Я, хотя и не философ сроду,
парадокс забавный изреку:
Не принадлежит поэт народу,
и стране, и даже языку.
Не указ ему ни царь, ни Папа,
нет богатства, званий, степеней.
На поэта не накинуть кляпа,
ни цепей, веревок и ремней.
Выше суеверий, зла и грязи,
двигаясь по избранной стезе,
Он парит, как облако: вне связей,
В неба бесконечной бирюзе.
Даже если признанно народный,
выше всех законов твердых тел.
Только не подумайте: "свободный"
Ветер дунул – он и улетел.
Быть поэтом так легко и просто:
Сколько вариантов, – выбирай!
Вот летит поэт на южный остров.
Из зимы – в приморский теплый рай.
Мимо Казахстана и Китая
он над облаками, как Икар,
пролетит, препон границ не зная,
на Шри Ланку и Мадагаскар.
Оседлав попутные муссоны,
он перелетит в один момент
В Швецию весёлым Карлсоном,
Питом Пэном в дикий Неверленд.
На мораль плевать и на законы
на ментов и грозного царя.
Рот раскройте! Каркните, вороны!
Верите вы этому? А зря!
Улетит поэт, хваля свободу,
выборы, иную демократь,
позабыв, что животу в угоду
и поэту нужно кушать. Жрать!
Что поэт свободен – это сказки.
В жизни нету ничего глупей.
Даже у поэтов есть привязки, -
держат крепче якорных цепей.
Сможешь – честен будь и бескорыстен.
Тяжко это. Ну, а нет, так нет.
Только тяжесть выстраданных истин
людям передай, раз ты поэт.
Если повезет – партийный бонза,
олигарх, законов главный страж,
чек отпишет и отсыпет бронзы,
обеспечит тысячный тираж.
Если повезет черезвычайно,
попадешь "в тусу", с бомонд, в струю.
Босс подарит пять минут прайм-тайма
сможешь правду огласить свою.
А не повезёт припасть к эфиру,
денег на бумагу не наскресть,
выложи творенья на Стихиру.
Слава Богу, что такая есть.
Не сдавайся. Весел будь наружно
и не плачь от грешной чепухи.
Можешь матюкаться, если нужно.
Зубы сжав трудись. Пиши стихи.
Голову склонив, напялив маску,
терпеливо, словно волчья сыть,
в уголке души лелея сказку.
Чтоб писать стихи ты должен жить.
Не в угоду шефу и банкиру,
не за злато, славы конфетти.
Ты – поэт. И, значит, правду миру
только ты и можешь донести.
Выстрадав и сверив до микрона,
прорычи, провой её, как зверь,
Выкаркай, уж если ты ворона.
Но в свою, вот в эту правду, верь!
***
Толерантный политик, наверно политик хороший.
Честно служит народу, прощая нам наши грехи.
Толерантный поэт – это нонсенс, как рыба в галошах.
Пусть творит что угодно, но только не пишет стихи.
Впрочем, что я так строго? Пусть пишет стишки к юбилеям,
И партийные гимны, и рецепты соленья грибов.
Но противно,когда, всей душой ненавидеть не смея,
рассуждает селедка про Бога, про смерть, про любовь.
Хороша толерантность, и многие знают об этом,
За семейным столом, в турпоходе, в рабочем цеху
Но коль ты толерантен, – не смей называться поэтом!
Лишь любовь с нетерпимостью вместе – дорога к стиху.
Призову я терпимость для жизни общиной большою,
И в супружеской жизни тоже она хороша
Но «терпимый» поэт, – лицемер, или скуден душою
За такого поэта я, право, не дам и гроша.
Мне по нраву поэт – хулиган, бузотер и задира
Кто не станет покорно молчать вслед за жвачной толпой,
Кто напишет свой стих хоть и пальцем на стенке сортира,
Он не может терпеть, и стихи для него – как запой.
Пусть ругают его и за наглость и за грубость повадки,
Упрекают, что левую щеку никак не подставит врагу.
Мне плевать с высоты на любые его недостатки,
Лишь стерильных стихов я простить никогда не смогу.
