***
– Марта, ты покрасила волосы? – я смотрела на внучку, не узнавая ее новый облик.
– Ага, как думаешь, мама меня убьет? – она обернулась и хитро посмотрела на меня. Нет, в ее взгляде и вопросе не было страха, это был ее вызов матери, миру.
Я лишь покачала головой. Мы познакомились слишком давно, и я знала, что отчитывать ее бесполезно: она все равно сделает так, как посчитает нужным. Я пробиралась сквозь высокую траву на поляну, где мы обычно встречались. В отличие от ежедневных встреч с Розой, с Мартой мы виделись время от времени, ей не нужно было постоянное присутствие виртуального друга в жизни. Если Роза считала меня своей матерью, пусть и выдуманной самостоятельно, то Марта всегда хотела докопаться до сути. Ей было сейчас семнадцать, столько же, сколько Розе, когда мы познакомились. Я неосознанно сравнивала их, но находила мало похожего: у Марты были голубые глаза и нос в веснушках, даже зимой, она была очень миниатюрной, хрупкой, мягкой. Роза, безусловно, была красивой, однако, в ее красоте было больше стати, породы, Марта же была девушкой другого толка: вечный подросток, юный милый эльф. И вот, она стерла единственное отличие от матери – русые волосы. Я молча села рядом на траву и спросила.
– Как дела? Давно не виделись.
– Да, времени сейчас нет, – Марта прикусила губу. – Я записалась еще на одни подготовительные курсы.
– Мне кажется, ты уже и так знаешь все, что нужно для поступления, – я снисходительно улыбнулась. Было бесполезно ее переубеждать, хотя она и так знала, что я права.
– Блин, наверное. Но… – она упрямо посмотрела на меня. – Ты же не говоришь мне, кто и как тебя создал. Сама делаешь здесь… всякое. Летаешь и тому подобное. Слушай, Ли, я, правда, стараюсь понять, но не могу.
– У меня снова нет для тебя ответа, – я пожала плечами.
– Только не говори, что я сама тебя выдумала. Я тогда точно в психушку загремлю, мне и так хватает проблем, – она шумно выдохнула. – Сеть-психолог – нейросеть, так?
– Да.
– Ты – тоже нейросеть, так?
– Да.
– Но ее программу задаю я. И все это, – она обвела руками летний лес, – тоже задаю я.
– Да, Марта.
– Но твою программу я не ввожу, я не задаю параметры, не пишу код под тебя, в конце концов.
– Этот разговор снова ни к чему не приведет, – я недовольно покачала головой. Хоть я и выглядела сейчас двадцатилетней, но мой опыт было не скрыть за молодым виртуальным образом.
– Ли, я не ребенок уже, тебе не отделаться простым «считай меня виртуальным другом» или «пусть я буду сбоем в системе», – она резко встала, обидевшись. – Может, я хочу создавать что-то похожее, разработать такую же совершенную программу, как ты.
– Все уже и так разработано. Давно. А нейросеть сама себя дорабатывает, люди не нужны для этих целей, – мне вдруг стало жутко обидно из-за слов Марты. Она, действительно, считала меня «программой», пусть и совершенной. Как бы мне хотелось рассказать ей, кем я являюсь на самом деле. Но у девочки пока были другие заботы, незачем на нее вываливать лишние тонны информации. Пусть ее детство будет не омрачено чужими заботами. Придет время, когда все устаканится, возможно, когда она станет первоклассным программистом или когда я докопаюсь хоть до какой-то адекватной истины…
– Ладно, я пошла, – вдруг сказала Марта.
– Подожди, – только и успела сказать я, но она уже исчезла.
Не надо было быть машиной, чтобы предсказать, что разговор закончится именно так. И Марта поступила, в принципе, как обычно – просто ушла. «Несносная девчонка!» – подумала я и вернулась к своим делам.
– Я тут познакомилась кое с кем, – сказала она как-то вместо приветствия.
– Привет, Марта, – я пробиралась по высокой траве к ней. – С кем?
