Лина Соле
За твоими глазами
– А тебе не все равно? – я задала заведомо бесполезный вопрос, просто чтобы позлить, чтобы спровоцировать. На что? Зачем?
Мрачный взгляд исподлобья, глубокая морщина на переносице (никогда прежде ее не было), руки, сжатые в кулаки, тяжелое дыхание. Леон казался оголенным проводом – дотронься – убьет. И вдруг все пропало: ладони расслабились, лоб расправился, взгляд посветлел. Он подошел ко мне и сплел наши пальцы. Дверь кабинки распахнулась, девушка включила кран с водой, помыла руки, исподтишка поглядывая на нас – обычную парочку в обычном баре – и вышла. Мы еще долго стояли неподвижно, держась за руки и не произнося ни слова. Кто-то заходил и выходил, они были лишь фоновым шумом, никто и ничто не могло прорваться в наш мир.
– Ты хочешь, чтобы я остался?
– Да.
– Навсегда?
– Да.
Леон завел мои волосы за ухо, нежно провел по голому плечу.
– Ты простишь меня? – спросил он.
– Да, – в третий раз ответила я.
– Я не смогу пообещать тебе, что стану другим, – его большой палец гладил мою шею, там, где притаились уже совсем незаметные следы от шипов. Он этого, конечно, не мог знать, и все-таки подсознательно чувствовал.
– И не нужно, – свободной рукой я коснулась острых заклепок, которые и были самой сущностью Леона – ощетиненный на весь мир мужчина-ребенок. Но я снова ощущала себя не вне, но внутри его Вселенной. Как днем на пляже, когда он полностью открылся мне, доверился. Я просочилась в него, в самую сердцевину, ни одна его броня не могла противостоять мне.
– Я не хочу, чтобы ты говорила о других, – шепотом отозвался он.
– Я и не говорила. Ты сам начал про Тони…
– Нет, не то, – он затряс головой. – О других девушках, я имею в виду. Не важно сколько их было, не важно, как это было, – он нахмурился, и снова досадно покачал головой: он просит не говорить о них, а сам вдается в подробности. – Я хочу, чтобы ты знала, что не существовало таких, как ты. И не будет никогда. Вот так. Просто хочу, чтобы ты знала. Не обобщай больше, хорошо?
Я робко улыбнулась и кивнула.
Спустя час мы лежали на огромной кровати нашего номера, мое белоснежное платье падшего ангела и его дьявольская кофта небрежно лежали на банкетке возле кровати.
– Я подумала, что ты убьешь его, – я гладила гладкую грудь, она спокойно вздымалась и опускалась. – Того парня в туалете.
– Я бы мог. Если бы он был на дюйм ближе к тебе, то, наверное, поплатился бы жизнью за свою безумную смелость.
– Я боюсь за тебя, – призналась я.
– Что я – спятивший псих? – он невесело, но беззлобно засмеялся.
– Нет, – я прижалась к нему сильнее, вдыхая запах его тела. – Что тебя покалечат или убьют.
Молчание.
– Я не думал об этом раньше.
– Теперь думай, когда пойдешь крушить все и всех вокруг.
– Ты так строишь свою просьбу? – я не видела его лица, но чувствовала – он улыбался. – Даже не: «не дерись» или «не круши все вокруг»?
– Ты сказал, что не изменишься, – отозвалась я. Щупальца сна начали затягивать меня в сладостный омут забытья. – Значит, я буду любить тебя таким, какой ты есть.
– Не представляю, чем я заслужил тебя? За какие крохи добрых дел… Наверное, за то, что не убил того парня сегодня или других раньше. За несотворенное зло, получается, – он говорил спокойно, убаюкивающе. Я отчаянно пыталась вслушиваться в столь важные слова, выплывая на поверхность реальности. – Я сделал много, чертовски много ужасных вещей, портил жизнь не только окружающим, но и нам – Тони, Купу и этому странному писаке-альбиносу.
