Ольга Петрова
Гори, гори ясно!
13. ДЕЛУ ВРЕМЯ, А ПОТЕХЕ ЧАС
Макс не разочаровал.
– У старосты сын женится, Иван. Свадьбу будут гулять всей деревней, на площади. Невеста – дочка соседки, Оксанка, – охотно поделился он.
– Ничего себе! – присвистнул Костя, – Катюха, смотри-ка, Макс уже здесь совсем освоился, будто всю жизнь в деревне прожил. Мне уже начинает казаться, что мы к нему в гости на каникулы приехали.
Макс насупился и принялся вставлять стекло в раму. Я примиряюще спросила:
– А откуда ты все это знаешь?
– Соседи рассказали, – пробурчал он.
– Значит, старосте сегодня будет не до нас, – подытожил Костя.
– А интересно, можно ли нам в празднике поучаствовать? – подумала я вслух. –Так хочется повеселиться и слегка забыться.
– Напиться, что ли? – хитро поднял бровь Костя.
– Напиться – это громко сказано, я пить не умею совершенно, – со смехом призналась я. – Но хотя бы со стороны посмотреть на веселье, и не думать постоянно о том, как мы могли здесь оказаться, как вернуться обратно и как такое вообще возможно.
Мы решили сходить посмотреть на свадьбу – авось не прогонят – и я вернулась домой, чтобы оставить Шарика. Из комнаты хозяйки доносились какой-то шум и восклицания. Я постучала, не дождавшись ответа вошла внутрь, и застала Зинаиду в полном ажиотаже – она бегала по комнате, примеряя разные платья и бросая забракованные прямо на пол.
Увидев меня, она издала радостное восклицание и немедленно потребовала помочь ей выбрать наряд «по самой последней городской моде». Не имея понятия, как выглядела последняя городская мода в этом мире, да еще и в представлении деревенской жительницы, я решила руководствоваться собственным вкусом и здравым смыслом, и уверенно порекомендовала ей лаконичное голубое платье, распущенные волосы (без платка) и белые босоножки (без носков). Поддавшись моим заверениям, что именно так и одеваются столичные дамы среднего возраста нынче летом, и исполнив в точности мои рекомендации, Зинаида стала выглядеть весьма эффектно.
Налюбовавшись на себя в зеркало, она глянула на меня и спохватилась:
– А ты что, переодеваться не будешь?
– Так меня же не приглашали, – растерялась я.
– Так и меня не приглашали, – рассмеялась она. – Отдельно приглашают только родственников да близких друзей, которые на официальной регистрации быть должны. А в деревне – все гуляют, и чем веселее, тем лучше.
– Мне надеть нечего, – в свою очередь пискнула я.
– Как нечего? – изумилась она. – Я же тебе платье дала. Такое беленькое, в цветочек.
Это такое с рукавами-фонариками и круглым воротничком? Я в последний раз похожее носила в детском саду, причем в ясельной группе.
– Зинаида Алексеева, а может, я в этом сарафане останусь? – взмолилась я. – Боюсь, опоздаем, пока я переодеваться да прихорашиваться буду.
– И правда, тебе он очень идет, – смилостивилась она и добавила со вздохом. – Вылитая я в молодости.
Из дома мы выскочили почти бегом и бодро зашагали в сторону площади. Туда же стекался и весь народ, от мала до велика: от разновозрастных детишек, включая младенцев на руках у родителей, до дряхлых старушек в нарядных платочках, с белобородыми старичками под ручку.
На площади всех ждало сказочное угощение. Сказочное потому, что я воочию увидела, как выглядит настоящий «пир на весь мир». Везде, куда ни кинь взгляд, были расставлены накрытые столы, прямо-таки ломившиеся от угощений. А когда мимо нас проехал белый лимузин, который в деревне выглядел столь же уместно, как единорог в коровнике, стало очевидно, что староста не поскупился на свадьбу сына.
Молодые выглядели очень радостными, оставив позади официальную часть свадебного дня и предвкушая самую приятную – получение подарков и развеселое гуляние в компании односельчан. Жених уже скинул пиджак и галстук и закатал повыше рукава рубашки, невеста отколола длиннющую фату. Платье невесты было очень красивым: никаких кринолинов и пышных юбок, длинное, по фигуре, с восхитительной кружевной отделкой и открытой спиной.
