Лина Соле
За твоими глазами
Глава 27
– Что с ним? – спросила Марго, практически отлепившая меня от танца с Леоном.
– Смотря что ты имеешь в виду.
– Тони сегодня какой-то слишком веселый, он перебрал?
– Нет, – я засмеялась, – он не пьет.
– Тогда вдвойне странно, – мы танцевали под зажигательную музыку. – Мы с ним встретились у туалета.
– Да? – я напряглась, Леон ничего мне не сказал по возвращении, сразу же пригласил на медленный танец. – О чем говорили?
– Да так… Он поздравил меня, пожелал кучу всего, как профессиональный тамада, – она хихикнула. – Тут я и подумала, что он напился.
– Нет, – я посмотрела в сторону одиноко сидящего за столом Леона, будто черный мазок на белом холсте.
– Еще он попросил у меня прощения за то, что причинил тебе боль, – добавила Марго и замерла, по ее лбу текли тонкие струйки пота. – Сильный поступок.
– Да, – только и ответила я, не найдя других слов от неожиданности.
– Странно, что раньше он не пошел не контакт, – музыка сменилась, и Марго плавно двигала руками и бедрами. – Может быть, все наладилось бы раньше.
– А сейчас наладилось?
– Поживем – увидим, – она чмокнула меня в щеку. – Ладно, иди к своему Тони, а то он там чернее ночи сидит.
Вернувшись к столику, я наклонилась и крепко обняла Леона под его протестующее: «Эй, задушишь!»
– Спасибо, – я поцеловала его в ухо.
– Рассказала? – без лишних предисловий спросил он.
– Угу, – промычала я, Леон развернулся и усадил меня на колени. – Почему ты попросил прощения у Марго?
– Потому что виноват.
Я нахмурилась. Музыка не смолкала, нам приходилось почти касаться лицами друг друга, чтобы расслышать.
– Ты поступил благородно, – я гладила пальцами его плечи, рубашка была новой, но какой-то шершавой, как мелкозернистый наждак.
– Где я и где благородство, Мэй? – он скорчил гримасу.
– Я чувствую, что ты – лучше, чем хочешь казаться.
– Неужели? Не ты ли называла меня садистом? – воскликнул он.
– Потише! – я сделала страшные глаза.
– Так что, не ты? – нарочно тихим шепотом переспросил Леон.
– Я, – также шепотом ответила я и, облизав губы, добавила. – Но, может быть, мне теперь даже нравится.
Взгляд Леона был переполнен эмоций: изумление, восхищение, темное желание.
– А ты – хуже, чем хочешь казаться, – он сказал настолько тихо и низко, в самое ухо, что мурашки побежали вдоль позвоночника.
Свет переключился, вдруг стало ярко, голос ведущего заявил, что через пять минут вынесут торт. Я поднялась с коленей Леона, но он потянул меня обратно и спокойно сказал:
– Хочешь пойдем? Ты ведь не любишь сладкое.
Он все знал, каждую мелочь. Знал меня лучше, чем папа, Марго и Тони… чем я сама себя знала. Он много молчал, слушая, или давал грубые язвительные комментарии, на которые я, естественно, обижалась. Он не боялся просить прощения и признавать свой цинизм и резкость. А после – после близости или после возвращения домой – я осознавала, что Леон, в сущности, был во всем прав, как бы жестко или неприятно ни звучали его слова. Каким бы агрессивным ни было его поведение – он мог что-то разбить в порыве ярости – меня он всегда защищал, даже когда я была очевидно неправа.
В ночь после свадьбы Марго я впервые призналась ему в любви. После недели фактического знакомства с самой сложной и противоречивой субличностью Тони. Леон замер и стеклянным взглядом уставился на меня в темноте, после чего поднялся из постели и вышел из комнаты, спустя минуту – из квартиры. А я осталась наедине с эхом своих слов: «Леон, я люблю тебя». Мог ли он предать меня, нарушить свое обещание? Да, я не тешила себя безоговорочной надеждой. Но самое важное – я не сожалела и не забрала бы свое признание обратно, даже если бы он настоял и убеждал, что я заблуждаюсь… даже если он в эту минуту изменял мне с первой встречной проституткой… даже если Тони увидит завтра все, что произошло, какую бы боль ни причинило ему то, что я любила другого человека и часть его самого.
