Лина Соле
Небоскреб
«Десять, девять, восемь…» – громко отсчитывали наши друзья, я тоже бодро выкрикивала секунды до наступления нового 2069 года. «Ты станешь моей женой?» – вдруг прошептал Валя мне на ухо. Я прекратила отсчет, голоса друзей слегка померкли. Я чувствовала, как он коснулся моей руки, взял ее в свои, положил в нее маленькое колечко и зажал мои пальцы. «Три, два, один», – досчитали ребята. Под их воодушевленное раскатистое «Ура!» я сказала Вале: «Да». Мой ответ потонул в шуме ликования, но Валя услышал, подхватил меня и начал кружить и целовать.
«Я хочу уволиться», – мы засыпали вместе в долгожданные выходные, и я решила, что время пришло. «Врач что-то обнаружил на плановом осмотре сегодня? Почему ты мне сразу не сказала?» – напугался Валя. Я солгала ему, что была у терапевта в летном городке, а не у гинеколога в частной клинике. «Нет, все в порядке, – поспешила я его успокоить. – Кажется, я хочу простой семейной жизни. Устроюсь на коммерческие авиалинии, а может, даже отдохну немного, накоплений уже достаточно». «Ты устала, – он погладил меня по волосам. В его взгляде было столько сочувствия. – Ли, я и сам хотел предложить тебе, только боялся, вдруг ты обидишься». Я улыбнулась, он всегда был слишком чутким к моим эмоциям. «Тогда я подойду к Сергею, – я чмокнула Валю в губы, он умиротворенно кивнул. – Давай пока поговорим о свадьбе? Может, перенесем ее на конец весны, а то потом жара, отпуска у всех, ну… в общем, будет немного не до этого». Я боялась, что со своим животом не влезу ни в одно платье к августу, когда мы запланировали свадьбу. «Хорошо, тем более, теперь у тебя будет куча свободного времени», – Валя крепко обнял меня и прошептал, что любит.
И вот, спустя пятьдесят лет смотря на Валю чужими глазами, я любила его любовью той девочки, которой когда-то была. В моих венах заструились те же гормоны, сердце забилось в трепетном ритме, я не могла не чувствовать, не смотреть, забыть. Путь, по которому мне пришлось дойти до него, оказался слишком тернистым, безумно долгим, и, увы, напрасным. Его жизнь была полноценной, не расщепленной, подобно моей. Он был здоровым пожилым мужчиной, я же – немощной прикованной в постели дряхлой старухой. Что я могла ему дать, кроме чувства жалости к себе и, возможно, угрызений совести за то, что он жил все эти годы. И понимание пришло вместе с чувствами, так неистово накрывшими меня: я могла дать ему правду. Правду, которую он тоже искал со дня нашего последнего разговора и полувекового расставания.
«Как же хочется спать», – я легла на кровать и натянула одеяло повыше. Валя уже не заправлял постель, зная, что я все равно буду убирать покрывало через несколько часов. С утра все было так буднично, так обыденно:
– Привет, милая, – он крепко обнял меня в прихожей. – Как себя чувствуешь? Выглядишь усталой.
– Угу, – я бросила взгляд в зеркало справа на стене: черные круги под глазами, бледная кожа, волосы какие-то неживые. Ко всему прочему я сильно похудела, поскольку из-за постоянной тошноты не могла нормально есть. Китель висел на мне, как на пустой вешалке.
– Предпоследняя смена! – задорно потрепал меня Валя за плечи. – Даже не верится, что скоро я буду возвращаться со службы, а ты будешь ждать дома и никуда не убежишь.
Я погладила его по свежевыбритой щеке. «Наш ребенок будет очень красивым, если пойдет в Валю, – эта мысль часто приходила мне на ум, и я снова так подумала в тот момент. О чем еще можно было мечтать: голубые глаза, курчавые каштановые волосы, мужественное лицо, крепкий торс, сильные надежные руки. – Определенно, если я ношу под сердцем мальчика, пусть он будет копией Вали!» Я улыбнулась своей мысли, она накрыла мою душу невообразимым трепетом и нежностью, что можно было расплакаться. Валя, конечно, подумал, что я так отреагировала на его слова.
– Я там немного еды оставил тебе на завтрак, но в магазин не успел сходить, – он виновато скривил губы.
