Ольга Петрова
Гори, гори ясно!
Я решительно отстранилась, попутно одергивая и застегивая предметы своего туалета. Данила непонимающе смотрел на меня, тяжело дыша.
– Я не хочу, – заявила я.
– Ты уверена? – недоверчиво спросил он.
– Абсолютно, – мрачно подтвердила я и, развернувшись, направилась назад, к костру.
Представляю, сколько сейчас будет насмешек насчет наших догонялок и последующего отсутствия. Но если мы не вернемся, насмешки перерастут в грязные сплетни. Данила догнал меня.
– Катя, что случилось?
Я молчала, неровно шагая по извилистой тропинке, то и дело спотыкаясь о корни. Бедные Зинины босоножки!
– Прости, если я не так тебя понял, но мне показалось, что ты очень даже хотела, – он слегка замялся, – того же, что и я.
– Просто ты создал такую ситуацию, когда все вышло из-под контроля, – резко ответила я.
– Какую ситуацию?
– Эта пресловутая ночь, и выборы суженого, и… – я замолчала.
– И что?
А то, что не могла я ему сказать, что сам факт его существования выводит мои чувства из-под контроля разума. И что я давно не верю в мужскую верность. Что зареклась влюбляться, ибо знаю, что ничто не сравнится с болью разбитого сердца. И потому что не хочу быть его очередной диковинкой. И если ему было мало этих всех доводов, я припасла последнее, так сказать, козырное потому что. Потому что мы из разных миров, и это не аллегория, и даже если бы случилась у нас самая что ни на есть настоящая любовь, мы должны будем навсегда расстаться.
– И ничего! – отрезала я, проглотив все невысказанное, и прибавила шаг.
Наше возвращение прошло на «ура», все так и сыпали шуточками, хоть и не злыми, все-таки ночь была непростая. Ко мне подошел Костя, глаза у него были колючими.
– Можно поинтересоваться причиной вашего столь длительного отсутствия, или это бестактный вопрос, судя по твоему виду? – поинтересовался он.
– Я упала, – коротко объяснила я.
– Упала и никак не могла подняться? – язвительно спросил Костя, и, не дождавшись ответа, ушел в сторону пивных бочек.
Я хотела попросить Макса проводить меня домой, но его нигде не было видно. Зато столкнулась с Варварой, которая насмешливо улыбнулась, оглядев нас с Данилой, и что-то прошептала на ухо одной девице. Сплетня была запущена. Ну и наплевать!
Вопреки нашей воле нас потащили прыгать через костер. Смеющиеся парочки перелетали пламя, крепко держась за руки, чтобы не расцепиться, под дружное скандирование:
Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло!
Я почувствовала, как кузнец крепко, до боли сжал мою ладонь, а потом практически потащил меня за собой, разбегаясь для прыжка. Я зажмурилась и прыгнула, и моя рука сама собой выскользнула из стального захвата, так что приземлились мы порознь. Данила снова было взял меня за руку, но я сказала: «отпусти», – таким тоном, что он сразу послушался. Я едва стояла на ногах, казалось, что все несется вокруг меня в бешеном хороводе – люди, костры – и отступающий в толпу Данила.
Я даже не помнила, как вернулась домой. Последнее, что увидела, оглянувшись на холм, было горящее колесо, пущенное по склону в реку. Подскакивая на кочках и рассыпая искры, оно катилось, будто оторвавшись от адской колесницы. Оставив за собой огненный росчерк, подпрыгнуло в последний раз и кануло в темных водах.
Шарик лизал мои руки и щеки, а я сидела, совершенно безучастная к струящимся из глаз потокам слез, словно эта буря эмоций не имела ко мне никакого отношения. Лишь было чувство, что сегодня я упустила что-то очень важное. Возможность провести ночь с Данилой? Или последнюю надежду на поманившее миражом несбыточное счастье?