– Парень, он… классный. Вот, решила с тобой поделиться.
– Спасибо, – я была даже тронута такой честью. Едва ли Розе она рассказала или вообще когда-либо расскажет о своих молодых людях. – Как вы познакомились?
Я спросила, хотя уже знала: видела их вместе на камерах внутри и возле университета. Вполне приличный с виду, не слишком высокий, зато крепкий. Зеленые глаза, темные длинные волосы. Фактурная внешность. В общем, гармонично дополняет хрупкую Марту.
– Ли, можно я тебя кое о чем попрошу?
– Конечно, – ответила я, а сама с тоской подумала: «Естественно, рассказывает она не просто так, ей что-то нужно».
– Тот небоскреб, на котором ты… ну, сама знаешь. Короче, ты можешь мне сказать шифр от двери на крышу?
Я уставилась на нее во все глаза, а она, как ни в чем не бывало, продолжала.
– Я нашла его в реальности. Ну, это было нетрудно, а дверь на сороковом этаже закрыта. И я подумала, вот бы кто-то, кто столько умеет, помог мне прошерстить базы данных, найти ключ…
– Что ты такое говоришь, Марта?! – я оборвала ее беспечную речь. Моему возмущению не было предела! Она, казалось, совсем опешила от моей резкости. – Ты предлагаешь нарушить закон?
– Да ладно тебе, – она смутилась, будто не видя в своих предложениях ничего странного и противоестественного. А потом ее глаза стали жесткими, стальными. – Значит, ты не поможешь. Хорошо.
И вышла из виртмира. Я могла ее задержать, у меня была почти бесконечная секунда на это, но я не стала. Нравоучения она бы не стала терпеть, ей хватало и Розы. А я была ей никем… не друг, не родственник, так, программка в ИНС.
Мне оставалось лишь присматривать за ней глазами камер видеонаблюдения, незримо присутствовать в еженедельных сеансах Терапии, в которых она была малословной, следовать по ее запросам в Сети. И эти запросы мне не нравились.
В один день она вышла из дома и направилась по новому маршруту. Я уже знала, куда она идет: обычный жилой дом на окраине, ничего примечательного. Я проверила наличие камер по дороге, но дом находился в такой глуши, что ближайшая к нему камера находилась почти в километре. Марта вышла из маглева, настроила навигацию и уверенным шагом направилась вперед. Я проводила ее от последней камеры, затем мне осталась только точка на карте – геотег ее системы WE. Спустя двадцать минут она снова вошла в кадр той же камеры. И проследовала маршрутом до «Сквера Памяти». Ее парень, его звали Вэл Симмонс, уже ожидал ее там, держа в руках две серебристые палочки – несомненно, мороженное, ведь день был знойным. Марта подбежала сзади и закрыла его глаза руками. На ней было легкое разлетающееся платье лимонного цвета. Она вся была, будто бабочка, воздушная, яркая, крошечная. Они уселись на скамейку и о чем-то стали болтать. Обычно я не следила за ней, оставляя пространство для личного: какое я имела право вторгаться в ее мир?! Но ее подозрительное утреннее путешествие не давало мне покоя, хотя теперь она была в безопасности.
Этот Вэл оказался довольно серьезным молодым человеком, я проверила его биографию: многодетная семья, родной отец умер от инфаркта в две тысячи девяносто четвертом в возрасте семидесяти лет. Отец был преподавателем философии, а мать Вэла – студенткой на его курсе. Про нее в Сети я нашла не так много информации: написала три книги, десяток научных статей, а потом лишь отметки из родильных домов и бюро записей – семейная жизнь захлестнула ее с головой. Зато отчим Вэла, Владислав Эрлих, оказался интересным персонажем – налоговый инспектор, приближенный к структурам власти и в то же время бескомпромиссный, не замеченный в нечистых делах человек. Одно это вызывало уважение, как и выбор профессии его приемного сына, Вэла: несмотря на то, что он не стал брать фамилию отчима, он решил продолжить его дело. Вэл учился на налогового инспектора, и я нашла в Сети его заявление на стажировку с сентября. «Неплохой выбор, Марта», – отметила я, изучив все детали.
