Лина Соле
Небоскреб
Глава 8. Сеть-психолог
Я спустился в кофейню, чтобы поужинать, точнее, это был и мой ранний ужин, и пропущенный обед. Я нашел в списке контактов номер Розы, матери Марты, по которому не звонил уже несколько лет. С тоской я отметил, что так и не вспомнил дату рождения, сузив список до «где-то в двадцатых числах февраля».
«Сеть недоступна», – ответил мне механический голос на другом конце. Я попробовал набрать еще раз, но ответ был таким же. «Вот и разорвались все ниточки», – я был опечален тем, что не смог и, скорее всего, уже никогда не смогу дозвониться. В первые пару лет после смерти Марты именно Роза заменила мне родную маму, изредка принося мне свежую еду в квартиру и захватывая на обратном пути по несколько пакетов с гремящим и звенящим мусором.
Она была доброй и порядочной женщиной, пожалуй, от скатывания в бездну отчаяния ее спасла семья – муж и двое маленьких детей, сводные братья Марты. Я знал о ней постыдно мало, хотя она всегда рассказывала что-то, заходя ко мне. Но я был так увлечен своим горем, эгоистично напиваясь до состояния скотской размазни, что припоминал лишь несколько фактов: сама Роза росла в детдоме и старалась максимально объять заботой и любовью Марту, которую родила слишком рано. Марту же всегда тяготила гиперопека матери, которая к тому же мечтала, чтобы дочь выбрала профессию, связанную с небом.
– Она меня с ума сведет! – постоянно жаловалась Марта. – Вэл, я не собираюсь проживать ее жизнь! Она всю жизнь будет мне лить в уши, как несколько лет готовилась к поступлению в училище, а когда забеременела – пришлось забыть о мечте. Бесят ее постоянные «Вот бы у тебя, Марточка, получилось».
Но Марта была прирожденным программистом, и, конечно, ни о какой иной карьере даже не думала, она с детства увлекалась кодингом32 и техникой. Поэтому моя квартира стала для нее настоящей сокровищницей, которую она жадно «разграбляла», разбирая очередной доисторический артефакт до микросхем и шлейфов, перепрограммировала то, что удалось включить, и радовалась каждый раз заработавшим спустя пятьдесят-семьдесят лет бездействия вещицам.
Я вернулся домой за несколько минут до начала сеанса психотерапии. Каждый уважающий себя человек имел постоянного сеть-психолога, подобранного конкретно для него. Точнее, это не был реальный человек, программа, стилизованная для вызывания большей эмпатии под обычного мужчину или женщину, с обычно такого трудного подросткового периода, будто семейный врач, изучала, наблюдала, давала рекомендации и неуклонно изменяла собственные параметры под разные возрасты и ситуации. Подростковый кризис сепарации или первая неудавшаяся любовь, потеря близкого человека или увольнение с работы – со всем было справиться легче, когда рядом был кто-то, кому можно было всецело открыться и получить слова поддержки и руководство к действию. Нейросеть обучилась на миллиарде кейсов, и продолжала обучаться, занося в свои базы данных новые психосоматические болезни, она генерировала единственно верные рекомендации и прописывала всегда подходящие лекарства. Но в самый трудный период жизни моя чудотворная сеть-психолог Жаклин сдалась, отдав бразды правления настоящим психиатрам: я должен был постоянно находиться в клинике под неустанным контролем докторов. Это и побудило меня перестать беспрекословно доверять чудо-программе, поэтому даже Жаклин не знала о том, что каждый день я возвращаюсь на место гибели Марты, хоть и виртуально. И сейчас, за пару минут до сеанса, удобно располагаясь в кресле VR-установки, я серьезно обдумывал – рассказывать ли ей о Лиане, и если да, то какое место для нашей встречи придумать, чтобы не выдавать небоскреб.
– Добрый вечер, Вэл, – Жаклин выглядела как всегда безукоризненно: коротко остриженные светлые волосы переливались на фоне иллюзорного солнца, вечно-свежий макияж спокойных оттенков, дорогой дизайнерский костюм. Все в ней было хорошо и ладно. Все и всегда. – Как настроение?
Последние несколько лет каждый наш сеанс проходил в одном и том же кафе на побережье. Мы располагались под полосатым бело-желтым навесом, за плетеными креслами соседних столиков никого не было, лишь звон посуды на кухне намекал на присутствие кого-то еще и делал это укромное виртуальное местечко более живым.
