Любая мачеха бы спросила в первую очередь у своего ребенка, где он ночевал, почему не брал трубку и что это за незнакомец в квартире. Но не Алла. Глаза ее нагло скользили по Тиму. Она приспустила обтягивающее платье и выдала нечто похожее на улыбку. Мерзко. Стало мерзко, что эта женщина жена моего отца.
– Приветик, Маша, – игриво произнесла Аллочка. – Представишь нас своему гостю? Меня, кстати, Алла зовут, – протянула она руку с ярко-красным маникюром. Тимур стоял в проходе, и мне было чертовски стыдно за мачеху. Ведет себя будто девчонка из универа, а не замужняя дама.
Планирую как-то вмешаться в этот цирк, но Тим с его колючим высокомерием просто обходит стороной Аллу. Кажется, для него этой звездной особы просто не существует. Мачеха меняется в лице, стараясь скрыть унизительное изумление. Затем сжимает пальцы, прикусывает губу и выходит в коридор. Нет меня для нее. Забавно. Видел бы папа, как его любимая пытается завладеть мужским вниманием.
– Удивлена, что такой парень, – на последнем слове делает акцент, – вдруг общается с… такой девочкой, как Маша.
– Алла! – не выдерживаю я. Хочется схватить ее за волосы и утащить в комнату. Щеки мои полыхают от стыда.
– А, ну да, – вдруг подает голос Тимур. Он закидывает руки в карманы, расправляет плечи. Его лицо трогает ухмылка с ярыми нотками высокомерия. Хотя за все наше общение со мной он никогда не вел себя так. Да, показывал превосходство, но не до такой степени.
– Вот и мне удивительно, – кидает взгляд, полый презрения, Аллочка. Я сглатываю, сжимая челюсть.
– Знаешь что! – прикрикиваю на нее. На языке столько слов, да только все они неприличные.
– А такой парень, как я, должен общаться с… кем-то вроде тебя? – произносит Тимур, заставляя меня замолчать. Уголок его губ тянется вверх.
– Ну… – откровенно наглеет Алла. И если это не кокетство, не открытый флирт, то значит, что я совсем не разбираюсь в женщинах.
– Ну… – Тим делает шаг навстречу к Аллочке, сокращая между ними расстояние до интимно близкого. Клянусь, моя мачеха в этот миг покраснела, как самая обычная школьница. Она облизнула нижнюю губу, но не оттолкнула Тимура. Зато я решила, что прямо сейчас закончу домашний каламбур. Почему-то стало невыносимо смотреть на этого высокого красивого парня рядом с… Женой моего отца.
– О женской красоте, конечно, не спорят. Однако, детка, если тебя трахает взрослый мужик, это еще ни о чем не говорит, – с усмешкой отвечает вдруг Тим и отдаляется. Подходит к дверям, но останавливается и кидает через плечо: – Маша, поехали.
Где-то внутри меня случился ураган из разных эмоций. Я осторожно глянула на Аллу, которая явно пребывала в шоке. Ее рот до сих пор был открыт, а ресницы взмахивали. Мне стало смешно. Ведь папа так лелеет эту принцессу на горошине. А тут какой-то смазливый парень нагло опустил. Наверное, это в корне неправильно – чувствовать свое превосходство на фоне мачехи. Однако ничего не могу поделать.
Хватаю рюкзак и выхожу следом. Мы спускаемся по ступенькам, и мне кажется, что у Тима чертовски красивая спина. В меру широкая, мужественная и идеально ровная. Он как кот, вальяжно переступает ступеньки, а я бегу позади. Почему-то не хочется думать ни о чем плохом. Просто смотреть на спину этого парня, и к черту все. Потом, правда, мозг дает команду. Напоминает: Тим не для меня. Тут Алла права. Мы разные. Для него есть только девушки на один день, а для меня любовь – это нечто особенное и необъятное. Без логики и здравого смысла.
– Садись, – говорит Тим, когда мы оказываемся на улице.
– Угу, – киваю и залезаю на байк. Сколько раз уже ездила с этим ледяным мальчишкой? А ведь мы едва знакомы. Но ощущение, будто знаем друг друга всю жизнь. Слишком приятное ощущение, от которого покалывает где-то в груди.