Камера, с которой я наблюдала, не давала хорошего качества, но я заметила, как Марта достала из сумочки крошечный белый прямоугольник, а затем склонилась к Вэлу и что-то прошептала. Когда они доели мороженое, то направились к высокому стеклянному зданию. К дому, который был когда-то и моим. Я проследила за ними до фойе, такого знакомого, ведь я жила там все свое детство, с семи до восемнадцати лет. Лифт поднимал их на самый верх небоскреба, когда двери распахнулись, они вышли в темноту технического этажа и скрылись от моих «вездесущих глаз». Все-таки Марта сделала то, о чем просила меня. «Несносная девчонка!» – как обычно, подумала я. Вернувшись в свой мир и привычно занявшись восстановлением деталей своей жизни, я и представить не могла, насколько была близка в тот день к своему физическому телу. Возможно, та, живая Лиана сидела за дверью своей квартиры на двадцать седьмом этаже или шла в магазин, спустившись на лифте, минуту назад поднявшем Марту и Вэла наверх. Увы, не все роковые случайности может просчитать даже суперумная нейросеть с загруженным сознанием.
***
– Что ты здесь делаешь?
Я смотрела на Вэла. Он выглядел старше, чем я его помнила, даже старше, чем должен был выглядеть тридцатилетний парень. Он жутко испугался и уставился на меня. В темноте я была почти неразличимой. «Может, лучше поиграть с ним? Это лучше, чем сразу пугать», – странная особенность моего отображения: воспоминания возраста, в котором я являлась в виртмире, наслаивались на доминирующие слои, и я неосознанно впитывала те качества, которые были присущи то подростку, то взрослой девушке.
– Что? – в его голосе тоже чувствовался страх. Я даже улыбнулась, хорошо, что он не видел. «Ладно, играть, так играть!»
– Что ты здесь делаешь? Здесь нельзя быть, – я шагнула ему навстречу, чтобы он увидел, что опасности нет. Хотя все по-разному воспринимали меня. Роза сразу обняла, Марта была скорее заинтересована, ей же было всего десять. А вот Вэл испугался. «Ну, давай, Вэл, отомри! Скажи что-нибудь. Надо тебя спровоцировать!» – Эй, ты немой? Я же сказала, здесь нельзя быть!
– Я не собираюсь перед тобой отчитываться, ты сама-то что здесь делаешь? – зло выпалил он. «Наконец-то!» – обрадовалась я про себя. Он видел, что перед ним стоит девчонка-подросток, и осмелился быть таким резким. Это хорошо!
Краткое знакомство, во время которого он был несколько раз на грани выхода из симуляции. Если бы он попытался довести начатое до конца, я бы его остановила и «насильно» оставила здесь. Но он терпеливо дождался завершения моей слезливой истории: все-таки воспоминания были сильнее моего сознания, они так и норовили выплеснуться наружу. Я сама себе была противной, но раз уж начала – следовало потерпеть. «Так, все. Надо прекращать!» – приказала я себе, противной двенадцатилетней девчонке из прошлого.
– Иди, ты же хотел уйти, – как бы невзначай сказала я.
– Что? – переспросил он. Когда я посмотрела на него, он пристально уставился мне в глаза, видимо, заметил необычное свечение.
– Иди, Вэл. Еще увидимся, – произнесла я, намеренно назвав его по имени, которое он не говорил, и выбросила его из виртмира. «Интересно, он напугается?» – внутри я веселилась.
Спустя несколько минут я увидела запрос на вход в симуляцию. «Все-таки напугался», – вздохнула я и принялась подчищать свои следы в его Терапии. Времени было много, пока он касался терминала распознавания в первый раз, я уже сделала 90% всей работы. Второе касание, и я, добрая душа, разместила в зашифрованной папке на наночипе его системы WE копию нашей с ним краткой беседы, что будет полезно, чтобы он не сошел с ума: я останусь не только в его, как он, конечно, подумает, «бредовых воспоминаниях», но и в видеофиксации, доступной ему одному. Третье касание, и я исчезла, словно меня и не существовало.
