Марина Колесова
В плену королевских пристрастий
Виктор почти никогда не слышал таких интонаций в ее голосе. Он привык, что к нему она всегда относилась доброжелательно. Хотя принимала его помощь сдержанно и даже чуть отстраненно, да и обращалась к нему всегда обезличенно и почти никогда не называла по имени, явственно обозначая между ними ту достаточно большую дистанцию, которую Виктор даже не помышлял сократить, всячески подчеркивая свое почтительное отношение к ней. Но, тем не менее, она старалась даже намеком никогда не обозначать его истинное положение при ней, несомненно, щадя его самолюбие. Поэтому прозвучавшая фраза удивила его.
– Жаль, что Вы так считаете, миледи. Так сложилось, что я слишком мало общаюсь с Вами и редко могу чем-то порадовать. Поэтому я надеялся, что мальчик, находясь всегда при Вас, научится Вас радовать и доставлять Вам удовольствие. По крайней мере, будет стремиться к этому. Но на деле все вышло иначе.
– Он мой слуга, Алекс… И только я буду решать, что от него требуется, – все тем же холодно-резким тоном продолжила герцогиня. – Поэтому и думать забудьте хоть что-то указывать ему. Попробуете вмешаться и начать его наказывать, и я перестану общаться не только с Вами, но и с королем. Меня все устраивает, а что не будет устраивать, я сама исправлю.
– Дорогая… – герцог сокрушенно покачал головой, – Вы снова начали злиться. Что я опять сделал не так? Вы хотите, чтоб я совсем не говорил Вам ничего? Почему любое проявление моей заботы Вы воспринимаете столь нелюбезно? Я не собираюсь наказывать Вашего слугу, разбирайтесь с ним сами… только будьте добры в этом случае, не срывайте на мне раздражение оттого, что Вам столь тяжело с ним.
– Я и не срываю ничего на Вас, я лишь предупредила, что хочу сама решать свои проблемы, – герцогиня раздраженно повела плечами.
– Вот видите, Вы сами признали, что они у Вас есть, – герцог обхватил ее руками за плечи, – и Вы не хотите принимать мою помощь… Разве это христианское поведение супруги? Разве Вы не должны полагаться на мужа, а я не должен заботиться о Вас? Да, я был виноват перед Вами, не спорю… но Вы упорно не даете мне ни малейшего шанса исправить ситуацию.
– Алекс, а Вы не можете заботиться как-то иначе? Разве наказание слуг это единственный доступный Вам способ ее проявления?
– Вас, моя дорогая, напрягает именно это, так почему бы мне не освободить Вас от этой неблагодарной, но необходимой обязанности?
– С чего Вы взяли, что это обязанность необходимая?
– Это аксиома, не требующая доказательств, милая. Лучше наказав, заранее объяснить правила поведения и закон, до того, как произойдет что-то непоправимое. Но если Вы хотите проверить это на собственном опыте – проверяйте, я устал спорить с Вами и объяснять Вам прописные истины. Только давайте ограничимся кругом Ваших личных слуг и еще договоримся: я не вмешиваюсь лишь до первого случая… а после него не вмешиваетесь уже Вы. Согласны?
Герцогиня долго молчала, а потом тихо спросила:
– А если это будет подстроено?
– Если будете сомневаться в этом, арбитром выступит король.
– Хорошо, если кто-то из моих личных слуг преступит закон, дальше их будете контролировать Вы.
– Что ж, тогда развлекайтесь. Я постараюсь ни во что не вмешиваться. Посмотрим, к чему это приведет. Ради Вас, моя дорогая, я даже соглашусь пройтись по лезвию над пропастью.
– Алекс, ну не преувеличивайте… Какая пропасть?
– Вас никогда не предавали слуги? Ну да… Вы же в монастыре жили. А здесь далеко не монастырь… здесь доброта считается слабостью, которой грех не воспользоваться, и выживает и процветает не тот, кто более свят, а тот, кто либо сильнее, либо хитрее и даже подлее. Я хлебнул этого с лихвой, поэтому изо всех сил старался оградить от этого Вас, но Вы упрямо противитесь этому. Вы верите в красивые сказки, добродетель и неизбежную победу добра. Что ж убедитесь во всем сами. Будем надеяться, что последствия будут некатастрофичными, хотя бы потому, что Вы способны предвидеть катастрофы. Кстати, что Вы увидели в Веренгере?
