Станислав Владимирович Далецкий
Время шакалов
Посещение кинотеатра, ещё несколько лет назад, было основным культурным мероприятием: ходили семьями, группами и парами на все новые кинофильмы и не реже раза в неделю.
Зимой практиковались лыжные прогулки в парках или за городом. Театры по ценам на билеты были доступны всем слоям населения, даже студентам и пенсионерам. Все музеи были с бесплатным входом, чтобы советские люди проводили свои выходные дни с пользой, а не в бытовых заботах. В воскресение все магазины, кроме продовольственных, были закрыты и этот день посвящался только отдыху и развлечениям.
С реставрацией капитализма положение резко изменилось и суета большого города полностью разъединила людей. Заводы и фабрики закрывались и разрушались, люди переезжали на жительство в другие районы города и квартальная общность людей по месту работы и жительства перестала существовать. Каждый человек, нынче, предоставлен сам себе – даже в семье.
Культурный досуг стал недоступным в Москве большинству населения – даже посещение семьей кинотеатра делает заметную брешь в бюджете обычной семьи, не говоря уже о театрах. Единственным доступным видом досуга жителя большого города стали телевизор и бутылка водки или аналогичного дурманящего напитка.
Но и ТВ, при множестве программ, стало разъединять людей даже в семье, потому что каждый смотрел, по возможности, свою передачу и потом, собравшись за обеденным столом, обсуждать увиденное было невозможно – каждый видел что-то своё.
Дружеские встречи заменило общение по телефону, и житель большого города стал в полной мере индивидуалистом, к чему стремилась и стремится действующая власть цель которой – не допустить единения людей и осознания большинством, неприемлемости своего нынешнего существования, чтобы гнетущее их меньшинство паразитов жило за счет народа в своё удовольствие.
Иная жизнь была и оставалась за пределами больших городов в деревнях, поселках и малых городах России. Там каждый житель знал почти всех своих посельчан: с кем-то соседствовал, с кем-то учился в школе, с иными работает вместе или работал прежде, и это не считая родственников близких и дальних, которые проживают там же.
Одинокий человек, приехав в город на жительство, так и останется одиноким, даже если заведет семью – семья тоже будет одинокой.
В малом городке или деревне у каждого жителя множество родственников, проживающих поблизости и постоянно общающихся между собой и даже одинокого приезжего человека, если он остается здесь на жительство, скоро начинают считать своим, а если обзавестись второй половиной из местных жителей, то сразу полгорода или деревни начинают числиться в родственниках.
И соседи по месту жительства тоже не прячутся за дверьми подъездов многоквартирных домов, а живут на земле в отдельных домах или на несколько семей, вся жизнь которых проходит на виду. Если, одинокий сосед в течение дня не показался из дома, кто-нибудь обязательно навестит его, чтобы узнать: не захворал ли и не нужна ли какая помощь.
Летом, вечерами после работы и домашних дел, люди выходили во дворы и на улицы малых городов и деревень, чтобы пообщаться по-соседски, поговорить о текущих делах и заботах, поделиться горестями и радостями или просто перекинуться несколькими словами.
Посещение кинотеатра или киноклуба здесь почти обязанность и новый фильм крутился в прокате столько дней, пока его не посмотрят все желающие сельчане. Особенной популярностью пользовались индийские фильмы – мелодрамы с песнями и танцами.
В этих поселках сохранялся общинный уклад жизни и городской индивидуализм ещё не отравил человеческие жизни и судьбы.
Однако, приметы подлого времени уже появились и там. Люди стали меньше общаться, безработица многих озлобила в поисках средств к существованию, безысходность жизни заставляла многих людей тянуться за стаканом самогона: на водку денег нет, а где пьянство там и злоба и дикость поступков и пьяные слезы по утраченной благополучной жизни в недалеком прошлом. Но и сквозь эти камни, придавившие людские судьбы, всё ещё пробиваются поредевшие всходы прежней общинной жизни всем миром.
Михаил часто вспоминал просьбы матери, в его нечастые и недолгие приезды на родину, вернуться домой из его одиночества в Москве к прежней спокойной жизни среди знакомых ему и всё ещё доброжелательных людей.
Но отрава городской бесполезной и бессмысленной жизни в людской толчее уже глубоко проникла в душевную сущность Михаила, одиночество вечерами у телевизора не угнетало, а воображение продолжало рисовать ему призрачные картины устройства его благополучной жизни, подобной той, что заполонила экраны телевизоров по всем программам ТВ.