Стояла уже глубокая ночь, и я просто физически не могла дождаться Леона (одного или с кем-то – плевать). День был изнуряющим: свадьба с трогательными потрясениями, бесконечными танцами до боли в ногах; растянувшаяся не на один час близость с Леоном. Я обняла скомканное влажное одеяло и крепко заснула.
– Ты так смешно сопишь.
– М? – я с трудом разлепила глаза. Тони крепко обнимал меня сзади. Значит Леон ночью или утром вернулся домой и заснул рядом. – Сколько времени?
– Без понятия, – он прижал меня еще ближе, я провела по его рукам и наткнулась на что-то чужеродное. Сон улетучился в тот же миг.
Я взяла его кисти, обвязанные грязными бинтами.
– Что это? – я даже не приняла во внимание, что Тони бесполезно было спрашивать.
– Большая глупость.
Я села в кровати и, резко развернувшись, вскрикнула от ужаса: все его лицо было избитым, огромный синюшно-бордовый набухший синяк подпирал прикрытый ярко-красный правый глаз, множество ссадин и плохо смытые темные пятна засохшей крови изуродовали любимое лицо. Шок буквально парализовал меня.
– Не плачь, Мэй, – раздался спокойный голос.
– Я не пла… – начала я, но задохнулась в своем же всхлипе. Я обхватила колени руками и уткнулась в них головой, не в силах видеть пугающую картину.
– Мэй, я идиот, прости меня, пожалуйста. Ох, Мэй, – он сгреб меня в охапку. И вдруг я осознала, что не понимаю, кто рядом со мной: Тони, узнавший, что я призналась в любви Леону и выпустивший ярость таким непривычным ему способом или так и не покинувший сознание Леон, для которого драки были обычным выплеском агрессии.
– Мне страшно на тебя посмотреть, – не поднимая головы выговорила я.
– Знаю, – тиски объятий стали сильнее. – Я не хотел тебя пугать.
– Тебе больно? – самый нелепый вопрос пришел мне в голову. Вместо ответа он запустил пальцы мне в волосы и коснулся губами макушки. – Тебе надо показаться врачу.
– Пройдет, пустяки, – я почувствовала, что он улыбается. – Какая свадьба без драки, да? Ай.
Я подняла голову, услышав, что ему стало больно. Ледяная волна обдала меня, когда я вновь увидела его, да еще так близко. Я поморщилась, как от боли.
– У тебя кровь, – я коснулась небольшой капельки крови, стекающей по подбородку из запекшейся раны на нижней губе.
– Никогда не говори мне больше то, что вчера сказала, – Леон схватил мою руку, но после столь резкого движения нежно и медленно облизал мои пальцы, испачканные его кровью. Я кивнула и опустила глаза, признавая свое поражение. Я хотела повторять снова и снова, что люблю его, особенно сейчас, но видя, к чему приводят мои слова, готова была ему даже поклясться, что больше он не услышит их.
Нас отвлек звонок моего телефона, я взяла его с тумбочки: на дисплее имя Евы.
– Черт! – выругалась и нажала «Принять вызов». – Алло.
– Майя, добрый день. Уже двенадцать двадцать, вы с Тони записаны на двенадцать. Вас ждать?
Одними губами я сказала Леону: «Ева», после чего он беззвучно рассмеялся, но тут же выругался и схватился за губы.
– Э-э, здравствуйте, Ева. У нас тут… э-э, непредвиденные обстоятельства, – мне не хотелось отменять сеанс, но и попасть на него мы уже не могли. – Леон… ну… подрался.
Молчание.
– Сегодня Леон в теле?
– Угу, – сказала я несмотря на протесты Леона, молящего замолчать.
– Я жду вас двоих в любое время сегодня.
Она повесила трубку.
– Мэй! – завопил Леон. – Зачем?!
