Татьяна Алхимова
Путь
– Да, многие города давно имеют на нас зуб и подозревают в нечестной игре. Если верить твоему рассказу – так и есть на самом деле. Совет заигрался в грязные игры.
– Подождите, я не понимаю, – вмешался Франц, – ну, женщина на поле боя – понятно. Нарушение, серьезное. Но не настолько же смертельное, чтобы уничтожать город и всех его жителей?
– Просто женщина – нет. Вспомни, Франц, вмешательство во внутренние дела других миров запрещено, равно как и обратное. Мы можем только наблюдать и ни в коем случае не должны вмешиваться, так же, как и люди из других миров не имеют права ввязываться в наши внутренние дела. Когда кто-то убежал и не вернулся – это один вопрос. А здесь? Явное вмешательство. Когда к нам попадает другой человек, с другим взглядом и знаниями о мироустройстве, со своими идеями и философией – он может послужить катализатором расшатывания всех устоев, на которых держится наш мир долгие сотни лет. Все правители боятся разрушения мира изнутри, через таких людей, – Рей говорил как обычно, спокойно и уверенно.
– Как Рина?
– Почти. Она не опасна, потому что у неё здесь не было конкретных целей. Её поступки – это случайность и стечение обстоятельств. Но не все люди – такие.
6.
Мужчины перешли на шепот, и разобрать, о чем они говорят, не получалось. Я лежала без движения и пыталась осмыслить всё услышанное. Как сложен этот мир, в каждом обществе, пусть даже самом устойчивом и правильном с виду, есть проблемы. А люди – жестоки. Их развращает власть, сила, вседозволенность. Мы попали в руки коварных и опасных людей, которые готовы на всё ради сохранения того мироустройства, к которому привыкли. А по сути – они глупы, потому что настоящая жизнь всегда побеждает. Она может скрываться за дверями домов и комнат, она может убегать в другие миры. Но она есть, и с этим ничего нельзя сделать. Жизнь в каждом из нас, в людях, которые умеют чувствовать, умеют быть добрыми и верными. Как можно запретить человеку совершать внутренний выбор? Душа всё равно будет рваться наружу, потому что ей надо любить, страдать, радоваться – ей надо сполна насытиться своим существованием. У всех есть душа, живая. И моя душа болит, очень.
Мне вдруг стало так жаль нас всех, четверых, до слёз. Чтобы не заплакать, я прижала колени поближе к груди, натянула одеяло к лицу и постаралась замедлить дыхание. Я слышала, как Рей встал и подошел к кровати, а потом опустился на пол рядом с изголовьем, облокотившись на него. Он был так близко, что мне стало тревожно. После всех его слов я не знала, что думать. Какие чувства я вызвала у этого человека? Нет, не стоит и пытаться понять.
– Рина, вы спите?.. – едва слышно произнес он.
– Нет.
– Наверное, вам не стоит прощать меня. Потому что я всё ещё не могу обещать, что спасу вас в этот раз.
– Мне не нужны ваши обещания, Рей… – дыхание перехватило, я судорожно пыталась начать дышать снова. От одной только мысли, что этот человек рядом, у меня внутри всё сжималось.
– Попробуйте отдохнуть, пока есть возможность. Мы не знаем, когда за нами снова придут, – он сделал паузу, будто обдумывал и подбирал слова, – а я посижу здесь, чтобы вы были спокойны. Никто больше не притронется к вам.
– Я же сказала, что не нуждаюсь в обещаниях.
– Это не обещание, Рина.
Странно, но от него всё так же пахло приятно и уютно – травой и теплой древесной корой. И откуда только этот аромат берется, может, это просто моё воображение? Опять я думала не о том. Мне вспомнилось утро на ступеньках перед домом Рея, его взгляды, которые он бросал на меня украдкой. Я видела их и боялась ответить ему, но так хотела это сделать. Он пугал меня и притягивал как магнит. Надо признаться себе сейчас – я вернулась сюда только из-за него, да ещё немного из-за Франца с капитаном, – позже признаваться будет бессмысленно. Перед собой нужно быть честной. Как было бы хорошо, если бы я могла сейчас всё это сказать Рею. Хотя зачем? Конечно, всё, что он поведал Линкоку и Францу, наводило меня на мысли о том, что он испытывает ко мне какие-то чувства, далекие от жалости, интереса и дружбы. А, может, это простое человеческое влечение, в конце концов, он мужчина? Господи, да Рей же – Палач! Он доставлял людей в белый карцер и издевался над ними, он убивал их! Как я могу даже думать о том, что он хороший человек, как могу вспоминать о взглядах и оправдывать, после всех пережитых мною страданий, в которых он виноват?