Всё казалось: вот мелькнет жар птица удачи, и он схватит её за хвост и уже не упустит – так сорокалетний мужчина грезил в мечтах, как семнадцатилетний юноша, каким он приехал за успехом в Москву.
И такие успехи медленно, но уже вырисовывались в повседневной будничной суете и погоне за деньгами. Пусть на основе мошенничества, но он скопил некоторую сумму денег, необходимых для покупки скромной однокомнатной квартиры, занимаясь деятельностью в конторе Лабеан под началом бывшего тестя.
И потом: мошенничеством занимался не он, а его заказчики, которые путем несложных махинаций прикарманивали деньги предприятий, где работали руководителями, но не первых ролей. Именно они присваивали деньги путем заключения фиктивных договоров, а Михаил и, конечно, Сифа, только обеспечивали этих мошенников инструментом. Так слесарь в ремонтной мастерской изготавливает ключ по оттиску, принесенному клиентом, не зная, что этот оттиск сделан втайне от хозяина и вскоре эта хозяйская квартира будет ограблена. Но слесарь не виноват: он делал ключ взамен, якобы, утерянного, и взял плату только за сою работу – как и Михаил, получал плату за оформление договоров.
К исходу третьего года своей работы в Лабеане, Михаил начал подыскивать вариант покупки квартиры, располагая, как он считал, нужной суммой долларов, хранившихся в его комнате в укромном месте. Дело в том, что хранить деньги в рублях было невозможно – эти рубли обесценивались прямо на глазах и за три года цены на житейские товары возросли почти в тысячу раз с начала гайдаровских реформ, если считать в рублях и лишь немного возросли, на проценты, – если считать в долларах.
В очередной раз мечтам Михаила не суждено было сбыться. Осенью, бывший тесть предупредил Михаила, что уезжает на месяц в отпуск и оставляет контору Лабеан на его попечение. Дела Михаила заключались в обычном поиске клиентов, оформлении новых договоров и подготовки бумаг на выполнение предыдущих обязательств, чтобы заказчики перечисляли деньги, которые им вернёт Семен Ильич, возвратившись из отпуска. Такая процедура была и в прошлые годы, и Михаил успешно выполнял свои обязанности. Так он поступил и в этот раз.
Прошел месяц, Семен Ильич задерживался с возвращением из отпуска и клиенты, которые уже перечислили деньги, начали беспокоить Михаила телефонными звонками: когда эти деньги предприятий вернутся в их собственные карманы?
Михаил несколько раз звонил на квартиру Сифе, но там никто не отвечал. Прошло ещё несколько дней, и на очередной звонок Сифе ему ответил чей-то голос, что Семен Ильич здесь больше не проживает, а его квартиру арендует иностранная фирма «Айсберг», для своих сотрудников.
Такой ответ насторожил Михаила: перед своим отъездом. Сифа ничего не говорил о сдаче квартиры в аренду и своём переезде на другое место жительства в Москве. Он позвонил на квартиру Сане и там услышал подобный ответ, что квартира сдана и проживают в ней посторонние ему люди. Михаил позвонил в банк, куда он иногда справлялся о поступлении средств на счет Лабеана и ему ответили, что на счету денег почти нет, и последнее снятие денег было неделю назад лично гендиректором Фалисом.
Только тогда Михаил понял, Семен Ильич кинул его, как говорилось в среде начинающих предпринимателей, на бабки, которые ему причитались в виде комиссионных.
Он стал обзванивать бывших знакомых Саны и Сифа, пока кто-то не ответил ему, что Семен Ильич уехал на постоянное жительство в Израиль со всем своим семейством: семья уехала раньше, а сам Сифа примерно неделю назад.
Михаил кинулся в НИИ, открыл кабинет Сифы, где стоял компьютер и начал рыться в памяти компьютера, пытаясь найти данные о заключенных договорах, оплата по которым уже прошла, но денег своих Михаил не получил. Оказалось, что все сведения о работе Лабеана из компьютера удалены, исчезли и дискеты, дублирующие сведения из компьютера на случай его поломки. Более того, под дверь кабинета Сифы, который он, с развалом НИИ, арендовал у владельца корпуса, прихваченного бывшим директором в свою собственность и к этому времени уже продавшего этот корпус и уехавшего жить за границу, была подсунута бумага с просьбой сдать ключи от комнаты, в связи с окончанием срока аренды и неуплатой за предыдущий месяц.