– Букет готова ловить? – прошептал мне кто-то в ухо. Я обернулась и увидела ухмыляющегося Костю. Рядом стоял Макс, тоже с улыбкой до ушей. На этот раз она натянули старомодные цветастые рубашки с удлиненными уголками воротников и брюки клеш.
– Смотрите, чтобы вас за аниматоров не приняли, – рассмеялась я.
– Макса уже приняли, – давясь смехом, сообщил Костя.
– А где же староста? – спросила я, вглядываясь в веселую компанию вокруг поднесенного молодым хлеба с солью.
– Да вон же он, – подсказала мне Зинаида. – Рядом с женихом, помогает ему больший кусок каравая оторвать.
– С одной рукой? – запнулась я.
– Так вторую молотилкой оторвало, ему еще и двадцати лет не было, – приглушенной скороговоркой принялась рассказывать женщина. – Ой, что было! Он волком выл, когда понял, что останется без руки, да еще и без правой. Пока в больнице лежал, видеть никого не хотел – даже родным запретил приходить. А как вышел, начал привыкать с одной рукой жить, и больше никто от него не услышал ни одной жалобы, ни просьбы о помощи. Научился все сам делать, от домашних дел до полевых работ. Все, что у него есть, сам достиг. Женился, четырех сыновей нажил. У них в семье вообще одни мальчишки. У старшего, Семена, уже двое сынишек, у Петьки пока один. Вот сейчас Ванька женится – тоже внуков прибавится. Один Никитка, младший, холостой пока гуляет.
Три брата стояли возле жениха, исполняли роли дружек. Семейное сходство сразу бросалось в глаза, особенно у старших – крепкие, коренастые, белобрысые и голубоглазые. Младший же, с тонкими чертами лица, слегка вьющимися каштановыми кудрями и зелеными пронзительными глазами, был вылитый царевич.
– Не того брата Иваном назвали, – пробормотала я себе под нос.
– А он в мать пошел, – поняла меня Зина. – Она в молодости до чего хороша была.
– Да она и сейчас очень красивая, – признала я, глядя на статную женщину рядом со старостой. Настоящая русская красавица, статная, с косой до пояса. – Должно быть, очень мужественная женщина.
– Можно и так сказать. Она за него подралась даже один раз, – прыснула кокушка.
– Защищала, что ли?
– Да нет, же, натурально, с соперницей подралась, – рассказчица перешла на шепот, наклоняясь к моему уху. – Так ей врезала, что та неделю с фингалом под глазом ходила.
– А что, были и соперницы?
– И не одна. Григория девки ох как любили, и до несчастного случая и после.
– Интересно, за что, – пробормотала я, думая о четверых сыновьях.
– Добрый он, Гришка, сердечный очень. Таких поискать. – улыбнулась Зинаида. – И справедливый. Если уж он что решил, значит так и надо.
«А теперь из-за своей доброты и сердечности может потерять многое из того, чего нелегким трудом достиг в своей жизни, которая оказалась в молодости к нему столь немилосердна», – грустно подумала я, – «Все-таки нет в жизни справедливости».
Тем временем веселье шло по традиционному сценарию: после каравая молодые разбили бокалы из-под шампанского. К моему удивлению, гости кинулись подбирать осколки.
– Зачем они это делают, на память, что ли? – удивилась я.
– По осколкам смотрят, кто первым появится у молодых: мальчик или девочка. Большие осколки – к мальчику, мелкие – к девочке, – просветили меня.
Вслед за тем пришло время подарков. Все, кто хотел чем-то одарить новобрачных, выстроились в очередь. Судя по тому, что большинство гостей в очереди стояло с пустыми руками, я сделала вывод, что подарки у них самые что ни на есть практичные, то есть деньги. Но многие собирались порадовать молодоженов разнообразными нужными в хозяйстве вещами: подушками, кухонной утварью, а также самоварами – да-да, самоваров я в очереди насчитала три штуки! Каждый дарящий произносил молодым краткую речь и выпивал «за здоровье молодых».
