Октавия Колотилина
Бездна для героя
Глава 7.
– Не женюсь, – отрезал Красный Кот. – Ты мне не нравишься как женщина. Вот что ты сделала для того, чтобы стать красивой? Мочки ушей у тебя не растянуты, до плеч уже не достанут, ты их даже ещё не разрезала! Шея обычная, не удлинённая множеством колец, наподобие шеи стройной антилопы. Татуировки ни одной нет.
Да уж – мода у даяков. Инга фыркнула:
– Глупенький, ты ничего не понимаешь в красоте: настоящая «барби» должна ходить на десятисантиметровом каблуке, уродующем её ногу, ничего не есть, чтобы даже мозги высохли, и каждый день тратить по два часа, сначала нанося на себя косметику, а потом – смывая её.
Обе девочки с содроганием смотрели то на Расни, то на Ингу.
– Ну вы, земляне, даё-ёте! – протянула Меранавана.
В качестве десерта подали фиолетовое желе с ароматом, похожим на имбирный. Дети распробовали и чуть не подрались за добавку; Инга цыкала на них, словно мамочка.
Вдруг Доктор запнулся на полуслове и вскочил:
– Вы это слышите?
Мирное гудение голосов, звон посуды, домра, дальний шум моря… Все отрицательно покачали головами.
Бровь галлифрейца взвилась:
– Князь, прыгунчики часто выходят на берег?
– Раз в восемь лет. Проводят свои игры: подскакивают одновременно по сотне, сталкиваются. Потом снова возвращаются в море. В этот раз их особенно много, нам-то и лучше…
– Тихо! – Доктор воздел палец. – Теперь слышите?
Правитель арахнойцев оскорблено замолчал: так грубо его ещё никто не прерывал. Сквозь гобелены и каменные плиты пола передавалось глухое дребезжание, как будто били барабаны, или вдалеке топал тираннозавр.
– Знатно прыгают, – похвалил Расни.
Палец взмахнул, словно дирижёрская палочка, прерывающая скрипку:
– Там ещё звук. Нарастает… Обвал! С гор идёт обвал, все на холмы!
Доктор принялся поднимать нерасторопных спутников и подпихивать их к выходу.
– Скорее, предупредите жителей, выгоняйте всех отсюда!
Князь позвал слуг, чтобы бежали к тётушке Аннибельсаз за женой. Он грохнул четырьмя кулаками:
– Но это самоубийство – покидать сейчас деревню! Ночь, тьма, откуда вам знать – обвал это или нет? Надо подождать Нихталити…
Доктор, не слушая, метнулся в угол Терема:
– На чём работают ваши фонари? Шланги тянутся по земле, а где цистерна с топливом?
– Выше по склону, в старых шахтах, где добывают Кровь Полоза. Щупальца туда не достают, и здесь нет лишней тени.
– То есть над нами ещё и хорошенький заряд? Инга, помоги Шелли. Расни, Мера, хватайте фонари у стульев, – он крутанулся к вбежавшим на шум воинам, – что вы стоите, олухи? Ноги во все руки и вытаскивайте людей!
…Непростая задача – объяснить тем, кто до печёнок боится темноты, что именно в неё надо нырнуть.
На Ингу затравленно взирало семейство, у матери из-под каждой подмышки торчало по любопытной ребячьей башке.
– Ты хочешь погубить нас, колдунья?
«Колдунья» приставила ладонь к уху:
– Слышите?
Рокот сверху стал уже отчётливым. Подхватив светильники, арахнойцы с такой решимостью рванулись прочь, что чуть не раскатали Ингу до толщины нового айфона, она сама едва угналась за семейством.
Все бежали, кричали, плакали, сзади со скоростью автомобиля неслись камни. Подъём на холмы был тяжёл, особенно для Шелли; последнюю сотню метров её пришлось тащить, на вершине холма Инга чуть не рухнула со своей ношей.
– Плотнее, становитесь плотнее! Выше фонари! – командовал Доктор – и почему он всегда знает, что делать?
