bannerbannerbanner
полная версияПесчинка и Вселенная

Лина Соле
Песчинка и Вселенная

Полная версия

Глава 14. Исповедь

В последующие дни разговор с Анной никак не выходил у меня из головы, я анализировала каждую деталь, каждую мелочь. Даже осознавая, что все было лишь сном, скорее даже бредом, навеянным болезнью и лекарствами, я не могла отделаться от ощущения, что в нашем диалоге (или, точнее, в моем шизофреническом монологе) крылось нечто важное, что ускользало от меня всю мою жизнь. Когда мои собственные рассуждения в очередной раз зашли в тупик, я набралась смелости поговорить с Владом. У нас было не так много времени наедине, чему я внутренне радовалась. Днем Влад, Лиза и внуки занимались общественно важными делами, со мной же частенько сидела Анна, врач, а вечером семья заваливалась шумной гурьбой в бунгало, и становилось не до разговоров на щепетильные темы. И все-таки только муж мог ответить на мучившие меня вопросы.

– Как ты думаешь, я напрасно не помогла Тео? – спустя несколько дней после своего сна я все-таки уличила момент, когда Влад вернулся после ужина один, а Лиза где-то задержалась.

– Что-что? – он замер полусогнутый, так и не стянув до конца свои рабочие перепачканные краской брюки, и уставился на меня.

– Я всю жизнь несу вину за то, что убила его.

– Мира! – он выпрямился и рывком натянул брюки обратно. – Что ты такое несешь? Ты никого не убивала!

– Мне нужно поговорить с тобой об этом, – я села и прислонилась спиной к теплым деревянным рейкам.

– Сейчас? – я видела раздражение Влада в его резких движениях. – После стольких лет?

– Да, – просто ответила я.

Влад глубоко вздохнул и выглянул в окно: уже стемнело, здесь всегда рано и мгновенно опускалась непроглядная тьма. Муж небрежно свалил свой матрас и опустился на него, даже не раскатывая.

– Хорошо. О чем ты хочешь поговорить?

– Я думаю, что не искупила свою вину перед Тео. Правда, не уверена, что мне когда-либо удастся…

– Ты что, вдохновилась проповедями Виктории? – Влад саркастически хмыкнул.

– Она здесь ни при чем! Я просто думаю, что Тео хотел бы, чтобы я была рядом с Вэлом, вот и все. Пожалуй, это мой собственный путь к искуплению – быть рядом с сыном. Нашим с Тео сыном.

– То есть бросить меня? И наших детей? – его лицо исказилось в гримасе обиды или даже отвращения.

– Вовсе нет. В любом случае, все мы – взрослые люди и каждый уже может позаботиться о себе сам.

– Вэл тоже может позаботиться о себе сам! – Влад вскочил, но, видимо, осознав, что ведет себя неподобающе, словно импульсивный ребенок, нарочито медленно повернулся к окну. – Я не желаю говорить об этом.

– Ты никогда не хотел говорить…

– Мира, а о чем здесь говорить? У Тео случился инфаркт, ты… помедлила с вызовом скорой.

– Я не помедлила, и ты это знаешь, – спокойно возразила я и замолчала, ожидая, пока он посмотрит на меня. Он повернул голову, и наши холодные взгляды встретились.

– Хорошо. Ты специально не вызвала скорую, дождавшись, пока Тео умрет. Что это меняет? Он умер из-за инфаркта.

– Врачи могли успеть.

– И что? Успели бы они, откачали Тео, ты была бы тогда счастлива?

– Это другой вопрос.

– И все-таки ответь: ты была бы счастлива, Мира?

– Нет, я не была бы счастлива. Тео был домашним тираном, исчадьем ада.

– Вот и ответ на твой первый вопрос. Судьба подарила тебе шанс, которого ты могла никогда не дождаться. То, что ты осознанно выбрала немного… (он снова сделал эту дурацкую многозначительную паузу) помедлить – не самое ли верное решение в твоей жизни? Оно обеспечило тебя спокойным, свободным будущим. Или… – он вдруг замолчал и сощурил кофейные глаза, его нижняя губа чуть дрогнула. – Или ты не считаешь нашу жизнь таковой?

Я округлила глаза: не для того я заводила диалог, чтобы Влад усомнился в том, что я была счастлива всю нашу долгую совместную жизнь. Я замотала головой. Он снова отвернулся к окну и продолжил значительно тише.