– Куда едем?
– В школу, а адрес…
Мы выезжаем со двора. Проскакиваем вдоль машин по забитым дорогам и на красный сигнал светофора. Я прижимаюсь крепче к Тиму. Если мы больше никогда не увидимся, пожалуй, этого человека буду еще долго помнить. Таких единицы. А может, он вообще один.
В таких обычно влюбляются сразу, потому что стрела амура беспощадно целит в самое сердце. В глазах девушек они без изъянов, их можно ненавидеть, но к ним люто тянет магнитом.
Пусть это будет наша последняя встреча. Потому что иначе боюсь, что буду страдать. Я чувствую это где-то на подсознательном уровне.
Не доезжая до школы, возле угла, прошу Тима остановится. Он не спрашивает ничего, молча выполняет просьбу и ждет, когда я слезу с байка.
– Спасибо, – говорю на прощание. Солнце играет с его карамельными волосами, а глаза переливаются, словно там живут две маленькие льдинки.
– Ага, – кивает Тимур, скользя по мне взглядом. Так нагло парни никогда на меня не смотрели, будто пытались найти изъян или же самое большое достоинство. Я прикусила нижнюю губу и кое-как выдала улыбку.
– Ну… пока.
– Ну пока, Маша, – он не улыбнулся. И я поняла, что пора уходить.
Тяжелый вздох.
Теперь уж точно последний раз, хотя вслух мы об этом не говорим, но оба знаем. Наверное. Как иначе. Мне становится немного грустно, но это мимолетная грусть. Пройдет. Вот переступлю порог школы, и все пройдет.
Разворачиваюсь и перехожу дорогу. Не оглядываться. Хотя совру, если скажу, что не было интересно, смотрел ли он мне вслед или нет.
Иду быстро, разглядывая асфальт под ногами. Не замечаю как людей вокруг, так и времени. А вдруг это все плод моего воображения? И не было ночи на крыше. Странно. Необъяснимо странно.
Возле школы, а это в метрах пятистах от того самого угла, где меня высадил Тим, стоят Ленка с Зариной и еще каким-то широкоплечим парнем. Зарина надувает жвачку, которая едва не разлетается по всему ее лицу. Прохожу мимо них. Надо бы бояться или переживать, но все мои мысли заняты сегодняшней ночью и широкой спиной парня, который однажды протянул руку.
– Эй! – явно в мой адрес. Не останавливаюсь, но Ленка резко хватает меня за локоть.
– Чт…
– Эй, Уварова, – косится местная хулиганка. Дергаю руку, но хватка у нее довольно сильная.
– Отпусти, – цежу сквозь зубы.
– Извиняться когда будешь?
– Не за что извиняться, сама знаешь. Отпусти! – прикрикиваю и кое-как выбираюсь из лап этой сумасшедшей.
– Кость, – обращается Тарасова к парню. Коренастый, с короткой стрижкой и сигаретой в руках. Кидает окурок на землю, затем подходит ко мне, слегка наклоняется, и от его сального взгляда становится мерзко. Хочу сделать шаг назад, но Костя тянет свои толстые пальцы. Хватает меня за лицо, сжимая в области скул.
– А ты забавная, – выплевывает в меня противные фразы. Я дергаюсь и уже думаю зарядить этому умнику между ног.
– Эй! – разлетается позади.
– Нахер свали! – рычит Костя, не спуская с меня глаз.
– Отпусти ее!
– Я на камеру вас записываю, – закричал женский голос. Я дернулась и наконец вырвалась из хватки этого здоровяка. Оглянулась, и сердце мое упало в самые пятки. Леля вместе с Вовкой, Мишкой и Ваней стояли у самых ворот. Руки Фроловой дрожали, да и ноги тоже, но она стойко держала поднятым подбородок.
– Страх потеряли? – хмыкнула Ленка. Ларин сглотнул, а затем стремительным шагом направился в мою сторону. Но все пошло не так, как бывает в геройских боевиках. Вовка даже вплотную подойти не успел, как Костя ударил ему в живот.
