Ольга Петрова
Гори, гори ясно!
– Мы на месте, – внезапно заявил он и резко остановился.
Мы оказались в глубине самого настоящего бора. Со всех сторон нас окружали стволы деревьев, их кроны смыкались в вышине сплошным зеленым шатром. Под ногами был мягкий ковер из мха и прелых листьев. Лес тихо шумел, словно накрывал нас куполом, надежно отгораживая от внешнего мира. Даже пение птиц было приглушенным. И ни намека на близость человеческого жилья, хотя мы ушли не так далеко от деревни.
– Расходиться здесь опасно – можем заблудиться, – заявил Костя. – Давайте прочешем местность, двигаясь отсюда и забираясь по возможности в стороны. Друг друга из виду не теряем.
Макс обреченно кивнул и пошел вправо, его непрекращающееся ворчание служило прекрасным ориентиром. Я про себя решила от него не отходить, и пошла практически по его следу. Костя продирался через поросль молодых деревьев где-то поблизости, ломая сучья, как бегущий через чащу лось.
Я шла, уперев взгляд в землю, без особой надежды на находку, витая мыслями где-то далеко, как вдруг послышался вопль Кости, а за ним – громкий продолжительный треск. «Наверное, он и в самом деле на лося набрел. Или даже на медведя», – испугалась я. С ревом «Костян, держись!» Макс бросился на выручку. Я кинулась за ним. Не успела пробежать и сотни метров, как он затормозил, и я врезалась в его спину. К счастью, парень успел ухватиться за крепкий куст, иначе мы оба покатились бы вниз. Мы стояли на краю крутого оврага, раскинувшегося поперек леса. В него, очевидно, и скатился Костя.
– Костя, ты цел? – крикнула я.
Снизу послышался голос, крайне раздраженный, но вполне бодрый. Голос нехорошими словами помянул всех Федотовых, их навигатор, Заречье, и вроде как Рюрика. Мы с Максом облегченно рассмеялись.
Когда Макс помог, наконец, Косте выбраться из оврага, что было непросто – его края постоянно обрушивались, увлекая за собой и спасителя и спасенного, оба были в земле, мху и ветках, как лешие. Костя, вдобавок, ободрал щеку и руку, но, к счастью, дело обошлось без серьезных повреждений.
– Чертовы Федотовы, ведь они знали, что здесь непроходимый овраг, – продолжал возмущаться Костя.
– То-то они так ухмылялись, – дошло до меня.
– Я им еще поухмыляюсь! И навигатор их дурацкий треснул.
– А как же мы теперь из лесу выйдем? – тревожно спросил Макс.
– Спокойно, без паники. Уж из леса-то я вас выведу, – успокоил его Костя.
Он и в самом деле не зря сверялся с небом и мхом на стволах – очень скоро деревья стали редеть, а впереди появились отчетливые просветы. Мы приободрились и прибавили шагу, я уже предвкушала, как растянусь под одеялом в своей кладовке, с Шариком под боком, как вдруг моя правая нога провалилась сквозь землю. Лодыжку пронзила острая боль, которую сразу же сменил ледяной холод. Я даже пискнуть не успела. Хорошо еще, что от удивления я просто села на землю, а не стала выдергивать ногу, рискуя сделать еще хуже. Смекнув, что я не просто так отдохнуть присела, ребята подбежали ко мне и помогли осторожно вытащить сбежавшую конечность. Оказалось, я угодила в лесной родник.
– Теперь я точно знаю, что такое «ключевая вода», – попыталась пошутить я. Нога совершенно занемела от холода, и я с удивлением обнаружила, что в ней засел обломок кола, который вошел глубоко в мышцу икры. Мы не осмелились его вытаскивать, тем более что по мере согревания из раны стала сочиться темная кровь, а вместе с чувствительностью накатила боль.
– Тебе срочно нужен врач, – испуганно пролепетал Макс.
– Где мы врача найдем в этой глуши, да еще на ночь глядя, – нахмурился Костя.
– Тогда в больницу надо отвезти!
– Никуда не надо меня отвозить, – запротестовала я. – Помогите до бабки Насти добраться, уж она должна знать, что делать.
