может выйти для вас ничего худого.
– Сэр, это относится к нам, – сказало мужское домино, – и я вам очень благодарен.
Джо рассказал вкратце все, что ему довелось услышать.
– Мы погибли! – вскричала молодая женщина. – Мой брат, когда рассердится, становится хуже тигренка!
– Я за себя не боюсь, я за себя постою, – сказало черное домино. – Но пока я буду бороться с вашим братом, ваш отец схватит вас и утащит, и мы вынуждены будем расстаться навсегда.
– Вообще, сэр, я бы вам советовал не оставаться в темных аллеях, – заметил Джо. – Вы сами теперь видите, что это опасно.
– А если я выйду в светлую часть сада, они меня сейчас же узнают, раз вы говорите, что им известен мой маскарадный костюм.
– Тогда снимите его, – сказал Джо.
– А в лицо они меня еще скорее узнают, – возразил господин в домино. – Сэр, вы уже были так добры к нам… Быть может, вы не откажетесь довести свою доброту до конца и помочь нам еще?
Джо обещал сделать все, что только он сможет.
– В таком случае, Мириам, я вот, что вам предложу: доверьтесь этому джентльмену. Сейчас видно, что он хороший, честный человек, так что довериться ему можно без всякого риска. Он может провести вас с полной безопасностью через весь сад и укрыть в надежном и верном месте, а я пробуду здесь еще с полчаса. Если ваш отец и ваш брат встретят меня и если даже узнают, то у них не будет никакого повода задевать меня, потому что вас со мной не будет. А потом я возвращусь домой.
– Хорошо. А я куда же денусь?
– Вы дадите этому джентльмену мой адрес, и он завтра же утром съездит за мной и привезет меня туда, где вы будете. Я знаю, сэр, что сильно затрудняю вас, но в то же время выказываю к вам полнейшее доверие. Надеюсь, что в ваши личные дела все это не внесет чересчур большого беспорядка.
– О, нисколько, сэр. Я в настоящее время совершенно свободный, незанятой человек, – сказал Джо. – Если молодая леди согласится довериться мне, совершенно постороннему человеку, я обещаю вполне оправдать ее доверие. На мне маски нет, сударыня. Угодно вам мне довериться?
– Мне кажется, сэр, что я могу. Да я и должна довериться, иначе может пролиться кровь. О, Генри, они уже идут. Я узнала их. Вон там в аллее направо!
Джо обернулся и увидал тех самых двух евреев, разговор которых он подслушал.
– Это они, сэр, – сказал он господину в домино. – Оставьте нас и пройдите дальше в глубину темных аллей, а я возьму вашу даму под руку и смело пройду мимо этих людей. Уходите, сэр, скорее.
Джо взял молодую еврейку под руку и пошел с ней прямо навстречу ее отцу и брату. Она дрожала, как осиновый лист, когда ей пришлось проходить близко от них, – ноги ее подгибались, она едва переступала ими. Поравнявшись с Джо, оба еврея пытливо устремили на него свои пронзительные черные глаза, но Джо прошел мимо них совершенно спокойно, как будто ни в чем не бывало. Пройдя несколько шагов, он шепнул своей даме: «Вы спасены» и тем несколько успокоил ее. Джо провел ее через весь сад к выходу, позвал извозчика и спросил:
– Куда прикажете вас отвезти?
– Куда хотите, только подальше от них.
Джо велел извозчику ехать в ту гостиницу, где остановился сам, потому что никакой другой не знал. Он предложил своей даме остаться в экипаже, а сам пошел к хозяйке гостиницы и попросил ее взять на одну ночь под свое покровительство привезенную им даму, которую он выручил из очень опасного положения и завтра утром даст знать об этом ее друзьям. Они за ней и приедут. Хозяйка согласилась. Джо сходил за своей дамой в домино, привел ее к хозяйке и удалился к себе в номер.
Наутро, в девять часов, он пошел проведать незнакомку. Она приняла его, и тут он в первый раз увидел ее без маски. Она была замечательно красива собой, обладала стройной высокой фигурой и была одета богато, но несколько в восточном вкусе.
– Я вам очень благодарна, сэр, за все, а в особенности за то, что вы отдали меня под покровительство хозяйки гостиницы. Это с вашей стороны было так благородно так деликатно, так внимательно. Вы настоящий джентльмен, сэр, это я вижу. Теперь я попрошу вас съездить в Берклей-сквер к мистеру С. и сообщить ему, где я нахожусь. Больше я ничем не побеспокою вас.