– Вас… я там увидела Вас, – впервые за весь разговор с герцогом Алина улыбнулась.
– Хотите спровадить от себя подальше? – усмехнулся герцог. – Что ж это у Вас получилось. Только пообещайте мне в мое отсутствие не особо разлагать дисциплину в замке, не превращать его в псарню и еще не сильно ограничивать короля, пока он здесь… ведь потом он на мне отыграется, за все Ваши выходки. Обещаете?
– Алекс, Вы умеете так замечательно обыгрывать факты, что чтобы я не делала в Ваше отсутствие, Вы всегда найдете повод, чтобы упрекнуть меня. Я заранее знаю, что не сумею Вам угодить, поэтому лучше запретите мне выходить из комнат и общаться с королем.
– Вы немилосердны, дорогая. Неужели Вы хотите, чтоб он казнил меня на площади за столь жестокое обращение с его кузиной?
– Не казнит. Вы стали ему необходимы и без меня. А если не впустую съездите в Веренгер, то еще больше упрочите свои позиции. Поэтому постарайтесь.
Лицо герцога посерьезнело.
– Я просто диву даюсь, – тихо произнес он, – ради его интересов, Вы готовы поступиться своими…
– Так Вы выходит, догадываетесь, что я знаю, что Вы уже надели петлю на мою шею… Только учтите, ошейником ей не стать, она лишь за удавку сойдет, – перейдя на латынь, еле слышно прошептала герцогиня, при этом пристально глядя прямо в глаза герцогу.
Тот судорожно сглотнул и срывающимся голосом хрипло спросил: – О чем Вы, Алина?
– Вы знаете о чем, – она отвела взгляд.
– Алина, я ничего не понимаю. Какая петля? Какая удавка? – герцог тоже перешел на латынь и его голос обрел прежнюю уверенность: – Я оберегаю и охраняю Вас… Я все делаю ради Вас… Неужели Вы думаете, что я хочу Вас убить? Вы до сих пор не можете простить мне то, что сделала Катарина, и думаете, что я нарочно склонил ее к этому, а теперь хочу завершить то, что ей не удалось тогда?
– Не говорите ерунды… – герцогиня усмехнулась и на латыни продолжила: – Я прекрасно знаю, что Вы не желаете моей смерти. Поэтому надеюсь, что, затягивая петлю, Вы задумаетесь именно об этом… Все, ладно, можете сделать вид, что ничего не поняли, и супруга у Вас сумасшедшая и говорит полнейший бред, но Вы, любя, прощаете ей ее странности.
– Да уж… – герцог покачал головой, – даже не знаю, что Вам ответить на это… Чтобы я не сказал сейчас, все равно выйдет, что я подлец, задумавший придушить собственную жену.
– Ничего не отвечайте, пойдемте к гостям. Вам скоро ехать.
– Алина, Вы действительно считаете, что я могу что-то предпринять Вам во вред? – герцог вдруг резко притянул к себе герцогиню и, крепко обняв, заглянул ей в глаза.
– У нас различаются с Вами понятия о вреде и пользе, добре и зле, Алекс.
– Алина, я люблю Вас.
– Это не любовь, Алекс… это другое чувство. Вы хотите, чтоб я принадлежала Вам как вещь, словно я Ваше имущество, Вы хотите обладать и владеть. А Вы будете заботиться, сдувать пылинки и переставлять с места на место. Вы могли бы заставить меня принять это, опираясь на свои права, но Вы сами от них отказались…
– Алина, как же Вы мучаете меня…
– Нет, Алекс, Вы сами мучаете и себя, и меня.
– Неужели Вы никогда не простите? – скорее простонал, чем проговорил герцог.
– Вы меня об этом спрашиваете? А Вы сами прощаете предательство?
– Вам, моя дорогая, я прощу все что угодно…
– Да неужели? – иронично рассмеялась герцогиня и осторожно высвободилась из объятий герцога. – Вы не смогли простить мне даже то, что я с любовью заботилась о щенке… Вам надо было обязательно убить его.
