27 дней
Это утро ну никак нельзя было назвать добрым. Проснулась ни свет, ни заря оттого, что боль раскатистыми волнами проходит вдоль позвоночника, вынуждая стискивать зубы, жмурится и мысленно считать, в надежде, что когда дойдешь до сотни, то станет легче.
Досчитала и до ста, и до пятиста, и до тысячи. Результата – ноль. Боль никуда не делась.
Давно меня так сильно не накрывало. Может, причина в том, что конец этого адского лечения-мучения уже не за горами, а может в том, что за последние несколько дней на меня свалилось слишком много переживаний из-за Тимура и проблем, связанных с ним. Эта ночь вообще стала настоящим испытанием. Сон никак не хотел приходить, и я ворочалась в кровати, то и дело, бросая тоскливые взгляды на часы, беспристрастно показывающие время далеко за полночь. Несправедливо, я люблю спать, потому что так время быстрее пролетает, а сегодняшняя ночь стала просто бесконечной.
Утро началось не лучше. Боль невыносимая, от которой хоть волком вой, да на стены бросайся. Вдобавок не выспалась совершенно. Ну, сколько я суммарно проспала? Пять часов, четыре, три? Не могу точно сказать, в полудрему то и дело проваливалась, а полноценного сна так и не дождалась. В голове неприятно гудело, словно я вчера пьянствовала, физиономия отекла, во рту металлический привкус, настроение ниже плинтуса.
Вроде только проснулась, а уже устала, так, будто, с ночной смены вернулась.
Как же все это надоело!
Терпеливо дождалась, пока электронный доктор выполнит все обычные утренние манипуляции и отстанет от меня, укатив в свой темный угол. После этого с тихим стоном села на краю кровати и, не шевелясь, просидела еще довольно долго, никак не находя в себе сил подняться. Хотелось вернуться в постель и все-таки попытаться наверстать упущенное и выспаться.
Нельзя! Конечно, бродить, наматывая километры, как того хочет врач, Никита и еще некоторые персонажи, я не собираюсь, но прирастать к кровати тоже не дело. Лучше уж потом у телевизора поваляться, чем снова укладываться спать, не успев выбраться из постели.
Итак, здравствуй очередное прекрасное утро, дивное отражение в зеркале и ненавистный календарь с проклятыми розами. Как всегда, ненавижу вас от всего сердца!
Подъем с кровати, после которого пришлось пару минут постоять, потому что каждый вдох сопровождался болезненным уколом в грудной клетке. Продышалась, кое-как собралась и отправилась на кухню.
Здесь царила первозданная тишина и спокойствие. Мой шеф-повар явно еще не выходил из своего убежища, и не приступал к своим обязанностям. Что ж, это хорошо. Могу спокойно посидеть, выпить кружечку горячего кофе, посмотреть в окно, подумать о своем будущем, не дергаясь и не вступая в словесные баталии. Вообще, я последнее время все чаще стремилась избегать контактов с ним, предпочитая отсиживаться у себя. Словно не я хозяйка дома, а этот душевный Подарочек. Непорядок. Надо все расставить по своим местам, а то за оставшийся срок он вообще обнаглеет. Как расставить, это уже другой вопрос.
Игорь Дмитриевич резонно предложил все оставить как есть, не создавать себе лишних проблем. Значит, так тому и быть. Он мужик разумный, ерунды не посоветует.
Но кое-что пора поменять. Для начала, наверное, стоит прекратить прятаться от него, и все-таки показать, кто в доме хозяин. Посмотреть, что он делает, как. Проявить интерес так сказать, а то бродит по дому, предоставленный сам себе. Пусть видит, что я все контролирую и держу руку на пульсе. Все, прямо сегодня и начну проявлять этот самый интерес!
Решив так, сама себе утвердительно кивнула и отвернулась от окна.
Твою мать!
В паре метров от меня стоял Тимур, привалившись к столу, сложив руки на груди и исподлобья глядя в мою сторону. От неожиданности вздрогнула, чуть не упустив из рук кружку, каким-то чудом, умудрившись сжать ее непослушными пальцами в последний момент. Как он смог настолько тихо подойти??? Даже намека на его присутствие не почувствовала! Точно, котяра! Те лохматые черти тоже бесшумно ходят. Уф, сердце как зашлось от испуга, аж в ушах зазвенело.