Я так и не смогла заснуть, лежала и смотрела в стену, пока первые лучи солнца не позолотили небо. «Все равно уснуть не получится, пойду хотя бы рассветом полюбуюсь», – решила я, и тихо выскользнула из дома.
С холма у трех столбов вид был завораживающим. В низинах туман еще нежно прижимался к сонной земле, а сияющий небосвод уже приветствовал рождающееся купальское солнце.
Утренняя роса вымочила мне ноги, и я вспомнила о наказе бабки Насти. Умылась – и не знаю, как насчет обещанных красоты и здоровья, а вот в голове прояснилось. Верно говорят, что утро вечера мудренее. Меня охватили сомнения. Ведь я сочла Данилу виновным, основываясь лишь на Варькиных наветах и собственных домыслах, и не дала ему возможности оправдаться. Бросила его на празднике, ничего не объяснив. Надо бы пойти к нему, поговорить по душам. Признаться в том, о чем не смогла рассказать ночью. Кроме, пожалуй, путешествий по параллельным мирам.
Я еще не успела принять решение, а ноги уже сами несли меня в кузницу.
«Может, и он не спит, думая обо мне?» Эта робкая надежда согревала мне душу, пока я спускалась по тропинке. Сердце радостно подпрыгнуло, когда я увидела, что дверь открывается. И ухнуло в бездну, когда поняла, что из кузницы выходит Диана.
18. СЕРДЦЕ НЕ ЛУКОШКО, НЕ ВЫБРОСИШЬ В ОКОШКО
Я шарахнулась, как конь от проезжающего грузовика, в два счета взлетела вверх по тропинке и, запаниковав, проскользнула в калитку. Пробежала через лопуховый огород и кинулась в дом к бабке Насте. Там прижалась спиной к двери и начала тихо сползать на пол. Все материализовавшиеся сомнения обрушились на меня ледяными осколками.
Вот все и выяснила – даже говорить ни о чем не пришлось. Господи, ну как можно быть такой дурой! Поверить, что в нереальном мире может быть реальным замечательный парень Данила, именно такой, о каком мечтает каждая девочка с самого детства. Добрый, честный, верный, безумно привлекательный, и кроме того, мастер самой брутальной профессии. Да, и еще собак любит, и лошадей, ну прямо как я. Вместо ожидаемого хэппи-энда параллель иронично подсунула мне неприглядную реальность. Ни в одной сказке ведь не говорится, что после того, как принц нашел Золушку, он так и продолжил примерять туфельки (и прочие предметы гардероба) другим девушкам, а Спящую Красавицу вообще пробудил от вечного сна лишь мимоходом, так сказать, потренировался на ней по дороге к Белоснежке.
Диана, должно быть, давно прошла мимо, а я все так и сидела. Потом вдруг сообразила, что вслед за Дианой может и проголодавшийся за бурную ночь герой не моего романа пожаловать к бабуле на завтрак. Тотчас, словно в подтверждение моих мыслей, хлопнула калитка и во дворе послышались тяжелые шаги. Только не это! Голову готова дать на отсечение, только бы не встречаться сейчас с ним. Я вскочила на ноги и принялась судорожно озираться в поисках места, куда бы спрятаться, лучше всего – портала еще в какой-нибудь мир, как можно дальше отсюда. Дверь неумолимо начала открываться. Проклиная все на свете, я шмыгнула за печку, и с невыразимым облегчением услышала бабкино кряхтение.
– Ох-ти, еле дошла!
Сдерживая рвущийся наружу вздох облегчения, я выскочила из своего укрытия.
– Настасья Осиповна, давайте я помогу! – я сняла со знахарки бесчисленные связки разнообразных трав, цветов и корешков, забрала из рук переполненные корзины.
– Стара я уже стала, этакие тяжести таскать, да по ночам по полям ползать, – пожаловалась бабка, с довольным видом глядя на свой «урожай». – А ты молодец, что пришла пораньше! Поможешь травки разобрать. Росой-то купальской не забыла умыться?