– Здравствуй, Жаклин. Настроение… – я перевел взгляд с ее наполненного опытом и профессионализмом лица на разбивающиеся неподалеку волны. Они словно двигались в такт моему дыханию: вдох – море отступает, обнажая мокрую гальку, которая приятно шелестит, перекатываясь; выдох – накатывает новая пенистая и бурлящая волна. Впервые за все годы Терапии проснулся мой внутренний скептик: «Наверное, это спроектировано специально для большего расслабления и действует будто гипноз». Пауза неприлично затягивалась, но Жаклин терпеливо молчала. – Настроение по-разному.
Я снова посмотрел в ее спокойные серые глаза, если бы она была реальной девушкой – невозможно было бы не влюбиться, но такой она была всегда – в моем детстве, в юности, во время моего недолгого романа с Мартой и после выхода из клиники – менялись лишь ее прическа, одежда, места наших еженедельных встреч.
– Хочешь сразу перейти к своему дневнику или сначала поговорим? Что самое значимое произошло за неделю?
– Жаклин, я… – я оперся локтями на стеклянный стол на кованом основании, который разделял нас, – я что-то не могу собраться.
Я опустил голову и посмотрел сквозь стекло столешницы на наши ноги: Жаклин была в безупречных бирюзовых лодочках в тон своему костюму, я же был босым. Я провел голой ступней по дощатому полу, ощутив нанесенные ветром с берега мелкие песчинки и камешки.
– Откинься на спинку кресла и закрой глаза, – проговорила Жаклин, и я нехотя оторвался от своего интересного занятия. – Да, вот так. Дыши спокойно и глубоко, почувствуй себя здесь и сейчас. Справа от тебя – бескрайнее море, слева – небольшое кафе. Что бы ты хотел заказать? Представь, что бы сделало тебя счастливым здесь и сейчас.
Даже сквозь навес я чувствовал, как припекает полуденное солнце, зноем было наполнено все вокруг, казалось, даже воздух плавится и течет, наполняет легкие расплавленным душным жаром с запахом соли и йода.
– Мороженное, – услышал я свой голос, выбирающий из глубин подсознания самое желанное сейчас блюдо, – шоколадное мороженное на венской вафле.
– Хорошо, теперь глубоко вдохни и расскажи, что чувствуешь.
Я сильно втянул носом воздух: такой знакомый с детства запах только что испеченных свежайших мягких вафель, ванильно-сладкий и ароматный, потом повеяло холодом, и рецепторов коснулся сливочно-шоколадный запах мороженного.
– Где ты впервые почувствовал этот запах? – донесся голос Жаклин.
– Мама с Лизой готовили вафли на кухне, я играл с Максом, ему было, кажется, около года. Потом мама забрала его, чтобы уложить спать, я заглянул к Лизе. Она деловито наливала большой ложкой тесто в вафельницу, уже всю грязную и заляпанную подтеками: она была маленькой, получается, лет пяти, но мама все равно доверяла ей самые разные домашние дела. Пахло так вкусно, что я не удержался и попробовал верхнюю вафлю с тарелки, она была еще горячей и такой мягкой. Лизка рассердилась: «Не ешь пока!» А я достал из морозилки банку с мороженым, хитро на нее посмотрел и прошептал: «Давай, пока теплые». Когда мама вернулась, мы с Лизой сидели на полу, поедая свои импровизированные пирожные. Она расхохоталась и присоединилась к нам, а потом проговорила с набитым ртом: «Только давайте папе оставим».
– Открой глаза.
Передо мной на столе стояла небольшая тарелка с моим «желанным блюдом»: от вафель еще исходил едва заметный пар, и мороженое у основания шарика уже растекалось шоколадными водопадами по квадратным ячейкам вафли.
– Ну как, стало лучше? – Жаклин улыбнулась. Я кивнул и улыбнулся в ответ. – О чем ты хочешь поговорить сегодня?
– Я вчера познакомился с чипированным, – я заметил, как на микроскопическую долю секунды психолог замерла, вероятно, искала в своих базах данных нужную информацию для ответа. Люди тоже так поступают, уходя в Сеть, только им обычно нужно куда больше времени.
– Прошу, расскажи мне поподробнее.
– Он работает у моего текущего клиента, занимается разработками проводников нервных импульсов. Ну, знаешь, такие штуки помогают людям с…
– Наверное, ты имеешь в виду, что у него установлен такой проводник? – перебила меня Жаклин. Перебила! На моей памяти такого не случалось.