Я укрылась одеялом с головой и провалилась в сон. Пустой белый сон. Наверное, этот цвет будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Сколько мне осталось? Возможно, этот сон и есть последний? От этих мыслей, приходящих в моё подсознание, я просыпалась, начинала метаться по кровати, Рей будил меня, укладывал обратно, и я снова засыпала. Нервное истощение не давало мне восстановить силы, рука болела и непрерывно ныла, всё тело ломило, как при лихорадке. Часы тянулись мучительно долго. После очередного бредового сна я проснулась и больше уже не могла уснуть.
Дверь в конце коридора открылась, двое солдат-надсмотрщиков зашли внутрь, подошли к нашим камерам и закинули в каждую из них по большому свёртку.
– Вам приказано переодеться, через час за вами придут. Будьте готовы. Подчинение должно быть беспрекословным, если хоть что-то из того, что вам передали, не будет надето на вас, то будут приняты меры.
Солдаты ушли, Линкок первым взял сверток и раскрыл его – внутри оказалась парадная форма для него и Франца. Синие мундиры, плащ для капитана.
– Рей, что у вас? Не иначе они собираются представить нас Советам?
– Вряд ли, скорее всего сначала придётся говорить с солдатами, чтобы прекратить беспокойство. Судья же говорил, что без меня они отказываются воевать. То есть, город сейчас фактически беззащитен.
В нашем свертке была одежда для Рея – всё та же белая рубашка, штаны, кардиган. Новое и чистое, ничего лишнего. И ещё что-то яркого алого цвета.
– Рина, я не позволю вам это надеть, – неожиданно произнес Рей.
– Что там? Дайте посмотрю, – я подошла к нему и взяла то, что он держал в руках, развернула алую ткань и увидела платье. Длинное, безумно яркое для белых стен, как кровь, украшенное серебряными нитями. Оно могло бы быть красивым, если бы не было таким вызывающим – спереди вырез до самой талии, а сзади ещё ниже. Несколько разрезов по подолу. Спина платья шнуровалась серебряными лентами, а на шее, как ошейник – я не могла отделаться от этого впечатления – красная полоса ткани. Кровь. Это платье как символ крови, которая лилась, льется и будет литься в этом мире. Оно вызывало у меня рвотный рефлекс. В нём я наверняка буду выглядеть как девушка не просто легкого поведения, а как дорогая проститутка. Этого они и добиваются – противопоставить меня своим женщинам, ещё раз очернить. Ну что же, пусть будет так, – я надену его. Вы же слышали, что сказали охранники.
– Нет! Они хотят сделать из вас мишень для ненависти, это же понятно. Если вы выйдете к солдатам или Советам в таком виде, никто не будет слушать нас.
– Мне всё равно, Рей. Исход один в любом случае, – я бросила платье на кровать, – только вам придется помочь мне его надеть, с одной рабочей рукой я не справлюсь.
В соседней камере ругался Линкок, пытаясь облачиться в форму с забинтованной рукой и ногой, Франц помогал ему. Двое несчастных подбитых военных – но надо отдать должное, форма была им к лицу. Оба высокие, с прямыми спинами, гордо поднятыми головами. Линкок выглядел опытным воякой, плащ добавлял его образу легкое ощущение близости к простым солдатам. Франц – как же шёл темный, густой синий цвет формы к его пшеничным волосам. Добрые, умные глаза смотрели смело. Я рассматривала их и не могла оторвать глаз, почему я раньше не замечала этого военного блеска и лоска, с налетом особого героического шарма. Лица Франца и капитана сразу преобразились, на них больше не было растерянности – только уверенность, только сила.