– Почему ты сказал, что Ян хочет меня? – вспомнились утренние слова.
– Ну… – он помедлил, но все же раскололся. – Мы все тебя хотим. Это как прошивка для телефона, «желать тебя» – поставляется в комплекте к нашему телу и сознанию.
– Интересно, – я растянулась в улыбке, но едва ли мой сонный мозг все правильно понял.
– Мэй?
– М? – с долгой задержкой отозвалась я.
– Спасибо тебе за все. Ты лучше любого мозгоправа. Ты просто лучшая, – на этой чудной фразе я окончательно провалилась в сон.
Глава 33
– Где мы?
– В другом городе, – не открывая глаз ответила я. – Только не злись.
– Однажды я смогу к такому привыкнуть. Наверное, – он вздохнул и чмокнул меня в губы. Тони. – Но не сейчас. Почему мы здесь?
– Леон, – только и ответила я, поняв, что не могу окончательно проснуться. После событий прошлого дня нужно было гораздо больше времени для отдыха и восстановления моральных сил.
– Хочешь поспать?
– Угу, – благодарно отозвалась я.
– Хорошо, – он снова легко прикоснулся к моим губам. – Отдыхай, я пойду на разведку.
Оказалось, из нашего окна виднелось море. Мы заселились, когда уже стемнело, и я не сориентировалась, на какую сторону выходит наш номер. Я смотрела на бесконечную блестящую бирюзовую гладь, двумя руками держа кружку еще горячего кофе, принесенного Тони.
– Хороший вид, – он вышел из душа, вытирая полотенцем волосы.
– Да, – моя душа пела от счастья. Все находилось в гармонии: я с солнечным и цветущим окружением, Леоном с новым переосмысленным миром, Тони сам с собой.
– Я, вообще-то, про тебя, – он кинул мокрое полотенце на стул и обнял меня сзади. Я захихикала. Наш номер располагался на такой высоте, что я позволила подойти к окну полностью обнаженной, не боясь, что кто-то увидит. Хотя после вчерашнего бесстыдного секса на пляже о смущении можно было забыть в принципе.
– Тебе здесь нравится? – я указала на сногсшибательный вид.
– Да, – он нежно поцеловал меня в шею. – Что вы вчера делали?
– Мы были кое-где, – я наклонилась поставить чашку на прозрачный столик у окна и, развернувшись, обвила руками Тони. – Не уверена, что тебе понравится.
– Все равно расскажи.
– Мы поехали в тот лагерь, где ты был в детстве.
Тони нахмурил брови.
– Если я спрошу «зачем», ты сможешь ответить?
Я шумно выдохнула: как можно было описать то, в чем я сама не до конца была уверена.
– Думаю, что Леону важно было вернуться туда. Там все началось. Для него.
– Ясно, – Тони ненавязчиво ласкал мои голые бедра. – И как там все теперь?
– Заброшено, – я пожала плечами. – Наверное, тот лагерь уже не действует.
Тони ненадолго задумался и снова произнес:
– Ясно.
Насколько сильно я не любила перелеты, настолько же сильно я обожала отельную еду: разнообразие шведского стола, огромные белоснежные тарелки, радость от того, что не нужно готовить самой и, тем более, не придется самой мыть посуду после еды.
– Ты сказала отцу, что уехала? – Тони положил несколько видов сыра на уже переполненную тарелку.
– Неа, – я тоже последовала его примеру, прихватив щипцами пару кусочков бри, хотя понимала, что один человек (особенно если этот тщедушный человек – я) физически не сможет съесть и яичницу с беконом, и блинчики, и пудинг, и овощи-гриль, и злосчастные кусочки мягкого бри. – Думаю, что расскажу ему, когда вернусь. Не хочу, чтобы он переживал.
– Я посмотрю билеты. Надеюсь, что будут места, у меня завтра встреча с заказчиком в одиннадцать.
