Не пожелайте зла врагу.
И у него душа ранима.
Обиды Ваши, может, мнимы,
как след волны на берегу,
что исчезает на бегу.
А все желанья – исполнимы.
Так не желайте зла врагу!
***
Близость к раю в нас раздраем,
А звенящие трамваи
так рыдают, догоняя.
Их пугает крах у края,
изгибаясь как перуны
на дорогах чертят руны
обреченностью играя
нервы дергают как струны.
Вот вдали заря погасла.
Облаков бегут буруны,
Воют ветры многострунны
листьев груды пялят груди.
Аня льёт на рельсы масло.
Что-то будет. Что-то будет.
А трамваи все же жалко.
Как они звенят с тревогой…
Может, им пора на свалку?
Реют тени над дорогой,
Месяц прыгает пирогой.
Кто, не будь помянут к ночи,
всем нам головы морочит?
По сюжету новой пьесы
То не ангелы, не бесы:
Люди в масках, но с цветами.
Люди в черном (со щитами)
мир, вождей, законность, розы
защищают от разброда
непокорного народа.
Но об этом лучше прозой.
Завтра снова в интернете
сумасшедшие кликуши
донесут нам правды эти
прямо в души, прямо в уши,
прямо сердце разрывая,
прямо в мозг вбивая сваи,
про злодеев, фарисеев,
про тиранов, ротозеев,
про идеи и трамваи
те, что нужно сдать в музеи.
***
Мы живем на земле дня,
Но стоим у границ тьмы.
Мы почти не знаем огня.
Как смеются – забыли мы.
Мы в окопах который век.
Наша жизнь – как один стон
И лежит на полях снег,
Только серого цвета он.
Здесь главенствует серый цвет.
Здесь без флагов стоят посты
И цветов у нас тоже нет:
Нету сил, чтоб растить цветы.
Только тьмы все видней черта,
И конца все ближе пора
Каждый год на месте поста
Чисто черным зияет дыра.
Но не видеть в упор дыр –
Это лучшая из всех мер
Разве стоит хранить мир,
Чтобы был он вот так сер?
А возможности уйти нет,
Молча слезы стираем с глаз,
Потому что сзади нас свет…
Только светит он не для нас!
***
Сквозь синеющие своды
в жар закатного огня
духом призрачной свободы
чудный мир манит меня.
То ли в сказке, то ли в были:
Мрачный замок на скале.
Мчится всадник в лунной пыли,
Бродят призраки во мгле.
Черный рыцарь среди бала,
Блеск манящий женских плеч.
Кровь Бургунского в бокалах,
В сундуке старинный меч…
Вроде чуду не случится.
Сквозь бетонные леса
не пробиться синей птице,
не взлететь под небеса.
Холод верных рассуждений,
телемебельный уют
лишь из добрых побуждений
крылья легкие скуют.
Все нормально. Все привычно.
И на нежной той цепи
нынче друг мой закадычный
гирю дружбы подцепил.
Сказка – детям! Ну так что же?
Почему не для меня?
Почему же вновь тревожит
Дробный стук копыт коня.
И во сне, порой ночною,
вижу я издалека,
шелк знамен над полем боя,
блеск разящего клинка.
А бывает, что под вечер
Вдруг мелькнет сквозь облака
Дивный сад, где гасит свечи
В шелк одетая рука…
Видно, есть в привычном зное
чистый родничок мечты.
Я в него хоть с головою,
Ну а ты, дружок, а ты?
Не пренебреги беспечно
тем, что в сказке нам дано!
Мир не вечен. Мы не вечны.
Но бессмертны все равно!
Даже если лет немало,
жизнь – как старое клише.
Только б сказка не пропала!
Сохрани ее в душе!
***
Джеку Лондону
Средь тысяч чудесных явлений вокруг
всегда остаются со мной
любимая женщина, преданный друг
и парус над синей волной.
В бреду и горячке я гнил много дней,
и близких и дальних кляня.
Любимая стала сиделкой моей,
у смерти отбила меня.
Я в пекле пустыни свалился в провал,
стервятник кружил надо мной.
Но парус меня к горизонту позвал.
Я выполз надеждой одной.