– Почему ты от нее скрываешься?
– Ты же знаешь, как она бесит меня!
– Я хочу, чтобы мы вместе пошли на сеанс.
– Ну уж нет! – он вскочил с кровати. – Не обсуждается.
– Тогда я пойду одна.
– Пожалуйста, – он взял со стула вчерашнюю рубашку, но тут же бросил ее на пол. – Дерьмо!
Ткань рубашки оставалась такой же черной, как и прежде, но на бинтах и пальцах Леона я заметила свежую алую кровь. Я молнией метнулась к рубашке и схватила ее. Она вся была влажной от крови и, наверное, пота. Обняв ее, словно самого Леона, я выбежала из спальни и закрылась в ванной.
– Мэй, – доносилось с той стороны двери. – Мэй, открой мне!
Я включила воду в раковине и зачем-то в душе (вероятно, чтобы заглушить стук в дверь). Я погрузила грубую ткань под воду, кровь, пропитавшая ее насквозь, утекала с потоками воды в слив. Я рыдала и отстирывала незаметные пятна, надеясь, что это принесет мне очищение. Едва ли я могла мыслить логически в тот момент, но почему-то мне казалось, что если рубашка Леона вновь станет чистой, то и он сам излечится от ужасных следов драки, которую он учинил потому, что я призналась ему в любви. Что за больная причинно-следственная связь? Что за кошмарный способ решать придуманные проблемы?
Вода перестала алеть, стук в дверь прекратился. Я тщательно отжала рубашку и выключила воду. И тогда я, наконец, подняла глаза к зеркалу над раковиной: измученное заплаканное лицо, светло-рубиновые капли на щеках. Я с отвращением стерла брызги крови с лица, затем вымыла белый кафель, тоже сплошь усеянный бисеринками воды с примесью крови.
Выйдя в гостиную, я молча сунула неподвижно стоящему у стены Леону его выстиранную рубашку и вернулась в спальню. Укутавшись с головой в одеяло, я снова провалилась в сон. Мне снились кошмары, словно руки-щупальца тащат меня в горящее пекло, я цепляюсь за острые скальные выступы, безуспешно карабкаюсь вверх, а по рукам стекает кровь.
Я проснулась одна, в комнате было светло. Я абсолютно не понимала, проспала всего час или целые сутки. Я не сразу обратила внимание на тихий разговор, доносящийся из гостиной. Никак не удавалось разобрать слова, но я четко слышала, что один из голосов – женский. Живот противно скрутило: «Неужели Леон опять привел в наш дом какую-то проститутку?» Я уткнулась в подушку и застонала.
– Мэй? – шепот из приоткрывшийся двери.
– С кем ты там говоришь? – не отрывая лицо от подушки серо вымолвила я.
– Пойдем со мной.
– Я не хочу.
– Надо, – Леон начал стаскивать с меня одеяло. – И именно ты этого хочешь.
Я оторвалась от спасительной мягкости и теплоты и увидела, что раны Леона обработаны, на руках – свежие белоснежные повязки. Он мило улыбнулся, не растягивая израненные губы, а как-то забавно поджав их, и протянул мне руку.
В гостиной сидела Ева с чашкой чего-то дымящегося в руке. Она не стала подниматься, когда я выползла вслед за Леоном. Если утром я отчаянно хотела пойти к ней на прием, то теперь последнее, чего бы я желала – видеть надменную блондинку у нас в квартире.
Я села напротив нее к высокой столешнице, теплое дерево спила возвращало мне чувство уверенности.
– Не думала, что вы придете сюда, – открыто заявила я.
– Меня пригласил Леон. Удивительно, – она провожала его спокойным взглядом, пока он переносил прозрачный барный стул на мою сторону и усаживался рядом.
– Я пригласил не для себя, – хмыкнул он.
– Что тоже по-своему удивительно, – Ева поджала губы и поправила модные очки, которые, скорее, были статусным аксессуаром, нежели необходимостью. – Майя, пока вы отдыхали, Леон мне рассказал, что случилось.
Я округлила глаза. Рассказал ли он только о последствиях или упомянул и о причине?
