Лина Соле
За твоими глазами
Глава 15
Мы мчались на невыносимой скорости, снег, будто злые морские волны, разлетался из-под полозьев снегохода, раня мои ноги ледяными когтями. Я уткнулась в спину Тони: только так я могла защитить щеки и губы от недружественной стихии.
– Я не смогу тебе помочь, – еще полчаса назад твердила я ему, крепко державшему меня, сотрясающуюся от рыданий, в объятиях.
– Мне и не нужно помогать, Мэй, – он, успокаивая, гладил меня по волосам. – Только я сам могу себе помочь, – вздохнул Тони.
– Леон и Алиса… – я так и не смогла закончить вопрос, подавившись новым приступом удушающих слез.
– Нет, – спокойно ответил Тони, – клиника расторгает договор на лечение, если здесь… в общем, если в ее стенах пациенты вступят в половую связь.
– Почему он такой?
– Когда… – Тони помедлил, подбирая правильные фразы. – Точнее, если захочешь узнать, то я все тебе расскажу. Я могу только догадываться о причинах. Но у него есть поставленный Евой диагноз, точно не вспомню, что-то в духе: множественные девиации, включая, садистские наклонности и желание трахать все живое. Да, не очень-то по-научному я запомнил, – он хмыкнул.
Я до крови прикусила нижнюю губу, вспомнив, как жестко Леон изнасиловал меня, а потом ту девушку с красными волосами, привязанную к кровати. Сейчас мне было все равно – по ее желанию или нет – факт оставался фактом: Леон – садист.
– Давай я принесу тебе воды? – спросил Тони. Он хотел отступить на шаг за бутылкой, стоящей на столе, но я крепко вцепилась в него, будто к моменту его возвращения, уже потеряю его, а на его месте окажется Леон. – Мэй… – он снова сочувствующе прижал меня к себе.
– А другие? Они тоже такие?
– Нет, насколько мне известно.
– Хорошо.
Тони отстранился, аккуратно поднял мою голову за подбородок и заглянул в глаза.
– Ты боишься его? – прошептал он. Я кивнула. – Ты… хочешь уйти?
– Да, но не от тебя, – также тихо ответила я.
Мы проносились по заснеженному лесу, по дороге, известной только Тони. Точнее, никакой дороги не было – снегопад стер любые опознавательные знаки и ориентиры, и я не представляла, не заблудились ли мы. Грозная машина истошно заревела, взбираясь в гору. Поскольку мы снизили ход, я осмелилась оглянуться, холмистый ландшафт превратил однородную стену из высоких стволов и заснеженных верхушек сосен в огромное живое мифологические существо, чья шерсть неровно колыхалась вместе с порывами ветра. Когда мы поднялись на вершину, Тони заглушил двигатель.
– Хочешь посмотреть, куда мы едем? – он повернулся ко мне и поднял горнолыжную маску на шлем. Я закивала.
Тони ловко спрыгнул, и подал мне руку. Я осторожно ступила на тонкий снежный слой и заинтересованно подняла голову: сосны образовывали кронами плотный купол и оберегали землю от бесконечного снегопада, оставляя ее едва припорошенной. Мы подошли к краю обрыва, и я ахнула: внизу, метрах в десяти, текла река, скованная с берегов коркой льда. Река делала крутой поворот, огибая холм, на котором мы стояли, образуя живописную излучину.
– Видишь ту рощу? – Тони указал вверх по течению, где тонули в снегу молодые ели. – Мы едем туда.
– Здесь тоже красиво, – я не могла оторвать взгляд от бурного потока под нами, из последних сил сопротивляющегося ледяному прикосновению зимы.
– Здесь ветрено, а там я разведу костер и согрею тебя, – он заключил меня в объятья, теплые и крепкие. – Надо поторопиться, чтобы вернуться до темноты.