– О ком мечтаем? – насмешливо-холодный вопрос заставил меня подобраться.
– О тебе, конечно! – с отстраненной улыбкой ответила парню, пытаясь взять себя в руки, – о ком же еще мне мечтать? Вот летела на кухню, пылая желанием узреть твой дивный лик, а тебя здесь и не оказалось.
Зачем я опять начинаю выпускать шпильки? Сама провоцирую на разборки. Зачем я это делаю? Блин, можно подумать, что сама заскучала от вчерашнего затишья. Вот глупость-то. Проще ведь промолчать, холодно осадить его и уйти с гордым видом, как я это успешно делала вчера. Вон как его озадачило мое нежелание вступать в конфликт, когда я вся была погружена в мысли о предстоящем разговоре с его отцом.
Стоп! Куда уйти? Не я ли решила, что сегодня начинаю интересоваться его делами, проявлять участие? К сожалению, я. Так что триумфальное бегство отменяется.
Против воли засмотрелась на него, сравнивая с отцом. Надо же, как похожи. Тот же изгиб бровей, те же глаза. Заматереет когда, вообще не отличишь. Вот она порода, никуда от нее не денешься. И ведь совершенно не похож на Майлза, как мне показалось в самый первый момент, стоило его только увидеть без бороды и зарослей на головы. Просто какой-то общий типаж, образ, не более того.
– Долго любоваться будешь? – он опять вывел меня из задумчивости.
– Не знаю, – пожала плечами и отвернулась от него, пряча дрожащие руки и внезапно порозовевшие щеки. Еще не хватало, чтобы подумал, будто действительно любуюсь. Про отца сказать не могла, поэтому оставалось только иронично огрызаться в ответ, – просто никак не нарадуюсь, что судьба такой Подарочек прислала.
– А уж я-то как рад, – мрачно заметил парень, и я спиной почувствовала, как по мне мазнул холодный, полный раздражения взгляд. Брррр, аж мурашки по спине побежали, заставляя, ежится, – не думал, что в такую рань встречу тебя здесь.
– Разве это рань? Девятый час.
– Насколько я могу судить, для тебя – это несусветная рань, – он легко оттолкнулся от стола, и не глядя в мою сторону, пошел к холодильнику, – что-то не припомню, чтобы ты раньше десяти выбиралась из своего укрытия.
– Сегодня день особенный, – холодно улыбнулась в ответ, одними губами. Ругаться еще не начали, но я чувствовала, как атмосфера неприязни сгущается, ощущение такое будто еще немного и искры полетят.
– И что в нем особенного? – Тим методично выгружал необходимые для приготовления завтрака продукты.
– Сегодня мне захотелось посмотреть, чем ты занимаешься.
Он остановился, вполоборота обернулся ко мне, смерив подозрительным взглядом:
– То есть собираешься сидеть и мозолить мою спину своим печальным взглядом? Для меня это весьма сомнительное удовольствие.
Гаденыш противный! Пытается меня спровадить прочь в моем же собственном доме! Даже не скрываясь. Как жаль, что от папани не унаследовал выдержку и здравый смысл. Может это с годами придет? Хотя вряд ли.
– Так это самое приятное в таком наблюдении, – ответила и с деловым видом забралась на табуретку, пытаясь не показать, что каждое движение сопровождается вспышкой боли. Давно я так не раскисала и не мечтала с таким остервенением об обезболивающих. Целую пригоршню за раз, чтобы, наконец, забыться и отдохнуть. Мдааа, мечты достойные закоренелого наркомана. Докатилась.
Тимур стоял и сердито буравил меня своими глазищами, даже и не думая скрывать раздражения, а я в ответ села поудобнее, подперла рукой щеку и, подняв брови, посмотрела на него:
– Ну что ж твори, я готова!