– Не забыла, – нахмурилась я, не желая вспоминать ни купальскую ночь, ни, тем более, утро.
– Молодец, – одобрительно покивала бабка, затапливая печь. –А я Данилушку встретила – поехал на реку, коня выкупать, да и самому в купальские воды окунуться. Здоровье всем нужно, и людям, и скотине.
«Снова везде поспел», – раздраженно подумала я.
– Он сказал, что после сразу в город уедет на несколько дней, отвезти готовый заказ и помочь с установкой. Без него там никак не управятся, видишь ли. С вечера еще машина загружена. Так что и не знаю, когда вернется.
Мне значительно полегчало. Если не придется в ближайшие дни видеться с кузнецом, я гораздо быстрее оправлюсь от своих глупых переживаний. Главное, для начала убедить себя, что они действительно глупые.
Спасибо бабке Насте – времени на страдания она мне не оставила. Целый день мы разбирали травы: сортировали, нарезали, отжимали, связывали в пучки и развешивали для сушки. У одних в ход шли листья, у других – цветы, у третьих – стебли. Знахарка не забывала и про теорию, сопровождая каждое растение подробным рассказом про его полезные свойства и способы применения.
– У тысячелистника бери и цветы, и стебли, будем сок выжимать – эта трава любые раны лечит, кровь останавливает. Пучки зверобоя оставь – их высушу. Потом кипятком залить, выйдет отвар от больного живота. Иван-чай можно прямо сейчас заваривать, да под гнет ставить. Через три дня чудный настой получится. Всем жизненной силы прибавляет, болезни многие лечит. Особо у мужчин ценится, – на этой фразе бабка многозначительно подмигнула мне. – Лабазник режь помелье, его разотрем, мазь от ревматизма приготовим. У чистотела сок видишь какой оранжевый? Им бородавки да чесотку лечат. А если с медом смешать – и от глазных болезней поможет.
Не забыла травница и про лопухи – выдала мне самый настоящий серп и велела начисто скосить драгоценные посадки под окном, те самые, что я некогда приняла за заросли сорняков.
– Корни не трогай – их раньше сентября собирать толку нет, – наказала мне она. – А листья на желудочную настойку пойдут да на мазь для волос: бабам для красы, мужикам – от облысения.
Я вышла за дверь, вооруженная острым, как скальпель, серпом. И как им вообще косят? Вернее, жнут – кажется, это так называется. С непривычки поначалу было неловко, к тому же я до смерти боялась, как бы пару собственных пальцев заодно с лопухами не сжать. Но потом наловчилась и дело пошло на лад. В самый разгар работы заявились Костя и Макс.
– О, Катюха, так вот ты где! А мы тебя уже обыскались! – Макса так и распирало от любопытства – в последний раз мы виделись в кутерьме купальских игрищ, и он не знал, чем закончилась для меня ночь. Костя, напротив, был какой-то отстраненный и равнодушный, даже чересчур.
Я сердито взглянула на них из-под падающей на лоб челки и продолжила жатву.
– А мы к бабке Насте решили заглянуть, может она нас обедом угостит? – прозрачно намекнул Макс.
– Мы заняты. Сегодня обеда не будет, – буркнула я. – Сами себе обед приготовьте, не маленькие.
Макс недоумевающе взглянул на меня, но не решился переспрашивать – наверное, мой мрачный вид и серп в руках начисто отбивали подобное желание – пихнул Костю локтем, скривил огорченную физиономию и потопал восвояси. Костя постоял еще несколько мгновений, прожигая меня взглядом, и последовал за Максом.
– По-моему, Катюха слишком уж увлеклась бабкиным ремеслом, – донесся до меня голос Макса.
Ответа Кости я уже не расслышала. Ушли – и слава Богу. Никого не хочу видеть.