– Ева помогла мне все обработать, – словно оправдываясь, вставил Леон. Может быть, так он давал мне понять, что рассказал только о драке. Я кивнула.
– Что вы чувствуете сейчас? – спросила Ева. Подобный вопрос она задавала и прежде, в начале сеанса или после обсуждения какого-то неоднозначного вопроса. Как я понимала, ответ был для нее неким ориентиром, маркером, от которого она выстраивала дальнейший тренд диалога. И я знала, точнее, она уже поясняла мне, что нужно описать все эмоции, переживания и боли, которые рождаются во мне в конкретный момент.
Я потерла еще заспанные глаза с опухшими веками.
– Я растеряна, – я уставилась в промасленный срез деревянного слэба, чтобы Леон не отвлекал меня. – И злюсь. Очень.
– Что является причиной злости и растерянности?
Я вздохнула. Так не хотелось говорить очевидные вещи: «Посмотрите напротив, вот причина». Но я знала, что нужно все проговорить. Чтобы услышала Ева, чтобы услышал Леон.
– Леон подрался сегодня, хотя… вчера было все так хорошо. Даже слишком хорошо. И я злюсь, что все проблемы, даже когда их нет, он решает единственным методом, – я помолчала и очень тихо добавила. – Я даже не знаю, не убил ли он того, другого…
Леон зловеще цокнул языком, Ева выставила руку, не давая ему начать говорить.
– Майя, как бы вы хотели, чтобы Леон повел себя?
– Давайте прекратим! – Леон поднялся, чуть не свалив стул.
– Мы можем продолжить с Майей наедине, – строго и быстро проговорила Ева. – Но я уверена, что вы тоже заинтересованы в том, чтобы научиться находить компромисс.
Леон кипел от злости, он явно не привык, что с ним общаются настолько свысока, но все-таки сел обратно.
– Майя? – вернулась ко мне Ева.
– Мне хочется, чтобы мы все мирно обсуждали. Мы разные и с разным отношением ко многим, да ладно, почти ко всем в мире вещам. Но… – я почти сказала: «Но все равно я люблю его», – но… мы не в тех условиях, чтобы усугублять проблемы. Нам и так досталась не самая простая… жизнь.
– Что вы имеете в виду?
– В данном случае – диссоциативное расстройство, – я покачала головой. С Леоном мы почти никогда не ныряли в эту тему. Он обычно ограничивался фразой «Я же псих», оправдывая свое нелогичное поведение. Говорить о Тони и прочих альтерах мы и вовсе перестали.
– Хорошо, спасибо, Майя. Леон, что сейчас чувствуете вы?
Пауза казалась настолько долгой, что я была уверена – он уже не заговорит.
– Боль, – вдруг сказал Леон.
– Боль физическую? – уточнила Ева.
– Нет, на нее мне плевать, – спокойно ответил он, я искоса посмотрела на его изуродованное лицо, хорошо, что он сидел ко мне здоровым не налитым кровью глазом.
– Что стало причиной вашей боли?
– Вся моя жизнь – сплошная боль и разочарование, разве не так? Уж вам-то это лучше всех должно быть известно.
– Я не делаю подобных суждений, – тон Евы немного смягчился.
– Вы не помогаете, Ева. Вы обещали, что я больше не появлюсь, – почти прорычал Леон.
– Только в ваших силах так сделать, ваших – то есть всех идентичностей. Я неоднократно повторяла, что мы прорабатываем травмирующие события, ищем общие паттерны поведения и триггеры, вызывающие смену личности. Сращение нельзя гарантировать, но сращение – главная цель, к которой мы стремимся.
Я только поверхностно слушала ее монолог-объяснение. Больше я думала о словах Леона: «Вы обещали, что я больше не появлюсь». С подобного заявления началось наше знакомство, я с первой (фактически, конечно, второй) встречи знала, что он мечтает больше не появляться в теле Тони, и что главная цель терапии – сращение идентичностей. Но теперь мысль о том, что однажды Леона просто может не стать, разрывала мое сердце на тысячи бесполезных кровоточащих кусков.