Когда мы добрались до ельника, Тони укутал меня в захваченный из клиники плед и принялся разводить костер неподалеку. Пламя разгоралось медленно, нерешительно и все время готово было потухнуть. Но вот стойкий упрямый огонек, наконец, захватил промерзшие ветки, и костер начал гореть в полную силу. Я подошла ближе и присела к самому огню, выставив перед собой окоченевшие руки. Аромат костра на хвойных дровах на миг вернул меня в детство, когда мы с папой коптили дома мясо, привезенное дедушкой из деревни. Наверняка, старенькая коптильня до сих пор хранилась в папином гараже. Я блаженно заулыбалась своим мыслям, не сразу заметив на себе взгляд Тони.
– Ты выглядишь такой умиротворенной, – в уголках глаз Тони появились мои любимые морщинки, которые я не видела много месяцев.
– Навеяло приятные воспоминания.
– Из детства? – предположил он. Я согласилась. – Не хочу разрушать твое внутреннее спокойствие.
– Ты хотел мне рассказать, с чего все началось.
– Это будет невеселая история, Мэй, – задорные морщинки вмиг пропали с лица Тони. Он обошел костер, расчистил заваленное снегом бревно и, присев, подозвал меня. Я устроилась на его коленях и укутала нас пледом. Полгода назад мы, также укрывшись пледом, впервые уснули вместе на крыше дома. Бесконечно далекое, навсегда ушедшее беззаботное время…
– У меня был брат-близнец. Я плохо помню его, он умер, когда мне даже не было трех лет, а в больницу он попал еще раньше, – начал Тони. Никогда прежде он не рассказывал, что тоже рано столкнулся со смертью. Я молча слушала, решив оставить комментарии на потом. – Мама говорила, что мы с ним были очень близки, все делали и всему учились вместе. Потом он резко заболел, мама месяцами пропадала в больницах, оставив меня на отца. А он, не выдерживая морального напряжения, заливал его алкоголем. Я теперь понимаю, что рос сам по себе какое-то время. После смерти Димы мама впала в депрессию, но нашла иной «наркотик». Она полностью ушла в работу, не оставляя времени на семью. Мы с Евой думаем, что именно в тот момент во мне началось разделение. Проводя бесконечные дни наедине с собой, я выдумал себе друга или собеседника – Яна. Он не был оформлен в цельную личность, не имел ни имени, ни внешности, но он был частью меня, его не страшило одиночество, он даже находил его спасительным – только так он мог спокойно фантазировать и рисовать целые миры в голове. Когда же просыпался все еще пьяный отец, время для воображения заканчивалось, и Ян пропадал. Когда мне было семь лет, мама, абсолютно измотанная работой, мужем-алкоголиком, не приносящем ни денег, ни какой-либо пользы, собрала свои и мои вещи и купила билет в один конец. Для меня она обставила все, как «путешествие перед школой». Мы поселились в небольшом деревянном доме на окраине города. Мама с проворностью лисы устроила меня в неплохую школу, до которой приходилось добираться целый час, а сама быстро нашла работу. В деловой хватке ей никогда нельзя было отказать, даже теперь. Так мы и остались вдвоем, я без сожалений вычеркнул из памяти отца, как какой-то нежелательный бесполезный элемент, создававший долгие годы только фоновый шум из пьяного бреда, и Диму, которого уже едва помнил. Я настолько свыкся с одиночеством, что вернувшаяся ко мне мама со своим сопереживанием, интересом к моей жизни и виной за все упущенные годы меня больше настораживала, чем радовала.
Тони заерзал, желая сменить позу. Я так пригрелась, но, как бы мне ни хотелось остаться в тепле его рук, все-таки пришлось подняться. Ветра здесь, как и говорил Тони, почти не было. Он тоже встал, разминая затекшие ноги.
– И вы просто остались здесь с тех пор? А когда появились другие личности?
– Скоро перейдем к ним, нетерпеливая моя, – хмыкнул Тони. – Процесс адаптации был долгим и сложным. Я казался настоящим Маугли в обществе, но мама решила действовать решительно – просто кинула меня на растерзание жестоких детей.
– Ужасно! – я нахмурилась, хоть я и не была знакома с его матерью, он всегда говорил о ней в положительном ключе. Хотя, как оказалось, я не знала слишком многого.
