– Вот именно что "была", уж я так молилась, чтоб помог ей Господь, но не внял он моим молитвам… И чем она так Его прогневать могла? Ведь и христианка ревностная и добрая… Ну как мы теперь без нее? – невидимая девушка зарыдала с новой силой.
– Значит, чем-то прогневала… Господу виднее. Может, и правда то, что о ней с королем говорят… Может, этим и прогневала.
– Ты с ума сошла что ли? Не был здесь король ни разу без герцога.
– А может, они при герцоге, и он знал все…
– Ты совсем того? Ты хочешь сказать, он сам жену ему предлагал? Это прям даж как назвать-то не знаю… Его Светлость конечно для короля всегда девок держал и любую отдавал, но не жену же… Нет, это явный бред. Его Светлость в вопросах чести очень щепетилен… Правда, сам-то он по части, свернуть на сторону от супружеской спальни, лишь последнее время не особо стал охоч… Но таковы все мужчины. Это удел женщин честь рода блюсти.
– Ну я тогда тоже не знаю… Кстати, паж этот ее… между прочим, красавчик, каких поискать… и ни с одной служанкой не заигрывал, лишь на нее всегда смотрел… может, с ним она… ведь он одно время не отходил от нее ни днем, ни ночью… Вот сейчас, может, она и расплачивается за это.
– Дура ты… Герцог сам его к ней приставил…
– В начале-то приставил, а потом, помнишь, как все время, что он при ней был, то подарками задаривал ее, а то сердился на нее причем даже не понять из-за чего… Ведь и посуду бил, и мебель ломал, и слуг что при ней были изводил, и всех заставлял про каждый ее шаг рассказывать… Я тогда каждый его приезд от страха дрожала вся… Ведь не на пустом месте он психовал так? А она вела себя так, будто ее и не касалось все это… а потом вдруг ни с того ни с сего бросила все и в монастырь уехала, не сказав никому ничего… Мы ведь тогда ее трое суток искали… Может, как раз раскаялась и уехала грехи замаливать, а герцог понял, что она может не вернуться, простил ей все и вернул… Он же ведь за ней сам ездил, и сам обратно привез вместе с дочерью… и после этого стал с ней совсем другим… А она хоть открыто не перечила ему ни в чем, но вертела им, как хотела. Стоило ей только глазками повести, он сам был готов все что угодно для нее сделать и лютовать перестал. Так если только за дело кого накажет и все. Сама ведь помнишь, как мы вздохнули тогда… Хорошее время было, жаль что недолго. А паж вот после того, как вернулась она, уже не все время при ней был… Так только иногда… Кстати, герцога он до сих пор очень сильно боится, да и герцог его явно недолюбливает, хоть и не взыскивал с него никогда. Так что тут точно темное какое-то дело было…
– Да что ты городишь такое? Не стала бы она с пажом никогда… Она скорее всего самого герцога к себе не допускала, вот он и бесился из-за этого… Что-то у них еще в первую брачную ночь не сложилось, леди Гиз говорила, обидел герцог ее вроде как… а потом еще их ребеночек при родах умер… вот герцогиня, видно, и решила не торопиться со вторым, а герцог злился… А ты "паж", говоришь. Да ей ничего не стоило короля в любовники заполучить, а ты про пажа…
– Любовь, она штука злая… Влюбиться и в козла можно. Умом прикидываешь, что этот лучше, а сердце совсем о другом сохнет…
– Да, ладно, тебе… Не была она ни в кого влюблена, и не сохла ни по кому… Видно бы это было. Король вот тот явно сох по ней, да и паж, наверное, тоже, только она не такая… она гордая была.
– Вот значит, от гордости и страдает, чтоб посмиренней была.
– Ты точно дура. Считаешь, то, что не прелюбодействовала она, грехом быть может?
– Она что исповедовалась тебе, что ты так уверена в ее безгрешности и в том, что она никогда и ни с кем не согрешила? Ни с королем, ни с пажом? Господь, он знает, за что карать, и раз покарал ее, значит не без причины.
– Может и была причина, может и согрешила она когда с кем… но даже если это так, то, на мой взгляд, ее добродетели больше… Неужели Господь не сжалится над ней?