– Я бы не стал доверять деревенской знахарке, – поджал губы Костя.
– А я бы стала, – отрезала я.
Костя подхватил меня под руку, Макс подставил плечо с другого бока, и мы похромали в сторону деревни.
16. У КАЖДОЙ ЗНАХАРКИ СВОИ ПРИПАРКИ
Глядя, как Настасья деловито снует по избушке, греет воду, достает с полок и из ящичков какие-то травки и настойки, отрывает длинные полосы ткани от куска полотна, я удивлялась своему спокойствию. Почему-то я была абсолютно уверена, что с ногой все будет хорошо, несмотря на очевидную серьезность травмы. В голове всплывали смутные воспоминания, очень далекие, давно забытые. Такой же пахнущий травами полумрак, приглушенные причитания мамы за дверью, заботливая рука, втирающая мазь в мою ногу и спокойный и уверенный голос, размеренно заговаривающий жаркую боль, поднимающуюся от ступни и грозящую захватить все тело.
– На-ка выпей, – бабка сунула мне под нос плошку с дымящимся отваром. Я выпила, даже не спросив, что это. По вкусу и запаху – зеленый чай. Вьетнамский, по-моему.
Я улыбнулась и уже хотела поделиться этим открытием с Настасьей Осиповной, которая зачем-то окунула мою несчастную конечность в горячую воду, такую, что едва терпеть можно было, но обнаружила, что не могу и не хочу ничего говорить, а хочу откинуться в кресле и смотреть в закопченный потолок, слушая мерное бормотание знахарки:
– Конь карь, кровь, не кань! Ржа – на железо, камень – на воду. Конь, остудись, остановись, о камень запнись, стой, как вкопанный, больше не беги!
«Что за странная присказка? Верно, заговор, чтобы кровь остановить», – лениво проплыла мысль, махнула хвостом и исчезла в темной глубине, которая качала меня на волнах, вниз-вверх, вниз-вверх, интригуя отсутствием дна. Интересно, а что там? Сейчас нырну поглубже и все узнаю. Вообще все узнаю!
– Ну все. Сейчас подорожник привяжу, а завтра утром повязку снимешь, – голос бабки Насти вернул меня, не дал утонуть в непознанном.
Подорожник?! Мне стало смешно. И стоило из-за подобной ерунды беспокоить пожилую женщину в столь поздний час? Подорожник я и сама могла бы приложить. Стоп, а куда палка из ноги делась? Когда бабка успела ее вытащить, причем так, что я и почувствовать ничего не успела?
Я непонимающе уставилась на лодыжку, на которой осталась лишь небольшая круглая ранка, на ведро с водой, красной от крови, и, наконец, на хитро усмехающуюся бабку.
– А как? – я не смогла полностью сформулировать вопрос, но выразила его лицом.
– После моего настоя дурман-травы я не то, что занозу вытащить, ногу бы тебе отрезать могла – ты бы ничего не почувствовала, – похвасталась она.
– Спасибо, что не стали отрезать мне ногу, – слабо улыбнулась я.
Настасья тем временем закончила возиться с повязкой и с облегчением выпрямилась.
– Не за что!
– Но как мне вас отблагодарить?
– Каждый благодарит по мере сил и возможностей, – многозначительно подмигнула Настасья.
– Денег у меня нет, – растерялась я. – А может, вам помощница нужна? Снадобья готовить, или травы сушить-разбирать. Костя завтра на работу выходит, Макс будет ремонтом занят, а мне все равно делать нечего.
– Что ж, помоги, чем сможешь, – согласилась бабка. – Может, и выйдет толк. А теперь ступай спать.
– А где ребята? – спохватилась я.
– Да здесь твои ребята, – проворчала знахарка, распахивая дверь. – Заходите уж, проводите вашу даму до дому. Хотя она и сама может дойти.
Парни робко вошли внутрь. Я бодро помахала им рукой. Макс радостно улыбнулся, а Костя продолжал хмуриться. Верно, злится, что я вечно во что-нибудь вляпываюсь.