– Я ее не осуждаю, у нее были свои мотивы, – Тони вздохнул и пожал плечами. – Мама по-прежнему много работала, чтобы обеспечить нас. Чтобы не оставлять меня одного, из школы меня забирала бабушка. Но даже будучи маленьким я понимал, что лучше жить в старом неотапливаемом доме, чем со сварливой старухой. Хоть она и помогала мне с учебой, но постоянно исподтишка ругала маму за то, что так запустила меня, – Тони вернулся на бревно и потянул меня за собой. Когда я удобно устроилась, он продолжил рассказ. – Личность Яна в то смутное время словно угасла во мне. Зато в один летний день родился Леон. Мама радовалась, что накопила на мой отдых на море, и отправила меня в детский лагерь после первого класса. Я только-только влился в разношерстный коллектив одноклассников, как вдруг на мою долю выпало новое испытание – безуспешно противостоять агрессивным девчонкам из старшего отряда. Они откровенно издевались надо мной, но я, годами скрывавший свои эмоции и чувства, не мог даже допустить мысли, что могу пожаловаться маме или бабушке. На сеансе гипноза несколько лет назад Леон вернулся в свой первый день в моем теле. Именно он дал отпор наглым пацанкам: грубо, безбашенно, отчаянно. За ту драку меня серьезно наказали, но я не верил, что мог подраться, просто не помнил этого, хотя свидетельства были неопровержимые: маленькие гадины отстали от меня до конца смены.
– Значит, он сразу был жестоким…
– Да, увы. Вынужденная жестокость. Я не могу отвечать за его поступки, потому что не нахожу рычаги контроля.
– А я смогу?
Тони долго не отвечал, мне даже пришлось развернуться, чтобы взглянуть на него.
– Мэй, – он стянул перчатку и дотронулся теплой рукой до моей прохладной щеки, – я хочу отпустить тебя.
Я быстро заморгала, стараясь снова не расплакаться от такой обескураживающей реплики. Я видела мрачную боль в глазах Тони, отзывающуюся внутри меня молчаливым протяжным стоном. Тони тихо, но уверенно продолжал:
– Я хочу, чтобы ты была очень счастливой, чтобы все тебе давалось легко. Мне больно видеть, как сострадание в твоей отзывчивой доброй душе побеждает здравый смысл, – он сглотнул и на миг замолчал, дрожащие губы выдавали его волнение и, возможно, слезы. Он почти неслышно произнес. – Я не смогу сделать тебя счастливой, прости меня.
– Ты уже просил прощения, – я упрямо уставилась на него.
– Почему же ты тогда не слушаешь меня…
– Потому что я тебя люблю, – я крепко обняла его, по моим щекам заструились слезы. Я понимала, что жалость к Тони пересиливала во мне все прочие чувства. Но отчаянную любовь она не заглушала. Вот что привело меня вчера к Еве, что заставило меня сорваться и ехать сквозь непроглядный снегопад в неизвестную даль, что не дало мне схватить вещи и сбежать от Тони даже после всего, что я узнала.
– Ты не знаешь меня, – я слышала, что он плачет, уткнувшись в мой шарф.
– Я знаю тебя, Тони. Я не знаю их. Но скоро узнаю.
Лес потонул в сумерках, на востоке показался яркий серп Луны. Мы сидели, обнявшись, настолько долго, чтобы успокоиться и принять неизбежное – я оставалась с Тони.
– Пора возвращаться, Мэй.
Костер давно прогорел, мы быстро надели маски и шлемы, Тони укутал меня в плед и посадил на заледеневший снегоход. Прежде чем сесть, он приблизил ко мне лицо, так близко, что маски глухо стукнулись друг об друга. Я видела его серые глаза сквозь стекло, он бескомпромиссно произнес: «Я люблю тебя, Майя». И через секунду уже сидел передо мной, поворачивая ключ зажигания.
ЧАСТЬ 2
Я столько раз видел этот сон, самый желанный, самый недостижимый в реальности: она лежит рядом, такая красивая и умиротворенная. Темная комната, мерцая, исчезает, и мы оказываемся на берегу озера под сенью раскидистого дуба. Она улыбается привидевшимся грезам, ее губы блестят в лунном свете. Я переворачиваюсь на спину, чтобы не видеть ее манящих губ. Но они все равно перед моим внутренним взором, соблазнительные, влажные. Ее образ неразрывно следует за мной, где бы я ни был, что бы я ни делал. Она проросла во мне триллионом нервных окончаний, каждая моя мысль – о ней, каждый порыв – для нее, каждый вдох – ради нее. Был. Пока она не исчезла, оставив мне только сон.