– Ну что? Не понял, дружок? – сплюнул кавалер Тарасовой. Мишка с Ваней переглянулись и будто подобрались. Понимая все безысходное положение, я скинула с плеч рюкзак и со всей силы врезала им по спине Косте. Тот развернулся, кидая в меня свирепый взгляд.
Черт. А ведь отступать поздно. Страх сковал позвоночник, и воздуха стало как-то чертовски мало.
Однако Вовка вдруг разогнулся и кинулся на этого гопника. Ударил его по лицу, затем еще и еще раз. Костик, конечно, не стоял молча, тоже дал сдачу. Размахнулся тяжелым кулаком и с одного раза отправил Ларина на землю. Мишка с Ваней кинулись на него, схватили за руки, выламывали их, но Костя был шире в плечах, да и явно опытней в уличных драках.
Наверное, все это ничем хорошим бы не кончилось, если бы завуч не вышла из такси и не заорала на всю улицу не своим голосом. Тут и водитель выскочил. Елена Андреевна давай звонить в школу, просить кого-то срочно выйти на улицу.
Мне, к слову, тоже досталось. Я прыгнула Костику на спину, хотела помочь бедному Вовке. Леля же пыталась загородить меня от Ленки Тарасовой, которая планировала устроить женские бои без правил.
В общем, растащили нас, позвонили родителям. Ну и лекция в воспитательных целях. Куда без нее.
– Как не стыдно! – качала головой Елена Андреевна. – Ну ладно мальчики, но вы… вы же девочки!
В ответ мы ничего не говорили. Просто молчали. Да и кому нужны были аргументы, когда у учителей есть свое стойкое мнение на ситуацию.
Когда приехали родители, нас всех выпроводили в коридор. Папа прошел мимо меня, лишь качая головой. Даже думать не хочется, что ему придет в голову после услышанного. Ему бы с Аллочкой разобраться для начала, а потом уже ко мне лезть.
– Вов, ты как? – разбила тишину Леля. Тарасову с Зариной отправили в кабинет к директору, а мы стояли напротив учительской рядом с комнатой, где восседала завуч.
– Тебе, может, в медпункт сходить? – осторожно спросила я. Мне было странно видеть всех этих людей, а еще странней говорить с ними. Зачем они кинулись помогать? Ведь уже решили пройти стороной. Менять лодку во время заплыва как минимум глупо, а как максимум опасно.
– Маш, ты сама как? Не пострадала? – заботливым тоном произнес Ларин. Посмотрел на меня виноватыми глазами, будто маленькая собачонка. Мне хотелось спросить: «а до этого тебя не волновало, как я?» Но в итоге промолчала.
– Нормально.
– Машка, ну даешь, – воскликнул Ваня. Он и Миша учились вместе с Вовкой в одном классе, да еще и дружили с давних пор. Оба худые, хоть и высокие.
– Не стоило вмешиваться, – все же сказала я.
– Да нет, нужно было сразу вмешаться. Просто… – замялась Лелька. Она поджала губы, и на ее щеках появились милые ямочки.
– Маша, ты прости меня, – Вовка вдруг подошел и коснулся своими шершавыми пальцами моих рук. Он смотрел прямо, и я поймала себя на мысли, что так, как Тимур, никто и никогда на меня не посмотрит. Столь же нагло, открыто и уверенно.
– Вов, – я потянула ладошку в надежде разорвать ненужный контакт, но Ларин не позволил. Наоборот, крепче стиснул мои тонкие пальцы.
– Маш, я… мне так стыдно перед тобой. Я струсил. Хотя ты мне очень дорога, и… я… мне очень стыдно.
– И мне, Маш! – завыла Фролова. По ее щекам покатились слезы.
– Ребят, – мне стало не по себе. Потому что вроде и злости не осталось на этих людей, а вроде и как прежде уже быть не может. – Спасибо за сегодня. Вов, спасибо. И… лучше бы в медпункт сходить.
Я вновь потянула руку, хотелось все это прекратить. Но Ларин вдруг сделал шаг вперед и захлестнул меня в свои объятия. Приторно-ванильный запах парфюма ударил в нос, убивая в легких кислород.