Князь с капитаном и тремя солдатами искали среди обезумевших людей княгиню, не обращая внимания на жалобы и причитания. Воины последними покинули деревню, обвал чуть не погрёб их заживо.
На дальней горе, немного выше подножия, разросся красный шар, за ним ударил грохот.
– Цистерна взорвалась, всё погибло! – причитал рядом Хранитель. – Нас всех унесёт Он. Лучше бы мы умерли сразу в своих домах…
– Умереть – никогда не лучше. – Доктор так глянул на паникёра, что тот сразу замолчал.
Правильно, нечего тут упаднические настроения разводить. Подумаешь – деревни лишились, и не известно, как дотянуть до утра, да ещё в темноте поджидает Стощупальцевый Осминог. Что же Он такое – оружие массового поражения? Атмосферное явление? Вряд ли кто-то знает, а ведь если разобраться, можно было бы защитить людей.
Зато хуже уж точно некуда…
Чпок. Из темноты выскочили блестящие лезвия, смертельный шар, крутясь, полетел навстречу; Инга отпрянула, Хранитель прижал к себе книгу. Да, погорячилась насчёт «хуже некуда».
Стоящий рядом кирасир сбил животное копьём.
– Всё бы вам убивать. – Доктор недовольно нахмурился. – Ну-ка, кто здесь с домрой?
Он растолкал народ вокруг паренька, который испуганно сжимал инструмент.
– Умеешь играть?
– Немного.
– Тогда давай, Бетховен! Помню, мы с ним так же ночью, в Вене, вытаскивали из бара Моцарта… Ладно, неважно. Играй! Животные успокоятся от музыки. А вы, – галлифреец обвёл всех пальцем, – пойте! Если, конечно, хотите жить.
Чпок-чпок-чпок. Воины вовсю работали копьями.
Парень нерешительно взял аккорд, другой – мелодия полилась, назло лишениям и опасностям.
– Ну, запевай! – подбадривал Доктор. Однако потерянные жители никак не могли очнуться от своего горя и безнадёжности положения, в котором оказались.
В горле у Инги тоже пересохло: какие песни, тут бы отдышаться после марш-броска! Но без музыки прыгунчики с ума сойдут и всех порежут. Ох, придётся продемонстрировать свои невысокие вокальные способности.
Она набрала побольше воздуха и выдала:
– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…
Почему вспомнилась именно эта старая песня? В походе под гитару баловались, и мама её любила. А ещё – очень уж хочется увидеть всё-таки утро.
Музыкант подстроился, получалось неплохо. Сначала один дребезжащий голос подхватил мотив, потом уже все арахнойцы запели – правда, что-то своё: гимны, их везде любят.
Чпоканье и лязг копий стали реже. Деревня вкладывала душу, как на свадьбе. Или похоронах?
Скоро сквозь мелодичное свистение можно было различить лишь отдельные удары воинов. Рыбы успокоились – надолго ли?
Отодвигая всех с пути своей трубкой, к ним пробрался Расни с Меранаваной и сообщил:
– Из теней выползают чёрные штуки и превращают плоть в бурую кашу, ни яды, ни меч им нипочём. Старик, ты не знаешь, что это?
Доктор задумчиво копнул носком ботинка песок, показалась чёрная земля – и посмотрел в испуганные лица:
– Как вы думаете, отчего верхний слой почвы лишён всякой органики? Что могло разрушить сложные молекулы?
Ни Красный Кот, ни Шелли не знали таких мудрёных слов, а иллинойка сделала вид, как будто всё понимает, просто даёт шанс остальным. Инга предположила:
– Какое-то излучение?
– Молодец, пять! – «Препод» хлопнул её по спине, назло Меранаване. Он обходил слушателей, как будто выманивая догадки движением пальцев:
– Ну, а деревья с травой почему погибли? Почему именно ночью жители боятся выходить из домов? Зачем им стеклянные стены? Что пугает этих всегда холодных, флегматичных прыгунчиков?