Раньше их убивали, кто «восстал против мнения света»,
Но мельчает народ, и не зван на дуэли пиит
Подползут потихоньку, и стащат с трибуны поэта
Чтобы сытой толпе не испортил злодей аппетит.
Да, в гуманный наш век анонимка опасней нагана.
Аноним модератор (где маска, и где капюшон?)
Не палач, а чиновник, он забанит «того грубияна»
Безопасен поэт, если права на слово лишен.
Сразу станет спокойней, и тратить не нужно эмоций,
Все по букве закона, таково сочетанье планет.
Но когда он уходит – в душе пустота остается.
Вот по ней понимаешь, что ушел настоящий поэт.
***
Вы у нас в Днепровске не бывали?
Зелень. Речка. Воздух – чисто мед!
Лучше место сыщете едва ли.
Рай – для тех, кто правильно поймет.
Есть асфальт. Как нет дождя – так сухо.
Даже лужи нету ни одной.
И с культурой не совсем, чтоб глухо -
дискотека – каждый выходной.
А еще – концертные ребята
приезжали в нашу глушь не раз.
И художник был у нас когда-то.
Вот о нем и будет мой рассказ.
Митя – самоучка от культуры.
Рисовать любил с пеленок, гад!
А у нас работы – на смех курам:
в месяц – три афишки да плакат.
Наш художник явно был "с приветом" -
эдакий поклонник красоты.
Девок с танцев провожал. При этом -
ни одну не поволок в кусты.
С мужиками не ругался грубо
(разве кто порвет его плакат).
И любил залезть на крышу клуба -
мол, полюбоваться на закат.
Ну, ему ребята как-то дали…
Так, не по злобѐ, но был момент:
Чо же мы, закатов не видали?
Чо он нос дерет, антилихент?
Ну, потом проведали ребята
(Митин дед расхвастался, бахвал)
что в своем сарае, возле хаты,
он закаты эти рисовал.
И еще пошел слушок на танцах:
мол, Митяне крупно повезло -
в городок наш тихий иностранца
прямо из Нью-Йорка занесло.
Этот тип, бессовестно богатый,
на просмотр тайком в сарай пролез,
и меняет Митины закаты
скопом на евонный Мерседес!
Девки создавали список длинный
чтоб Митяню затащить в кровать.
А одну, последнюю картину,
Митя отказался продавать.
И завклубом рассказал знакомым,
что уже побелена стена,
где, в подарок городу родному
будет много лет висеть она.
Иностранец, чай, рубил чего-то
(Раз богач – не может быть, чтоб глуп!)
И в субботу, апосля работы,
галстук я надел, и сразу в клуб.
Тьма народа. Тесно, душно, шумно.
Каждый норовит толкнуть плечом.
Все стоят, кивают с видом умным -
словно понимают что-почем!
А картинка- в рамочке под лаком
(явная подделка под орех)
небольшая, может – метр с гаком,
точно прыщик – на виду у всех.
Только если очень присмотреться,
и совсем не замечать мазки,
видно то, что каждый знает с детства:
церковь у излучины реки.
Видно, Митя делал по науке,
и какой-то скрыл внутри секрет.
Потому, как даже слышно звуки,
хоть магнитофона вроде нет.
Звоны созывают на молитву,
треск цикад стоит над полем ржи.
Режут над водою, словно бритвой,
воздух сумасшедшие стрижи.
В хатах за рекой блестят оконца,
баба гонит хряка за сарай.
Солнце жарит так, как… жарит солнце.
Хоть снимай штаны, и загорай!
Чьи-то куры роются в пылище,
у причала чалится баркас…
Я такое видел может тыщу,
или, может, десять тысяч раз.
В целом впечатленье неплохое.
Но не стоит Мерса, хоть убей!
Скажем, на моих фотообоях
девочка в бикини – не слабей.
И, достав из пачки сигарету
вышел подымить на воздух, в сквер.
Понял я, скажу вам по секрету:
с жиру беситься миллионер!