– Последние дни были мучением для меня, Мира. Если бы ты знала, о чем я только не думал, пока ты была без сознания, – я заметила, как его руки сжались в кулаки. – Когда ты убежала, я был в панике, да что там, в дичайшем ужасе! Мы собрали несколько групп и отправились искать тебя, ходили по непролазным джунглям с факелами, как какие-то дикари, потому что фонарей на всех попросту не хватило. К рассвету мое отчаяние дошло до предела, я окончательно сорвал голос, но все звал и звал тебя… – Он повернулся, в его глазах стояли слезы. – Ты не можешь себе представить мое облегчение, когда, возвращаясь в лагерь уже почти на закате, Лиза подбежала ко мне и сказала, что ты жива… И мою боль (он небрежно смахнул слезы), когда я увидел тебя. Не здесь, нет. На пляже, куда тебя принесли, едва живую, где эта старая знахарка обмазывала твои окровавленные ноги какой-то зеленой жижей. А твое лицо… Мира, я его никогда не забуду – оно было даже не белым… синим.

– Папа! – мы с Владом обернулись на пронзительный голос Лизы. Она стояла в дверях, придерживая детей позади, в ее глазах пылал настоящий ужас. – Мы же договорились! Не надо об этом!

Влад замолчал и закрыл глаза, стараясь совладать с эмоциями.

– Мы еще десять минут погуляем, – Лиза замолчала, буравя нас испепеляющим взором, после чего подтолкнула малышей прочь от бунгало. Их шаги и голоса затихли.

– Я не хотела… – я начала было оправдываться, но Влад перебил.

– Я только одно хочу теперь узнать, Мира: ты правда настолько ненавидишь меня, раз хотела, чтобы я винил себя в твоей смерти, как ты винишь себя в смерти Тео?

– Зачем ты так? – шепотом вымолвила я.

– Просто ответь на мой вопрос. К чему-то же ты завела разговор о своей вине, – в его голосе чувствовалась сталь, хотя глаза были еще влажными.

– Я тебя не ненавижу, – медленно и четко произнесла я.

Уголки губ Влада приподнялись в улыбке. На миг я почувствовала облегчение, но лишь на миг – в его улыбке не было и толики тепла, лишь жестокая усмешка.

– «Не ненавижу», – он выплюнул обратно мои же слова. – Красноречиво, дорогая. Раньше, кажется, ты говорила: «Я тебя люблю».

С этими словами он вышел в темноту ночи и уже не вернулся.

На следующее утро я впервые после болезни вышла наружу, покинув уютный полумрак бунгало. Солнечный свет оказался настолько ярким, что я зажмурилась с непривычки. Ноги слегка пошатывались, а на лбу выступил пот, и я понимала, что не только от жаркой погоды – слабость обуревала меня, но находиться взаперти стало абсолютно невыносимо.

– Мира! – воскликнула Анна, она держала в руках небольшую миску с завтраком для меня. Я сделала шаг навстречу своей спасительнице. – Значит, ты намереваешься поесть снаружи?

Я кивнула, Анна подхватила меня под руку и повела к небольшой скамье с видом на океан. За несколько дней мы успели сблизиться, я знала, что Анне тоже было трудно привыкнуть к местной жизни, но она держалась молодцом, хотя бы потому, что многим требовалась ее профессиональная помощь. Мы молча уселись, и я с аппетитом принялась есть кокосовую кашу, обычный завтрак, когда кокосы растут прямо над головой.

– Я рада, что твой организм прямо-таки требует еды, – хихикнула Анна, я поняла, что она смеется надо мной, и смущенно прикрыла рукой раздувшиеся от набитой каши щеки. – Все хорошо, Мира, ешь на здоровье. Я принесу тебе сок.

Когда она удалилась, я не сразу осознала, что плачу – но то были не слезы отчаяния или боли, нет, я не чувствовала ни того, ни другого. Это были слезы очищения и блаженной радости.

– Привет, – раздался спокойный незнакомый голос позади. Я обернулась и вздрогнула. – Я – Эш, брат Анны.

«Он… брат Анны», – едва ли я успела осознать, что он имел в виду не мою сеть-психолога. Если бы она существовала в реальности, то этот юноша мог быть ее братом-близнецом или сыном: те же крупные космически-черные глаза, льняные короткие волосы, острый подбородок и длинный тонкий нос.

– Боже мой, – вымолвила я, не в силах вырваться из омута наваждения.

– Ты тоже из… – он нахмурился и, понизив голос, неуверенно продолжил, – из местных просветленных?

– Что? – я недоуменно уставилась на него, постепенно выходя из транса и мысленно проговаривая для успокоения: «Нет, он не брат моей Анны, у него совсем другие черты лица: рот слишком большой и низкие густые брови».