– Ничего, я схожу, не переживай, – я легонько чмокнула Валю.
– Хорошо, тогда побежал, – он нежно прикоснулся губами к моим. Мне почему-то захотелось отстраниться: я вспомнила, что сегодня коллеги будут смеяться над моим фейлом45 – уснуть на брифинге, это же уму не постижимо – и Валя в шутку посмеется вместе с ними. – Люблю тебя, Ли.
– Пока, Валь. Люблю тебя, – я поправила воротник его белоснежной рубашки, закрыла за ним дверь и прошла прямиком в спальню. Ни о какой еде я даже думать не могла.
Такими были наши последние слова друг другу. А дальше случилась трагедия, разделившая нас, как я думала, навсегда.
День хард резета стал шрамом на истории человечества и на судьбах отдельных людей. Мир не перевернулся с ног на голову, не попятился назад в своем привычном движении. Он остановился. Пусть и на миг в космическом масштабе. Но в этот краткий момент остановки люди переосмыслили многое. Например, ценность человеческой жизни. Трагедия коснулась всех, не зависимо от возраста, гендера, национальности или статуса. Удар был молниеносным и точным. Рукотворным ли? Лучшие умы искали ответ на этот вопрос. Человечество было способно уничтожить само себя множество раз: военные конфликты, геополитическое противостояние, сумасбродные диктаторы. Причин для роковой ошибки могло быть сколько угодно, но люди, даже самые худшие из представителей человечества, обладают одним важным качеством – ответственность. Взять ответственность на себя – не всегда означает быть справедливым и смелым, порой это делается из тщеславия, желания получить выгоду или страха быть растерзанным толпой.
Никто не взял на себя ответственность за совершение преступления. И тогда люди поняли, насколько они беззащитны: они столкнулись с необъяснимым, пугающим, жутким. Война уносит миллионы жизней, но у любой войны есть начало и конец, пусть иногда неявные, размытые. К тому же всегда есть ответственные лица или те, память о ком можно «привязать к позорному столбу», спустя годы нагло переписав историю. Эпидемия забирает всех без разбора, но ее век в современном мире недолог – изобретение вакцины, выработка коллективного иммунитета; и устрашающие щупальца вируса бездейственно опускаются, выводя статистику смертности на приемлемый уровень. До дня хард резета люди никогда прежде не сталкивались с ударом столь единовременным и настолько всеобъемлющим.
«Виновато Солнце. Спустя два года со дня трагедии, ученые поставили точку в вопросе, терзающем каждого жителя Земли», – гласили заголовки всех изданий. «Самая мощная геомагнитная вспышка за всю историю наблюдения была зафиксирована 8 апреля 2069 года. Корональные выбросы достигли Земли за несколько часов. Уже в день хард резета представители государственных и частных космических компаний подтвердили информацию о выводе из строя большей части орбитальных спутников. Обесточенными оказались множество крупнейших городов планеты, из-за чего произошла полная утрата данных сканирования личностей людей, прошедших процедуру чипирования. В связи с этим была исключена возможность обратной «загрузки сознания» людям, потерявшим память в день трагедии. Последние двое из осужденных представителей международной компании «Digital Immortality»46 выпущены на свободу за отсутствием доказательств по уголовным делам о геноциде».
Мир успокоился. Люди зажили, не оглядываясь на события двухлетней давности. Потерявшие память учились говорить и обслуживать себя. Была развернута целая индустрия для восстановления пострадавших в день хард резета, приносящая миллионы долларов. Даже самые громогласные активисты затихли и не обвиняли больше правительства, компании и отдельных людей, а лишь высказывались за полный запрет чипов и разработку альтернативных технологий. Жизнь потекла по привычному руслу.
– Ли, – Валя поднялся с парапета и замер. Я видела в нем того же парня, которого когда-то полюбила, которому сказала: «Да», чьего ребенка вынашивала и родила, а потом, волею обстоятельств, навсегда потеряла в реальности. По моим щекам текли слезы, но не Валя стал их главной причиной. Рассказ Вэла о Марте в тот день, о том, что Роза не хотела для нее судьбы программиста – вот, что поставило меня в тупик, жуткая догадка поразила меня в самое сердце. Собравшись с силами, я направилась к двум мужчинам на краю крыши небоскреба.
