Татьяна Алхимова
Путь
Эпилог.
Сохранившиеся записи из дневников Анны – матери пропавшей девушки.
«…Передо мной лежит в кроватке крохотная девочка, моя дочь. Я никогда не могла подумать, что такое случится. У меня получилось выносить и родить ребенка. Но сейчас, глядя на это маленькое дитя, я понимаю, что всё правильно. Всё так и должно быть. Мужчина и женщина, их дети. Семья. Мы будем растить эту девочку в любви. Я научу её тому, что нужно искать свой путь, что не стоит подчиняться внешней воле и обстоятельствам. Она обязательно найдет своё место в этом мире и будет счастлива…»
«…Чем старше становится моя дочь, тем чаще я представляю её взрослой женщиной. И тем чаще вспоминаю себя молодой. Да, я прожила слишком много. Гораздо больше, чем живут люди в этом мире. Каждый день я смотрю, как растет моя девочка, как заботится о ней её отец, мой муж. И представляю на его месте другого человека. Всё чаще мысли возвращают меня в прошлое.
Если бы всё сложилось иначе, если бы наш мир был другим. Если бы нам удалось сбежать вместе… Это могла бы быть наша с ним дочь. Мой муж не знает ничего о моём настоящем прошлом. И я могу рассказать о нём только здесь, в своем дневнике. Дневник – вынужденная мера, от навязчивых воспоминаний мне кажется, что я схожу с ума. Мне не с кем поделиться этим. Прошло так много лет, а я до сих пор не могу смириться с потерей…»
«…Когда моя дочь будет готова, я хотела бы рассказать ей всю правду про себя. Я хочу, чтобы она знала, что её мать не из этого мира.
Я попала сюда не по своей воле. Моё присутствие здесь – наказание. За любовь. За веру в другую жизнь. За нарушение правил. Жизнь в этом месте и, правда, становится для меня невыносимой. Одна отрада – дочь и воспоминания. Наверное, стоит написать здесь всё. На тот случай, если я не смогу или не успею рассказать.
Мои воспоминания, моя прежняя жизнь остались в другом мире. Однажды, будучи совсем ещё молодой девушкой, я повстречала военного. До него я видела многих, но ни один из них не удостоился моего пристального внимания. Взгляд этого мужчины не был пустым и направлялся прямиком ко мне в сердце. Ради него я отказалась от своей работы и долгое время прикрывалась должностью прислуги. Но это было самое лучшее время в моей жизни. Мы с ним были как муж и жена и открыли столько неизвестных нам до этого момента чувств и эмоций: не только товарищество, помощь, поддержка и забота. Что-то более теплое, более важное было между нами. Намного позже я узнаю, как называть это чувство – любовь. Он был дорог для меня. Каждый день, провожая его на поле боя, я боялась, что он не вернется, и я больше не смогу видеть его глаза и прикасаться к нему.
И с каждым таким днем, проведенным вместе, росла моя ненависть к моему миру – холодному и пустому, глупому и бессмысленному. Мы вынужденно скрывали свои отношения, боялись быть раскрытыми. Мы жертвовали всем только ради того, чтобы быть людьми. Чтобы испытывать естественные чувства. Но так не могло продолжаться долго, да и мы понимали, что наше время не бесконечно. Нас раскрыли. И это было ужасно. В тот момент каждый подумал, что лучше умереть, чем расстаться. Но наш мир не мог обойтись с нами так хорошо. Нас мучили, издевались, вырывая признания в самых страшных грехах, они хотели заставить нас отказаться от самих себя и от нашей любви. Возможно, у них получилось бы. Если бы не один человек.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Палач. Я знала, чем он занимался, видела его – холодный, отстраненный взгляд, скрытая сила. И тем больше было моё удивление. Он помог нам. Как мог и как умел. Вот так я оказалась здесь, в этом мире. Спрятана от правосудия. Он обещал мне, что с моим возлюбленным всё будет хорошо. Мне не оставалось ничего – только поверить и принять свою судьбу.
Дорогая моя дочь. Если ты когда-нибудь прочтешь эти строки, то запомни одно – любой мир жесток. Но самое важное – что у тебя внутри, чем ты живешь и за что борешься, к чему стремишься. Пожалуйста, найди свой путь. Будь смелой, будь собой. Никогда не отказывайся от того, во что веришь. И если тебе встретится человек, рядом с которым тебе будет спокойно, в котором ты будешь уверена, – не отказывайся и от него тоже. Не повторяй моих ошибок.