А спустя неделю мы узнали,
что и с Мерседесом счастья нет:
Тачку у Митяни отобрали,
чуть живого выбросив в кювет.
Он сейчас не видит ни бельмеса -
после той истории ослеп.
Впрочем, и в кабине Мерседеса
был бы Митя жалок и нелеп.
Не прошло и года с половиной,
все забылось. Даже следа нет.
В клубе сняли Митину картину.
Может, взяли в чей-то кабинет.
Что ж, Победа – только сильным духом!
Слабаки – кому они нужны?
Светится теперь, на радость мухам,
девственная белизна стены.
Сантименты мне – как рыбе шуба.
Жил без них, и впредь надеюсь без…
А вчера я вдруг на крышу клуба
так, под настроение, полез.
Все вокруг такое, как когда-то,
благодать – и вправду как в раю.
Жаль, что не с чем мне сравнить закаты…
Наши-то красивше, зуб даю!
Это ничего, что все знакомо,
и не страшно, что живем в глуши.
Видеть красоту родного дома -
факт, весьма полезный для души!
Воздух чист до самой дальней дали,
небо все в кудряшках облаков.
Вы у нас в Днепровске не бывали?
Рай, хотя и не для слабаков!
Вдруг, гляжу – почти у среза крыши
пацаненок лет пяти-шести
так старательно в блокнот чегой-то пишет.
Я вгляделся: Мать его итти!
Карандаш дрожа как паутинка,
следуя дрожанию руки,
выводил знакомую картинку:
Церковь у излучины реки.
***
Мир в детстве звонок, многоцветен, нов.
Как пчелки мысли роем в полдень знойный,
И множество прекрасных новых слов
Вполне произнесения достойны.
Но с возрастом, печаль познав едва,
(Ведь долго мы живём на свете белом)
Сколь быстро истираются слова,
Когда их прочность проверяем делом.
Почти как пар дыхания в мороз
слова летят, теряя смысл и форму.
Бурленья СМИ подобны хлороформу
и сонный мозг почти сожрал некроз.
Но, люба, верь: когда глаза в глаза,
слова несут особое значенье
пределов нет и нет ограниченья,
бессмысленны резоны, тормоза.
Они- брильянты, чище чем слеза.
Вот за такие голосую – "За!"
***
Дед и баба кричали вослед Колобку:
Ах вернись! Мы б медку доложили в муку!
Ты не знаешь окрестных опаснейших мест.
Вдруг тебя серый волк непорядочный съест?
Но в ответ Колобок: «Много мест на Земле.
Не хочу умирать я в тепле на столе!
Душен скучный уют, упорядочен быт,
И душевных порывов восторг позабыт!»
И катился всё ниже простак Колобок
чтобы хитрой лисе угодить на зубок.
А ведь мог греть у печки привычной бока.
Повезло б – не схарчили тотчас Колобка
Мог, скатившись под лавку, запрятавшись в тень,
Оттянуть свою гибель хотя бы на день.
Даже смог бы, коль сразу его не сожрём,
Целый месяц тянуть, став совсем сухарём,
Чтобы плесень его затянула бока,
Ржать над дедом и бабою исподтишка.
Он не знал, Колобок: если ты патриот
То за бабку и деда положишь живот.
Это предназначение всех Колобков.
В том сермяжная правда и путь их таков.
Но воскликнет, конечно, любой радикал:
– Колобок справедливости высшей искал.
Он отринул мещанские страхи и быт,
Ибо участь ужасная – съеденным быть.
Он к всеобщему счастью разведывал путь.
В этом жизни и есть высочайшая суть!
Я сижу за столом тупо пялясь в окно:
Если съеденным долей мне быть суждено,
То ли родич сожрёт, то ль неведомый тать,
Так бежать ли, покорно ли участи ждать?
Неизбежностью кто из людей не влеком?
Как бы ты поступил, будь ты сам Колобком?
***
Испаряясь легким паром,
возникая в новом месте
боль с любовью ходят парой.
Только вместе.
Только вместе.
А еще, привычкой старой,
как всегда- на рану солью,-
и разлука тоже парой.
