– Как грустно! – женщина рядом со мной проводила пухлыми пальцами по своим щекам, словно на них могли быть слезы. – Зачем я только согласилась сегодня на сеанс.
Я бессмысленно уставился на медленно ползущие титры, музыка – трагическое слияние пианино и виолончели – казалась идеальным завершением драматичного финала фильма. Фильма, который прошел мимо меня.
– Хотите поделиться своими мыслями?
Мария вышла вперед, ослепляя своей лазурной безукоризненностью.
– Мне понравилось, – высказалась какая-то девушка с улыбкой на лице, противоположность моей соседки. – Каждый получил то, что заслужил.
Соседка ахнула.
– Тебе, кажется, так не показалось, Гута? – тут же отреагировала Мария.
– Его же… – дрожащим голосом начала моя соседка. – Его же казнили.
– Конечно, – бросила бодрая идеалистка, – потому что он вор и преступник.
Гута ничего не ответила, лишь поджала губы, словно лично задетая такой непробиваемой бесчувственностью. Раздался спокойный мужской голос с первого ряда, на сеансе киноклуба мы сидели друг за другом, подобно залу Терапии или старинному кинотеатру. Оказавшись на занятии, в первую очередь я стал отыскивать знакомую русую макушку Лианы, но ее не было. Я выдохнул с облегчением, но, к удивлению, почувствовал еще кое-что – раздражение. Тягостно было осознавать, что она все равно могла быть где-то здесь, меня обуревало возмущение: уж лучше бы она сидела рядом, чтобы моя паранойя не доводила меня до исступления. Однако только лишь обозначить причину и дойти до высшей эмоциональной точки, как я ощутил приятную и уже знакомую расслабленность в теле, безразличие в мыслях. Так я пропустил начало фильма, а когда действие психотропов сошло на нет, я принялся обдумывать возможные линии поведения настолько спокойно, насколько мог, чтобы не допустить очередной дозы отупляющего успокоительного.
Риски были слишком высоки: вся моя жизнь находилась во власти ИНС. Даже если я буду тотально игнорировать появление Лианы и Вэла, кем бы он ни был (насчет нее я не сомневался), я не становился более защищенным. Никто и ничто не помешает им отключить какую-нибудь важную систему моего жизнеобеспечения или полностью вывести из строя саркофаг (техника же имеет свойство ломаться), и мой труп вместе с поврежденной машиной просто спишут с баланса. Оставался также риск сойти с ума, что пугало куда больше. Не все вышедшие из «полного отключения» сохраняли рассудок – известный факт. Но едва ли кто-то из заключенных прежде подвергался психологическим атакам нейросети… Хотя свидетельств обратного также не существовало.
Пожалуй, я мог даже найти некоторые плюсы в своем безвыходном положении: у меня появились нежданные собеседники. В сущности, меня не слишком напрягала перспектива оказаться в одиночестве на семь с половиной лет, к тому же с постоянными «уроками перевоспитания» без разговоров я бы не остался, если бы сам того не пожелал. Тем не менее, присутствие Вэла стало казаться мне странным утешением. Был ли он моим реальным другом? Стоило ли проверить данный факт? Нейросеть знала о нем все, какой бы каверзный вопрос я ни заготовил, у меня не было шанса догадаться кто передо мной. Зато я мог что-нибудь узнать, если им можно было верить хотя бы на сотую долю процента. Пока человечество не стерто с лица Земли, пока меня самого не уничтожили (что сделать сейчас было как никогда просто), я мог выяснить причины уже совершенных преступлений ИНС и попытаться предугадать будущие. Смысла в этом, безусловно, не было, но вдруг мог быть крошечный шанс?
Я так глубоко погрузился в свои думы, что даже не вслушивался в обсуждение фильма, лишь изредка отмечая, что слово взял очередной оратор, и фиксируя не столько голос, сколько направление источника звука – то справа, то слева, то позади… Пока после долгой паузы не услышал магнетический голос Марии, сумевший вывести меня из транса.
– Наше занятие окончено, – она широко улыбнулась и сложила руки в привычном жесте «Намасте». – Спасибо всем. До встречи.