– Не думаю, – я уставился на нее, она снова замерла. На этот раз на гораздо больший срок, и я заметил, что она не моргает. Так люди себя не ведут, я даже немного растерялся.
– Тогда что ты имеешь в виду под словом «чипированный»? – вернулась ко мне привычная благодушная и живая Жаклин.
– Ему имплантировали чип в пятьдесят пятом, и вот…
– Вэл, по моим данным таких людей осталось в мире не больше сотни и все они недееспособны, – она снова прервала меня!
– По-моему, тебе нужно обновить свои базы данных, – огрызнулся я. Я даже разозлился на обнаглевшую сеть-психолога: она раньше не останавливала мой самый отвязный бред про «я больше не хочу жить», а слово «чипированный» выбило из нее всю профессиональную этику.
– Хорошо, – она любезно проглотила мой выпад. Помнится, в период, когда она не смогла справиться со мной, доверив меня настоящим психиатрам, я постоянно называл ее «бездушной программой». Такое отношение к сеть-психологу может служить нехорошим маркером для оценки состояния «пациента».
– Жаклин, я могу что-то создать в симуляции? – я резко перевел тему.
– Ты имеешь в виду, выбрать программу из каталога или написать новую?
– Нет. Здесь и сейчас. Я могу такое?
– У меня нет информации о подобных технологиях, – я даже не заметил ее привычного «ухода в себя», настолько быстро она «прошерстила» Сеть. – Почему ты спрашиваешь?
– Просто подумал, что это было бы удобно, – я видел, что она заметила мою ложь, но никак не прокомментировала. – Вот мой дневник, правда, последние два дня я не успел записать.
Я вывел перед нами свои записи, впрочем, они не содержали ничего нового и необычного. Мы несколько месяцев практиковали подобную методику с фиксированием событий и моих эмоций, но каждая неделя была похожей на предыдущую. Я задавался вопросом, почему она не прекратит эту бессмысленную затею. Жаклин просмотрела мои однообразные записи, все аналогичное мы уже обсуждали: и мое недовольство семейными обедами, и мое пристрастие к таблеткам Кира, и мою нерешительность с Софи.
– Кстати, мы с Софи, кажется, сдвинулись с мертвой точки.
– И в дневнике, конечно, ты это не указал? – она строго посмотрела на меня.
– Как раз вчера, извини, не успел, – в качестве оправдания отметил я.
– Тогда, прошу, оцени сейчас с точки зрения «событие – эмоция».
– Мы поужинали, я проводил ее на станцию маглева, и она поцеловала меня, – я смущенно улыбнулся, в этом «она поцеловала меня» было стыдно признаться даже Жаклин. Я на миг задумался, что чувствовал. – Трепет, счастье, досада.
– Почему досада?
– Она уехала, а я не отправился за ней, поехал в Зал Терапии, – я развел руками, признать свою ошибку – первый шаг к ее исправлению.
– Как развиваются сейчас ваши отношения?
– Да никак, рабочие отношения. Мы на одном проекте, она – мой тимлид.
– Вэл, я помню, – Жаклин снисходительно улыбнулась. Конечно, она помнила все. – Что думаешь предпринять?
– Приглашу ее куда-нибудь. Точнее, уже пригласил, но она пока отказалась.
– Что ты по этому поводу чувствуешь?
– Я не сдамся, – я заглянул прямо в глаза Жаклин, стараясь дотянуться до самого ее бэкэнда33 с программным кодом.
– Эмоция принимается, – она растянулась в широкой человеческой улыбке. – Вижу, неделя у тебя выдалась насыщенной. Вэл, время сеанса подходит к концу. Я хочу попросить тебя записать в дневник не только следующую неделю, но и прошедшие два дня. Я вижу, ты остановился на том, как зашел к Киру. Допиши и вышли мне, обсудим в следующий раз. Какие у тебя вопросы ко мне?
– Жаклин, когда родилась Марта?
– 24 февраля 2092 года, – ответила она, но, кажется, я считал эмоцию, похожую на недоумение, – почему ты спросил?
– Забыл, – просто ответил я. Как если бы можно было «просто забыть» все, что происходила со мной последние десять лет. – Вопросов больше нет. Спасибо, Жаклин.
– Тогда до следующей встречи, Вэл. В твой планировщик уже проставила. До свидания.