– Хорошо, – если бы не встреча Тони, я бы, возможно, попросила его задержаться здесь на денек, отпросилась бы с работы, сославшись на недомогание. Но я не решилась спросить.
После плотного завтрака мы гуляли по бульвару вдоль моря. Я представляла, что летом здесь будет великое столпотворение – переполненный пляж, визжащие дети, вечные продавцы всего на свете. В начале апреля курорт еще не запустил свои сезонные мощности на 100%, оттого он казался умиротворяюще-пустынным, неназойливым и очень привлекательным.
– Ты бывала здесь раньше?
– Нет, никогда. Марго с Даной приезжали сюда кататься на лыжах зимой, но я не поехала. А ты?
– Только по работе, пару лет назад здесь проходила конференция разработчиков.
Мы неспеша брели по залитой еще не знойным, но уже по-летнему припекающем солнцем дороге, размышляя каждый о своем.
Мне нравилось гулять с Тони, мило держась за руки, болтая обо всем на свете. Мы подходили друг другу: оба спокойные, размеренные, не слишком словоохотливые интроверты. И все-таки между собой мы всегда находили темы для разговоров и, что гораздо более ценно, не требующие объяснений поводы для молчания.
Мое общение с Яном больше походило на привычные отношения с папой: в течение дня каждый расходился по своим комнатам, занимался своими делами, и только за завтраком, обедом и ужином мы пересекались на кухне, чтобы поесть и немного поболтать. Ян, как и мы с Тони, был интровертом, только его интроверсия была гипертрофирована и доходила до Абсолюта. Мое присутствие рядом ему, как минимум, не требовалось, как максимум – раздражало, о чем он, конечно же, тактично умалчивал. Был ли прав Леон, заявив, будто я нравилась Яну? Возможно, но я подозревала, что он никогда не решится на подобное признание.
Купер оставался темной лошадкой, меня привлекала легкость и естественность наших кратких бесед, он был открыт и готов отвечать на любые вопросы. В итоге, именно Купер рассказал мне удивительные личные детали, о которых никто, в том числе и я, не знал прежде. Отстранённый и эгоистичный на первый взгляд, он был более всех заинтересован в гармонизации существования всех идентичностей. Все, что мне удалось пока узнать о нем самом: реальность не сильно манила его, потому что он искусно приспособился жить между двумя мирами – внешним и внутренним, отдавая предпочтение второму.
Мы спустились на берег и, последовав примеру некоторых отдыхающих, подтащили мирно покоящиеся, пока бесполезные шезлонги ближе к воде.
– Слушай, можно я вернусь к тому, о чем спрашивал с утра? – начал Тони.
– Конечно, к чему именно? – я подумала, что мы опять заговорим о перелете. За завтраком мы выбрали обратные билеты на вечерний рейс, пришлось взять дорогущий бизнес-класс, другие варианты были уже раскуплены. «Там большие кресла, и тебе будет чуть более комфортно мучиться», – не без иронии посочувствовал утром Тони. Но теперь он спросил о другом.
– Я иногда думал вернуться сюда, – он закинул ноги по-турецки и посмотрел вдаль сосредоточенным задумчивым взглядом. – В тот лагерь, я имею в виду. И каждый раз не находил причин. Как считаешь, почему он решил поехать туда?
– Я… я не уверена, – я сменила позу, чтобы выкроить лишнюю секунду, – Не уверена, что могу рассказать, да и не знаю точно.
– Вот как? – он озадаченно глянул на меня. – Почему же ты не можешь рассказать?
– Я чувствую, что это – его секрет, – тихо ответила я, виновато опустив глаза.
– Его секрет, – повторил Тони. Мы замолчали на некоторое время. Тягостное мучительное молчание.
– Ты злишься?
– Я даже не понимаю, на что здесь можно злиться, – он вздохнул. – Вы с Леном, вроде как, отлично ладите. И это… хорошо. Для вас.