Страшно прожить большую часть жизнь вдали от родного мира, но гораздо страшнее каждый день просыпаться с мыслью, что отказалась от самой себя.
Никогда уже я не увижу человека, который должен был стать отцом моих детей. Моего любимого, не побоюсь написать эти слова здесь. И ты никогда не сможешь узнать его. Но пусть моя история, даже такая краткая, станет началом другой истории. Твоей. Счастливой…»
«… Я перечитывала свои записи. Хотела сжечь их. Но мои руки отказываются делать это.
Мне осталось написать только одно. Стать смелой и оставить здесь не только свои мысли, но и имя того человека, которого я продолжаю любить. Имя, под которым он остался там, в моём настоящем мире, один. Капитан Линкок.»
Неофициальный комментарий следователя.
Обгоревшие записи из дневников Анны были найдены в тайнике квартиры, принадлежавшей пропавшей девушке. Она уехала в отпуск, но так и не вернулась. Коллеги заявили в полицию, но поиски ничего не дали. На её домашний адрес пришёл посылкой чемодан с вещами, но без документов. Внутри была только записка с именем – Рина. Никаких улик, объясняющих её исчезновение, обнаружено не было. Последний раз девушку видели в небольшом городке далеко отсюда, куда она отправилась в отпуск, в гостинице. Поиски шли несколько дней – были прочесаны яблоневые сады вокруг городка, поле и лес, дно реки. Кто-то из жителей говорил, что видел похожую девушку в усадьбе недалеко от города с каким-то мужчиной. Спустя несколько дней её подвозил до гостиницы водитель грузовика. Она была странно одета, босая, говорила, что потерялась. Но с памятью всё было в порядке – администратор гостиницы подтвердила это. Этим днём позже её видели на лавке в парке, но достоверных сведений о том, что это была действительная пропавшая девушка, у нас нет. Больше никаких следов и свидетелей обнаружить не удалось. Она просто исчезла, оставив после себя только чемодан на почте и брошенную квартиру.
Записи из дневников были приобщены к делу о пропаже, но скорее всего не имеют никакого отношения к этому случаю. Сейчас дело прекращено за давностью лет и за отсутствием состава преступления.
Часть третья. Надежда.
Каждую ночь я жду рассвет. Жду первого луча солнца, который разбудит меня, ворвется в ночную тьму и разгонит её. Иногда, когда мне не спится, я лежу на кровати с закрытыми глазами и считаю секунды. Их в моей жизни было настолько много, что мне больше не хочется долго спать. Мне хочется действовать. Но, когда первый солнечный луч освещает белые стены моей комнаты, я ловлю себя на мысли, что хочу сбежать отсюда и не готов просыпаться.
Каждый мой день похож на предыдущий, впрочем, как и ночи. Я встаю со звуком общего будильника, быстро принимаю душ, завтракаю и, надев форму, выхожу на улицу. Я отправляюсь вместе со всеми людьми, живущими в моем городе, воевать. С жителями других городов, с жизнью. Но так было не всегда. Когда-то очень давно я был совсем другим человеком. Когда я вспоминаю про него, другого меня, то вижу кровь на своих руках. Её невозможно смыть, поэтому я прячу свои ладони в карманы кардигана или брюк. Каждый день и каждую ночь я пытаюсь забыть прежнего себя.
Изменить мир в одиночку невозможно. Особенно, если этот мир живёт по своим законам сотни лет, если миру нет смысла меняться. Но всегда можно изменить самого себя. Хотя потаенные уголки памяти не дадут мне забыть прошлое никогда. Оно преследует меня лучами солнца, звуками голосов, лицами людей. И, боюсь, я не смогу этого изменить.
1.
Сквозь сон слышу, как по городу разносится звук утреннего горна. Значит уже рассвет. Хорошо, что мне не надо подниматься так рано и идти на фронт вместе с остальными военными. Вчера был очень трудный день и мне нужен отдых. Ведь сегодня нужно продолжить начатое. У меня болят глаза и руки, если я посплю ещё пару часов, то боль, скорее всего, пройдет и можно будет вернуться к своей работе.
