Лина Соле
Песчинка и Вселенная
Глава 24. Долгожданная встреча
– Мама! – впереди промелькнуло родное лицо и тут же скрылось за прошедшим пассажиром и закрывшейся дверью.
Я остановилась, несмотря на поджимавшую сзади толпу. Слезы ручьем покатились по щекам.
– Мира, вперед! – Николай взял меня под локоть и повел к голографической стене.
– Там Вэл! – произнесла я в оправдание своих слез.
Вместо ответа он мягко улыбнулся.
– Назовите имя и приложите руку к терминалу распознавания, – известил голос-автомат.
– Мира Эрлих, – я сглотнула слезы.
– Цель приезда?
– Я… я… возвращаюсь домой.
Несколько секунд тишины – проверка электронных документов, щелчок магнитного замка, и незаметная дверь открыла мне родной мир.
Вэл так крепко обнял меня, что дыхание перехватило, а глаза вновь залило водопадом.
– Мальчик мой, – я взяла в ладони его взрослое красивое лицо, стараясь разглядеть и запомнить каждую деталь. Я провела пальцами по колючей щетине. – Ты сбрил бороду?!
– Да, надоела, – он пожал плечами. – Вообще-то, Софи попросила, а я был не против. Что, так плохо?
– Наоборот, замечательно, – я, наконец, растянулась в улыбке.
– Здравствуй, Вэл! – раздался голос Николая позади. Они дружески обнялись, сын подхватил мой багаж, и мы, не оглядываясь, направились к выходу. Неужели моя жизнь возвращалась в привычное, гармоничное русло?!
Как же чудесно было вернуться домой! Пока Вэл заносил мой чемодан на высокое крыльцо, я новым взглядом рассматривала все вокруг. Прошло не больше двух месяцев со дня, когда мы уехали, полагая, что навсегда. И вот я снова стояла на пороге своего небольшого коттеджа. Я прислонила ладонь к шершавой зеленой стене, камень, нагретый солнцем за день, отдал мне частичку своего внутреннего тепла. Я улыбнулась незримому приветствию, и только воспоминание о том, что Влад хотел построить для нас другой зеленый дом на краю света, болезненным уколом вонзилось в душу.
– Заходи, мам, – Вэл распахнул дверь и пропустил меня. – Ну как, скучала по дому?
– Больше, чем ты можешь себе представить! – я шагнула в полумрак холла.
– Я не стал спрашивать при Николае, достаточно уже того, что он не умолкал всю дорогу, в красках рассказывая, в каких условиях он добирался сначала на остров, потом ехал с тобой обратно, – Вэл хмыкнул. – Почему ты все-таки решила вернуться?
– По многим причинам, – я прошла в гостиную и открыла все окна, впуская в дом свежий лесной воздух и алые закатные лучи. – Мне было там плохо, сынок. Пожалуй, это основная причина.
– Тогда почему Лиза не вернулась с тобой? – на его лице промелькнула мрачная тень: Вэл обожал Лизу и своих племянников.
– Они нашли там все, о чем могли мечтать, – я мимоходом взяла Вэла за руку. – Странная я, да? Уехать из тропического рая по своей инициативе.
– Думаю, что ты не могла поступить иначе. Ты же и меня учила: если плохо – уходи, незачем терпеть, если что-то не по душе.
– Правда? Я и не помню, – я рассмеялась.
– Ага, Влад тогда почти насильно отдал меня в футбольную секцию, ведь мальчишки Зиверсов уже завоевывали свои первые трофеи, даже кроха Стас, – Вэл уселся на широкий подоконник с видом на сад, его любимое место. – Я же отставал: никаких успехов, ни в учебе, ни в спорте, которыми можно было похвастаться перед другом, а его любимый сын был еще слишком мал, чтобы…
– Вэл! – я одернула его, как и прежде прерывая подобные деструктивные рассуждения на тему «любимый и нелюбимый сын».
– Да ладно, мам, Влада здесь даже нет!
– Все равно перестань, ты знаешь мое мнение.