– Причем тут щенок? – герцог раздраженно прошелся по комнате. – Во-первых, убил я его случайно, а во-вторых, я разве Вас хоть в чем-то обвинил или чем-то именно Вас обидел? Да любите кого угодно! Я готов сотню щенков или собак Вам завести. Я прошу, чтоб Вы только допустимые границы не переходили. Должен щенок жить во дворе, вот пусть там и живет, и заботиться о нем должны те, кому это положено, а не Вы. А Вы любите его и делайте с ним все, что душе Вашей угодно, лишь на одну доску с обслугой не вставайте.
– Почему Вас столь раздражает, когда я что-то делаю сама?
– Вы столь проницательны, дорогая, но иногда не видите очевидное, – герцог остановился перед ней и заглянул ей в глаза. – Я пережил время, когда был вынужден отказаться практически от всего и все делать сам… Так вот теперь я приложу максимум усилий, но не допущу, чтоб моя супруга, хоть когда-нибудь была лишена того, чего достойна как по своему рождению, так и положению. Понимаете? Вы не должны унижать свое достоинство, опускаясь до уровня слуг.
– Алекс, не создавайте проблему на пустом месте… я пережила и лишения, и плен, и заточение, и я не вижу причин это скрывать, стыдиться или же бояться этого в будущем. И к тому же я не наследная принцесса, чтобы так печься о своем достоинстве.
– Именно принцесса. Ваш отец имел прав на престол больше, чем отец нашего короля, но ради замужества с Вашей матерью, он отдал престол ее брату.
– Алекс, это дела давно минувших дней. Что ворошить прошлое? На все воля Божья, и лишь он знает, что уготовано нам на нашем пути и кто чего достоин. Мы должны лишь постараться достойно нести по жизни каждый свой крест. Не надо кичиться тем, что есть, и роптать, что чего-то нет…
– Я не кичусь ничем, и ни на что не роптал никогда. Я привык добиваться всего сам, требуя лишь то, что положено мне по закону. И раз сейчас я могу, слава Богу, поддерживать на должном уровне, и Ваше положение, и Ваш статус, то я хочу, чтобы Вы вели себя соответствующе им.
– Алекс, но я не хочу быть показателем Вашей успешности и благосостояния. Я хочу жить, просто жить. Меня не манит ни власть, ни почет. Как Вы не можете это понять? Ваше самолюбие и Ваша гордыня в первую очередь Вам самому отравляют жизнь, а заодно и мне.
– Алина, я не понимаю, чем Вы недовольны. Я прошу Вас лишь соблюдать элементарные морально-этические нормы и правила поведения, соответствующие нашему положению. Все. Я больше ничего не прошу. Неужели это так сложно? Я закрою глаза на что угодно, если внешне все будет достойно и в этих границах.
– Что Вы имеете в виду?
– Только то, что сказал, – герцог тяжело вздохнул и отвел глаза.
– То есть, я могла бы развлекаться со щенком в замке, но так, чтоб об этом никто не знал. Или что?
– Дался Вам этот щенок… – он раздраженно передернул плечами, – со щенком Вы могли бы заставить кого угодно, любую кухарку или служанку сидеть безвылазно на конюшне, греть, кормить и обхаживать его, а сами бы изредка приходили, проверяли, умилялись и целовали в носик, если б захотели… Чем Вам такой вариант не приглянулся? Зачем Вам надо было самой обязанности псаря на себя брать? Вы что не знаете, как я к этому отношусь? Отлично знаете. Ведь Вы бы сами и переодевались, и за одеждой следили, и готовили себе, и посуду за собой убирали, и возможно многое другое делали, если не были бы уверены, что я за такие Ваши выходки всю шкуру со слуг и служанок спущу. Что, разве не так?
– Возможно… Только я не понимаю, почему Вы столь ревностно за всем этим следите.
– А потому, что именно из всего этого складывается имидж. Насколько может себе позволить быть требовательным владетель, настолько подобострастны и исполнительны будут слуги. Дай волю Вам, моя дорогая, и в нашем владении будете трудиться лишь Вы, опекая и ублажая всех. Возможно, такое поведение подходит для монахини, но неприемлемо для герцогини.