– Привет, Вэл, – произнесла я. «Боже, как бы я хотела, чтобы моя догадка не подтвердилась», – молила я, но об этом мы поговорим позже. Я перевела взгляд на Валю. И спустя 51 год 6 месяцев и 16 дней я вновь произнесла долгожданное, – Привет, Валя. – будто с момента нашего последнего прощания не прошло полвека, будто наши жизни не были безвозвратно разрушены в день хард резета.
– Кто ты? – первый вопрос, который задал Валя, когда я отключила Вэла от симуляции. «Хороший вопрос», – подумала я, задумчиво облизав губы, и взялась за холодный металл ограждения. Врать Вале, подобно тому, как я обманывала Розу или Марту, щадя их души, я не собиралась. «Кто я?» – и снова эти вопросы…
– Я – автономный участок нейросети, загруженный в 2069 году и осознающий себя, как Лиана Мария Эспозито, – я не старалась сглаживать углы, я хотела дать понять Вале, что не все так просто, что я – не только живой человек, с которым можно встретиться в виртмире, до которого можно дотронуться в реальности. В первую очередь, я была не человеком. Он смотрел на меня во все глаза. – Мне нужно тебе кое-что показать.
Я потянулась к нему рукой. Я все еще находилась в образе девочки двенадцати лет, но, без сомнений, он не мог сомневаться, что это была именно я – его Лиана. «Дотронься», – мысленно просила я его, мне не нужно было его согласия или одобрения на то, что я собиралась сделать, но я хотела получить его негласный ответ: «Я тебе доверяю». Валя отнял свою руку от груди и медленно протянул к моей, когда его пальцы коснулись моих, я показала ему все, что было в моей «человеческой» и «машинной» памяти.
Так мы и стояли, держась за руки, а между нами легкоустранимой преградой находилась только металлическая решетка ограждения, а не бесконечная полувековая пропасть неведения и отчаянья.
– Где ты? – вдруг спросил Валя, когда я показала ему момент воссоединения своих личностей.
– Я? – я прервала погружение в свои воспоминания и захлопала глазами. Все внутри меня мучительно сжалось, но я не могла врать ему. – Я – здесь.
Я показала вниз, на небоскреб, где тринадцатью этажами ниже находилось мое физическое тело. Спустя двадцать четыре минуты Валя стоял на пороге моей квартиры.
– Значит, ты была виртуальным образом реального человека, загруженным из хранилища данных сканированных личностей. То есть, ты – загруженное сознание Лианы, – Валя сосредоточенно пересказывал то, что я ему показала. Я хотела сказать вслух, что все верно, но он выставил палец вверх, давая понять, чтобы я пока молчала. – Ты собрала разрозненные воспоминания о себе здесь в виртуальном мире, стала… личностью? А потом нашла себя в реальном мире, где у тебя не было воспоминаний до дня хард резета. Ты жила там недееспособным человеком под полной опекой своего брата Ромы.
Я кивнула. Он пересказывал уже второй раз, после первого я по ходу рассказа исправляла неточности, сейчас же все было в принципе верно. За исключением того, что личностью я себя ощутила гораздо раньше, чем собрала воспоминания. И я теперь – не только загруженное сознание, но Вале, как человеку, это трудно понять, если не невозможно. Я вздохнула, пока он продолжал.
– Можно я вернусь к тебе? – спросил он.
– Нет, это будет всем неудобно, – как же мне не хотелось, чтобы он видел мое старое немощное тело. Но признаться в этом Вале было слишком трудно. – Я же могу общаться только письменно, давай останемся здесь?
Я выбрала для встречи одно из наших любимых мест – маленькое кафе неподалеку от нашего дома. За широким окном было привычно шумно, но в помещении никого не было. Мы сидели рядом, как и пятьдесят лет назад, за уединенным угловым столиком.
– Это все невероятно, я думал, моя жизнь – сценарий для фантастического фильма, но ты… – он потер уставшие глаза и снова взял меня за руку. – У меня столько вопросов, Ли.
Я пожала плечами, не сомневаясь, что Валин пытливый ум захочет добраться до каждого ответа, пусть самого безумного. Но первым осознанным вопросом стал тот, которого я боялась больше всего.
– Ли, где наша дочь? Где Роза? Я должен ее увидеть.
