Адам Робертс
Стена
– Простите меня, господин офицер, – сказал Тигхи, шмыгая носом.
Пыль с пола попала ему в нос и неприятно щекотала носовые пазухи. От ударов по копчику заныл позвоночник. Юноша чувствовал себя глубоко несчастным. По его щекам потекли слезы.
– Ты плачешь?
– Да, господин офицер.
– Какой же ты воин?
– Мне страшно, господин офицер, – прохныкал Тигхи. – Я слышал нехорошие истории…
– Истории? – Впервые за весь допрос человек, ведущий его, кажется, проявил настоящий интерес.
– Я слышал, что Отре… что они дурно обращаются со своими пленными.
Короткая, продолжавшаяся мгновение пауза, и вверху раздался заливистый смех. Похоже, слова Тигхи немало развеселили офицера. Робко – его сердце все еще гулко стучало от страха – юноша попытался чуть-чуть приподнять голову, чтобы посмотреть вверх. И тут же ощутил лбом прикосновение сапога провожатого. Удар был несильным, это было своеобразное предупреждение. Тигхи опять уткнулся носом в грязный пол. Человек сверху перестал смеяться.
– Мой дорогой мальчик, – произнес он, – мы слышали те же самые истории об Имперской армии. «Не попадайте к ним в плен», – говорили нам. – Они подвергают своих пленных изуверским пыткам». – Он опять рассмеялся. – Так принято на войне. Мы тоже стараемся принять меры, чтобы у наших солдат не возникало соблазна сдаться в плен. Сражайтесь до последней капли крови – таков наш лозунг, и в нем заключается самая лучшая философия стратегии.
Последовала пауза. В тишине явственно слышалось поскрипывание цепей, державших доску, на которой сидел офицер.
– Ладно. Я не могу возиться с тобой весь день. У меня и других дел по горло. Тебя привели ко мне только потому, что кто-то, занимающий высокий пост, решил, что ты достаточно важная птица. Ты знаешь почему?
– Нет, – тихо ответил юноша.
В этот момент он ощутил себя ничего не значащей песчинкой.
– Ну что ж, сказать по правде, и мне невдомек, почему у них возникло такое предположение. Наверное, потому, что твоя кожа темного цвета, но для меня это ровным счетом ничего не значит. Кто-то, должно быть, подумал, что ты занимаешь в Имперской армии особое положение, раз у тебя темная кожа. Я так не думаю. Ты родился в какой-то деревне на задворках Империи. Ты флатар. Ты – ничто. Пора заканчивать наш разговор. Надеюсь, что за тебя дадут хорошую цену.
Провожатый грубо схватил Тигхи за руку и рывком поставил на ноги.
– Цену? – повторил потрясенный юноша.
– Да, конечно, – задумчиво проговорил человек сверху. – В настоящий момент торговля идет вяло. Рынок близок к кризису. После войны на рынок поступает огромное количество товара, а мы, к сожалению, не можем зарабатывать столько, сколько бы нам хотелось. Но такова уж природа вещей.
Глава 8
Озадаченного и сбитого с толку Тигхи опять повели по лабиринту деревянных коридоров. Лабиринт деревянных закоулков, дверей, полов, потолков настолько примелькался, что перестал производить на Тигхи впечатление. По деревенским меркам окружающее стоило баснословных денег, которые были выброшены на ветер, однако теперь это изумляло его все меньше и меньше. Все, что существовало в мире, не имело теперь к Тигхи никакого отношения.
Его наполовину протащили, наполовину проволокли по дюжине разнокалиберных коридоров и заперли в комнате, где уже находился еще один человек, но Тигхи не мог определить – он или она. От побоев у него или нее распухло и почернело лицо. Человек лежал без движения и молчал. Свет, проникавший через щели в двери, угас, и в помещении стало темно. Тигхи пощупал свой живот. Страх и возбуждение десятикратно обострили чувство голода, доведя его до уровня, когда он воспринимался как острая, физическая боль.
Едва Тигхи успел подумать, что до завтрашнего дня у него во рту вряд ли побывает даже маковая росинка, как дверь открылась, и в помещение влетел сверток из листьев платана.
Развернув листья, Тигхи обнаружил в них травяной хлеб. Пекари не поскупились и сдобрили тесто насекомыми. Юноша жадно набросился на еду, давясь плохо прожеванными кусками, и вскоре его желудок, отвыкший от нормальной пищи, да еще в таком количестве, отреагировал на это мучительными спазмами. Юноша резко умерил аппетит. Его сосед – или соседка – лежал на боку и не проявлял никакого интереса ни к Тигхи, ни к хлебу.