– Все, давайте прервемся. Вы, конечно, имеете право поучать и читать мне нравоучения, но я устала… у меня даже голова разболелась, – герцогиня поднесла руки к вискам, – поэтому я прошу, не надо больше…
– Сильно болит?– спросил озабоченно герцог и, осторожно взяв руки герцогини, отвел их от ее лица, прижал к своим губам, а потом тихо добавил: – Может, позвать Лерона?
– Ничего страшного. Не надо Лерона звать. Так пройдет, – покачала головой герцогиня.
– Вы вряд ли поверите, но я совсем не хотел ни огорчать, ни так утомлять Вас, Алина. Я не понимаю из-за чего, моя дорогая, но почему-то почти все наши разговоры заканчиваются размолвкой, причем совершенно без всяких видимых причин.
– Мы слишком по-разному воспринимаем и оцениваем окружающую нас действительность, – усмехнулась она и, чуть склонив набок голову, вновь попросила: – Пойдемте к гостям. Король не любит ждать.
– Это точно, – усмехнулся герцог и подхватил супругу под руку. – Пойдемте, дорогая, а то мне действительно придется извиняться перед королем.
Они вышли из покоев герцогини, и Виктор, на небольшом отдалении последовал за ними. То, что он увидел сегодня, поразило его, хоть он привычно не подал вида. Виктор, кроме того, что старался ни с кем не разговаривать, еще никогда и ни о чем сам не спрашивал герцогиню. Поэтому даже не догадывался о ее способностях, и лишь теперь понял, почему король так опекает свою кузину, и что это ему дает.
Когда они вошли в пиршественную залу, веселье там шло полным ходом.
– Ну, наконец-то моя кузина соизволила появиться, – поднялся им на встречу король. – Алина, я уж отчаялся тебя увидеть, подумал, что ты решила за что-то лишить меня счастья лицезреть тебя.
Он отодвинул высокий стул рядом с собой, жестом предлагая герцогине сесть. Она медленно и с достоинством опустилась. Герцог сел с ней рядом, а Виктор встал у нее за спиной.
– Мой государь, я, конечно, сомневаюсь, что счастье заключается именно в этом, но лишать Вас чего бы то, ни было не в моих правилах, – лукаво улыбнулась герцогиня, откидываясь на высокую спинку стула. – Вы можете припомнить, что я хоть раз отказала Вам хоть в чем-нибудь?
– Ты отказываешь мне постоянно, поэтому даже уточнять не буду. Это я не могу тебе отказать ни в чем, а ты пользуешься этим… Кстати, дорогая кузина, ты скажешь тост или мне для тебя что-нибудь сказать?
– Скажите Вы, я люблю Вас слушать. Перед Вашим красноречием устоять невозможно, если бы в наше время проводились бы соревнования по ораторскому искусству, Вы собрали бы все призы.
– Алина, я бы мог подумать, что ты льстишь мне, если бы ты не столь редко говорила мне комплименты, так что я пожалуй, приму его и буду надеяться, что ты искренна в своих суждениях.
– Государь, Вы ждете уверений, что я искренна всегда, и Ваш талант оратора признан всеми и неопровержим, а потом моих оправданий за то, что я редко говорю комплименты… Но Вы зря на это рассчитываете, особенно на последнее, – лукавая улыбка Алины стала еще шире. – Я вообще не люблю говорить комплименты, и больше всего Вам, даже если для них есть основания. Ведь Вы слышите их столь часто, что воспринимаете их уже не как искреннее восхищение чем-то, а действительно, как привычную лесть. Поэтому мои слова, скорее несдержанные эмоции по поводу предвкушаемого удовольствия от Вашего тоста, чем комплимент.
– Кузина, какое счастье, что сейчас ораторские дебаты не в моде, ты, бесспорно, превзошла бы меня.
– Если бы Вы и уступили мне, то только из своей врожденной галантности, как представительнице слабого пола. Женщины вообще не должны соревноваться с мужчинами. Это моветон. Результат же известен заранее, и если женщина сомневается в нем, она, по меньшей мере, глупа.
