Марат Дроздов
Толчки
V
Спал в ту ночь я как убитый.
А проснувшись и думать забыл о санитаре и о бедной собаке Саши. У меня так часто бывает – вечером кажется, что жизнь кончена и из проблем не вылезти, а утром просыпаешься и понимаешь, что все не так уж и плохо. Наш учитель литературы как-то описывал это состояние и сказал, что один писатель называл это «Отчаянием ночной темноты».
Так и сейчас. Никита казался мне теперь страшной сказкой, кошмарным сном, от которого я пробудился. Тем более его затмевала другая мысль. Сегодня футбол. Сегодня, возможно, придется защищать этого незадачливого паренька. Хотя… Почему придется? Я ему ничем не обязан.
Мне вспомнилось испуганное лицо Дани, когда те парни прижали его к стенке.
«Приходи, пожалуйста»
Нет, все-таки я должен ему помочь. Хоть как-нибудь.
Весь школьный день тогда меня одолевал мандраж. Чувство томительного ожидания перед чем-то мной горячо ожидаемым. В таких случаях я, пытаясь скоротать время, с головой погружаюсь в события, происходящие вокруг меня. В данном случае это были занятия. Последней в тот день была литература. Наш учитель, Рудольф Иннокентиевич решил, на радость всем, устроить поэтический урок. Он рассказывал стихи, вспоминал какие-то моменты из жизни, связанные с прочитанными им стихами, и призывал других, кто помнит наизусть какие-либо стихи, поделиться ими с остальными.
– Желаю счастья и удачи, чтоб огурцы росли на даче! – крикнул кто-то.
Несколько человек прыснули. Рудольф Иннокентиевич неодобрительно покачала головой.
– Очень остроумно. Костя, – повернулся он в другую сторону. – Ты у нас главный литератор. Прочтешь что-нибудь?
Взгляды присутствующих обратились на него. Он помедлил. Ему всеобщее внимания явно доставляло удовольствие.
– Стихов я особо не помню, – наконец, сказал он. – Мне в голову приходит только из «Войны и мира»… Вот:
«Qu’on ne fasse pas de mal
A mon petit cheval».
– И как это переводится? – спросил Рудольф Иннокентиевич.
Костя почесал затылок.
– Не помню, – сказал он сконфуженно. – Вылетело из головы. Помню только, что «Шеваль» – это лошадь.
Следующим он спросил Иру, которая, ко всеобщему удивлению, разразилась поэмой Блока «Скифы». В классе, пока она декламировала, стояла гробовая тишина. Все благоговейно слушали. Когда Ира закончила, несколько человек даже захлопали в ладоши. К ним присоединились другие и через секунду мы все громко аплодировали новоиспеченной любительнице поэзии. Наши аплодисменты, мое ощущение себя частью чего-то большего, когда я хлопал вместе с другими, заставили меня вспомнить о предстоящем футболе. Я представил, как сижу на стадионе вместе с Даней, наблюдаю, как маленький Виталик вытанцовывает свою копоэйру, а потом нас двоих дружно колошматят местные околофутбольщики и невольно усмехнулся. Улыбка вышла скорее нервной, чем веселой, но настроение мое немного улучшилось. Когда я выходил из класса, под гул звонка, оповещавшего о конце занятий, сердце мое билось так, словно готово было вылететь. От осознания близости матча у меня ноги подкашивались. «Саша сказал, что матч будет у сто восьмой», – подумал я. От того, что я подумал о Саше, вспомнился вчерашний день. В памяти всплыли безумные глаза санитара и окровавленный труп бульдога. Меня передернуло.
Я сразу пошел на стадион, чтобы занять лучшие места. Как дойти до той школы я представлял лишь примерно. Единственное, что я знал точно, что идти до нее нужно километров шесть. Мне так кто-то сказал в детстве и, с тех пор, новой информации на этот счет не поступало. Но, по пути мне повезло наткнуться на двух ребят, что тоже шли на игру.