– Мы уже говорили раньше об…
– Да-да, – перебил Тони, – помню. И помню, что мы тогда решили. Ладно, я решил, что все нормально, что так и должно быть. Просто… – он досадно прикусил нижнюю губу. – Мы с ним слишком разные, и он отдельная личность. Другой человек, если так понятнее.
Я понимала и без уточнения, что он имел в виду, и вдруг вспомнила про Купера. Я не собиралась говорить, что познакомилась с ним (очередной секрет от Тони, ужасно!), но его подход мог быть полезен.
– А ты никогда не пробовал… м-м… поговорить с Леоном?
Тони повернулся ко мне и снисходительно улыбнулся. Может, мой вопрос его и позабавил, но то, что он так не умел, не означало, что это было невозможно. Купер и Леон подтвердили обратное.
– Каким образом?
– Ну… – я пожала плечами, такие детали мне, увы, были неизвестны. – Как-то внутри.
– Не думаю, – он наклонился и взял меня за руку, как взял бы психиатр пациента в состоянии бреда. Но сказал парадоксальное. – Мы пробовали с Евой. Она досконально изучила вопрос диссоциации, меня консультировали разные авторитетные специалисты. Я, кажется, рассказывал тебе, что только во время гипноза получилось что-то вроде разговора.
Я лишь кивнула, поскольку возразить мне было нечего, однако, следовало расспросить Купера поподробнее… На крайний случай – Леона, если он в очередной раз не пойдет в отказ.
– Леон надеялся, что, вернувшись в начало, он исчезнет, – вдруг сказал (не спросил!) Тони, я округлила глаза. – Такая у него была цель несколько месяцев назад, в клинике, – пояснил он.
– Он так говорил? Не тебе, конечно, но Еве.
– Да, только я не думал, что он, и правда, приедет сюда.
Я была шокирована. И тем, что Тони давным-давно знал мотивы Леона, и тем, что Леон всегда вынашивал подобный план и даже поделился им с Евой. Переосмысленный мир Леона показался мне очередной хрустальной иллюзией, и как бы я ни берегла столь хрупкую драгоценность, Леон мог легко разбить, уничтожить ее.
– Зачем же ты спрашивал? – я бессильно посмотрела в стальные глаза. – Если ты и так все знал, зачем спрашивал меня?
– Я хочу, чтобы ты была откровенной со мной. Вот зачем, Мэй, – он отстранился, но не отвел взгляд. – Но ты не можешь. Или не хочешь…
Я отвернулась первой. Тони был прав. Я снова почувствовала себя никчемным человеком, предательницей. Все опять возвращалось на круги своя: никакой гармонии не было. Никогда. Только мои иллюзии.
– В прошлый раз, – я прикрыла глаза, мне показалось, что невероятная синева моря масштабировала мое бесчестие, отражая его, как в зеркале, в каждом блике, – как у тебя получилось избавиться от альтеров.
Тони долго не отвечал, я даже испугалась, что он бесшумно ушел, но не осмелилась проверить.
– Думаю, помогла терапия. В меньшей степени – лекарства. В какой-то момент я ощутил себя цельным, и они больше не появлялись.
– Значит… – не хотелось спрашивать, но иначе я не могла. – Ты можешь и сейчас сделать так, чтобы они не появлялись?
Почему раньше я не допускала даже мысли, что не только Леон, но и сам Тони может одним волевым решением убить других личностей. Глаза нестерпимо защипало, я вцепилась в острый край шезлонга, не желая выдать свои переживания.
– Ты любишь его, – и снова не вопрос, а утверждение! Я закрыла лицо руками, из последних сил стараясь не разрыдаться. «Не смей, не смей опять плакать! Сколько можно?!» – закричала я про себя. Тони выдержал краткую паузу и спокойно произнес. – Я не стану вам мешать.