– Вов, – кое-как оттолкнула парня, натягивая улыбку. – Все нормально. Я понимаю.
Он положил руки мне на плечи и слегка наклонился, старательно разглядывая мое лицо. Что пытался там увидеть? Что прочитать? Обиду или боль? Или два в одном? Однако я не хотела выдавать свои чувства. Все в прошлом. Переступить через свою трусость не каждый сможет. Идти навстречу страшному урагану вообще под силу единицам.
– Больше я никогда не отступлю от тебя, Маша! – твердо и решительно произнес Ларин.
– Угу, – кивнула в ответ, хотя сейчас все эти обещания мне были не нужны. Человек ко всему привыкает: как полагаться на себя, так и отбивать удары судьбы в гордом одиночестве.
Дверь вдруг открылась, и из кабинета вышли наши родители. Вовка резко опустил руки, делая шаг в сторону. Я же посмотрела на папу, а он посмотрел на меня. В его глазах таилось разочарование, но не злоба.
– Мам, – позвала Лелька. Тучная женщина с круглыми щечками подошла к нам и громко цокнула.
– Пап, – я тоже решила переступить через себя.
– Отойдем? – спросил он коротко.
– Угу.
Мы отошли к соседнему подоконнику, где никого не было. Шел урок, а нам разрешили прогулять в связи с разборками. Отец тяжело выдохнул, держа руки в карманах классических брюк. Солнце падало на его темную шевелюру, и местами просвечивались седые волосы. С виду он выглядел не старше тридцати, но вблизи возле глаз мелькали морщинки.
– Маш, – начал родитель.
– Пап, – я посмотрела на него исподлобья, как виноватый ребенок или котенок, который ищет одобрения за содеянное. В душе мне все еще было обидно, но и чувство вины за свой проступок тоже присутствовало. Ночь. Я с каким-то парнем. Наверняка отец переживал.
– Почему ты ничего не сказала?
– Что… о чем ты?
– О конфликте с той девочкой. Мама Лели рассказала, что тебя задирали и обвинили в воровстве. Почему не сказала? Я же твой отец. Я всегда буду на твоей стороне, – его голос звучал устало и в какой-то степени с нотками вины. Где-то внутри меня екнуло, и глаза защипало.
– Я… – Как признаться родителю, что ты стал объектом травли и издевательств? Как упасть в лужу рядом с тем, кто должен гордиться тобой? Я сглотнула, поджимая губы.
– Прости меня, милая, – тихо сказал отец, а затем подошел ближе и притянул к себе. – Прости.
– Пап, – прошептала я, стараясь подавить слезы, которые уже вовсю падали на мои щеки.
– Все будет хорошо. Обещаю, Мань, обещаю.
Серьезно, это была самая странная ночь в моей жизни. На вопрос, зачем я провел ее вместе с Машей, ответа до сих пор нет. А эта ее мачеха ну точно с приветом. Тот тип девушек, которые меня бесят. Они готовы дать в любой момент, но внутри сплошная пустота, заполненная бабками. Нет, дирека можно понять, она молодая и с аппетитными формами. Но блин, жениться ради того, чтобы потрахаться… Лучше уж вообще не жениться. Сексу штамп в паспорте не нужен. Странно, что мужик в его годы об этом не осведомлен.
В школе все знали, что у директора второй брак. Откуда знали, уже и не помню. У нас тут вообще информация разлетается лучше любой желтой газетенки. Наверное, поэтому и меня возвели в местного хулигана, который может втащить любому, даже качку в три раза больше и сильней. Народ тайно говорил, я без крыши. Что ж, какая-то доля правды в этом есть.
На уроки я приехал с опозданием. Пришлось заскочить домой за рюкзаком, заодно переодеться. К матери заходить не стал. Ну нафиг. Она не звонила мне ни разу за ночь. Зато Анатольевич названивал. Явно любит свою дочку. Даже немного завидно. Кто бы меня так любил.
Однако дирек и мне внимание уделил. Не сегодня, а вот на следующий день. Без всяких церемоний подошел в столовке, когда мы сидели с Арсом и Чайкой. В глазах его читалось нескрываемое недовольство.