Плохо себя веду, неправильно. С такими темпами, никогда у нас контакт не наладится, но поделать ничего не могу. Кто виноват в том, что я провела бессонную ночь? Правильно, он! Поэтому и вредничаю, ощущая себя при этом полной дурой.
Знаете, такое дурацкое состояние, когда вроде хочешь с человеком пообщаться, но не знаешь, как начать, тему не можешь подобрать, момент подходящий и, в результате, вместо нормальной беседы начинаешь задираться. Вот как мальчишки в школе за косички дергают, когда хотят к себе внимание привлечь. Так и я себя вела сейчас, один в один. Вроде устала от конфликтов, хотела бы наше общение в мирное русло повернуть, а вместо этого злю его, еще больше настраивая против себя. Эх, видели бы вы меня сейчас, Игорь Дмитриевич! Точно бы усомнились в моей разумности!
Похоже, ничего хорошего из нашего утреннего общения не выйдет, и, скорее всего по моей вине. Придя к такому выводу, я сползла с табуретки и направилась к выходу, наплевав на то, как со стороны выглядит моя непоследовательность и на утреннее стремление к общению.
– Что, насмотрелась уже? – раздался голос из-за спины.
– Ничего интересного, – выдала очередной "перл", махнула рукой и ушла к себе. Ломая голову над тем, как же все-таки выплыть из того болота, в котором мы оказались?
Завтракать не пошла, потому что из-за разбитого состояния ничего не смогу проглотить. Кружку кофе утром выпила и хватит. К тому же опять пересекаться с Тимуром не хотелось. Не готова я к этому. Наговорю ерунды, он ответит грубостью, в результате оба рассердимся и еще больше разойдемся в стороны. Надо бы побеседовать с ним серьезно, без ужимок, взаимных претензий и прочей ерунды. Просто поговорить о нашем совместном существовании, серьезно обсудить все сложные моменты, попытаться сгладить острые углы. Не знаю, возможно ли это вообще в нашей непростой ситуации. Он в глубоком окопе, закрыт от своей хозяйки, а я не могу ему сказать, что скоро весь этот кошмар закончится, и он сможет идти на все четыре стороны. В таких условиях тяжело грамотно выстроить цивилизованный диалог. Я хоть и смирилась с тем, что еще три с половиной месяца не смогу от него отделаться, но не испытываю никаких положительных чувств по отношению к нему. Он же меня тихо ненавидит, как любой раб ненавидит своего узника-хозяина. И как выбраться из этой западни, я не знаю.
Сегодняшнее утро неприятным всполохом промелькнуло в памяти. Повела себя как глупая курица. Ну, чего стоило вместо всякой чуши сказать просто "доброе утро", и плевать, что бы он там ответил, потому что с моей стороны, это был бы какой-никакой, но все-таки шаг навстречу. Вместо этого несла какой-то бред про наблюдение. Детский сад, иначе и не скажешь. Обезьяньи ужимки.
Села на краешек незаправленной постели, подсунув себе подушку под бок, чтобы хоть немного ослабить неприятные ощущения, и задумалась, внезапно поймав себя на мысли, что после вчерашнего разговора с Игорем Дмитриевичем, впервые за все время мне захотелось действительно спокойно пообщаться с Тимуром. Наверное, потому, что внезапно поняла – это не просто ходячий комок проблем, доводящий меня до белого каления, а реальный человек, у которого своя жизнь, пусть и не веселая в последние три года. У него отец, друзья, подруги, наверняка девушка есть… Была. А, может, и не было. Может, как Лазарев, брал, что хотел, потом перешагивал и шел дальше. Кто его знает, как там все на самом деле обстояло.
Просто хотелось поговорить, все равно о чем, лишь бы без зубоскальства и взаимных огрызаний, оскорблений. Нелепое желание, которое неизвестно чем оправдать, но справиться с ним не удавалось. Все больше расстраивалась из-за того, как утром себя повела. Глупо, неосмотрительно, еще больше отталкивая от себя. Непроизвольно все получилось.
– Засада, – грустно проговорила, глядя перед собой затуманенным взглядом, – полнейшая.