Сто восьмой номер был у спортшколы, на площадке которой и проводились матчи чемпионата области по футболу. В нем участвовало восемь команд из всех восьми городов области. Наша команда, стабильно, занимала в нем третью строчку. Это был первый такой чемпионат в нашей области – команда нашего города, сразу попав на третье место, так на нем и осталась. Но эта игра могла стать решающей, поскольку заканчивался групповой этап, и начиналась серия плей-офф. А выходить в нее со второго места намного выгоднее, чем с третьего. Поэтому в этом матче нашей команде была нужна только победа. Все эти сведения я узнал из разговора двух парней, шедших передо мной. Один объяснял другому, что конкретно там будет происходить. Меня все это интересовало мало, ведь шел я не футбол смотреть. Но тот, что это говорил, рассказывал настолько интересно, что я не мог к нему не прислушиваться.
Дойдя до стадиона и посмотрев на часы, я понял, что дошел до него за каких-то двадцать минут. Может это рассказ того любителя футбола меня так увлек или школа и правда была не так и далеко, но теперь я точно понял смысл русской поговорки «Доверяй, но проверяй». Войдя на территорию стадиона, я поймал себя на мысли, что не был здесь ни разу. Действительно, когда в детстве я шел погонять мяч, то направлялся к полю у нашей школы. Поле же у сто восьмой было для нас сродни запретной территории, куда вход был положен только избранным. Стадион являл собой огромное футбольное поле, окруженное дорожками для бега, а за ними были трибуны, составленные из нескольких частей. Части эти являли собой мини-трибуны с пятью ярусами, в каждом из которых было по два ряда с пятью местами и проход посередине. По боковым сторонам поля стояло по пять таких мини-трибун, а за воротами – по одной. За трибунами был забор, у которого я и стоял, а по бокам – высокие столбы с закрепленными наверху прожекторами. В целом эта конструкция смотрелась довольно нелепо, казалось, что ее делали на скорую руку. Но в тот момент она мне казалась произведением искусства.
До матча оставалось еще пятнадцать минут, но большая часть мест уже была занята. В целом, стадион довольно вместительный – не «Кайл Филд», конечно, но для нашего города он был большим. Я пошел к ближайшей трибуне, продолжая осматривать стадион. Я подметил, что большинство из пришедших были школьного возраста. Видимо, ученики сто восьмой.
Я поднялся по ступеням и удобно устроился на самом краю трибуны. Мое внимание сразу привлекло движение за дальними от меня воротами. За ними, как и за теми, что были около меня, была сетка, дабы уберечь сидящих от шального мяча. А за сеткой, на трибуне, происходило нечто мною доселе невиданное. На самом нижнем ярусе, на одном из сидений, стоял парень, обращенный к полю спиной. Он громко что-то выкрикивал, что именно – мне было не слышно, а все остальные на трибуне с той же громкостью отвечали ему: «Нет!». Я не мог оторвать от них взгляда. Слаженность их действий вызывала у меня восторг. Словно все их существа слились воедино и подчинялись воле того парня, что стоял перед ними.
Но в какой-то момент они не крикнули «Нет». Они все взревели так, что я подскочил. Виной этому стал выход команд на поле. Парень, что «дирижировал» фан-сектором повернулся к полю лицом и крикнул так, что я наконец-то его услышал: «Команде от фанатов – привет!». Весь сектор в один голос повторил последнее слово.
– Тебя, как и всегда, ждет успех! – крикнул он.
– Успех! – эхом отозвался сектор.
– И миллионы новых побед!
– Побед!
– Так что давай, порви всех!
– Все-е-е-ех, – затянули фанаты.
У меня мурашки побежали от этого крика. Когда они затихли, судья провозгласил:
– Матч между командами «Коршуны» города Фолчинска, – фан-сектор дружно издал протяжный звук «У». – И командой «Юный итринец» города Хеймсфальска, – фан-сектор зааплодировал. – Объявляется открытым!
Игроки разошлись по позициям, четверо остались в центре разводить мяч. Меня вдруг осенило: за всем этим я совсем забыл про Даню. Я оторвал взгляд от поля и стал лихорадочно осматривать трибуны в поисках «подзащитного». Я обшарил глазами всю противоположную трибуну – его не было. «Может, он не пришел?», – подумал я, но тут же вспомнил о письме.