– Какие же вы красивые! – вырвалось у меня, – почему бы вам не надевать эту форму просто так, а не для боя…
– Или не для казни, – улыбнулся Франц, – дорогая Рина, спасибо вам.
– За что?
– За то, что вы с нами. Поверьте, если нас и будут убивать, то мы будем защищать вас до последнего и не дадим вам погибнуть первой, – милый мальчишка Франц, ещё такой молодой, но такой чудесный. Когда я смотрела на него, то вспоминала себя – полную надежд юности, уверенную в том, что мир – прекрасен, и люди в нём тоже. Если бы не эти решетки, то я бы обняла его за эти чувства, которые он всколыхнул во мне. Франц – как младший брат, о котором я всегда мечтала, и которого у меня никогда не было. Нельзя позволить ему умереть, он так молод, так чист и открыт к этому миру, несмотря на свою должность, на влияние этого мира. Его светлая душа не должна закостенеть и почернеть.
– Рина, я готов, теперь ваша очередь, – голос Рея за спиной. Франц и Линкок вежливо отвернулись и завели тихую беседу.
Рей стоял передо мной одетый в чистую рубашку, застёгнутую, как и всегда, до самой последней пуговицы, в тяжелом вязаном кардигане, штаны заправлены в ботинки. Высокий рост, широкие плечи, сильные руки. Я ведь уже видела это всё много раз, но сейчас смотрела на Рея и не могла отвести взгляд. Волосы убраны в хвост, и черные глаза смотрят на меня. Всё, как в нашу первую встречу. Только губа разбита. Сильно же я его ударила, всю злость вложила в этот удар. Странно, но я не чувствовала обиды, хотя мне всё ещё было в чем обвинять Рея. Да, он фактически украл меня, но остальное я сделала сама. Это были мои желания, мой выбор.
Я прошла к кровати, сняла с себя балахон, бросила его на одеяло и стала надевать платье. Оно было холодным, легким и слишком открытым. Никогда в жизни я не носила такое. Мне было ужасно неуютно и неудобно в нём. Грудь еле прикрыта, спина тоже почти голая, да ещё эти разрезы. Наверняка, при каждом шаге мои ноги будут оголяться чуть ли не полностью. И вот такой меня увидят тысячи солдат, мужчин. От одной этой мысли меня пробирала дрожь, и бежали мурашки по всему телу. Хорошо, что здесь нет зеркал, и я не вижу себя. Одной рукой мне никак не удавалось справиться с платьем. Да неужели это всё нарочно! Судья или кто там ещё придумал это, – они унижают и унижают меня, каждую минуту нахождения здесь, в этом мире, любыми способами.
– Рей, пожалуйста, помогите мне. Надо зашнуровать платье и застегнуть воротник, – мне было стыдно просить его об этом, стыдно стоять полуголой перед тремя мужчинами. Щеки горели огнем, я боялась лишний раз пошевелиться.
– У вас всё тело в синяках, – Рей говорил тихо и всё никак не подходил ко мне, я начинала мерзнуть и злиться.
– Да! Не обращайте внимания. Ну, скорей же, мне холодно и неудобно, – я больной рукой придерживала платье спереди, а второй пыталась застегнуть воротник. Рей наконец-то подошёл, и я почувствовала, как он осторожно затягивает ленты на платье, снизу-вверх. Иногда он поправлял их, и его пальцы касались моей спины. Каждый раз я вздрагивала. Сердце билось как сумасшедшее. Почему его прикосновения так действуют на меня? Этот мужчина не должен быть мне неинтересен, не здесь и не сейчас. Или я просто пытаюсь себя в этом убедить? Мне вспомнился его взгляд, когда он смотрел на мои руки, обрабатывая рану. Ещё тогда его прикосновения заставили моё сердце сжаться, но я не придала этому значения, поспешила забыть. – Рей…
– Да.
– Ваши руки…
– Что с ними? – он понизил голос.