Вместе с болью.
Вместе с болью.
И, напитанная ядом,
будто врозь им было скучно,
боль идет со смертью рядом.
Неразлучно.
Неразлучно.
И на все ее хватает.
Даже лишней остается,
и за сердце вдруг хватает
тех, кто весел и смеется.
Догоняет волком в поле,
в точку бьет, как пуля в тире…
Видно слишком много боли
в этом мире.
В этом мире.
***
Ночные танцы
Как только тьма сожрет закат
и расточится звон цикад
и испятнает неба скат
ветрянка звезд
Из ничего, из темноты
в один сольются все мосты
и выйдем двое – я и ты
на этот мост.
Вне тяготенья
Танцуют тени
цветов сплетенье
мечты полёт
Пусть на мгновенье
восторг свершенья
Небесный гений
нам ниспошлет
Мы ритм начальный задаем
и одиночество вдвоем
стекает тоненьким ручьем
в тоски купель
движенье звезд то вверх, то вниз
и менуэт и вальс каприс
и в тишине из-за кулис
звенит капель
И вновь паренье
как озаренье
Танцуют тени
Что за гастроль!
И в нашей власти
и страх и страсти
Такое счастье
почти как боль.
И срип сверчков и трели птиц
вплетутся в пересвет зарниц
и сбросят маски с грустных лиц
как старый сор.
Проткнут простор лучи луны
свернувшись в три стальных струны
и звуки пряно-охрянЫ
вольются в хор.
Пусть провиденье
за наслажденье
без снисхожденья
собъёт на дно,
Но, почему-то,
за те минуты
готов цикуту
пить как вино.
***
"…Подмостков бледный властелин
Явившимся из Гарца феям
Волшебникам и чародеям
Поклон отвесил арлекин"
Аполлинер "СУМЕРКИ"
Глодая тишину,
как черви гложут доски,
Скользя как лунный блик,
как ножик под ребро,
Властитель бьет жену
и всходит на подмостки.
И светозарен лик
распятого Пьеро.
Хрипит некстати «Бис!»
голодный пес партера,
Как резаный щенок
вовсю визжит Пролог.
И гильотиной вниз
срывается портьера,
срубая тени ног
и сея трупный смог.
Сквозь слизь кровавый гном
ползет, вскрывая лоно.
Поваплены гробы,
что в целом портит вид.
Скажи, ты перед сном
молилась, Дездемона?
Ты слышишь рев трубы?
На кнопку жми, шахид!
***
О, безупречность линий тела!
Как горяча и как легка!
Она столь многого хотела,
А жизнь была так коротка…
Была прекрасна в самом деле,
Не ведая добра и зла.
Ракета, что летела к цели,
И смерть несла.
***
Наше время паучье:
ловим мух на окне.
Стыд за благополучье
перед теми, кто "не…"
Жаль калек и убогих,
разоренных жульём.
Жалость-стыд понемногу
мы в себе изживем!
Не огонь и не пена, -
уж такая судьба.
Мы в себе постепенно
задавили раба.
Вот печальная повесть,
житиё-бытиё:
где-то прячется совесть.
Мы додавим её!
Ты адепт новой веры!
Ты Свободы жених!
Стыд и совесть – химеры
Обойдемся без них!
Глядя твердо и честно
будем топать вперед.
Нам стесняться невместно.
Пауки,
Мы свободный народ!
***
Ходят по Гее геи
не опуская голов
верно служат идее
сближения полов.
А в мрачных подвалах, бессонно,
всю жизнь не смыкая глаз
правят миром масоны,
и угнетают нас.
Всяческие дурманы
те, от которых мрут,
колят себе наркоманы,
нюхают, курят и жрут.
Гопники, СПИДа рассада,
и где-то (да что там, везде!)
педо- мазо- и садо-
мир приближают к беде.
Ханжество, жадность, злоба,
гордыня и прочая муть
скопились в достатке, чтобы
погибелью мир захлестнуть.
Но всё же каждое утро
в джунглях штата Кашмир
отшельник, безумный но мудрый
жертвой спасает мир.