В тайге я на снег увалился без сил,
с мороза безумен и снул.
И друг на себе меня молча тащил,
и снова я смерть обманул.
Судьбв отомстила, нещадна и зла
за то, что безжалостно жил.
Любимая женщина к другу ушла,
и парус держать нету сил.
С годами все больше морщин и седин,
и руки все ближе к огню.
Но даже теперь, оставаясь один
всех трех в своем сердце храню.
И если курносая явится вдруг,
по прежнему будут со мной
любимая женщина, преданный друг
и парус над синей волной.
***
В отпуск летом жил в селе, у деда.
Под конец собрался в сентябре
Рыбные места разок проведать
На вечерней розовой заре.
Вечер был действительно удачным.
Красотищу описать нельзя.
Я у речки, за поселком дачным
Удочки поставил на язя.
Хлюпала вода в досках причала,
поднимался морок из-за скал.
Не скажу, чтоб здорово клевало.
Мелочь я обратно отпускал.
Воздух пах рекой, дымком и кашкой
Уж не знаю почему, но вдруг,
Я себя почувствовал букашкой,
Мелкой, и ненужной всем вокруг.
В горле будто косточка от вишни,
Не достать и с помощью клещей.
Я себя впервые видел лишним
Лишним в этой жизни вообще.
Поплавки на зыби закачало,
Звякнуло причальное кольцо.
Вдруг гляжу: у самого причала
Выглянуло женское лицо.
Я подумал: «Кончилась рыбалка!
Дачница. Теперь не отогнать.
Распугает рыбу всю, а жалко.
Отпуск кончен. Завтра уезжать».
А она под плотом проскользнула,
Над водой слегка приподнялась
С аппетитом на меня взглянула,
словно я поджаренный карась.
Волосы волной пустила разом
Как в рекламе этого… Про-ви,
Грудь… ведь без купальника, зараза,
Будто бренди закипел в крови.
Тут она спросила: «Как рыбалка?
Нынче выловишь одну плотву».
И добавила: «А я – русалка.
Я здесь рядом, в омуте, живу».
Ну разговорились о Природе:
Экология, конечно, ни в дугу.
Химикаты сбрасывают в воду.
Свалку развели на берегу.
Речку скоро смогут вброд и куры,
Мол, от химии и хвост слинял.
Вот смотри, как портится фигура…
Я вспотел, и даже тельник снял.
Разглядел в деталях, до коленок.
В блестках все, а может в чешуе.
У нее фигура тех… спортсменок,
Что у Интуриста, за у.е.
Все забыл, семью, работу, годы,
Весь авторитет, менталитет,
И с причала бухнул прямо в воду.
Чтобы, значит, сблизить тет-а-тет.
Дальше – смутно. Если что и было,
В памяти лишь камыши хранят.
Но под утро к берегу прибило
То, что оставалось от меня.
Я собрал и удочки, и тельник,
Выбросил наживку на траву.
Вышел на работу в понедельник.
И, как будто, до сих пор живу.
А в мозгу на завтрак и на ужин
В суете и толкотне любой:
«Ей, наверно, тоже я не нужен,
если не взяла меня с собой»
Лишний ты, иль нет? Всегда загадка.
Впрочем, время лечит, как вино.
А потом и жить не так уж гадко.
Очень важных дел полным-полно.
Сын, – балбес. Здоров хоть, слава Богу.
Чуть прибавилось седых волос.
Стало забываться понемногу
То, что было или не сбылось.
Жизнь приносит беды и победы,
Может, я не хуже, чем любой?
Завтра снова еду в отпуск, к деду.
Удочки опять беру с собой.
***
В полночь улепётывала с бала,
подвернулась на бегу стопа.
Как же там её заколебала
эта попугайская толпа
Пусть она прекрасна, как картинка
и Король отвесил ей поклон
Только на балу простолюдинка
словно серый сокол меж ворон.
Может, и простушка. Но не дура.
Пусть никто и не был с нею груб.
Видела презрительность прищуров
и брезгливую поджатость губ.
Как попасть на бал она мечтала!
С оторопью осознала вдруг
вычурность безвкусную танцзала
Фальш улыбок, спесь вельмож и слуг.