Она написала адрес и вручила Джо. Он сейчас же поехал и застал мистера С. расхаживающим в тревоге по комнате. Поданный ему завтра оставался нетронутым. Он страшно обрадовался Джо и горячо поблагодарил его, когда узнал от него, что все благополучно.
Мистер С. рассказал нашему герою всю историю своих отношений к Мириам. Она была дочерью одного очень богатого и родовитого еврейского раввина, крайнего фанатика. Когда мистер С. и Мириам полюбили друг друга, и когда та объявила, что намерена креститься и выйти за него замуж, бешенству ее отца, а также и ее брата Иоселя, не было пределов. Когда она все-таки убежала к мистеру С., фанатики не только не прекратили преследования, а напротив дали клятву во что бы то ни стало помешать свадьбе. Иосель при этом решил, что в крайнем случае он убьет и гоя, и отступницу, но что браку между ними не бывать. Молодой Иосель был, пожалуй, еще фанатичнее отца.
– Что же вы теперь думаете делать? – спросил Джо, когда мистер С. окончил свой рассказ, переданный здесь нами вкратце.
– Поехать с вами в вашу гостиницу – это прежде всего, – отвечал мистер С. – Потом захвачу с собой Мириам и отправлюсь с ней в Шотландию, где мы я обвенчаемся. Из Шотландии мы проедем заграницу и побудем там несколько времени, а злоба ее родных за этот срок успеет остынуть.
– Ваш план недурен, сэр, – сказал Джо. – Едемте. Они вышли на улицу, наняли извозчика и приехали в гостиницу. Не успели они пробыть с Мириам и пятя минут, как в номер вбежал испуганный коридорный я сообщил, что в гостиницу силой ворвались два каких-то господина и идут сюда. То были Иосель и его отец, которые видели мистера С., когда он проезжал с Джо на извозчике, и погнались за ними, также взяв извозчика, разъяренные евреи ворвались в номер. Испуганный коридорный спрятался за спину мистера С. и Джо, а Мириам бросилась в объятия своего жениха, ища защиты. Вслед за непрошеными посетителями прибежали хозяин гостиницы и другие служители, уговаривая их не безобразничать, но Иосель вырвался от них и бросился с кинжалом вперед. Джо кинулся к нему и успел вырвать у него опасное оружие, тогда Иосель схватил с камина громадные, тяжелые бронзовые часы и со всею силою бросил ими в сестру и ее жениха, воскликнув при этом:
– Так вот же вам обоим – и гою, и отступнице! Получайте!
В кого он метил, в тех не попал, а угодил в спрятавшегося за их спиной коридорного и проломил ему голову. Коридорный без чувств повалился на пол. Тут уж все присутствующие без всякой церемонии набросились на Иоселя и его отца. Позвали полицию, обоих евреев арестовали и отвели в полицейский участок. Джо был приглашен в качестве свидетеля, а мистера С. и Мириам отпустили. К коридорному был немедленно приглашен врач, но ничего нельзя было сделать: несчастный через несколько минут скончался.
Дознание и составление протокола заняло два часа времени, после чего Джо отпустили.
Дело получило гласность, попало в газеты. Джо предстояло фигурировать на суде в качестве свидетеля. Он решил, что вернется в Портсмут уже только после разбора дела, и написал об этом своим друзьям. На это время Джо переехал жить в Ричмонд, где было не так душно, как в Лондоне.
Суд с присяжными состоялся через несколько дней. Джо показал в точности, как все произошло, и подтвердил, что еврей убил коридорного нечаянно, что он не в него направлял удар, а в мистера С.
– Свидетель, вас зовут Джозеф О’Донагю? – задал ему вопрос защитник подсудимого.
– Меня зовут Джозеф Рошбрук, – отвечал Джо, не желая говорить под присягой неправду.
– Почему же вы значитесь в протоколах – О’Донагю? вас, стало быть, две фамилии, как это теперь многими принято? – допытывался адвокат. – Одна расхожая, другая про запас?
– Настоящая моя фамилия Рошбрук, но с некоторых пор меня стали звать О’Донагю.