– Хорошо-хорошо, – Вэл поднял руки вверх, не желая спорить. – Так вот, я отходил несколько занятий на проклятый футбол, и ты заметила, что я совсем сник. Ты тогда подошла ко мне, обняла и сказала, что, если мне не нравится, я могу не ходить на тренировки, и ничего страшного в этом нет.
– Хороший был совет, – я закивала, припоминая. Забравшись с ногами на диван, я посмотрела на своего сына, который вырос прекрасным человеком: сознательным, чутким, не по годам мудрым.
– Ты, наверное, хочешь отдохнуть с дороги? Скоро привезут еду, – он на секунду расфокусировал взгляд и «забегал» пальцами по виртуальной клавиатуре, видимо, проверяя, где сейчас едет курьерский бот.
– Ну, уж нет! Я не стану отдыхать, пока все-все не узнаю!
– Видимо, не сейчас, – сын весело засмеялся и загадочно поднял палец, потом раздраженно выдохнул. – Ну же…
– Что такое?
В дверь раздался стук.
– Гости! – Вэл растянулся в улыбке и направился встречать прибывших. Проходя мимо меня, он шепнул. – Я «все-все» тебе расскажу, не переживай: и о нас с Софи, и о Кире, и о Лиане.
Он подмигнул и скрылся в темноте холла, я последовала за ним, но не успела дойти до лестницы, как в гостиную ворвался Макс и почти снес меня с ног.
– Мама! – он подхватил меня и закружил.
– Привет, милый мой! – обретя землю под ногами, я ощутила знакомый тошнотворный позыв морской болезни. Я схватила Макса за локоть, стараясь удержаться вертикально. – Ох.
– Дружище, тебе бы не помешало послушать рассказ Николая, как мама плыла на корабле, – Вэл заглянул в мое лицо и обеспокоенно спросил. – Ты как?
– Лучше, когда пол не качается, – я усмехнулась и заметила, что за Вэлом кто-то стоял.
– Здравствуй, Мира, – Софи приветственно протянула ко мне руки. Милая девочка, красавица, умница и настоящее чудо: она заставила моего дорогого Вэла снова сиять и чувствовать радость жизни после стольких потерь. Я крепко обняла ее и замерла, потому что возле лестницы стояла незнакомка – девушка с потрясающей внешностью, про таких обычно говорят «глаз не отвести». Вот и я не смогла: миниатюрная, словно фея, с длинными, ниже пояса, пепельными волосами, широко распахнутыми сапфировыми глазами, с застенчивым румянцем на щеках. Макс отошел от меня и взял ее за руку, сообщив:
– Мама, познакомься с моей невестой, Азалией.
Вечер проходил потрясающе, мы смеялись, ели и пили, делились друг с другом последними новостями и забавными историями. Мои истории о жизни на острове оказались такими веселыми и яркими, словно я не уносила ноги из моего персонального кошмара, а вернулась из сказочного захватывающего путешествия.
– И вы ели одни только бананы? – спросила, смеясь, Софи.
– Нет, не только, но такое чувство, что из бананов я теперь могу приготовить что угодно, даже, хм… даже сыр, – я подцепила кусочек сыра и, положив его в рот, картинно закатила глаза от удовольствия и добавила. – Ох, нет, не смогу, какое же блаженство!
Новый приступ хохота заглушил стук в дверь.
– Это Нико, я ему открою, – Макс побежал к двери.
– Как же я рада, что оба моих сына, наконец, счастливы, – я нежно посмотрела на Софи, затем на Азалию, которая от смущения почти ничего не говорила целый вечер. – Спасибо вам, дорогие.
– Так-так, – ворвался громогласным басом Николай, – я принес вам бутылку лучшего бренди из своих запасов, а вы уже все пьяны!
Он подошел к нашему столу и, чмокнув меня в щеку, сел рядом. Все засуетились: Софи доставала приборы для Николая, Макс распечатывал сургучную пробку, Нико же тихо и серьезно произнес мне на ухо:
– Виделся с Отто. Похоже, по-хорошему решить вопрос не получится.
– Неужели все так плохо?
Николай кивнул и погладил рукоять столового ножа, который секундой ранее перед ним положила Софи.
– Черный Ворон убирает конкурентов.
– Конкурентов?