– Принесли поесть, – сказал в конце концов Тигхи. – Хочешь хлеба?
Ответа не было.
Перед Тигхи встала этическая дилемма. Он слышал шумное дыхание, и стало быть, человек был еще жив. Однако Тигхи был так голоден, что мог незаметно для себя съесть весь хлеб. Он съел бы и три таких буханки, если бы ему их дали. Тигхи решил попробовать заговорить еще раз:
– С тобой все в порядке? Тебя били? Ты голоден?
Молчание.
– Я могу дать тебе хлеба, чтобы ты поел потом? Пусть полежит у тебя, и ты съешь его немного погодя.
Молчание.
– У тебя что, ранен голос? – Эта идиома пришлась Тигхи не по вкусу, но он не мог найти иного способа для выражения своей мысли. – Ты что, не можешь говорить? Если так, то подай знак хоть как-нибудь, если голоден.
Молчание.
Тигхи оставил дальнейшие попытки добиться чего-либо со стороны этого странного существа и быстро расправился с остатком травяного хлеба, а затем лег на пол. Спазмы в желудке утихли, и юноша заснул.
Он не мог определить, сколько времени продолжался сон, но, когда проснулся, сквозь щели в двери и деревянных стенах уже пробивался свет. Тот, другой, занимал точно такое же положение, как и вчера. Казалось, его тело срослось с полом. Лишь глаза внимательно смотрели на Тигхи через узкие щелочки, оставшиеся между распухшими, почерневшими веками.
– Доброе утро, – вежливо приветствовал Тигхи своего товарища по несчастью. Юноша сел на полу и принялся растирать затекшие конечности. – Как ты?
Прошло еще немного времени, и молчание сокамерника стало частью разговора. Тигхи говорил что-нибудь и затем делал паузу, оставляя место для ответа, которого не было. Он начал рассказывать свою историю, начиная с того момента, когда его платон бросили в сражение, и кончая их злоключениями в лесу. При этом обнаружилась странная особенность. Он смог рассказать о смерти каждого своего товарища, за исключением Ати. Как только Тигхи начинал рассказывать о нем, у него перехватывало горло. Горе предупреждало: не трогай меня понапрасну. И тогда юноша оборвал свое повествование на полуслове и в молчании уставился на стену. Сколько дерева.
Прошло еще несколько часов, и дверь отворилась. Тигхи ожидал пищу, однако вместо этого в камеру вошел солдат Отре. Он ничего не сказал, но, подойдя к тому, другому, схватил его за лодыжку. Тигхи молча наблюдал за тем, как его сокамерника поволокли по полу к выходу. Изменился лишь ритм дыхания. Оно стало более частым. Никаких других признаков, говоривших о выходе этого существа из прежнего, абсолютно заторможенного состояния, так и не появилось.
Дверь захлопнулась, и Тигхи остался один.
Вечером Тигхи получил еще одну порцию хлеба. Ночь так же прошла в одиночестве. Утром дверь открылась, и Тигхи приказали выходить в коридор.
С запястьем, по-прежнему привязанным веревкой к лодыжке, юноша выбрался из комнаты и заковылял за охранником по деревянному коридору. Они спустились по какой-то лестнице и вошли в просторный зал, куда через широкие промежутки между досками потолка в изобилии поступал солнечный свет. Здесь ему пришлось томиться в безвестном ожидании вместе с другими насмерть перепуганными пленниками, спутанными точно так же, как и Тигхи.
От долгого стояния в неудобной позе Тигхи начал уставать и попытался сесть на пол у деревянной стены, однако охранник громко прикрикнул на него на языке Отре, и юноша встал.
Всего вместе с собой Тигхи насчитал семь пленников. Они стояли так в напряжении много часов. Люди сновали по залу туда-сюда, приходили и уходили. Большая их часть была одета в форму солдат Отре, однако появлялись и другие люди в куртках из кожи и из дешевой плотной ткани. Один высокий парень обращал на себя внимание оригинальным одеянием, представлявшим собой большой кусок ткани, который, будучи обернутым несколько раз вокруг головы, а затем разделенный на четыре широких полосы, охватывал все его тело. Полосы были завязаны на лодыжках. Он остановился перед семью имперскими пленными и стал пытливо вглядываться в каждого из них. Больше других его, похоже, заинтересовал Тигхи.