– Тимур, на минутку, – строго и сухо произнес он. Пацаны глянули озадаченно на меня.
– Нет желания, – честно ответил, потому что примерно понимал, о чем пойдет разговор. Пусть бесится. Хоть немного, хоть какой-то толк от общения с его дочкой.
– У меня тоже, но выйти тебе все же придется. Или…
– Или что? – нагло задрал подбородок я. Ненавижу, когда разговаривают в таком тоне.
– Тимур, зачем все это?
– У меня нет желания с вами вести разговоры, так что давайте сделаем друг другу приятное? Представьте, что мы уже поговорили.
– Тимур, – давил он, при этом сохраняя удивительное спокойствие на лице. Я присмотрелся и подумал, что Маша похожа на директора. Такая же дерзкая и уверенная, а еще ненормальная. Почему-то захотелось улыбнуться. Она единственная девушка, которая ведет себя со мной не скрывая свою настоящую сторону.
– Простите, – вмешался вдруг Арс. – Что-то случилось? Тимур никого не трогал. Мы… мы ничего не делали. Зачем вы вызываете его? Он что-то натворил?
– Эй, – пнул я его ногой под столом.
– Анатолий Викторович, сегодня Тим весь день со мной. Поэтому… – не унимался Богданов. Как баба себя ведет, ей-богу.
– В общем, Тимур, я прошу тебя как мужчину, – дирек говорил вроде и тихо, а вроде и очень громко. В шумной столовой на него никто не обращал внимания и, кажется, никто не слышал. Зато мои перепонки разрывались от голоса Анатольевича.
– Давайте без этого, – вздохнул устало я. Продолжение фразы слишком очевидное.
– Держись подальше от моей дочери, – все же закончил директор. Я думал, что слова не заденут. В самом деле, у меня не было никакого желания пастись рядом с Машей. Я думал, так смогу проучить этого выскочку. Но когда Анатольевич озвучил вслух свой твердый наказ, мне стало противно. Нет. Скорее даже обидно.
Будто я недостоин. Будто я кусок мусора под его ногами. Чем отличаюсь от других? Кто-то ведь может находиться рядом с Уваровой, кому-то она может дарить улыбку и трепать волосы. Так почему этим кем-то не могу быть я? Нет, она мне не нравится. Вообще не нравится. И общаться с этой ненормальной не хочу. Но почему-то слова дирека сильно подпортили настроение.
Где-то внутри зажегся огонек. Так всегда бывает, когда тебе что-то запрещают. А если еще запрещает ненавистный человек, вдвойне охота идти наперекор.
– Ничего не могу обещать, – усмехнулся я.
– Тимур, давай все же разойдемся мирно. Моя дочь и ты – вы слишком разные. Она не для тебя. Запомни это.
Мне хотелось послать его, выплюнуть весь негатив, который осел на легких. Но я почему-то промолчал.
Не для меня.
Если она не для меня, то для кого же? Разве есть девушки, которые могут быть не для меня? Твою мать. Серьезно. Когда тебя сдвигают бескомпромиссно, это хреново. Это очень хреновое чувство.
– Тим, о чем он? – спросил Арс. Анатолий Викторович к тому моменту уже отчалил.
– Да пошел он, – цокнул я. Учить меня вздумал. То шантажирует, то запрещает что-то. Нашелся папочка заботливый.
– Ты показал ему видосы? – подвинулся Чайка, разглядывая меня во все глаза.
– Нет.
– А почему тогда он про дочку заговорил? – уточнил Богданов. Какие все любопытные нынче.
– Потому что узнал, что мы знакомы с Машей. И потому что она провела ночь со мной.
– ЧТО? – прикрикнули парни как по команде. Шок так и читался на их лицах. Конечно, подумали не о том.
– Рты закройте.
– Ты ее трахнул? – не выдержал Федя.
– Тим, твою ж… – качнул голой Арс, осуждающе поглядывая.
– Не спал я с ней. Делать мне больше нечего.
– Так… а что тогда?
– Просто сидели на крыше до утра. В общем, это неважно. Анатольевич видел нас вместе, и его это зацепило. Вот и все.