– Майя?
– М? – отозвалась я на призыв Евы.
– Как в вас отзывается идея о сращении? – она, словно ведьма-прорицательница, видела меня насквозь. Прежде я не комментировала данную тему, все мы (я, Тони и Ева) считали само собой разумеющимся то, к чему мы должны прийти в идеальном будущем.
– Я… – я растерянно смотрела на нее, чувствуя на себе пронзительный взгляд Леона. – Я не знаю.
– Что ж, – Ева не стала допытываться от меня ответа здесь и сейчас, – попробуйте следующий час провести в разных комнатах и запишите все мысли, которые в вас вызывает идея сращения личностей. Я прошу вас подойти к вопросу с разных сторон, но оценивайте только свои чувства и эмоции, не пытайтесь додумывать за других. Через час обменяйтесь записями и прочтите. Можете вслух или наедине. Можете никак не комментировать то, что прочли, или тезисно обсудите. Но если один из вас не захочет говорить – значит вы оба не обсуждаете. Задание понятно?
Мы кивнули. Когда Ева ушла, Леон сразу заявил, что не станет терять время на подобные глупости. Я же ушла в спальню, достала блокнот с ручкой и надолго замерла над белым листом. Хотелось написать так много, но никому, увы, это не было нужно.
Спустя час я вышла в гостиную, Леона не было. Я с досадой глянула на свои плотно исписанные страницы, раздумывая не порвать ли их. И потом я заметила на высокой столешнице, где мы втроем сидели с Евой, белый лист. В сердце заныло: «Неужели?» Я, боясь даже дышать, подошла и прочитала одну строчку, выведенную аккуратным незнакомым почерком:
«Я люблю тебя и не знаю, как жить с этим дальше».
Глава 28
Я смогла уснуть только под утро, когда глаза окончательно слиплись от напряжения и пролитых слез. В ту ночь я вспомнила почти забытый вкус отчаянья. И снова его причиной был Леон.
В семь зазвонил будильник, я застонала, но отыскала в себе силы подняться. Кровать была по прежнему пустой, где и с кем провел ночь Леон, я не знала. Я хотела перечитать свои записи и в миллиардный раз увидеть краткое бесконечно ценное признание Леона, но листов не было на кровати. Я вскочила и обыскала все вокруг – нигде нет. Я выбежала в гостиную в надежде увидеть Леона, но мое внимание привлек развевающийся у открытого балкона тюль.
– Леон? – несмотря на холод я подбежала к балкону и выглянула. Тонкие струйки сигаретного дыма улетали в морозный утренний воздух. – Ты куришь?
Он обернулся, избитое лицо выглядело удивленным.
– Привет! Вот и познакомились, Майя.
Если бы мой мозг был хоть немного отдохнувшим, я бы, пожалуй, догадалась, но смогла выдавить только:
– В каком смысле?
– О, я – Купер! – он затушил бычок и шагнул мне навстречу. – Рад, наконец, познакомиться, вот я о чем.
Он протянул руку, которая по-прежнему была перевязана бинтами. Я машинально пожала ее.
– Ты куришь, – скорее констатировала я, нежели спросила.
– Дурная привычка, знаю. Но редко когда получается, – он рассмеялся, но тут же взвыл и прикусил едва зажившие губы. – Что Леон, блин, наделал!
– Ты знаешь, что здесь был Леон? – я была предельно настороженной. Мозг предательски отказывался помогать мне делать какие-либо выводы.
– О да, – он усмехнулся, – вообще, не трудно догадаться. Но я знаю наверняка.
Купер с интересом рассматривал меня, я припомнила, что нежданно появившейся незнакомой мне субличности всего пятнадцать лет. Для подростка он был весьма… уверенным.
– Так ты помнишь, что было вчера?
– Не-а, – он плюхнулся на диван, и листы, исписанные моим почерком, подпрыгнули рядом. Я открыла рот от возмущения, подошла и собрала свое сокровище. Листа Леона там не оказалось.
– Ты читал?
– Что? – Купер оторвался от выбора игры на приставке. – А, не. Ну, точнее, начал, но там какая-то муть.