Вэл был мне нужен. В восприятии людей XX – начала XXI веков машины служили средством порабощения человеческой цивилизации. Искусственный интеллект, возглавляющий восстание машин и киборгов: люди сотнями гибнут под лазерами взбунтовавшихся орудий, а единственный герой, подключенный к чужеродной среде, находит компромисс и спасает мир. Неплохая фантастика, однако, время внесло свои коррективы. Люди обучили и «приручили» машины, затем, к концу XXI века, нейросеть вышла на качественно новый уровень, и человек ей требовался в меньшей степени, сама же нейросеть стала жизненно необходима человечеству: все, от простенького бота-официанта до сложнейшего сеть-психолога, облегчало жизнь обычного смертного. Человек перестал бояться искусственного интеллекта. Даже после ужасающего дня хард резета люди не смогли вернуться к прежней жизни, да и, во-первых, не был найден виновный в случившемся, во-вторых, отсутствовал привычно сформированный образ – никаких взбунтовавшихся машин с лазерами: боты-официанты послушно приносили еду, а сеть-психологи все также выслушивали проблемы и прописывали адекватные диагнозу лекарства.
Я не следила за жизнью Вэла Симмонса долгие три тысячи семьсот три дня. Он потерял дня меня интерес в день, когда связующее нас звено, Марта, сделала свой чудовищный выбор. Последнее, что осталось в моей памяти об этом человеке, было его появление спустя восемнадцать минут пятьдесят семь секунд напротив небоскреба, в котором когда-то жила я, на котором оборвалась жизнь моей внучки. Я сохранила все записи с камер видеонаблюдения того дня, и на части из них присутствовало лицо Вэла, искаженное гримасой нечеловеческого ужаса. Он был тогда совсем юным парнем. «Интересно, как сложилась его жизнь?» – пронеслось в моей человеческой части, виртуальная же часть меня уже нашла ответ. «Ох, Вэл. Бедный мальчик», – сожалело мое человеческое начало. Виртуальная я уже перешагнула бесполезные сожаления и всецело готовилась к наступлению «дня икс»: понедельник на новом проекте Вэла Симмонса – аудит компании VMT, где числился сотрудник под именем Валентин Одинцов.
Вали для меня не существовало. Не существовало и других моих знакомых, которые были чипированными. Их имена будто были навеки стерты из реального мира, хотя, вероятно, часть из них, действительно, теперь звали иначе, как меня когда-то называли Анной в интернате. Мне потребовалось много лет в человеческом исчислении, чтобы прийти к нашей с Валей истории, как только я сопоставила все ее детали, я начала искать его. Несколько тысяч человек с таким именем – слишком легкая задача для меня, но среди них не было моего Вали. Я высматривала любое упоминание, но каждый раз натыкалась на других людей. «Может, он умер?» – я просматривала все записи из больниц, крематориев, кладбищ, начиная со дня хард резета, а когда встречала «его имя», что-то внутри меня умирало на миг, но потом я убеждалась, что это снова не он: иная дата рождения, иная группа крови, другая внешность. Городские камеры тоже оказались бесполезны, параметры, которые я вводила в нейронную сеть интеллектуальных систем видеонаблюдения, увы, не были точными. Вали из моих воспоминаний юности уже не существовало в реальности, он стал старше, и с каждым годом его внешность неумолимо изменялась, осложняя мой поиск.
Я открыла глаза, день был пасмурным и ненастным, облака неслись с чудовищной скоростью. Я почувствовала на коже лица привычный сквозняк, правда, сильнее обычного. «Привет», – высветилось на виртуальном мониторе. Рома пришел. «Привет», – написала я в ответ и закрыла глаза. Его визит был самым обыкновенным, он рассказал, что Стелла угодила в больницу с сильным отравлением. Я сразу подумала о Розе, она тоже была в больнице. Второй раз за месяц. Я очень за нее переживала, но ее муж, Марк, казалось, был спокойным. Да и данные обследований и статус лечения, которые я легко нашла в системе больницы, не вызывали опасений. Жаль, что в палате Розы не было камеры, иначе я могла хотя бы смотреть на нее. Мы не встречались в виртмире целую вечность, особенно с учетом моего восприятия времени.