Повисло молчание – только арахнойцы продолжали распевать гимн. Видя полное недоумение аудитории, Доктор сдался. И принялся объяснять:
– Звезда Неклиды, Лампаданос, проходит сейчас потоки частиц, оставшихся от взорвавшейся чёрной дыры. В основном это обратные фотоны, остальные задерживаются атмосферой. При встрече со сложными органическими структурами – деревом, человеком, прыгуном – излучение разрушает их, создавая свободные радикалы и разбивая мембраны клеток.
Он триумфально улыбнулся друзьям, но его стройную теорию никто не оценил: на галлифрейца смотрели четыре пары глаз, в которых зияла абсолютная, просто космическая пустота.
Инга со скрипом вспоминала «правило буравчика» – физика никогда ей особо не давалась.
– То есть это – Стощупальцевый Осьминог? – подсказал Расни.
– Да, – проворчал непонятый гений, отвернувшись. Пауза затягивалась.
Инга поправила очки и заметила:
– А в учебнике ни про какие обратные фотоны не было.
– Вы их ещё не открыли. – Доктор оживился. – У горизонта событий чёрной дыры вакуум распадается на два фотона. Один, с положительной энергией, улетает, входит в излучение Хокинга, а другой, с отрицательной, летит в сторону чёрной дыры. То, что падает на чёрную дыру, падает туда бесконечно долго, время останавливается, и отрицательные фотоны накапливаются. Как чаинки на ситечке, понимаете? При распаде чёрной дыры они создают потоки, которые мы сейчас наблюдаем.
Инга попыталась переварить информацию, но получалось плохо. Осторожно спросила:
– Ты говоришь – излучение разрушает органику. А как насчёт камней и песка?
– У силикатов прочная кристаллическая решётка, хотя от длительного действия страдает и она. Помните – колонна?
Действительно, погибший пятнадцать лет назад город выглядел странно: постройки словно кислотой поливали. Получается, дело в разрушающем всё излучении? Не зря арахнойцы разучились доверять камням. Залезешь под надёжную монолитную плиту, а она трухлявая, словно термиты её ели, и норовит при малейшем чихе рухнуть тебе на голову. Коварны эти обратные фотоны, как же от них спастись?
– Так вот почему сошёл обвал: частицы подточили гору? – догадалась Инга.
Доктор поморщился:
– Это, конечно, сыграло свою роль. Но в основном тут виноваты деревья – вернее, их исчезновение. Корни сгнили и перестали удерживать склон.
Меранавана с завистью следила за «умным» разговором, даже не пытаясь вставить колкое замечание или презрительное: «Пфи, дикари!»
– И как нам сражаться со Стощупальцевым Осьминогом? – не понял Расни.
– Да уж не твоей соломинкой.
Доктор сел на землю, скрестив ноги. Все ждали. Пение потихоньку смолкало, его заменяли рыдания.
Глава 8.
– Свет! – Галлифреец вдруг подскочил и щёлкнул пальцами. – При встрече с фотонами, то есть светом, обратные фотоны взаимодействуют, снова становятся вакуумом. Именно так Нихталити защищала жителей – заставляла их жечь огни. Нам нужно осветить два десятка метров над этим холмом, и излучение не достигнет людей… Но топливо в фонарях прогорит через час с копейками, а ночь здесь длится не меньше десяти. Меранавана, челнок зарядился за день? Ты можешь подать сигнал? Думаю, даже у одной транспортной капсулы твоего народа хватит энергии, чтобы спасти деревню.
Иллинойка потупилась.
– Да, зарядился. Только… – Девочка сглотнула и посмотрела на друзей так, словно просила прощения. – У моего народа хватило бы энергии спасти всю планету. Но арахнойцы – жалкие недоразвитые насекомые, недостойные жить.
– Любопытно. Ты так считаешь?
– Жители Небесных Палат так считают. Спасать будут только меня.
Доктор поднёс ладонь к губам, прищурился. Обронил:
– И ты думаешь – это правильно?
Меранавана выпрямилась, сжав кулачки; в чёрных зрачках кипели молнии.
– Послушай, галлифреец. Когда враги окружили Валладариан, иллинойцы просили помощи у Повелителей Времени, своих учителей и наставников. Но Великие сказали: мы не вмешиваемся в судьбу варваров. И наша планета была сметена.