– Тим, так нельзя. Ты сначала издеваешься над ней, а потом в друзья, что ли, набиваешься? – разозлился Богданов. Фраза его прозвучала так странно, что я даже задумался. Мы не друзья. Не трахались. И не планируем. Почему тогда меня цепляет этот проклятый запрет? И почему «издевался над ней» режет слух.
– Скажешь тоже, – усмехнулся Чайка. – Тим с такими, как эта мышь серая, водиться не будет. Да и Алиска ж твоя…
– Она не моя! – прикрикнул я раздраженно. Только сам не понял, что мне не понравилось во фразе Феди.
– Тим, перестань с ней общаться, – требовательно попросил Арс. – Не нужно. Если вы вдруг станете друзьями, если…
– Что ты несешь? – процедил недовольно я.
– Тим, для нее будет удар узнать, что за говно ты кинул в нее однажды. Пока не поздно, останови этот проклятый поезд.
– Арс, ты с головой не в ладах? – буркнул Чайка.
– Тим, я серьезно. Давайте остановимся здесь, а? Тебе не жалко ее?
– Да что ты несешь, Сень? – пнул его в бок Федя.
– Хватит, – поднялся я из-за стола. Слушать нотации было невыносимо. Хватит одного правильного на мою голову. Если вдвоем начнут долбить, могу ведь назло пойти и трахнуть эту ненормальную. Лучше в самом деле дать по тормозам и послать всех дружно к черту.
– Если захочу общаться с ней, буду общаться. Если нет, то не буду! И не ты, не дирек меня не остановят. Но я этого делать не буду. А если тебе жаль Машу, то будь другом, прекращай меня провоцировать.
Я была убеждена, что Аллочка расскажет папе про Тимура. Однако она молчала и многозначительно поглядывала на меня. Напряжение между нами можно было сравнить с разрядом молнии. Казалось, мачеха проверяет на прочность. А может, она просто выжидала удачного случая.
Сперва я думала, признаюсь папе сама. Но потом откинула эту идею. Не сейчас. Перемирие как ходьба по тонкому льду зимой: никогда не знаешь, в какой момент перевернешься под воду. Меньше знает, лучше спит. По крайне мере, пока. А там что-нибудь придумаю.
У меня в голове была такая карусель из мыслей, что и не знаешь, куда податься. Например, Леля с Вовкой. Мы вроде начались снова общаться. Они даже проводили меня до дома, буквально до самых дверей. Извинялись и обещали больше не оставлять одну. Вплоть до походов в туалет. Приятно, конечно, оказаться опять в мире коммуникаций. Однако я отчетливо помнила все те ужасы, которые со мной успели случиться. Помнила, как Гева нагло смотрел на мой лифчик, когда разрезал кофту, как они заперли меня в сарае. Все это нельзя вычеркнуть в одночасье из воспоминаний.
Однако, положа руку на сердце, быть среди людей лучше, чем коротать дни в одиночестве. Сидеть в столовой, обсуждать новые видосы в тиктоке и прочитанные книги, слушать шутки Вовки и намеки Лели на мои будущие отношения с Лариным. В этом есть определенный процент для хорошего настроения. Только я все равно грустила, оглядывалась и боялась новых проблем.
А в четверг нам объявили, что Тарасову отчислили. Наверное, народ в этот момент выдохнул. Еще бы Геву выгнали, но в последние дни он даже не смотрел в мою сторону. Я словно потеряла для него всякий интерес. И в этом была странность. Непонятная для меня странность. Однако по глупости я откинула эту странность на задний план.
После третьего урока меня пригласила к себе завуч по воспитательной работе. Нет, не для лекций на тему плохого поведения. Наоборот, она поздравила и сообщила, что я взяла третье место в городской олимпиаде по литературе. Сегодня в ДК будут награждать победителей по разным направлениям. Присутствие обязательно.
В ответ я пожала плечами и молча вышла. Думала, пойду туда вместе с кем-то из ребят, с которыми хоть как-то пересекалась. Но из нашей школы было всего два человека. Я и мальчик с девятого. Хмурый скромный очкарик.