С час допрашивали нашего героя, потом отпустили, предложив ему остаться пока в комнате для свидетелей, на случай, если бы стороны пожелали задать ему еще какой-нибудь вопрос.
Выходя из залы суда и направляясь в свидетельскую комнату, наш герой был мрачен и грустен. На него вдруг напало предчувствие чего-то дурного, какой-то беды, которая должна была с ним случиться вследствие того, что он на гласном суде открыл свою настоящую фамилию, не желая говорить неправду под присягой.
Не успел он пробыть в свидетельской комнате и пяти минут, как к нему подошел полицейский чиновник и сказал:
– Будьте любезны, сэр, пройдите со мной вот сюда. Мне нужно сказать вам два слова.
Джо вышел с ним за дверь. Глядя прямо ему в лицо, полицейский сказал:
– Вас зовут Джозеф Рошбрук? Вы ведь так сказали на суде?
– Да, это мое настоящее имя.
– Зачем же вы переменили свою фамилию?
– У меня на это были причины.
– Я знаю эти причины, – сказал полицейский. – Вы были замешаны в убийстве несколько лет тому назад. За вашу поимку была назначена премия, но вы все время укрывались от правосудия. Я знаю, что это вы. Не запирайтесь. Я вас арестую. Не вздумайте сопротивляться – вам же хуже будет.
У Джо сердце остановилось биться, когда к нему подошел констебль. Он понял, что запираться бесполезно, что настало время пострадать или ему, или его отцу. Он не возразил ничего и спокойно последовал за констеблем, который держал его за руку около локтя. Полицейский позвал извозчика, предложил Джо сесть, сел сам и велел извозчику ехать в полицейское управление.
Когда констебль сделал доклад мировому судье, тот сначала предупредил нашего героя, что он не должен говорить ничего во вред себе, а потом спросил, действительно ли он Джозеф Рошбрук.
Джо ответил утвердительно.
– Что вы можете возразить против приказа о вашем аресте?
– Ничего, кроме того, что я невиновен в убийстве.
– Семь лет тому назад у меня уже был приказ об его аресте, – объяснил констебль, – но он от меня улизнул. Тогда он был еще мальчик.
– Даже ребенок совсем, – заметил мировой судья, – подписывая приказ. – Я теперь припоминаю это дело.
Констебль взял приказ, и через полчаса наш герой был заперт в тюрьму со всевозможными преступниками. Когда тюремщик ушел, оставивши его одного, Джо закрыл лицо руками и долго сидел так, весь содрогаясь внутренне. Впрочем, у него было одно утешение: сознание своей полной невинности.
Когда к нему в камеру зашел опять сторож, Джо попросил себе бумаги и чернил и написал Мэри письмо, извещая ее обо всем и приглашая приехать в Эксетер, где его должны судить. Тюремщику он дал целую гинею, прося его отправить повернее письмо.
– Все будет сделано, не бойтесь, молодой господин, – отвечал тюремщик. – Знаете, ваш случай очень удивительный. Первый приказ о вашем аресте был отдан восемь лет тому назад. А на вид вам и сейчас не больше семнадцати или восемнадцати.
– Нет, мне больше, – отвечав Джо. – Мне двадцать второй год.
– Так вы никому этого не говорите, а я забуду. К молодости наши суды относятся крайне снисходительно. Когда было совершено это убийство, вы были еще ребенком, так что о виселице не может быть и речи. Не унывайте, будьте бодрее.
Мэри получила письмо на следующий же день и не взвидела света от горя и страха. Она сидела в уборной в горько плакала. Вошла мистрис Остин.
– В чем дело, Мэри? – спросила она.
– Я получила письмо от своего брата, мэм. Он находится в беде, и я должна отпроситься у вас, чтобы к нему съездить.
– Какая же беда у вашего брата, Мэри?
Мэри не ответила, только заплакала еще сильнее.
– Мэри, если ваш брат в беде, я вас отпущу к нему съездить. Но только вы должны мне сказать, что с ним такое. Может быть, я буду в состоянии помочь ему. Серьезное что-нибудь?
– Он в тюрьме, мэм.
– За долги, вероятно?
– Нет, мэм, по обвинению в убийстве, в котором он не виноват.
– Убийство! Не виноват!.. – вскричала мистрис Остин. – Когда же и где случилось это убийство?
– Давно, когда он был еще ребенком.