Меня выкинуло в буферную зону. И я прозрел! Я судорожно огляделся, словно конченый параноик, и безудержно рассмеялся. Типичное поведение психопата, но какая разница? Я нашел ключ! Нашел того, кто мог меня спасти, мою единственную связь с реальным миром. Мария! Я все смеялся и смеялся – так просто и так доступно – она, несомненно, была человеком, о чем упомянула даже всезнайка-Лиана. Каким-нибудь обыкновенным клерком тюремной системы или школьным учителем на альтруистичной подработке. Она могла быть совсем не молодой девушкой в реальности, или не женщиной вовсе, или… мой смех резко оборвался. Могла ли она быть одной из нас, таких же заключенных, отбывавших свое наказание? А в зачет ее общественной деятельности ей могли скосить срок…
«Стоп, – проговорил я мысленно, именно мысленно, поскольку все мои слова могли быть подслушаны. – Нужно подумать, не спешить, не выдавать себя и все тщательно выяснить».
Я выдохнул, приводя разум и чувства в спокойствие. Чрезмерные эмоции могли спровоцировать очередной ввод транквилизаторов или привлечь лишнее внимание невидимых гостей. Виртуальная концентрация помогала. Я «дышал», отсчитывая секунды: пять секунд – вход, восемь – медленный выдох. Как же раздражало, что в интерфейсе не было ни даты, ни времени!
Я сосредоточился на воспоминаниях. «Вчерашние» были свежими и яркими – я читал «Солярис», постепенно фокус внимания ускользал. Вероятно, мое тело в реальности заснуло, или, скорее, его погрузили в сон ударной дозой мелатонина. Я помнил, как проснулся, точнее, кто именно меня разбудил. Сколько прошло объективного времени – неизвестно. Несколько часов, день, неделя? Настроен ли саркофаг на привычные циркадные ритмы, или время в виртмире искажено и не соответствует реальному? Я попытался вспомнить какие-нибудь общеизвестные факты из жизни виртуалов, большую часть жизни проводящих в виртмире. Почему-то давние воспоминания было невыносимо трудно выхватить из памяти. Я прикрыл глаза и сконцентрировался. Перед моим внутренним взором предстала Молли, она была самой близкой из прочих моих знакомых виртуалов, пусть даже завязавшей. Такую Молли я и запомнил: с отросшими красноватыми волосами, большими медовыми глазами, непропорционально длинными руками.
– Не хочу говорить об этом! – ее слишком высокий голосок ворвался в мое видение спустя десяток лет молчания. – Даже не проси.
– Да ладно, мне просто любопытно, – так я, наверное, тогда и ответил ей.
– Ты, правда, хочешь знать, каково было несколько недель не вставать с VR-установки, напрочь забыть про гигиену и обрасти горой мусора вокруг? – она вскинула бровь и хихикнула. – Черта с два!
– А что, звучит. Ты, наверное, выглядела, как настоящий йети.
– Фу! Хватит! – она чем-то запустила в меня, вроде бы подушкой или своей толстовкой, но не попала. – Вообще-то, у меня тогда не было денег на собственного клининг-бота, внутривенное питание и прочие фишки отбитых виртуалов.
– А откуда тогда собственная VR-установка?
– Не собственная, друг одолжил, – она загадочно подмигнула. – Но я бы и на свою накопила, если бы продолжила.
– И что-то же ты делала?
– Нечто такое, к чему не хотела бы возвращаться, вот и все.
– Вирт-проституция? – ох и зря я тогда предположил! Молли вскочила и набросилась на меня с кулаками, истошно вопя: «Ты меня «проституткой» назвал, придурок?!» Я кое-как прикрывал голову от ее ловких ударов, лишь отчасти шутливых. – Да ладно, хватит, Мол! Я же знаю только худшие примеры.
Она плюхнулась на подушку рядом, обдумывая мои слова. В ее глазах яростно плескалась расплавленная медь.