Уже смеркалось, когда Настасья спохватилась, что мы весь день проработали без передышки и ничего не ели.
– Катерина, ты же голодная, – спохватилась она и принялась громыхать кастрюлями, пытаясь найти что-нибудь съедобное среди булькающих заваренных трав. – Мало того, что весь день работать тебя заставила, так еще и голодом заморила. Сейчас накормлю, у меня где-то каша гречневая с маслом томленая была.
– Нет-нет, спасибо, – поспешно отказалась я. Несмотря на то, что я ничего не ела уже второй день, даже мысль о еде внушала отвращение. – Я домой побегу, к Зинаиде, а то она и не знает, куда я пропала.
Света в окнах Зининого дома не было, видно хозяйка уже легла. А я боялась идти в кровать. Лягу, и проклятые мысли так и завертятся в голове изматывающим безвыходным кругом. Шарик, который весь день проскучал под столом у бабки Насти, совершенно не одобряя моего увлечения травоведением, отправился спать в будку к Узнаю. А я села на верхнюю ступеньку крыльца, вдыхая прохладный ночной воздух. Запахов я не ощущала – за день так надышалась травами, настойками и вытяжками, что пропахла ими с головы до пят и, по-моему, потеряла обоняние.
Комары страшно обрадовались позднему ужину в моем лице и прочих частях тела, но я не обращала на укусы ни малейшего внимания, постепенно погружаясь в сонное забытье, приправленное чувством безысходности, но зато не нарушаемое никакими конкретными мыслями. Внезапно голос Зинаиды вернул меня к реальности.
– Катерина, ты никак на крыльце спать решила?
– Захотелось свежим воздухом перед сном подышать, – откликнулась я и встряхнулась, прогоняя дремотное оцепенение.
Я поднялась на ноги и оказалась лицом к лицу с Зинаидой, которая стояла в дверях в одной ночной рубашке. Мое лицо почему-то вызвало у нее сосредоточенный интерес. Внимательно его изучив и заодно оглядев меня полностью она строго спросила:
– Ты когда в последний раз ела?
– Кажется, позавчера, – задумчиво ответила я.
– А ну-ка, шагом марш за мной!
Я безропотно последовала за ней на кухню. Там хозяйка принялась суетиться и выставлять на стол все, что нашла в холодильнике, не забывая при этом ворчать:
– И так худющая, непонятно в чем душа держится, а теперь вообще решила себя голодом заморить?
И чего все ко мне с этой едой привязались? Мельком глянув в зеркало, висящее в углу, я поняла, почему мой вид вызывал мысли о недоедании: цвет лица сероватый, под глазами синяки, губы нежно-фиолетового оттенка. Волнения, бессонная ночь и отсутствие питания подействовали на меня как вегетарианская диета на вампира.
Накрыв на стол, Зинаида села напротив меня и так же строго приказала:
– Ешь.
Я отрицательно помотала головой. Хотя бедный желудок взывал о еде, я не смогла бы проглотить ни кусочка.
Как ни странно, ни уговаривать, ни принуждать эта мудрая женщина меня не стала. Вместо этого она достала из буфета бутылку без этикетки и налила из нее в тонконогую рюмку густую темно-красную жидкость. Понюхала, и, немного подумав, наполнила и вторую. Одну поставила передо мной, другую осушила залпом, одобрительно крякнула и многозначительно посмотрела на меня. Я пожала плечами и последовала ее примеру.
Вишневая наливка (а это была именно она) оказалась ароматной, сладкой и терпкой одновременно. И весьма крепкой – у меня даже слезы выступили. Зато я сразу ощутила и запахи, и вкусы. И то, что ноги в кровь искусаны комарами. И то, что у меня разбито сердце. Опять…
Зина вновь наполнила рюмки, поставила их перед нами и скомандовала:
– Рассказывай.
И я рассказала. Но не про Данилу.