– Они такие горячие, каждое ваше прикосновение обжигает. Вы не поверите, но… Сердце колотится так сильно, что мне трудно дышать, – зачем я вообще говорю это… Почему сейчас?
– Это от волнения, – его голос стал ещё тише. Только один вопрос был в моей голове. Почему я пожертвовала своей тихой и спокойной, пусть и скучной жизнью, ради этого человека, ради этих людей и их мира? Я тысячу раз за последние дни отвечала себе на этот вопрос и никак не могла ответить окончательно. Рей завязал ленты и медленно провел ладонью вдоль моего позвоночника к шее, чтобы застегнуть воротник. Мой пульс подскочил так, что на мгновение мне показалось, что я потеряю сознание.
– Рей, сейчас не время, я знаю…
– И я знаю, – он осторожно касался моего правого плеча одной рукой, а другой бережно придерживал за левое. Что мы делаем? Что он делает? И почему я не сопротивляюсь?.. Может ли быть так, что мы хотим сейчас одного и того же? Да почему бы и нет? Если дальше – заключение, допросы, казнь, смерть, пустота. Имею же я право на последнее желание? На последний миг удовольствия? Я снова вспомнила, что не позволяла себе отвечать на его взгляды, что боялась его, а он явно постепенно терял контроль над собой. Нет, нельзя вот так бездумно поступать, нельзя поддаваться сиюминутным желаниям. Но Рей действительно привлекательный мужчина, как бы я не пыталась переубедить себя, как бы не была зла на него. Высокий, стройный. У него густой, бархатный голос, четкий овал лица и глаза. Бездонные черные глаза, в которых не видно зрачков. В них я и готова утонуть здесь и сейчас, у меня нет сил сопротивляться. И не важно, что это глупо, странно и пошло. Он – именно то, что мне нужно сейчас, то, чего я хочу. Лучше он, чем солдаты. А что потом, уже всё равно.
– Командующий, у вас всё хорошо? – голос Линкока раздался как раз в тот момент, когда Рей развернул меня и с силой притянул к себе. – О… Так… Франц, отвернись, тебе ещё рано видеть такое…
Линкок озвучил мысль о том, чего ещё не произошло. В обычное время я смутилась бы, но сейчас мне неважно, что и кто говорит. Я стояла и смотрела на Рея, а он – на меня. Крепкие руки на моей спине, на талии. Наши лица так близко, что я чувствую его дыхание – осторожное, сдержанное. И черные глаза, красивые и страшные, нечеловеческие. Я смотрю в них как завороженная, опять… И отчего раньше черный цвет и темнота казались мне такими жуткими. Нет в них ничего ужасающего, наоборот – в них нет ненавистного белого цвета. Рей прижал меня чуть сильнее так, что я не могла сделать полный вдох, и наклонился ко мне ещё ближе, я почувствовала легкое прикосновение к своим губам и ответила ему. Это был невероятный поцелуй – страстный, голодный, будто бы он и первый, и последний в жизни. Я чувствовала привкус крови на губах Рея и вспомнила, как отчаянно хлестала его по лицу. Сейчас та злость и ненависть переросли в обжигающее желание обладать этим человеком, слиться с ним в единое целое. Безумие – но я хотела Рея как никого и никогда, до дрожи в руках, до полуобморочного состояния.
– Рина, я украл у тебя твою жизнь… Ты же понимаешь? – он оторвался от моих губ и посмотрел в глаза, нежно проведя рукой по моим неровно остриженным волосам.
– Наверное, но мне, правда, всё равно… Особенно сейчас, – свободной рукой я обхватила его шею, как же давно мне хотелось расстегнуть эту слишком правильную верхнюю пуговицу на рубашке – и я сделала это. Смешной и немного детский протест против его безупречного вида, невозмутимого выражения лица, с которым он мог говорить и делать всё, что угодно. «Покажи мне свои эмоции, будь самим собой» – молила я его беззвучно.