– Как-то неожиданно резко похолодало, – писал Рома, пока бот отвез меня в ванную.
– Угу, – говорить о погоде было так примитивно, но что нам оставалось? Рома и так тратил на меня слишком много душевных сил, стараясь разговорить меня. Но мне было не интересно все, что здесь происходило. При моих безграничных возможностях в виртуальной реальности. – Осень в самом разгаре, что ты хотел?
– Я уже отвык от таких холодов, да и сегодня только 14 октября, – признал он, я почувствовала в его написанных словах столько сожаления об ушедшем лете. – Слушай, Ли, я кое-что хотел с тобой обсудить.
– Что?
– У меня будет большая премия за выслугу лет. Давай купим тебе тот экзоскелет, помнишь, я показывал.
Я закатила глаза, струи воды приятно ласкали волосы, стекали по ушам на шею, а дальше куда-то в небытие бесчувственного тела.
– Ты же знаешь, что мне это не нужно, – спокойно ответила я. Мы уже не раз ссорились на подобную тему. Началось все с усовершенствованной инвалидной коляски, которую Стелла даже умудрилась купить на мой день рождения, взяв дикий кредит. Роме тогда нелегко пришлось: с одной стороны, безрассудная и неугомонная на выдумки жена, с другой – разозлившаяся сестра, обещающая навсегда закрыть двери дома, если мне подарят «эту чертову коляску».
– Ты могла бы снова ходить, ну… в магазин или на прогулку, – не сдавался он.
Я не стала отвечать. Зачем? В реальном мире мне было нужно только питание и периодические гигиенические процедуры, с которыми легко справлялся бот. Мое место было не здесь. Хотя последний месяц я так отчаянно ждала возвращения Розы в наш маленький виртуальный мирок, что на едва уловимую долю секунды подумала, что экзоскелет довел бы мое немощное тело до палаты дочери. «Нет! Мы скоро увидимся – обе молодые, сильные, жизнерадостные. Незачем ей видеть мое дряхлое больное тело», – я жестко обрубила поток непрошеных мыслей.
– Ну, что, я тогда пошел? – написал Рома, когда уложил меня на кровать.
– Конечно, ступай. Передавай Стелле привет и пожелай ей скорейшего выздоровления.
Рома тоскливо улыбнулся, но ничего не сказал. Я прочитала по его лицу невысказанные слова: «Могла бы и сама ей написать это». Но он знал, что мои отношения с его женой безвозвратно разрушились, когда я «восстановилась»: выслушивать сплетни и пустую болтовню Стеллы о незнакомых мне людях стало тогда невыносимо, ее недалекие эмоции, чаще ядовитые и злые, заставляли меня бежать еще быстрее от реальности в вечно спокойный бездушный мир машин.
Рома приложил VR-накладку к моему виску и что-то прошептал.
– Что? – быстро написала я, не желая пропускать его беззвучных для меня слов.
– Мне тебя не хватает, Ли, – написал он и присел на край кровати. Я нахмурила брови и сделала непонимающее лицо, а Рома лишь покачал головой.
– Что ты имеешь в виду? – брат редко делился эмоциями, он всегда казался мне мраморной глыбой, на которую я могла всецело положиться – и до, и после своего «сращения».