Остальные постепенно рассаживались за столы, сведя свое участие в поздравлении новобрачных к громогласным крикам «Горько!» после каждого поздравления. Вначале молодые целовались увлеченно, но после этак двадцатого пожелания стали ограничиваться легким чмоком.
Я села за стол между Костей и Максом, с другого боку которого пристроилась Зинаида. Автоматически смеялась над Костиными замечаниями по поводу вручения очередного самовара и даже присоединялась к нестройному хору, снова и снова требующему подсластить содержимое стаканов, а сама не переставала искать глазами кузнеца и задаваться про себя вопросом: «Неужели он не придет?»
Он пришел, когда я как раз была на мысли: «Можно подумать, на нем свет клином сошелся». До этого были соображения, что очень глупо с моей стороны его ждать, что еще глупее в глубине души надеяться, что он может испытывать ко мне хоть какой-то интерес, тем более, когда есть Диана – вся такая расчудесная наследница местного предпринимателя, да еще с такой замечательной кобылой. А когда увидела его в черной рубашке с расстегнутым воротником, с мокрыми еще волосами, небрежно стянутыми в хвост, сердце подпрыгнуло так радостно, что стало совершенно ясно: вслед за коготком увязла вся птичка.
– Ну что, дождалась? – мрачно поинтересовался Костя.
– О ком это ты? – фальшиво воскликнула я, потом поняла, что мой же вопрос меня выдает, и поправилась. – То есть о чем?
– Ну конечно же, о самоваре, – фыркнул он, допивая стакан.
Я тоже схватила свой и судорожно глотнула, чуть не закашлявшись. Вкусно, кстати, и вовсе не горько! Какой-то неизвестный мне напиток: пенящийся, душистый, освежающий.
– Катерина, поострожнее с домашним пивом, его пить легко, а хмель тяжелый, – посоветовала Зинаида, которая видела и примечала все, несмотря на оживленный разговор с Максом, который, как я заметила, тоже кого-то выглядывал, и я даже догадывалась, кого.
Так вот что это – домашнее пиво. Я смутно помнила рассказы мамы об этом напитке, приводящем не ведающую о его коварстве молодежь в канавы под забором. Но увидев, что Данила идет прямиком к нашему столу, почувствовала, что краснею и горю, как школьница, которую пригласил на танец самый красивый мальчик из класса, и попыталась затушить это пламя основательным глотком. Эффект был мгновенный, и к тому моменту, как кузнец оказался рядом, я почувствовала себя гораздо увереннее и привлекательнее. Щеки все еще горели, но меня это уже не волновало.
– Привет! Где ты пропадал? – смело поздоровалась я первой.
– Срочный заказ пришлось доделывать! – объяснил он, усаживаясь напротив.
– Что, князю на войну пойти не в чем было? – осведомился Костя.
Данила криво усмехнулся, взял стакан и выпил его до дна. За компанию и я снова взялась за свой. Это пиво нравилось мне все больше и больше. И что там Зинаида говорила про тяжелый хмель? Да это ведь просто лимонад какой-то, только гораздо вкуснее.
Данила отставил стакан, перевел взгляд на Костю и ответил на его вопрос.
– Крест ковал.
– А кто умер? – испугалась Зинаида.
– Да это из соседнего села заказ, – неохотно ответил кузнец, наполняя свой стакан из кувшина, которые в изобилии были расставлены по столам. И мой тоже наполнил, кстати.
– Кто-то знакомый? – сочувственно спросила я.
– Нет, – ответил он и после паузы добавил: – Одна женщина заказала для своего мужа.
– Прости, я не расслышал, кого заказала? – продолжал ехидничать Костя.
– Она ждала, пока я закончу, и каждый раз в перерывах в работе я слышал, как она плачет, – продолжил Данила, не обращая внимания на Костю.
– Совсем ты не бережешь себя, милый, – авторитетно заявила Зинаида. – Мало того, что работаешь сверх меры, так еще и переживаешь за каждого заказчика.