«Приходи, пожалуйста»
Нет, он не мог не прийти. Мне в голову пришла мысль, что он сидит на той же трибуне что и я, поэтому искать его было бы глупо – все равно не найду. Я опустил глаза. Передо мной сидел парнишка в, до боли знакомой, куртке. Я пригляделся и узнал в нем Даню. Внимательно осмотрев ближайшие места я не заметил никого, хотя бы отдаленно похожего на нападавших на него в прошлый раз. У меня отлегло от сердца. Выдохнув, я преспокойно стал следить за ходом матча.
Пока что, на мой взгляд, на поле не происходило ничего интересного. Первые несколько минут игроки перепасовывались в центре поля. А фанаты, тем временем, затянули песню. Их голоса, звучащие в унисон, приводили меня в восторг. Песня была следующая:
«Тебя питают воды Итры
И все двери пред тобой открыты
И обязательно ты станешь чемпионом
Именно под этим небосклоном»
После каждой строчки они кричали «Хей, хей», что делало это похожим на кричалку. Но мне все-таки казалось, что это песня. А на поле, тем временем, мяч перехватил юный Виталик, властелин копоэйры. Он легко обошел одного защитника, затем изящно, навесом перебросил мяч через второго, увернувшись от него, принял круглого на грудь и отдал разрезающий пас своему игроку на правом фланге. Фан-сектор энергично зааплодировал. Но не как в театре, беспорядочно захлопал, а в одном ритме, ускоряя темп. Некоторые люди на трибунах привстали с сидений. Все взгляды были прикованы к нападающему. Тот был уже у штрафной полосы, за ним по пятам бежали двое защитников. Вратарь, готовясь принять его, вышел из ворот. Тут он ошибся. Вратарь слишком увлекся, следя за движениями нападающего, и сместился вправо, оставив открытым левый угол. Туда и пробил, пользуясь моментом, игрок «Итринца».
Трибуны взорвались.
Фанаты затянули новую кричалку. «Дирижер» выкрикивал строчки, а остальные хором за ним повторяли.
«Итринец, ты – главный геро-о-о-ой
Удача будет всегда с тобо-о-о-ой!»
Признаться, весь матч я больше смотрел на фан-сектор, чем на поле. Футбол, как и любой вид спорта, интересен тому, кто в нем что-то понимает. Я же понимаю в нем только одно – там нужно пинать мяч. Поэтому мне было любопытнее наблюдать за фанатами.
Следя за ними, я не заметил, как закончился первый тайм.
Судья свистнул, и игроков будто выключили. Кто-то в момент свистка бежал и резко остановился, кто-то, стоя на позиции, согнулся пополам и выдохнул. Фанаты тоже как-то сразу притихли. Некоторые из них сели на скамейки, до этого они все стояли, некоторые начали спускаться с трибун. Я же, отведя от них взгляд, вдруг вспомнил о Дане. Завороженный тем, что происходило в фан-секторе, я совсем про него позабыл. Посмотрев на то место, где он сидел и, не обнаружив его, я стал озираться. К своему великому ужасу я увидел тех парней, от которых я спас Даню две недели назад. Они уже подходили к выходу. На всех опять были те же свитера и кепки. Они шли правым боком ко мне, и нашивок на рукавах не было видно, но я знал, что они никуда не делись. Я обернулся в сторону выхода. Даня быстрым шагом шел к ближайшим домам. Школа была во дворе, и до домов было недалеко, но я знал, что если те парни поторопятся, они его быстро нагонят. Я вскочил со своего места и побежал к выходу. Вслед мне неслись возмущенные крики, так как я не разбирался, куда ступаю и отдавил несколько ног, но меня это не волновало. Меня, в тот момент, заботила только одна мысль: «Что они могут с ним сделать?».
Очень давно, когда я только пошел в первый класс, мне один знакомый рассказывал об «Улыбке Глазго». Это метод издевательства шотландских футбольных хулиганов. Смысл его простой: жертву избивают, а когда она кричит от боли, ей делают надрезы по углам рта. И, так как не кричать жертва уже не может, она сама расширяет надрез. В дополнение к рассказу знакомый тогда мне показал фотографии. Вспомнив запечатленных на них людей, я побежал еще быстрее. Я не мог позволить, чтобы у Дани рот также растянулся до ушей.