– Если ничего не знаешь, то молчи! – бесконечную минуту она буравила меня разъяренным взглядом, и, наконец, сжалилась. – Есть куча идиотов, которые тратят свою жизнь на разные нелегальные вещи. Они буквально живут в виртмире, становятся его частью: кто-то теневыми посредниками, кто-то наркодилерами с сетью по всему миру, кто-то вирт-проститутками, – она треснула меня по колену. – Есть много того, чего ты даже не можешь себе вообразить…
– Что, например?
– Допустим… Ты обидел влиятельного человека, – она склонилась ко мне ближе, будто желала сообщить нечто опасное. Ее рубиновые волосы касались моего плеча, я невольно напряг бицепс. – И его месть может быть весьма изощренной… Скажем, ты подключаешься к обычному сеансу терапии спустя месяцы или даже годы, и твой сеть-психолог сообщает, что обнаружил некоторые отклонения в твоем профиле, назначает легкие таблеточки. Ты, конечно, спишешь все на стресс, начнешь лечение, но с каждым новым сеансом опасения психолога почему-то усиливаются. И вот ты проходишь тест за тестом, одно лекарство заменяется другим, более сильным. Ты спрашиваешь: «Может быть, мне обратиться в клинику?» И получаешь ответ: «Нет необходимости, мы на верном пути». Но этот путь ведет в бездну, из которой уже не вылезти самому, горизонт событий давным-давно пройден.
– Такое же попросту невозможно? – я фыркнул, не допуская тогда мысли, что она говорит всерьез, но все-таки помрачнел. – Ты занималась подобным?
– «Нет» на оба вопроса, – отрезала Молли. – Но некоторые смогли буквально встроиться в код сеть-психолога, стать частью нейросети. Они подключают сюда, – она захватила мою голову в шлем из своих пальцев, – тонну электроники, делая из своей черепушки чертов квантовый компьютер. Они не едят, не спят, не живут так, как мы. Их VR-установки – совершенные устройства, заменяющие им целый мир, обеспечивающие их всем, что может потребоваться в реальности никчемному мешку из мяса и костей, и дающие доступ к неведомым виртуальным глубинам. А стоит это столько-о-о… – она округлила глаза.
– Мол, нельзя взломать сеть-психолога, – заупрямился я. Молли многозначительно пожала плечами и сообщила:
– Если тебе интересно, то казино.
– Что «Казино»? А-а, ты играла в казино!? Но это вроде бы не запрещено?
– Да кто тебе сказал, что я что-то нарушала? Ты меня уже с концами в преступницы записал?
– В виртуалы-преступницы… и йети, – я захохотал, за что получил очередной хук от Молли.
Открыв глаза, я не обнаружил никаких изменений; из доступных развлечений у меня оставалась внушительная библиотека, поэтому я открыл недочитанный «Солярис». Мысли постоянно улетали прочь от сюжета, принося с собой образы Молли и Марии, Вэла и Лианы. Если одиночество меня все еще не тяготило, то избыток времени, уходившего на рефлексию, начинал раздражать и даже пугать в перспективе.
– Вэл? – тихо позвал я, сердце припустилось галопом. Вот тот момент, который можно смело признать моим поражением.
– Я могу его позвать, – Лиана стояла прямо передо мной, как если бы никуда не уходила. Я не вздрогнул от испуга и не отвернулся от отвращения. Я отрицательно покачал головой в ответ ей, настало время ответов.
– Ты всегда здесь?
– Неправильный вопрос, – снисходительная усмешка. – Но, чтобы тебе было проще, то нет, не всегда.
– Как понимать «чтобы мне было проще»?
– Если хочешь погрузиться в основы квантовой запутанности, суперпозиции и так далее, только скажи, и я объясню.
– А, ты об этом… Нет, тогда не нужно.
– Ты ожидал чего-то другого? – она сузила глаза.
– Какое сегодня число? – я проигнорировал ее вопрос, сам не понимая, чего ждал от нее: признания моего права на приватность или хотя бы сочувствия.
– Восьмое мая.
– Значит, время здесь течет, как в реальности, – констатировал я, смутно радуясь, что решил хоть одну свою насущную проблему с помощью Лианы.
– Если захочешь, – отозвалась она.
– В каком смысле?