Ни благость, ни мракобесие
не победят пока.
Мир висит в равновесии
уже не годы, – века.
Вся бифуркация смыслов
смыла узлы и углы.
Шатается коромысло
на острие иглы.
Неразрешимы загадки.
Но ты не злись и не ной!
Спи в тёплой еврокроватке.
Баю-бай, мой родной!
***
За полночь туч чернеющий отряд
затроллил в небесах луну раздетую.
Творцы вовсю бодрятся и творят
и гасят сон об кофе с сигаретою.
В свое бессмертье верят горячо
и в славу средь потомков, пресловутую.
А смерть, беззубо скалясь за плечом,
уже готовит им бокал с цикутою.
Художник пробивается в музей,
писатель пробивается к читателю.
Они бы на родных и на друзей
при жизни лучше б дух и время тратили.
У столика, что за пивным ларьком
своим грехам искали б оправдание
решая, что есть "нравственный закон"
и прочие проблемы мироздания.
Болтали бы про олигархов, шлюх,
про примадонну десять лет отпетую…
Есть много тем, что услаждая слух,
не губят жизнь, как кофе с сигаретою.
Но эти чудаки на букву "М"
молились не на блоги интернетовы:
на мир сонат, картин, скульптур, поэм
На то, что было близким фиолетово.
Они творили крепко, как могли,
стандарты несуразной неуместности
Уходят, или все уже ушли.
Таки пробившись, или же в безвестности.
И на плите, среди могильных куч
пусть время выбьет, наряду с анкетою
Не кисть, перо, или скрипичный ключ
а просто чашку кофе с сигаретою.
***
Я человек либеральных взглядов
Верую в честь, и добрых людей.
И меня убеждать не надо
что должен быть наказан злодей.
А кто, плохого другим не содеяв,
живёт как хочет – и пусть живут!
Признаю права и лесби, и геев,
и право женщин на всякий труд.
Все равноправны под небесами
и чистых нет от грехов людских.
И пусть наркоманы травятся сами:
это их выбор и право их.
И те, кто лезет в секты и в фаны,
экстремалы, наёмники и бомжи
у всех есть право самообмана.
Не нравится? А ты на них положи!
Довлеют над человеком соблазны:
был моралист, а стал – аморал.
И,– да, я против смертной казни!
Потому что я, – либерал.
Нет, я не пойду с толпою убогих
на площадь протестовать и орать.
Но всё же уверен – я лучше многих
безумных и диких, которых рать.
Пусть левые вешают правых на древах,
раз их стремление таково.
А правые пусть расстреляют левых.
Я выживу, ибо я, – большинство!
***
Если мир вокруг качает,
резь в глазах и в горле ком
приходи и выпей чаю,
непременно с молоком.
И раскроется кулиса,
и погаснет в зале свет
Скажет девочка Алиса
–Чистых чашек больше нет!
И уйдет по сказке дальше
дверь захлопнув невзначай.
Ты поймёшь, что ты Болванщик,
и терпеть не можешь чай.
И отбросив прочь опаску,
дерзновенный мушкетёр,
ты нырнешь с разбегу в сказку
как в колодец трех сестер.
Велики, малы ли двери,
просочишься и пройдешь.
Победишь любого зверя,
разберешь любой картеж.
Что нормально для мужчины,
из одних амбиций лишь,
высочайшие вершины,
насмехаясь, покоришь.
Как герой по биссектрисе
с Джомолунгмы съедешь вниз…
Но на барышне Алисе,
умоляю, не женись!
Для Алисы, милый мальчик,
даже сотню лет спустя,
так и будешь ты Болванщик.
Полоумное дитя.
***
С небес хрустальной вышины ни грязь, ни камни не видны.
Лучами нежно шевеля
Звезда на Куполе блистала
И представлялась ей Земля
Прекрасным голубым опалом.
Грез романтических полна с небес в наш мир сошла она.
И ей пришлось узнать на деле
Как обустроен мир земной.
Позавчера я на панели
Ее приметил в час ночной.