Она замолкла, пытаясь найти взглядом нечто вдали, на беззвёздном горизонте.
Потом окончила:
– Ни один из нас не вмешается в судьбу младшего народа. Я вызываю спасателей. Тебе будут рады в Небесных Палатах, полетели со мной!
Доктор усмехнулся и развёл руками:
– Кого я тогда оставлю позади? И смогу ли я с этим жить? А ты – ты сможешь, Меранавана-да?
Она задумалась. С тревогой наблюдала, как последний представитель самой древней расы обходит кучку дикарей, успокаивает причитающую старушку, расставляет пошире фонари…
Меранавана вздохнула, смахнула слезу. С сомнением пощупала скалу под ногами:
– Давайте, разведу костёр. Хотя сегодняшняя ночь холоднее, чем прошлая, тепло до утра постараюсь растянуть.
– Всех костёр не защитит, – заметил Расни, караулящий шары из лезвий с трубкой наготове. – Здесь сколько людей!
Жители деревни теснились в светлом круге, кричали младенцы. Масло в фонарях заканчивалось, они горели всё тусклее, и голодная тьма подступала.
– Что же делать? – Иллинойка бессильно опустила челнок.
Доктор подошёл уже с противоположной стороны, он успел обойти толпу кругом.
– Шелли, подними-ка повязку.
Девочка загнула манжет своего нового платья, отмотала бинт: штрихи на ране всё ещё светились.
– Интересно, – выдохнула Меранавана, оживившись. – Мои нити соединились с твоей паутиной и до сих пор не распались, хотя я их не поддерживала.
– Супермолекула служит матрицей для квантовой материи, стабилизирует её и без поля, – объяснил Доктор.
Пряха и Ткачиха уставились друг другу в глаза, одновременно что-то соображая.
– У тебя нет столько паутины, – отметила одна и склонила головку.
– Распущу одежду – пусть все скинутся. Но у тебя нет столько энергии, – отвечала вторая.
– Не твои проблемы!
Что они задумали?
Через полчаса очередь из стариков, малышей, копейщиков, женщин начала подходить к концу. Гора паутинных платьев у ног Шелли росла. Голых арахнойцев мучил холод, но согревало сознание своей важной роли в общем спасении.
Инга скинула мокасины и положила на кирасу с конскими головами. Юбочный костюм остался на хозяйке, земная одежда не годилась – Шелли нужны были только изделия из паутины.
– Как у тебя получилось убедить их отдать последние вещи, Доктор? – всё изумлялась Инга. – Ни меня, ни князя никто не хотел слушать. Есть ли существа во Вселенной, с которыми ты не можешь найти общий язык?
– Да.
– И кто это?
– Подростки.
Меранавана вылезла из подаренного платья и бросила его в общую кучу:
– К нейросети здесь никто не подключён, так что ничего, похожу нагишом.
Причёску она распустила, так что оранжевые пряди мягкими завитками окутали плечики, изгибы и голубоватые выпуклости стройного тела.
– Спасибо, Мера! – улыбнулась Шелли. – Я тебе потом ещё лучше сотку, с вытачками, с басками.
Иллинойка рассмеялась.
Остатки масла слили в четыре фонаря. Один Расни носил за Меранаваной, прикрывая её мечом от шаров – стрелы у него давно закончились; второй таскала босоногая Инга, пока Шелли занималась плетением, а последние светильники держали воины с двух сторон от толпы.
Оказавшись рядом с галлифрейцем, Инга осторожно спросила:
– Доктор, если это потоки частиц, то почему они тянутся и закручиваются?
– Смотри, свет тоже отражается от поверхностей и преломляется. Это антисвет, на который, кроме интерференции, действуют ещё процессы взаимодействия фотонов…
– Стощупальцевый Осьминог?
– Да. – Препод махнул рукой, сдерживая смех.
Арахнойцы жались все вместе: ночь и так была зябкой, а тут ещё мерцающий челнок высасывал жалкие крупицы тепла из камней.