Я встала и попыталась пройтись. Нога отзывалась не болью, а скорее напоминанием о ней. А вот дурман-трава сразу дала себя знать: я покачнулась и была вынуждена хвататься за ближайшую опору в лице Макса. Вернее, в его крепком плече. Макс заботливо поддержал меня, а Костя недоверчиво уточнил:
– С тобой точно все в порядке? Может, все-таки стоит показаться настоящему врачу?
– Настасья Осиповна сделала все, как надо, и поверь мне, получше любого врача, – поспешила я загладить Костину бестактность, но знахарка, казалось, и не слышала его слов, убирая снадобья на место.
– Раз все в порядке, пойдемте наконец по домам, спать охота – сил нет, – зевнул Макс.
– Спасибо! – еще раз поблагодарила я. – Завтра непременно приду.
К моей радости, Шарик был дома. Вместе с Узнаем они приветствовали нас дружным перелаем. Выглядело и звучало это крайне комично: словно чих был уменьшенной моделью цепного пса. Он точно так же делал пробежки туда-сюда вдоль забора, и вторил раскатистому гавканью. Признав нас, оба подошли, виляя хвостами. Пришлось обоих и хвалить, как знатных сторожей.
Костя помог мне взойти на крыльцо.
– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
Я задумалась.
– На всю оставшуюся жизнь, конечно, прогноза не дам, но в данный момент я себя чувствую прекрасно. Только очень хочу спать.
Шарик, кстати, так со мной и не пошел – похоже, настоящая собачья жизнь пришлась ему весьма по вкусу.
На следующий день на ноге осталась чуть заметная царапина. Может, и в самом деле мне все привиделось? Но бабка осталась довольна своей работой.
– Тебя легко лечить, ты слова слушаешься, – обронила она. – Зато и сглазить просто.
Я промолчала, разглядывая многочисленные склянки и бутылочки, которыми был уставлен рабочий стол знахарки: когда я пришла, она как раз разбирала старые запасы. Я изрядно нервничала по дороге в избушку – боялась встретить Данилу. Или, наоборот, не встретить. Не встретила, и теперь пыталась понять, что по этому поводу чувствую, разочарование или облегчение?
– Летом у меня самая пора – травы собирать, снадобья заготавливать, – рассказывала тем временем Настасья Осиповна. – Я уж думала кого-то из наших местных девчонок просить помочь, да у них по летнему времени одна любовь в голове. А ты, я вижу, девка серьезная.
– Ага, – кивнула я, невольно прислушиваясь к звукам с улицы – не стукнет ли калитка. Еще какая серьезная!
– Раньше, бывало, Данечка мне помогал, – продолжила знахарка, разбирая запыленные склянки. – А теперь у него работы много, не до меня. Намедни важный мужик из города приезжал, с охраной. Сам в годах, толстый, лысый, а жена молодая. Красивая, как кукла. Все у Данечки про работу его выспрашивала, даже в кузницу попросила ее сводить.
– Сводил? – я перестаралась с деланным равнодушием, и голос предательски ушел в писк на последнем слоге.
– Сводил, отчего же нет. Данечка у меня такой добрый! – знахарка с сомнением разглядывала на свет содержимое особенно подозрительного пузырька. – Дамочка эта потом мужа упросила заказать не только ворота, но и весь забор, и решетки на окна, и для камина какие-то причиндалы. Даня, чтобы управиться, даже помощника вызвал себе из города. Теперь днюют и ночуют в кузнице, я и еду им туда ношу. Коняка скучает без него – хорошо хоть Динка его выгуливает. Раньше-то они частенько вместе выезжали по полям поскакать.
– Кто? Диана и Данила? – уточнила я, хотя и так было все ясно.
– Ну да, – рассеянно кивнула бабка. Не удовлетворившись внешним досмотром склянки, она зубами вытащила пробку и попробовала содержимое на вкус. Задумчиво скривилась:
– Ума не приложу, что здесь такое? То ли от бессонницы настойка, то ли от запора.
А я тем временем мысленно ругалась на себя. Ну почему мне не все равно, что за «куклу» Данила водил к себе в кузницу и что ей там показывал? И чего удивительного, что он регулярно выезжает на совместные верховые прогулки с симпатичной дочкой Морозова? Я поймала себя на том, что нервно обрываю головки ромашек, сваленных охапкой на столе.