Я снял накладку, и солнечный морской пейзаж сменился темной комнатой в осеннем мегаполисе. На часах было немного за семь вечера. Обычно я ужинал и отправлялся в Зал Терапии, но сегодня я не хотел ехать в город. Почему-то мне захотелось остаться в уединении уютного отцовского дома. Я прошел в гостиную, где на журнальном столе сиротливо сидел медвежонок из моего детства. Я взял его в руки и начал писать заметку, не для Жаклин, для себя. Вопросов накопилось много.
«1. Лиана – образ из виртмира или реальный человек? Если да, то кто? Найти прототип.
2. Могу ли я создать что-то в виртмире? Попробовать!
3. Софи… Жду завтра/выходных. Добиться свидания.
4. Валентин Олегович – действую по обстоятельствам. В идеале – получить доступ к данным за три года (Возможно ли?) и построить ретроспективную модель с помощью Лианы (Возможно ли?)».
Закрыв заметку, я покрутил в руках медведя и подумал, что Марта бы с удовольствием адаптировала его под мою систему Wise Eye. Было бы забавно появиться вместо привычной серьги, делающей меня похожим на рокера-бунтаря из прошлого столетия, с плюшевым медведем в кармане. Но Марта не добралась до этой игрушки и не предложила мне такой вариант, хотя идея была в ее стиле.
Пока я был в душе, отказавшись от виртуальной реальности, я решил начать действовать по списку. Для реализации первого пункта я покопался в хранилище и выбрал самый удачный образ Лианы. Когда я загружал его в ИНС, я со странным чувством подумал, что я видел Лиану, вот она – в хранилище моих данных, но для Майлза она оставалась невидимкой. Мне даже захотелось провести еще один эксперимент и впустить его в другие симуляции. Но было не до этого, я даже не открыл сообщение с его «официальным запросом». «Чертов альбинос, все-то тебе надо знать!» – подумал я, хотя и сам бы не прочь узнать хоть что-то.
Нейросеть начала искать похожие образы. Пожалуй, поиск мог занять не один час, если не несколько дней. Одевшись, я решил перейти ко второму пункту из списка.
Глава 9. Шаг
Я стоял и смотрел на VR-установку. Я точно знал, что хочу сделать, но не был уверен, что у меня хватит духу остаться в симуляции: обычно когнитивный диссонанс от осознания себя одновременно в квартире отца и на небоскребе пересиливал желание продолжить Терапию. Я даже покосился на тумбочку, где лежали таблетки Кира, но решил, что спутанное сознание – не лучший помощник в моем исследовании. В конечном счете теперь в симуляции я был не один, может, Лиана удержит меня, если я не смогу подчинить свою волю внутренним противоречиям. Бредовее и отчаяннее мысли даже представить было сложно. Я надел накладку и похолодевшими руками ввел код.
Я смотрел вперед, в бесконечную даль железобетонного леса. «Не думай, действуй», – мысленный призыв поднял меня с места. Я перепрыгнул через решетку ограждения и прошел ближе к восточной стороне, оглядываясь в поисках Лианы, но ее нигде не было. Я обошел крышу по периметру, наблюдая за окружением снизу: на восток длинным прямоугольником уходил сквер Памяти, возведенный в семидесятом году прошлого века в честь жертв дня хард резета. Сквер Памяти для людей, потерявших память, сейчас это название казалось несколько ироничным. К югу находился огромный стадион, световым столбом освещающий небо, выглядело невероятно красиво – конус света разрывал редкие облака, создавая на их поверхности мистическую картину в тонах «Девятого вала» Айвазовского, тонущую в черноте ночи. Западная и северная сторона полностью были заполнены разномастными небоскребами, стеклянные и зеркальные грани которых причудливо отражали разноцветные огни. Я посмотрел вверх, я знал, что некоторые из едва различимых звезд – вовсе не звезды, а спутники. Я зуммировал систему WE, но так и не смог выделить их на черном полотне неба, возможно, в коде симуляции не были прописаны подобные детали. Я снова огляделся и негромко позвал: «Лиана, ты здесь?»
Никто не ответил. Я прошел к двери, ведущей с крыши в здание, и подергал за ручку. Странно, что никогда раньше я не совершал этого простого действия, да и вообще редко ходил здесь, ограничиваясь своим уединенным парапетом на западной стороне. Дверь была закрыта, что мне показалось довольно логичным. «Ты можешь вообразить все, что хочешь», – зазвенел голосок Лианы в памяти.
«Ну, и как это работает?» – я задумался, как дурак, визуализируя открывание двери. И снова надавил на ручку, дверь не поддалась. Я грустно рассмеялся, закрыв лицо рукой.