Впервые в жизни я ждала самолета, который стал бы избавлением. Мы вернулись в номер отеля вместе, но Тони вскоре вышел, не сообщив куда и надолго ли. Я села на аккуратно заправленную горничной кровать и невидящим взглядом уставилась в окно. Я не плакала и не могла ни о чем думать. Я замерла в душевной и эмоциональной стагнации. Все, что происходило, не поддавалось моему пониманию: Леон мечтал исчезнуть, но не мог решиться. Из-за меня. Тони мечтал вылечиться и объединить личности, но не мог отправить Леона в небытие. Из-за меня. Мы все ходили по чертовой ленте Мебиуса – куда ни пойди, какой выбор ни сделай – конца не будет. В каждом уравнении жизни альтеров Тони была одна единственная проблемная переменная, из-за которой система не могла прийти в равновесие. И такой переменной была я.
Я вышла из ступора и огляделась, в номере была первозданная чистота, и только небрежно брошенные вчерашней ночью на банкетку белое платье и черная кофта Леона создавали визуальный шум. Я подняла обе вещицы и прижала их к себе, затем аккуратно сложила каждую и взяла рюкзак, чтобы забрать с собой напоминание о прекрасной части крошечного импровизированного отпуска. В моих руках неожиданно оказалась полная бутылочка текилы. Я автоматически откупорила пробку и сделала глоток. Золотистая жидкость не слишком приятного вкуса обожгла горло. Я глубоко вдохнула и сделала второй глоток. Так и оставив сложенные вещи рядом с рюкзаком, я прошла в ванную и включила душ. Еще один глоток. Блузка, джинсы, белье – долой. Глоток. Я шагнула под обжигающую воду, но решила еще немного улучшить атмосферу. Бутылка ненадолго отправилась на полку для шампуней – как удобно. Я включила музыку на телефоне, Hurts, выворачивающие душу наизнанку. Когда я сделала последний глоток, голова кружилась от опьянения и душной влажности, наполняющей маленькое закрытое помещение. Я отключила душ и прижалась мокрой горячей спиной к такой же мокрой и горячей стене. Наконец-то пришло оно – долгожданное безразличие, ни одна проблема не способна была просочиться в мой мозг. Я блаженно улыбнулась, музыка давно сменилась на идиотскую попсу, но мне было все равно. Я прикрыла глаза и провалилась в счастливое забытье.
Глава 34
Я помнила какой-то неясный шум – то ли стук, то ли крик, то ли все сразу. И громкий стон прямо в ушах, внутри.
– Тони? – я нечетко видела его сидящим на кресле, в комнате был полумрак. – Тони, – хрипло позвала я второй раз, он пошевелился.
– Привет, – он поднялся и направился ко мне, я хотела встать, но он сказал. – Не вставай, лежи.
– Я не… – я, прищурившись, всматривалась в темное пространство, не узнавая. – Я не понимаю, где мы.
– Больничка, – он сел на край кровати и, усмехнувшись, нараспев добавил, – больничка для алкоголички.
– Что?
– Мэй, ты напилась и отрубилась, Тони перепугался и вызвал скорую. А, да, я – Купер.
– Ох, Куп, я ничего не помню, – я закрыла лицо руками. – Мне так паршиво.
– «Если не умеешь пить – не берись», ты, видимо, с такой фразой не знакома.
– Сколько? – я в ужасе раскрыла глаза. – Сколько сейчас времени? Когда самолет?
– Ха! Мы его благополучно пропустили.
– Как? – если я пала низко, то ниже был только ад. – Черт!
– Да не парься ты так! – Купер казался слишком спокойным, даже веселым.
– Куп?
– Да?
– Я такая дура.
– Да ладно, с кем не бывает, – он дружески потормошил мою руку, только тогда я заметила у себя в вене катетер. – У тебя были причины напиться, да?