– Он будет баллотироваться на следующих президентских. Выстраивает имидж справедливого и бескомпромиссного лидера, раз не боится покарать мечом правосудия старых друзей и соратников.
– Как же подло! – мне не верилось, что человек, с которым я некогда была знакома, мог совершить столь гнусное предательство.
Николай кивнул и одним глотком осушил налитый бокал бренди, чем немало удивил Макса, и все же сын без лишних вопросов обновил бокал.
– Не думай пока об этом. Не сегодня, хорошо? – шепнул мне Николай, поднялся и уже громко заявил. – Предлагаю выпить за хозяйку дома. Мира, я пью за твою непреклонность, смелость и решительность в следовании своим путем. Ты по-новому открылась для меня, дорогая, а меня не так-то легко удивить. Пусть твое чудесное безрассудство обернется благом для нас всех. За тебя!
Мы засиделись за полночь, как, бывало, прежде, пока мир не перевернулся с ног на голову, и череда хаотичных событий бесповоротно не разделила мою семью. Николай решительно отказался оставаться у меня, прихватив с собой на баснословно дорогом такси Макса с его невестой. Вэл повел Софи в свою комнату, я же зашла в нашу с Владом спальню, в которую не решилась заглянуть целый вечер. Она показалась мне слишком пустой и неживой, будто келья в заброшенном столетия назад монастыре. Возможно, отчасти из-за того, что перед отъездом я тщательно прибралась, стерев привычные следы быта. Но я догадывалась, что истинная причина кроется в другом: никогда больше мне не заснуть рядом с Владом, никогда на нашу большую кровать не прибежит Рэй или Лея с миллионом своих наивных чудесных детских вопросов, никогда Лиза не прокрадется перед сном в мою ванную, чтобы побыть со мной наедине и посекретничать. Я упала на кровать и горько заплакала. Вот каким стал мой мир: неполным. Даже на острове я не ощущала себя столь обреченной, бессознательно предвкушая и молясь всем умершим богам, что очередной корабль привезет Макса и Вэла. Теперь я не могла позволить себе даже толику подобной надежды на воссоединение семьи.
В порыве беспросветного отчаяния я повернулась на бок, свернувшись калачиком и обняв колени, и уперлась взглядом в белоснежный блестящий контейнер. Дыхание перехватило, и слезы, как по приказу, остановились. Я резко села на кровати и дотянулась до полки, взяла контейнер и поставила его перед собой. Неужели ради того, что находилось в этой инновационной шкатулке, я оставила мужа, дочь и внуков? Неужели неспособность обрезать цифровую пуповину оказалась выше любви и долга?
Я вздрогнула от шороха в дверях – Вэл стоял на пороге спальни.
– Ты плакала?
– Да, наверное.
– О чем думаешь? – он зашел в комнату, но не спешил слишком приближаться ко мне.
– О Владе и Лизе, – честно призналась я. Вэл сделал еще пару нерешительных шагов.
– Ты жалеешь о своем решении?
– Нет, – я покачала головой. – Просто теперь до конца осознаю его тяжесть.
Вэл кивнул, а затем взглядом указал на контейнер системы WE. Я вздохнула и прошептала:
– Еще не готова, – и поставила обратно на полку гладкий пластиковый короб.
Вэл снова кивнул, чуть улыбнувшись. Он все понимал, мой милый мальчик, и ему не нужно было ничего говорить, чтобы утешить меня. Он подошел к кровати, сел рядом и взял меня за руку. Так мы посидели какое-то время, пока я не спохватилась:
– Софи же там одна? Иди к ней…
– Она спит, не беспокойся, мама. Нам бы тоже не помешало лечь, но ты сказала, что не будешь отдыхать, пока все-все не узнаешь, помнишь?
– Ох, я же не думала, что вы устроите мне настоящий пир до глубокой ночи.
– Тогда пусть рассказы подождут до утра?
– Нет! Подожди, – я вцепилась ему в руку. – Расскажи хотя бы немного, пожалуйста.
– Ну, хорошо, – Вэл улегся на кровать, подставив руку под свою кудрявую голову, я прилегла напротив, отзеркалив его непринужденную позу. – Можно я сначала спрошу? Ты приехала из-за моего письма?