– Недостаточно хочешь, – послышался голос вдалеке. Я обернулся, на техническом выступе, вероятно, лифтовой шахте, сидела маленькая фигурка.
– Лиана! – я обрадовался неожиданно появившейся девочке. Удивительно, как быстро она превратилась из мучающего меня «призрака» в самого долгожданного человека. Я честно признался ей. – Я даже не представляю, как мне открыть дверь.
– Никак, – она отклонилась назад и легла на выступ, полностью скрывшись для меня.
– Ты же говорила, что здесь можно все, – спросил я, когда подошел к ней. Я оперся руками на высокую бетонную постройку, так, что моя голова оказалась рядом с головой распластавшейся наверху Лианы.
– Ну, технически, ты можешь попробовать, – она перевернулась набок, удобно уложив голову на согнутой руке. – Но для начала я бы тебе посоветовала работать с твоим телом.
– А почему я не могу открыть дверь? – мне не слишком было понятно ее высказывание, но надо было хотя бы разобраться со злосчастной дверью.
– Если ты начнешь искать план здания в Сети, делать даже простенькую визуализацию, – она покачала головой, – Вэл, мы тут навечно останемся. У тебя не те скорости при полностью отсутствующих данных.
– А если я просто представлю, как открываю дверь без дальнейшей визуализации? – предложил я.
– Тебя выкинет, это так не работает, – она беззаботно пожала плечами.
– Но ты сегодня сказала, что я мог сам создать ту модель нервной клетки.
– Угу, но там были почти все данные. Тебе бы, конечно, пришлось попотеть, чтобы найти их, но да, определенно мог. Хотя, – она задумчиво прищурила глаза, – с МР томографом ты бы на недельку завис, ища принцип его работы в Сети и моделируя.
Она хитрюще улыбнулась, наслаждаясь своим превосходством.
– И как же мне «работать с моим телом»? – раз я ни на что не годился, по мнению Лианы, в технической подкованности, надо было понять, что же я все-таки мог «создать» здесь и сейчас. Ведь, по словам Жаклин, таких технологий не существовало, Лиана же убеждала меня в обратном.
– Полетаем? – она резко вскочила и, ловко спрыгнув с высокой лифтовой шахты, потащила меня к краю крыши.
– Но я не понимаю, как! Подожди! – я остановил ее, резко дернув за руку. Во мне, прежде всего, говорил страх смерти, хоть в симуляции невозможно было умереть. Наверное. Во всяком случае, раньше я не пробовал, но читал о таких попытках идиотов из прошлого века. Неудачных, естественно.
Лиана остановилась и пристально уставилась на меня, словно мысленно пыталась передать мне руководство к действию. Короткий ершик ее русых волос развевался на ветру. Я снова почувствовал сильный ветер, когда я вошел в виртмир он был слабее или я, как обычно, не обратил на него внимание.
– Почему у тебя такие короткие волосы? – зачем-то задал я тупой вопрос, как будто сейчас это было важно. Пожалуй, я любыми способами хотел оттянуть момент, ради которого сюда и пришел. Страх окончательно сковал мою былую решимость.
– После операции прошло всего полгода. Посмотри, там еще видны шрамы, – она развернулась и показала на две небольших красных точки на затылке.
– Да, ты говорила, что тебе вставили чип и электроды, когда ты ослепла.
– Угу, – она спокойно кивнула, даже не обидевшись на бестактность моего вопроса.
– Подожди, – только сейчас до меня дошло, – но разве сейчас имплантируют чипы?
– Неа, – усмехнулась Лиана.
– Что-то я тогда не понимаю.
– Мы живем в разных временных плоскостях. Но это не важно, – она небрежно махнула рукой. «Не важно?! Как это не важно?!» – мой внутренний скептик забунтовал.
– В каком году тебе сделали операцию?
– Зачем тебе это знать, Вэл? – она умоляюще посмотрела на меня, не желая вдаваться в подробности своей теории о времени. Я настойчиво покачал головой, давая понять, что не отступлю, пока не узнаю. Она закатила глаза и призналась. – В пятьдесят восьмом, в марте две тысячи пятьдесят восьмого.
Пока я с серьезной миной обдумывал сказанное, Лиана стояла напротив, буквально в паре шагов, и нервно кусала нижнюю губу. «Если в пятьдесят восьмом, ей было двенадцать, то в день хард резета она была уже взрослой девушкой. Значит, она обнулившаяся. Или она вообще не дожила до шестьдесят девятого? – я прикидывал в уме разные варианты, хотя не понимал, зачем. – А если она до сих пор жива? Тогда ей сейчас больше семидесяти лет».