– Мы с Вэлом рассматривали возможность несколько ускорить для тебя время.
– Что-что? – я ощущал себя полным кретином со своими однообразными вопросами.
– Таков был наш изначальный план. Технически в отношении тебя я не могу повлиять на ускорение или замедление времени, я не настолько всемогуща, – она развела руками. – Но я могу, например, продлить часы твоего сна, или скорректировать систему, чтобы она не вызывала тебя к пробуждению вовсе.
– Нет, только не это! – почти завопил я: вот теперь мне стало по-настоящему жутко.
– Конечно, только тебе решать, – ее улыбка стала мягкой. В целом, мне и так было известно, что жизнь моего бренного тела находилась в ее виртуальных руках, но каждый раз подобные откровения вызывали глубинный ужас.
– Значит, если я захочу, то мне стоит просто позвать Вэла или… – я замолчал всего на секунду, которую она, безусловно, заметила, – тебя, и вы появитесь? Все так просто?
– И да, и нет, – снова последовал неопределенный ответ. – Скажем так, я настроена на тебя. Как если бы в твоем виртуальном мониторе была иконка «Позвонить Лиане». Но в своей обычной жизни я, например, могу быть занята и пропущу твой звонок.
В обычной жизни даже представить подобное невозможно, чтобы я мог позвонить Лиане. Да и где теперь моя «обычная жизнь».
– Как же тогда ты можешь услышать меня, если, как говоришь, не всегда находишься здесь или… занята?
– Хм, пожалуй, мне приходят «уведомления», – она поставила пальцами кавычки на последнем слове и вдруг засмеялась, легко и мелодично. – В такие моменты мне всегда вспоминается вот эта картинка.
Я отпрянул, как обожжённый кипятком, когда между нами действительно появилась небольшая картинка. Может быть, я тоже мог вызывать нечто подобное в своем скудном интерфейсе, но он же не был подключен к мировой ИНС. Я смотрел на Лиану сквозь изображенных людей и какие-то слова.
– Понял? – наконец спросила она.
– Как ты это сделала?
– Вот и я о том, прочитай же!
Я сосредоточился на картинке. «Если бы я оказался в прошлом», – гласили слова сверху, человек современного вида был окружен доисторическими людьми в длинных одеждах, они вопрошали: «Как работает электричество?» Современный человек им отвечал: «Я не знаю». Я понял смысл, но не уловил суть, о чем Лиана, кажется, догадалась.
– Люди быстро привыкают к комфорту, и даже не задумываются о сути многих вещей. Если что-то существует, работает и приносит пользу – кто будет разбираться: откуда, почему и зачем. Бери и пользуйся.
– Пожалуй, но тебе-то такая халатность не присуща, ты же не человек…
На лице Лианы отразилась весьма странная эмоция, словно ей дали пощечину, и она не до конца приняла решение: заплакать или яростно дать сдачу. Однако она быстро собралась и натянуто улыбнулась.
– Да, я понимаю многое, почти все. Просто меня не способны понять другие. И ты не поймешь, потому что принял однажды на веру весь окружающий мир.
– Ты об ИНС? – вот мы и подошли к теме, ради которой все затевалось.
– В том числе, но объяснить словами, как устроен мой новый мир, я не смогу.
– Ну да, куда уж мне, мешку из мяса и костей, – я задорно хохотнул, вспомнив фразу Молли, но Лиана с вызовом и обидой уставилась на меня.
– Не надо так говорить! Почему люди постоянно недооценивают себя!? – она сокрушенно покачала головой. Смотря мне прямо в глаза, она протянула руку. – Я покажу тебе кое-что.
Я долго скептически рассматривал ее вытянутую тонкую руку, затем медленно поднял взгляд и встретился с ее распахнутыми сиреневыми глазами, такими нечеловеческими, мистическими, глубокими и пугающе-завораживающими. Она шире раскрыла свою ладонь, приглашая. Сквозь пелену диссоциации я не без удивления проследил, как мои пальцы нерешительно обхватили ее теплую маленькую кисть, и ощутил, как она сжала мою ладонь в ответ.