Его звали Антон. Он был у меня первый. Вообще первый парень, я имею в виду. В школе я больше читала книжки, чем смотрела на одноклассников. Влюбилась только на втором курсе университета. Он был старше меня на год. Серьезный, целеустремленный. Я не то, что влюбилась, я утонула в нем. Жила им, дышала им. Мое настроение полностью зависело от того, позвонил он или нет, что он сказал, и как сказал. Естественно, тогда мне казалось, что это не то, что на всю жизнь, а вообще навечно. Что нам небесами суждено было встретиться, что мы две половинки одной души, которые искали друг друга в потоке времени. Или что мы проживаем жизнь за жизнью, снова и снова встречаясь в своих новых воплощениях. Даже смешно вспомнить теперь. У него всегда было много дел, и виделись мы не так часто, как хотелось мне. Зато регулярно – этого у него было не отнять. Я была абсолютно уверена в нем. Никаких проверок телефона, инспекций личных страниц в соцсетях или расспросов общих знакомых. С жаром защищала наши отношения от осторожных намеков подруг про популярность Антона у однокурсниц. Ведь я его знаю, а они лишь завидуют и повторяют чужие сплетни. Так что когда я случайно бросила взгляд на его забытый на столе телефон, тренькнувший сообщением, и увидела на экране: «я люблю тебя», то не смогла поверить глазам. Все еще надеясь, что это какая-то ошибка, решилась и просмотрела. Сообщение было от какой-то Снежаны. Еще одно движение пальцем явило на свет нежнейшую и страстную переписку с подробным обсуждением последней встречи и выражением надежды на последующие. Мне показалось, что вокруг меня стены рушатся. Жизнь разделилась на «до» и «после». Хорошо еще, что были «институт, экзамены, сессия». Вытаскивала себя из болота страданий, как Мюнхгаузен за косичку. Временами косичка ощутимо побаливала. Подруги утешали – с кем не бывает, найдешь себе другого, да получше. А я точно знала, что больше никогда не влюблюсь, просто из чувства самосохранения, потому что второй раз подобной боли не вынесу. Первый неудачный роман стал надежной прививкой от любви.
Я ощутила во рту горечь, и грудь словно обручем сдавило. Еще одна рюмка наливки под рукой оказалась как нельзя кстати. Глоток согрел горло, и даже на душе как будто стало теплее. Я глубоко вздохнула и продолжила уже спокойнее.
– Вот так и получилось, что у меня, мягко говоря, не самое высокое мнение о мужчинах. Мама все твердит, что замуж пора, а я думаю: а зачем? Чтобы постоянно думать, с кем мне изменяет мой муж? Куда на самом деле идет, отправляясь «на деловую встречу»? И чем занимается, когда в очередной раз не берет трубку? Конечно, было у меня с тех пор несколько «романов», но я словно подсознательно выбирала тех, с кем отношения бесперспективны, и сама же искала повод, чтобы закончить отношения.
– Уж лишком лихо ты составила мнение обо всех мужчинах лишь по своему первому опыту, – спокойно возразила Зинаида, прихлебывая из своей рюмки.
– Отчего же, – горько усмехнулась я. – Чужой опыт лишь подтверждал мой собственный. Я насмотрелась на мужчин, которые мило целуют в щечку жену, провожая ее до двери, и принимаются ухлестывать за другой, даже не дожидаясь, пока дверь захлопнется. Не раз натыкалась на мужей подруг, прогуливающих по магазинам незнакомых девушек. Знаете, как это ужасно, когда оказываешься невольно втянутой в подобную историю, и мучаешься вопросом, что лучше, рассказать, или утаить. И так или иначе все кончается тем, что приходится утешать подругу, тихо плачущую на кухне после очередной измены супруга. Я узнала, что стоит копнуть, в каждой на вид счастливой семье найдутся свои мерзкие скелеты в шкафу. Наверное, стоило бы давно избавиться от иллюзий, и принять тот факт, что супружеская верность столь же редка, как и истинная любовь, но вот в чем проблема – я не терплю вранья. Вот вложили в меня в детстве истину, что врать нехорошо. И с тех самых пор любая ложь мне противна. А измена – это самое отвратительное ее проявление.