– Может и сжалится… Слушай, а может, такое случилось из-за того, что она сама в монастырь уйти хотела? Может, призрел Господь ее мольбы и сделал так, чтоб муж сам ее туда отправил?
– Тогда это ужасно… Это еще хуже… Лучше бы ты мне не говорила это… Лучше считать, что согрешила она. Я бы тогда молилась, чтоб Господь простил ее и вернул нам.
– Ну и считай так, и молись. Кто не велит-то? Главное не на глазах у Ее милости, вряд ли ей это понравится, и даже коль за это открыто не взыщет, найдет другую причину, чтоб взыскать, как пить дать, найдет. Она явно на герцога виды имеет и не в ее интересах, чтоб Ее Светлость вернулась.
Изабелла решительно шагнула в сторону, откуда раздавались голоса, и раздвинула кусты. Ее взору предстали камеристка герцогини и одна из ее горничных. Обе испуганно замерли, а потом, потупив головы, опустились на колени, видимо ожидая приказа о наказании.
– Значит, господам кости перемываете… Мило… – она недобро усмехнулась. – Был бы здесь герцог, уговорила бы его обеим языки выдрать… Распустились совсем… Ну да ладно, он вернется, и если я к тому времени не буду убеждена, что вы научились держать язык за зубами, еще о том с ним поговорю.
Служанки испуганно молчали, покорно дожидаясь ее решения.
– Значит так, – суровым тоном продолжила она, – молиться о здравии герцогини обе будете в церкви и не меньше чем по часу утром, и столько же вечером… а в оставшееся время рот раскрывать будете, лишь отвечая мне или выполняя мой приказ. А за то, что обсуждать ее посмели по двадцать ударов каждая получит, и прислуживать теперь мне будете, чтоб получше с той, грехи которой обсуждать посмели, сравнить могли, да поистовее молились о здравии ее и возвращении. А теперь марш на конюшню, а после наказания ко мне.
– Да, Ваша милость, – прошептали обе, низко склонились, потом поднялись и быстро удалились в направлении конюшни.
Изабелла вошла в беседку и села на скамейку. За сегодняшний день она узнала о супруге герцога больше, чем за все время, проведенное в замке. Она почувствовала, что перестала воспринимать Алину, как неподвижную красивую куклу, оживление которой может спасти Алекса. Она впервые подумала о ней как о реальной женщине, которую любит не только Алекс, но еще и король… Почувствовав на своих плечах его нежные объятья, в которые была вложена и неподдельная теплота, и ласка, и забота, она уже не сомневалась в том, что король не только любит свою кузину, но и искренне печется о ней. Изабелла поймала себя на мысли, что за последнее время ее чувства к так внешне похожей на нее супруге Алекса, претерпели ряд сильных изменений. Вначале она перестала испытывать к ней чувство ревности и перестала считать ее своей соперницей, поняв, что только ее наличие гарантирует, как спокойствие Алекса, так и его терпимое отношение к ней самой. Потом Алина превратилась для нее в предмет ее заботы и опеки, став вызывать у нее чувство сострадания, и лишь теперь предстала в образе реальной женщины, жизнь которой была, как оказалось, полна тайн и загадок. А сама она по всей вероятности до недавнего времени была окружена любовью и ревностью облеченных властью мужчин.
Сейчас Изабелла поняла, что Алекс стал ее любовником как раз во время отчуждения между ним и супругой, а к ней в дом герцогиня попала в период их примирения, которое тут же и закончилось, и именно это так тогда разгневало Алекса.
Она зябко поежилась, вспоминая, как вернувшийся после свадьбы дочери герцог, зайдя к ней в комнаты, выгнал всех слуг. После чего, в свойственной ему резкой манере, заявил, что если что-то случится с его супругой, то он, учитывая как она до этого обошлась с ней, во-первых, ни за что при себе ее не оставит, а во-вторых, постарается превратить ее жизнь в ад, заставив до самой смерти каяться в этом. Изабелла тогда на коленях клялась ему, что уже кается, и все силы приложит, чтоб герцогиня поправилась, и только это заставило Алекса смягчиться, и он, пробормотав: "это твой единственный шанс", ушел, причем, даже не взглянув на новорожденного сына.