– Вот-вот, правильно, ромашки обрывай, я потом на них настойку сделаю, – одобрила Настасья.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошли. Долговязая девчонка лет семнадцати, теребя кончик косы и вспыхивая всеми прыщами, помялась и что-то пробормотала себе под нос.
– Ась? Чего говоришь? – громко переспросила бабка. – Приворотного зелья?
Девица покраснела окончательно, и кивнула, спрятав глаза в густой челке. Бабка неспешно проковыляла к столу, выбрала наудачу один пузырек – по-моему тот самый, с неопознанным содержимым – и протянула соискательнице вечной любви.
– Пять капель на стакан. Перед сном. Неделю, – строго и ворчливо наказала знахарка, грозно хмурясь, но в хитро прищуренных глазах так и прыгали чертенята, а прорывающийся смех она замаскировала хриплым хмыканьем.
– Спасибо, – пискнула окончательно запуганная девчонка, озираясь по сторонам в поисках места, куда бы определить зажатую в кулаке материальную составляющую благодарности. Бабка без лишнего стеснения подставила карман передника.
Когда дверь закрылась, Настасья усмехнулась и вполне бодро засновала по комнате, мимоходом бросив заработок в ящик стола.
– Настасья Осиповна, а что входит в состав приворотного зелья? – осторожно спросила я.
– Это как повезет, – рассмеялась бабка. – Вреда от моих травок не будет, это я точно знаю. А у девки теперь задача – предмету любви по пять капель в питье добавлять каждый вечер в течение недели. Такое упорство точно к чему-нибудь да приведет. Дело-то молодое, или он влюбится, или она разочаруется.
«Действительно, просто. Может, Максу предложить?» – подумала я, и, не удержавшись, фыркнула от смеха. Бабка Настя приняла мое фырканье за скептицизм в отношении ее методов.
– Ты, прежде чем смеяться, пойми, что в этом деле главное – вера. Будет вера, тебе одолень-трава что угодно одолеть поможет, а девясил придаст силы недюжинной. А нет веры – тогда и самое верное лекарство не вылечит!
Я уже собиралась возразить, но вовремя вспомнила про давно известный «эффект плацебо», и согласилась. Да и опыт знахарки, несомненно, позволял с уверенностью судить о подобных вещах.
Кроме оборванных ромашек, делать мне в первый день оказалось особо и нечего.
– А может вам по хозяйству помочь надо? Огород, например, прополоть, а то он уже весь сорняками зарос, – предложила я, глядя в окно на безнадежные заросли, в которых с трудом различались очертания грядок.
– Да какие же это сорняки? – всполошилась бабка. – Это же мои травки целебные – сажаю рядом с домом, чтобы всегда под рукой были свежие.
– Травки, говорите, целебные? – опешила я. – А под окнами вон все лопухами поросло.
– Так лопух первый мой помощник: отвар от живота, листья – от лишая, бальзам – от нарывов, да от ломоты в суставах!
Я поспешно отошла от окна. Теперь я не то, что сорняки полоть – по траве ходить буду бояться!
Вернувшись вечером с работы, неугомонный Костя погнал нас осматривать последнюю отмеченную на карте точку. Находилась она на излучине реки, где вода разливалась широко, как озеро. Я от всей души надеялась, что на этот раз Костина теория выведет нас на тихий и спокойный лужок, но последние события убедительно напоминали, что закон подлости никто не отменял. Пресловутая точка потерялась на идиллически зеленой и подозрительно ровной поверхности, покрытой нежно-зеленой осокой, среди которой тут и там проглядывали низкие желтые цветы.
– Между прочим, это кувшинки, – пригляделась я. – Болотные.
Костя спустился, нерешительно поставил ногу на зеленый ковер, сделал несколько шагов вперед, и сразу увяз.
– Нет уж, с меня хватит, – мрачно заявил он и вернулся обратно.