Закрыв глаза, я проваливаюсь в темноту и засыпаю. Мне никогда не снятся сны, и всё чаще я думаю, что это к лучшему. Не хотел бы я видеть взгляды людей, смотрящих на меня с ужасом или ненавистью, ещё и ночью. Мне хватает их днём. Эти преступники не заслуживают того, чтобы о них помнили.
Я едва успеваю насладиться сном, как слышу настойчивый и громкий стук в дверь. Она распахивается. Нехотя открываю глаза и поднимаюсь в постели. За окном уже ярко светит солнце, отражаясь от белых стен. В дверях стоит Судья – высокий старик с седыми волосами и такими же черными глазами как у меня. Он – мой непосредственный командир.
– Рей! Сколько можно спать?! Мы ждали твоего отчета с самого утра, а ты валяешься в постели чуть ли не до полудня! – Судья стоял и кричал на меня с ненавистью в голосе, с дикой злобой. Мне захотелось зашвырнуть в него подушкой или чем-то потяжелее. Неожиданное ощущение.
– Я устал, вчера было много работы, – я постарался говорить как можно спокойнее. Не стоит портить отношения с членом Совета.
– Твоя работа не окончена, отдохнешь после того, как всё доделаешь. Мы ждем тебя с отчетом через полчаса. Не опаздывай.
Судья вышел, захлопнув за собой дверь. Я протер глаза и поднялся с постели. Вокруг – привычная белая комната. Кровать, окно, шкаф с одеждой, стол и пара стульев. И зеркало, большое, во весь мой рост. Люблю смотреть на себя в него и видеть безупречность в своём костюме. Я должен быть идеальным. Чтобы люди боялись меня, чтобы никто не мог даже допустить мысль о том, что я могу ошибаться. Палач не имеет права быть другим. Моя одежда уже готова и ждёт меня на вешалке в шкафу, но я не спешу одеваться. Сначала нужно посмотреть в окно и убедиться, что день такой же, как и всегда – солнечный и яркий.
Я подхожу к окну и смотрю сквозь него на высокие белые башни. Моя комната находится в главной башне, на одном из последних этажей. Здесь практически невозможно встретить обычных жителей и мне нравится это. Я люблю одиночество. Солнце отражается от белых стен, и далеко внизу я могу различить белые крыши крошечных домиков, в которых живут военные. Сейчас город пуст, все воюют где-то за его пределами. Но я знаю, что среди этих прекрасных белых домов притаилась грязь. Яркие пятна грязи, которые оставляют за собой люди, усомнившиеся в правилах, которые решили, что они хитрее и умнее Совета. Но скоро приду я, Палач, и вместо грязи на белых стенах появятся ярко-алые пятна крови. Порядок будет восстановлен, но эти пятна будут напоминать каждому жителю, что есть смерть пострашнее той, которая охотится за ними на поле боя. Смерть от моей руки.
Пора собираться. Я быстро принимаю душ и надеваю свою рабочую форму – черные брюки, высокие кожаные сапоги, мягкие и тихие. Никто не должен слышать моих шагов. На моей груди полно шрамов, пока застегиваю белую рубашку, каждый раз смотрю на бледные рубцы – отметины всех преступлений, за которые я наказываю людей. Никто не хочет погибать, никто не хочет признавать свою вину и за это они ненавидят меня, – кидают ножи, стреляют, бьют осколками посуды. Женщины пытаются разорвать мою грудь руками, будто бы надеясь достать до сердца. Я позволяю им испытать в последние минуты жизни наслаждение своей местью, а заодно понять, что есть сила гораздо более великая и грозная, чем сила тех чувств и мыслей, которыми они пытаются оправдаться. Но я не хочу видеть эти шрамы постоянно, не хочу, чтобы кровь и грязь от этих людей попала на меня, поэтому застегиваю рубашку до самой последней пуговицы. Белая рубашка. Как и наш мир, она должна быть чистая, незапятнанная.
Снимаю с вешалки белую накидку и надеваю. Под ней не видно ничего – ни моих черных сапог, ни брюк, мои руки скрыты под ней, а на голову я надену белый капюшон. Опущу его пониже, чтобы никто не мог разглядеть мои длинные черные волосы и такие же глаза. Смотрю на себя в зеркало и вижу привычную картину – только белая накидка и ничего больше. Идеально. Ну что же, теперь можно отправиться на встречу к Совету, а потом по своим делам. На последнем задании я узнал кое-что и это тревожит меня. Надо зайти в архивы и проверить информацию. Да, я иду против самого себя и своих убеждений, но слова, сказанные одним преступником, никак не идут из моей головы.