Январь
Глава 16
– С добрый утром, – я прильнула к спящему Тони. – С новым годом.
– М-м, – довольно протянул он, не открывая глаз. Его мимолетная улыбка погасла, и он провалился в сон.
Оставалось только надеяться, что его не выгонят из клиники за мое ночное вторжение в его комнату. Когда он сказал, что даже на праздники не вернется в город, я в ту же секунду приняла решение встретить Новый год с ним. В конце концов, это был наш первый Новый год, пусть не романтический, но хотя бы дружеский.
Мы общались последние три недели, созваниваясь почти каждый вечер, кроме тех дней, когда пробуждались другие личности. В подобные молчаливые дни я ощущала себя покинутой, но отважно гнала от себя депрессивные мысли. Я пару раз приходила на сеансы к Еве, где она рассказала мне о Яне, Леоне и Купере, дала рекомендации, как себя лучше вести, что не следует говорить. Максимальная непринужденность, краткое введение в последние события, если потребуется, и, конечно, простое человеческое знакомство.
– Ты такой соня, – я нежно провела кончиком ногтя по лбу, носу и губам Тони. Он растянулся в улыбке. И, прогнав не отпускающие сны, наконец, открыл глаза.
Когда Тони молниеносно сел в кровати и в ужасе уставился на меня, я догадалась, что передо мной вовсе не Тони. Я так напугалась, что напрочь забыла все рекомендации Евы.
– Привет, – наконец вымолвила я. – Я – Майя.
– Какого… – он нахмурился и вскочил на ноги. – Нас, на хрен, выгонят отсюда. Эта стерва меня не раз уже предупреждала.
– Леон? – догадалась я.
– Встань, блин, из моей постели, – он быстро натянул вчерашнюю футболку Тони. Вспоминая диагноз Леона, озвученный Евой, я даже зауважала рассерженного незнакомца: сохранить место в клинике ради Тони было для него важнее случайного секса с уже полураздетой девушкой в его кровати. Хоть какие-то высшие ценности у него были… Возможно.
– Подай мне платье, пожалуйста, – спокойно попросила я. Леон раздраженно развел руками, прошипев: «Какого хрена?!»
Знакомство пошло не по плану. Впрочем, с Леоном мне уже доводилось общаться, ничего нового пока он мне не продемонстрировал.
– Прошу, отвернись, – мне совершенно не хотелось испытывать его силу воли и рисковать своей безопасностью. Но он лишь ухмыльнулся и демонстративно сел на диван, сложив руки на груди.
Я шумно выдохнула, собрала всю храбрость и вылезла из-под одеяла. На мне было только кружевное белье. Хоть с Тони мы формально не нарушали запретов, установленных его договором с клиникой, но мы явно перешагнули черту дружбы. С максимально доступной мне грацией и гордостью я прошла к столу под безотрывным взглядом Леона. Пока я надевала тонкое шерстяное платье, он процедил под нос:
– И что он в тебе нашел?
Я неспеша расправила складки ткани, переваривая обидный комментарий. Я заранее выстроила возможные линии поведения с каждой из субличностей Тони и теперь, когда первый шок утих, начала действовать более решительно.
– И что же тебе во мне не нравится, Леон? – я села на край кровати и посмотрела ему прямо в глаза. Удивительно: на первый взгляд передо мной сидел Тони – те же волосы, те же глаза, те же губы и нос, то же тело, но мельчайшие детали выдавали в нем другого человека. Например, Леон периодически зачесывал пальцами непослушные отросшие волосы назад и забавно кривил верхнюю губу, когда злился, сильнее обнажая выпирающие клыки. Я поймала себя на мысли, что как бы неприятно было общаться с этим грубияном, все же мне было интересно наблюдать за ним и подмечать отличия от Тони.
– Слишком тощая, – пренебрежительно бросил он.