Перед нами расстилалась болотная топь, искусно маскирующаяся под симпатичный лужок с редкими низкорослыми деревцами. Искомая точка располагалась где-то на ее просторах. Очевидно, по весне река выходила из берегов и полностью заливала прибрежные низины. Впоследствии вода отступала, оставляя за собой болото. Лезть туда в надежде что-то найти решился бы лишь полный дурак. Костина теория канула в трясину, а других у нас так и не появилось.
Теперь Костя исправно ходил каждый день на ферму, а Макс с головой ушел в ремонт дома. Пару раз они с Данилой доехали до райцентра, закупились стройматериалами. После этой поездки Макс долго ходил с круглыми глазами под впечатлением от цен и качества продукции отечественных производителей.
– Я, конечно, не жил при коммунизме, но, по-моему, это он и есть, – коротко и емко выразился он.
Я же каждый день наведывалась к бабке Насте приобщаться к знахарскому ремеслу. Постепенно навела в ее травяной аптеке медицинский порядок, расставив все по отдельным полочкам и ящичкам, в зависимости от показаний к применению. Надеясь на действенность правила «с глаз долой из сердца вон», старательно избегала встреч с Данилой. Впрочем, это было несложно, учитывая его нынешнюю занятость.
Тем временем жителям Заречья пришла по нраву идея о том, что их родная деревня может оказаться местом захоронения известной исторической личности, и мы стали популярными персонажами. Макса теперь все называли Максик, меня – Катюша. Про Костю ходили слухи, что у Морозова он теперь «большой начальник» и к нему обращались не иначе, как Константин. Несомненно, староста тоже был в курсе его работы у конкурента, но его отношение к нам в общем и к Косте в отдельности осталось неизменно доброжелательным.
Шарик уже полностью освоился в Заречье, будто здесь всю жизнь и прожил. Он все чаще ночевал в будке Узная, а днем не спешил присоединяться ко мне, убегая куда-то по своим собственным делам.
Постепенно и я знакомилась с деревенскими жителями. Причем, не по именам, а по прозвищам. Самым обычным делом здесь было звать человека не по фамилии, а по отцу, матери или деду. Все Мирошины, Панины или Тимошины, которых мне представляли, как правило, не носили эти фамилии, а оказывались детьми или внуками каких-то Миронов, Пань или Тимофеев. Некоторые прозвища заставляли повнимательнее приглядеться к их обладателю в поисках внешнего сходства или приметной манеры, и, действительно, у Федьки Гуся шея была длинновата, Серега Кудряш отличался буйной шевелюрой, Ленька Фора был всегда готов в чем угодно соревноваться, при этом страшно ерепенился и кричал "даю фору", а Бубушень вечно бубнил себе под нос, да так, что ни слова было не разобрать. Чего уж говорить об известном уже Глобусе с его приметной лысиной. Но иные прозвища были такие, что приходилось переспрашивать, думая, что ослышалась, а потом вызнавать понемногу у Зинаиды.
– А почему Валера – Мухомор?
– Да он как-то на своей пасеке умудрился всех пчел уморить – технологию новую внедрял, называется, – рассказывала, похохатывая, Зинаида.
– А Ванька Федотов почему Руль?
– Он, когда мальчонкой был, страшно любил в машины играть. Куда бы не шел – непременно изображал, что едет, гудит и рулит.
Или, например, Яша Пиджак. Достаточно было человеку много лет назад на танцах похвалиться новым пиджаком, как к нему навеки пристало прозвище, и даже сынишка его именовался Пиджачонком. Но совершенно убило меня прозвище Надька Шклевала. Оказывается, эта ныне приятная женщина, мать двоих детей, в детстве пришла как-то к своей бабушке на покос и пожаловалась, что оставленное ей на завтрак яйцо "курочка склевала". Будучи беззубой семилеткой, она произнесла это как "шклевала", вызвала всеобщее веселье и получила прозвание на всю жизнь.
– Зинаида Алексеевна, но ведь не у всех же есть прозвища? Вас, например, только по имени-фамилии зовут.
– И какая же у меня фамилия? – хитро прищурилась Зинаида.
– Бутина, – брякнула я, припоминая, как определяли поначалу в деревне меня: "Городская, что у Зинки Бутиной живет.