И в тот же момент, Рей спокойно, без всяких слов, словно давно ждал этого, расстегнул следующую пуговицу сам, провел рукой по моей щеке, опустился к шее, и я перестала думать и контролировать себя, свои чувства – просто не сопротивлялась ничему, угадывая следующие действия Рея. Сердце билось где-то в районе солнечного сплетения, ноги стали ватными, я прикрыла глаза и сделала глубокий вдох – губы Рея оказались на моей груди, он спускался ниже, обжигая меня прикосновениями – ласковыми, осторожными. Человек, управляющий войсками, в прошлом – жестокий Палач, убийца, откуда в нём столько нежности? Я не успела сполна прочувствовать всю прелесть его поцелуев, как всё произошло моментально – он подхватил меня на руки и, продолжая целовать солеными губами, уложил на кровать. И ничто не мешало нам наслаждаться этим моментом – ни тюремные стены и решетки, ни присутствие Линкока и Франца. Я закусила губу, когда Рей осторожными, нежными движениями провел руками по моим бедрам, задирая подол платья. Ну почему же мы раньше не решились на это? Не возьмись Рей играть в эту игру с перемещением меня в свой мир, не будь я такой впечатлительной. Если бы ничего страшного не произошло, мы могли бы… Нет, нельзя сейчас думать об этом. Мне показалось, что Рей прочел мои мысли и постарался сделать так, чтобы я точно не могла думать вообще ни о чем, только о нём. Я смотрю на него и вижу на его лице волнение и вместе с тем огромное желание, мне даже становится немного страшно от эмоций, которые я прочла. Закрываю глаза, снова отдавшись власти Рея, его сильных рук, медленно выдыхаю… И вот то самое мгновение – мы с ним как одно целое, я чувствую, как бьются наши сердца. Хватаюсь за рубашку на спине Рея, раненая рука отзывается болью, но все остальные чувства заглушают её. Движения Рея заставляют меня хотеть его ещё сильнее, больше. Чувствую, как горячие слезы льются по моим щекам.
– Рей…
– Ничего не говори, – он снова поцеловал меня, долго, слишком долго. Мне не хватало воздуха, но я не могла оторваться от него. Его движения становились всё более сильными и быстрыми, он подхватил меня под спину и прижимал к себе, я обхватила его ногами и здоровой рукой продолжала держаться за спину. Хотелось кричать. Чтобы подавить это желание, я уткнулась в плечо Рея и надрывно дышала, захлебываясь слезами. – Тише, тише… Всё хорошо…
– Не могу… – я ещё сильнее прижалась к нему.
Мне казалось, что я сойду с ума от его голоса, звучавшего рядом с моим ухом, от горячего дыхания, от всего, что он делал. Ещё немного, и я не смогу сдерживать себя. Мне хотелось, чтобы Рей никогда не останавливался, и чтобы скорее остановился, меня переполняли нахлынувшие ощущения, такие яркие, такие настоящие. И судя по всему, Рей тоже был в похожем состоянии, потому что его руки сжимались всё крепче. Впервые в моей жизни – мы оба одновременно достигли верха наслаждения. Легкая дрожь пробежала по моему телу, меня бросило в жар. Волна удовольствия была настолько сильной, что я ощутила, как она поднимается по телу, разливается по нему, застилает мой разум. Я сдавленно всхлипывала на плече Рея, а он чуть ослабил руки и нежно целовал мои мокрые щеки. Понемногу я приходила в себя и не могла поверить, что всё это было на самом деле. Мы. Здесь.
– Время, – прошептал Рей. Я в ответ помотала головой. Не хочу, чтобы наше время заканчивалось. Хочу жить.
Рей отстранил меня от себя, застегнулся, но две верхние пуговицы рубашки оставил свободными. Он стоял возле кровати, поправлял волосы, снова собирая их в хвост. Я вытерла лицо белым балахоном и села. И что это было сейчас? Зачем всё это? Странное чувство внутри, будто я сделала что-то очень правильное, нужное, но всё равно предосудительное. Я смотрела на Рея и всё больше понимала, что оно того стоило. Последнее желание. Да.
– Ну вы даете… Опасные люди, – снова Линкок. Не мог промолчать. Но мне на удивление не стыдно от его слов. Я стала совсем другой, не узнаю саму себя – этот мир изменил меня.