– Наверное… – я уставилась в темный потолок, события вчерашнего дня были настолько расплывчатыми, больше тревожные ощущения, чем факты.
– Не «наверное», а точно, я же слышал.
– Я все порчу. Лучше, если бы меня не было в вашей жизни, – я озвучила абсолютно четкое ощущение-лейтмотив.
– Ты все усложняешь. Вы все всё усложняете, на самом деле.
– Здесь есть вода? – я осознала, что не смогу сказать больше ни слова своим ртом-пустыней. Купер поднялся и со словами «Сейчас» вышел в коридор. Спустя минуту он вернулся с пластиковым стаканчиком полным воды. Я жадно выпила. – Спасибо, Куп.
– Раньше ты так меня не называла, – он сел на прежнее место. – Леон, да?
– Угу, кто же еще.
– Точняк, – хмыкнул мой юный ночной собеседник. – Не обижайся, но я скажу: Тони себя винит за то, что с тобой случилось.
– Нет, это…
– Это моя вина, да-да, слышал. Хватит вам уже.
– Я ничего не понимаю, – призналась я и повернулась набок, лицом к Куперу, долго вглядываясь в его лишенные резкости и яркости черты лица. – Тони считает меня лгуньей, да?
– То, что я слышу его мысли, не значит, что я могу верно их интерпретировать. Другое дело, когда мы оба думаем на одном языке – языке программирования, – он так по-ребячьи порадовался своему остроумию, но заметив мой тоскливый взгляд, снова стал серьезным. – Мэй, все, что я могу сказать с уверенностью – он любит тебя. Он постоянно повторяет это… Мне даже неловко иногда подслушивать.
– Я знаю.
– И Леон тебя любит, – невзначай добавил Купер.
– Знаю, – снова отозвалась я. – Но разве я имею право любить их обоих?
– Я ведь не священник, чтобы отпускать твой грехи, – он развел руками, я застонала: как точно он описал то, что я ощущала – грешница, вот кем я являлась на самом деле. – А ты не говорила с Евой? Она же, типа, психолог.
– Нет, не успела.
– Можно спрошу? – и не дожидаясь разрешения, Купер спросил. – Чем тебе нравится Леон?
– Что? Ты правда хочешь знать? – я в первый раз улыбнулась.
– Ну да, раз уж ты избрала меня своим психологом. Или кем? Даже не знаю, а впрочем, ладно, в любом случае, я не против поболтать, – он так тараторил, что я засмеялась.
– Я просто ни с кем не могу поделиться, ни с подругами, ни с папой, а наедине со своими мыслями я только больше запутываюсь.
– Почему ты не расскажешь им про нас?
– Нет! – я расширила глаза. – Ни за что!
– Стесняешься? – Купер прищурил глаза.
– Нет, – тихо ответила я. – Я просто не могу рассказать чужой секрет.
– У меня никогда не было друзей, – вдруг признался Купер. – Так что, я тебя понимаю, когда ты говоришь, что не с кем поделиться.
– Значит, я могу стать твоим первым другом? – идея показалась мне обволакивающе-теплой, приятной.
– Угу. Ну-ка, подвинься! – он разлегся на краю кровати, несмотря на мои протесты. – Так что, расскажешь про Леона? Он взбесится, когда узнает, что мы с тобой говорим о нем!
– У тебя очень странные мотивы, – фыркнула я, и глубоко вздохнув, начала говорить. – Я жутко его боялась поначалу.
– И не зря!
– Да уж. Но я практически сразу поняла, что он… просто запутавшийся парень. Который просыпается в чужой жизни, с чужими людьми вокруг. И поэтому он был очень одиноким…
– Ты рассказываешь то, что я и так знаю, давай к сути: как, когда, почему?