За дверью комнаты большой коридор, выложенный белыми мраморными плитами. Я шагаю по ним бесшумно и легко, полы накидки скользят по холодному камню. Спустя минуту попадаю в круглый холл с лифтами и поднимаюсь на десяток этажей в зал Совета. Перед большими двустворчатыми дверьми стоит охрана в черном. Даже они не поднимают на меня глаз и молча пропускают внутрь. Все пятеро членов Совета сидят за круглым столом и тихо что-то обсуждают. Когда я прохожу внутрь, и двери за мной закрываются, они поворачивают свои головы в мою сторону и внимательно смотрят – я знаю – они ждут, когда я сниму капюшон, таковы правила.
– Приветствую вас, Совет, – я не хочу снимать капюшон, каждый раз эти люди сверлят меня своими глазами, а я устал.
– Добрый день, Рей. Снимите капюшон, пожалуйста. Что с вами? – женщина, одетая в белое платье с розовым поясом смотрит на меня пристальнее других. Элен. Таково её имя, которым она представляется.
– Всё нормально, просто я устал. А Судья не дал мне выспаться.
– Что за детское оправдание! Вы нарушаете правила! Прекратите это дурачество, вы серьезный человек, – она переходит на повышенные тона, и я снимаю капюшон. Странно, но сегодня я испытываю нелогичное раздражение от этих людей.
– Рей, похоже, вы не в себе? Это последнее задание так на вас повлияло? Что происходит? – в разговор вступает один из ключевых людей в нашем государстве, мужчина моего возраста, блондин, носящий золотой пояс.
– Морт, всё хорошо, – я обратился к нему по имени, чтобы показать им всем, что я тоже власть и сила. Я знаю, что они боятся меня, хоть и не показывают этого.
– Да что с вами сегодня? – Элен широко раскрыла глаза, и я видел в них страх, мне нравилось видеть страх в её глазах. Ничего, я завершу своё задание, и никто не помешает мне отдохнуть.
– Я устал, повторяю ещё раз. Судья разве не передал вам? Вчера был очень сложный день. Вы же знали прекрасно о том, что дело, которые вы мне поручили, не самое простое. Я потратил месяц на наблюдение и вычисление преступников. Но они были готовы. Мне было очень нелегко сделать всё тихо и красиво. А сегодня вы заставляете меня подниматься с постели в такую рань и рассказывать вам то, что вы и так уже знаете.
– Вы Палач! И обязаны выполнять то, что вам говорят. Если вы устали, то можете уйти с этой должности, – Морт улыбался какой-то отвратительной улыбкой, от чего его довольно красивое лицо, становилось противным, как кишки, выпущенные наружу, – вы же знаете, как уходят Палачи. Вечный покой…
– Знаю. Но не думайте, что я уйду точно так же как все предыдущие. Пока не нашелся Палач лучше меня. Поэтому вы нуждаетесь во мне. А значит, позволите мне отдохнуть. Но для начала я завершу то дело, которое мне поручено, – я знал, на что нужно давить. В нашем мире давно не рождался человек с такими же способностями как у меня, настолько сильными и перспективными. Да и знал я слишком много про каждого из них и про всю военную элиту. Совет не сможет без меня поддерживать порядок среди населения. А времена неспокойные во всем мире. Люди по всем городам отказываются воевать, нарушают правила, проявляют слишком много эмоций и интереса к другим мирам, к другому образу жизни. Пока удастся вернуть всё на свои места и воспитать новое поколение, кто-то должен помогать Совету убирать грязь, затыкать рты несогласным.
– Вот и славно. Тогда рассказывайте. Отчет за вчерашний день, – все члены Совета и Судья, в том числе, обернулись ко мне и впились своими глазами в моё лицо.
– Вы уже знаете, что за месяц наблюдений я обнаружил, что командир Льен имел связь с женщиной из архивов по имени Анна. И не просто имел связь. Она под видом служанки проживала в его доме. Проще говоря, они устроили некоторое подобие семьи. Порочное сожительство. Они не только делили быт, постель, но и планировали дальнейшую совместную жизнь. Детей. Если бы я не успел вовремя, то через некоторое время они просто сбежали бы, втянув в свою грязную авантюру человека со способностями к перемещению.