Музыка гремела очумело,
воздух в зале словно загустел.
Жар свечей и блеск брильянтов белых,
запах воска и вспотевших тел
И толпа казалась ей зверинцем.
Под прицелом ста лорнетных линз
Танцевала с кем-то. Может, с принцем?
Знать бы только, кто из них был принц.
И стремглав, стрелой из самострела,
с бала ускользнула тихо в ночь.
Блёсткой туфелька с ноги слетела.
Некогда! На волю! Прочь, прочь, прочь!
Позже, дома, спрятав платье-маску
плакала о глупости мечты.
Сказочники выдумали сказку.
Ею восхищались я и ты.
Принц потом женился на принцессе.
Был он мелкий, подлый человек.
И полвека в счастье возле леса
жили Золушка и дровосек.
Сказка- ложь. А я вам без обману
правду-матку выложил до дна.
И моралью вас дурить не стану.
Вам она и на фиг не нужна
***
Судьба поэта – сука злая.
И в том особый интерес,
Когда поэта заставляет
писать стихи какой-то бес.
Он бочками глотает кофе,
клавиатур до сотни стер…
От графомана и до профи
поэт, – позер, поэт,– шахтер.
Во вдохновенья вязкой власти,
как в луже – кальция карбид,
бурлят внутри поэта страсти,
от обожанья до обид.
Он выпьет пару рюмок боли,
и за строкой бежит строка,
так друг за дружкою над полем
бегут овечки-облака.
А рифма нежной, хрупкой птицей,
слетает сверху не спеша,
поэту на руку садится
и в стих вселяется душа.
Стихи рождаются как дети,
и это не проходит зря:
они срываются с поэта
как листики с календаря.
Всем мудрецам со всей латынью
не описать потерю ту…
А небо жжется звонкой синью
и кличет душу в высоту.
Взовьётся птица и забьется,
врываясь в эту синь с руки.
А от поэта остается
невроз, психоз, и… да, стихи.
***
Объяснит ли кто-нибудь
как познать нам мира суть?
По скатёрке серебристой
облаков бегут стада,
а Луна-пастух их свистом
гонит вдаль туда-сюда.
В облаках Луна свистит,
патамушта трансвестит.
В чем-то, может, Месяц снова,
в чем-то, может быть, Луна…
В наше время – что ж такого?
Пол не важен. Суть важна.
***
Был мозг человеку природою дан
Для знаний и для покоренья Земли.
На утлом челне переплыть океан
Возможно. Но лучше на то корабли.
Не знали про рифмы Солон и Гомер
Овидий, Вергилий и Плавт, и Сафо.
Но нынче они ли нам будут в пример?
Архаика, право же, не комильфо.
Уже не рифмуем мы «кровь» и «любовь»
И знаем: глагольная рифма – отстой.
Уж сколько об этом ты не суесловь,
Без рифмы стихи нас гнетут пустотой.
Но можно без рифмы. Имею в виду:
На лодке способнее плавать в пруду.
***
Как войска без генералов,
Или Питер без каналов,
Олигарх без капиталов,
Как крольчатник без крольчих
Как фаланга без гоплита,
Как банкиры без кредита,
Или как король без свиты, -
Так убог без рифмы стих
***
Я Пегаса пасу в непонятном лесу,
Недоступном рычащих машин колесу.
Под ногами мертва междометий трава,
Исторических фраз высоки дерева.
Из метафор винтов всех сортов и цветов
лабиринт беспросветных колючих кустов.
Слов туман-молоко закружит колдовско…
Заплутать-заблудиться средь смыслов легко.
Вот в тумане блужу я подобно ежу,
И теряюсь, и снова себя нахожу.
Я – как все пастухи. Жрет Пегас лопухи
А навоз – это Вам, мой читатель. Стихи.
***
Поэт меж нас – посол добра и света.
Пусть врет поэт – ведёт к добру и это,
и зла отодвигает торжество
Поэт ведёт со злом и скукой битвы
Так вознесём же тóсты и молитвы
всем божествам за здравие его!
***
Как половинка смерти сон
в котором жить ты принужден,
и не порвать цепи.