– Ладно, но все, что я сказала, тоже относится к делу, – я показала ему язык. Купер скорчил в ответ забавную рожицу, и, чтобы не рассмеяться, я прикрыла глаза. – Мне нравится его внутренняя сила, не те способы, которые он избрал, чтобы бороться с обстоятельствами, но его желание… не плыть по течению. Ему, как будто, труднее всего: Ян нашел свой собственный мир и отражает его на бумаге, Тони… Он чаще всех в сознании, поэтому почти ничего не теряет, а тебе, – я открыла глаза, Купер внимательно смотрел, примостившись на своей руке сантиметрах в пятнадцати от меня. – Тебе, словно, и не нужен наш мир… Тебя даже Ева похвалила, что ты не отделился.
Купер улыбнулся.
– Значит, Леону, по-твоему, тяжелее?
– Сложно сказать, на первый взгляд да, но я же не могу вас всех собрать в ряд и спросить одновременно, – я тоскливо ухмыльнулась. – Он меньше приспособлен, наверное. Хотя он прекрасный человек, один из лучших, кого я знаю.
– Сильно сказано, – в темноте блеснул неровный выпирающий клык.
– Да… Но это – чистая правда. Ни с кем я не чувствовала себя настолько собой. Может, он и потерялся во всем том кошмарном хаосе собственной жизни, но только он может открыть меня, собрать, как пазл, чтобы я почувствовала себя… цельной.
Я почувствовала теплое прикосновение руки к руке.
– Он… – Купер сморщил лицо и потом захихикал. – Он злится.
– В каком смысле?
– Я транслировал ему твои слова.
– Эй! – я выхватила руку и толкнула Купера в грудь. – Так нельзя!
– Подожди, – Купер прикрыл глаза, его голова как-то неестественно свалилась с руки на подушку. Я замерла в ступоре и шоке. Хоть он и раньше вытворял такой трюк, но не по середине разговора. Спустя несколько секунд он снова улыбался мне, как ни в чем не бывало. – Все в порядке, он вроде бы счастлив, но сказал, что убьет меня.
– Вы ненормальные, – я снова стукнула его в грудь и вспомнила главный вопрос. – Куп, а Тони может научиться слышать твои мысли? Точнее, и твои, и Леона, и всех…
– Ну да, – он небрежно пожал плечом. – Он слышит. Как объяснить тебе… Скажем, когда ты в шумном месте, например, в кафе, у тебя же целая какофония звуков в голове: разговоры вокруг, какие-то бесконечные внешние шумы, собственные мысли. Но если ты захочешь, то сможешь прислушаться к беседе тех, кто неподалеку. Так?
– Да.
– А к беседе тех, кто далеко? В другом зале, например.
– Вряд ли.
– А если они будут говорить громко? Ругаться, кричать?
– Тогда все их услышат, – я усмехнулась.
– Да-а, т-о-очно, – протянул Купер. – Только это, все равно, не то…
– Что? Просто аналогия ради ничего? – усмехнулась я.
– Для меня-то они говорят рядом, прямо здесь, – он показал на голову, – Тони спокойно, Ян тихо, зато больше всех, он проговаривает каждое слово, которое пишет, так что я – его первый читатель… точнее, слушатель. А Леон… Он не думает, он больше действует, но зато его мысли громче всех, он словно кричит, яростно так.
– А Леон умеет слышать других?
– Мы все умеем, это неотделимо от нашей сущности. Ладно, давай вернемся в воображаемое кафе, – он взмахнул рукой, изображая магические перемещение. – Ты подслушала соседний стоик, но ты же можешь просто взять и перестать концентрироваться на чужом разговоре, сосредоточиться на собственных мыслях?
Я кивнула.
– Так и Тони, он еще в детстве заблокировал этот поток, просто игнорирует его до сих пор, заглушает собственным внутренним диалогом. Ян и Леон обычно просто не хотят выползать из своих нор, когда кто-то другой в сознании.
– Удивительно… – я даже захлопала глазами.
– А зачем ты спросила?
– Я и Тони вчера спросила, но он сказал, что пробовал и у него не получилось.