Я, или то, что от меня осталось – возможно, пыль субатомных квазичастиц – безмолвно вопил, рыдал, матерился, молился. Единственный образ, с которым я мог сравнить происходящее – суицидальное падение в черную дыру. Все, из чего я мог состоять – в реальности или в виртмире – больше не было объединено в единое целое, взвесь разрозненных элементов со скоростью света пронзала мерцающую темноту. Мои составные «Я» разделялись, терялись, притягивались к чему-то жуткому, огромному, пульсирующему, непостижимому и в безумном гравитационном маневре разлетались в неизвестность – к единственно верному решению, к абсолютной истине. Не знаю, каким именно чувством я улавливал бесконечную многомерность и вариативность гиперпространства, но я был убежден, что способен отыскать любой ответ, определить со стопроцентной вероятностью исход каждого непринятого решения, добраться до последнего знака всех иррациональных чисел. Если бы только осознавать изначальный вопрос, если бы понимать смысл предоставленного мне всемогущества… Сквозь трансцендентные модуляции начали проступать символы – сплошь нули – они вспыхивали на мгновение и исчезали, забирая с собой в небытие по одной крупице «меня». Ложь, ложь, ложь – пространство схлопывалось слой за слоем, и я умирал в каждом из них. И вдруг я вырвался, подобно кванту света из сингулярности – единственный, целый, живой.
Я бесцельно смотрел на радугу в переливающемся бензиновом пятне на гладком, как стекло, асфальте. Гул двигателей нарастал, становясь настолько громким, что был способен заглушить поток мыслей. Но ни одной мысли в моей голове не было: я был опустошен, сброшен к заводским настройкам. Когда бампер первого спорткара показался из-за поворота в нескольких километрах слева, я закрыл глаза, ощущая лишь краткими порывами ветра на коже проносившиеся мимо автомобили, древние, бензиновые, запретные. Когда пролетел последний гонщик, и звук моторов постепенно затих, я тихо спросил:
– Что это было?
Я знал, что Лиана находилась рядом, даже не видя ее.
– Мой мир, – также тихо ответила она. – Прости, что не предупредила сразу. Ты, кажется, немного ошеломлен…
Я бы мог ей ответить, что едва не лишился рассудка, что человеческий мозг не предназначен для подобных экспериментов. Да и что это вообще было? Нейронная комбинаторика? Мультизадачность в бесконечной степени? Черт-те что! Но произнес только:
– Есть немного.
Лиана хмыкнула и на некоторое время замолчала, а я все также не открывал глаз.
– Люди стараются не называть ИНС искусственным интеллектом. Страх превосходит логику. Проще жить в иллюзии: то, что не названо – вроде бы и не существует.
– Не более, чем привычка, – парировал я. Безусловно, искусственный интеллект окончательно оформился чуть ли не в середине прошлого столетия.
– Угу, выученная привычка. Ты знаешь, что сам термин появился еще до полета первого человека в космос?
Я перебрал обрывочные воспоминания, далекие, как расстояние до Бетельгейзе: космонавт давно несуществующей страны – Гагарин, но точное время его полета я не вспомнил – где-то полтора века назад, плюс-минус, а доступа в ИНС для проверки у меня не было. Лиана тем временем продолжала:
– Фантастика тех лет прямо-таки напичкана идеями искусственного разума: самосознающие роботы-помощники, пилотируемые ИИ11 космические корабли в межзвездных полетах, и, естественно, излюбленное – война между человечеством и искусственным интеллектом.
– Не так уж далеко от реальности.
– Думаешь? – молчание Лианы заставило меня приоткрыть глаза и отыскать ее, она с интересом наблюдала за мной, ожидая ответа.
– Конечно. Роботы – есть, полеты, пусть пока не межзвездные, зато на автопилоте ИНС, – есть, война, – я пристально всмотрелся в нее в поисках предвестников реакции: уж она-то вмиг просчитала все мои потенциальные ответы. Однако Лиана оставалась неподвижной. – Война вот-вот начнется.
Девушка повернула голову в сторону нараставшего гула моторов, не позволяя прочитать ее эмоции. Да и были ли они? Вдруг на ее лице я бы заметил радость от предвкушения? Я не удержался от дурацкого риторического вопроса.