То, что он не проявлял ни малейшего интереса к ее ребенку, взяв его на руки лишь однажды, во время крестин, на которых, как знала Изабелла, настояла герцогиня, уже не удивляло Изабеллу. Однако то, что он так отнесся и к своему наследнику поначалу повергло ее в шок. Она пыталась несколько раз, уже когда герцог начал пить, рассказать ему о нем, но герцог, перебивал ее вопросом: "он здоров?" и, получив утвердительный ответ, тут же отсылал ее, не давая продолжить рассказ о ребенке. Лишь, в самом начале, когда она пришла к нему и предложила принести сына к Алине, он прошел вместе с ней к ребенку, и проводил их в комнату герцогини. Однако, увидев, что супруга не очнулась и никак не прореагировала на ребенка, больше сыном не интересовался. Мало того, он отказался искать крестных сыну и выбирать ему имя, сказав, что это его не интересует, и Изабелла на свой страх и риск сама вызвала священника и окрестила младенца, став его крестной матерью и выбрав ему имя – Теодор.
– Господи, если б я только знала, что все так обернется, – прошептала графиня, – я бы никогда в жизни не дала бы ей почувствовать, что спала с ее супругом… Господи, развяжи как-нибудь весь этот узел… я не знаю, как, но развяжи. Я не желаю ей смерти, и не хочу, чтоб он в монастыре ее оставил… Я поняла уже, он не сможет без нее жить, и меня возненавидит и постарается извести… Пусть выздоровеет она, Господи, только молю, сделай так, чтоб она не прогнала меня… я согласна ей служить, лишь бы ему хорошо было… Пусть он даже и не коснется больше меня… мне бы лишь бы рядом с ним… лишь бы видеть его… Я не могу без него, Господи… не могу… наверное, так же, как он без нее… Я за сыном их ухаживать буду и за другими детками, если появятся они… только бы он доволен был, и еще пить бы так перестал… Помоги ему, Господи, и позволь мне быть подле него.
Изабелла стала обдумывать возможные перспективы дальнейшего развития событий, если Алина выздоровеет. Как она поклянется ей, что не станет домогаться любви Алекса, довольствуясь лишь тем, что будет видеть его. Как пообещает, что будет заботиться об ее сыне и все делать для него… и возможно тогда Алина, также как она, перестанет видеть в ней соперницу, и все каким-то образом наладится.
В это время к беседке подбежала одна из горничных прислуживающих ей:
– Ваша милость, Теодор проснулся, плачет.
Изабелла резко поднялась:
– Ну и почему ты не принесла мне его, мерзавка? – шагнув к горничной, она схватила ее за косу и сильно дернула, заставляя ту низко склониться перед собой.
– Простите, Ваша милость, я не знала где Вас искать и оплошала… Простите. Если позволите, сейчас бегом принесу.
– Еще чего удумала, с ребенком на руках она бегать будет. Совсем что ль ум отнялся? – Изабелла еще раз дернула косу горничной.
– Виновата, простите… Не серчайте, Ваша милость. Я лишь туда бегом, а обратно потихонечку, Ваша милость… Вы же знаете, я всегда стараюсь, чтоб хорошо ему было.
– У тебя старательность-то, лишь после порки бывает. Вот как выпорют тебя хорошенько, ты и старательная, и послушная. А время прошло, и снова ветер в голове. Все, пошла, вон. Толку от тебя… Сама к нему поднимусь, – она отпустила косу горничной и с силой оттолкнула ее от себя.
– Ваша милость, – горничная, отшатнувшись, сразу встала на колени, – Вы не сказали, мне наказание идти принять или простили Вы меня.
– Простила, – даже не взглянув на нее, бросила на ходу графиня, направляясь в свои покои, – только отныне твое место при кухне. Скажешь Рону, что я велела, чтоб он туда тебя определил.
И услышала скорее обрадованный, чем расстроенный, ответ: – Да, Ваша милость, как скажите.
Вернувшись в столицу, король прошел к себе в кабинет и какое-то время размышлял над событиями последнего времени, вспоминая и свой последний разговор с Алиной и все, что случилось после этого.