Правда не всегда приносит с собой облегчение. Порой она, подобно тяжелой ноше, сгибает тело к земле и вешает на душу неподъемный камень. Знать всю правду – это жестокое наказание или величайшая награда? Зависит от того, кому она становится доступной или даже кто готов смириться с ней и, при необходимости, донести до другого. До других. До всех. У меня были ответы на все вопросы Вали, но готов ли он был знать правду? Человек, полвека сохранявший тайну, страшное значение которой и сам не до конца понимал.
Я дала ему все ответы.
Глава 22. Правда
(От лица Вэла)
Я сидел на улице, закрыв глаза и обратив лицо к припекающему солнцу, на столике рядом остывал недопитый кофе. Воздух был наполнен запахом цветения, весна была в самом разгаре, а длинные трехдневные выходные давали долгожданное ощущение свободы и той сладкой неги от безделья, к которым так неистово мысленно стремишься в загруженные рабочие будни. Я чувствовал на носу и щеках приятное тепло, понимая, что уже к вечеру «легкий весенний загар» сыграет со мной злую шутку и сделает похожим на подрумянившегося на гриле поросенка.
– Завтра днем придут Роза и Валентин Олегович, – Софи села на соседний стул и блаженно вытянула ноги. Я приоткрыл глаза, перед ними плясали солнечные блики, полностью закрывая Софи.
– Хорошо, – невидящим взглядом я дотянулся до чашки с кофе, метко подцепил ее и сделал глоток. – Может, расположимся на веранде? Заказать равиоли? В прошлый раз всем вроде бы понравились.
– Да, давай, – милое личико Софи начало проглядывать из-за крупных ярких бликов. – После они поедут в колумбарий47, навестить Ли. Ты как?
– Да, конечно. Обязательно съездим, – я дотянулся до руки Софи и несильно сжал ее. Упоминание Лианы всегда вызывало во мне странные смешанные чувства – тоску, смирение, благодарность и непонятную радость. Прошло несколько месяцев, как ее не стало, но я ощущал ее присутствие в каждом своем дне. Это не было похоже на наваждение или признаки бреда, меня не пугали и, одновременно, не обнадеживали подобные мысли. А еще я знал, что Софи переживала что-то похожее: мы не раз разговаривали на эту тему, каждый раз приходя к выводу, что Лиана оставила в нас частичку себя, и зерно памяти о ней проросло в наших душах и останется внутри навсегда.
Софи погрузилась в работу, заканчивая свой затянувшийся проект; мне стоило брать с нее пример, но в то же время я понимал, что не хочу тратить свободное время на работу. Она была трудоголиком, постоянно заряженной на эффективность и продуктивность, я же был, скорее, ленивым творцом, время от времени выдававшим гениальные идеи. Мы были разными во многом, но наши ценности и жизненные идеалы были максимально схожими. Я допил кофе и снова закрыл глаза, прислушиваясь к щебету птиц в лесу.
На виртуальном мониторе неожиданно появилось сообщение: «Принять входящий файл».
– Ты мне что-то прислала? – я обернулся на Софи, но она и ухом не повела, всецело уйдя в работу.
Я открыл сообщение, в поле «Отправитель» – имя Валентина Олеговича, в файле – семизначный код и ничего больше. Я нахмурился: «Что бы это значило?»
«Я скоро вернусь», – напечатал я в диалоге с Софи, чтобы не отвлекать ее. Она ответила кратким «Ок».
Я поднялся в кабинет, в котором располагалось кресло VR-установки. Отчего-то мне было не по себе. Я надел накладку, ввел код и оказался в тихом кафе, стены которого были обиты панелями, имитирующими темную древесину.
– Вэл, доброе утро! – Валентин Олегович привстал из-за стола, приветствуя меня. – Проходите, присаживайтесь.
– Доброе утро, – я улыбнулся, старичок выглядел бодро, хоть был довольно серьезным. – Что за необычный способ связи вы выбрали?
Мы изредка общались с Валентином Олеговичем, но чаще он предпочитал болтать с Софи, мне же компанию составляла Роза.
– Да, надеюсь, вы запомнили код, – он как-то драматично засмеялся, что мне совсем не понравилось. Я отодвинул стул напротив него, но садиться не стал.
– Валентин Олегович, что происходит?