Михаил был возмущен коварством бывшего тестя: надумал уехать – скатертью дорога, но контору Лабеан можно было передать ему, и он продолжал бы деятельность, уплачивая небольшой процент тестю, а теперь он остался без работы и без заработка.
– Наверное это Сана отомстила мне за бесполезные годы совместной жизни, – думал Михаил в бессильной обиде на всё семейство Фалисов.
Делать было нечего: Михаил взял компьютер себе домой – к этому времени такие компьютеры стоили уже немного и, видимо поэтому, Семен Ильич не продал его перед отъездом. Сдал ключи от комнаты, без уплаты задолженности по аренде, которую он предложил взыскать с Фалиса Семена Ильича, уехавшего на постоянное место жительства в Израиль, и стал думать, как ему жить дальше.
К этому времени, вся государственная собственность, представляющая хоть какой-то интерес, была уже поделена между ловкими людьми, в основном, нерусской наружности.
Заводы, фабрики и прочие заведения, располагающие землей и зданиями, оказались в нечестных руках различных проходимцев, которых пропаганда называла эффективными собственниками. Эти собственники, не умея организовать производство или не желая заниматься полезным делом, в целях сиюминутной наживы продавали оборудование по цене металлолома, распродавали здания и территории под магазины, склады или застройку, выбрасывая работников на улицу.
Особую привлекательность имели предприятия по добыче полезных ископаемых, особенно нефти и газа, продажа которых приносила баснословную прибыль, поэтому, все шахты, рудники и промыслы заимели своих владельцев, которые перепродавали достояние недр, принадлежащее всему народу, а вырученные деньги переводили на хранение за границу, потому что не имели уверенности, что грабеж страны будет продолжаться вечно.
Это подтверждал и опыт Белоруссии, где народ, обжегшись на демократах, выбрал себе порядочного руководителя, который остановил грабежи и хищения народной собственности и начал восстанавливать страну, пришедшую за три года демократии в полный упадок.
В России такого человека не нашлось и пьяница ЕБоН давал проходимцам зеленый свет на дальнейшее разграбление страны Россиянии.
Два года назад, вспоминал Михаил, чтобы облегчить разграбление страны и устранить последние препятствия в виде народных советов, избираемых населением, Ельцин, осенью 1993-го года организовал государственный переворот и захватил всю власть в стране, разогнав советы. Эти советы, впрочем, оказали слабое сопротивление банде Ельцина, поскольку к этому времени он окружил себя себеподобными существами, жаждущими только власти и денег и ничего более.
Михаил и тогда принял участие в процессе демократизации страны. Но уже не на стороне Ельцина, в котором успел разочароваться, а на стороне Верховного совета, который располагался в том же Белом доме, за защиту которого он получил медаль от Ельцина.
Именно тогда Михаил начал мысленно называть Ельцина – ЕбоНом, как его называла бывшая сотрудница Мария Николаевна, уже ушедшая из НИИ на преподавание доцентом в учебный институт, где – как и все учителя, перебивалась с хлеба на квас.
ЕБоН издал указ о роспуске Верховного совета и назначении новых выборов. Совет не признал этого указа и, согласно конституции, отстранив Ельцина от власти, стал ждать, что тот добровольно уступит закону.
Но попробуйте у пьяницы отнять бутылку с водкой: тот пойдет на любое преступление, чтобы оставить эту бутылку у себя – власть для подобных мерзавцев это такое же спиртное, что и алкоголь для пьяниц, а ЕБоН жаждал власти и был алкоголиком, и потому пошел на кровавое преступление, лишь бы удержать власть и бутылку.
Михаил тогда ходил каждый день к Белому дому – даже клиентов для Лабеана не искал. Он слушал у Белого дома призывы к сохранению конституции, стоял вместе с другими людьми на площади, охраняя Верховный совет от приспешников ЕБоНа, как прежде охранял этого ЕБоНа от советской власти в лице вялых членов ГКЧП.
Но ЕБоН не был ещё таким вялым, как члены ГКЧП, и осушив очередной стакан водки он устроил провокацию с гибелью людей, а потом и расстрелял из танков вялый Белый дом вместе с его защитниками под овации демократической общественности в стране и за рубежом.