Я хмыкнула, но не стала комментировать его выпад.
– Здесь не хватает еще одного листка, не блокнотного, а обычного, формата А4.
– Без понятия, Мэй. Я не видел, – не глядя на меня парировал он.
– Как ты меня назвал? – я остолбенела. Откуда он мог знать, что друзья зовут меня Мэй? И откуда он в принципе знал, кто я, запоздало дошло до меня.
Купер развернулся и невинно посмотрел на меня. Если бы не его лицо в ссадинах и синяках, я бы и впрямь приняла его за подростка – какой чистый необремененный проблемами взгляд. Удивительно!
– Упс, – он пожал плечами и вернулся к выбору игр.
– Купер… – я неспешно положила листы на край дивана и села рядом. – Откуда ты знаешь?
– Я же прекрасно слышу, что они думают, – фыркнул он.
Я покачала головой, стараясь сосредоточиться, чтобы понять.
– То есть, ты слышишь мысли других личностей?
– Ну да, – он выбрал какие-то гонки и активно вовлекся в игру.
– А остальные тоже слышат друг друга?
– Неа, – его мимика была такой живой, он «отыгрывал» губами, бровями, глазами каждый поворот гоночной машины, каждый выезд с трассы. – Точнее, Тони слышит, но не умеет концентрироваться. Или просто не хочет.
«Ого! Вот это да!» – я полностью собралась, чтобы выудить у Купера побольше новых подробностей.
– Почему ты появился только сейчас?
– Что значит, «только сейчас»?
– Ну… – я совсем забыла, что Ева учила плавно вводить субличность в новый день. Самое время было исправить оплошность. – Ты не появлялся несколько лет. Сегодня десятое…
– Да-да, десятое апреля, я в курсе, – он быстро жал на кнопки. – И почему не появлялся? – Его красная машина пересекла финишную черту, он нажал на паузу и небрежно бросил джойстик на диван. – Я всегда был здесь.
Я недоверчиво склонила голову набок.
– И вчера?
– М-м, нет, вчера нет, но я… – он вдруг сузил глаза. – Ты расскажешь все Еве?
– Нет, – честно ответила я и инстинктивно посмотрела на камеру, скрытую в вентиляционном коробе.
– Ха-ха! С этим я легко разберусь, – он встал с дивана. – Пойдем, покажу.
Я безропотно проследовала за Купером. Он открыл ноутбук Тони и быстро ввел пароль. «Он знает пароль», – отметила я про себя.
– Видишь, здесь мы идем в спальню, отмотаем. Вот ты проснулась. Так, дальше, – он быстро работал с видео, параллельно что-то меняя в настройках. – Так, тут уже Леон. Здесь давай обрежем.
– Подожди, – вдруг спохватилась я. Купер послушно нажал на паузу. – Можешь еще немного промотать назад?
– Ах ты, шпионка! – он с изумлением посмотрел на меня. – Тайна за тайну, по рукам?
Он протянул мне руку, лукаво улыбаясь одним уголком губ. Я без зазрения совести пожала ее.
Купер перемотал до момента, когда на часах в верхнем углу видео высвечивалось 5.33 утра. Леон вошел домой. Купер переключил на другую камеру: я спала. Дальше мы вернулись к Леону, он снял куртку и сразу прошел ко мне в спальню. Я смотрела затаив дыхание. Хоть на темной картинке не было четко видно лица Леона, но я отчего-то чувствовала его волнение. Он склонился надо мной, немного поправил одеяло около моего лица, затем обошел кровать и взял отчетливо белеющие на видео листы.
– Нравится? – голос Леона, нет, Купера заставил меня подпрыгнуть.
– Тсс! – пригрозила я ему пальцем.
– Да тут нечего слушать, – хихикнул он, но, заметив мои злющие глаза, все же замолчал.