– Твоими стараниями, – хмыкнула я, но он пропустил мой комментарий мимо ушей.
– Так, давай собирайся, – он встал с дивана и направился к двери, – надеюсь, знаешь, где выход.
На этих словах дверь за ним закрылась, я осталась в комнате одна.
Леон не умел контролировать агрессию, о чем я знала, как знала и то, что у него и прочих «подселенцев» Тони был целый набор психологических расстройств, настоящее «комбо» для любителя покопаться в чужой душе: Ян был ярко выраженным шизоидом, что казалось на первый взгляд довольно безобидным и даже походило по описанию Евы на моего папу; нарциссические проявления Купера в целом проявлялись нечасто, как и он сам – кто знает, может, мне даже не доведется с ним когда-либо познакомиться. Леон был эмоционально неустойчивым, что пугало меня больше всего, хотя к импульсивным людям я привыкла давно – Марго определенно была немножко сумасшедшей, но ей безумно шла подобная экспрессивность в выражении спонтанных чувств и эмоций. Кроме прочего, я также знала, что Тони последние месяцы находится в глубокой депрессии и снова принимает лекарства.
Когда дверь открылась, я даже не стала оглядываться, продолжая как ни в чем не бывало заправлять постель. На мое удивление никаких агрессивных действий или гневных слов не последовало, я даже подумала, что Леон снова удалился, но обернувшись, обнаружила его стоящим на пороге.
– Нам нужно поговорить, – наконец вымолвила я. Он безучастно прошел к дивану и сел на то же самое место. В его взгляде не было недавней злобы, что меня несколько успокоило. Я разгладила и без того ровно лежащее покрывало и набрала побольше воздуха. – Леон, я хочу, чтобы ты знал, что Тони мне очень дорог, и я… хочу лучше узнать тебя. Странно, конечно, но мне, правда…
– Спрашивай, – вдруг сказал он, слишком спокойно, слишком отрешенно. Готов ли он был к откровенности или хотел побыстрее избавиться от меня? В любом случае, его вдруг улучшившееся настроение еще больше заставило меня нервничать. Я села на кровать, поджав под себя ноги.
– Чем ты обычно любишь заниматься? – я смутилась от своего глупого вопроса и нахмурилась.
– Здесь? – он уставился на меня, я робко кивнула. – Здесь нечем заниматься, тухлое место, куча психов.
Он фыркнул с отвращением.
– А в городе?
– Мои увлечения тебе не понравятся, – он с вызовом посмотрел мне прямо в глаза.
– Я… помню, – я не отвела взгляд, отметив неприятный горький комок в горле.
– Неужели тебе настолько дорог Тони, – на его имени, он оскалил зубы, став похожим на зверя, – что ты готова терпеть меня?
– Я здесь, чтобы договориться с тобой, – я все так же безотрывно следила за ним. Как бы мое сердце бешено ни стучало внутри, снаружи я должна была выглядеть пуленепробиваемой. – Я не желаю больше видеть то, что видела в прошлый раз.
– И что же ты видела? – Леон, ухмыляясь, поднял бровь. – Давай, Майя, скажи, что ты больше не хочешь видеть.
– Как ты трахаешь других, – прошипела я, злость наполнила меня доверху.
– И с чего ты решила, что можешь ставить мне какие-то условия? – Леон нагнулся вперед, проедая меня взглядом насквозь, в его тон вернулся привычный яд. Я вскочила с кровати, готовая то ли к броску, то ли к бегству.
– Я люблю его, – слишком громко произнесла я. Леон поднялся, и направился ко мне. «Вот черт!» – только успела подумать я, как он в два шага преодолел расстояние между нами и остановился в десяти сантиметрах от меня. Я могла бы поклясться, что он был на голову выше Тони. Или я настолько сжалась от страха?
– Мне насрать, что ты его любишь, – выплюнул он. – Хочешь договориться, да?
Я, словно мышь перед удавом, в ужасе смотрела в его гипнотизирующие стальные глаза, не в силах отвести взгляд, и нашла в себе силы, чтобы лишь слабо кивнуть.