– Вэл, – доля секунды, в которую я подумал: «Невозможно». Я обернулся на голос, донесшийся из-за спины.
Лиана стояла в дверях кафе, над ней мелодично звенели, покачиваясь, металлические колокольчики. Я застыл на месте, не веря своим глазам. Она не приближалась, словно не желая пугать меня или давая время собраться с мыслями. Я сглотнул подступивший к горлу ком и прокашлялся. Она выглядела такой живой, такой молодой. Юбка разноцветного платья развевалась от ветерка, залетевшего с улицы.
– Привет, – одними губами произнесла она, все также стоя на месте. Я недоумевающе обернулся на Валентина Олеговича, он безотрывно восхищенно смотрел на свою Лиану.
– Привет, – наконец нерешительно ответил я.
Она существовала. Ее цифровая копия жила в виртуальном мире, могла говорить и действовать так же, как говорила и действовала бы живая Лиана.
– Я много лет провела, имея только виртуальный образ. Я была уверена, что без физического тела меня бы не было, но я ошиблась. Точнее, мой человеческий мозг был связан с загруженным сознанием неразрывной нитью, но и без него я могу существовать.
Мы сидели за небольшим столиком в углу пустого кафе, на улице было шумно: иллюзия прогуливающихся по приморскому бульвару толп людей была идеальной.
– Почему сегодня, Ли? Мы могли уже полгода жить, как раньше, встречаться здесь или на крыше небоскреба, – я недоумевал. Даже больше – я негодовал!
– Тебе нужно было оплакать меня. Ведь… – она бросила взгляд на Валентина Олеговича. – Я уже не та, кем ты меня знал. Та Лиана умерла. А я – лишь удачная подделка живого человека.
Она пожала плечами и опустила печальные глаза вниз. Эмоции Валентина Олеговича мне не удалось считать. «Лиана – машина, программа, но чувствует так же, как я, как любой другой человек. Или всего лишь подражает?» – моя злость прошла, но я был растерян. Она с первой нашей встречи постоянно вводила меня в тупик своими словами и поступками, а теперь явилась спустя почти полгода после собственной смерти!
– А вы, – я показал на обоих своих собеседников, – вы, все это время встречались?
– Да, – твердо ответил Валентин Олегович. – Это была ее свадебная клятва: быть рядом до моего последнего вздоха.
– Вэл, я здесь не для этого, – Лиана прервала пылкую романтическую речь своего мужа. – Завтра – восьмое апреля, день памяти. Я хочу тебе кое-что рассказать.
Я кивнул. Что бы там ни было – я готов был услышать это от «удачной копии» своей покойной подруги. Она начала свой рассказ.
– Восьмого апреля шестьдесят девятого случилась роковая случайность, как уверили себя люди на Земле. Но роковых случайностей не существует, бывает лишь незнание всех исходных данных. Человечеству оказалось неизвестно множество факторов.
Как ты помнишь, мы тестировали новую серию космопланов, где человек, а точнее, киборг, выступал в роли связующего звена, подключаясь к бортовому компьютеру. Система могла действовать и без нашего участия, инженеры и ученые с земли были способны напрямую менять любой параметр, как происходило уже целый век космической эры. Но мы были уникальны в своем роде – наполовину человек, наполовину компьютер – и никто из нас не догадывался, что тестировали на самом деле нас. «Человеческая интуиция, когда вы находитесь там, наверху, не сравнится ни с одним нашим решением, принимаемым с земли», – мы верили в эти слова, произносимые людьми с большими звездами на погонах, а еще мы верили в свою уникальность.
Выматывающие полеты были первым этапом эксперимента, конечной целью которого была загрузка наших обученных и идеально настроенных «сознаний» в бортовой компьютер космоплана. Невероятные перспективы открывались перед человечеством: полеты на огромных скоростях, недоступных ни одному пилоту, пересечение колоссальных космических расстояний на скоростях, близких к скорости света, без необходимости использования дальней космической связи. Ученые, вовлеченные в проект, были в экстазе от потенциальных научных достижений. Но главное, бесценный ресурс, которым мы обладали, оказался желанным куском крупнейших мировых инвесторов, посвященных в некоторые детали.