– Как это странно! – проговорила мистрис Остин, задыхаясь и опускаясь на стул. – Где это было, Мэри?
– В Девонском графстве, в Грасфорде.
Мистрис Остин без чувств упала со стула. Удивленная Мэри бросилась ей на помощь, спрыснула водой, привела ее несколько в чувство и отвела на диван. Несколько времени мистрис Остин лежала, уткнувшись лицом в подушки, а Мэри стояла над ней. Наконец, мистрис Остин привстала, положила свою руку на плечо Мэри и сказала торжественным тоном:
– Мэри, не обманывайте меня. Скажите мне правду. Вы сказали, что этот мальчик ваш брат – ведь это неправда? Он не брат вам? Мэри, я непременно должна это знать.
– Он мне не родной брат, мэм, но я люблю его, как родного брата, – отвечала Мэри.
– Отвечайте же мне правду, Мэри, если вы хоть сколько-нибудь меня любите. Вы должны знать его настоящее имя. Кто он такой?
– Джозеф Рошбрук, мэм, – заплакала Мэри.
– Я так и думала! – вскричала мистрис Остин, залившись слезами. – Я так и знала! Удар, наконец, разразился! Боже мой, что мне теперь делать?
Горю мистрис Остин не было границ.
Мэри находилась в недоумении. Каким образом мистрис Остин могла знать историю Джо, и почему эта история так сильно на нее подействовала? Наконец, Мэри сказала:
– Могу я к нему поехать, мэм?
– Разумеется, – отвечала мистрис Остин. – Послушайте, Мэри, вы должны рассказать мне решительно все, без утайки. Я очень интересуюсь этим молодым человеком, но пока не могу вам сказать, почему. Я готова ему помочь всем, чем только могу. Если понадобятся деньги, я не пожалею ничего, не остановлюсь ни перед какими расходами. Можете быть в этом уверены. Но только вы уж ничего от меня не скрывайте. Я должна знать все.
– Извините, мэм, – отвечала Мэри, – ведь я люблю его всеми силами души.
И она рассказала своей барыне все, что знала и чему была свидетельницей.
– Это он и приходил тогда с вами в замок, этот самый Джозеф Рошбрук?
– Да, мэм, один из лакеев поступил со мной грубо, и Джо его оттолкнул. Мистер Остин услышал шум, спросил, в чем дело. Лакеи всю вину свалили на Джо, и мистер Остин приказал ему немедленно убираться. Он после того ни разу у меня не был и только недавно, несколько недель тому назад, заглянул ко мне. Вы его видели в приемной, мэм.
Мистрис Остин схватилась обеими руками за голову и сидела несколько времени молча. Потом она сказала:
– Чем он занимался в последнее время?
Мэри объяснила.
– Хорошо, Мэри, поезжайте к нему немедленно. Вам понадобятся деньги – они у вас будут, сколько бы ни понадобилось. Только дайте мне слово никому ничего пока не говорить о моем участии. Будет время, вы все узнаете.
– Вы можете положиться на меня, мэм. Сейчас уже вечер, уезжать мне поздно. Я думаю выехать завтра утром, мэм.
– И прекрасно, поезжайте утром. Я буду очень рада, если вы пробудете со мной эту ночь: мне так нужен друг… Скажите мистеру Остину, что я нездорова и вниз обедать не приду.
На другой день Мэри уехала в Лондон и посетила мистера Тревора.
Когда она рассказал адвокату, в чем дело, он помолчал несколько времени, о чем-то размышляя, потом спросил:
– Как зовут вашего брата?
– Джозеф Рошбрук.
– Рошбрук! Рошбрук! Знакомая фамилия. И даже имя одинаковое. Как странно! Именно так звали одного господина, которого я несколько лет тому назад вводил во владение большим земельным имением. И вот теперь мне предлагают защищать его тезку, обвиняемого в убийстве!
Мэри была поражена этим замечанием адвоката, но не сказала ничего.
– Вам известны какие-нибудь подробности? – продолжал мистер Тревор. – Где произошло это убийство?
– В Девоншире, несколько лет тому назад.
– А обвиняемый сидит в Эксетерской тюрьме? Пожалуйста, рассказывайте. Я должен знать все.
Мэри очень ясно, точно и обстоятельно рассказала все, что знала.