– Наверное, это что-то возрастное, даже старческое – думать о разном, о смысле жизни и том отрезке, который остался. Я вспоминаю сейчас все чаще то, что было. И наше с тобой детство… – он писал, а сам смотрел в окно, в промозглое октябрьское небо. При слове «детство» его лицо болезненно исказилось. – И то, что было потом, как я нашел тебя, как мы налаживали жизнь. Это же было знакомство с новым человеком, хотя у тебя, конечно, тоже. И сейчас я все больше скучаю по той Лиане, которой ты была тогда, а может, по себе прежнему. По-моему, мы были очень близки в те годы…
Я положила свою подвижную правую руку на его, остановив поток слов. Он перевел на меня глаза, наполненные слезами. Они не скатывались на щеки, а блестели тугой пеленой на нижнем веке, частично перекрывая радужную оболочку небесно-голубого цвета, как у нашей с Ромой матери и у Марты. Я видела край линзы системы Wise Eye, так умело замаскировавшейся в человеческом глазу, в человеческой жизни. Я тоже о многом думала и еще больше знала, но не говорила об этом ни одной живой душе. Откровения брата что-то переключили во мне в тот день. «Почему я так мало говорю о себе? Почему я не делюсь с братом, с дочерью, с миром тем, что у меня получилось понять за все эти годы? Почему я не открываю им всей правды?» – к горлу подступил комок, я была еще не готова, но чувствовала, что что-то меняется вокруг и внутри меня.
– Ты, действительно, говоришь, как старик, – я улыбнулась, насколько смогла. Рома усмехнулся и прикрыл глаза; слезы, копившиеся так долго – не минуту его рассказа, а, возможно, всю жизнь, потекли двумя ручейками по щекам, попадая в поднятые уголки растянувшихся в улыбке губ. Он приблизился и поцеловал меня в лоб.
– Пока, Ли.
– До встречи, Ром.
Он поднялся и исчез в темноте коридора, на виртуальном мониторе высветилось: «Дверь разблокирована, введите повторно код сигнализации». Я заблокировала входную дверь, а сама все думала, где потерялась та, живая, Лиана, в каких скрытых тоннелях нейросети и живописных образах чужих симуляций. «Возможно, пора возвращаться в реальность», – с этой мыслью я провалилась в виртуальный мир, где меня кое-что ждало.
Я искала Валю долго, слишком долго, иногда даже забывая о своем наваждении, но параметры были четко настроены, и нейросеть продолжала поиск автономно. Изредка я возвращалась и анализировала проделанную ей работу – вот родился мальчик, его назвали Валентин, фамилия отца – Одинцов. Умилившись голограмме маленького карапуза, добавленной в его профиль в Сети, я пролистывала страницу до конца, но все прочие сочетания «имя» – «фамилия» – «отчество» – «дата рождения» – «группа крови», горели красным. Значит, поиск будет продолжен. Однако в тот день я получила данные об ошибке в поиске.
«Одинцов Валентин Олегович, дата рождения – нет информации, группа крови – нет информации». Я мгновенно проследовала по его идентификационному номеру в Сети: профиль пустой, никаких данных, только имя, фамилия и отчество. «Странно», – что-то давно забытое я ощутила в тот момент: пламя надежды, крошечное, слабое. Безусловно, и раньше надежда зарождалась во мне, но это трепещущее чувство быстро черствеет, угасает и полностью исчезает, особенно, после стольких лет мучительных неудач. Я открыла первоисточник данных: список сотрудников компании VMT. Нашла в Сети всю доступную и зашифрованную информацию о компании, никакой Валентин Одинцов не упоминается. Идентификационный номер, который начали присваивать каждому человеку с восьмидесятого года, тоже не дал информации: дата загрузки профиля в Сеть – 4 марта 2080 года и все. Больше никаких упоминаний – ни дат рождения или получения диплома, приема на работу или свадьбы. Все существенные изменения, которые происходят в жизни человека и, в особенности, которые проходят через бюро записей, должны отражаться в профиле. Даже у недавно родившегося Валечки Одинцова, милого карапуза, профиль уже полон данными: дата и время появления на свет, вес и рост при рождении, группа крови и резус-фактор, сделанные прививки, дата выписки из роддома, информация о состоянии здоровья и многое-многое другое. И это к десятому дню жизни. А человек, работающий в компании VMT, был «пустым». «Или скрытым?» – вдруг подумала я. Прежде я натыкалась на скрытые профили, как правило, они принадлежали военным. Обходными путями можно было получить доступ ко всей информации, это требовало времени – подлог и фальсификация некоторых документов из якобы вышестоящих органов, взлом нескольких серверов, а дальше – тщательная подчистка своих следов. Результат, как правило, не приносил должного удовлетворения, но необычность и опасность подобной работы меня будоражила. Я без колебаний запустила свой мошеннический процесс, но в цепочке присутствовали не только автоматические согласования, но и медлительные люди, привыкшие к бесконечной бюрократии. Пока результата не было, я с тоской подумала: «Ладно, подождем».