– Простите меня, – грустно улыбнулся Данила, точь-в-точь как Атос, но про парк с лилиями петь не стал. – Мало того, что опоздал, так еще и тоску нагоняю.
– Но ведь это так трагично, – всхлипнула я. – Отдать последнюю дань любимому человеку, зная, что больше ничего уже для него сделать не сможешь!
Все на меня как-то странно посмотрели, а Данила улыбнулся. От его улыбки мне сразу стало веселее, и я кокетливо улыбнулась ему в ответ.
– Катя, можешь мне кое-что пообещать? – ласково спросил он.
– Все, что угодно, – щедро пообещала я.
– Не пей сегодня больше!
– Почему? – искренне удивилась я. – Это домашнее пиво просто чудесное. И разнообразное. Вишневое такое вкусное! А малиновое еще лучше!
– Пиво у нас отменное варят, что и говорить, – подтвердила Зинаида. – А есть еще смородиновое, можжевеловое, красное, белое, боярское – все и не перечислишь.
– Вот видишь, – назидательно сказала я Даниле. – Я еще и половины сортов не попробовала, а ты меня просишь больше не пить.
– Понимаешь… – начал он, и тут грянула песня. Именно грянула, я даже на месте подскочила. Оказывается, подношение подарков закончилось, и засидевшиеся гости жаждали песен и плясок. Откуда ни возьмись, составился целый народный ансамбль из баяниста, балалаечника и какого-то дудочника, которые завели оглушительную и бодрую мелодию. После проигрыша вперед выскочила женщина в красном сарафане и кокошнике и пронзительным голосом взвизгнула:
– Иииииих!
Весь народ разом стих, только где-то громко заревел младенец. У меня зазвенело в ближайшем к певице ухе, и я едва удержалась от того, чтобы его не почесать. А солистка принялась вопрошать:
– А кто у нас умен, кто у нас разумен?
Ответ на сей вопрос был прост – это была величальная песнь жениху, так что он-то и оказался и умен, и разумен, и хорош уродился, и пригож нарядился. Похвалив жениха, певица принялась за невесту и затянула:
Как в долу-то березонька белехонька стоит,
А наша невеста белее ее,
Белее ее – снегу белого – лицо.
На этом, собственно, похвалы невесте закончились, потому что далее по сюжету песни девица «несла чару золота вина», которую успешно расколотила от восторга при виде жениха, такого из себя хорошего и пригожего. Мне стало обидно за невесту, которая, во-первых, была вовсе и не белая, а загорелая и румяная, а во-вторых, гораздо красивее жениха. Правда, глядели молодые друг на друга с нескрываемой нежностью, так что мои феминистские порывы уступили место умилению.
Песни постепенно превращались в пляски. Незатейливый, но бодрый ритм народных мелодий поднимал людей из-за столов и вот уже несколько десятков мужчин и женщин бодро притоптывали под:
Во ку-, во кузнице! Во ку-, во кузнице!
Во кузнице молодые кузнецы!
На этих словах я поняла, что усидеть на месте больше не могу и вскочила. Данила с интересом воззрился на меня снизу вверх.
– Ты куда? – осведомился Костя.
– Танцевать, конечно! Не понимаю, как вы можете сидеть! И меня никто не приглашает, – возмутилась я, торопливо стягивая резинку с волос и на ощупь пытаясь их уложить в подобие прически.
– Вообще-то это энергичный танец, его парами не танцуют, – заметил Костя.
– Я в танцах не силен, – пожал плечами кузнец.
– Неужели в этом мире есть хоть что-то, в чем ты не силен? – искренне удивилась я. – Вы как хотите, а я пошла!
И я присоединилась к танцующим, которые радостно приветствовали меня. Они вообще всех радостно приветствовали. До этого я ни разу в жизни не танцевала народные танцы, но не испытала ни малейшей сложности. Оказалось, главное – топать посильнее, чувствовать ритм и в нужных местах громко взвизгивать. Потом начались частушки, и вот это был полный отрыв. Частушки сыпались одна за другой. Сначала перемыли косточки «Семеновне», потом пошли подробности жизни «милого». Я задыхалась от смеха и бешеного ритма пляски, и неожиданно для себя после окончания очередной частушки топнула ногой и проорала:
Не ходите девки замуж,
Замужем невесело -
То трусы не постирала,
То не так повесила.