– Браво, Алина. Я обожаю твои такие фразы. Их можно понимать как угодно. Это подобно шутке о том, что мужчина должен быть главой, а женщине неплохо бы научиться быть шеей, поворачивающей эту главу в нужном направлении. И что обычно такое получается у очень умных женщин научившихся говорить о том, как они глупы.
– Артур, признать то, что женщина может быть не глупа, могут только очень умные мужчины, внутренне уверенные в том, что умнее их она быть все равно не может и что это очевидно.
Виктор тем временем наклонился к герцогине, и она небрежным быстрым жестом указала ему, что положить ей в тарелку.
– Как ты думаешь, они заблуждаются? – улыбнулся король.
– Нет, конечно. Мужчина по определению должен быть сильнее и умнее женщины. Мужчина, сомневающийся в этом, неуверенный в собственных силах и потому стремящийся доказать свое превосходство женщине, неполноценен.
– А женщина? Что должна думать по этому поводу женщина?
– Женщина, Артур, должна быть уверена в своем мужчине, и изо всех сил стараться эту же уверенность вселить в него, даже если у него ее нет. Сила женщины в ее слабости, мой государь. Это древнейшая истина, и женщина, забывшая ее, крайне бестолкова.
– А если ее мужчина полный кретин?
– Любой умной женщине гораздо приятнее, когда рядом с ней сильный и умный мужчина, не сомневающийся в своих способностях, и поэтому, прислушивающийся к ее советам и просьбам, а не тупой кретин, которому ей необходимо доказать, что он туп, для того, чтоб он, наконец, хотя бы выслушал ее. Хотя даже полного кретина действительно умная женщина постарается убедить в его собственных способностях и сделать более сильным и умным, чтоб он перестал бояться выглядеть глупее и слабее собственной жены, потому как именно из-за этого он вероятнее всего и не приемлет никаких ее советов.
– А если у женщины нет мужчины? Что тогда?
– Тогда конечно ей придется быть сильной и умной самой, но это от безысходности… Но остается еще вариант: его найти. Найти умного и сильного, уверенного в себе и потому позволяющего ей тоже чувствовать себя рядом с ним умной и сильной и ни в чем не нуждающейся.
– Алина, а что ты скажешь о собственном супруге? Он такой?
– А это разве не видно? Вы ведь знаете ответ, зачем задавать вопрос? Хотите, чтобы я говорила комплименты собственному супругу? Так он не нуждается в этом, у него уверенности в собственных силах на двоих хватит. Или хотите, чтоб я Вас поблагодарила, что Вы мне супруга такого нашли? – герцогиня рассмеялась, подняла бокал, в который Виктор, зная, что вино герцогиня почти никогда не пьет, уже налил сок, и повернулась к герцогу: – Алекс, может, хотя бы Вы, как глава нашего дома, вступитесь за меня и попросите государя, чтоб он перестал меня мучить дискуссионной беседой на тему бестолковости женщин и сказал обещанный тост?
– Государь, – герцог тоже поднял бокал и повернулся к королю, – даже рискуя навлечь на себя Ваш гнев, я не в силах отказать супруге, поэтому прошу: скажите тост.
– Какой может быть гнев, Алекс? – король поднялся с бокалом в руке. – Твоя супруга столь дорога мне, что я скорее разгневался, если б ты отказал ей. Она редкая женщина, герцог, я рад, что ты это ценишь. Кстати, заметь какая красивая трактовка: ты не боишься признавать то, что не в силах отказать ей именно из-за того, что действительно сильней и умней ее. По-моему очень красивая интерпретация, тешащая мужское самолюбие и при этом дающее умным женщинам почти абсолютную власть. Не выполнил просьбу или не принял совет женщины, значит сомневающийся в своих способностях, бестолковый кретин. Правда, выполнять просьбы таких женщин, как твоя супруга, это уже удовольствие, тут и дополнительного стимула в виде подчеркивания собственного превосходства не нужно. Однако не все женщины такие. Поэтому подобных женщин необходимо беречь, ценить и лелеять, словно редкое растение, цветущее лишь в руках выдающихся садоводов. Счастье такой женщины, и будет тем цветком, которым она способна одарить своего избранника, который должен оказаться действительно мудрым, сильным и очень опытным, чтобы суметь ублажить такую женщину. Я верю, что во второй раз уже не ошибся, и ты, Алекс, именно такой, и моя дражайшая кузина будет всегда счастлива рядом с тобой. Ведь, как и прекрасный цветок, счастье таких женщин способно радовать не только тех, кому повезло обладать ими, но и окружающих, допущенных лицезреть его. И я очень надеюсь, что я и мои ближайшие подданные и дальше будем принадлежать к кругу избранных, которым ты всегда будешь позволять разделять с тобой радость видеть твою супругу, а мою кузину счастливой. И она всегда будет радовать нас и счастливым блеском своих очаровательных глаз, и улыбкой, и смехом, и задушевными беседами и такими же дискуссиями, как сегодня. Поэтому за тебя, Алекс, чтоб ты и дальше был не только хорошим моим советником, но и прекрасным супругом, и радушным хозяином, не забывающим приглашать нас в гости. Благополучия тебе и дому сему, – король залпом осушил свой бокал.