Когда я выбежал за пределы стадиона, Данины преследователи были уже далеко. Я ринулся за ними. Бегаю я не то, чтобы очень быстро, но даже этого хватило, чтобы расстояние между нами начало сокращаться. Они приближались к месту, где два дома, стоящих рядом, образовывали узкий проход. Даня не добежал до него каких-то три метра, когда они настигли его и повалили наземь.
Мне оставалось до них каких-нибудь метров тридцать, я никак бы не успел. Я уже собирался крикнуть им что-нибудь эдакое, чтобы они отвлеклись от Дани. Уже набрал в грудь воздуха…
– Эй! Толчки! – раздался вдруг злорадный голос из проёма между зданиями.
Парни, все как один, моментально повернули головы в сторону, откуда послышался крик. Мне не было видно, кто это крикнул, но я почувствовал немую благодарность к нему, ведь он выиграл для меня время. Парни, тем временем, поднялись и, мгновенно забыв о лежащем мальчике, смотрели на кого-то, стоящего в глубине проёма. По мере того, как я приближался к ним, моему взору открывалось больше.
Узрев всех, кто там стоял, я остановился.
В проеме стояла толпа, по численности раза в два превосходившая ту, что обступила Даню. Только стоящие между домами были все в красном, что аж глаза резало. У одних это были спортивные костюмы, у других – красные рубашки, но объединяло всех одно – цвет.
С момента крика прошло всего пару секунд. Из толпы тех, что обступили лежащего, вышел один. Он стоял ко мне вполоборота, и я узнал его. Это он, тогда в переулке говорил мне, что Даня им денег должен.
– Мы договаривались на шесть, – сказал он миролюбиво.
В его тоне чувствовалась скрытая угроза. Даже я, который не имел к конфликту никакого отношения, занервничал.
– Планы изменились, – ответил один из той толпы.
Кто именно, смотреть я не стал, уж очень сильно на глаза давили их костюмы.
– Оправдаете название? – продолжил, с издёвкой, голос из «красной» толпы. – Мы вас не держим. Вы можете уйти.
– Все, задрали, – ответили ему.
Что это значило, я не понял. Но по его тону стало ясно, что сейчас что-то будет. Две толпы пошли друг на друга. Я, было, обрадовался, что сейчас, под шумок, можно будет вытащить Даню. Но тут, один из парней подошел к нему, поднял на ноги и что-то сказал на ухо. Тот посмотрел на него снизу-вверх. Даже на расстоянии я увидел слезы в его глазах. Затем он повернулся в сторону «красной» толпы и пошел на них вместе с остальными.
Я не мог поверить своим глазам. Тихоня, который никогда и никому не сделал ничего плохого, который, из-за страха, попросил меня прийти на матч, сейчас будет драться бок о бок с офниками, которые его недавно чуть не покалечили! Поверить в такое я, худо-бедно, смогу, но мириться с этим не стану точно. Я пошел на них, на всех сразу. Тем более, что через несколько секунд две толпы стали единым целым. Отличить их можно было только по цвету. Даню, когда смешались в кучу руки-ноги, как-то сразу оттеснили в сторону.
Но это его не спасло.
На него шел пацан, выше него на голову. Такой мог ему шею свернуть безо всяких усилий. Я побежал прямо на него. Разогнавшись, я подпрыгнул и врезался обеими ногами прямо ему в плечо. Парень, с воем, отлетел и, как я успел заметить, накрыл собой кого-то еще. Я посмотрел на Даню. Он смотрел на меня с благодарностью и ужасом. Видимо, мой визит его не на шутку напугал. Я вдруг почувствовал, что на меня еще кто-то смотрит.