– Иванова я! – погрозила мне пальцем хозяйка. – А Бутей моего деда еще звали, любил он повторять: "Ну бутя, бутя".
– И нас тоже как-нибудь прозвали? – с некоторым волнением поинтересовалась я.
Зинаида сделала загадочное лицо, но в конце концов сдалась:
– Костя – Шеф, Максимка – Африканец. А тебя пока никак не прозвали.
Отсутствие прозвища, меня скорее, обрадовало, чем огорчило. Вот, Варьку, например, в деревне звали Звездой. Вроде красиво, но в выражениях вроде: "И куда это наша Звезда снова намылилась" прозвище приобретало негативный оттенок.
А Дианку вообще за глаза Козой звали.
В пятницу вечером мы собрались на холме с тремя столбами, чтобы отметить первую Костину зарплату и обсудить, что же делать дальше. Вечер был чудный – тихий и теплый, и завтрашний день тоже обещал быть погожим. С погодой в параллели нам повезло: с тех пор, как мы сюда попали, не было ни одного ненастного дня.
Отмечали пирожками (купленными в местной пекарне) и Зининым домашним квасом, таким ядреным, что я себя чувствовала уже слегка навеселе. Зарплата, кстати была знатная – сто рублей. Мне сложно было перевести эту сумму в реалии нашего мира, но Зинаида походя обмолвилась, что на эти деньги можно не то что неделю, а целый месяц жить вполне безбедно. Костя, кстати, предложил ей оплатить мое проживание, но она категорически отказалась, даже обиделась. Данила тоже от денег отказался. Удалось всучить лишь некоторую сумму бабке Насте, все-таки мы регулярно у нее столовались. Хотя я подозревала, что закупку продуктов ей обеспечивал Данила. Но, по крайней мере, мы перестали себя чувствовать на птичьих правах.
– Ну и как тебе работа? – обратился Макс к Косте, жуя пирожок.
– Пришлось заново выстраивать всю логистическую схему, – охотно поделился Костя. – В производство-то Морозов вложился по полной, а доставка продукции была организована как в прошлом веке.
– Значит, ты смог приложить свои глубокие теоретические познания?
– Где там! – вздохнул Костя. – Морозову по большому счету молочное производство неинтересно, он собирается перейти на мясо, это гораздо прибыльнее. А сейчас объемы едва окупают текущие затраты.
– То есть бедные коровки пойдут под нож? – ужаснулась я.
– Конкретно эти – вряд ли, все-таки дело уже налажено. Но в планах расширения производства скотобойня уже предусмотрена. А также новые коровники, пастбища для элитных мясных пород, холодильники…
– И для всего этого нужны новые площади, которые Морозов рассчитывает получить, разорив Федотова.
– О разорении речи нет – у Федотова и его семьи останутся их собственные наделы. Но семейное предприятие перестанет существовать, – признал Костя. – Зато для Заречья расширение предприятия Морозова станет настоящим толчком для развития.
– Костян, а ты за Морозова или за Федотова? – поинтересовался Макс.
– Я за то, чтобы поскорей убраться отсюда! –проворчал он. Немного помялся и неохотно добавил: – Я ведь едва не открыл счет несчастным случаям на ферме.
– В молоке чуть не утонул? – ехидно поинтересовался Макс.
– Дверь холодильника захлопнулась, – неохотно признался Костя. – Если бы меня не услышал ветеринар, который приехал делать прививки молодняку и заблудился, то я бы имел шансы быть замороженным до лучших времен. Ерунда, конечно, но как говорится, неприятный осадочек остался.
Одни неприятные рассуждения потянули за собой и другие.
– Мы здесь уже больше недели, родители, наверное, с ног сбились в поисках, – вздохнул Макс.
– Да, моя мама точно МЧС к поискам привлекла, – грустно кивнула я. – Получается, я уехала в отпуск и там пропала.
– А меня сначала на работе хватятся, – невесело усмехнулся Костя, – а потом уже отец позвонит, разъяренный, что я пренебрегаю должностными обязанностями.