И спит довольно большинство.
А выход есть один всего:
не спи, поэт. Не спи!
***
Жечь сердца не дано глаголами
тем, кто прежде чем вставить в стих,
не рассмотрит истины голыми,
всей душой ненавидя их.
***
Когда у внуков будут дети
Настанет, может, на планете
Мир, благодать и тишина.
Надеюсь, что и в поры эти
Найдутся добрые поэты.
Пусть не поэмой, хоть сонетом
Похвалят наши времена.
***
Любовь в любое время года
и знать не хочет про погоду.
И в декабре спасенья нет.
Войдешь в неё, не зная брода,
будь ты хоть дед седобородый.
Куда ж ты денешься, поэт?
***
Когда стихов нисходит манна
и строятся шеренги строк
поэт, в сетях самообмана
уверен, будто он Пророк.
Но мир устроен так жестоко
(А может, тем он и хорош)
что прочий люд словам Пророка
всегда не верит ни на грош.
***
Вольно ль художнику/поэту
законам всяким вопреки
миры бросать в реальность эту
лишь мановением руки?
А после, сгорбившись устало,
утратив гордый вид и стать,
довольно жрать на кухне сало
и светлым пивом запивать.
***
Величавость от неба до самого дна
от Создателя сей пасторали.
Красота Им, конечно, на то и дана,
чтоб поэты её воспевали
***
Взор застит заслон из завес пред стеною
и лишь у художника скинуть их власть
Картина – портал в измеренье иное
куда нам иначе никак не попасть.
***
Стихи – как лучший гол в футболе:
итог стараний, пота, боли.
Без боли, злости и хвороб
поэт родит один сироп.
***
Люди любят чтоб четко и браво,
Чтобы сладенько и одноразово.
У поэта есть страшное право:
Язвы истины людям показывать
***
И вот я стою над разбитым корытом
И сердце мое для терзаний раскрыто.
щекочет прилив, шепеляв.
А небо рокочет, наверно не хочет
мне слёз непролитых вернуть хоть глоточек
над бездной морской растеряв.
А море от слез почернело, прогоркло
Беззвучно кричу и сжимается горло.
Обманут, безгласен и слеп.
И смотрят и море, и горы с презреньем:
Покорность, – предательство и преступленье
И мир для покорного склеп.
Поэт, что вознесся главой непокорной
над льстивой безмолвной толпою придворной,
что сам себе был суверен,
слегка посмеялся над сирым и слабым,
покорным судьбе, обстоятельствам, бабам,
кто дланью Всевышней согбен.
Но что же? Разыгран беспечною сворой
за бабу публично облит он позором,
толпой без мозгов и сердец.
Поэта убили. И тело зарыто,
и плачет страна над разбитым корытом.
Так круг завершает Творец.
И сказано гласом Архангела строгим:
«Поэт, никогда не шути над убогим!
Бог шутит и над шутником!»
Ах, сколько поэтов на свете убито!
На складах сокрытых стареют корыта.
И сохнут до трещин тайком.
***
Кто впервые видел Слово?
Процарапав письмена
кто стремил нас к жизни новой
где неправда не нужна?
Древний, опытный, наивный
верил он, мудроголов,
что в грядущих книгах дивных
будет много добрых слов.
Он не мог предвидеть сразу
вой газетных верных псов,
и кровавые приказы,
и наветы подлецов.
Что не сразу и не вскоре
но, освоив суть едва,
мелкий шкодник на заборе
впишет грязные слова.
Но и знай он все наверно,
тот мудрец прошедших лет,
он отмел бы мысли скверны,
и письмён оставил след.
Ведь ценнее душ и крови
то, что бытию столпом.
Ибо мир стоит на Слове.
Устном, письменном, любом!
***
Теракт в Ницце июль 2016 г.
Зачем поэту бодигард? Он сам страшнее ста бомбард.
Он как гепард, как леопард, – жрёт дичь любого веса.
А террорист – простой злодей. Он может лишь убить людей,
а душу скрасть, как Асмодей, не может ни бельмеса.
И вот на ринге с двух сторон – под свист толпы и грай ворон:
Сел в грузовик, набрал разгон двуногий клон амёбы.