– Капитан, – Рей махнул ему рукой, – правда ваша, во всём. Надеюсь, психика юного Франца не пострадала?
Они ещё шутят! Шутят о таких вещах. И кто! Рей. Хотя… В нашем положении только и остаётся, что шутить. Линкок и Франц подошли к решетке, лицо юноши было красным, он явно смущался. И мне тоже стало немного неудобно перед ним. За свои, вроде бы и естественные порывы, но такие неуместные. Бедняга, сколько всего ему пришлось пережить и узнать об этом мире. Но лучше сейчас, чем спустя много-много лет пустой жизни. Рей повернулся ко мне и протянул руку.
– Ну что, Рина. Будем готовы к неизбежному?
– Будем, – я кивнула. – Франц, перестаньте краснеть. То, что происходит иногда между мужчиной и женщиной – вовсе не стыдно, а прекрасно.
– Особенно с такой женщиной, – засмеялся Линкок и тут я тоже, наверное, покраснела, как и Франц. Во всяком случае, щеки мои снова горели.
– Особенно с таким мужчиной, – я взглянула на Рея, но его лицо было спокойным, как и всегда.
7.
Дверь в конце коридора открылась, и в неё вошёл Судья с отрядом солдат. Они подошли к нашим камерам и открыли замки.
– Командующий Рей, ситуация несколько изменилась – вам ничего не придётся говорить, мы всё скажем сами. Ваша задача – просто соглашаться.
– Смотря с чем соглашаться.
– Не надо провоцировать Совет. Два ваших друга ранены, а ещё одна – женщина. Мы справимся с ними без особых усилий. Имейте это ввиду.
Солдаты окружили нас со всех сторон, и повели по длинным коридорам. Мы всё время поднимались по ступенькам вверх, значит, выходим наружу. Линкок опирался на костыль, идти ему было неудобно, но он старался сохранять бравый вид. Франц выглядел напуганным, постоянно посматривал на Рея и капитана. Я путалась в подоле платья и ловила на себе взгляды солдат, полные отвращения. Мне и самой был неприятен мой вид, но откуда столько ненависти в глазах этих мужчин – непонятно. Что же им наговорили про всех нас, про меня? Коридоры становились шире и светлее, пропал запах сырости.
Неожиданно мы остановились перед небольшой дверью, за ней слышался неясный гул. Что там? Судья распахнул створки, и дневной свет ударил мне в глаза. В сопровождении солдат мы вышли на помост, похожий на те, которые сооружали для казней. Франца и Линкока отвели вправо шестеро охранников. Рея проводили до самого центра помоста, а меня поставили чуть в стороне, как раз между Реем и капитаном, два солдата стояли рядом со мной, один из них держал у спины то самое металлическое оружие, которое полностью лишало способности двигаться, я помнила неприятное ощущение от прикосновения металла к коже. Перед нами на площади томились в ожидании тысячи солдат в синей форме. Когда нас вывели на помост, они перестали говорить, и воцарилась тишина. Солдаты пожирали меня взглядами. Яркое красное пятно на фоне белого помоста, среди разрушенного белого города, в отвратительном, вызывающем платье. Ветер раздувал его подол, и разрезы оголяли мои ноги. Холодно, стыдно, снова страшно. От этих взглядов невозможно скрыться, они убивают меня глазами, жгут своей ненавистью и отвращением. Меня била дрожь. Я взглянула на Рея – он стоял прямо и уверенно смотрел на солдат.