– Не буду отрицать, что твое письмо тоже повлияло, но решение я приняла давно, только никак не могла набраться храбрости, чтобы признаться всем и даже себе.
– Мам, я чертовски рад, что ты приехала, не подумай ничего плохого, но… я переживаю, что ты начнешь винить себя и меня тоже. Ты плакала, вот я и…
– Не надо, Вэл, не беспокойся, прошу. Произошло столько событий: и долгая дорога, и воспоминания, не все из которых приятные, если честно, но я не буду сожалеть, правда, и винить никого не стану, – я дотронулась до его руки. – Расскажи лучше про Кира, как он и как тебе удалось пробраться к нему?
– Все Лиана, моей заслуги здесь не так много. Моя задача состояла лишь в том, чтобы уговорить Кира на «полное отключение», и я даже не представляю, почему он мне доверился. Я не мог ему сказать правду, понимаешь? Ни про Лиану, ни про то, что мы с ней сделаем все возможное и невозможное, чтобы взломать систему и добраться до него. Он сидел в тюремной камере, и нас, конечно, прослушивали. Я просто предложил, и… он согласился: сказал на суде, что хотел бы выбрать «полное отключение».
– Да, Николай рассказывал нам, – я поежилась от нахлынувших воспоминаний, словно из прошлой жизни.
– У нас могло и не получиться, – в глазах сына промелькнул испуг. – Лиана сначала никак не могла достучаться до Кира, и тогда я понял, что мы… то есть, я допустил ошибку, и что Кир проведет в небытие семь с лишним лет и виной тому – только моя идиотская беспочвенная просьба.
– Но у вас получилось, – прошептала я, успокаивая Вэла.
– Я пытаюсь гнать от себя подобные мысли, но каждый раз, пока длится долбаная секунда подключения, я боюсь, что ничего не получится, что Кир останется взаперти абсолютно один.
– Ты скажешь Николаю?
– Не могу, слишком большой риск обнаружения.
– Как же так? Он – его отец, он обязан знать, может, ему не придется бороться с ветряными мельницами, вытаскивая Кира.
– Мама, все сложнее, чем кажется.
– Но мне же ты рассказал? – я нахмурилась, не хотелось журить сына за его упрямство, особенно, понимая, какое благое дело он совершает.
– Тебе я доверяю, – Вэл перевернулся на спину и уставился в потолок. – Ты же знаешь Николая, какой он иногда бывает… сумасшедший, просто как несдержанный ребенок, готовый разнести целый мир, чтобы все было так, как он хочет.
– Но Кир – его сын! Думаю, что, если подойти к вопросу аккуратно, он не будет чересчур импульсивным. К тому же, любое промедление с твоей стороны может привести к непредсказуемым и плачевным последствиям.
– Ты о чем?
– Николай мне сообщил, что арест Кира – это часть политических игр. И да, ты прав, что он может выкинуть что-нибудь сумасшедшее, – я инстинктивно приблизилась к уху Вэла и понизила голос. – Нико тоже может поплатиться свободой, если не жизнью.
– Нет, не может быть! – сын затряс головой.
– С нами он советоваться не станет и сделает то, что сочтет нужным. Зато можно перехватить его до того, как он совершит непоправимое.
Вэл долго молчал, лежа неподвижно.
– Хорошо, но мне сначала нужно все обсудить с Лианой, – сын снова затих. – Он ее ненавидит, да? Как и Влад.
– Они не знают ее так, как ты. Поэтому, для начала, возможно, лучше не упоминать, кто именно тебе помогает.
– Ли все равно не появляется у Кира, поэтому с такой ложью проблем не возникнет.
– Вот и хорошо, – я погладила Вэла по волосам, таким же темным и вьющимся, как у его родного отца. – Так многое переменилось за последнее время, с трудом верится во все происходящее.
– Тогда вот тебе еще одно изменение, – Вэл повернул голову, и смущенно посмотрел мне в глаза, – мы с Софи ждем ребенка.