Надо дождаться обеда, когда он вернется в дом и все-таки попробовать сделать шаг навстречу. С меня ведь не убудет, если пожелаю ему приятного аппетита или спокойно поинтересуюсь, как продвигается работа по ремонту крыши. Конечно в ответ, Тим скажет что-то нелицеприятное, а может и просто промолчит. Ну и что, пускай, зато может быть поймет, что мне не все равно.
Вопрос только в том, выдержу ли я? Что, если мои попытки, одна за другой, будут рассыпаться в прах, натыкаясь на стену его отчуждения, приправленного острыми колючками? Не знаю. Я ведь тоже не железная, особенно в последнее время.
Как же все сложно! Теперь, когда Барсадов старший настоятельно просил ничего не говорить Тимуру, я буквально с ума сходила от желания ему все сказать. Почему? Может, просто хотела порадовать, а может, мечтала о том, что хорошие новости вынудят сменить гнев на милость.
Ерунда какая-то. Вот скажите на милость, ну не все ли мне равно, порадуется ли он или подобреет? Три с половиной месяца и все, с вещами на выход. И вспоминать друг друга будем только в страшных снах. С чего же меня сегодня так пробрало на откровенность, с чего такая непередаваемая жажда общения? Не понимаю.
Ладно, надо дождаться обеда и все-таки попытаться сделать этот самый, пресловутый шаг к миру.
А хотя, зачем ждать? Что я смелости наберусь дополнительной? Или он за это время воспылает ответным желанием пообщаться со мной? Нет, конечно, ничего не изменится. Значит, надо вставать, подниматься с кровати исключительно за счет силы воли, и идти к нему, прямо сейчас.
Чу решила, чу сделала.
Не совсем понимая как начать с ним разговор, да и о чем вообще говорить, но преисполненная самой благой решимости, я покинула свою комнату и побрела по коридору в сторону черного выхода.
Что происходило дальше, я при всем желании не могла объяснить с точки зрения логики. Просто внутри будто что-то щелкнуло. Не торопясь, дошла до двери, взялась за ручку и уже хотела выйти на улицу, но остановилась, ибо в этот момент голову посетила внезапная мысль. А чем он там, собственно говоря, занимается? Ясно, что я его отправила гараж крыть, да результата что-то не видно! За две недели взрослый, и как оказалось далеко не хилый мужик, мог бы пять таких гаражей перекрыть. А Тимур никаких результатов мне не показывал. Да, каждый день исправно уходит на место действий, что-то там ковыряется, иногда стучит. Но где пресловутый результат?
Тихой змеей в мысли просочилась подозрительность, вытесняя недавнее жгучее желание просто с ним пообщаться. По коже пробежали крупные мурашки как от холода, когда я осознала, что опять не верю ему. Точно обманывает!
Благое расположение духа испарилось, словно его и не было. Отпустила несчастную ручку, развернулась и деловым шагом направилась к главному выходу. На крыльце немного постояла, запрокинув голову к небу. Будет дождь. Возможно не сейчас, ближе к вечеру, но точно будет. По небу торопливо плыли небольшие хмурые облака, то и дело, закрывая собой солнце, в воздухе ощущалась влажность. Эх, ливня бы настоящего с грозой, с ослепительными вспышками молний и раскатистым рокотом грома, чтобы сидеть у окна с кружечкой горячего чая и любоваться на буйство стихии.
Прогнала мысли о дожде и снова переключилась на Тимура. Итак, идем смотреть, чем же он там занимается. Прошла немного вперед по аллее, уводящей от дома, до раскидистых кустов сирени. То, что надо. Аккуратно, стараясь не споткнуться за торчащие из земли корни, и не зацепиться за зеленые ветви, стала пробираться между кустов, придерживая очки двумя руками. Если они слетят – все, пиши пропало, буду тыкаться носом во все стороны, словно слепой котенок.
Кусты нехотя расступались, не желая пропускать меня вперед, а я упрямо продолжала пробираться сквозь них, пока не почувствовала под ногами твердую почву. Вот оно!