– Да ни черта он не пробовал! Он до ужаса себя боится, – Купер цокнул языком. – Первое правило – принять себя! Ева и другие психиатры говорили и ему, и другим. Это как ключ. Правда, таких ключей много, но этот – самый главный, без него ничего не получится.
– Значит, он не принимает себя?
– Нет. Он идет по ложному пути, а значит, никуда не придет, – Купер перевернулся на спину и потряс свою затекшую руку.
– Он сказал вчера, что не станет мешать мне и Леону, – я задумчиво прикусила губу. Почему, если Тони я не могла рассказать ничего про Леона, а Леону – про Тони, то Куперу выкладывала абсолютно все?
– Слышал… – отозвался он и надолго замолчал, возможно, даже заснул. Но потом сказал. – Я пойду покурю, что-то я устал от ваших любовных тем.
Он поднялся и потянулся, за окном начало светать.
– Ты вернешься?
– Конечно, – он улыбался иначе, не как другие – одним уголком губ. – И, возможно, отвечу еще на какие-то твои вопросы.
Я оглянулась в поисках телефона, но его нигде не было. Я нащупала выключатель и зажгла свет. Палата была крошечной, стерильно-белой, и только черный стул в углу нарушал гармонию. При свете я обнаружила рюкзак под кроватью, в нем лежали мой телефон, наши с Тони документы и плотно сложенные вещи: платье и кофта. Я так и не смогла вспомнить, сама ли заложила их.
«Привет, ты куда пропала? На звонки и сообщения не отвечаешь? – писала Марго. – Мы вылетаем завтра с утра, так что жди фоток с моря. Мноооого моря!» И смайлик-чертик в конце. Я хитро улыбнулась воображаемой Марго, знала бы она, что все выходные я и сама провела на море…
«Дочка, ты придешь сегодня-завтра домой?» – сообщение от папы и два пропущенных вызова. Я вздохнула. С учетом того, что мы пропустили самолет, я не имела представления, когда мы сможем вернуться обратно. Я положила телефон обратно. Отвечать папе сейчас – означало разбудить его. Время на часах показывало 2:37.
– Не надоел я тебе? – Купер тихонько прикрыл дверь, он него сильно пахло табаком, меня замутило.
– Нет, но ты воняешь.
– Да? Подвинься!
– Нет уж! Фу! Сядь на стул, меня сейчас вырвет.
– Ой, – он замешкался, сесть ли ему на стул или остаться стоять у двери, подальше от меня. – Я тебе еще воды принес. – он протянул полный стакан, и, когда я взяла, быстро отдалился и сел на стул, закинув ногу на ногу.
– Как на улице?
– Прохладно, но мне нравится. Здесь морем пахнет.
– Ты не хочешь спать?
– Неа, – ответил он и сразу же зевнул. Я тоже не смогла сдержаться, глядя на него, а потом мы вместе захихикали. – Значит, Тони проявил свое благородство? Мы на этом закончили?
– Я думала, что тебе неинтересны наши любовные темы.
– Да, – он заложил руки за голову и уставился вверх, – был бы ноутбук, я не стал бы спрашивать, только без обид.
– Точно, ты же – компьютерный гений, – я высоко хмыкнула, он скопировал мой звук, вышло забавно. – Тони, да. Не знаю, что тебе сказать…
– Тогда скажу я, что думаю. Оставить Леона ради тебя – глупо и нелепо. У него обратная цель – избавиться от нас, – он безразлично, словно речь шла не о нем, пожал плечами. Я сникла. – Другой вопрос, что, удерживая Леона, он попытается приспособиться к его вечному существованию, наверняка захочет знать, что у вас происходит, чем вы занимаетесь и о чем говорите вне квартиры.
– Думаешь, он научится, также как ты, прислушиваться? – крошечный огонек надежды родился в тот миг во мне.
– Конечно. И я ему помогу.