Напротив, в суете-сует, толпа. Среди неё – поэт
творец, мудрец, аскет, эстэт, уже у грани гроба.
А в жарком небе гром петард! И вот – бессильны сто бомбард
Молчат гепард и леопард, лишь ярость сжала скулы.
И кто бы крикнул "Караул!", и кто б с дороги оттолкнул?
А что же Бог? А бог уснул. И смерть косой взмахнула.
***
Еще один из нас ушел во тьму.
Отмучился, слезами орошаем.
Пути желаем легкого ему,
Но что-то сами вслед не поспешаем.
Так ежедневно рвется чья-то нить
И так огонь щепу сжирает жадно.
Жестоки люди? Очень может быть.
А время? Время вовсе беспощадно.
Я ощущаю мозгом и крестцом
Страдая от потерь, бессилья, боли:
В нас жажда жить вчеканена Творцом
Хоть в нищете, болезнях и неволе.
Сжав челюсти, вцепившись в жизни нить…
Любой ценой стремимся вечно жить?
***
Не может Автор быть героем.
С героем Автор несравним
Мы воспеваем их порою.
Но не завидуем мы им.
Мы выше, аристократичней,
и красивее и умней.
А правда… много ль проку в ней?
Первичны – мы. Герой – вторичен.
Судьба героя нелегка
и, торя тяжкий путь героям,
Мы презираем их слегка,
Зато и златом с лаком кроем.
Но, староват и мягкотел,
И цацу из себя не строя,
Героем быть и я б хотел.
Да кто ж возьмёт меня в герои?
***
О нет, не скромность правит миром.
Не скромностью живет талант.
И мнит себя поэт Шекспиром,
Буонапартом лейтенант.
Себя считая выше критик
и гений свой за постулат
"Я Цезарь!" – думает политик,-
"Но император, не салат"
И популярный литератор
средь восхищения молвы
как при триумфе император
не потеряет головы.
Увы, приличия оковы
с древнейших пор сжимают мир.
Поэт воскликнет: "Что вы- что вы!
Не Пушкин я и не Шекспир.
И не достоин я реально
столь исключительных похвал.
Стихи мои хоть гениальны,
но я же просто рифмовал."
О, скромность – вишенка в десерте
(всяк лейтенант – Наполеон).
Так и поэту вы не верьте.
Что гениален – знает он.
ВольнО читательской элите
внимать поэта словесам.
Его за скромность ВЫ хвалите.
А за стихи – ужо он сам!
***
Рифмоплётство – это склонность, но не страсть, поверьте, это.
Рифмоплёт – поэт отчасти, и глаза его сухи
Перманентная влюбленность характерна для поэта.
Только лишь горя от страсти можно создавать стихи.
С хладнокровием тюленьим можно строить теоремы
можно всласть писать трактаты, возводить приличный дом.
Но писать без вдохновенья хоть стихи, а хоть поэмы,-
как лететь гусём крылатым над кукушкиным гнездом.
Вдохновенье, водкой в глотку, кружит голову хмельную.
Не усилием, внатугу, а душою возлюбя
проходящую красотку и жену свою родную
внуков, Родину и друга, в крайнем случае себя.
Так творят стихи поэты, беззаветно и безумно,
так летит пчела на вереск: без забот, что будет впредь.
Даже "против мнений света", словно Пушкин вольнодумно.
Так лосось идет на нерест чтобы после умереть.
И рождается творенье, вне расчета, чувства долга.
Повезёт – так позже, где-то, будет славы торжество.
А потом опустошенье. Но, конечно, ненадолго
Ведь любовь спасет поэта. Лишь любовь спасет его.
***
Мы не звери, мы не йети,
люди разных стран и классов.
Ходим в церкви и мечети,
честно вносим взносы в кассы.
Ценим время: век корОток.
Ходим в банки, трасты, тресты,
кормим кошек и сироток,
покоряем эвересты.
Верим очень осторожно
всяким истинам несвежим.
Ближних любим, если можно.
Дальних, если нужно, режем.
Жизнь нам ставила клистиры
гнала плетью, не просила.
Века нашего кумиры:
целеустремленность, сила.