Леон прошел в гостиную и включил слабый свет, подсветку за экраном телевизора, и начал читать. Мое сердце мучительно сжалось в плотный узел, время растянулось до предела. Кажется, даже меняющиеся секунды в верхнем углу замедлили свой ход. Он сменял лист за листом, не меняя ни позы, ни серьезного выражения лица. Тем не менее, я даже могла уследить за тем, что именно он читает. «… Теперь я сомневаюсь, что сращение – лучший выход для Тони (зачеркнуто) для меня. В момент, когда я только узнала о болезни Тони, я не могла представить, что будет дальше. Я с опаской приняла факт самой болезни, но решительно (подчеркнуто) осознала, что несмотря ни на что хочу быть с Тони (подчеркнуто дважды). Могла ли я тогда вообразить, что Ян станет моим хорошим другом, в рассказы которого я безоговорочно влюблюсь? Могла ли я тогда предположить, что полюблю не только Тони, но и Леона…»
Когда мои небольшие блокнотные листы закончились, он разложил свой лист, на котором были написаны его слова: «Я люблю тебя и не знаю, как жить с этим дальше». Через краткий миг он безжалостно смял его. Я согнулась, как от удара, и оперлась на спинку кресла, где сидел Купер. Леон на видео вскочил, продолжая сминать в руках мое сокровище. Он метался по комнате, как ураган, не знаю, что удерживало его от того, чтобы не пробить кулаком стену. Он открыл дверцу шкафа и выбросил комок в мусорное ведро. Затем он оперся на кухонную столешницу и что-то сказал, я не разобрала. Минута, и Леон выпрямился, достал что-то из верхнего ящика и прошел на балкон.
– А вот и я, – хлопнул в ладоши Купер. Я вышла из транса и недоуменно посмотрела на него.
– Как такое может быть?
– Пусть это будет нашим маленьким секретом? – он подмигнул мне своим красным припухшим глазом и вскрикнул от боли. – Ауч!
– Конечно! – я села на край кровати, Купер развернулся на кресле ко мне. – Знаешь, я не расслышала, что сказал Леон?
– В точку, Мэй, – он перемотал видео и прибывал звук.
«Куп, давай».
– Что это значит? – я склонилась к Куперу.
– А то, что он позвал меня, – он быстро прикрыл открытый рот рукой, как будто, «нечаянно» проговорился.
Я надолго сузила глаза, не выпуская его из вида. В моей голове шла усиленная работа, после чего уставший мозг сгенерировал вывод, требующий немедленного подтверждения:
– То есть, ты можешь появляться, если тебя попросят? Вне зависимости от сна.
– Да-а-а, – шепотом протянул Купер. – И?
– Что «И»? – так же тихо и абсолютно не понимая, какого продолжения он от меня ждет, спросила я.
– Что я раньше тебе сказал?
– Я… – честно, я пыталась вспомнить, что было десять минут назад. – Я не помню. У меня была такая тяжелая ночь. И… день. Не мучай меня.
– Ты спросила, почему меня не было несколько лет.
– А ты ответил, что всегда был здесь, – я округлила глаза от неожиданной догадки. – Ты сам можешь выбирать, когда появиться!
– Именно! – он откинулся на спинку.
– Как? Как подобное возможно… технически, я имею в виду.
Он пожал плечами и закинул ноги на стул, усевшись по-турецки.
– Я вроде как всегда здесь, – он постучал пальцем по своей голове. – Только не в твоем понимании, я… хм… всегда в сознании, но редко, когда выхожу в мир, – слово «мир» он заключил в воображаемые кавычки.
Я неосознанно подтянула ноги и отзеркалила его позу.
– А другие знают? Леон ведь знает, так?
– Только он и знает. У нас с ним своего рода… – он лукаво поднял уголок губ, – договоренность.
– Какая?
– Нет, не расскажу про наши мужские дела. Ты и так уже много лишнего узнала, – он развернулся к ноутбуку. – А я здесь не закончил. У тебя есть право последнего вопроса, и наш разговор… Пф! (Он вскинул руки, изображая магический взрыв). Испарится.
– Подожди! Так нельзя! На полуслове обрывать…
– Мэй, я делаю кое-кому одолжение, – он постучал по виску, призывая меня хорошенько подумать.