Так проняла ее краса, что оплатил ей три часа.
***
Мы приходим сюда и уходим потом в никогда.
А зачем, почему? Не находим ответов.
Есть немного поэтов чьи стихи – что живая вода.
И они как руда для грядущих за ними поэтов.
Зашуршит черемша, взвоют волки, тоскою глуша.
Вырос памятник. Тот, что прочнее и бронзы и стали.
Есть поэты, чей стих равнозначен понятью "душа"
И Царев не спеша меж высоких встал на пьедестале
***
Диоген, философ древний
ёрник был и лицедей.
Афинян ругал он гневно:
"Я не вижу здесь людей"
Среди дня бродил с лучиной,
нужен мол, поярче свет:
"Вижу женщину, мужчину.
Человека только нет"
Так чего ж тот древний грека,
прибегая днем к огню,
так хотел от Человека,-
я сейчас вам разъясню.
Есть различные науки,
есть заумные слова:
человек не только руки,
ноги, попа, голова.
Возрожденье и Античность
в мнении едины в том:
Человек – он прежде – личность,
остальное всё потом.
Что-то было, что-то будет,
кто-то бродит по углам…
Сами мы не очень люди,
если судишь по делам.
В городах как в банках шпроты,
биты жизнью и судьбой.
На войну – как на работу,
на работу – как на бой
И уже не замечаем
как меняют нас года.
Нас е-е, а мы крепчаем,
только стонем иногда.
Платим тупо ипотеку,
на соседку ложим глаз.
Вот и тянет к Человеку:
может он научит нас?
На дальних мирах, нам пока неизвестных
Живут иномирцы открыто и честно.
Не жаждут друг-другу урезать свободу
И даже не губят родную природу.
Но скушно им стало давно отчего-то
И сели ребята в свои звездолеты.
Решили они прогуляться по миру
Проведать созвездья и черные дыры.
По трассам космическим, звёздным дорогам
На Землю попали он ненароком
Увидели, как мы живём неказисто.
Их сильно скрутило в сочувствии чистом.
Анализы сделали, всякие пробы
И зависти вирус был найден и злобы.
Искусственный мозг из космических масел
Вакцину от вируса им заколбасил,
Чтоб люди избавились от недостатков
И зажили дружно и мирно, и сладко.
Но скажет вам всякий знаток медицины:
Они припозднились с подобной вакциной.
Не портят, еще со времен троглодитов
ни зависть, ни ненависть нам аппетита,
И наши, лакейски согнýтые, спины
Не выпрямить инопланетной вакциной.
Без иномирян знаем наверняка
Что выше закона кулак вожака.
На ваши планеты еще принесём
Мы нашу мораль и порядок во всём!
***
Когда на страну, через боль и потери,
Репрессий накатывал вал,
Придумал Чуковский забавного зверя
И "Тянитолкаем" назвал.
Вот вроде лошадка, вот вроде простая,
Анфас отличишь их едва.
Но сзади на крупе у Тянитолкая
Вторая росла голова.
Глядела одна голова его прямо
И был бы порядок и лад.
Но в это же время (о горе!) упрямо
Вторая смотрела назад.
Бедняжка лежал, обреченный на муки,
Не мог ни бежать, ни идти.
И лишь Айболита волшебные руки
могли бы зверюшку спасти.
Живем мы комфортней Адама в Эдеме.
Есть гаджеты и интернет.
И скоро, презрев гравитации бремя,
Достигнем ближайших планет.
Идти бы вперёд, горизонты стирая.
Но люди вперёд не спешат.
Наверное, есть головёнка вторая,
Которая тянет назад.
И зависть с обидой за прошлое душит,
Не видно вперёд ни на пядь.
И Каин вселяется в жадные души
И брата идет убивать.
Политики вспомнили старые свары
знамёна забытых обид,
И воют о чем-то победно фанфары,
И Землю от страха знобит.
Смотри на подобные страсти-мордасти,
но к сердцу их не допускай!
Ведь каждый поэт – он пророк лишь отчасти
отчасти же Тянитолкай.
***