Я сорвала аплодисменты, мне пожимали руки, похлопывали по спине, кто-то крепко обнял. После частушек пришло время печальных песен, о том, как грустно девушке покидать родимый дом и уходить жить к мужу, как невеста плачет, прощаясь с родными и как тяжело жить на чужой стороне. Я даже слегка всплакнула. А еще я перепробовала все виды пива, упомянутые Зинаидой. Когда я садилась передохнуть и разные добрые люди, в основном мужчины, наперебой предлагали мне утолить жажду, я обязательно предварительно интересовалась, каким сортом меня угощают, и старалась не пить одни и те же. Неудивительно, что через некоторое время я поняла, что с каждой минутой чувствую себя все более и более усталой.
Я вернулась за наш стол и объявила, что ухожу.
– Тебя проводить? – спросил Данила, внимательно глядя на меня.
– А что, кроме меня проводить некого? – я оглянулась по сторонам в поисках Дианы, но ее, похоже, на празднике вообще не было. Данила непонимающе глядел на меня.
– Не волнуйся, я ее провожу, – подал голос Костя.
– Ладно, можете вдвоем меня проводить, – милостиво разрешила я. – Или давайте так: сначала Костя проводит меня до дома, потом Данила проводит меня обратно…
– И что потом? – усмехнулся кузнец.
– Действительно, что потом? – задумалась я, а затем просияла, – А потом Макс меня окончательно проводит! Макс, ты где?
Я заозиралась в поисках последнего потенциального провожателя, но его нигде не было.
– Макс Варвару пригласил танцевать, так что, боюсь, проводить тебя окончательно он не сможет, – сообщил Костя.
– Ну вот, – огорчилась я. – Тогда ничего не получится.
– Катя, не глупи! – Костя поднялся из-за стола и подал мне руку. – Пойдем, я отведу тебя домой.
– Я и сама прекрасно могу дойти! – рассердилась я, но поняла, что не знаю, в какую сторону мне идти и расстроилась: – Нет, не могу.
– Костя, позаботься, чтобы она дошла до дома без происшествий, – Данила тоже поднялся.
– Не беспокойся, позабочусь, – Костя взял меня под руку и вывел из-за стола.
Уходя, я обернулась на кузнеца. Он смотрел нам вслед и хмурился. И это у него выходило тоже весьма эффектно.
По дороге домой мы с Костей свалились в канаву. На самом деле, я была не настолько пьяна, чтобы падать, но мамины истории почему-то отложились в моей памяти таким образом, будто бы падение в канаву должно быть обязательным завершением деревенского праздника. Поэтому наметила себе подходящую с точки зрения упадаемости канаву – сухую, неглубокую и относительно чистую – и ловко подставила Косте подножку. Мы свалились шумно и весело, и долго не могли подняться, обессилевшие от смеха (или все-таки от пива?)
Мне понравилось падать в канаву, моему кавалеру, кажется, тоже, потому что, когда мы наконец-то смогли подняться (поочередно пытаясь помочь друг другу и в результате снова валясь вниз в разном порядке) и стояли, схватившись за руки для устойчивости, он неожиданно поцеловал меня (а может, мне это все-таки показалось?) Ну не то, чтобы страстно поцеловал, скорее дружески чмокнул, как в благодарность за то, что я придумала такое чудесное веселье с канавой (это я так сразу же для себя решила). Поэтому не стала заострять внимание на этом событии, и мы, покачиваясь в ногу, отправились к моему временному дому. Там нас облаял Узнай, выступив с резкой критикой пьянства, мы попросили у него прощения и пообещали, что больше не будем.
Только теперь я оценила несомненные преимущества моей кладовки: из двери я упала прямо на кровать. Уже засыпая, я услышала, что Костя укрыл меня покрывалом и позвал Шарика гулять. «Спс», – прошипела я и провалилась в сон.