Раньше, когда семья была полной, и мы с мамой жили на Ви Эйре, я обожала гулять в нашем саду, и отец, желая угодить своей маленькой дочери, проложил сеть так называемых тайных тропинок. В детстве я с ума сходила от восторга, рисуя всевозможные карты сокровищ, блуждая по этим тропинкам и придумывая всевозможные истории. Это было мое царство, и естественно я его досконально знала. Каждый изгиб, каждый камушек, каждое деревце. Со временем эти знания никуда не делись, маленько запылились, поблекли, но даже сейчас я с закрытыми глазами могла нарисовать все хитросплетение узеньких твердых тропинок.
После триумфального возвращения на Ви Эйру в статусе пациента центра Августовского, нет-нет, да и мечтала набраться сил и выйти прогуляться по старым местам. Останавливало то, что не знала насколько тропки заросли, и получится ли у меня по ним пройти в нынешнем бедственном состоянии.
А тут на тебе, даже повод достойный подвернулся!
Я стояла вначале дорожки, которая по широкой дуге огибала дом и возвращалась обратно. Как раз с противоположной стороны гаража.
Не скажу, что очень долгий путь, но в моем нынешнем состоянии прогулка может и затянуться. Главное под ноги смотреть и очки не потерять.
Побрела вперед, руками разводя ветви, свисающие над дорогой. В принципе все не так плохо. За долгие годы, что дом пустовал, покрытие на тропинках потрескалось, потемнело, но до сих пор сохраняло форму. Местами, то тут, то там сквозь стыки да по краям пробивались отважные островки зелени, или задорно топорщились несгибаемые одуванчики. Я брела вперед, с удовольствием вдыхая свежий, напоенный влажностью воздух, смотрела по сторонам, с замиранием сердца отмечая привычные ориентиры. Вот кривая ива, чей ствол разделялся на два, напоминая руки, поднятые к небесам. Вот огромный некогда серый валун, покрывшийся со временем зеленым мхом, а вот перекресток двух тропинок.
Однако, прогулка была не настолько простой, как мне хотелось бы. Местами кусты переплетались своими ветвями, создавая практически непреодолимое препятствие на пути. Приходилось потихоньку, без шума, по веточке разбирать баррикаду, прежде чем появлялась возможность идти дальше. Иногда дорожка заводила прямо в заросли высокой, в мой рост крапивы. Тогда я прятала руки в широкие рукава, закрывала лицо и бочком пробиралась морщась от неожиданных уколов. А уж про репейники и прочие колючки я вообще молчу! Ближе к концу пути я была в них вся! Гроздья висели на платье, несколько штук умудрились вцепиться в волосы. Я их сердито сдирала, проводя рукой по жиденькому хвостику или пестрому подолу, но лишь для того, чтобы через десять шагов нацеплять новых. И все повторялось заново.
В детстве, когда я, словно ураган, носилась по этим тропинкам, они казались мне нескончаемыми, сейчас же просто до безобразия утомляющими. Вот чего меня черт дернул пуститься в это отважное путешествие? Не могла до обеда подождать? Там бы и перекинулась с Тимуром парой фраз, на иное и рассчитывать не стоит. В лучшем случае большую часть промолчали бы, а в худшем разругались. Нет же! Мне приспичило ускорить наступление этого светлого момента, душа потребовала общения! И теперь, охая, стеная и кляня себя за несусветную неосмотрительность, вынуждена продираться сквозь бесконечные заросли.
Я уже была не рада своему гениальному решению, и почти решила повернуть обратно, да только смысла в этом не было. Середина пути. Что вперед продираться, что назад, никакой разницы. Эх, чувствую, аукнется мне эта прогулка сегодня вечером. Молодец Василиса, умненькая девочка, ничего не скажешь.
За время пути я успела себя пожалеть, отругать, позлорадствовать и конечно рассердится на первопричину, то бишь на Тима, обвиняя его во всех смертных грехах. Вот если бы не его первый обман, то сегодня на меня бы не накатила подозрительность, и я не полезла бы по кустам, как лось по кукурузе.
И что сейчас я ему скажу, вывалившись из кустов, вся растрепанная, в репьях, с перекошенным от щемящей боли в боку лицом? Конечно, ничего хорошего! Ох, Василиса Андреевна, сама на себя не похожа в последнее время, из-за корсета проклятущего, из-за Подарочка и всех событий, связанных с ним.