– Ты! – сказал он на сильно исковерканном имперском. – Говорить Отре?
Тигхи отрицательно покачал головой.
– Говорить танаха?
– Ты говорить только имперский? – противным, скрипучим голосом проговорил этот тип и презрительно развел руками. – Какая польза от он?
– Я говорю также на моем родном языке, языке моей деревни, – спокойно сказал юноша на своем языке.
Чужестранец затряс головой и удалился.
Прошел еще час или около того, и в зал явились два солдата, вооруженные острыми секирами, которые они покрутили над головами, чтобы произвести на пленных устрашающее впечатление.
– Вы все, марш-марш, – приказал они.
Их владение имперским также оставляло желать лучшего. Тот, что был пониже ростом, связал шнуры, которыми были стреножены пленные, между собой. Получилась людская цепь, которую конвоиры, – один впереди, а другой сзади – вывели из форта и повели по уступу на восток.
К тому времени, когда они оставили форт, день уже близился к концу, и Тигхи был настолько измучен и голоден, что не обращал почти никакого внимания на окружающую обстановку. Солнце стояло высоко, и небо было ярким. Они прошли по нескольким уступам, которые располагались один за другим и практически не имели козырьков в виде нависающей над ними стены. Когда небо уже посерело, они подошли к огромному месту, напоминавшему загон для скота. Загон был битком набит людьми, которые в большинстве своем сидели на земле, понуро опустив головы.
– Сюда! – рявкнули охранники. – Живее!
В заборе была устроена широкая калитка, сбоку которой стояла небольшая будка для охраны. Каждый раз, когда мимо нее проходил пленный, охранник прижимал к его шее какой-то предмет, имевший форму миниатюрного кирпича или кубика. После этой процедуры на коже оставалось разноцветное клеймо.
Вошедших внутрь привязали к столбу, вкопанному в землю, к которому уже было привязано около дюжины других пленных. Таких столбов на территории загона оказалось несколько.
– Нашего брата прибыло, – с усталым вздохом произнес пленный, которого, по всей видимости, пригнали сюда раньше. – Скоро здесь и сесть некуда будет.
Глава 9
Когда начался сумеречный шторм, охранники попрятались в свою будку, а пленные сбились в кучи вокруг столбов. Люди боялись остаться на краю и, обезумев от страха, рвались к столбам, чтобы вцепиться в них и не дать стихии унести их в бездну. Они отталкивались друг от друга, топтали упавших, карабкались на плечи и ходили по головам. Многие рыдали и выли от ужаса. Казалось, вся эта огромная масса людей одновременно сошла с ума.
Тигхи оказался зажатым между каким-то толстяком и костлявой женщиной с острыми локтями. Он услышал нарастающий рев сумеречных ветров и почувствовал, как они треплют и рвут его одежду. Животный страх проник в его душу, пронзал все тело от пяток до кончиков волос. Тигхи сжался в комочек и тихо заскулил, в то время как все вокруг истошно вопили, как будто старались перекричать шум бури. Бог разгневался на них и пытался стащить со стены силой своего дыхания.
Несмотря на всю свою неукротимую ярость, сумеречный шторм постепенно утих. В воздухе стало тихо, и людские кучи начали распадаться. Тигхи тоже смог протолкаться наружу, лечь на землю и попытаться заснуть.
Пленные то и дело перебирались с места на место, вставали, ложились, справляли естественные потребности. Тигхи толкали, наступали ему в темноте на руки и ноги. Не успев заснуть, он почти сразу же просыпался. Однажды кто-то даже помочился ему на голову. Когда налетели предрассветные ветры, люди задвигались и стали опять сбиваться в кучу, над ними повис протяжный вой отчаяния. Тигхи опять затянуло в людской водоворот, и опять от буйства стихии его защитила стена из людских тел, окружавших его.
Ветры улеглись, и толпы людей рассеялись. В воздухе раздалось нечто похожее на всеобщий вздох облегчения.
Тигхи хотелось пить, и он слизал языком влагу, оставленную на его свободной руке утренним ветром.
Час с небольшим спустя в зону вошли охранники и приступили к раздаче пищи: маленьких порций травяного хлеба с насекомыми и пучков травы. Тигхи ел молча.