– Перед вами командующий Рей и его компания. Люди, бросившие вас после поражения, – Судья говорил громко и с интонацией, передающей отвращение к нам, стоявшим на помосте, как преступники. – Эта женщина – причина бегства командующего и его товарищей. Посмотрите на неё – порочное, гордое создание, способное сломить волю любого мужчины. Она – оружие Рея против вас. Против нашего общества. Она – не мать, не кормилица. А именно оружие, разрушающее нас изнутри. Обманув и совратив командующего, она проникла в наш мир, чтобы уничтожить его, – старик указал на меня своей морщинистой рукой, а потом куда-то выше, за мою спину. Взгляды солдат тоже поднялись, и по их рядам прошёл гул, несколько человек, стоявших в первом ряду, смачно сплюнули. Я обернулась и увидела за собой, на стене небоскреба, у подножия которого мы стояли, огромное изображение. Тюремная камера и в ней двое – девушка в алом платье и мужчина в белой рубашке, с длинным хвостом. Это же мы с Реем! Вот он обнимает меня, целует. Дальше я не могла смотреть. От стыда, от страха и ненависти к этим людям меня замутило. Я прижала ладони к животу и чуть наклонила голову вниз, чтобы не видеть взглядов солдат. В глазах темнело. Они следили за нами, конечно. Каждое наше слово, каждый взгляд и поступок – всё будет доказательством нашей вины. Неужели Рей не знал о том, что за тюремными камерами постоянно наблюдают? Знал, не мог не знать. Я посмотрела на него, но его лицо ничего не выражало. Он был всё так же спокоен и непроницаем, как и всегда. А Судья тем временем продолжал, наслаждаясь ошеломляющим успехом своих доказательств, – после её поступков весь мир обернулся против нас! Но она не смогла остановиться, не сдалась и даже в тюрьме продолжала уничтожать волю командующего. Вы знаете, что мировое сообщество ждёт от Совета решительных мер. И время настало. Мы не можем потерять Рея, столь важного для нас всех, поэтому вернули его обратно силой, вырвали из другого мира против его воли, сломленной этой женщиной. Готовы ли мы простить его?
– Да!
– Куда мы без командующего!
– Казните её!
Крики из толпы, злобный гул одобрения. Так, значит, Рей был прав, они сделают из меня мишень. Оправдают себя и его перед всем миром, убьют меня, а чуть позже незаметно избавятся от Рея. Мои руки похолодели. Эта толпа растерзает любого человека, если дать им волю. Беспощадная машина из людей, воспитанная так, как нужно Совету. И сейчас он манипулирует ими, представляет факты так, как хочет. У него все козыри в руках – а у нас только наши слова. Ничего больше.
– Совет вам врет! Судья обманывает вас! – Линкок кричит изо всех сил, чтобы каждый услышал его. Тут же получает удар в бок и падает на колени. На лице Франца ужас.
– Посмотрите на капитана Линкока, он тоже введен в заблуждение. Он готов предать всех нас, – Судья готов к любым событиям, просчитал всё. – Мы сможем простить командующему его проступок, его слабость, если он сделает для всех нас кое-что.
Старик взял у одного из солдат длинный нож, который тот держал в руках, прошел к Рею и вручил ему. Рей молча взял орудие и посмотрел на Судью тяжелым взглядом, их черные глаза встретились, и старик быстро отвернулся, снова обратившись к мужчинам, стоявшим внизу у помоста.
– Пусть Рей убьёт эту женщину, приведет наказание в исполнение. И тем самым искупит свою вину перед нашим миром, – Судья повернулся ко мне и с торжеством посмотрел в глаза. Солдаты подтолкнули Рея, и он медленно пошёл в мою сторону. В толпе раздались одобряющие выкрики.
– Остановитесь! Вы не понимаете, что делаете! Рина не такая, как говорит Судья! – это кричит Франц. Ну зачем, милый-милый Франц, ты же ещё совсем мальчик, тебе обязательно надо спастись и продолжать жить. Но, похоже, что он уже всё решил для себя.
– Франц! Не надо! Они убьют и тебя тоже! Молчи, прошу! – я слышу свой голос как будто откуда-то издалека. Мне страшно, очень страшно.
Липкий ужас расползался по всему телу, немели руки, ноги, голова отказывалась думать. Я не знала, как поступит Рей, что сделает Судья и солдаты. Моя жизнь больше не принадлежит мне. Бросив всё, я окунулась в неведомое, в такой мир, о котором даже не могла подумать. Из-за меня погиб Гальер, я помогла победить или не помогла? Из-за меня весь этот мир перевернулся, город под угрозой, моя жизнь тоже. И несмотря на всё это – именно меня сделали врагом. Я испытываю странные чувства к этому человеку в белой рубашке. Никак не могу понять, кто он мне – друг или враг? Не лучше ли было бы продолжать ходить на работу, ездить по городам несколько раз в год и пить по утрам кофе на кухне? Выйти замуж, нарожать детей, вырастить внуков и под конец жизни сажать розы на балконе, а потом спокойно умереть в своей постели, прожив много-много лет, достаточно для того, чтобы уйти с улыбкой? Да что толку думать об этом, все решения приняты. Надо отпустить всё, что было, что есть, и принять судьбу.