Моя рюмка опустела, и сама я чувствовала себя опустошенной. Тяжело ворошить прошлое. Зинаида сидела молча, задумчиво водила пальцем по столу.
– Что ж, давай и я расскажу тебе мою историю, – проговорила она наконец. – Я тоже по молодости была влюблена. Был у нас в Заречье такой Матвей Егоров. Любили мы друг друга крепко, надышаться не могли. Вот его в армию забрали, а я ждала. Собирались свадьбу сыграть, как вернется. И была у меня подруга-завистница. Сама в Матвея была влюблена, ревновала по-черному. Стала ему письма писать, клеветать про меня, что я с другими парнями встречаюсь, что пьяную меня видят в дурных компаниях. Пришел мой любимый на побывку, я к нему бегом прибежала, а он на меня не смотрит, не разговаривает. А тут, как на грех, купальская ночь. Принялись, как обычно, парни и девки играть, суженых выбирать. Выбрала его та завистница. Убежал он за ней в лес, а вернулись они лишь поутру.
Зинаида судорожно вздохнула, украдкой вытирая набежавшую слезинку. Эге, время-то лечит, да осадок остается.
– Это уж после соседи и родные за меня горой встали, оправдали. Он каялся, плакал, в ногах у меня валялся – просил прощения за все. Простила я его. Да только та разлучница беременной оказалась, а Матвей никогда бы ребенка своего не бросил. Женился на ней. Сын у него родился. Он потом в другую деревню уехал жить с семьей, подальше отсюда. Говорят, всегда мужем верным и заботливым был, жену свою ни разу ни в чем не упрекнул, потому что лишь свою вину признавал. Только любить ведь не заставишь. До сих пор, если встречаемся, такая у него тоска в глазах, такая мука. А я с тех пор купальскую ночь никогда не праздную.
Зинаида вздохнула, потянулась за бутылкой и горько усмехнулась:
– Так что, Катерина, не надо всех мужиков одной гребенкой чесать. Молода ты еще, и все у тебя будет, уж поверь.
Разошлись по кроватям мы далеко за полночь, прикончив бутылку, а вместе с нею и изрядную часть припасов из холодильника – откровенные разговоры и вишневая наливка поспособствовали аппетиту у нас обеих. На полный желудок и с затуманенной головой я уснула, как убитая.
Утром вступить в новый день показалось непосильной задачей. Но и возвращаться в сон тоже не хотелось. Мне приснилась свадьба Данилы и Дианы, на которой я исполняла роль подружки невесты. Что характерно, об этом одолжении меня попросил жених, и моей дополнительной обязанностью было следить, чтобы невеста не заметила, как он флиртует с симпатичными гостьями. Так что проснулась я совершенно измотанной душевно и не отдохнувшей физически.
Дома, какие бы перипетии не творились в моей жизни, всегда была работа, в которую можно было уйти с головой. Были родители, к которым можно было приехать за моральной поддержкой. А я умудрилась застрять в каком-то невообразимом параллельном мире, не имею ни малейшего понятия, как из него выбраться, и уже успела влюбиться, как никогда, и разочароваться, как всегда. И самое ужасное было в том, что несмотря на то, что больше я не питала ни малейших иллюзий относительно Данилы, я не могла выбросить его ни из головы, ни из сердца.
Лежать в кровати весь день мне не дадут, придется вставать. Я надела, что первым подвернулось под руку – какой-то очередной цветастый сарафан. Не глядя в зеркало, стянула волосы в хвост, и вдруг услышала тихий стук в дверь.
«Пришел!» – мелькнула шальная мысль. Сердце подпрыгнуло в груди, стукнулось о ребра и замерло. Ушиблось, наверное.