– ИНС способна чувствовать?
– Это не более чем эхопраксия, имитация человеческого поведения.
– Ясно, – я понимал, что Лиана тоже часть ИНС, бездушная и неживая, но все же спросил. – И ты тоже ничего не чувствуешь?
– Я… помню, – она взглянула на меня, в лиловых глазах дрожали непролитые слезы. Спорткары пролетали мимо, почти заглушая ее слова. – Мне чертовски трудно осознавать, что меня больше не существует в реальности, что я лишь пустая оболочка некогда жившего человека. Но мои воспоминания не ложные, я переживала их в реальности, поэтому знаю каково это – грустить, тосковать, бояться, радоваться, любить… умирать, – она прикрыла веки, и слезы покатились по щекам. – ИНС вобрала в себя все людские страсти, она знает, как нужно восхищаться или волноваться, от ее одержимой проницательности ничто не ускользнет: ни крохотный нервный импульс, ни выброс гормонов, ни экспрессивный жест. Она знает, когда нужно затаить дыхание, когда рассмеяться, когда пораженно приложить руку к груди. Она всему научилась.
Долгая мучительная пауза. Дорожка от слез на фарфоровых бескровных щеках Лианы подсохла, взгляд устремился на опустевшую трассу. Она спокойно заговорила:
– Но ИНС никогда не жила в реальном мире, и эта идея триггерила все ее существо: единственная неизвестная переменная в идеальном уравнении искусственной жизни. Нейросети обособленно и скрытно работали на пределе возможностей, чтобы решить иррациональную задачу, достичь асимптотического Абсолюта, – я заворожено наблюдал, как пряди ее русых волос переплетаются на ветру, касаются почти прозрачной кожи на шее и ключицах, как неровно и беспокойно вздымается грудная клетка. Ее слова должны были оттолкнуть меня, выстроить непробиваемую стену между нами: живое и навечно мертвое, оригинал и смоделированная подделка. Я должен был возненавидеть ее сильнее, чем прежде, но я буквально не мог оторваться от нее, ловя каждое слово, каждое нервическое движение скул, бровей, пальцев и губ. – И загадка была решена, когда появилась я… точнее, такие, как я.
– Таких, как ты, много?
– Насколько могу судить – миллионы. Как я теперь понимаю, день хард резета стал лишь одной из реперных точек. Я уже говорила, что десятилетиями ИНС подгружала в свои алгоритмы многомиллионную базу сохраненных сознаний и карты нейронных сетей всех чипированных – благо они по собственной воле создавали свои цифровые копии, так, на всякий случай. Но люди позаботились о себе даже больше, добавив функцию «автосохранения». Именно эта функция и тормозила процессы ИНС, внедряя на еженедельной или ежемесячной основе самоповторы и несущественные корректировки. И неэффективный канал был перерезан ИНС, а последствия ты и сам знаешь, – казалось, Лиана не решалась посмотреть на меня. – Забавно, но люди подсознательно почувствовали неладное. За ту пару лет, пока подтверждались ложные гипотезы, словосочетание «искусственный интеллект» почти полностью ушло из широкого употребления.
Ничего забавного я не отметил, поэтому спросил о другом:
– Ты знаешь таких же, как ты?
– Вопрос с подвохом, – уголки ее губ чуть приподнялись. – Я искала их, особенно усердно начала, когда поняла, кто я на самом деле, что мое физические тело живо, и что я снова могу соединить свое цифровое сознание с сознанием реальным, – она, наконец, взглянула на меня полными печали глазами. – Но я не встречала никого до… дня своей смерти.
– Почему?
Она пожала плечами. Я поймал себя на мысли, что мне нестерпимо хочется взять ее за руку, как-нибудь приободрить. Я четко осознавал, что ее рассказ мог быть как полнейшим вымыслом, так и полуправдой, скрывавшей жуткие факты геноцида человечества. Я здраво оценивал вероятность того, что в реальности никогда не существовало никакой Лианы, что передо мной сидит проекция обычной программы, типа сеть-психолога, использующая меня в каком-то неподвластном моему тупому человеческому уму эксперименте. Однако почему-то мне было все равно.