– И что же ты можешь мне предложить? – он довольно грубо провел пальцем по моей нижней губе и выше поднял мою голову за подбородок.
– Тебе… – «я же репетировала, что за дуреха!» – тебе достаточно будет… меня?
– Ты ненормальная! – Леон громко расхохотался и разжал пальцы. Я сделала шаг назад и уперлась спиной в стену, давая себе короткую передышку. Он продолжал смеяться и был так похож на Тони – волосы снова небрежно растрепались, беззаботный смех и мои любимые солнечные морщинки вокруг прикрытых глаз. Но тревожное осознание, что передо мной вовсе не Тони, мучило еще больше.
– Ты не ответил, – я шепотом прервала его спонтанное веселье.
– Ты не понимаешь, что несешь!
– Почему?
– Потому что, – он снова стал пугающе напряженным и строго произнес, – мне никогда не будет достаточно только тебя.
– А, – выйдя, наконец, из ступора, я проскользнула мимо Леона и взяла свою сумку.
– Уходишь? – спросил он, я не видела его лица, но чувствовала сарказм в его тоне.
– Хочу поесть, – я достала телефон, нарочито громко поставила сумку обратно на стол и вышла из комнаты.
Глава 17
– Майя! – широкая белозубая улыбка Алисы встретила меня в кафе. Миниатюрная девушка поднялась из-за своего крошечного столика и быстро направилась ко мне. – Что ты здесь делаешь?
– То же могу и тебя спросить, – я не закладывала ироничный подтекст, скорее пустое кафе побудило меня задать подобный вопрос, но Алиса расхохоталась. – Я имею в виду, что многие поехали домой на новогодние праздники.
– Решила остаться, – она пожала плечами, и быстро сменила тему. – Как там Тони?
Я тяжело вздохнула и задумалась, стоит ли ей что-либо рассказывать.
– Сегодня я познакомилась с Леоном, – я робко взглянула на Алису, ожидая ее реакции. В прошлый раз после упоминания Леона у нее с Тони случился конфликт, но девушка не смутилась.
– Мерзкий тип, да?
– Я совсем не знаю его… – я вздрогнула и обернулась на шаги за спиной, но вошедший в кафе парень оказался не Леоном. Алиса дружелюбно махнула ему и вернула внимание к нашему разговору.
– После того, как он с тобой поступил? – она расширила глаза, после чего шепотом добавила, – Прости, Тони запретил мне обсуждать с тобой Леона.
Наш краткий разговор о Леоне подошел к концу. Мы направились к буфету, чтобы взять мне завтрак. Пока я изучала небольшое незнакомое меню, Алиса заговорила с тем парнем, который минуту назад вошел в кафе. Я отметила, как они смотрели друг на друга, едва заметные мелочи в них обоих выдавали взаимную симпатию: Алиса часто облизывала губы, а парень – сдерживал улыбку и не отводил он нее взгляда медовых карих глаз.
– Майя, с новым годом, – знакомый голос Елены отвлек меня от парочки.
– С новым годом, Елена!
– Что хотите поесть? Сегодня не очень большой выбор, у нас всего семь человек осталось на эти дни в клинике.
– Можно мне творожную запеканку и чай, – я снова оглянулась. – А сколько здесь обычно пациентов?
– Не больше двадцати пяти, – она достала из холодильника тарелку и поставила ее в микроволновку. – Со многими я уже много лет знакома, но больше радуюсь, когда ребята не возвращаются сюда. Вам джем или сгущенку?
– Я не очень люблю сладкое, – я взяла теплую тарелку, стакан с заботливо налитым Еленой чаем и, поблагодарив, направилась к ближайшему столу. Через несколько секунд напротив меня села окрыленная Алиса.
– Если хочешь, можешь пойти к своему другу, – я посмотрела на темноволосого парня, одиноко завтракающего за столиком у панорамного окна.
– Мы и так проводим с Даней подозрительно много времени. Лучше составлю тебе компанию, – Алиса беззаботно улыбнулась. Мне хотелось расспросить ее и о Леоне, и о том, почему она не уехала на праздники (хотя я уже подозревала), но эти темы были табуированы на всех уровнях. – Как вы вчера отпраздновали?