В ту расстрельную ночь, Михаил, как всегда, накануне вечером ушел ночевать домой. Посмотрел по ТВ якобы нападение защитников Белого дома на Останкинскую телебашню и лёг спать, а проснувшись утром и включив телевизор, он увидел в прямом эфире расстрел из танков Белого дома, куда намеревался приехать после завтрака.
Большинство жителей Москвы, как и Михаил, увидев расстрел Белого дома, остались сидеть по домам, а ЕБоН со своими подельниками, захватив всю власть в стране, начали беспримерное в истории разграбление собственной страны, какое не снилось даже немецко-фашистским оккупантам.
После грохота танковых пушек, ЕБоН провернул новые выборы в Думу, как назвали новый представительный орган власти вместо Верховного совета по новой ельцинской конституции, по которой эта Дума уже ничего не решала.
Михаил порадовался тогда, что не попал под расстрел у Белого дома и решил больше никогда не участвовать в политике. Он сосредоточил всё внимание и всё своё время на зарабатывании денег и эту возможность ему давал Семен Ильич работой в Лабеане, которая так внезапно прекратилась вместе с отъездом работодателя в Израиль вместе с семьей и деньгами.
XXVII
После тайного отъезда Сифа за границу, размышления Михаила о дальнейшей жизни привели его к решению основать такую же контору, как и Лабеан, но уже на своё имя.
Регистрация таких фирм, как их называли на иностранный манер, вместо контор, занимала немного времени и стоила недорого, а деньги у Михаила были на покупку квартиры, от чего пришлось отказаться до лучших времен.
За неделю Михаил подготовил все необходимые документы и зарегистрировал фирму под названием «Былина» с уставом, полностью скопированным от Лабеана и по своему адресу и телефону.
Можно было приступать к поиску клиентов, но вскрылось неприятное обстоятельство. Оказалось, что Семен Ильич не расплатился с несколькими клиентами, которые начали звонить Михаилу по этому телефону, с его визитки от Лабеана, и требовать денег согласно договоренности. Михаил объяснял, что Лабеан закрылся, а директор уехал в Израиль и обманутые заказчики, которые сами хотели обмануть свои предприятия, отстали: все, кроме одного, перечислившего большую сумму для обналички, а договор ему закрывал Михаил.
Этот заказчик несколько раз звонил Михаилу, потом отловил Михаила в НИИ и, не слушая его объяснений, угрожал тяжелыми последствиями. Михаил отмахнулся, что он здесь ни при чем, и думал, что заказчик отстанет, но ошибся.
Однажды, днем, послышался звонок в дверь квартиры и Михаил, машинально, открыл дверь, думая, что это к его соседке, которая ушла на работу. В квартиру ворвались трое, сбили его с ног, так что он даже не успел их разглядеть, кроме кожаных курток, в которых ходила половина жителей Москвы.
Бандиты завязали Михаилу глаза, затащили его в комнату, связали ноги-руки и положили на диван. Затем они провели обыск в его комнате, нашли в шкафу, в стопке белья сбережения Михаила на квартиру, забрали деньги и, развязав ему руки, сказали, что если он пошевелится или снимет повязку с глаз – то они его пристрелят, быстро удалились прочь.
Услышав стук закрывающейся двери, Михаил стянул повязку с глаз, развязал ноги и огляделся: всё было на своих местах, ничего не разбито и не разбросано – видно, что работали профессионалы. Он метнулся к шкафу – денег, конечно, не было и что их нашли, он слышал из возгласов налетчиков.
Небольшая сумма денег хранилась ещё в пиджаке костюма в шкафу – она и уцелела. Кто были эти налетчики – он не знал, но подозревал, что всё это организовал обманутый его тестем заказчик: о чём он и поспешил доложить в милиции, куда пришел и написал заявление о краже и нападении.
Участковый милиционер прошелся с Михаилом до квартиры, осмотрел всё и сказал, что на ограбление это не похоже, а скорее инсценировка, да и сумма украденных денег большая, чтобы хранить её в квартире с соседями. Поэтому, Михаилу не стоит рассчитывать на поимку преступников, примет которых он тоже не запомнил.