– Эш! – когда показалась Анна с двумя бокалами сока в руках, мои необоснованные подозрения развеялись практически полностью. Хоть волосы парня были гораздо светлее русых волос сестры, в остальном они были очень похожи – та же улыбка, та же мимика. – Не мучай мою пациентку.

– Мы даже не успели толком познакомиться, – примирительно возразила я. – Эш, мне очень приятно, я – Мира.

– Да, я знаю, – он исподлобья взглянул на сестру.

– Он так хотел с тобой познакомиться, – Анна вручила брату бокал, а второй протянула мне, после чего освободившейся рукой потрепала Эша по волосам.

– В самом деле? – я вдруг осознала, что Анна, в сущности, ничего не рассказывала об Эше за время нашего недолгого знакомства.

Парень кивнул. Я помнила, что ему пятнадцать и что он много времени проводит на берегу, занимаясь серфингом и обучая детей, кто постарше. Кажется, Лиза тоже упоминала о нем, но я не припоминала, что именно – новый заезд был большим, она о многих мне рассказывала по вечерам.

– Если хочешь, садись с нами? – я отодвинулась на самый край скамьи, хотя не была уверена, что мы втроем на ней уместимся.

– Да нет, не буду вам мешать, – он медленно отхлебнул сока и пошел прочь, я же заворожено смотрела ему вслед. Анна села рядом.

– Глаз не отвести, да?

– Что? – покраснев, я пристыжено взглянула на Анну, ведь она наверняка заметила, как я уставилась на ее брата.

– Океан, посмотри, как он красив сегодня. Правда, Мира?

Я повернулась к бескрайней сверкающей глади: длинные изумрудные волны разбивались о скалы, обрамлявшие уютный песчаный пляж, несколько пришвартованных лодок и катеров покачивались в такт дыханию океана. Я вдохнула соленый воздух и, наконец, улыбнулась.

 

Глава 15. Я тебя вижу

– Виктория говорит, что община не может принимать так много переселенцев за раз, мы просто не успеваем строить дома, – Лиза очищала большой красный батат. – Она предложила освоить новичкам ближайшие острова.

– Это кажется разумным, – ответила я, не глядя на дочь.

– Мама, как же мы тогда встретимся со Стасом? – я слышала, как Лиза гневно стукнула рукоятью ножа о столешницу и надолго замолчала. – Я с ума схожу, да?

– Ты имеешь полное право переживать, – я отложила очередной очищенный початок кукурузы и повернулась к дочери, оценивая, стоит ли уводить разговор на скользкую дорожку. – Ты изменилась здесь.

– Как? – в голосе Лизы не было раздражения, только тоска.

– Мне кажется, что тревога вытеснила из тебя всю радость. Я тебя понимаю, но очень переживаю.

– Наверное, эйфория первых дней закончилась, и с каждым днем я все меньше верю, что Стас приедет. Его же могли не выпустить или он… просто не захочет уезжать. И я даже не могу позвонить ему… – губы Лизы задрожали, она тихо-тихо вымолвила, – мама, во что превратилась наша жизнь?

– Дочка, – я притянула ее в объятия. – Он приедет, даже не сомневайся. Конечно, могли возникнуть трудности, но Стас так любит вас с ребятами.

– Ты… – Лиза запнулась, но продолжила, понизив голос, мимо нас сновали другие девушки, занятые готовкой и сервировкой столов к обеду. – Ты жалеешь о том, что мы уехали, да?

Я провела рукой по гладким волосам Лизы, раздумывая над ответом. Конечно, я жалела и мечтала при первой возможности уехать обратно. Но это бы означало оставить моих любимых здесь, одних на краю мира, без возможности узнать что-либо об их жизни на долгие месяцы или годы, если не навсегда.

– Слишком трудный вопрос, – я оглянулась, взглянув на маленькую девочку рядом: она с благоговейным усердием чистила бананы и складывала крупные бело-желтые плоды в огромное блюдо. – Давай поговорим после обеда, хорошо?

– Я после обеда помогаю с детьми, может, вечером?

Я кивнула и вернулась к своему прерванному занятию.