Обдумывая поведение сына, он вдруг понял, что после его свадьбы больше ни разу не видел его супругу. Марк регулярно присутствовал на советах, несколько раз сопровождал его во время охоты, был на всех пирах, но всегда без Катарины. На все его вопросы сын отвечал, что принцесса неважно себя чувствует и не придет. А когда он однажды стал настаивать, пояснил, что та очень тяжело переносит беременность, и до рождения ребенка вряд ли будет выходить в свет. В последнее время Марк научился уверенно отказывать ему, причем, старательно подчеркивая, что уважает его власть, и лишь обстоятельства вынуждают его отказать. В нем теперь чувствовалась такая внутренняя сила и уверенность, что Артур не сомневался, что сын может быть достойным наследником, и радовался, что тот не стал его соперником. Он явственно ощущал, что в случае их противостояния сломить принца было бы практически невозможно, только физически уничтожить или погибнуть самому.
Сейчас то, что Марк ни разу нигде не был с Катариной, но при этом не просил врача для нее, показалось Артуру несколько странным. Ему припомнились убежденные слова Алины, обращенные к Катарине, о том, что Марк не любит ее, и ее жизнь с принцем будет пыткой для нее. Тогда он подумал, что Алина, ради того, чтобы добиться своей цели решила запугать дочь. Однако сейчас смутные подозрения начали тревожить его. Марк не был похож на влюбленного и ни разу, ни при каких обстоятельствах, сам не упоминал о супруге и ни о чем не просил для нее. Артур подумал, что даже не видел ни разу, чтобы Катарина гуляла, хотя во время беременности ей это было необходимо.
– Надо будет навестить ее и настоять, чтобы ее посмотрел врач, – подумал он и, решив не откладывать визит, решительно встал и направился в апартаменты принца.
– Его Высочество недавно ушел, и вероятно вернется нескоро, он сказал, что уходит в город, – доложил, вытянувшийся перед королем, охранник у дверей, ведущих в комнаты принца.
– Принцесса ушла с ним? – уточнил король.
– Нет, Ее Высочество из комнат не выходит совсем. На моей памяти ни разу не выходила. Ты не видел, чтоб выходила она когда-нибудь? – охранник вопросительно взглянул на напарника.
– Нет, я тоже не видел, чтоб принцесса выходила, – подтвердил тот.
– Тогда я навещу ее, – король подождал, чтоб охрана распахнула двери, и шагнул внутрь.
В комнатах принца было пустынно и никого не было. Обойдя все комнаты и не обнаружив никого, король дернул ручку двери ведущей в спальню, однако дверь была заперта. Он постучал, но никто не отозвался.
– Занятно, – пробормотал король.
Он отошел в сторону и хотел уже было дернуть шнур вызова слуг, но потом передумал, вернулся к двери и, достав из кармана отмычку, осторожно вставил ее в замочную скважину, покачал ей из стороны в сторону, затем осторожно провернул, и после этого открыл дверь.
Оказалась, что спальня тоже пуста.
– Все занятнее и занятнее, – усмехнулся король и стал внимательно осматривать ее. На спинке стула висело небрежно перекинутое женское платье, на сиденье стула лежали женские чулочки, а под ним стояли туфельки. Король осторожно кончиками пальцев коснулся чулочков и чуть сдвинул их, а потом чуть приподнял край платья над стулом. Тонкий слой пыли на полировке стула указал ему, что и платье и чулки так лежат довольно давно.
Король озадаченно хмыкнул и шагнул в сторону гардины, скрывающей гардеробную комнату. Отодвинув ее, он с удивлением заметил, что дверь в гардеробную явно заменена на более массивную и хорошо укрепленную, а запирает ее крепкий засов.
Отодвинув засов, он распахнул дверь и замер на пороге. В большой гардеробной комнате не было абсолютно никаких вещей, зато в самом дальнем углу, испуганно сжавшись и щурясь от света, ворвавшегося из ярко освещенной вечерним солнцем спальни, на полу сидела девушка с распущенными волосами, в которой король с трудом узнал Катарину. Она была босая и надета на ней была лишь тонкая сорочка, местами разодранная и окровавленная, а руки ее были связаны за спиной. Рядом с ней на полу валялась плеть.