Заказчика, на которого грешил Михаил в организации ограбления, вызвали в милицию, допросили и он подтвердил, договор с фирмой Лабеан у них был, он выполнен полностью, деньги Лабеану перечислены, есть акт приемки, и претензий у него никаких нет. Сказать следователю, что почти все деньги по договору Лабеан должен был вернуть заказчику наличными, Михаил не мог – иначе попал бы под суд за мошенничество.
Тем дело и закончилось. Когда Михаил уходил из милиции, следователь посочувствовал ему и сказал, что гражданин Фалис, основатель фирмы Лабеан, был, наверное, большой прохвост, если не побоялся открыто назвать таким именем свою контору.
– Сейчас много таких контор с причудливыми названиями, – возразил ему Михаил.
– Конечно, есть много подобных. Но вы прочтите это название задом наперед и всё поймете. Удивительно, что за всё время работы с этим Фалисом, вы так ничего и не поняли. Наверное, поэтому вас и ограбили, в чем лично я не сомневаюсь, но помочь не смогу – даже за деньги, – возразил следователь прощаясь.
Михаил прочитал название фирмы, как и советовал следователь и ещё больше вознегодовал на Семена Ильича: тот не только подставил Михаила и фактически ограбил его, но и лишил возможности на защиту при таком названии конторы.
Так закончилась предпринимательская деятельность Михаила, потому что он побоялся продолжить мошенничество самостоятельно. Получилось, что путем махинаций с помощью тестя, он заработал деньги, которые у него украли настоящие воры по чьей-то подсказке.
И потом, проживая в демократической России, Михаил неоднократно убеждался, что вся эта демократия сводится к одному: обмануть других и присвоить результаты их труда можно свободно и безнаказанно, так же, как шакалы рвут на части свою добычу – загрызая слабых, своих и чужих.
С мечтами о квартире и зажиточной жизни пришлось расстаться: на время – как думал Михаил, и начинать надо с поисков работы для простого выживания.
НИИАХ, где работал Михаил, развалился окончательно ещё год назад. Бюджетное финансирование подобных НИИ прекратилось полностью с приходом во власть демократов во главе с Ельциным, который дал полную свободу действий своему окружению, типа гайдаров, чубайсов и прочих лифшицев, в планы которых поддержка науки не входила.
Эта банда действовала по принципу: чем хуже – тем лучше, подразумевая, что если хуже для страны, то лучше им лично для грабежа и обмана. Даже мать писала Михаилу, что жить стало ещё хуже после захвата Ельциным власти: пенсию перестали повышать с ростом цен и выдавали её с задержками, а цены растут, и даже у них в поселке многие живут на грани голода.
В своем НИИ, вернее его останках, Михаил продолжал числиться, но без зарплаты, как и несколько десятков других сотрудников, ютившихся в нескольких комнатах лабораторного корпуса.
Основной корпус был украден у НИИ бывшим его директором и продан, а в лабораторном корпусе большинство помещений сдавалось в аренду, в счет платы за которую остатки НИИ продолжали числиться действующим институтом, с выплатой небольшой зарплаты только нескольким руководителям, охране и уборщицам, а все оставшиеся сотрудники считались в отпусках без содержания.
Михаил раз в неделю заходил в НИИ, посещал свою бывшую лабораторию, вспоминая спокойную и вполне обеспеченную жизнь в прежние времена и удивляясь своему недовольству тогда и той жизнью.
Посидев в лаборатории, он обычно заходил в дирекцию, чтобы справиться: не грядут ли перемены к лучшему и, убедившись, в отсутствии таких перемен, уходил прочь для добывания средств к существованию.
Михаил часто вспоминал удивление американцев во время своей командировки в США, когда его коллеги объясняли, что их НИИ существует за государственный счет, и можно всю жизнь проработать на одном месте ни разу не задумавшись о добывании денег на научные исследования и свою зарплату. Американцы считали это невероятным достижением и завидовали русским ученым, а те, в свою очередь, завидовали обеспеченной жизни американцев.
Теперь и в России все жители сменили свою уверенность в будущем на призрачную погоню за деньгами, где успеха достигали лишь немногие, например.
Нынешний директор НИИ, организовал малое предприятие, через которое проворачивалась арендная плата за сдаваемые помещения НИИ и этой платы директору с приближенными лицами вполне хватало на обеспеченную жизнь, тогда как все остальные сотрудники только числились в НИИ, не получая даже минимальной зарплаты.