На обеде с Владом мы не перекинулись и парой слов, после нашей ссоры мы отдалились, как никогда прежде. Я чувствовала его и свою отчужденность, но пока не хотела ничего менять – я боялась, что стоит ему попросить, и я бы снова поставила наше общее благополучие превыше собственных желаний. Мне было нужно время, чтобы все обдумать без влияния извне. После обеда все разбредались отдохнуть – переждать жару и выбраться из убежища вместе с вечерней прохладой. Вопреки обыкновению, я направилась на пляж в надежде побыть наедине с собой. Несмотря на постоянное присутствие множества людей вокруг, я постоянно ощущала себя одинокой, непонятой. Пугало ли меня это? Расстраивало? Пожалуй, нет…

Волны лениво накатывали на берег, я уселась на то самое место, где мы сидели с Рэем, когда впервые ступили на чужую далекую землю. Сама того не осознавая, я стала чертить на песке неведомые узоры, погрузившись в свои мысли: как и где сейчас Вэл и Макс, не захотят ли они однажды бросить все и воссоединиться с семьей. Возможно, тогда все мои сомнения улетучились? Если бы, если бы…

Мое внимание привлекло что-то на периферии зрения: я обернулась и увидела на самом краю пляжа около невысоких пальм Эша, он сидел неподвижно, глаза закрыты, а руки, будто крылья, раскинуты в стороны. Я отвернулась, но неведомый магнит заставил снова взглянуть на парня. В тот самый миг он открыл глаза и, заметив меня, помахал рукой. Я ответила неуклюжим взмахом, Эш поднялся и направился ко мне.

– Привет, Мира, – он был одет в разноцветную футболку хиппи и такие же цветастые шорты. – Волны повсюду?

– В каком смысле?

Он указал на песок, где мои пальцы оставили волнистые узоры.

– Не возражаешь, если я приземлюсь?

– Конечно, – я неуверенно улыбнулась, этот мальчик слишком смущал меня. – Что ты там делал?

– Мой ритуал настройки, – он слегка нахмурился, словно не хотел делиться личным. Но я неверно расценила его эмоцию, потому что он стыдливо признался. – Наверное, это покажется нелепой дурью.

– Почему?

– Потому что я сам его придумал, но он, как будто, работает, – Эш помолчал и вдруг сказал. – Хочешь тоже попробовать?

– Хм, не знаю… Возможно.

Парень поерзал и достал из кармана крошечный карманный компас, а затем расчертил на песке стороны света.

– Только не смейся, ладно?

– Хорошо, – ответила я, но все-таки улыбнулась, не понимая, чего ожидать. Эш смерил меня пристальным серьезным взглядом, от которого побежали мурашки по спине. Пришлось отвести глаза. «Не думай об Анне, он совсем на нее не похож», – забилась внутри мысль-мантра.

– Так, садись лицом на восток, – он показал на начертанный символ «Е» со стрелкой. Я повиновалась. – Отлично. Теперь закрой глаза. Хорошо. Руки я обычно держу вот так.

Он легонько коснулся моих запястий и поднял руки параллельно земле. Его прикосновение было приятным – прохладное и мягкое.

– Лицом на восток, к восходу, к новому дню, к предвкушению, – я чувствовала, что он сел позади меня, чуть поодаль, чтобы не мешать, но достаточно близко, чтобы я слышала его тихий голос-проводник. – Спиной на запад, к закату, к пройденному дню, к полученному опыту. Одна рука указывает на север, где обитает холодное строгое рацио, вторая рука – в направлении юга, обитель чувств и эмоций. (Недолгое молчание). И ты, Мира, в самой середине. Ты осознаешь прошлое, оно обтекает тебя, как вода. Но его уже нет. Ты предчувствуешь будущее, оно перед твоими глазами. Но его еще нет. Ты здесь и сейчас, в этом моменте, который больше не повторится. Сожми кулаки, да, вот так – ты ни на миг не отпускаешь рациональность и крепко держишь сопереживание, твое сознание готово воспринимать мир и каждого в этом мире. (Снова пауза, гораздо дольше прежней). Теперь открой глаза.

Я послушалась и, прищурившись, огляделась: мир вокруг будто бы не изменился, но что-то было не так.

– Мы с Анной часто медитировали, – произнесла вдруг я и осеклась: зачем я говорю об этом мальчику?

– Какой она была?

Я резко развернулась и испуганно уставилась на Эша, одними губами произнеся: «Как?»

– Я вижу больше, чем кто бы то ни было способен мне рассказать, – сказал он, словно его абстрактное объяснение могло успокоить мое колотящееся в испуге сердце. – Ты не здесь, Мира. – Он похлопал по песку. – Ты осталась там, далеко. Даже то, как ты смотришь на океан: он есть в твоей новой жизни, в твоих мыслях, – Эш как-то нарочито бережно стер ладонью мои узоры на песке, – но ты смотришь за него, словно… не в эту реальность.

– Ты не прав…

– Я могу ошибаться, – Эш улыбнулся, смиренно и тоскливо. – Но твои эмоции не лгут.

На этих словах он поднялся, но не ушел.

– Как ты понял про Анну? Я ведь могла говорить о твоей сестре.