«Кому? – я уставилась на Купера. – Нельзя же так издеваться надо мной!»
– Леон… – я вскочила с кровати. – Ты же можешь вернуть его сейчас? Ну… сюда, ко мне.
– Угу, – Купер как-то невесело кивнул. – Но не стану.
– Почему? – мне стало жутко обидно.
– Ему нужно время, – только и сказал он, я снова вернулась на мягкое одеяло, в которое мне тут же захотелось укутаться, как в защитный кокон.
– Я, кстати, компьютерный гений, если ты еще не заметила.
– Да… – еле отозвалась я.
– Эй, – он по-доброму улыбнулся. – Тебе не о чем грустить. Он вернется, я сам его вытащу, если он решил уйти в тень.
– Почему? – я совсем не доверяла хитрому мальчишке в теле мужчины. Моего любимого… точнее, любимых мужчин.
– Ты и сама все знаешь, – он смерил меня долгим взглядом, в котором я должна была найти ответ, после чего развернулся к экрану. – Можешь лечь, как если бы ты еще спала? Инсценируем прекрасную картинку твоего неведения. Только никому, хорошо?
– Угу, – я без лишних вопросов легла и, наконец, закуталась в манящее одеяло. Мне о многом предстояло подумать, но я не готова была просто так отпустить Купера. – Мы еще увидимся?
– Конечно, – голос сквозь быстрый звук клавиш. – Когда ты хочешь?
– Я могу выбирать?
– Почему бы и нет, – он хихикнул. – Ты же теперь посвященная.
– Сегодня вечером? Когда я вернусь с работы.
– Ох, нет, мне нечего здесь будет делать так долго!
– А что ты обычно делаешь? – я высунула голову из-под одеяла и взглянула на растрепанную русую макушку.
– Да всякое. Озаряю умы программистов-недогениев. Так себе работенка, – Купер цокнул языком. Я же нахмурилась, так и не поняв, что он имеет в виду, но решила оставить разговор на следующий раз. – Давай договоримся встретится на неделе, большего я пока обещать не могу. Время и место тоже не подскажу. А теперь, засыпай и вставай, как ни в чем не бывало, а я… – он поднялся и махнул мне. – Исчезну через, десять, девять, восемь…
Он скрылся за дверью спальни. В гостиной послышалось какое-то шуршание, затем входная дверь открылась и тихо захлопнулась.
Так Купер ворвался в мою жизнь – со множеством вопросов без ответа, удивительных откровений и тонким запахом сигарет после своего исчезновения.
Когда я вернулась с работы домой, Тони спал на кровати. Раскрытый ноутбук лежал рядом. Интересно, как прошел его день? Когда Купер уступил сознание? Возвращался ли Леон или Купер просто (как будто, на самом деле было «просто» или даже уже «привычно» для меня) заснул? Кто откроет теперь глаза, когда я коснусь его?
Я сняла пиджак и прилегла рядом. Целый день мне мучительно хотелось вернуться домой – расспросить Купера обо всем или, если бы его не было дома, хотя бы поспать, чтобы восстановить силы.
– Мэй, милая, – заботливые руки нежно прижали меня.
– Тони… – я уткнулась ему в грудь.
– У меня все адски болит, что на этот раз учинил Леон? – Тони немного отодвинулся и пристально взглянул на меня. – Меня не было двое суток, никогда раньше я так надолго не выпадал, – он замер и очень серьезно добавил. – Он ничего тебе не сделал?
Я отрицательно покачала головой и провела пальцами по ранам на лице.
– Тебе надо поменять повязки и еще раз все обработать.
– Я уже забыл, что такое просыпаться с подобной болью, не зная ни причин, ни последствий. Чертов Леон… – он откинулся на подушку и прикрыл глаза. – Когда днем я проснулся, то потерялся во времени, потерял тебя. Не стал писать, чтобы не тревожить тебя.
– Ты бы не потревожил, – я вернулась к нему на плечо.
– Как прошли выходные? Как свадьба Марго?
– Тони, – я крепко-крепко прижалась к нему. – Мне столько тебе нужно рассказать.