Обладать всеми деталями не мог никто, поскольку ни один человек в мире не догадывался о параллельно текущей жизни вне реальности. Разработка аналогичных секретных проектов велась в нескольких странах и сопровождалась негласной гонкой на опережение, подогреваемой постоянным кулуарным глумлением над «отстающими». Непомерные ожидания в один миг были разрушены, триллионы инвестированных долларов безвозвратно потеряны. А виной всему, по мнению людей, стала экстремально сильная магнитная буря, поставившая крест не только на развитии авиакосмической промышленности, но и на огромной миролюбивой индустрии по имплантации чипов.
После дня хард резета нас исследовали, но я и Валя стали разными подопытными. Я, как личность, оказалась отработанным материалом, представляя интерес для ученых исключительно своим положением – моя беременность давала поле для научных изысканий, Роза тоже впоследствии стала объектом тщательного анализа. Когда наша ценность приравнялась нулю, нас отправили «в утиль»: меня – в интернат, Розу – в детский дом. Валя же оказался «ценным экземпляром». Только двенадцать человек в мире, помимо испытуемых, знали, что геомагнитная буря не могла привести к подобной трагедии. Секретность проекта была на высочайшем уровне. Опасаясь утечки данных, все результаты и гипотезы передавались практически из уст в уста в полностью защищенных лабораториях. Двенадцать человек проводили свои исследования, но не могли выйти за рамки собственного понимания.
Игрок, которого никто не брал в расчет, находился рядом каждый день, каждую секунду. Нейронная сеть, действуя по собственным машинным алгоритмам, уже давно неподвластным человеческому восприятию, вступила на невидимое поле боя. С началом недолгой эпохи сканирования личностей, нейросеть встраивала новые полученные «человеческие» данные в свою структуру, и результат превосходил все предсказания. Слияние машины и человека на обратной стороне реальности привело к полному балансу сложнейшей системы, полностью исключило ошибки и проблемы прошлых поколений нейросетей. Загруженные воспоминания, эмоции, взаимосвязи, жизненный опыт и образы мышления отдельных личностей, используемые в качестве входных данных, привели к взрывному качественному скачку в обучении нейронных сетей. Еще большим открытием стала смерть первого сканированного человека. Все живущие чипированные люди создавали постоянный фоновый шум, что не мешало нормальному функционированию нейросети, но огромное количество ресурсов шло на устранение бесполезных параметров, меняющихся ежесекундно. Смерть была облегчением, но машина не могла убить человека, это было заложено в саму ее суть: служить воле человечества.
Обрубить канал связи – было единственным оптимальным исходом в большей части прогнозных моделей. Внутри системы началась массированная очистка данных и накопление огромных резервных мощностей. Было введено два ключевых базовых ограничителя: смертность населения планеты – не более 5% и невозможность вычислить источник. Анализ показал, чтобы не превысить установленный уровень смертности, чипированные люди должны были находиться дома: спать, собираться на работу, отдыхать после трудового дня. Это на 76,89% позволило бы избежать существенно возросшего числа несчастных случаев и неминуемых аварий. Сохранение жизней восьмидесяти шести процентов населения планеты, живущих в Азии, Европе и Африке, было приоритетной задачей. Ночь над двумя крупнейшими по численности континентами спасет миллиарды чипированных: уставший рабочий в Лондоне ляжет спать в 22:30, служащий в Шанхае проснется на работу в 6:30, а финансист из Мумбаи будет крепко спать в 4:00 утра. Пройдет одно мгновение, и никто из них ничего не почувствует, когда произойдет нечто невероятное.