Поехали мы с этим самым девятиклассником на такси. Школа раскошелилась и оплатила. По пути молчали, хотя я пыталась говорить, но парень старательно отворачивал лицо. Ну что ж, не хочет общаться, его проблемы.
Зато в ДК было много общительных людей. Старое здание с большими окнами и белыми колоннами вобрало в себя человек пятьдесят, не меньше. Громкие, шумные и счастливые. Казалось, я на их фоне выделяюсь мрачностью. Ненавижу подобного рода мероприятия, ненавижу бывать в толпе, где никого не знаю.
Однако я не одна здесь, кто был не в восторге.
– Эй, глянь, какой хорошенький, – шушукались девчонки в холле.
– Ой, видела его на олимпиаде. Такой красивый, эх… Мечта, а не мальчик.
Чуть протиснувшись вперед, я перевела взгляд в сторону того, по кому воздыхали незнакомки. Нет, не потому, что хотела тоже охнуть от переизбытка эндорфина. Просто обычный интерес. И этот интерес заставил остановиться. Звуки вдруг рухнули, как и все люди вокруг. Казалось, я слышу только то, как громко бьется собственное сердце.
На лицо скользнула улыбка. Неосознанная. Черт, глупость какая-то.
Тимур сидел на подоконнике, прислонив голову к стенке. На нем были черные потертые джинсы и кремовая толстовка с эмблемой найк. Он просматривал что-то в телефоне и привлекал к себе множество взглядов. Сколько девчонок позади и рядом со мной пялились на него? Сколько открыто обсуждали? Однако никто не подходил. Потому что к таким, как Тимур, не подходят. Они кажутся недоступными.
Я сглотнула, сжала руки в кулачки и пошла к нему. Лучше там с Тимом, чем одной среди толпы возбужденных школьников.
Вблизи Тим выглядел немного бледным, хотя его алые, идеальной формы губы все равно выделялись. Хотелось коснуться их и попробовать на мягкость. Шальные мысли, которые я тут же откинула прочь из головы. Да, красивый, но не мой. Не для меня.
– Привет, – голос прозвучал хрипло. Тимур не сразу понял, что обратились к нему. Но все же поднял голову. Глаза его всего на миг вспыхнули, выражая изумление, однако тут же погасли.
– Есть обезболивающие или марихуана? – без всякого приветствия спросил Тим.
– Выглядишь бледным, все нормально?
– Черт знает, – пожал он плечами.
– Заходим в зал, – тучная женщина лет пятидесяти пяти объявила громко, появляясь в холле. Народ моментально засобирался и направился в зал. Мне тоже хотелось занять хорошее место, но, с другой стороны, не хотелось и уходить от Тимура. Вдруг это наша последняя случайная встреча.
Когда все почти покинули коридор, Тим спрыгнул с подоконника и медленно поплелся в аудиторию. А я следом за ним. Он держался за висок, поглаживая кожу.
В итоге уселись мы в самом конце, буквально на галерке. Перед нами даже два ряда свободных было, но Тимур почему-то плюхнулся в захолустье. Я села рядом. Мы не разговаривали, потому что на сцену вышли взрослые. Начались монотонные речи и аплодисменты. Я старалась слушать, а Тим ковырялся в телефоне.
На сцене объявляли сначала участников олимпиады по истории, затем по русскому и математике.
– И гордость нашего города в олимпиаде по математике. Первое место по краю, Тимур Авдеев, – объявил в микрофон мужчина с пышными усами. В зале начали шептаться, ну и, конечно, хлопать в ладоши. Все оглядывались, ожидая того самого умного и талантливого ученика. Однако ученик не спешил выходить на сцену.
– Тим, – тихо спросила я. – А твоя фамилия не Авдеев?
– А? Моя, откуда ты знаешь? – не понял он, продолжая залипать в ленту вк.
– Да ну? – едва не ахнула я. Выходит, про айкью он не врал.
– Тимур Авдеев здесь? – повторил мужчина.
Тим вздохнул и поднялся. Вальяжной походкой он вышагивал по ковру, словно по красной дорожке. Руки в карманах, ровная спина и уверенность в каждом движении. Я засмотрелась. Вот берет грамоту, вот пожимает ладошку незнакомцу. На него смотрело много людей, и некоторые просто не в состоянии были закрыть рот. Кажется, этот парень умел произвести эффект вау.