– Хорошо, – сказал мистер Тревор. – Через два дня я сам побываю в Эксетере и повидаюсь с вашим братом, а до тех пор вы предупредите его, чтобы он был со мной совершенно откровенен. Скажите, у вас с ним в Йоркшире не было ли родных?
– Нет, сэр, не было.
– А между тем – и имя, и фамилия одни и те же.
Странное совпадение! Впрочем, тот переменил фамилию, когда унаследовал поместье.
– Переменил фамилию, вы говорите? – спросила Мэри. – Значит, он теперь не Рошбрук?
Она начинала догадываться, кто родители Джо.
– Нет, не Рошбрук. Он теперь Остин. Сообщите об этом вашему брату. Если он докажет свое родство с Остинами, это будет ему полезно… Боже мой? Что с вами?.. Смитерс! Смитерс! Несите сюда воды скорее, здесь одной особе сделалось дурно.
Потрясение было слишком сильно для Мэри – она и не выдержала. Впрочем, она вскоре оправилась.
– Извините меня, сэр, но я все это время так измучилась за брата, – сказала Мэри.
– Очевидно, он юноша хороший, раз вы его так любите, – сказал адвокат.
– Хороший, сэр, – отвечала Мэри. – Я бы желала быть хотя наполовину такою, как он.
– Постараюсь сделать для него все, что могу, но только мне нужно хоть за что-нибудь ухватиться, хотя бы за малейшее доказательство. Достаточно ли вы окрепли теперь, чтобы ехать домой? А то вас проводит мой письмоводитель. Оставьте мне ваш адрес, где вы остановились.
Мэри от адвоката отправилась прямо в Эксетер и опять получила свиданье с Джо.
Как только она осталась с ним наедине в камере, она не выдержала – расплакалась и разрыдалась.
– Что с вами, Мэри? Что с вами? – испугался Джо.
– О, это ужасно? Слишком ужасно! Куда ни поверни – везде беда и горе! Что мне делать? Боже мой, что делать?
– Да что такое случилось, Мэри? – допрашивал Джо.
– Джо, я не могу от вас утаивать. Я открыла, кто ваши родители, Джо.
– Кто же они? И знают ли они, в каком я положении?
– Мать знает. Отец нет.
– Говорите скорее, Мэри.
– Ваши отец и мать – мистер и мистрис Остин.
У Джо от изумления отнялся язык. Он дико уставился на Мэри, не будучи в состоянии произнести хотя бы одно слово.
Наконец он проговорил:
– Мэри, расскажите мне все.
Окончив рассказ, Мэри сказала:
– Вы видите, мой дорогой, сомнения нет: это они. Но что же нам теперь делать? Как поступить?
– Расскажите мне что-нибудь об отце, – попросил Джо. – Как он поставил себя в обществе? Уважают ли его?
– Уважают, но только он теперь ни с кем не видится, живет затворником.
– Вы спрашиваете, Мэри, что я думаю делать? То же самое, что и раньше намеревался. Я на суде не скажу ничего. Тайна не моя. Будь, что будет!
– Джо, к вам завтра приедет мистер Тревор. Он мне поручил предупредить вас, чтобы вы с ним были совершенно откровенны, не скрывали бы от него ничего.
– Хорошо, Мэри. Вы это поручение исполнили в точности. Остальное предоставьте мне.
– Нет, мне этого не хочется. Но если для того, чтобы меня не повесили, я должен что-нибудь говорить, – пусть лучше вешают.
– Это очень странно, – сказал мистер Тревор и прибавил, немного помолчав: – Дело обстоит так. Предполагается, что вы убили этого человека – Байрса, когда никого поблизости не было. Дознано, что вы ушли из дома с отцовским ружьем. Лесная стража показала, что вы занимаетесь браконьерством. Умышленное убийство никаким свидетельским показанием не удостоверено. Возможно, стало быть, что ружье выстрелило случайно, а вы были тогда такой маленький мальчик, почти ребенок, что со страху обежали и скрылись. Мне кажется, что такова должна быть схема нашей защиты.
– Я никогда не стрелял в человека ни нечаянно, ни нарочно, – отозвался Джо.
– Так кто же выстрелил из ружья? – спросил мистер Тревор.
Джо не отвечал.