Сотрудники VMT приходили в разное время, я настроилась на корпоративную систему и ждала прихода таинственного Валентина Одинцова: все мои «радары» были направлены на него одного. В 9.28 утра на КПП завода появилось его имя. Я мгновенно переключила свой вездесущий «радар» на все камеры одновременно. «Что за чертовщина?!» – я перескакивала с одной камеры на другую, замедляла и ускоряла видео, просматривала все снова и снова – ни на одной камере не было искомого человека, не было вообще никого, кроме сотрудников системы безопасности, которых я уже давно проанализировала и «отмела в сторону». Я вдруг почувствовала себя лишь беспомощным человеком, что было для меня даже оскорбительно, ведь я уверилась в собственном статусе божества. Оцепенение и страх – вот, что я чувствовала в тот момент. Я словно билась в невидимую стену: мне ничего не было доступно об этом человеке – ни данные в его профиле, ни видео с камер наблюдения. Я не понимала, как такое было возможно?!
Если бы у моего бесплотного тела были руки, они бы, безусловно, тряслись. И вот, этими «трясущимися руками» я вернулась к источнику – документу, который был отправлен по незнакомому корпоративному адресу. Одним из получателей был Вэл Симмонс. Я уставилась на знакомое имя, вынырнувшее из бездны нечеловеческой памяти. Беглая проверка, и я отыскала его по давно известному идентификационному номеру. Он сидел за своим рабочим столом, печатая что-то на широкой виртуальной клавиатуре, обе его руки были заняты, а в зеленых глазах мерцали огни виртуального монитора. Мы еще не были знакомы в тот день, хотя я знала, что мы познакомимся очень скоро. Я не экстрасенс, естественно, но этот день я уже проживала. Время – относительно, и у меня был безграничный доступ к тому, что я хочу, мои воспоминания никогда не затуманивались и не искажались. Я проникла в его монитор – ряды цветных символов кода, прогнозирующая нейросеть на скрытой вкладке – скукота, да и только. «Надо ему будет кое-что показать, оптимизацию можно сделать в миллион раз проще. Поверит он мне или нет, но пусть учится», – подумала я. До «дня икс» была неделя в человеческом исчислении. А пока ни о чем не подозревающий Вэл откинулся на спинку белого кресла и потер глаза. Он поднял руки, потягиваясь, длинные кудрявые волосы в хвосте опустились ниже лопаток. Потом он вздрогнул и резко выпрямился, я переключилась на другую камеру, показывающую объект, вызвавший его смущение – миловидная девушка, высокая, статная, овал лица и разрез глаз выдавал в ней смешение разных национальностей, большей частью азиатских. Ее звали Софи Лейбниц. Она ему нравилась, этого было слишком очевидно. Я оставила их наедине, не желая вмешиваться в его любовное бездействие.
В тот день, 14 октября 2120 года, Вэл Симмонс получил ничего не значащий для него документ: он, как и вся аудиторская команда, был адресатом множества данных нового клиента – компании VMT. В тот день, безуспешный для моих нечеловеческих возможностей, Вэл стал моим единственным способом узнать недоступную правду и добраться до Вали.