Всяким слабостям не внемля,
Подчиняем даль за далью
Мы ваще вращаем Землю!
Что вы лезете с моралью?!
***
"Зачем и почему – две большие разницы"
Никонов. /Абгрейд обезьяны/
Я пишу не «зачем», я пишу «почему».
Повинуясь уму я на клавиши жму.
И мечта высока, и не дрогнет рука.
Рифмы лезут наружу гвоздем их мешка,
Как карманник в карман, как мошкА на свечу.
Я их не затопчу, даже если хочу.
Может, в звуках стихов моих нет красоты,
Незатейливы рифмы и звуки просты.
Ни трехслойных аллюзий, метафор витых,
ни сечений златых не содержит мой стих.
А намеки ясны хоть бомжу, хоть ежу
все, что знаю и думаю -прямо скажу
Для того, однова, и дана голова
Чтоб не путать эмоции, мысли, слова.
Пусть от критиков брань что стихи графомань
А душа все равно улетает за грань
Пусть утрутся и сноб, и ханжа и эстет.
Не нужна мне трибуна! Хочу тет-а-тет!
Не мечтаю о бронзе, лавровых венках
и о толпах фанатов с цветами в руках
И себя не ваяю в стишках, а секу,
Для того и вплетается лыко в строку.
Я не вор, и не гений, и не ангелок,
Для потомков наследства скопить я не смог.
Этот стих не для них. Для меня и для вас.
Он как плата за всё. За «тогда» и «сейчас».
Как галерник к веслу, каторжанин к ядру
Я прикован к стиху, вместе с ним и умру.
И как узник, что отдан во власть палачу,
Тем, кто в камерах ближних я в стенку стучу:
Не хочу без следа провалиться во тьму!
Не для них. Не для вас. Просто так. Потому!
***
«Где ваше сокровище, там будет и ваше сердце» (ЛУКИ 12:34)
Шел я дорогой шершавою
молодцем добрым, красавою.
Делал, что должно, пока
старость лапищей костлявою
не придавила бока.
Сдобы доедены ситные,
сроки проходят транзитные,
вся шевелюра сиза.
Ноют суставы артритные,
скорбно слезятся глаза.
Матовы стекла фрамужные.
А юбилеи ненужные -
хуже плетей и цикут.
Календари, как недужные
счет заунывный ведут.
Были ли небыли былями?
Грудой в чулане, бутылями,
муть от реалий земных.
Эйдосы все опостылели
Слить бы… Да нет запасных.
Ночь. Тишина беспросветная.
Жжет ретивОе, заветное.
В помыслах тишь-благодать.
Выйдешь в поля интернетные
свежим дерьмом подышать.
ДОсвету маешься с ужина,
зенки прижмуришь натруженно
гумуса слой шелуша:
где же ты, радость-жемчужина,
мысль, красота и душа?
Лжа ли слова изреченные?
Тлен ли стихи обреченные,
полные терний кусты?
Вóльно ль вам вымучать оные,
думой и чувством пусты?
В после-полуночном бдении
выцепишь вдруг в восхищении
чистое, словно слеза,
силы сакральной видение.
Тут же помрешь в обалдении,
И улетишь в небеса.
Не упустите неявное!
Лет истечение плавное,
на уши ляжет лапшой.
Возраст. Ведь это не главное.
Главное, – что за душой.
***
Скрывает сакральную тайну
ошибка в начале начал:
Средь шумного бала случайно
принц Золушку не повстречал.
Кто скажет: "Да мелочь, в натуре!
Бывает и хуже порой…"
Но дырочка в литературе
становится Черной дырой.
Ведь чуда не с Ним и не с Нею
уже не случится с утра.
Без Золушки будет труднее
поверить в победу добра.
У Хортицы на переправе
потонет весь Игорев полк
И Красную Шапочку вправе
сожрать будет с бабушкой волк.
А мир станет скучным до дрожи,
и чья в этом будет вина?
Хоть сказка неправда, но, всё же,
нам жить помогает она.
Пусть время безвкусно, как вата,
пусть тянется дней череда…
Читайте же сказки, ребята!
Ведь чудо возможно всегда.
***