Младенец скулил от холода на руках у коренастой матери – женщина отдала все пелёнки Ткачихе, и теперь пыталась согреть ребёнка своим дыханием. Доктор скинул жилет, протянул ей; сюртук ушёл раньше.
Чёрные щупальца высовывались из тени, заворачивались водоворотами, исчезали. С одной стороны освещённого поля кидала нити Шелли, с другой их подхватывала Меранавана и напитывала энергией. Плетение тускло мерцало, подвешенное на воткнутых в землю копьях.
Когда Покров будет готов, он разгорится и закроет десятки метров от губительных лучей, но пока света от него почти не было. Девочки двигались вокруг жителей, лицом к людям и спиной к ползущей тьме.
Прямо в голову маленькой мастерицы полетел клубок из лезвий, Инга отбила его Книгой Ткачей; каждый раз, когда ей это удавалось, слышался горестный вздох Хранителя.
Тут из темноты высунулось очень мощное щупальце, и толпа вскрикнула, шарахнулась прочь, опрокинув фонарь.
– Стоять! Там гибель! – голос Доктора прошёлся, словно львиный рык по стаду овец. Арахнойцы замерли. Со стороны погасшего фонаря послышались крики, стоны боли – Осьминог собирал свою жатву.
Галлифреец кинулся туда. Запрыгнул на единственный валун в округе, включил на максимум свечение отвёртки и воздел её над головой. Жадная тьма отступила, облизываясь закрученными языками.
Но через минуту – что это?! Новый мощный водоворот завертелся на свету, опрокидывая опоры, поддерживающее копьё упало, второе, третье! Плетение просело, сейчас оборвётся…
– Не дайте ему коснуться земли, пока мы не закончим! – испугалась Меранавана. – Заряд стечёт!
Оставив ей фонарь, Расни подскочил к ткани, подпёр её своей трубкой, схватился сам и закричал:
– Быстрее, помогите!
Тишина была ему ответом.
– Эй, лягушки. Держите скорее, мне Меру надо прикрывать!
Но никто из жителей деревни не шелохнулся, воины отворачивались.
– Да вы трусливее прыгунчиков!
Фонари, почти израсходовавшие масло, становились всё тусклее. Меранавана на своём островке оказалась отрезанной от основного светлого круга; теперь она кидала нить менее проворно, чем Ткачиха, и Шелли приходилось останавливаться.
– Чего ты там застряла, иллинойка? Поднажми!
Инга протолкалась к валуну и доложила:
– Доктор, у Шелли скоро закончится паутина, а Меранавана вообще не плетёт. Что делать?
В ответ он сунул отвёртку:
– Жми сюда, больше двадцати не выставляй.
И кинулся прямо во тьму.
Оттуда хлестнуло щупальце, ещё три копья подломилось –мерцающая ткань провисла, а соседние опоры наклонились, грозя свалиться. Никто не сделал и шага, чтобы подхватить её. Никто из тех, ради кого сейчас погиб, может быть, Доктор.
Переминающийся рядом Хранитель потянулся к двурукой, пытаясь отобрать Книгу Ткачей. Инга размахнулась – и швырнула драгоценный фолиант под опадающую ткань:
– Давай, апорт!
Хранитель дёрнулся… Но ужас оказался сильнее его веры. Огромная туша сдулась втрое; весь в складках, как сухое яблоко, служитель Мастерства раскачивался да грыз многочисленные пальцы.
Инга отыскала взглядом капитана: бравый морской кирасир опустил голову и стал меньше рыбака – если бы не выбитый глаз, его и не узнать.
Как спасти тех, кого уже победил страх, кто сам себя спасать не желает? Правая с отвёрткой совсем онемела, перехватилась левой. Синий луч едва прикрывал жмущуюся толпу, чуть опустить – и крайние окажутся под ударом чёрных щупалец.
Где же Доктор? Жив ли он?
Глава 9.
Отвёртку никому не доверишь: арахнойцы шарахаются от «колдовства», словно от чумы. А незавершённый Покров сейчас коснётся земли, заряд стечёт, и тогда все пропали.