– И чем же позволь узнать, ты так разгневала своего супруга, что он решил столь сурово наказать тебя? – удивленно спросил король.
Катарина поспешно приподнялась, а потом встала на колени:
– Ваше Величество, я умоляю Вас, отдайте меня в монастырь. Я, – она всхлипнула, и из глаз ее потекли слезы, – я недостойна Вашего сына. Отдайте меня туда, иначе он меня убьет.
– Ты можешь объяснить, что произошло?
Катарина потупилась и молчала, лишь из глаз ее беспрерывным потоком лились слезы.
– Его же рядом нет, расскажи все как есть, больше я ведь все равно тебя не накажу. Чего ты боишься?
Катарина заплакала сильнее, но ничего не говорила.
– Не хочешь говорить, не надо, я тогда уйду, и разбирайся с ним сама, – раздраженно проговорил король и взялся за ручку двери.
– Вы все равно не поверите… Он сказал, что обвинит меня в колдовстве и меня сожгут как колдунью, если я расскажу… и я все равно ничем не смогу это доказать.
– Рассказывай, не бойся. Если я не поверю, я обещаю, будем считать, что ты мне ничего не говорила. Говори.
– Он заставляет меня снова вызвать демона, который преследует меня, после того, как я матушку убить хотела.
– А ты что?
– А я не могу…
– Не хочешь или не можешь?
Катарина вся сжалась и захлебываясь слезами с трудом проговорила: – Сначала я отказывалась, пока он просто бил меня, но потом,… потом, когда он каленым железом пытать меня стал, я не смогла больше терпеть… я прочла все, что он дал мне… Только не получилось у меня ничего… не пришел он. Господь, видно сжалился надо мной и отвел его от меня. Только он не поверил, что я не смогла, подумал, что я нарочно сделала что-то не так… Избил еще и сказал, что узнает, что я не так сделала и все равно заставит… А если не буду делать, что говорит он, или попробую рассказать кому-то, то он сам обвинит меня в колдовстве, и меня казнят.
– Зачем ему демон?
– Не знаю, Марк не говорил. Но, наверное, убить кого-то, демону это не сложно. Он сам мне об этом говорил.
– Кто? Марк?
– Нет, демон, – немного замявшись, ответила Катарина. – Он сказал, что все сделает для меня, если душу свою ему отдам.
– Ты разговаривала с демоном?
– Мне матушка его показала, чтоб увидела я его и поняла, на что душу могу свою обречь…
– Алина его что, тоже видела?
– Она не только видела, она меня от него защищала. Он боялся ее и уходил. И по ее молитве я его увидела…
– То есть она знала, что тебя преследует демон, и ты всегда можешь его позвать?
– Ну да… Только я не хочу… совсем не хочу его звать… я и не помышляла никогда о том, я душу спасти хочу, а не ему ее отдать… Я не хочу в ад… – Катарина взахлеб заплакала.
– Хватит рыдать, скажи лучше, ты говорила о том, что можешь вызвать демона Марку?
– Нет, – Катарина, отчаянно замотала головой. – Я ему лишь рассказала, что хотела убить матушку и пыталась колдовать, а потом раскаялась в этом и стала стараться очистить свою душу от греха и заслужить прощение. Он лишь после свадьбы сказал, что знает про него… я не знаю, откуда он узнал, он сам откуда-то узнал… и что я должна говорить, чтоб вызвать его, узнал… Я уже не помнила, что я читала в первый раз… Я же по книжке тогда читала…
– Он тоже книжку тебе давал?
– Нет, на бумажке написано было.
– Его рукой?
– Нет. Я никогда раньше не видела этот почерк.
– А почему ты решила, что демон не пришел.
– Когда он рядом, то страшно очень становится и холодно в груди, просто ледяной холод какой-то, чувствуешь, и еще серой пахнет…
– Значит ты, Катарина, хочешь, чтоб я отправил тебя в монастырь?
– Хочу, – всхлипывая, ответила она, – теперь очень хочу…
– Несмотря на то, что ребенка ты ждешь?