Герцог тут же поднялся и, чуть склонив голову, произнес:
– Благодарю, Вас, Ваше Величество, я постараюсь оправдать все Ваши надежды, – и тоже одним махом выпил вино из бокала, а за ним и все гости, поднявшись, выпили.
Король сел на свое место и повернулся к герцогине:
– Алина, ты что-то даже свой сок не пьешь… про вино я и не говорю, я привык, что ты к нему притрагиваешься только в исключительных случаях. Недовольна моим тостом? Хотела, чтоб я пожелал что-то лично тебе?
– Ну что Вы, мой государь… Это одно из лучших Ваших пожеланий. Вы пожелали то, о чем многие женщины не смеют даже мечтать. Причем Вы не только пожелали, Вы делаете все, чтобы Ваши пожелания стали реальностью.
– Но что-то это не очень радует тебя…
– Меня вообще трудно обрадовать, я слишком капризна и привередлива. Вы посадили меня с герцогом в золотую клетку, украшенную всевозможными драгоценностями, а меня манит свежий ветер и горный простор.
– Ты точно как редкий горный цветок… – король рассмеялся, – Алекс, слышишь, твоей супруге не хватает горного пейзажа и свежего ветра. Подумай, может, сможешь все это организовать?
– Легко, – усмехнулся герцог.
Он хлопнул в ладоши и к нему тут же подошел Рон.
– Четырех девушек с большими веерами и еще двух юношей с гобеленом из правого крыла, с тем, на котором горный пейзаж, – приказал ему герцог. Рон кивнул и вышел.
Гости загомонили, предвкушая скорое развлечение. Послышались голоса:
– Ваша Светлость, Вы забыли предупредить, что девушек лучше обнаженных, они лучше гармонируют с первозданной природой.
– Или в полупрозрачных накидках, чтоб они имитировали ветер и горные водопады.
– Кому-то не хватает обнаженных женских тел? – герцог повернулся к говорившим, удивленно кивнув на целый строй служанок, на которых из одежды были лишь маленькие фартучки и бантики на шее, – Нужны еще?
– Так Вам же наверняка танцовщиц приведут, Алекс. А обнаженные танцовщицы, это изысканно, – рассмеялся брат короля, герцог Бенедикт Линд.
– Ваша Светлость, Вы необычайно проницательны – усмехнулся герцог Тревор, – однако, по-моему, еще более изысканно, когда танцовщиц заставляют раздеваться постепенно. И неужели Вы думаете, что кто-то помешает Вам приказать им сделать это, в чем бы одеты они не были?
– Тогда у меня больше нет никаких пожеланий на счет их нарядов, это действительно безразлично. Вы замечательно умеете развлечь, герцог, – согласно кивнул тот.
– Я рад, что Вы так считаете, герцог, – ответил Алекс Тревор и поднял бокал, – за это стоит выпить.
Гости дружно потянулись к бокалам.
Затем герцог Тревор повернулся к жене: – Где Вы хотите горный пейзаж, дорогая?
– Без разницы, это все равно лишь пейзаж, а не горы.
– С этим никто не спорит, но что Вам помешает, вспомнить настоящие горы, посмотрев на пейзаж. Порадуйте короля, не капризничайте, дорогая.