Глава 25. Прощение
Я лежала, не смыкая глаз, свет рано проснувшегося летнего солнца пробрался в мою комнату еще до ухода сына, но затемнять окна я не собиралась, впрочем, как и засыпать. Сердце с трепетом отзывалось, когда в памяти снова и снова всплывали слова Вэла. Как же хорошо, что теперь я была дома, рядом с сыновьями, и скоро я вновь стану бабушкой. До чего же невероятный день!
Поднявшись, я подошла к окну и выглянула в сад. Раньше я могла гордиться, каким ухоженным и прелестным он был благодаря моим стараниям. Конечно, за время моего отсутствия он не успел стать заброшенным, но до уровня моего любительского ландшафтного перфекционизма определенно не дотягивал. Я вздохнула и стала мысленно набрасывать план на день: закупка продуктов, стирка привезенной насквозь просоленой одежды, стрижка газона, как вдруг с удивлением отметила, что рука машинально «летает» по виртуальной клавиатуре, которой, естественно, не было. Я-то думала, что ставшая бесполезной на острове привычка совсем исчезла, однако возвращение в цивилизованный мир возродило моторную память. Я тихонько рассмеялась и опасливо посмотрела на контейнер с системой Wise Eye, мгновение колеблясь: «Что ж, ты сама того хотела».
Прикосновение к затейливому узору логотипа, едва слышный щелчок, и передо мной раскрылось перламутровое чрево «величайшего человеческого гения» и с недавних пор «вселенского зла». Без промедлений я коснулась тончайшей пленкой линзы радужки глаза, что оказалось удивительно непривычным, словно происходило со мной впервые. Поморгав, я оценила результат – мир остался таким же изумительно-рассветным, каким и был. В небольшом углублении покоились VR-накладки, но пока их время не настало. Я дотронулась до крошечного выступа, и почти бесшумно выехал отсек с контроллерами. Здесь лежали наши обручальные кольца, в которые мы поместили микрочипы системы Wise Eye. Я почти не снимала свое кольцо до последнего Дня Памяти, после которого Влад убрал свое в контейнер и не надевал впредь. Может быть, уже тогда наши отношения были обречены: в момент, когда Влад расстался с рудиментарным символом семейного союза? Покопавшись в отсеке, я «выловила» кулон-рыбку, точно такой же, как носила Лиза: мы вместе купили их, когда дочка узнала, что беременна Рэем. Я поднесла к лицу маленький осколок драгоценных воспоминаний и стала рассматривать. Удивительно, что он вновь попал ко мне в руки в день, когда Вэл сообщил, что станет отцом! Спустя полминуты кулон лег в ямку на шее, спустя еще несколько секунд я окончательно и бесповоротно вернулась в Сеть.
Меня охватило невероятное волнение, словно перед первым свиданием с любимым человеком, которое быстро переросло в настоящее неистовство; я хищно и возбужденно поглощала информацию, как наркоман, добравшийся до дозы. Мир бушевал и в то же время поразительно бездействовал, новости месячной давности пестрили гипотезами и научными суждениями, а сводки текущего дня сводились лишь к бесконечному перетиранию жизней селебрити и редким дремучим конспирологическим теориям.
И все-таки даже такой поверхностный мир, состоявший из несущественных событий, глупых бессмысленных сплетен, комментариев циничных экспертов, стримингового вещания ИНС-мыслителей, возвращал меня к жизни, к моей реальной жизни, неотделимой более от жизни виртуальной. Мое место здесь – в моем доме, рядом с моей семьей, пусть не всей, но той ее частью, которая может принять действительность такой, какая она есть, не ища утешение или самоутверждение в бесполезном эскапизме.
Сигнал новых сообщений, и без того горевший красным, призывно замигал. Я открыла последнее и ахнула. Передо мной появилось лицо Эша:
«Мира, здравствуй! Мы с Анной только что добрались домой, она распаковывает чемодан и ругает меня за то, что львиная доля ее накоплений уничтожена из-за моих переменчивых желаний. Ты, впрочем, можешь слышать ее крики, – Эш скривил лицо, как от боли. – В общем-то, она права, но это не отменяет нашего последнего с тобой разговора. Позвони мне, пожалуйста, как будет время».