– Уже не жду, – еле выговорила Катарина, захлебываясь слезами, которые она не могла вытереть из-за связанных рук.
– Так вы врали с ним что ли насчет ребенка?
– Неет, – Катарина вновь замотала головой, – я была беременна… только… только когда Марк бил меня, у меня кровотечение началось… и он… он ушел, а потом привел какую-то бабку… она заставила меня выпить что-то очень горькое… а потом… потом у меня приступ начался, такой как роды, ну и родила я… что-то маленькое совсем и даже на ребенка не особо похожее, срок-то небольшой ведь был… А Марк… Марк сказал, что колдуньям детей иметь не стоит… и снова избил, за то, что я плакала…
– Значит так, Катарина, если хочешь, чтоб Марк оставил тебя, и я отправил тебя в монастырь, сделаешь так, чтоб принц, когда придет, рассказал тебе, зачем ему демон.
– Он не расскажет… Он со мной вообще теперь почти не говорит… Он ненавидит меня и презирает… я ему нужна была лишь из-за демона.
– Вот и скажешь, что согласна позвать демона. Подумала хорошо и теперь сама согласна и знаешь, что делать надо, чтобы он пришел. Раньше ему голову морочила, так как боялась душу загубить, а теперь согласна на это пойти. Только тебе знать надо, о чем демона просить, чтобы сразу ему сказать и сделку заключить. Или еще что-нибудь придумай, почему это тебе заранее знать надо. Обещай ему сразу после этого демона вызвать, и чтоб не заподозрил он ничего, взамен еще что-то попроси. Или что он бить тебя больше не будет и тут держать, или что в монастырь замаливать грехи отдаст или еще что-то другое… И еще, не дай ему закрыть дверь в спальню. Поняла?
– Поняла, – Катарина всхлипнула и отвела взгляд. – Вы хотите в спальне послушать, что он говорить будет, да?
– Догадливая ты, – усмехнулся король, – если я сам все не услышу, я сделать для тебя ничего не смогу. Он скажет, что ты или колдовала тайком, и он застал тебя за этим или изменила ему, или сама от ребенка избавилась, и он наказывает тебя именно за это. И что я на это смогу ему возразить? Он твой супруг, и это в его власти.
– Да, я поняла… А Вы честно не казните меня и в монастырь не как преступницу отправите?
– Честно. Тебе лишь разговаривать запретят. И если молчать будешь, обращаться с тобой как с принцессой будут.
– А молиться позволят?
– Читая по молитвеннику – да, а вот своими словами – нет. Ты слишком много знаешь… Поэтому поклянешься мне, что будешь молчать. Если конечно не хочешь, чтоб тебе язык вырвали.
– Я буду молчать, обещаю… и в молитвах ни о чем, что знаю говорить не буду… они и в молитвенниках про все есть… я лишь по ним буду, клянусь.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно проговорил король, – а сейчас до прихода принца посиди взаперти и подумай, что и как говорить ему будешь.
– Да, Ваше Величество, – Катарина согласно закивала, – я постараюсь все сделать так, как Вы сказали.
Король вышел, запер дверь на засов и задвинул гардину. Потом вновь вышел к охранникам и тоном нетерпящим возражений, приказал: – Я дождусь Его Высочество в его покоях и хочу, чтоб это было для него сюрпризом, так что о том, что я его жду, ему не говорите. Иначе казню обоих.
– Будет исполнено, – подобострастно вытянулась перед ним охрана.
Удовлетворенно кивнув, король вновь прошел в спальню, запер отмычкой за собой дверь и, отойдя к одному из окон, спрятался за портьерой.
Ждать королю пришлось не очень долго. Вскоре раздались шаги, потом щелкнул замок и в спальню вошел принц. Он плотно закрыл за собой дверь, снял с плеч легкий плащ и бросил его на одно из кресел, потом сел на край кровати и, оперев локти о колени, обхватил голову руками. Так он сидел минут пять, потом тихо пробормотал: – Неужели это и, правда, в твоих силах? До чего же ты упряма… Ведь это ты… ты его держишь… но я заставлю эту тварь отнять его у тебя… Заставлю! – он поднял голову и сжал до хруста руки в кулаки. Потом резко встал, шагнул к гардине, откинул ее, потом отодвинул засов и распахнул дверь в гардеробную комнату, где держал супругу.