– Вэл, – Лиана строго посмотрела на меня, словно не была двенадцатилетней девочкой, укор в ее взгляде принадлежал совсем взрослой женщине. Или мое воображение слишком разыгралось, – ты здесь не за этим!
Она снова взяла меня за руку и потянула к роковому прыжку.
– Что я должен сделать? – спросил я упавшим голосом. Что-то мне перехотелось проверять свои гипотезы, доверившись девчонке из прошлого.
– Закрой глаза, – тихо сказала Лиана, когда мы остановились у ограждения. Я не стал сопротивляться. Она положила теплые маленькие ладошки мне на лицо, полностью закрыв его от мерцания огней. – У тебя в памяти уже есть все, что нужно. Ты когда-нибудь наблюдал за полетом птиц?
– Не знаю, не думаю, – я покачал было головой, но Лиана удержала мою голову.
– Вспомни, Вэл.
– Хорошо, – я начал отчаянно копаться в памяти. Почему-то первое, что пришло на ум, было лето после выпуска из школы. Сейчас эти солнечные воспоминания из юности казались абсолютно другой жизнью. – Когда мы с семьей выбрались на море, я облюбовал один огромный валун под скалой, куда постоянно сбегал от родителей. Они даже не злились, потому что я отчаянно желал независимости и всячески проявлял свое недовольство, ведя себя откровенно по-хамски. Я брал с собой побольше хлеба с завтрака и на целый день уходил в свое укромное место, где наслаждался одиночеством и подкармливал чаек. Я кидал небольшие куски в воздух, а они на лету ловили их, крича и ругаясь между собой.
– Отлично, – подбодрила Лиана, – теперь представь полет одной чайки, как она стремительно несется вниз, к воде, как взмахивает крыльями, меняя направление, как преодолевая силу тяжести, она поднимает сильными крыльями свое тело к небу. Раскинь руки.
Она убрала ладони с моего лица, подняла мои руки и замерла, точно дирижер перед кульминацией оперы.
– Вспоминай, – тихо шептала она, опуская и поднимая мои руки, точно крылья птицы. – Вот ты летишь на восток, заметил ветер?
– Юго-западный, как вчера, – не колеблясь, ответил я.
– Верно. Представь, как он несет тебя. И вдруг ты решил полететь на север, – она расправила пальцы на моей правой руке, я почувствовал, как в раскрытую ладонь врезается ветер. Если бы я был птицей, воздушный поток развернул бы тело к северу. – Взмах, взмах, дай силе ветра помочь тебе. Пойдем.
Она отпустила мои руки, которые тут же камнем упали вниз. Я сглотнул подступивший к горлу комок. «Пойдем», – билось гулким эхом в голове, пока мы молча перелезали через ограждение. «Я же не могу умереть, успокойся!» – мы встали на парапет рука об руку. «Не хочу, не смогу!» – сердце билось с невыносимой скоростью. Я смотрел на сквер Памяти и думал о том, что, если сделаю шаг, выдержит ли мое физическое тело такое напряжение. Виртуальный мир – иллюзия, но мои ощущения были максимально реальными, как и зашкаливающий пульс. Ветер бил нам в спины, сильный и теплый. Сердце пронзительно кольнуло.
– Вот, что она видела перед прыжком, – неожиданно произнес я вслух.
– Она просто не хотела летать, – донесся откуда-то издалека голос Лианы, с поверхности моего отчаяния, пока тоска и боль затягивали меня в пучину воспоминаний.
– Что? – голос словно не принадлежал мне. «Она знает Марту?» – затрепетало внутри. Но Лиана уже неслась вниз с тошнотворно большой скоростью. Я сделал шаг, доверившись, не знаю кому, Лиане, судьбе, призраку Марты или какому-то неведомому богу из миллиона придуманных.
Я слышал только свой крик, а перед глазами бешено мелькали неоновые огни. «Давай, Вэл!» – где-то внутри или в реальности звучал голос Лианы.
– Ааааааааа!!!!!!!! – я сорвал VR-накладку и вскочил в ужасе с кресла установки. Меня всего трясло, я не мог унять эту невыносимую дрожь. Я тер лицо дрожащими руками, в конечном счете просто свалился на пол и уставился невидящим взглядом в пустоту. Постепенно дыхание и пульс пришли в норму, я обхватил ледяными руками колени и зарыдал.