14. ЕСЛИ ДОЛГО МУЧИТЬСЯ, ЧТО-НИБУДЬ ПОЛУЧИТСЯ
На удивление, утром я чувствовала себя вполне сносно, учитывая, сколько сортов пива и в каких количествах вчера перепробовала. Вот что значит натуральный продукт. Только голос был охрипший – то ли от частушек, то ли с похмелья. И пить очень хотелось. Я решила пробежаться с Шариком до колодца, чтобы взбодриться и напиться ключевой воды. Быстро оделась, выскочила на крыльцо и столкнулась лицом к лицу с кузнецом, чуть со ступенек его не столкнула.
– Привет! – бодро поздоровалась я. – Ты к кокушке?
– Да нет, к тебе, – загадочным тоном ответил он. – Хотел узнать, благополучно ли ты до дома вчера добралась.
– Нормально, только мы в канаву упали, – рассмеялась я, потом вспомнила, что было дальше, и покраснела.
– Знал бы, что у вас такие грандиозные планы, не уступил бы так легко честь провожать тебя, – сказал Данила, то ли упражняясь в остроумии, то ли сожалея об упущенной возможности.
Я смущенно улыбнулась, не зная, что ответить.
– Ну, если с тобой все в порядке, то я пошел, – как-то неуверенно произнес Данила. – На работу.
– А я собиралась до колодца пробежаться, – вспомнила я.
Мы неуклюже попрощались и разошлись у калитки. Я не решилась обернуться посмотреть, не обернулся ли он, но казалось, что так и чувствую его взгляд лопатками.
«И зачем приходил?» – думала я, неспешным шагом направляясь по тропинке. Бежать уже расхотелось, и только Шарик в восторге носился по траве, как бешеная белка. День снова обещал быть солнечным и жарким, в голове и на сердце царила полная неразбериха и нам предстояло дальше пытаться распутать паутину, в которую в каком-то из миров угодила гипотетическая несчастная бабочка.
Ледяная колодезная вода и голову прояснила и тело освежила, особенно когда я, не управившись с тяжелым ведром, опрокинула его себе на ноги. Надо было наконец-то добраться до старосты и получить вожделенную карту, так что я решила сразу пойти за ребятами. По дороге выяснилось, что моя популярность в деревне значительно выросла после вчерашнего активного участия в гулянии. Люди весело здоровались со мной и сообщали, какая я заводная девчонка и вообще молодец. Поначалу я смущалась, а потом мне это надоело, и я решила: молодец так молодец.
Костя с Максом еще спали. Закрывать дверь они и не думали, так что я беспрепятственно проникла внутрь и была вознаграждена созерцанием чрезвычайно милой сцены: парни спали на огромной кровати, причем Костя уткнулся в плечо блаженно похрапывающего Макса. Я некоторое время полюбовалась на эту идиллию, а потом крикнула "Подъем" и напустила на них Шарика. Чих быстро сориентировался и успел лизнуть Макса в щеку, а Костю в губы, прежде чем парни сообразили, что происходит. Макс улыбнулся и потянулся, Костя вскочил и начал отплевываться.
– Вы только подумайте, насколько сильно ваше взаимное притяжение, если вы нашли друг друга на этой гигантской кровати, – задумчиво сказала я.
Ребята сердито посмотрели друг на друга, потом на меня и во имя мира я решила поскорее сменить тему:
– Макс, как твои дела?
– А почему ты не спрашиваешь, как мои дела? – полюбопытствовал Костя.
– Вряд ли с тобой произошло что-либо интересное по пути сюда, если конечно ты не свалился еще в одну канаву, – улыбнулась я.
– Ночь чревата неожиданностями, – обронил Костя.
– А что значит "еще в одну"? – заинтересовался Макс.
– Макс, не пытайся перевести разговор, – урезонила я его. – Давай рассказывай, что там у тебя с Варькой.
– Да что там рассказывать, – пожал плечами Макс. – Потанцевали, поговорили.
– Проводил? – деловито осведомился Костя.
– Можно и так сказать. Она домой пошла в большой компании, так что я просто к ним присоединился. А потом оказалось, что все девушки хотят, чтобы я их проводил, так и пришлось полночи их туда-сюда водить. Устал, как лошадь, – пожаловался изможденный женским вниманием герой.