Как только он открыл дверь, Катарина бросилась к его ногам, и прямо на пороге, рыдая, стала молить: – Я все сделаю, Марк, только не бейте и не мучьте меня так больше… Выпустите меня отсюда, и я обещаю, я позову его, и он сделает все, что Вы захотите. Я не могу больше тут сидеть… Выпустите меня… я все сделаю… все-все, я больше не буду перечить, только не бейте больше и выпустите. Я пить очень хочу, Вы ведь второй день воды мне не даете, Ваше Высочество…
– Вот позовешь, дам тогда, а пока не заслужила, – Марк попытался отпихнуть от себя рыдающую супругу, но та просто распласталась на пороге возле его ног.
– Марк, я вызову демона, вызову, я согласна даже душу ему отдать, только не мучьте меня так больше… у меня больше нет сил… я умоляю Вас, дайте мне воды. Я умираю, как хочу пить… Я обещаю, я позову его.
Марк шагнул обратно в спальню и, взяв со столика графин, налил стакан воды, пробормотав: – Давно надо было воды тебе не давать.
Плачущая Кэти на коленях подползла к нему, жадно глядя на стакан с водой, она облизнула губы и умоляюще прошептала: – Вы разрешите мне его взять?
Марк наклонился к ней и развязал ей руки: – Бери.
Кэти, словно боясь, что он передумает, схватила стакан и стала, захлебываясь, быстро пить.
Марк, презрительно скривив губы, с усмешкой смотрел на нее: – Ну напилась?
– Разрешите мне еще стакан воды выпить, – попросила она, ставя пустой стакан на столик.
– После того, как придет он, будешь пить сколько захочешь, а сейчас жажду утолила и довольно с тебя.
– Марк, что я должна попросить у него?
– Я сам попрошу, ты лишь позови.
– Марк, я отдаю ему мою душу… я должна знать и сказать ему это.
– Ничего ты не должна. Давай готовься и зови его.
– Ваше Высочество, он не будет слушать Вас… Или Вы ему свою душу предложите?
– С него и твоей достаточно будет, – хмыкнул Марк.
– Раз не будете предлагать, то и слушать Вас он не будет. Это я с ним сделку заключаю, так что скажите чего просить.
– Попросишь выполнить мое желание.
– Марк, я так не могу…
– Вот плетью отхлещу снова, враз сможешь, – зло произнес Марк. – Ты никак опять перечить и лукавить вздумала?
– Нет, Ваше Высочество, нет. Не надо плетью, я готова его позвать, и прям сейчас позову… только мне, правда, знать нужно, что просить, я ведь это должна сказать, когда звать его буду. Я именно так его первый раз звала и потом он, когда говорил со мной, сказал, что заранее просить должна, тогда он придет. Я врала, что не помню и не знаю, как звать его… я просто не хотела его звать. А сейчас сил нет, больше терпеть. Позову. Только пообещайте, что не тронете меня больше и в колдовстве не обвините.
– Врала значит… Я так и знал, – Марк со злобой с силой пнул ногой, стоящую рядом с ним на коленях Катарину.
– Ваше Высочество, ну не надо! Пожалуйста, не надо меня больше бить, – Катарина вновь заплакав, повалилась на пол у его ног, – Я не буду… не буду его звать, если не пообещаете не бить и не мучить меня. Я же призналась, что знаю, как позвать его, и готова сделать все, что Вы требуете. За что Вы снова меня бьете?
– Так ты считаешь не за что? – Марк наклонился и, схватив ее за волосы, запрокинул ей голову, и глядя ей прямо в глаза, зло проговорил, – Надо же какой образец христианской добродетели выискался. Ни в чем она мне не перечит и бить ее не за что.
– В чем я виновата перед Вами? В чем?