Покидая институт до следующего своего посещения, Михаил шел в магазин, где снова подвизался грузчиком, чтобы заработать на пропитание – предпринимательскую деятельность по отмыванию денег он прекратил из опасения снова подвергнуться нападению бандитов, появившихся во множестве, потому что все предприниматели были потенциальными жертвами этих бандитов, многие из которых носили милицейские погоны.
Кроме бандитов всех мастей, появился и невиданный в прежние времена терроризм – это когда бандиты запугивают и убивают невиновных людей, чтобы запугать власть, такую же преступную, как и бандиты. В это время шла война в Чечне, которую затеял Ельцин, чтобы отвлечь внимание людей от разграбления страны. Чечня откликнулась на призыв ЕБоНа брать суверенитета столько, сколько смогут они проглотить, и решила выйти из состава России.
Чеченцев с многовековой бандитской историей, все другие кавказские народы считали разбойной нацией, и Михаил помнил, ещё проживая на Кубани, что местные жители опасались чеченцев, непривыкших к обычному труду. Как-то в их поселок приехала группа чеченцев учиться на механизаторов в местном училище сельского хозяйства, так уже через полгода почти всех этих чеченцев милиция пересажала за хулиганство и воровство.
Ельцину надо бы отпустить Чечню восвояси, и через годик они бы сами приползли обратно или перекупить чеченских вожаков, но вместо этого он затеял с ними большую войну, которая длилась уже год, неся гибель и страдания и русским и чеченцам, но принося наживу верхушкам власти России и Чечни.
Ухудшение жизни в стране, ЕБоНовцы списывали на войну в Чечне, под шум стрельбы прихватывая в личную собственность всё, что ещё уцелело от воровской приватизации народного достояния.
Об этой приватизации следует сказать отдельно. Ебоновские экономисты, типа дауноподобного Гайдара, решили раздать все достояние страны, включая недра, в личное владение частных собственников, которые, якобы, будут эффективно развивать предприятия, платить налоги, обеспечивать людей работой и от этого всем будет жить лучше и веселее.
Для проведения приватизации выпустили ваучеры – бумажки на долю имущества страны каждого её жителя. Эти бумажки надо было вложить в предприятие, участником собственности которого человек хотел стать и владеть частью этого предприятия, уже как акционер. Прикупив ещё ваучеров у других людей, которые продают ваучеры не желая возиться с акциями, можно было стать единоличным собственником какого –нибудь предприятия и распоряжаться им по своему усмотрению.
Как уже говорилось, Михаил сдал свой ваучер в контору под названием Гермес, которая обещала ему хороший куш – аналогично поступили и большинство других жителей страны, поскольку денег на покупку этих ваучеров не было почти ни у кого. Потом конторы по сбору ваучеров бесследно исчезли, а хозяевами страны стали известные теперь личности, в основном, нерусской наружности. Под шум войны в Чечне никто, как и Михаил, не понял эту комбинацию, но дело было сделано и, например, их директор НИИ завладел основным корпусом, который вскоре продал и уехал жить за границу.
Новые собственники, или как их стали называть «новые русские», не умея управлять заводами, распродавали их оборудование, сдавали корпуса в аренду под склады и торговые конторы, которые стали называться офисами, выбрасывая работников бывших заводов на улицу.
Например, громадный завод в Москве – ЗИЛ, производивший грузовые автомобили, где работали более ста тысяч людей, вдруг оказался в собственности небольшой компании «Микродин», которая спекулировала бытовой электронной техникой. Эта компания начала распродажу оборудования, завод стал чахнуть и вскоре совсем остановился, и почти в центре Москвы образовался громадный пустырь с полуразрушенными цехами, как памятник победе демократии.
Взамен украденных заводов, жителям страны разрешили оформлять в собственность их квартиры, в которых они проживали и которые считались собственностью государства. На самом деле, эти квартиры и так были собственностью граждан, нельзя только их было продавать, но и отнять квартиру у семьи тоже было нельзя ни под каким предлогом.
Михаил и без приватизации уже жил в комнате, купленной бывшим тестем, и имел на руках бумагу, где было записано, что комната является его собственностью.
Народ понимал уже, что обманут и даже такой сторонник демократии, как Михаил, чувствовал личную несправедливость этой приватизации, от которой ему ничего не досталось, но работу он потерял, как и спокойную жизнь с надеждой получить бесплатную квартиру.