– Я вижу твое уныние, в глазах, в позе, в молчании, – он повернул ко мне лицо, но его почти не было видно из-за яркого Солнца позади головы Эша. – Здравомыслие может подсказать, что тебе сложно влиться в новый коллектив, что все здесь тебе чуждо, я могу также предположить, потому что ощущаю это сам, что ты скучаешь по привычному миру – Wise Eye и другие технологии… Но я заметил кое-что еще, – он присел на корточки так, что наши глаза поравнялись, я не смела отвести взгляд. – Заметил, что ты увидела во мне кого-то другого, и этот кто-то тебе очень дорог. Рацио, – он легонько сжал свой левый кулак, а затем правый со словами, – и сопереживание.

– Как ты это делаешь, Эш?

– Анна называет меня эмпатом, – он снова поднялся и сделал шаг в сторону, – и, кстати, она совсем не умеет медитировать.

Он хихикнул и направился к лагерю. Я еще долго сидела на берегу, не в силах до конца поверить, что простой мальчишка раскусил меня. Я не делилась мыслями о своем сеть-психологе ни с кем – ни с Владом, ни с Лизой, ни с сестрой Эша – в обществе не было принято выносить столь личные моменты на обсуждение с другими. Что еще Эш мог узреть в том, чего я не сказала и даже думать порой боялась?

На горизонте привычно показались грозовые тучи – они несли с собой неминуемый ливень, яростный, бушующий, но в то же время молниеносный: пройдет, словно его не бывало, и лишь блестящая ожившая природа будет благословить своего неистового спасителя. Я поднялась, не желая быть настигнутой стихией, и в этот миг заметила нечто, едва различимое на фоне надвигавшейся темноты.

Спустя двадцать минут вся община собралась на берегу, наблюдая, как четыре прожорливых катера поглощают людей и их багаж из чрева огромного круизного лайнера, зашвартовавшегося в полукилометре от берега. Звук двигателя квадроцикла заставил нас оторваться от гипнотизирующего зрелища, Виктория ловко спрыгнула и подошла к небольшой группе первопоселенцев, стоявших чуть дальше «новичков». На ее лице отчетливо читалась злость, под стать чернеющему небу.

– Мама, папа приехал? – запищала притихшая, не похожая на себя Лея на руках у Лизы.

– Не знаю, малышка, – Лиза не обнадеживала девочку, но ее рука, крепко сжимавшая мою ладонь, отражала нетерпение дочери.

Первый катер отчалил от белоснежной махины почти одновременно с первыми каплями дождя.

– Надо укрыть детей, дорогая, – Влад приобнял Лизу и чуть потянул в сторону лагеря.

– Нет, деда, нет, нет! – забила ножками Лея. Рэй, стоящий по колено в воде, озадаченно глянул на нас.

– Дождь пройдет быстро, – возразила я. Влад недовольно поджал губы и пробурчал, что принесет дождевики и брезент.

Стремительно приближавшиеся на катере люди радостно махали нам, мы отвечали им веселыми приветственными криками. Все, кроме группы Виктории, которая что-то оживленно обсуждала. Я поймала безжизненный взгляд Лизы, она покачала готовой, значит, Стаса не было на первом катере. От лайнера отчалили второй и третий, рябь на воде приближалась вместе с ними. Мужчины бросились помогать выбраться новым эмигрантам, на первой лодке были в основном женщины с детьми.

– Мама, ты видишь? – Лиза впилась ногтями мне в руку и движением головы указала на один из катеров. За пеленой дождя сложно было рассмотреть лица, но я тоже заметила две светлые короткостриженые головы. Лиза отпустила руку и зашла в океан, к Рэю. Мальчик звенящим криком разбил любые наши сомнения: «Папа! Там папа!» Они вдвоем кинулись навстречу катеру, Лея радостно скакала на руках у Лизы. Подбежавший Влад молча набросил на мои плечи дождевик и в три больших шага добрался до дочери и внуков, укрывая их от ливня. Лиза что-то прокричала ему на ухо, и Влад, как безумный мальчишка, запрыгал с экстатическим воплем: «Нико! Нико! Привет!»

В тот кинематографично растянувшийся и до ужаса сюрреалистичный момент я казалась себе счастливее, чем когда-либо за последние месяцы, мое сердце трепетало от радости за дорогих мне людей: Лиза воссоединялась с мужем, Влад – с лучшим другом. На краткий, но яркий миг передо мной забрезжил отблеск надежды: Вэл и Макс тоже приехали, вон, четвертый катер разорвал трап-пуповину и на полной скорости мчался к берегу.

Последние капли дождя бездушно потушили разгоревшееся внутри пламя.

Рейтинг@Mail.ru