– Рей! – я хотела сказать ему, чтобы убил меня быстрее, чтобы сделал это не больно. Но не смогла. Я стояла и слушала, как моё сердце бьется в груди, как шумит ветер, непонятно откуда взявшийся здесь. Поднимаю голову и вижу, как по небу бегут облака – купола нет. Он всё же разрушен или мне только кажется? Мы беззащитны перед миром, перед природой, временем, Вселенной. Может быть это небо – последнее, что я вижу в своей жизни.
Рей подходит ко мне, ему достаточно замахнуться и ударить ножом, на этом всё кончится. Ну же, сделай это! Но он медлит и молчит, смотря на серое металлическое лезвие.
– Убей её, – кричат из толпы. – Она околдовала тебя!
– Я не могу этого сделать! – Рей поворачивается к солдатам. – Я не хочу убивать её, потому что она ни в чем не виновата. Потому что…
К Рею подходят военные, сопровождавшие его, ещё несколько бегут с другой стороны помоста, солдаты, стоявшие рядом со мной, вышли чуть вперед, готовые атаковать. Рей разворачивается и бросается мужчинам навстречу, пара взмахов и они падают замертво, вокруг них растекаются лужи крови, теперь не только мое платье добавляет цвета этому белому помосту. Рей кидается к Судье, оставшемуся без охраны, хватает его за шею, прижимает к себе спиной и ножом бьёт по рукам. Кровь льется ручьями, Судья кричит.
– Ты не сможешь переместиться, и тебя некому защитить, – Рей приставляет нож к горлу Судьи, я вижу, как небольшая струйка крови стекает вниз на балахон, – правда на моей стороне, и ты это знаешь.
– Рей, ты всё равно проиграл. В тот момент, когда родился.
– Можешь говорить, что хочешь. Это не имеет никакого значения. Во всяком случае, для меня, отец. Да, я знаю, кто ты на самом деле. Странно было бы не задаться вопросом нашего родства – ведь стоит только посмотреть на нас, на наши глаза – и всё становится ясно. Ты насиловал женщин из разных миров, не думая о последствиях для них. Ты использовал их, как вещи, как подопытных животных, чтобы добиться свой цели. Но у тебя ничего не вышло, потому что я похож на тебя только внешне! Я смог победить природу и стать другим! Да, я годами убивал людей для Совета, доставал информацию, проводил изощренные казни, но смог освободиться от навязанных мне установок. Я смог увидеть другую жизнь и другими глазами посмотреть на наш мир.
– Ты сошел с ума! Совет никогда не простит тебе моей смерти!
– Мне достаточно того, что я прощу себя, – с этими словами Рей перерезал горло Судье и бросил его безжизненное тело в лужу крови. Солдаты застыли в недоумении и ужасе, никто и подумать не мог, что такое может произойти на самом деле. Я смотрю на Рея и боюсь его, меня тошнит от вида крови, от количества трупов вокруг, солдаты, стоявшие рядом со мной, отступают в сторону. – Ну что? Кто готов сразиться со мной? Или сначала выслушаете?
– Говори! – кричат солдаты из толпы.
– Вы знаете про мировой ультиматум нашему городу. Вы знаете про то, что происходит внутри белых небоскребов. Я против этого. Против такого мира. Против войны и диктатуры Совета. И никто не заставит меня сказать обратное, я буду говорить только правду, под любыми пытками. Эта женщина, Рина, показала нам иную жизнь. И поплатилась за это. Её держали в белом карцере, не кормили, её чуть не изнасиловали на наших глазах. За то, что она – настоящая! За то, что она против войны. За то, что она дорога мне, всем нам!