– Рошбрук, – сказал мистер Тревор, – я боюсь, что ничем не могу быть вам полезен при таких условиях. Если бы не слезы вашей сестры, я бы не взялся защищать вас. Вашего поведения я понять никак не могу, мотивы ваших поступков для меня совершенно необъяснимы, поневоле приходится думать, что вы совершили преступление и не хотите сознаться в нем никому, даже своим лучшим друзьям.
– Можете думать обо мне, что хотите, сэр, – отвечал Джо, – и пусть меня обвинят, пусть приговорят к казни, во знайте: клянусь вам спасением моей души, что я невинен. Я вам очень благодарен, сэр, за ваше участие ко мне, искренно признателен вам и за ваш отзыв о моей сестре Мэри. Но больше ничего не могу сказать вам.
– После такого категорического заявления мне остается только уйти, – сказал мистер Тревор. – Ради вашей сестры я буду защищать вас, как смогу и сумею при подобных условиях.
– Очень, очень вам благодарен, сэр, – отвечал Джо. – Поверьте, это не фраза, я от всей души вас благодарю.
Мистер Тревор с минуту смотрел на нашего героя. Что-то в нем было такое светлое, ясное, прямое и искреннее, что адвокат глубоко вздохнул, уходя из камеры.
Следующее его свидание с Мэри было непродолжительно Он сказал ей, что упорство ее брата до невозможности затрудняет защиту, но что все-таки он, Тревор, попробует его защитить.
После свидания с Тревором Мэри поспешила уехать в Остин-Голль. Она сейчас же прошла к мистрис Остин и передала ей мнение Тревора, а также сообщила о непонятном для адвоката упрямстве Джо.
– Мэм, – сказала Мэри после небольшого колебания, – я считаю, что в этом деле я не должна иметь от вас никаких секретов. Надеюсь, вы не будете гневаться, если я вам скажу, что мне удалось открыть тайну, которую вы от всех скрываете.
– А именно, Мэри, какую тайну вы открыли? – спросила мистрис Остин, с тревогой вглядываясь в лицо своей доверенной служанки.
– Я открыла, что Джозеф Рошбрук ваш сын, – сказала Мэри, становясь на колени и целуя руку матери своего названного брата, которого она так искренно любила. – Но вы не бойтесь, это тайна останется при мне! – прибавила она.
– Я и не пытаюсь отрекаться, я бы все равно сама вам это вскоре же сказала, – отвечала мистрис Остин. – Но как вы сделали это открытие, Мэри?
Мэри объяснила.
– Мистеру Тревору я ничего не сказала, – прибавила она, – но скрыть от Джо я была не в силах. Уж вы не сердитесь.
– А что сказал на это мой бедный мальчик?
– Он сказал, что не хочет видеться с вами, пока не кончится суд. О, мэм, какое тяжкое самопожертвование! Но я его не браню. Это его долг.
– Мэри, я боюсь не за сына. Как бы то ни было, он невинен. Я боюсь за мужа. Если он услышит об этом процессе – Боже мой, что с ним будет! Я и представить себе не могу. Как бы это от него скрыть? Бог видит, что он уже и так достаточно много выстрадал… Однако, что же это я говорю? Я вздор болтаю.
– О, мэм, я знаю все! Между вами и Джо я не могла остаться с завязанными глазами. Когда я сказала Джо, что это дело рук его отца, он ничего мне не возразил, промолчал. Не отвечайте и вы, мэм. Промолчите. О своем подозрении я никому ничего не скажу, из меня клещами не вырвут того, что я знаю.
– Я вам верю, Мэри. Может быть, оно и к лучшему, что вы все узнали. Когда же будет суд?
– Говорят, сессия с присяжными заседателями откроется завтра утром.
– О, как бы мне хотелось его обнять поскорее! – воскликнула мистрис Остин. – Дитя мое! Сын мой! Мальчик мой Джо!
– Я понимаю, как должен быть страшен для вас, как для матери, этот процесс!.. Только бы его не осудили!..
– Да, только бы не осудили… А если осудят – о, я не знаю, что тогда будет!.. Мэри, вам лучше вернуться в Эксетер. Поезжайте туда, но пишите мне каждый день. Будьте при нем, поддерживайте его и укрепляйте. Да услышит милосердый Бог молитвы несчастной измученной матери! А теперь оставьте меня одну. Да благословит вас Бог, хорошая, добрая женщина! Да подкрепит Он вас! Прощайте пока.