Так как Макс больше рассказывать нам ничего не пожелал, мы наскоро позавтракали чаем с хлебом (больше ничего не было) и отправились к Федотову.
– А староста сегодня злой, наверное, с похмелья, – задумчиво проговорил Костя, наблюдая, как расторопные парни на площади бодро грузят столы в грузовичок с рекламой кейтеринговой компании. Все остальное было уже убрано, нигде ничего не валялось: ни мусора, ни утомленных селян.
– Или, наоборот, уже выпил в предвкушении второго свадебного дня, и теперь очень-очень добрый, – отозвался Макс.
Они оба ошиблись: староста был трезвый и добрый. Он лично приветствовал нас на пороге своего большого, похожего на терем бревенчатого дома и гостеприимно пригласил пройти внутрь. Дом был добротный, но не вычурный: никаких мраморных полов, арок или колонн, все из дерева, просто, надежно и очень уютно.
Мы прошли за Федотовым в его рабочий кабинет, заставленный шкафами с папками и книгами, и сразу увидели на стене вожделенную карту Заречья с прилегающими окрестностями. Костя завел свой увлекательный рассказ о нашей миссии по исследованию пресловутого «археологического потенциала местности», а я украдкой рассматривала Федотова. Если бы не отсутствие руки, его можно было бы назвать настоящим богатырем: широкоплечая, жилистая фигура так и дышала силой. Он серьезно и внимательно слушал рассказ про Рюрика и курганы, и на просьбу о карте ответил немедленным согласием.
– Ребятки, это же так интересно! Давно мне хотелось, чтобы люди узнали прошлое нашего Заречья. А если оно еще и славным окажется, так будет вам весь наш почет и уважение. Может, тогда и музей краеведческий устроим!
Староста так искренне обрадовался, что мне стало стыдно, что нам приходится его обманывать. А он снял карту со стены и вручил ее Косте со словами:
– Обращайтесь ко мне по любым вопросам, окажу посильную помощь.
Он еще и за стол пытался нас усадить, но мы и без этого чувствовали себя неудобно, поэтому сослались на необходимость навёрстывать упущенное время и, прихватив трофей, вернулись в дом кузнеца.
Изучив карту, Костя немедленно заявил, что ему все понятно. На нас с Максом созерцание топографического изображения поселения с окрестными лесами и полями не произвело подобного озарения, и Косте, как обычно, пришлось нам все объяснить. Как обычно – это значит, с выражением крайней досады на то, какие тугодумы достались ему в спутники.
По мнению Кости, очевидным было следующее:
Всего символов четыре, и, согласно законам логики и геометрии, они должны располагаться на равном расстоянии друг от друга и образовывать на местности квадрат, внутри которого и должен находиться портал. Поставив в соответствующих местах на карте точки, он отметил их схематичными изображениями громовика и сокола. Затем соединил их прямой линией, и с мастерством кадастрового инженера принялся чертить фигуры, попутно разъясняя свои действия.
– Прямая линия между найденными камнями, может быть либо стороной, либо диагональю искомого квадрата. Если это сторона, то квадрат можно развернуть либо на запад, либо на восток, и это дает нам четыре точки, в которых могут находиться остальные символы. Если диагональ, вариант только один, и он даст нам еще две точки.
– Значит, всего шесть точек, – посчитала я. – Так может, сразу поищем портал?
На это Костя веско посоветовал мне не бежать впереди паровоза, когда еще и рельсы не проложены. Когда найдем все камни, тогда и будет понятно, что делать дальше. Ближайшие же два выходных дня нам рекомендуется использовать по максимуму, и постараться исследовать все точки, расставленные Костей на карте, а не задавать глупые вопросы.
Макс немного помялся, но все-таки задал:
– А что, если в расположении этих знаков нет никакой логики? Или есть, но не геометрическая. Вы помните, в лабиринте порядок символов над проходами постоянно менялся, и мы так и не поняли, почему.
– Тогда моя теория окажется ложной. И я с удовольствием рассмотрю те, что предложите вы. Я даже готов отдать им приоритет, – холодно ответил Костя.