Инга, тяжело дыша, искала в толпе хотя бы одного, не обрёкшего себя в жертву Осьминогу. Ну, кто-нибудь?! И встретилась глазами с коренастой женщиной, которая сжимала младенца, закутанного в жилет.
Она тоже боялась. Только не за себя.
Инга как можно твёрже вгляделась в растерянные фиолетовые зрачки: «Я не подведу. Я сохраню твоего ребёнка».
Женщина кивнула, протолкалась ближе и бережно передала Инге в свободную руку драгоценный тяжёленький свёрток.
Продрогший Бези-Наадрзс словно оцепенел, наблюдая за опускающимся плетением, с которым вместе падали шансы на спасение его народа. Всё равно ничего не получится. Деревня погибла. Усилия напрасны. Кто может победить Стощупальцевого Осьминога?
Полотно клонилось к земле.
У тётушки Аннибельсаз слуги не нашли княгиню. Старик-кузнец видел, как она в доме стеклодува пряталась под ковёр. Скорее всего, там выдолблена ниша, давно выдолблена, с основания деревни.
Вот, значит, кого предпочла князю Нихталити! Стеклодува, обычного смазливого ремесленника. И погибла в обнимку с ним, не смея вылезти на зов обманутого мужа. Бези-Наадрзс не знал сейчас – плохо, что погибла, или хорошо.
Медленно, медленно опадала ткань.
Тут мимо протопала коренастая женщина и четырьмя руками воздела Покров, словно не замечая крутящихся возле ног щупалец.
Её решимость вывела капитана из ступора: он выплюнул «Прыгун!», подоспел на помощь, перехватил, и гаркнул на воинов, чтобы защитили Ткачиху от шаров.
Как будто сбросив ржавые цепи, рядом встал князь.
По всей толпе прошло движение. Арахнойцы поднимали покров, валились, сражённые щупальцами; на смену им заступали новые герои.
Доктор перепрыгивал с камня на камень, светлое пятно фонаря Меранаваны маячило слишком далеко. Горизонтальные потоки обратных фотонов отражались во все стороны, рассчитать их движение на таком сложном рельефе становилось всё сложнее, но ещё труднее было уворачиваться от тёмных струй, падающих сверху.
– Мера, отстаёшь! Мера! – звала Шелли издалека.
Чуть прикрыв глаза, Доктор глянул временны́е линии. Он не любил этого делать – слишком похоже на жульничество, и можно легко привыкнуть подсматривать в конец книжки, а какое тогда удовольствие от приключений? Но иногда приходится.
Вероятность попасть под поток ниже, если скакнуть влево, здесь задержаться. Ага, в ближайший наноспан тот камень свободен от излучения, вперёд. Взять на семь градусов правее… А-а, носки Рассилона, в любую сторону линия красная, куда ни сверни – будет больно. Выбора особо нет, где же повреждения меньше? Похоже, лучше податься чуть назад, потом пригнуться.
Пару раз опалило волосы, край потока проел рубашку, содрал кожу со спины. От раны по телу побежали струйки яда, который срочно надо было блокировать – вот только не до того.
– Почему ты не плетёшь? Давай! – крик Шелли отозвался эхом в горах.
Последний прыжок – и он рядом с фонарём.
Меранавана сидела, сжавшись, вся белая. Странно… Да это иней!
Доктор обнял её за плечи: руки прилипли. Такое ощущение, что обнимаешь ледяную статую.
– Глупая девчонка! Всё отдала. Как будешь теперь тянуть свою нить?
Колкий мороз проник в грудь, охватил до печёнок, словно сама зима вгрызлась в плоть. Оторваться от ледышки получилось с трудом, пробирал озноб.
Призывы Шелли смолкли. Уж не отчаялась ли она?
Доктор собрал то тепло, которое у него оставалось, и постарался передать иллинойке, согревая окоченевшее тельце. Её бледные губы в забытьи прошептали:
– Холодно… Мне так холодно…
Надо найти в себе ещё энергии. То, что запрятано очень глубоко, последние резервы.
Тёплые ладони снова легли на заиндевелую кожу.
Наконец морозный пушок на лбу растаял, щечки Меранаваны поголубели. Она открыла глаза, удивлённо взирая на своего спасителя; села и зябко поёжилась.