– Катя, ты уже встала? –послышался из-за двери Костин голос.
– Нет, – сердито ответила я, злясь на себя за то, что надеялась, что каким-то чудом это пришел Данила.
– Прости, но я все-таки войду, – произнес Костя, протискиваясь в дверь. – Мне очень нужно кое-что тебе сказать.
– Раз нужно, то говори, – я села на кровать. – Что-то случилось?
– Можно и так сказать, – парень с недоумением оглядывал мою недокомнату. – Слушай, а как ты здесь живешь? Купе в спальном вагоне и то больше.
– Нормально, мне нравится. Я довольно компактная, Шарик тоже не ирландский волкодав. – равнодушно хмыкнула я. – Но ты не ответил на мой вопрос. Есть важные новости, или ты вторгся ко мне только чтобы посмотреть, как я живу?
– В Заречье приехали цыгане, если говорить о новостях, – замялся Костя. Потом помолчал, и непривычно смущаясь, добавил, – Но, честно говоря, я пришел поговорить с тобой не об этом.
– О чем же? – с опаской поинтересовалась я. Костина загадочность начинала меня пугать.
– Я…я хочу, чтобы ты кое-что знала, – он сел рядом со мной, помолчал, а потом неожиданно взял меня за руки. – Знай, что я никому не позволю тебя обидеть.
Я непонимающе уставилась на него и на всякий случай попыталась отодвинуться на другой край кровати, но держал он крепко.
– Я бы ничего не стал тебе говорить, если бы не вся эта история с кузнецом. Не могу видеть, как он играет тобой. Даже собирался с ним лично пообщаться: то ли поговорить по душам, то ли морду набить. Только бабка Настя сказала, что он уехал в город на несколько дней, так что разборки откладываются.
– Костя, спасибо тебе большое, но я и сама могу разобраться, – наконец смогла выговорить и высвободиться я. – К тому же, тебе не кажется, что это касается только меня, и твое вмешательство несколько, как бы это сказать, бесцеремонно?
– Иными словами, я сую нос не в свое дело, – уточнил парень. – Еще как кажется, но я ничего не могу с собой поделать. Дело в том, что не знаю с какого момента и почему, но ты сама и все, что с тобой происходит, стало касаться меня лично, причем очень сильно. В этом нет никакой логики, это сбивает с толку, но каждый новый день для меня начинается с радостной мысли о том, что в мире есть ты.
Он остановился. Притормозил, слишком разогнавшись, чтобы не пересечь невидимую черту и не ступить на зыбкую почву непривычных для него чувств. Я потрясенно молчала, не решаясь даже поднять глаза. Он искоса взглянул на меня – верно, вид у меня был весьма ошарашенный – и рассмеялся, хотя смех вышел нервным.
– Катя, я не буду тебя грузить признаниями и тем более требовать от тебя чего-либо. Просто знай, что на меня ты можешь рассчитывать всегда и во всем.
– Костя, спасибо, – я безуспешно старалась подыскать слова и сдалась: – Я не знаю, что сказать.
– Да не надо ничего говорить, – Костя встал и попытался пройтись по комнате, сразу застрял и был вынужден снова присесть. – Если тебе что-нибудь будет нужно, я всегда буду рядом.
– Костя, только давай договоримся, что если мне что-нибудь будет нужно, я сама тебе об этом скажу, хорошо? И, пожалуйста, не надо устраивать разборки с Данилой, ведь ты не знаешь, как все было на самом деле, – я смущенно потерла нос.
– Будет довольно сложно сдержаться, – проворчал он.
Возникла еще одна неловкая пауза. Надо что-то сказать. Срочно, и что угодно. Я уже собиралась разразиться тривиальными замечаниями о чудных погодах, стоящих в параллели нынешним летом, но вспомнила тему поинтереснее.
– Так что ты там говорил о цыганах?