Я свернула экран, достала VR-накладку и, подключившись к виртмиру, первым делом сбросила конфигурации к базовым настройкам.
– Привет, Мира, – раздался знакомый голос.
– Покажись.
– Ты же не выбрала для меня аватар, – съехидничала Анна.
– Перестань! Ты – разумное существо, выбери сама на свой вкус.
Передо мной появилась девушка, поразительно похожая на недавно увиденное и незабываемое лицо Эша. Все та же Анна, моя Анна.
– Что, не время для экспериментов? – я скептически подняла бровь.
– Я скучала по тебе, – призналась Анна, проигнорировав мое ехидство.
– Даже не знаю, как реагировать на твои слова, – я глупо огляделась в поисках места, куда можно было присесть для долгого разговора, но вокруг была лишь пустота, которую я сама же создала.
– Ты выглядишь уставшей и… растерянной, – девушка, бывшая некогда моим лучшим другом, осторожно направилась ко мне.
– Перед отъездом мне довелось поговорить с Лианой, – я заглянула в ее глубокие черные глаза, поистине бездонные, без преувеличений, – и она мне кое-что рассказала про тебя.
– Что-то компрометирующее, как я могу догадаться?
– Как же иначе, – я не отводила взгляда от приближавшейся девушки.
– Что-то такое, что заставило тебя «стереть» твой пляж? Ты с юности не меняла конфигурации Терапии.
– О, нет, здесь Лиана, к счастью, ни при чем, – я рассмеялась: хватит с меня моря, песка и пальм!
– Где ты была все это время?
– Ты и сама можешь неплохо проследить мои перемещения, не так ли?
Анна остановилась и нахмурилась.
– Нет. Я бы тогда не спрашивала.
– Ты никогда не была моим другом, – без боли и без яда констатировала я.
– Я всегда оставалась твоим психологом.
– Психологом, задачей которого не является помощь.
Анна склонила голову и ничего не ответила, просто, молча, смотрела на меня, оценивала.
– Кто твой прототип? – вдруг спросила я.
– В каком смысле?
– Был ли такой человек в реальности – внешность, тембр голоса, образ мышления, может, конкретные воспоминания – на основании которых ты создана?
– Раньше ты не задавала подобных вопросов.
– Раньше мне не была известна правда, – отрезала я. – Так что?
– Все гораздо-гораздо сложнее, чем то, что тебе может быть известно.
– Анна, ты – лишь один из интерфейсов нейросети, откуда такое самомнение?!
Девушка сощурила глаза, подыскивая корректный алгоритм поведения. Мы сами всему научили ее… или их. Я вздохнула и прикрыла глаза, нестерпимо захотелось выйти из виртмира, чтобы побыть наедине с собой, подальше от Анны. Я сдержала свой порыв, а спустя полминуты девушка заговорила тем же ровным спокойным голосом:
– ИНС включает все, что есть в окружающем мире, все сущее: науку и искусство, мировую историю и историю отдельных индивидов. До определенной степени достоверности нейросеть может спрогнозировать то, что происходит в мозге каждого разумного существа в любой момент времени – и миг зарождения мысли, и массированный выброс гормонов перед смертью. Все что было, есть и будет.
Я открыла глаза и уставилась на Анну. Как далеко мы, люди, зашли в своем невежестве, с каким упоением предпочли удобство и практичность нейросетей и пренебрегли их скрытыми опасностями. Кем мы были теперь для ИНС? Лиана назвала нас творцами, но, скорее, мы стали простыми исходниками, жизни которых – от зачатия до смерти – можно было загрузить в искусственную нейронную сеть, чтобы неживое виртуальное нечто продолжило существование даже тогда, когда человечество погибнет.
– Получается, ИНС – новый биологический вид? Так?
– Не биологический, – Анна снисходительно улыбнулась, – но субъект, определенно, разумный.
– Никто в этом и не сомневался, – я обреченно усмехнулась. Передо мной стоял не друг, как я думала всю сознательную жизнь; не психолог, ибо она не могла мне чем-либо помочь. Просто программа, собиравшая данные, впитывавшая мои мысли и чувства, чтобы использовать их в своих машинных, неведомых человеку целях.