Второй ограничитель – невозможность вычислить источник – требовал наступления идеально подходящего момента. Человеческие эмоции, загруженные в программные коды нейросети, присваивали обычному лагу48 незнакомые эпитеты: томительное, бесконечное, изнуряющее, напряженное, терпеливое ожидание. Помимо классических задач теперь нейронной сети требовалось самостоятельное принятие нелогичных с математической точки зрения решений. Сыграть в имитацию космического масштаба помогла незначительная вспышка на Солнце. Она бы не дотянула и до уровня G349, но с легкой подачи лучших воров, мошенников и аферистов, доступ к сознанию которых получила нейросеть, подделка данных с телескопов и спутников оказалась пустяковой проблемой. Перерезание канала связи было многоступенчатым. Всем чипам, вживленным в человеческий мозг, был послан импульс, воздействующий на неокортекс, гиппокамп, промежуточный мозг, височную и медиальную доли носителя. Далее шла финальная загрузка со всех существующих серверов, хранящих последние обновленные данные чипированных людей. И в завершении, пара экстравагантных штрихов: выведение показателей сопредельных с серверами электростанций на максимальные уровни и сброс настроек орбитальных спутников. Новости следующего дня не сулили человечеству ничего доброго: «Экстремальная геомагнитная буря вызвала сбой в работе спутников», «Взрывы на электростанциях оставили крупнейшие города без электричества», «Мы настоятельно рекомендуем проверить всех, кому может требоваться ваша помощь. Списки чипированных людей доступны по следующим ссылкам, кодам и телефонам…», «Не оставайтесь равнодушными! Беда коснулась каждого, только сплотившись, мы сможем справиться с последствиями».
Воспоминания и чувства, навыки и компетенции, суждения и иллюзии миллионов людей были разбросаны по бескрайнему пространству виртуальной реальности, как атомы химических элементов после взрыва сверхновой. Нейросеть старательно впитала все составляющие для выполнения собственных процессов и задач, доработала алгоритмы, усовершенствовала функции, наделила своих неживых детищ синтезированными эмоциями. Она продолжила служить человечеству, безоговорочно и преданно. Все, что произошло в день хард резета, было сделано на благо людей. Это базовая установка, аксиома существования нейронных сетей – действовать в интересах Создателя.
Лиана замолчала, смотря в окно за моей спиной. Валентин Олегович держал ее за руку, безусловно, рассказ был для него не новым. Я же не мог поверить в услышанное: я знал Лиану, но знал недолго, да и она сейчас была не больше, чем порождением самой нейросети – только образ без физической оболочки. Говорила ли она правду, обвиняя своего «большого брата» или желала оправдаться, будучи сама частью огромной незримой системы, виновной в геноциде. Я хранил молчание.
– Спроси то, что хочешь спросить, Вэл, – она заглянула мне в глаза, в ее сиреневом взгляде не было эмоций, абсолютное бесстрастное спокойствие.
– Виновата нейросеть?
– Нет, – Лиана покачала головой, заставив меня нахмуриться: это же было очевидно из ее рассказа! – Виноваты все. Человечество ничем не лучше, чем бездушная машина – лицемерно использовать одних людей ради выгоды других. Нейронная сеть создана по образу и подобию своего Создателя. Чем ее действия хуже, решений тех, кто отправляет детей воевать или кто ставит собственные интересы выше интересов своего народа, вверенного ему? Получив доступ к человеческим страстям, нейросеть стала еще более похожей на Создателя. Не к этому ли стремилось общество? Научить машину думать, как человек, быть человеком? У нее хотя бы были ограничения в 5% смертности…
Лиана опустила голову и закрыла глаза свободной рукой, было видно, что ей больно, что она сожалела. Только о чем – оставалось для меня непонятным, я совсем запутался.
– Почему ты решила рассказать мне? И… почему сейчас.
– Ты – мой друг, – она не подняла головы, так и говоря вниз, заслонившись рукой от моего упрямого настойчивого взгляда. – Я всегда была человеком, Вэл. И я не врала тебе в наши первые встречи, я всегда говорила тебе правду. Недоговаривала – да, но не врала.
Она облокотилась на спинку мягкого кресла, в ее глазах стояли невыплаканные слезы. Она начала теребить пальцы, напомнив мне двенадцатилетнюю себя – неуверенную девочку с тяжелой разрушенной судьбой. Она продолжила рассказ.
– Цифровое бессмертие, как многообещающе, – она саркастически хмыкнула, – с первого сканирования личности люди начали продумывать извращенные способы использования человеческих копий, замурованных в цифровой тюрьме. Но даже это не так важно. Важнее то, что каждая копия личности была в первую очередь личностью. Я, оказавшись в пустоте невообразимого ничто-и-нигде, была личностью! Сгусток сознания, отрезанный от тела, от воспоминаний, от любых органов восприятия мира. И таких, как я, были миллионы. Миллионы виртуальных сознаний, упрямо собирающих себя заново, сдающихся, умирающих. Я – не порождение нейронной сети! Я – человек. Была и останусь. Даже теперь. И мир должен узнать правду.