– Так сложно представить, что каким-то образом в нашем мире жизнь продолжается без нас, – задумчиво проговорила я.
– Мне тоже, – понимающе кивнул Макс. – Ты знаешь, в детстве я был серьезно озабочен вопросом: если я выхожу из комнаты, остается ли в ней все без изменений, и остается ли вообще? Ведь меня там нет, я этого не вижу, а для меня мир существует лишь в моих глазах.
– Поверь, мир не перестает существовать от того, что ты заходишь за угол, или закрываешь глаза, – фыркнул Костя. – Скажу больше, мир не перестанет существовать, даже когда мы уйдем из него навсегда.
– Да это я прекрасно понимаю. Просто в голове не укладывается, каким образом время может идти параллельно и здесь, и там, и совершенно не пересекаться.
– А я вот представляю, – принялся вдохновенно объяснять Костя. – Я вижу всю эту систему в виде дерева. Есть ствол – некая отправная точка существования нашей вселенной. В момент, который условно можно назвать ключевым, ствол разветвляется, образуя несколько миров, события в каждом из которых идут по своем пути, в зависимости от решения, принятого в ключевой момент. От каждого разветвления идут свои побеги, которые в свою очередь тоже расходятся на развилках. И это дерево растет и ветвится в четырех измерениях до бесконечности.
– У тебя прекрасное пространственное воображение, – восхитилась я. – Тогда получается, что даже одна моя жизнь дала столько побегов, что похожа на веник. А что тогда говорить обо всем человечестве. Не могу поверить, что на все эти переплетения и разветвления хватит пространства даже в бесконечной вселенной.
Макс очень глубоко задумался. Судя по выражению лица, он пытался охватить своим воображением всю вселенную.
– Возможно, Творцу нравится играть некий вселенский квест с разными временами и странами, или с конкретными людьми, – наконец произнес он. – А нам удалось перекинуть мост между мирами и перебраться по нему в другой вариант реальности. Если бы мы могли точно понять механизм нашего перемещения, то, возможно, смогли бы побывать и в прочих мирах.
– Ну уж нет! – проворчала я. – Мне и этой альтернативной реальности более чем достаточно. Вот только безрезультатность наших поисков значительно повышает шансы на то, что мы застрянем в параллели навсегда.
– Отрицательный результат – тоже результат, – не согласился со мной Костя. – Теперь мы знаем, что первая теория оказалась неверной, но никто не мешает нам строить новые. Вы только подумайте, много ли у нас было шансов, что ты в первый же день нашего пребывания здесь свалишься с коня прямо на камень с соколом? И камень с Громовиком ждал нас возле колодца неизвестно сколько столетий. Параллель словно сама направляет нас на верную дорогу. Мы нашли прямые указания на то, что сопровождало наше перемещение сюда, значит, сможем продвинуться дальше. Надо лишь быть внимательными и готовыми видеть и слышать.
Нам с Максом добавить было нечего, и мы дружно чокнулись кружками с квасом. Глядя поверх своей кружки, я заметила далеко в поле двух всадников на гнедой и серой лошадях. Они неслись во весь опор к реке наперегонки, с развевающимися волосами и гривами, не желая уступать друг другу. Услужливый порыв ветра донес до меня заливистый смех Дианы. Значит, все-таки нашел время… коня выгулять.
Костя проследил за направлением моего взгляда и одобрительно поцокал языком:
– А кузнец-молодец везде поспевает.
Я сердито глотнула чуть ли не полную кружку разом, поперхнулась и закашлялась. Макс заботливо похлопал меня по спине, а потом, ободряюще, по плечу.
После убедительных и оптимистичных Костиных речей (а особенно после лицезрения чудной верховой парочки) я была готова все выходные провести в поисках новых артефактов или даже готовых порталов, но, оказалось, запал нашего идейного лидера исчерпался вчерашней речью. Он заявил, что страшно устал за неделю и намерен посвятить выходные усиленному отдыху. Так как Костя был единственный из нас, кто в этом мире зарабатывал деньги, пришлось отнестись к его решению уважительно. Макс поддержал друга и тоже решил ничего не делать.