Прямо за Даней на асфальте лежал парень, одетый в желтый свитер с нашивкой на левом рукаве. Он указал подбородком на лежащее перед ним тело. Это было тело того, кого я сбил и того, кого он накрыл собой. Видимо тот, кого придавил сшибленный мною бугай, хотел его добить. Лежащий протянул руку, прося помощи. Я подошел и поднял его. Казалось, для нас двоих побоище остановилось. Впоследствии, когда я вспоминал этот момент, я все чаще удивлялся, как тогда мне не прилетело откуда-нибудь. Ведь в той свалке, что произошло тогда, могли запросто задеть и не заметить.
Но все обошлось. Поднятый мною моментально «нырнул» в котел дерущихся. А я, в свою очередь, поспешил увести Даню отсюда. Когда мы отошли на более-менее безопасное расстояние, я сказал ему:
– Беги домой и никому не говори о том, что здесь случилось. Понял?
Он коротко кивнул и побежал прочь. Я обернулся. На поле брани происходило страшное. Сказалось то, что «толчков» изначально было меньше. Теперь их теснили. Двое из «красных» сидели в отдалении, видимо, выбыв из сражения. Один держался за руку, у другого из носа хлестала кровь, и он тщетно пытался ее остановить. Приглядевшись, я узнал в нем того, которого я сбил ногой недавно. Видимо, после меня ему еще раз прилетело. Хорошо, что ему сейчас было не до меня, ведь с его габаритами он с легкостью смог бы оторвать мне голову. Переведя взгляд снова на «толчков» я приметил одну деталь. Их было всего пятеро и сейчас четверо загораживали одного. Собой они являли жалкое зрелище: у одного был набухающий синяк под глазом, у другого разбита губа, третий стоял на одной ноге, вторую он поставил на землю носком. Четвертый, азиатской наружности, был без видимых повреждений, но по виду его было понятно, что он был измотан донельзя. А тот, которого закрывали, вспомнился мне по стычке в проулке две недели назад – это он сказал мне о должке Дани. Он прижимал телефон к уху и что-то нервно говорил.
А действие близилось к развязке. «Толчки» уже были зажаты между домом и толпой противника. Неожиданно тот, который до этой минуты разговаривал по телефону, вышел вперед и, что-то сказав, влетел в толпу противника. Что именно он сказал, я не слышал, но от лицезрения этого у меня побежали мурашки. Все остальные, как по команде, последовали за ним. Началась настоящая свалка. Тут какое-то новое движение привлекло мое внимание. По направлению к дерущимся кто-то бежал. Приближались они от стадиона и сначала представляли собой бесформенную разноцветную массу. Эта масса все увеличивалась и увеличивалась, пока не стала четко различимой. К «толчкам» спешило подкрепление. Это была также одетая десятка крепких парней, вел которую парень, первым заговоривший со мной в том переулке. На меня он не обратил никакого внимания, толпа пронеслась мимо и, с гоготом, врезалась в «красных». Те двое, что сидели в отдалении, пытались предупредить своих о надвигающейся опасности, но их если кто и услышал, то не обратил внимания. Они были слишком увлечены дракой. Застигнутые врасплох «красные» бежали с поля боя. Кто-то тащил на себе пострадавших, кто-то, хромая, уносил ноги. Но бежали все. Никто не остался, чтобы продолжить драку. Я следил за их бегством с легкой довольной улыбкой. Хоть мне было и жаль Даню, но сейчас я был полностью на стороне «толчков». Вспомнив о них, я посмотрел в их сторону.
А там уже праздновали победу. Та пятерка, с которой началось сражение, выглядела избитой, измотанной, но счастливой. Тот, который разговаривал по телефону подошел к предводителю второй группы и они радостно обнялись. Перекинувшись друг с другом парой слов, предводителя второй группы отвел в сторону спасенный мною парень. Он что-то сказал и… показал в мою сторону.
Предводитель подкрепления повернул голову и оценивающе меня оглядел. Затем повернулся ко всем, что-то негромко сказал и они все пошли на меня. Увидев это, я сначала подумал, что меня сейчас постигнет участь Дани, но, увидев, что они смотрят не на меня, а мимо, словно меня здесь и нет, я слегка успокоился. Когда они подошли ко мне на расстояние в пару-тройку метров, тот, что повел их, не глядя на меня, коротко сказал:
– Ты идешь с нами.