Моя пробежка по кустам заняла минут двадцать, за которые, я измотала себя и физически и морально, доведя настроение до высшей точки кипения.
Так или иначе, но когда я, вся в растрепанных чувствах, приблизилась к финалу своего пути, было лишь одно желание – кого-нибудь укусить, потратив весь скопившийся внутри яд.
На цыпочках преодолела последние метры пути и тихонько, стараясь ничем не выказать своего присутствия, раздвинула ветки ивы.
Ах ты ж свиненыш, ты, бессовестный! Скотина ты неблагодарная!
Стою, сжав кулаки, а у самой зубы от злости сводит. Этот… этот… Подарочек, вольготно развалился на крыше гаража, удачно подобрав место, таким образом, что увидеть из дома я его не могла при всем желании.
Лежит, закинув руки за голову, прикрыв лицо скомканной футболкой. Загорает, блин, или спит. С моим зрением так сразу и не разберешь.
Крыша как была в первозданном виде, так практически и не изменилась.
Вот, я курица безмозглая! Что ж ни разу не проверила, как продвигается его работа? Не сходила и не проверила, чем он тут целыми днями занимается? Лень было? Себя жалела? Нервы берегла?
Вот результат!
Развалившийся на крыше, греющийся на солнышке, наглый котяра, который в очередной раз обвел меня вокруг пальца, воспользовавшись мои нежеланием совершать лишние телодвижения. Молодец, парень! В любой ситуации изворачивается так, чтобы себе удобно было.
Прибила бы к чертям собачьим!
Что ж, пора поговорить. Утром я была полна благих намерений сделать шаг навстречу, но вместо этого сейчас на грани того, чтобы устроить самый настоящий, колоритный скандал. Я тут мечусь, думаю, как наладить отношения, жалею его, а он…
Накрутив себя до ручки, решительно вышла из своего зеленого укрытия, и направилась в сторону гаража, бесшумно ступая по мягкой, изумрудной траве.
Как и следовало ожидать, Тимур был настолько увлечен своим ничего-не-деланием, что не услышал моего приближения, поэтому мне удалось незамеченной подойти к гаражу.
– Ну, как загорается? – спросила громко, и не думая скрывать сарказм.
Тимур от неожиданности дернулся, судорожно попытался стянуть с лица футболку, запутался в ней, сдвинулся в сторону и коротким, но емким "бл*", свалился в прореху между листами кровли.
Первым моим порывом было раскинуть руки, задрать голову к небу и разразиться демоническим хохотом. Ха-ха-ха! Так тебе и надо, свин ты неблагодарный!
Потом прикинула высоту крыши, уровень шума, который он издал при падении, и поняла, что так ведь и убиться можно.
– Ё-мое, – пробубнила себе под нос и поспешила внутрь.
Сейчас он свернет свою буйную шею, а отвечать мне. Комитет выдвинет обвинения в жестоком отношении, а суровый папаня велит разделать меня на куски и подать к столу мелкими ломтиками.
Заскочив внутрь, осмотрелась, дав глазам возможность привыкнуть к полумраку.
Где же этот гад? А, вон он!
Тимур обнаружился лежащим на полу, с широко раскинутыми руками. Я поспешила к нему, желая, убедится, что все в порядке.
Подойдя ближе, увидела, что лежит, сердито стиснув зубы и чуть морщась, как человек, у которого нестерпимо болит голова. Вроде живой, хотя кто его знает, что могло случиться при падении:
– Ты как, живой? – спросила, подходя к нему практически вплотную. При звуке моего голоса он еще сильнее поморщился, не проронив ни слова, но я не сдавалась, – руки ноги целы? Спина? Шея? Ты вообще шевелиться можешь?
В ответ тишина. Лежит, недовольно смотрит на меня, и я вижу, как в глазах боль плещется. Перепугалась за него до одури, уже хотела, было ринуться домой, вызывать врача, но, отступив на шаг, остановилась, на секунду задумалась и вернулась обратно:
– Можешь не разговаривать со мной, дело твое. Только на вопрос один ответь. Тебе больно оттого, что ты рухнул с крыши и что-то повредил, или потому, что лежишь и придаешься радужным фантазиям, посвященным тому, как ты откручиваешь мне голову, топишь в болоте или душишь своими собственными руками?