– Довольно… скромно, – я жевала запеканку и размышляла о том, что давно так тихо не встречала Новый год. – По-семейному спокойно. А ты?
Я машинально бросила взгляд на Даню, отчего Алиса не сдержала смешок.
– Угадала, – она показала ряд мелких жемчужных зубов и подмигнула оглянувшемуся на нас парню. – Из-за него я и осталась здесь, хотя мне официально разрешили вернуться домой, хоть на праздники, хоть насовсем.
– И ты не хочешь обратно в город?
– Меня там никто не ждет, – Алиса даже не сменила улыбку на досадное выражение лица или хотя бы озабоченное. – Ты, наверное, думаешь, что моя семья страдает, пока я прохожу очередное лечение. Но, увы или к счастью, это не так. Отец готов платить сколько угодно, чтобы я не создавала ему проблем, а матери всегда было безразлично.
– Так… печально, – лучшего слова я не подобрала, хотя понимала, что Алиса не согласится со мной.
– Я тоже так думала лет десять назад, жалела себя, плакала, добивала свою и без того больную психику. Знаешь, все психиатры и прочие мозгоправы настаивают: «Нужно научиться прощать». А я им всем отвечаю: «Идите в задницу со своим прощением», почему я должна всех прощать? Почему мне нужно переломить свою гордость, признать, что я – ненормальная, а поведение моей семейки – «то, с чем нужно смириться и простить»?
– Я не думаю, что психиатры именно это имеют в виду, – я снисходительно улыбнулась.
– Да плевать! Плевать на то, что они говорят и что имеют в виду – Алиса откинулась на спинку и задумчиво уставилась в окно, поверх обеспокоенного Дани.
Даже не имея психологического образования и минимального бэкграунда, можно было утверждать, что Алиса хранила в себе непрощенную обиду на свою семью. Мне было одновременно странно и легко находится в обществе этих сломленных людей: каждый из них, как и я, пережил в детстве какое-то страшное и пугающее событие – будь то смерть брата или холодность и нелюбовь матери, мы все сталкивались с болью, которую не в силах была принять и «переварить» наша детская незрелая психика. Я не чувствовала себя прежде настолько понятой, даже не рассказывая о своей личной трагедии. В то же время я подсознательно понимала, что прошла через трудности не растеряв себя, взрастив в себе психологическую устойчивость, которой так не хватило маленьким Тони и Алисе. Возможно, потому что в моей жизни так вовремя появилась Марго? Мне захотелось приободрить девушку, сидящую напротив.
– Хочешь, можем сегодня покататься на снегоходе? – я заглянула в ее глаза. – Правда, я не умею им управлять.
Алиса улыбнулась одним уголком губ, но ничего не ответила. Оставалось только надеяться, что я не качнула маятник ее болезни в деструктивную сторону.
– Привет, – я не заметила, как к нам подошел Даня, – Алиса сказала, что вы – подруга Тони.
– Садись, – она подвинула соседний стул.
– Ты расстроена? – Даня не стал знакомиться со мной, он сразу склонился над Алисой, словно ограждая ее от меня. Она покачала головой и коснулась маленькими пальчиками его крупной жилистой руки. Я отметила, что Даня, несмотря на высокий рост, слишком худощав: черная майка болталась на нем, как на манекене, а узкое лицо казалось изможденным.
– Можно с тобой поговорить? – голос из-за спины заставил меня подпрыгнуть. Леон лишь слабо кивнул «своей подруге» Алисе и ее защитнику. Я растерянно смотрела то на девушку, то на Леона пока он настойчиво не протянул мне руку.
– Еще увидимся, – я кинула извиняющийся взгляд на ребят, взяла Леона (Леона!) за руку и направилась за ним в коридор, а затем в его комнату.
– Пойдем на улицу, – в его словах не было вежливого вопроса, но тем не менее я открыла шкаф и достала куртку.
– Думаешь, так проще будет меня выгнать? Просто не впустишь обратно?
– Заманчивое предложение, – он уже привычно зачесал назад пальцами волосы и потянулся за своим пальто. – Надо обсудить условия.
– Условия? – непонимающе повторила я.