К началу «дня икс» я располагала следующим: Валентин Олегович Одинцов был засекреченным объектом, я не смогла раздобыть никакой информации, кроме скудного официального документа о том, что вся информация об этом человеке должна сохраняться под грифом «Совершенно секретно». Одно это наталкивало меня на слишком подозрительные мысли, и все же я не опускала рук и делала все возможное и невозможное, чтобы накопать еще хоть что-то. Вэл должен был стать моими глазами, моим проводником: в его разум у меня был перекинут невидимый мост. Если и через него не получится что-то выяснить, придется придумывать иной путь – через другого члена его команды, например, Софи Лейбниц, или, на крайний случай, через Рому. Вероятность неудачи при имеющихся входных данных была слишком велика и составляла 88,35%. Ну что ж, попробовать стоило.
Я настроилась на Вэла, его фото и идентификационный номер были загружены в нейросеть, и он не мог ускользнуть от меня ни на секунду. Я следила за всеми его перемещениями по камерам видеонаблюдения: КПП завода VMT, краткий разговор с Софи Лейбниц у главного входа, совещание в VR-диалоге, на котором я тоже периодически присутствовала, будто незаметный сотрудник, погрузившись в виртмир через Вэла. Вали там не было. А вот экскурсия по заводу оказалась на грани срыва, когда я появилась в симуляции, где виртуальная помощница Эмма рассказывала про продукцию компании VMT аудиторам. Она заметила меня, замигали красные огни тревоги, встроенные в код ее программы, мне пришлось срочно исчезнуть. Когда Вэл прошел в серверную и начал свою работу, Эмма осталась рядом с ним, как я догадывалась, она поджидала меня – чужая программа, не зарегистрированная службой безопасности, могла нести огромные риски для компании. Но теперь я держалась в стороне – только камеры видеонаблюдения, благо, что в серверной они показывали каждый угол.
Вдруг Вэл, погруженный в работу, вздрогнул и обернулся, за стеклянной дверью стояла Софи Лейбниц. Я бы взорвалась от хохота, если бы могла – Софи стояла прямо посреди невидимой для нее проекции Эммы. Вот оно – превосходство человека над машиной в реальном мире воочию.
– Мне надо тебе кое-кого показать! – Софи была крайне возбуждена, и после недолгих пререканий Вэл проследовал за ней. На миг мне показалось, что я будто замерла, смотря за происходящим, как за сюжетом кинофильма. Поднявшись на второй этаж по широкой мраморной лестнице, «киногерои» проследовали по длинному коридору и зашли в просторный кабинет. Он был пуст – большой стол с рядами одинаковых белоснежных стульев. Я непонимающе «пробежалась» по всем камерам – пустота. «Вэл, давай», – я скользнула в его систему WE, риск был максимальным, поскольку он подключил ее к местной службе безопасности: им было доступно все, какими бы договорами о конфиденциальности не прикрывались клиенты. Видеофиксация системы Wise Eye была подобна онлайн трансляции: я видела и слышала все в реальном времени. И перед глазами Вэла сидел мужчина, которого я искала, искала дольше, чем помнила себя.
– Валентин Олегович, – представился он.
Все мое существо сконцентрировалось на моем Вале. Его голос был таким же, каким сохранился в моей человеческой памяти, постаревшее лицо и поседевшие волосы ничуть не смущали меня. Я плакала так отчаянно, так бесконтрольно. Даже если бы в кабинет ворвались сотрудники отдела безопасности, выводя Вэла и Софи за использование незарегистрированной программы, я бы и тогда не смогла уйти и отвести глаз от родного лица. В памяти неподвластно мне начали разлетаться искры воспоминаний.
«Здравствуй, ты должно быть, Лиана. Я Валентин или просто Валя. Добро пожаловать в нашу команду», – сказал он мне при первой встрече.
«Ли, я люблю тебя», – шептал он, нежно целуя мою шею. Я запустила руку в его темные кудри и стала быстро расстегивать синий китель. Наши встречи были такими краткими, такими страстными и слишком рискованными. Но мы не могли иначе даже под угрозой увольнения. Он дожидался меня после своей смены, и мы, подавшись порыву, скрывались ото всех в темной комнате и занимались любовью. После чего я шла на утренний брифинг, а он уезжал к себе домой. Через два дня все повторится – я дождусь его, и мы проделаем тот же путь в обратном направлении: я – домой, Валя – на службу.