– Ты мерзкое и подлое создание, я не знаю, почему герцогиня решила простить тебя. Но она допустила ошибку, не отправив тебя на костер. Ты ведь не оценила, ни то, что она простила, ни то, что потом она делала для тебя. Она ведь на коленях просила тебя, а ты наплевала на это… Она, я думаю, уже поняла, какую ошибку допустила, а вот тебе понять предстоит… Ты либо душу свою отдашь тому, кому хотела с самого начала отдать и сейчас же, сию же минуту, без всяких условий позовешь того, кого обещала, либо я на костер тебя отправлю.
– Позову, если скажете, зачем он Вам. Я не могу позвать, если не скажу, зачем конкретно зову. Он потому и не пришел в прошлый раз, и сейчас не придет, если не скажу я…
– А если скажу я, значит, придет? – Марк презрительно хмыкнул.
– Придет, Ваше Высочество, обязательно придет, он говорил, что если что-то конкретное попрошу, обязательно придет.
– Власти хочу и полной покорности моей воле герцогини. Удовлетворена? – Марк сильнее запрокинул голову Кэти.
И тут же почувствовал, как под его левую лопатку вонзился кончик холодного и острого клинка, а за спиной раздался голос короля:
– Я удовлетворен. Оставь ее, сын, нам надо пойти побеседовать.
Марк замер, видимо обдумывая сложившуюся ситуацию.
– Было бы лучше, если бы ты не стал перечить, – очень спокойным тоном добавил король, – отпусти ее, и пойдем поговорим.
Марк разжал руку, выпуская волосы Катарины, и вместе с королем вышел из спальни.
Кэти повалилась на пол и навзрыд зарыдала. Плакала она довольно долго, пока за окном совсем не стемнело, потом поднялась с пола, налила себе из графина воду в стакан, выпила, после этого легла на кровать, закуталась в одеяло и провалилась в сон.
Проснулась она оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Открыв глаза, она увидела, что над ней склонился король. Одет он был в очень строгий черный костюм.
– Поднимайся, – услышала она его тихий голос.
Кэти тут же отбросила одеяло и вскочила с кровати. За окном разгорался день, и получалось, что проспала она как минимум до полудня.
– Приводи себя в приличный вид и одевайся, – король рукой указал на комплект нижнего белья, черное платье, черную кружевную накидку, что теперь лежали на одном из кресел и черные туфельки, стоявшие рядом.
– Да, Ваше Величество, – прошептала Кети и, шагнув к тазу для умывания, взялась за кувшин.
– Я полью тебе, – король подошел к ней и перехватил кувшин из ее рук, – умывайся.
Кэти поспешно умылась, потом расчесала волосы, заплела их в косу и подошла к креслу, где лежали вещи, которые принес король.
Король отошел к окну и отвернулся.
Кэти быстро переодела все нижнее белье, потом надела туфельки, затем черное платье и в конце набросила на голову черную кружевную накидку, закрепив ее шпильками по краям. После чего тихо произнесла:
– Я готова, Ваше Величество.
Король повернулся к ней и долгим взглядом посмотрел на нее. После чего негромко произнес:
– Горестные и скорбные известия привели меня к Вам, принцесса.
– Что-то случилось с матушкой или отцом? – с ужасом в голосе прошептала Катарина, окидывая взглядом свой траурный наряд и переводя взгляд на черный костюм короля.
– Отец Ваш здоров, а мать Ваша хоть давно уже тяжело болеет, но пока к счастью еще жива, – король едва заметно качнул головой.
– Матушка давно тяжело болеет? – удивленно и подавленно переспросила Катарина.
– Да, герцогиня больше месяца в бессознательном состоянии. Я сожалею, что Вы не знали об этом, и это известие Вас опечалило, однако пришел я сообщить Вам еще более скорбные новости.
– Еще более скорбные? – Катарина испуганно посмотрела на него.
– К моему огромнейшему сожалению, да. Вчера вечером я послал Вашего супруга отвести секретное донесение командующему западного гарнизона. По своему обыкновению Марк не взял охрану. Во время поездки на него, видимо, напали, и сегодня утром принц был найден убитым. Пока не выяснено, кто на него напал и по какой причине, но я обещаю, принцесса, что приложу максимум усилий, чтобы убийцы Вашего супруга и моего наследника не остались безнаказанными.