– Тогда пусть в центре. Герцогу Линду будет там удобнее раздевать танцовщиц, – презрительно скривила губы Алина, – развлекайтесь.
Уже через пару минут двое юношей, которых привел Рон, развернули в центре зала гобелен. Музыканты заиграли, и девушки начали танцевать возле гобелена, обмахиваясь веерами. А через какое-то время герцог Линд, подняв и осушив очередной бокал, потребовал, чтобы танцовщицы сняли полупрозрачные юбки. Его начинание тут же подхватили остальные гости, которые тоже начали, опрокидывая бокалы, пьяными голосами требовать, чтоб танцовщицы сняли то одну, то другую деталь своего туалета, пока на них не осталось ничего, кроме украшений на шеях и браслетов на руках и ногах. А потом гостям не понравилось, как одеты юноши, держащие гобелен, и они стали заставлять девушек раздевать уже их.
Герцогиня с бесстрастным видом наблюдала за происходящим, а король не сводил глаз с нее.
– Ты почти ничего не ешь. Почему? – наконец тихо спросил он.
– Не хочется, – она качнула головой.
– Плохо… – король грустно вздохнул. – Как я понимаю, ты совсем перестала гулять, вот и аппетита нет… Это никуда не годится, пока я буду здесь, каждый день буду тебя на прогулки заставлять ездить. А сейчас поешь хоть что-то, ну не насильно же тебя заставлять.
– Артур, я не голодна. Я ела пару часов назад.
– Это правда?
– Вы слышали, чтобы я когда-нибудь врала Вам? – изумленно спросила герцогиня.
– Извини… это по привычке. Кроме тебя кругом мне постоянно врут все. Тогда, раз не хочешь есть, пошли, пообщаемся с герцогом и моей новой фавориткой. Гостям герцог придумал замечательное развлечение, они не успокоятся пока всех его новых танцовщиц и статистов не подвергнут доскональному осмотру, – король с усмешкой кивнул на центр зала. Там, порядком выпивший, герцог Линд обнимал одну из танцовщиц, рядом с другой суетились сразу два молоденьких виконта, да и оставшиеся не были обделены ни мужским, ни женским вниманием.
– Если герцог не против, пойдем.
– Ты считаешь, твой супруг способен мне отказать? – удивленно осведомился король.
– Его можете не спрашивать Вы, но обязана спросить я. Вы так не считаете?
– Ничего ты не обязана… это он обязан спросить тебя, а никак не наоборот, – король поднялся, потом повернулся к сидевшей по другую сторону от него красивой блондинке, все это время не проронившей ни слова и явно чувствующей себя очень скованно: – Пойдем, Эльза.
Та кивнула и моментально поднялась. После чего король повернулся к герцогу:
– Алекс, распорядись, чтоб гостей развлекали, и пойдем, поговорим в библиотеку, – тоном нетерпящим возражений проговорил он и стремительно вышел из залы, за ним последовала Эльза, Алина, которую сопровождал Виктор, а потом герцог.
Войдя в библиотеку и дождавшись, чтобы плотные тяжелые двери за ними закрыли слуги, Алина спросила:
– Вы желаете в кабинете разговаривать или здесь?
– Здесь, я хочу, чтоб герцог поприсутствовал.
– Как пожелаете, – согласно склонила голову герцогиня, а затем кивнула в сторону Виктора: – Разрешите мне запереть моего пажа?
– Разрешу, меньше будет знать, дольше проживет, – усмехнулся король и повернулся к герцогу: – Запри его, Алекс, только на коленях и руки за спиной свяжи.
– Зачем это, мой государь? – герцогиня удивленно приподняла брови.
– Алина, мальчику может быть комфортно лишь подле тебя, а вдали от тебя я ему такое роскошное существование обеспечивать не собираюсь, – с усмешкой пояснил король.
На плечо Виктора тут же легла тяжелая рука герцога.
– Пойдем, – проговорил он.
Виктор кивнул и прошел вслед за герцогом в противоположный конец большого библиотечного зала. Там за одним из высоких стеллажей герцог открыл небольшую, но очень толстую дверь, потом быстрым движением снял с Виктора ремень, заломил ему руки за спину и связал их его ремнем, а затем подтолкнул к раскрытой двери.