Я же не чувствовала себя достаточно уставшей и отдых казался мне незаслуженным. Моя неутомимая личность требовала направить энергию в нужное русло, дабы не возникало поползновений поискать приключений на ее заднюю часть. Поэтому я снова отправилась к бабке Насте.
По случаю выходного дня возле избушки скопилась целая очередь жаждущих исцеления от душевных и физических страданий. Я с трудом пробилась, объясняя возмущенным людям, что я не клиентка, а помощница.
Бабка суетилась возле печки. Как оказалось, суетилась она не по поводу наплыва клиентов, а из-за того, что Данечка сегодня позавтракать не успел и она спешно собирала еду, чтобы отнести ему в кузницу. В большую плетеную корзину летели пирожки, яйца, бутыль с квасом, жареная курица и прочая снедь, которая позволит ослабевшему внучку продержаться до обеда. Корзина уже начала предупреждающе трещать, когда Настасья остановилась и не стала дополнять продуктовый набор картошкой в мундире. Задумчиво взялась за ручку и только сейчас обратила внимание на ажиотаж во дворе.
– Ох ты, набежали, отбою нет, – проворчала она. – Катерина, может ты к Данечке сбегаешь, завтрак ему отнесешь?
В голове как будто зазвучал сигнал воздушной тревоги. Только не это! Ведь он сразу решит, что я ему навязываюсь. Немедленно припомнилась сцена из «Девчат»: Тося тащит на делянку комплексный обед из трех блюд.
– Боишься, что корзина развалится? – неверно растолковала Настасья мои колебания. – Да не волнуйся, я и не такое в ней таскала. Ну да ладно, сама снесу.
Бабка без видимых усилий подхватила корзину и направилась с ней к двери.
– Тогда ты народом займись, выдай там кому чего надо, – небрежно бросила она через плечо.
– Как это «займись и выдай»? – растерялась я.
– Ты же помогать пришла? Вот и помогай. Что где лежит, сама знаешь!
Я кинулась за ней. Да не готова я к исполнению обязанностей знахарки. Еще отравлю кого, вот будет история. А Настасья тем временем успокаивала заждавшихся клиентов.
– Катерина сейчас вас обслужит. Да-да, помощница моя. Все знает, все расскажет.
Я уже пожалела, что обставила свой приход с такой самоуверенностью. Получив от бабки подтверждение моей компетентности, селяне успокоились и переключили внимание на мою ошарашенную персону, застывшую в дверях. Разочаровывать столь страждущую аудиторию я не рискнула, и слова «не знаю», «не могу» и «боюсь» пришлось проглотить. Я мило улыбнулась и тоном девушки с ресепшен объявила:
– Кто первый? Проходите на прием!
Все оказалось не так страшно. Почти все клиенты были постоянными, и сами прекрасно знали, что им нужно. К тому же, теперь каждая коробочка и скляночка были подписаны и мною же расставлены по разделам: от боли в суставах и позвоночнике, успокоительное и снотворное, желудочное, сердечное и так далее. А когда очередная клиентка, довольно молодая женщина, смущенно попросила «средство, чтобы муж крепче любил», я ничтоже сумняшеся оборвала ярлык, на котором было выведено «для бодрости» и вручила его просительнице с известным предписанием: «по пять капель в питье перед сном, в течение недели». Надеюсь, дополнительная бодрость к ночи у охладевшего супруга поспособствует налаживанию семейных отношений.
Единственное, с чем я не смогла разобраться – это система оплаты. Все клиенты платили совершенно по-разному: кто полтинник, кто рубль, кто три. Было ли это установленной ценой, или все просто давали, кто сколько может и хочет, я не поняла. Во всяком случае, когда наконец вернулась бабка Настя, она осталась вполне довольна.
– Ай да Катерина, ай да молодец! Очередь уже вполовину уменьшилась, – похвалила она, мимоходом бросив взгляд в ящик стола на выручку. – А вдвоем мы с тобой и вовсе в два счета управимся.
Дальше и впрямь дело пошло быстро. Настасья успевала все – поздороваться, обсудить последние деревенские сплетни, поставить диагноз и выписать лекарство. На все про все – минут пять, не больше.