– Вот, – протянул Тим мне грамоту, когда вернулся на свое место. Я озадаченно посмотрела на него, не особо понимая, что происходит.
– Зачем?
– Подарок, – хмыкнул он, плюхаясь рядом. – Мне хреново, такое ощущение, что виски разорвутся сейчас.
– Ты бледный, – прошептала я, поражаясь столь откровенному поведению парня.
– Холодно и жарко. Когда эта муть уже закончится.
– Может, у тебя температура?
– У меня температура? – Тим вдруг повернулся и посмотрел на меня внимательно. Мы сидели близко и могли отчетливо видеть друг друга.
– Ну я предположила.
– А без предположений? – он продолжал открыто скользить по мне взглядом. А я рассматривать его густые изогнутые ресницы и бирюзовые глаза. Наверное, со стороны мы выглядели странно.
– Наклонись, – зачем-то предложила я. И Тимур наклонился. Вот тут до меня дошла вся абсурдность ситуации. Но поздно давать заднюю, когда уже выехал на обгон. Поэтому я собрала волю в кулак и осторожно коснулась губами лба парня.
– Тимур, – прошептала. Почему-то такое простое прикосновение меня смутило. Безумно смутило. – Ты горячий.
– Это ты еще со мной в постели не была.
– А? – Тим поднял голову, и между нами просто пропало всякое расстояние. Он замер, замерла и я. Его лоб едва не касался моего, а дыхание обжигало кожу. Я сглотнула, стараясь не выдать дикого смущения. Мысли спутались, и мне не сразу пришло на ум, что вообще ответить.
– Тебе бы в постель… в плане д-домой, – выдала что-то странное на автомате я. Тимур усмехнулся и наконец отдалился, позволяя мне дышать. С ума сойти. Вот это магнетизм.
– Уварова твоя фамилия? – неожиданно перевел тему Тим.
– Да, а что?
– Иди за грамотой, а потом, может, и в постель. В смысле домой, – качнул головой Тимур. Боже! Как же мне стыдно, просто под стол провалиться бы. Закрываю глаза, мысленно считаю до пяти, затем сглатываю и выхожу из рядов.
Пока иду, пару раз спотыкаюсь и едва не падаю. Ноги ватные, а щеки полыхают алым пламенем. Сердце отбивает чечетку, и, если честно, мне хочется улыбаться. Кто из нас еще заболел? Я или Тим?
Мужчина с пышными усами вручает мне поздравление и отправляет обратно на место. В зале разносятся аплодисменты, а я думаю лишь о том, что там, на мягком красном стуле, сидит Тимур. В голове только его фраза про постель и эти яркие глаза, словно драгоценные камни. Черт. Просто черт.
Прикусываю губу, но кое-как усаживаюсь рядом. Тим делает безумное одолжение, не смотрит в мою сторону. Выглядит он хуже, нет-нет и сжимает пальцами виски. И я задумываюсь, не из-за меня ли он заболел. Ведь два дня назад на крыше отдал свое одеяло. Чувство вины, прямо скажем, сжимает горло и не дает вздохнуть полной грудью.
Когда награждение закончилось, мы опять вышли самыми последними. Я больше слова не сказала, да и этот ледяной мальчишка тоже. Молчал до окончания всех речей.
– Что от температуры купить? – вдруг спросил Тим на выходе из зала.
– Парац… а ты запомнишь? – зачем я это произнесла? Как будто он вытащит листок и начнет записывать.
– Вряд ли, – пожимает плечами. Совесть моя активно шепчет, что надо бы отдать должок.
– И что делать?.. – очередной вопрос, который задавать не стоило.
– Поехали, – огорошивает он своим предложением. Открывает дверь на улицу и жестом показывает, чтобы я выходила.
– На байке? С ума сошел! Тебе нельзя! А вдруг плохо станет?
– На машине. А вдруг плохо станет? Черт, мир потеряет непризнанного гения. Так что, ненормальная? Поехали?