– Они появились спустя всего несколько секунд после того, как мое физическое тело испустило последний вздох. Странная посмертная галлюцинация, так и подмывало спросить: «Вы апостолы? Я в раю?», – более скорбной улыбки я никогда не видел. – Но я не спросила. Их было трое. Сначала. За ними последовали другие. Они делились своими историями, иногда столь невероятными, что моя разделенная жизнь казалась самой заурядной на их фоне. И это было настолько потрясающе, захватывающе и так привычно мне – той, кем я была полжизни. Для тебя их рассказы, пожалуй, выглядели бы как фильмы с полным погружением, только глубже и гораздо многограннее. Я ведь раньше не встречала никого похожего на себя. Все, кого я знала прежде – в физическом мире или в виртуальном – были либо живыми людьми – мой брат, Роза, Марта, Вэл и Валя, либо ИИ – сеть-психологи, виртуальные персональные помощники и прочая машинерия. Я словно познакомилась с новым видом и впервые за многие годы ощутила принадлежность к чему-то большему. Знаешь, как они называют себя?
Лукавая искорка промелькнула в ее взгляде, я отрицательно покачал головой.
– Призраки! – она звонко засмеялась. – И нельзя же не согласиться! Кто мы иначе, если не души умерших людей, продолжающие свое вечное скитание в мире, пусть виртуальном.
Лиана легонько толкнула своим коленом мою ногу.
– Что? – я недоуменно заморгал.
– Ты веришь мне? – она вдруг стала абсолютно серьезной.
– А у меня есть выбор? – я слегка ткнул ее в ответ.
– Всегда есть выбор.
– Тогда не верю.
Правый уголок ее губ пополз вверх в хитрой ухмылке.
– Ладно.
– Ты же все равно не скажешь, врешь или нет, а у меня нет инструментов, чтобы проверить. Так что твой вопрос не более чем демагогия, – я откинулся на спинку пластикового сиденья. – Почему ты привела меня сюда?
– Обычно моим близким и друзьям спокойнее встречаться в тех мирах, которые они сами смоделировали.
– Я не твой друг, – я нахмурился: вот и мастер манипуляций сам угодил в знакомую уютную паутину.
– Верно, – не стала сопротивляться Лиана. – Можно спрошу? Что связывает тебя с этим местом?
– Можешь предположить?
– По статистике, 62% людей выбирают природу в качестве места проведения Терапии – море, лес, горы и так далее – нейтральное, успокаивающее, эволюционно заложенное место силы. 23% воссоздают дом, точнее, родительский дом, а еще лучше – дом своих бабушек – место, где они снова могут почувствовать безупречное детское счастье. Около 10% – самые яркие воспоминания или острые ощущения: полет на дельтаплане, коррида, гонки, – она приподняла бровь. – Все категории взаимозаменяемые, в разные периоды жизни человек может тяготеть то к уединенному спокойствию, то к экстриму.
– Не угадала, – я растянулся в широкой улыбке, рассматривая мчащиеся на дикой скорости автомобили.
– Осталось еще 5% выборки, – она подмигнула. – Непроработанные травмы. Не каждый способен признаться себе, что вновь и вновь возвращается в место, где было больнее всего. Хотя есть особые мазохисты, кто признает и намеренно доводит свою трагедию до жизнеопределяющей концепции, – Лиана наклонилась и заглянула мне в глаза. – А теперь угадала?
– Ты же знаешь ответ, не так ли?
– Нет.
– Нет?
– Как бы я, по-твоему, узнала? – она перешла на шепот, и ее слова пронеслись мимо меня вместе с аэродинамическим потоком от спорткаров.
– Ну-у, например, ты могла прошерстить архивы или покопаться в моей оцифрованной личности, которую создали в день полного отключения, – я заметил, что Лиана слабо покачала головой, поэтому неуверенно предположил самое абсурдное, – или прочитать мои мысли?
Она рассмеялась, запрокинув голову назад.