Как и следовало ожидать, никаких теорий больше никто не предложил, и поэтому, не теряя больше времени даром, мы направились к ближайшей точке, которая, судя по карте, располагалась всего в нескольких дворах от нашей дислокации. Впереди шел Костя с картой, за ним Макс с лопатами, а за ними я – с улыбкой – дабы ни у кого не возникло сомнений в наших наилучших намерениях, а то, кто знает, что могут подумать местные жители.
– Здесь! – Костя остановился возле хлипкого забора из кривых жердей.
Макс с облегчением прислонил к нему лопаты, но ненадежная ограда угрожающе накренилась, и он поспешил подхватить их.
Я заглянула через Костино плечо в карту.
– Здесь – это конкретно где?
– Здесь – это где-то здесь, – раздраженно ответил Костя. – Масштаб карты 1 к 50, так что моя точка охватывает около ста квадратных метров, с учетом возможных погрешностей.
– То есть весь вот этот огород? – Макс обвел широким жестом непаханую целину за забором.
Огородом ее можно было назвать с большой натяжкой, скорее – заросшей бурьяном лужайкой. Тем не менее, на противоположном от нас конце ковырялась с лопатой согнутая в три погибели старушка в белом платочке. Не удостоив Макса ответом, Костя обратился к ней.
– Уважаемая, скажите, пожалуйста!
Видимо, пожилая дама была глуховата, так как потребовались все наши совместные усилия, чтобы привлечь ее внимание. Когда она, наконец, доковыляла до нас, то оказалась совсем древней старушонкой, с лицом, состоящим из одних морщин, и совершенно бесцветными глазами. Я даже подумала, что она слепая, но, как оказалось впоследствии, видела она не хуже нас. Престарелая огородница долго не могла понять, что от нее требуется, но в конце концов нам удалось ей втолковать, что мы археологи и нам до зарезу надо порыться на ее участке, потому что там может быть зарыто нечто очень ценное.
– Клад? – живо спросила бабулька с жадным блеском в глазах.
– Нет, что вы, – поспешил разубедить ее главный "археолог". – Ценное лишь с точки зрения археологии. Черепки какие-нибудь. Или камни, например.
– Ну, ройтесь, если надо, – разрешила, наконец, землевладелица. – Все равно с тех пор, как мой дед помер, огород вскопать некому.
Ее подбородок жалобно затрясся, она несколько раз сморгнула и прикрыла глаза сухонькой рукой.
– Так значит, и вам заодно поможем! – подбодрил бедняжку Костя. – Макс, хватай лопату!
Макс взял лопату и тоскливо оглядел фронт предстоящих работ.
– А вы никогда ничего особенного на огороде не находили? – с надеждой спросил он. – Какие-нибудь камни с выбитыми на них символами?
– Камней здесь хоть отбавляй, вот увидишь, – "обнадежила" его повеселевшая бабка. – Вы, главное, копайте поглубже, и рыхлите получше.
Вскапывать основательно заросшее поле в полдень, под палящим солнцем и с роящимися вокруг слепнями – то еще удовольствие. Львиную долю работы делал двужильный Макс, но и мы с Костей трудились изо всех сил.
Чтобы быть уверенной в том, что мы не выкопаем без ее ведома клад, старуха внимательно следила за ходом работ, сидя в теньке на табуретке, и каждый раз, когда лопата за что-нибудь цеплялась, она подрывалась с места и бежала инспектировать находку, а заодно давала указания.
– Ты, милок, корни-то вытаскивай. И лопату поглубже засаживай.
Мы молча пыхтели – отступать было некуда. Наконец, поле было перекопано. Наградой нам были мозоли на руках, обгоревшие плечи, куча корней и травы и целая горка разнокалиберных камней. Увы, ни на одном из них не обнаружилось вожделенного символа. Да и по размеру они были не сопоставимы с теми, на которых были выбиты сокол и колесо.
– Ох, спасибо вам, ребятки! – благодарила довольная старушка. – Уж я теперь тут морковочку посажу, картошечку, капустку, кабачки…