Позднее охранники вернулись, и с ними пришел первый из последующей череды посетителей. Это был высокий, широкоплечий мужчина, одетый в лоскуты ворсистой ткани, которые держались на его теле благодаря силе трения: вокруг бедер, на груди, коленях и локтях. Они выглядели такими же невесомыми, как облака, однако розовая ткань тяжело шуршала, когда этот мужчина двигался в толпе пленных.
– Кто это? – поинтересовался Тигхи у сидящего рядом мужчины.
– Торговец живым товаром, – ответил тот.
– Что это значит?
– Не будь тупицей, – устало сказал мужчина. – Ты не знаешь, кто такой торговец живым товаром?
– Нет.
– Разуй глаза и увидишь, – последовало в ответ. Собеседник лег и свернулся в клубок, растирая запястье и лодыжку в тех местах, где путы оставили свои следы. Через некоторое время он опять заговорил:
– Торговец живым товаром – это тот, кто покупает и продает людей. Разве ты не знал?
– Нет, – ответил Тигхи. У него перехватило дыхание. – Извини.
– У тебя странный акцент, – произнес мужчина и замолчал.
Вскоре он задремал.
Тигхи внимательно наблюдал за тем, как торговец людьми ходит среди пленных и отбирает нужных ему людей. Таковых набралось с дюжину. Затем он уединился с одним из солдат Отре в будке охраны. Когда оба вышли оттуда, на их лицах красовались довольные ухмылки. Торговец живым товаром снял путы с восьмерых пленных и связал их по-своему. После этого он увел этих людей из зоны.
Начало процессу было положено. В лагерь к пленным стали регулярно наведываться люди, избравшие своей профессией торговлю себе подобными существами. Один такой делец, мужчина с необычно длинными ногами и необычно короткими руками – довольно странное сочетание, – остановился перед Тигхи и стал разглядывать его.
– Мне нравится твоя кожа, – произнес он, перебирая короткими, похожими на обрубки пальцами по руке юноши от предплечья до локтя. Не зная, как реагировать, Тигхи сидел не двигаясь. – Покупатели могли бы заинтересоваться тобой.
Охранник, стоявший рядом с торговцем живым товаром, нетерпеливо переминался с ноги на ногу и всем своим видом выражал скуку. Он сказал что-то короткопалому, и на лице у того появилась гримаса неудовольствия. Он оглянулся и после короткого обмена фразами встал.
– Ты говоришь на Отре? – спросил он.
Тигхи покачал головой.
– Настоящий идиотизм. Что это за живой товар, если никто из них не говорит на Отре. За них не дадут настоящей цены.
Торговец людьми повернулся и принялся препираться с охранником. После недолгой перепалки он двинулся дальше.
В тот же день в лагере побывал еще один торговец людьми. Охранник сразу же показал ему на Тигхи, выделив юношу из остальной массы пленных. При этом он несколько раз провел рукой по своему лицу. Тигхи догадался, что охранник говорит о цвете его кожи.
Подойдя к юноше, торговец людьми присел на корточки и стал внимательно осматривать его. Это был мужчина невысокого роста и неопределенного возраста. Из уголков глаз расходилась паутина тонких морщинок, а шея выглядела старше, чем остальное тело. У него была светло-коричневая кожа. Должно быть, этот человек много времени проводит на солнце, подумал Тигхи. Его поразила невероятная сухость этой кожи. Когда торговец заговорил, его голос оказался сухим, под стать коже, словно солнце выпарило из него всю влагу.
– Сколько тебе? – тихо спросил он.
– Восемь, – ответил Тигхи.
Торговец покачал головой, не поверив.
– Ты старше, – сказал он и пощупал мускулы на руках Тигхи.
Все это время торговец неотрывно смотрел юноше в глаза. Затем встал и вступил в длительную беседу с охранником.
Тигхи наблюдал за ними совершенно безучастно, словно происходящее не имело к нему ни малейшего отношения. Казалось, собеседники никак не могли договориться. Охранник то и дело показывал рукой на будку у входа в зону. Очевидно, он предлагал удалиться туда, чтобы с глазу на глаз обсудить условия сделки. Однако торговец просто покачал головой, встряхнув гладкими и прямыми волосами, и сложил на груди руки. Затем он несколько раз разнимал их, показывая то на одного, то на другого пленного в зоне, но каждый раз опять складывал руки на груди.