– Ты как думаешь? – последовал хриплый ответ, после секундного молчания.
– Понятно, – протянула я, сердито складывая руки на груди, и грозно глядя на него сверху вниз. По крайней мере, я надеялась, что грозно, с этими страшенными очками, даже если захочешь никого взглядом не сразишь.
Тим еще раз шумно выдохнул и потер лицо руками, после чего покосился в мою сторону и язвительно произнес:
– Не обязательно мне тут светить своими костлявыми коленками!
Чуть пар из ушей не пошел, когда сообразила, что стою рядом с ним в бесформенном балахоне с широким подолом, и ему в таком положении открывается просто дивный вид мои тощие мощи.
– А ты не пялься, куда не положено! – зло рявкнула на него, все же отступив на пару шагов.
– Не больно-то и хотелось, – хмыкнул Тимур, потом сел, тряхнул головой и легко поднялся на ноги, потирая ушибленный бок и исподлобья глядя в мою сторону.
– Как это понимать? – с трудом дыша от еле сдерживаемой ярости, спросила у него.
– Что именно? – он невинно поднял брови.
Ясно, дурака решил включить, издевается.
– Я имею в виду твои возлежания на крыше!? – из последних сил стараюсь удержать на лице маску спокойствия, а в голосе рассудительность, хотя больше всего на свете хочется визжать и топать ногами. Обманул, опять! И опять только благодаря моей невнимательности. Сил никаких больше нет!
– Погода хорошая, особого пекла нет, – невозмутимо ответил он, – поэтому и лежал на крыше.
– До этого типа нет? Не лежал? Работал в поте лица?
– До этого жара была, приходилось тень искать, – глумливо сообщил он.
Я со свистом втянула в себя воздух, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Кто бы знал, как я в этот момент мечтала его выпороть! Так чтоб сидеть не мог на своей наглой заднице неделю, или две! Но я ведь добрая, я ведь так не могу, гуманистка хр*нова! А надо бы!
Тимур, небрежно откинув в сторону скомканную майку, стоял рядом, возвышаясь надо мной на добрых полторы головы, и смотрел сверху вниз, с таким выражением, которому я не могла дать четкого определения. На лице прямо крупными буквами было написано: "ну, вот он я, и что ты теперь будешь делать?". А, я, сцепив руки на груди, смотрела в сторону, пытаясь совладать с эмоциями.
В этот раз разозлил меня просто до дрожи. Больше всего бесило то, что я полночи не спала из-за мыслей о нем, потом все утро металась, терзаемая совестью и желанием с ним поговорить, и вот на тебе, пожалуйста, получайте!
Две недели он только тем и занимается, что водит меня за нос. Один обман раскрылся, второй так и процветал. Интересно, что еще он делает (или не делает) за моей спиной?
– То есть за все это время состояние крыши не улучшилось совершенно, – зачем-то озвучила очевидные вещи, Тим в ответ промолчал, и я продолжила, срывающимся голосом, потому что держать эмоции под контролем было все сложнее, – две недели ты занимался тем, что ни хр*на не делал. Вот скажи мне, ты на столько наглый и бесстрашный, что тебе все нипочем, или просто обыкновенный рукож*п, которому поручили невыполнимое задание?
В ответ на откровенную грубость, взгляд стал колючим, но мне было уже плевать. Сколько можно в идиотках ходить? Даже самому терпеливому терпению рано или поздно приходит конец.
Этот момент, по-видимому, стал последней точкой для моего самообладания, потому что, уже не стесняясь в выражениях, вывалила ему все, что накопилось:
– Или к рукож*пости еще и бестолковость примешивается? Знала бы, что так обернется, давно бы мастера нормального вызвала, с прямыми руками и работающей головой. И крыша бы уже в порядке была и нервы целы.
– Что мешало? – прозвучал холодный вопрос.