Слова эти, по-видимому, предназначались для меня. С чего бы такое радушие? Мне это показалось подозрительным.
– Нет, – ответил я, готовясь к худшему и поворачиваясь в его сторону.
Он, в тот момент, уже прошел мимо меня и был впереди. Обернувшись, он посмотрел на меня презрительно и сказал:
– Это был не вопрос.
В тот же момент кто-то сзади с силой подтолкнул меня. Сопротивляться я не стал, шансов на побег у меня не было. Вместе с этой компанией я вышел со двора, попав на улицу, которую прежде не видел. Дома здесь были совсем не похожи на те, что стояли у нас. В «клетке» это были желтоватые пятиэтажки, тогда как здесь это были шести или семиэтажные здания, каждое из которых казалось мне шедевром архитектуры. После однообразных пятиэтажек это место казалось мне почти культурной столицей. Наша братия свернула влево. Прохожие, проходя мимо нас, либо прятали глаза, либо пытались скрыться. Ничего кроме страха и недоверия эти ребята у них не вызывали.
Оглядывая место, по которому мы двигались, я вдруг понял, что никогда толком не выходил за пределы «клетки». Максимально далеко я заходил, когда навещал маму в больнице, когда она сломала руку. Больница находится к востоку от исторического центра города. А сейчас мы, судя по окружающим нас строениям, передвигались по этому самому центру.
Через некоторое время я стал замечать, что те «архитектурные шедевры» коими я восторгался, стали попадаться все реже и реже. Все чаще вокруг нас были те самые пятиэтажки, к которым я привык. Поймав себя на мысли, что эта улица какая-то уж слишком длинная я пришел к выводу, что это одна из «трехлинейки». Этим термином у нас в городе называли три параллельные улицы, тянущиеся от одного края города до другого. «Трехлинеек» было две: одна тянулась с севера на юг, другая с востока на запад. Они пересекались в центре города. На месте их пересечения стоял гостиный двор, и была огромная площадь с памятником рыбаку посередине. На этой площади, обычно, проводились разные гуляния в честь праздников.
А окружение вокруг нас, тем временем, окончательно сменилось на до боли знакомые пятиэтажки. Наша ватага свернула направо и, пройдя несколько метров, они остановились у какого-то кабачка. Если бы я тогда знал, сколько будет связано с этим кабаком… Но тогда место это мне было абсолютно незнакомо. В тот момент я лишь понадеялся, что смогу от них сбежать при первом удобном случае. Из толпы вышли двое. Один недавно вызванивал подкрепление, а другой его привел. Судя по всему, они были здесь главными, потому что стоило им скрыться за дверьми, все, как по команде, сразу последовали за ними. Я пошел вместе с остальными.
Заведение изнутри выглядело абсолютно обычным. Стояло три ряда столиков, рассчитанных на четыре человека каждый, а у противоположной от входа стены была барная стойка. Кабак, до нашего прихода, был пуст. Ни одного посетителя не было за столиками, да и барная стойка пустовала. Однако за баром была дверь, из-за которой слышались голоса. Внутрь я зашел одним из последних и остановился у двери, осматривая помещение. Дверь эта находилась в углу, что позволило мне беспрепятственно изучать обстановку. Вошедшие, пока я осваивался, двигали мебель. Они сдвинули шесть столиков в один большой. Остальные они поставили вдоль стен. Из двери, ведущей на кухню, показалась девушка лет двадцати.
– Нам как всегда, Марин, – сказал один из них.
Он сидел ко мне спиной и лица его я не видел. Но по голосу понял, что это тот, который сказал, что я иду с ними. По его тону было понятно, что говорил он это бесчисленное количество раз, и уже не задумывался над смыслом этих слов, а просто произносил их автоматически. Девушка, не успел он договорить, уже скрылась за дверью.
– Как рука? – обратился этот же парень к сидящему напротив него.
– Болит, – ответил тот. – Эта падаль мне ее, походу, вывихнула.
– Скажи «Спасибо», что не сломала, – ткнул его в бок сосед.