Сущность приватизации ему объяснила Мария Николаевна, его бывшая сотрудница, перед уходом из НИИ на преподавание в ВУЗе.
– Поймите,– говорила она Михаилу и его подручному Сергею, – предприятие работает и приносит прибыль, на которую вы все получили образование, жильё, бесплатную медицину и работу в НИИ, а теперь эта прибыль будет уходить владельцу, и вы все останетесь с голым задом, как наш директор оставил нас без институтского корпуса.
И если кто-то получает большие доходы без увеличения производства, то у множества людей эти доходы снижаются, потому что, поделить можно только то, что произведено и если у кого-то в тарелке густо, то у других будет пусто.
Абрамович имеет доходы как миллион медсестер, строит себе дворцы и яхты, а медсестры находятся на грани голода, потому что этот Абрамович отобрал и присвоил себе половину зарплаты медсестер, а власть защищает и охраняет таких абрамовичей.
В Москве закрылись или остались существовать только на бумаге, сотни НИИ, подобных нашему, потому, что у демократов нет денег на их содержание. Эти деньги тоже кто0то присвоил. Производство в России сократилось после разгрома СССР в два раза, тогда как в войну с немцами только на четверть. Получается, что демократия хуже фашистской оккупации и русские вымирают по миллиону в год без всяких расстрелов и концлагерей.
Вы тоже остаётесь сидеть здесь со смешной зарплатой, которой не хватает даже на хлеб с квасом, а всё надеетесь на какие-то доходы. Опомнитесь, но будет поздно,– закончила тетя Маша, как её называли в отделе, свою речь и начала собирать вещи.
В этих размышлениях Михаил подошел к магазину и приступил к своей работе грузчиком – специальность, которую он получил от демократов, вместо должности начальника сектора в НИИ.
Михаил, крепкий сорокалетний мужчина, легко справлялся с работой грузчика в магазине, разгружая с машин ящики и лотки с продуктами и подтаскивая их, по мере надобности, к прилавкам и стеллажам. Двое его напарников к обеду успевали принять водочки и Михаил, как непьющий, ворочал ящики и лотки за троих, получая от директора повышенную зарплату за каждый отработанный день.
Обычно, в конце дня, дежурный администратор выдавал ему оговоренную сумму денег, иногда добавляя к ней несколько лотков с продуктами, срок годности которых истек несколько дней назад, и не было возможности перебить эти цифры на упаковке товаров. Двое его напарников получали в середине дня бутылку водки с закуской, а в конце дня ещё по бутылке и просроченные продукты, что вполне устраивало их, живущих только ради выпивки.
Безотказный, исполнительный и абсолютно непьющий Михаил ценился руководством магазина, и заработка грузчика ему вполне хватало на житьё – бытьё: не в пример зарплате ученого, что иногда платили ему в НИИ в последние годы его существования.
Всё же, Михаил был недоволен своим положением грузчика, и искал более чистой и легкой работы с лучшим заработком, и такая работа нашлась – охранником в банк. Шла война в Чечне, всюду говорили о террористах, прихваченная собственность нуждалась в защите, и повсюду организовывались частные охранные предприятия – ЧОПы, где можно было подучиться на охранника и далее служить в охране предприятия, магазина или лучше всего – в банке, где и платили больше, и в тепле, и чистоте.
Михаил записался на курсы охранников, отучился там две недели, получил удостоверение и его, как человека с высшим образованием и интеллигентной внешностью, послали охранять банковский офис – неподалеку от места жительства, что было весьма удобно.
Работа в охране была востребована: наверное, миллионы прежних тружеников страны работали в охране, и Михаил уже не стеснялся своего нового положения, встречаясь случайно со знакомыми, посещающими этот банк.
Его место было у входной двери, где он встречал посетителей и, при необходимости, подсказывал: куда надо обратиться. На дежурстве он стоял в строгом черном костюме, белой рубашке и при галстуке, что редко позволял себе в бытность работы начальником сектора в НИИ, где продолжал, впрочем, числиться, не получая зарплаты.
Дежурил он шесть дней в неделю с утра до вечера, через неделю и получалось, что половина месяца была совершенно свободна от работы: можно было бы получить какую-то квалификацию, например по компьютерам, где требовались специалисты, и была высокая зарплата, но Михаил обычно проводил свободную неделю на диване у телевизора.