– В угол, на колени.
Виктор шагнул в небольшую комнату без окон и опустился на колени в углу. Герцог вошел следом, приподнял связанные у него за спиной руки, вынуждая склониться, и за ремень притянул их ближе к стене, закрепив тот на крюке, вделанном в стену.
– Увижу, что пытался дергаться, пожалеешь, – очень тихо, но с угрозой в голосе проговорил герцог. После чего вышел, плотно закрыв дверь.
Виктор оказался в полной темноте и тишине, потому что через толстые стены и дверь в его узилище не долетало ни звука. Ему было интересно, о чем таком собрался беседовать король, что посчитал, что ему лучше не знать об этом, но мыслей на этот счет никаких в голову не приходило. Заломленные руки неприятно ныли, но Виктор понимал, что это не самое худшее положение в котором он мог бы оказаться. Сегодняшние разговоры дали ему понять, что герцогиня ждет чего-то неотвратимо приближающегося и не сулящего ни ей, ни ему ничего хорошего, однако он постарался отогнать тревожные мысли и, прижавшись ближе к стене, чтоб чуть облегчить напряжение мышц, приготовился терпеливо ждать окончания заточения.
Герцог, заперев Виктора, подошел к королю.
– Я должен сделать что-то еще, Ваше Величество? – спросил он.
– Пока нет, – ответил король и повернулся к фаворитке, – раздевайся.
– Совсем? – жалобно спросила она.
– Нет, – хмыкнул король, – туфли можешь оставить. В туфельках твои ножки выглядят гораздо симпатичнее.
Беспомощно оглянувшись, словно ища у кого можно просить защиты, белокурая красавица нерешительно взялась за шнуровку на лифе платья и, развязав узел начала медленно распускать ее.
– Поторопись, милочка, я не люблю ждать, – жестко произнес король.
Судорожно вздохнув, та более проворными движениями начала раздеваться. Наконец, сняв с себя все, она замерла посреди залы, стыдливо прикрывшись руками.
– Руки за голову заведи и распрямись, – приказал король все тем же резким тоном.
– Ваше Величество… я не могу так, мне очень стыдно, – еле слышно проговорила она, с мольбой глядя на короля.
В следующий момент он сильно шлепнул ее и зло произнес: – Если ты еще хоть раз за сегодняшний день не выполнишь мой приказ или откроешь рот, когда тебя не спрашивают, я выведу тебя в таком виде к гостям и разрешу развлечься с тобой сначала им, а потом всем желающим на рыночной площади.
Испуганно всхлипнув, Эльза выпрямилась и завела руки за голову. В глазах ее блестели слезы, но она, закусив губы, старательно сдерживала их.
Король удовлетворенно кивнул и, проведя рукой сначала по груди, а потом по бедрам своей избранницы, обернулся к Алине: – Правда, чудо, а не девочка?
– Действительно, чудо, – согласно кивнула Алина. – Кто она?
– Незаконнорожденная дочь графа Прована.
– И что ты намерен делать с ней?
– Это зависит от того, как она будет себя вести, и что ты мне скажешь про нее. Могу пожаловать ей титул виконтессы и оставить при себе, пока не надоест, могу служанкой в опочивальне сделать и заставить кровать мне стелить опять же до этого же времени, а могу, сама понимаешь что… В общем, выбор громадный…
– Ее что, били? – спросила Алина, внимательно оглядев ту.
– Я пока нет, а у графа, наверное… Супруга графа ее явно не жаловала, – усмехнулся король.
– Вы позволите мне с ней поговорить наедине?
Алина, тебе я позволю что угодно. Можешь забрать ее, а мы пока с герцогом насущные проблемы обсудим, – проговорил король.
Эльза безропотно прошла в распахнутую герцогиней дверь кабинета и замерла у порога.
Алина вошла следом и закрыла за собой дверь и тихо проговорила:
– Можешь опустить руки и в сесть в кресло.
Потом, грустно покачав головой, спросила:
– Король уже спал с тобой?
– Да, Ваша Светлость, – Эльза села и потупилась.
– До этого ты была девственна? – Алина испытующе посмотрела на нее.