Несколько сидящих улыбнулись. Меня, казалось, они не замечали, они говорили о своем, обсуждали происшедшее и в мою сторону даже не смотрели. Я решил, что это прекрасный повод, чтобы сбежать. От двери я отошел всего на пару шагов, и теперь мне надо было преодолеть это расстояние и выбежать из кабака. Я сделал маленький шажок в сторону выхода и со страхом оглянулся на сидящих. Никто на меня не посмотрел. Тогда я сделал еще один шаг к двери, на этот раз более большой. До двери оставалось всего каких-то полметра. Я уже потянул руку к ручке…
– Ты уже уходишь? – спросил кто-то.
Затея провалилась. Я повернул голову к столу. Один стул был отставлен и вставший с него парень теперь смотрел на меня, чуть опустив голову в бок.
– Когда защищал пацанёнка, был такой смелый, а сейчас сливаешься… – сказал он, нарочито спокойно. – Нехорошо.
Я не нашел, что ответить.
– Хочешь знать, зачем я тебя сюда позвал? – спросил он.
Я коротко кивнул. Что-то в его тоне мне совсем не нравилось. Это «что-то» грозило обернуться для меня большими последствиями.
– Для того, чтобы ты получил по заслугам, – сказал он и направился ко мне.
В отчаянии я метнулся к двери и стал дергать ручку. Она не поддавалась.
– Не откроется, – произнес кто-то прямо у меня за спиной.
Я обернулся. Парень стоял прямо передо мной. Его холодный, безразличный взгляд вселил в меня ужас. Он вытянул левую руку и взял меня за плечо. Наши лица были на расстоянии буквально тридцати сантиметров. Со стороны это, скорее всего, выглядело очень странно, но тогда меня волновало только то, чем обернется для меня все это. Вдруг кулак его правой руки резко врезался мне в солнечное сплетение и я согнулся пополам. Он отступил.
В первые секунды мне было не вздохнуть. Удар вышиб из моих легких весь воздух. От лихорадочных попыток вздохнуть на глазах выступили слёзы, и я осел на пол. Худо-бедно, мне удалось вздохнуть. Потом еще раз. Постепенно работа легких налаживалась. Я утер слезы рукавом и поднялся. Парень стоял дальше, чем перед ударом, теперь нас разделяло метра полтора.
– Это за то, что помешал нам тогда, – сказал он спокойно. – В тот раз тебе повезло, но за все нужно платить.
Я понимал, о чем он говорит. Мне не верилось, что это вся моя расплата за тот случай. Но мой оппонент молчал. Мне тоже нечем было ответить на его слова. Пауза продолжалась несколько секунд, затем он вытянул в бок левую руку и сказал:
– Садись с нами. Вину свою ты уже искупил, теперь пора и познакомиться.
Не веря своему счастью, я посмотрел на сидящих. Впервые с момента, когда я увидел их на стадионе, я внимательно их осмотрел. Публика здесь была максимально разношерстная: было несколько моих ровесников и пара-тройка парней от двадцати до где-то тридцати лет.
– Паша мне сказал, ты ему помог сегодня, – сказал, отходя к бару, мой недавний обвинитель.
Он указывал на того самого пацана, чьего виз-а-ви я, случайно, сбил с ног в сегодняшней драке. Тот, на кого указывали, не смотрел на меня. Он сосредоточенно жевал принесенную яичницу. Только тогда я понял, что значило его «Нам как всегда»: перед каждым из сидящих была тарелка с яичницей с мясом. Кое-у-кого дополнительно стоял стакан пива. Все были заняты поеданием яичницы. На меня же смотрел только один человек. Он-то и задал мне вопрос.
– Тебя как звать-то? – спросил один.
– Денис, – ответил я.
– Дэн, я тебе хотел сказать следующее, – сказал он. – Если ты кому-нибудь расскажешь, что видел нас здесь…
Он помедлил.
– То мы тебя найдем. Когда ты тогда вписался за мелкого, я лично шел за тобой до дома. Единственное, чего я не знаю – это номер квартиры, – он отхлебнул пива из стакана. – Но поверь, тебе же хуже.
Мне стало страшно. Вспомнив, как эти парни дрались, я представил, что они могут сделать со мной…
– Я никому не скажу, – пообещал я.