Оживленный разговор длился минут десять – пятнадцать. Из этой тарабарщины Тигхи не понял ни слова. Наконец торговец протянул руку и дотронулся ею до локтя охранника, прервав его горячую тираду на полуслове. Затем повернул голову и посмотрел на Тигхи.
– Ты говорить Отре? – спросил он, и его голос потрескивал, как сухие листья.
– Нет, – слабо проговорил Тигхи.
Ответ юноши послужил толчком к еще одной продолжительной дискуссии между обоими мужчинами. Торговец людьми медленно водил головой из стороны в сторону, а охранник все больше и больше горячился.
И вдруг резко, ни с того ни с сего – так показалось юноше – беседа оборвалась. Торговец нагнулся и стал распутывать сложный узел на лодыжке Тигхи. Подхватив юношу под мышку, он потянул его вверх, заставив встать и выпрямиться, а затем завел свободную руку Тигхи за спину. Шнур больше не пережимал лодыжку, и юноша испытал облегчение, однако торговец тут же приложил запястье левой руки Тигхи к запястью правой и связал их у юноши за спиной тем же шнуром. После этого обмотал свободный конец шнура вокруг шеи Тигхи и завязал под подбородком.
С собой у торговца была кожаная сумка. Запустив туда руку, он достал пригоршню каких-то маленьких кругляшек и ссыпал их в ладонь охранника. После этого он повел Тигхи к калитке. Торговец людьми привязал Тигхи к столбу, врытому в землю у караульной будки. С одной стороны юноши была рыжеволосая девушка, а с другой – тощий паренек с маленьким, расплющенным носом. И тот, и другая были связаны точно так же, как и Тигхи. Руки заведены за спину, и от них к шеям тянулся шнур. Рыжеволосая девушка смотрела невидящим, отсутствующим взглядом. Тигхи попробовал было заговорить с ней, но она как будто не слышала его. Паренек громко шмыгал носом. Его кожу покрывала россыпь фурункулов, а из сплющенного носа капало. Он, похоже, так глубоко погрузился в свои страдания, что не замечал ничего вокруг.
Довольно скоро торговец людьми вернулся, ведя с собой новый товар: темноволосую девушку с широким темным ртом и мелкими чертами лица. Она была связана таким же образом, как и предыдущие его приобретения. Плосконосый паренек с фурункулами принялся безостановочно чихать. Торговец людьми отступил немного в сторону и бросил на свой товар оценивающий взгляд.
Плосконосый паренек перестал чихать. На какое-то время наступила тишина.
– Теперь вы принадлежите мне, – сказал торговец на имперском языке со странным акцентом. – Я отвести вас на восток и, может быть, обменять вас на коз. Вы плохо себя вести, я делать вам больно. Может быть смерть. Вы понимать?
В ответ никто ничего не сказал. Это, похоже, устраивало торговца людьми, который взял Тигхи за локоть и легонько толкнул вперед. Остальные двинулись за ним. Так начался их путь на восток.
Они шли и шли и, когда начало смеркаться, уже еле волочили ноги. Перед самым началом сумеречного шторма все вместе забились в расщелину, которую обнаружили в стене. После того как ветер утих, торговец людьми достал из своей кожаной сумки еду и поужинал. Своим пленникам он ничего не предложил.
На следующий день они опять двинулись в путь на восток по утесам и уступам, которые переходили один в другой. Скучать в пути не приходилось. Дорога была оживленной. В обе стороны шагали самые разные люди: солдаты Отре в серой форме, торговцы людьми, которые вели за собой длинные и короткие цепочки пленных, простые граждане Отре. Вскоре они вышли к уступам, заросшим высокой травой. Здесь дорога уже не отличалась такой многолюдностью. День продолжался, и вскоре торговец людьми и его четыре раба остались в одиночестве. Никто не попадался им навстречу и не догонял их.
В ту ночь они спали на открытом уступе. Правда, сверху над ними нависал широкий козырек. Торговец вбил в дерн четыре деревянных колышка и привязал к ним свой товар. С началом сумеречного шторма Тигхи отчаянно вцепился в колышек. Однако ветры здесь не отличались свирепостью.
Вскоре вокруг была лишь темнота, в которой мерцали звезды, и полная тишина, нарушаемая лишь сопением простуженного паренька. Тигхи, которому от голода казалось, будто кишки в его животе завязались мертвым узлом, настолько вымотался за этот дневной переход, что мгновенно заснул.