Ничего больше не говоря, он нетерпеливо помог намотать мне длинный шарф, который я никак не могла подцепить рукой, и потащил за собой на морозный январский воздух. Мы направились в сторону ворот.
– А тебе не нужно кого-то предупредить? – я спешила за Леоном.
– Уже, – только и ответил он. Звук разблокированной сигнализации моей машины заставил меня остановиться. Леон резко повернул в сторону моргнувших фар, не сменяя быстрого темпа.
– Эй! – я остановилась и развела руками, такой наглости я точно не ожидала. Хотя… это же был Леон. Когда он начал открывать водительскую дверь моей машины, я настигла его со спины и яростно захлопнула ее. – Даже не думай!
– Серьезно? Запретишь мне?
– Отдай ключи! – я не собиралась отвечать на его дурацкие выпады-вопросы.
– Выглядишь злой, – он наклонился к самому моему уху, я почувствовала, что в руку ткнулся холодный метал ключа, – мне нравится!
Только сейчас я осознала, что за пределами клиники я оставалась максимально уязвимой: ни камер, постоянно следящих за каждым темным углом, ни договорных обязательств, запрещающих секс между пациентами. Леон направился в сторону пассажирской двери, а я судорожно оценивала собственные риски. Если я хотела остаться с Тони – придется научиться доверять Леону. Я потянула за ручку и села в автомобиль.
– Куда хочешь поехать? – я пыталась изо всех сил держаться непринужденно.
– Плевать, просто отсюда.
Я надавила на педаль газа, у меня оставалось единственная возможность не перешагнуть точку невозврата – закрытые ворота. Я тайно надеялась, что Леон не предупредил персонал, и ворота нам никто не откроет, но железная махина начала свое безразличное движение в сторону.
Как только мы выехали, Леон, казалось, несколько расслабился.
– Ненавижу это чертово место, – он вцепился руками в свои колени. – Паршивое реалити-шоу.
– Ты про камеры?
– Про камеры, про все бесконечные обсуждения, выворачивание меня наизнанку, – он раздраженно посмотрел на меня, но его злоба была направлена не на меня.
– Ты же… не хочешь сейчас сбежать? – я все еще не донца понимала его мотивов.
– Майя, не дури, если бы я хотел сбежать отсюда – то сбежал бы уже давно.
– Тогда я не понимаю…
– Ты вообще ничего не понимаешь, – он злобно хмыкнул. Я поджала с досадой губы и нахмурилась, заметив это, Леон решил добавить. – Если уж начистоту, все нормально – я тоже ни хрена не понимал поначалу.
«Откровенность от Леона – что-то новенькое», – отметила я с надеждой.
– А теперь понимаешь? – мне показалось, что лучшего момента расспросить может не представиться.
– Это не жизнь, – он отвернулся к своему окну, но хотя бы не замолчал. – Какая-то жалкая пародия. Проживаешь день, провал, просыпаешься – незнакомые люди, незнакомые места, проживаешь еще один день, провал. И все по кругу. Чертовы американские горки, только бы орать от ужаса, а некогда – есть только день на жизнь. Припаркуйся здесь.
Я проехала мимо кармана, на который он указал, полностью погрузившись в обдумывание его слов, пришлось сдать назад. Узкая проезжая часть, затерянная в бесконечном сосновом лесу, километры одинаково ровных стволов с зелеными верхушками, метровые снежные сугробы по обочинам и ни одной встречной или обгоняющей машины. Я отключила печку, внутренний страх обдавал жаром. Мы были одни. Я ждала.
– Я не убегаю отсюда, потому что надеюсь, что они сделают так, чтобы я больше никогда не проснулся, – он смотрел стеклянным взглядом на пустое шоссе. А потом повернулся ко мне, в его глазах стояли слезы, что абсолютно выбило почву у меня из-под ног: я ожидала чего угодно, только не плачущего Леона. Я инстинктивно коснулась его руки, желая поддержать и успокоить, но он брезгливо скинул мою ладонь и прошипел. – Не надо!
Я закачала головой, словно очнувшись от секундного помутнения, и засунула руку себе под ногу, чтобы ненароком не потянуться к нему снова.