– Вот и лапушка, – просто сказал он и снова приложился к стакану.
– Можно вопрос? – спросил я, выждав с секунду.
– Ты уже один задал, – ответил он миролюбиво. Так, должно быть, кот разговаривал бы с мышью, прежде чем ее съесть. – Но ладно, задавай еще один.
– Зачем я вам понадобился?
– А разве он тебе уже не ответил? – ответил вопросом на вопрос тот, что интересовался моим именем и указал на моего обвинителя, который пришел от бара с кружкой пива и уселся напротив.
– Я же уже свое получил, – я стал выкручиваться. – Зачем за стол-то приглашать?
– Из-за Паши, – он пожал плечами. – Мы добра не забываем. Я видел, как ты свалил того япошку. Неплохой удар.
– Кого свалил? – не понял я.
– Мы их японцами называем. Или крагами. Мультик «Шайбу! Шайбу!» смотрел?
Я коротко кивнул.
– Они там одевались во все красное. Прямо как эти кретины.
– А почему японцы? – спросил я.
В ответ он пожал плечами:
– Не знаю. Просто мы как увидели их костюмы, так сразу подумали – японцы, вылитые. Так и прижилось.
– А почему они назвали вас «толчки»?
Все будто остановилось. Все сидящие рядом и, до этого момента, уплетающие яичницу, напряглись. Тот, с кем я общался зыркнул на меня так, будто я его оскорбил. Я весь похолодел. Он злобно смотрел на меня несколько секунд. Потом, видимо, что-то решив, отвел взгляд и сказал:
– Больше этого слова здесь не произноси.
После этих его слов все пришло в норму. Он снова отхлебнул из стакана, подождал, как бы собираясь с мыслями, и сказал:
– Ты задаешь много вопросов. Не самое хорошее качество. По крайней мере, не у нас. Я тебе сейчас расскажу все, что тебе нужно знать и больше не отвечу ни на один твой вопрос. Сomprende?
Я кивнул.
– Все, кто сидят сейчас за этим столом называются WScrew. WScrew расшифровывается как West Side crew. West Side потому что наш город стоит на западном берегу Итры. Наш город типа местный Лос-Анджелес. А на западном берегу, где стоит Эльвацк, есть East Side crew, ну или East Side gang, тут как кому нравится. Они – это местный Нью-Йорк. А «толчками», – он поморщился. – Нас называют потому что…
Он слегка растерялся.
– Представь себе надпись WS. Представил?
Я кивнул.
– Вот, а теперь вспомни, что пишут на туалетах обычно.
Я не понял, что он имеет ввиду. Видя мой непонимающий взгляд, он пояснил:
– На туалетах обычно пишут WС. Не видишь сходства?
До меня, наконец, дошло. Я вновь кивнул. У меня оставался еще один вопрос, который я уж очень хотел ему задать. Видимо, он прочел его в моих глазах, потому что, изобразив гримасу жалости, сказал:
– Ладно уж, скажу. Ты хочешь у меня спросить – какого лешего было во время матча?
Я с облегчением кивнул. Во время нашего диалога я, наверное, походил на игрушку «бошкотряс», которые, обычно, ставятся в машинах.
– Это называется «забив». Вот только у нас с ними был договор, что все будет происходить за городом через час после матча. Поэтому мы всем составом и пришли на игру, чтобы потом, все вместе, пойти в точку сбора. Но эти мрази решили нас выцепить еще до назначенного времени. Им не повезло, что мы тогда уже были на взводе, из-за мелкого… Кстати, – он посмотрел на меня, будто что-то вспомнив. – Ты за него сегодня впрягся уже второй раз. Не хочешь за него уплатить?
– А за что он должен? – я помнил о том, что он пообещал не отвечать на мои вопросы, но не смог удержаться.
– Он решил поставить на то, что наши пацаны сольют следующий матч. В итоге пацаны взяли игру, а он взял и слился. Мы честно ждали отпущенные ему на все-про-все две недели. Потом решили его спросить – а где, собственно, наши денежки? Но тут, – он указал на меня. – Появляешься ты, рыцарь в сияющих доспехах, и портишь нам всю малину.