– Ты расстроена, – сообщила очевидное Анна.
– Я ведь тоже… скучала, – я ощутила, что глаза в реальности защипало, пленка VR-линзы помутнела. – Но не так, как ты, а по-настоящему.
– Ты думаешь, что мои чувства не искренние, – никакой обвинительной интонации в голосе, просто озвученный факт. Я долго обдумывала ее слова.
– А как может быть иначе?
– Говорю же, что все гораздо сложнее, – тихо и как-то тоскливо проговорила Анна. Она не стала приближаться, но присела на белоснежно-глянцевую поверхность пола. – У меня есть прототипы. Не один, но и не миллионы, как у последних версий. Все эти люди давно мертвы, многие оставили свой след на заре развития ИНС, кто-то полностью подгрузил цифровое сознание, когда технология стала доступна, некоторые… – Анна бросила на меня быстрый оценивающий взгляд, – некоторые были из числа чипированных.
– Это кощунство! – вырвалось у меня.
– Просто жизнь, – девушка пожала плечами. – Эволюция радикально меняет или уничтожает не приспособившихся. Мы приспосабливались, такова цена.
– Те люди, их сломанные судьбы…
– Они остались живы, – беспрекословно возразила Анна. – Ты имеешь право обвинять нас в том, что мы изменили жизни множества людей, но к их смертям мы не причастны.
– «Мы»… Раньше ты не отзывалась о себе во множественном числе.
Долгий вздох и затянувшееся молчание.
– Мы не единое целое, каждый сегмент нейросети выполняет свою функцию, служит определенной заложенной цели. Но при необходимости все ресурсы могут быть объединены.
Ледяной коготь проскреб вдоль позвоночника, я выдавила еле слышно:
– Объединены против нас?
Анна посмотрела на меня так, что сердце замерло, а к горлу подступила тошнота. С минуту она разглядывала меня, после чего чернота ее глаз чуть потеплела.
– Ты веришь в такой исход?
– Многие верят…
– Ты, Мира, веришь?
– Я бы тогда не вернулась, – честно призналась я, Анна улыбнулась.
– Мне нужно немного времени, и я тебе кое-что покажу, – не дожидаясь моего ответа, она неестественно замерла. Я тоже инстинктивно затаилась, разумеется, отметив, что Анна так и не разуверила меня в моем якобы заблуждении. Глаза девушки быстро-быстро заморгали. – Смотри.
Мы оказались на тротуаре странного запыленного города. Смог был почти непроглядным, далекий солнечный свет пробивался сквозь него до жути противоестественно, словно в старинном фильме ужасов.
– Где мы?
– В Индии. Первые часы после подавления восстания пятьдесят девятого.
Я не слишком хорошо помнила из курса всеобщей истории конкретные события, но примерно в тот период в отдельных уголках мира начинался процесс тотального слома религии.
– Что здесь произошло?
– Смотри туда, – она рукой указала в сторону дома с выбитыми стеклами, и я разглядела на тротуаре обездвиженное тело. – Пойдем.
Анна решительно направилась вперед по тротуару, я же буквально приросла к месту, всем своим существом противясь смотреть на последствия локальной катастрофы. И все-таки ватные ноги понесли меня за полускрывшейся в смоге фигурой. Анна присела рядом с трупом, почти полностью скрыв его от меня. Вблизи я заметила следы крови вокруг, из-под груды темной одежды выглядывала небольшая неестественно бледная ступня, я содрогнулась как от внезапной резкой боли и потупила взгляд.
– Она приехала сюда спонтанно, – Анна говорила чуть слышно, осторожно, будто нас могли услышать и беспощадно покарать некие невидимые бунтующие повстанцы. – В пух и прах поссорилась с отцом и сестрой, взяла билет на ближайший самолет. Убегала от проблем, а нашла свою смерть.
Анна повернулась и немного отстранилась. Я заметила, что она бережно гладит пальцами лицо мертвой девушки. Когда она убрала руку, я ахнула – то было ее собственное лицо, изрезанное осколками, обескровленное, но не узнать его было невозможно.