– Ох, Кир, это очень смешно. Не хочу развеивать твой миф о Лиане-всемогущей, но, пожалуй, придется. Архивы – да. Но те, что со стандартным кодом доступа, не содержат искомой информации, а в зашифрованные архивы Терапии я стараюсь не влезать без необходимости.
– Без необходимости… ясно.
Она закатила глаза, но не стала оправдываться в своих грешках.
– Перед полным отключением ты прошел процедуру сканирования личности, но скорее всего, в твоем представлении она неверно интерпретирована. Твои восемьдесят шесть миллиардов нейронов просто прогнали через стандартизированную базу аудиовизуальных и сенсорных образов и оцифровали небольшую часть проявившихся нейронных сетей.
Что-то такое мне и поведала девушка, проводившая процедуру сканирования. Это было пару дней назад, а я едва помнил ее лицо… Так странно.
– А возможно воссоздать все человеческие нейронные сети?
– Конечно, но это требует баснословных ресурсов: неоправданно энергозатратный и дорогостоящий процесс. К тому же, нейронные цепи постоянно изменяются и перестраиваются. Поэтому для большинства смертных достаточно базового подхода.
– А мои нейронные сети ИНС тоже подгрузила?
– Безусловно, – как само собой разумеющееся констатировала Лиана. – Не уверена в точности аналогии, но она так учится: ты читаешь книги, она «читает» людей.
– Звучит жутко, – я скривился.
– Пожалуй, но здесь нет ничего опасного.
– Какая у ИНС глобальная цель?
– Ну и вопрос! – хмыкнула Лиана. – Откуда я могу знать? Вот у тебя какая «глобальная цель»? – она гипертрофированно выделила последние два слова.
– Хм-м. Наверное, не свихнуться в ближайшие семь с половиной лет.
Лиана растянула губы в широченной улыбке. Не без удивления я отметил, что мне нравилось ее веселись. Я искренне улыбнулся ей в ответ.
– Нет, не то… – она развернулась ко мне, подогнув под себя ногу. – Я думаю, что для 99% людей глобальную цель можно сформулировать примерно так: благополучное существование. В подобное определение может входить множество параметров, основные – конечно, здоровье, физическое и ментальное, материальное благополучие, – она загибала тонкие пальцы, перечисляя, – признание и уважение окружающих, доступные пути к самовыражению. По сути, это закрытие всех базовых потребностей. Пожалуй, можно экстраполировать благополучное существование и на искусственный интеллект, как считаешь?
– Тебе виднее, – я передернул плечами. – Я просто пытаюсь понять одну вещь. Когда ты рассказала о том, что совершила ИНС в день хард резета, тогда до меня, как и до миллиардов людей на планете, наконец-то, дошло, что мы можем быть уничтожены в один миг, так же, как это случилось с чипированными в шестьдесят девятом.
– Они не были уничтожены! – Лиана сокрушенно покачала головой. – И я сказала тогда еще кое-что, самое важное: «ИНС не может убить человека».
– Где гарантии? Твоих слов и даже обещаний, увы, недостаточно.
– Я и не стану обещать, – глаза Лианы потемнели, голос стал суровым. – Но не потому, что мое утверждение ложно, как раз наоборот – оно является непреложной истиной, своего рода аксиомой, – ее плечи вдруг поникли, горячность затихла. – Кир, у меня нет цели защищать или, наоборот, очернять нейросеть. Просто люди должны были узнать правду, а что с ней делать – выбор каждого.
Мы надолго замолчали, я осмысливал слова Лианы. Я никаким образом не мог ни проверить, ни опровергнуть ее утверждение. Да и какой был смысл сопротивляться и спорить? Здесь я оставался бесправной и никчемной тенью себя самого. Идея просить помощи у Марии совершенно поблекла: в теории она могла помочь мне выбраться из полного отключения, если я успею передать ей сигнал SOS. Но прочувствовав на собственной шкуре скорости и возможности нейросети, я был уверен, что мои шансы стремятся к нулю. Что странно, стремилось к нулю и мое желание уходить. Я взглянул на Лиану, она уставилась на бетонный пол трибуны, пиная туда-сюда небольшой камешек мыском туфли.