– Ничего не мешало, кроме веры в то, что ты мог нормально все сделать. Идиоткой была, каюсь! Переоценила! К крыше можешь больше не притрагиваться! Завтра придут нормальные люди и все сделают! Хватит с меня твоих дел, сыта ими по горло. Приводи здесь все в порядок и иди к себе! Все равно толку от тебя нет никакого! – сердито ткнула его пальцем в грудь и, резко развернувшись, от чего слезы из глаз брызнули, направилась к выходу, провожаемая тяжелым взглядом. Однако, дойдя до дверей, остановилась, чувствуя, что не могу уйти просто так, снова обратилась к нему:
– Я не понимаю, чего ты добиваешься? Тешишь свое самолюбие тем, что водишь меня за нос? Тебе легче от этого? Упиваешься своим свинским поведением? У меня такое чувство, что рядом со мной какой-то неуравновешенный злобный подросток, бастующий против родителей, а не взрослый парень, у которого за плечами какого только дерьма нет! Я вот никак не пойму, за что ты меня настолько ненавидишь? Понимаю, что хозяев не за что любить, и не напрашиваюсь на теплые чувства. Мне этого не надо! Можешь не любить. Но вот чтоб так! У меня в голове просто не укладывается. Я ведь ничего плохого тебе не делала, хотя не спорю хорошего тоже мало. Но все-таки! Даже за нашу первую встречу извинилась, но тебе плевать! Мстишь за предыдущих хозяев, срываешься всю свою накопившуюся злобу, считая меня слабой, неспособной ответить силой на вопиющее хамство? Что мне сделать, чтобы ты пришел в себя? Или уже поздно, и ничего кроме кнута не воспринимаешь?
– Все сказала? – хрипло спросил он, прожигая бешеным взглядом.
Ну, вылитый папаша! Даже фраза такая же в купе с поднятой бровью!
– Теперь все! – кивнула и решительно направилась прочь, чувствуя, как он стоит за моей спиной и смотрит вслед.
Гаденыш! Ну, как же ты меня достал!!!
Под ногой хрустнула сухая веточка, на что я не обратила особого внимания, потом еще одна и еще. Остановившись, пригляделась к дорожке. Вся она была усыпана сухими палочками, какими-то скорлупками, шелестящими листьями. На дворе конец мая, откуда здесь взялось все это прошлогоднее барахло?
Закатив глаза, опять обернулась назад. Тимур по-прежнему стоял в дверном проеме, задумчиво глядя вдаль.
– Надо же какой хитроумный! – язвительно проговорила, демонстративно пиная веточку, – отличная система оповещения, чтобы вовремя проснуться и начать имитировать работу. Гениально. Поздравляю, сразил наповал! – с фальшивой улыбкой похлопала в ладоши, – талант, да что там скромничать, талантище! Гений партизанских игр!
Он перевел на меня мрачный взгляд, но мне уже было плевать. Терпение закончилось, достал!
– Значит так, Талантище, здесь тоже все убираешь, приводишь в порядок. Мне все равно как, но чтоб на дорожке никакого мусора не было. И мне плевать, как ты это сделаешь! Хочешь – мети, хочешь – на коленях ползай и руками все собирай, хочешь вылизывай! После этого к себе, и носа не показывай оттуда. Ясно? Выходить только с моего разрешения, и только по делу. Ослушаешься – использую браслеты, уж что-то, а ограничить твое перемещение я смогу!
С этими словами развернулась и все-таки ушла, в этот раз не оборачиваясь, из-за опасений не сдержаться, продолжить разборки. По дороге без церемоний зашла в его комнату. В конце концов, я у себя дома и имею право делать все, что захочу! Пора уже проучить этого гада, а то устроился, как на курорте. Все, баста, мой дорогой, вводим санкции!
Одной рукой сгребла с полки все книги, что я любезно ему предоставила, и, прижимая их к себе, направилась прочь. Ничего посидит в своей комнате без книг, без развлечений, подумает о своем поведении. Так сказать, домашний арест. Посмотрим, насколько его хватит. Ведь вынужденное ничегонеделание утомляет похлеще работы, по себе знаю. День-другой и волком взвоет от тоски.