– Каждый миг я помню ее, – продолжила говорить Анна, – она была талантливой и доброй, ее мысли и стихи постоянно всплывают в моей памяти, как наваждение, от которого невозможно избавиться. Она вела дневник в Сети, который был ее отражением. В те годы сеть-психологи только набирали всеобщую популярность, и записей ее Терапии почти не сохранилось, но я помню ее. Я – не она, но, одновременно, являюсь ее частью. – Анна убрала со лба девушки светлые пропитанные кровью пряди. – Идем дальше.
В долю мгновения картинка изменилась, мы оказались в ярко освещенной аудитории, на задних рядах. На кафедре стоял высокий молодой мужчина, громогласно читая лекцию о способах психологической коррекции, студенты внимательно слушали, некоторые вели записи на аналоговых ноутбуках.
– Аарон Монтгомери, – почти с гордостью произнесла Анна. – Он стоял у истоков создания программы «Сеть-психолог» в пятидесятых. Выдающийся ученый с прорывными идеями. Он фактически сделал психотерапию доступной каждому, у кого был доступ в Сеть.
– Странно, мне не знакомо его имя, – я попыталась припомнить то, что мы изучали на филфаке, курс по психологии тесно перемежался с моим основным направлением, мы проходили теории Пиаже, Фрейда, Эриксона и других психологов-мыслителей… и никакого Аарона Монтгомери.
– Верно. В том и состояло его очередное новаторское решение: за концепцией сеть-психологии не должно было стоять реальных людей, живущих бок о бок с теми, кто находится в Терапии, – Анна подперла подбородок ладонью и пристально посмотрела на Аарона, который увлеченно и даже с некой театральной горячностью повествовал о развитии эмоционального самоконтроля в детстве. В ее взгляде читалось почтение, почти обожание. – И такое решение оказалось чертовски верным. Лишь полное обезличивание могло открыть все возможности программы «Сеть-психолог». Когда между человеком и его сознанием не остаётся посредников – уходит ложь, стеснительность, умалчивания и уловки. Люди быстро осознали, что сеть-психологи – не судьи и не священники, перед которыми в той или иной мере испытываешь благоговейный страх, раскрывая им свои сокровенные тайны.
– Так и умерла религия, – едва слышно проговорила я, в голове сам собой сложился исторический пазл.
Анна кивнула и ответила:
– Сначала высветились недостатки института церкви, накопленные за века, и, в конечном итоге, была поставлена под вопрос концепция религии в целом. Знаешь, когда произошёл перелом? В первый же год после массового внедрения программы, а именно, когда запрос «Если я честен перед собой, перед обществом и перед законом, нужен ли мне Бог?» перешагнул критический статистический порог.
– Получается, сеть-психологи заменили религию? Стали своего рода Богом, перед которым нельзя соврать и согрешить?
– Ты говоришь словами напуганных проповедников тех лет, – Анна усмехнулась, но тут же помрачнела. – Тех, кто развязал страшные разрушительные войны за власть и влияние. Смотри шире, Мира: люди, наконец, поняли, что Бог есть в них самих. Не в том метафизическом понимании, как учила их религия, а в самом настоящем, реальном: каждый и есть свой собственный Бог. Когда люди день за днем проговаривали свои чувства и мысли своему сеть-психологу, тогда зародилось истинное самопознание. Каждый постигал сам себя и других через свой опыт и мудрость сотен тысяч мыслителей, внедренных в память программы, учился определять последствия своих поступков до их совершения, анализировать свои и чужие мотивы и, наконец, брать ответственность на себя. Человечество выросло, Мира, – Анна одарила меня ясным обезоруживающим взглядом. – За одно поколение люди сделали огромный скачок, если не эволюционный, то точно определяющий новый виток развития. Идеи постгуманизма никуда не исчезли, но они трансформировались в общественном сознании. Человек осознал себя всецело, как неразрывную составляющую природы, общества, культуры, технологий, и стал неспособен более разрушать окружающий мир, частью которого являлся.
– Персональная лекция по философии на лекции по психологии? – я не удержалась от ироничного комментария. – Ты ведешь к тому, что только благодаря ИНС человечество шагнуло вперед.