– Спасибо. Как ты добрался до меня? – и в темноту: – Эй, я здесь!
Услышав голос подруги, Шелли радостно вскрикнула:
– Ты жива! Смотри, мы почти справились, остался один краешек!
Меранавана подняла негнущиеся пальцы с челноком, встряхнула – вылетела только пара искр.
– У меня нет больше сил, чтобы плести. Я забрала всё из камней, на километры кругом. Ни ветра, ни лучика, и фонарь сейчас догорит…
Она закрыла руками лицо:
– Шелли так старалась, бедняжка! Это нечестно. Последние арахнойцы умрут… Инга, Расни…
Свет слабел, чёрные потоки подкрадывались всё ближе. Нити осыпались, незаконченное плетение начало распадаться.
Доктор сжал несколько раз кулак, раскрыл и протянул Меранаване:
– Возьми моё тепло.
Меранавана испуганно уставилась на него:
– Сам дрожишь!
– Ты же смогла понизить свою температуру ниже окружающей среды. Сможешь и у меня взять, сколько надо.
– С живыми не так, как с камнями. – Она замотала головой. – Но я убью тебя этим!
– Попробуй.
– Ни за что. Ведь ты уникален! Утром прилетит твоя чудесная машина, отправишься путешествовать дальше. Стоит ли жизнь последнего Повелителя Времени – спасения горстки дикарей?
– А твоя жизнь, Меранавана-да?
– Я – всего лишь пряха, даже не в касте Ваятелей, они меня просто подобрали малышкой, воспитали. Девчонка, одна из многих.
Доктор, чуть улыбаясь, смотрел на поникшую иллинойку. Куда подевалось её презрение ко всем вокруг? Он сжал холодные плечи и прошептал:
– Нет, неправда: такой больше нет и никогда не будет. А теперь – тяни!
И она подчинилась. Светящаяся нить из пальцев Доктора поплыла по воздуху, взметнулась и соединилась с серой нитью паутины.
По блёкнущему узору прошла светлая волна, бахрома на краях покрывала засияла. Меранавана быстро перебирала плетение, делала широкие взмахи, точными движениями закругляла завитки.
– Поднажми, Шелли!
– Сейчас!
Краем глаза заметив серебрящуюся штанину Доктора, Меранавана закусила губу. Она его убивает. Каждым движением, с каждым новым миллиметром лучика из челнока. Воскликнула с болью:
– Ты весь в инее!
– Ничего, продолжай, – выдавил он сквозь зубы.
– Шелли, не задерживай!
– Да…
Ещё немного, край Покрова сужается. О боги Валладариана, что же я творю!
Мощное щупальце врезалось в ткань, отскочило и ударило по незавершённому рисунку.
Меранавана кинула нить потолще, стараясь удержать, не дать порваться плетению. Доктор вскрикнул.
– Извини! Прости. Слишком резко, да?
– Тяни! – голос был едва слышен.
– Знаешь, я ещё никогда никого не убивала. И ты – последнее существо в мире, с которым я бы хотела это сделать.
Обжигающие слёзы катились по щекам, а челнок тянул, вылавливал остатки тепла из оледеневших ладоней.
– Ещё чуть-чуть, потерпи, почти кайма. Смилуйтесь, боги, я забираю последнее!
Галлифреец рухнул, тело звонко стукнуло о камни, твёрдое, замёрзшее. Меранавана сделала завершающий стежок.
– Доплели! Мы справились. Доктор!..
По кромке Покрова забегали искры. Ткань вырвалась из рук державших его героев и воспарила, словно снизу бил неудержимый поток.
Одна за другой над холмом прокатывались волны света. Волны начинались от середины, разливались по завиткам и листикам, по вышитым плодам гигантского платана, который укрывал всех стоявших внизу своей кроной.
Продрогшие, уставшие от ужасов арахнойцы с восторгом смотрели на торжество огня и жизни. Полотно с минуту мигало, а потом засветилось ровно, ярко. Щупальце тьмы попыталось ударить – но рассыпалось, не достигнув узора.