– Да-да, мы в курсе предыстории. Продолжайте, – Морт махнул рукой и снова стал внимательно изучать меня взглядом.
– Вчера ранним утром, ещё до рассветного гудка, я вошёл в дом командира Льена. И обнаружил его с этой женщиной в спальне. Они не оказывали никакого сопротивления. Я озвучил им обвинения. И тут командир бросился на меня с обычным кухонным ножом. Мои сопровождающие отреагировали моментально, но вы же знаете, что командир воспитан как подрывник. Нападение с ножом было обманом – он заранее подготовился и мои сопровождающие, выбежав вперед, наткнулись на установленные мины. Конечно, от них мало что осталось. Да и комната пострадала очень сильно, мы все могли погибнуть. Я спасся только благодаря своим способностям, вовремя переместился. Захват пришлось осуществлять в одиночку. Из-за шума взрыва, к дому командира сбежались военные, – свидетелей было слишком много. И настроены они были не против командира, а против меня. Если бы не белый плащ, забрызганный кровью и женщина, удерживаемая мною, боюсь, всё закончилось бы не так хорошо.
– Почему вы не переместились с ними двумя сразу в тюрьму? – Судья был зол.
– Не смог. Кто-то поставил блок на перемещения внутрь башенных стен. Поэтому мне пришлось идти ранним утром через весь город с двумя преступниками в грязной накидке. Я рисковал показать своё лицо, рисковал потерей преступников. И да, я устал.
– Мы разберемся с этой ситуацией. Продолжайте свою работу, – Морт отвернулся от меня и все снова тихо заговорили.
Я понял, что мне пора уходить. Чертов Совет, они плетут какие-то свои интриги. Не удивлюсь, если блокировку поставили они, чтобы избавиться от меня. Последнее время всё больше вот таких осечек происходит во время моих заданий. Я стал мешать им, потому что они теряют моё доверие, потому что слишком часто бываю в других мирах и могу сравнивать. Но я верю в наш мир, верю в то, что мы делаем всё правильно. Хотя… Уверен ли?
2.
Я вышел из зала Совета и зашел в лифт, нажав кнопку «вниз». Спуск предстоял долгий и я, повернувшись к прозрачной стене лифта, смотрел на небоскребы и думал. Этот командир Льен интересная личность. Несмотря на своё преступление, он продолжал исправно служить нашему городу. Он прекрасный военный – под его командованием части подрывников одерживали победу за победой, его тактика была безупречна. Почему он решился пойти против системы, против правил, – он мог бы спокойно жить и подняться по службе до немыслимых высот, иметь колоссальные возможности. Но он выбрал эту женщину. Он спал с ней в одной постели! Отвратительно. Ничего более отвратительного я не могу себе представить. Я никогда не подаю никому руки, вообще стараюсь избегать прикосновений. Ничего кроме грязи нет на чужих руках и телах. А если это тела мужчины и женщины, занятые тем, что касаются друг друга или – что ещё ужаснее – совокупляются… От этих мыслей тошнота подступала к моему горлу. Это всё грязь. Дети должны рождаться чистыми – такими, какими мы хотим их видеть. И не из тела женщины. Это опасно, выглядит жутко и совершенно не нужно нашему обществу.
Но Льен… Солдаты, которыми он командовал, отзывались о нём очень хорошо. У него идеальная репутация. И вдруг такое. Он кричал что-то про любовь, про жертву. Предстоящая работа будет тяжелой. Очень. Я испытываю непонятную симпатию к этому человеку, хоть и понимаю, что он преступник. И я бы сам никогда не смог решиться на такой поступок, на который решился он. Конечно, в правящих и военных верхах происходит всякое и на разовые связи с женщинами все закрывают глаза. Но жить вместе с женщиной постоянно, планировать будущее. Это уж точно слишком. Никто не позволил бы себе такого даже из тех, кто имеет власть.
Неожиданно мне вспомнилось, что я собирался в архив. Нажав на кнопку «стоп», я отправил лифт на первый этаж. Сначала мне нужно кое-что уточнить, а потом можно заняться пленниками. Улица встретила меня свежим ветром и ярким солнцем. Мимо меня по дорожкам проходили женщины в легких платьях, ведущие группы детей. Все они расступались при виде моего белого плаща и опускали головы. Раньше я наслаждался такой реакцией, чувствуя свою власть и силу. Но сегодня мне было неприятно видеть эти опущенные головы. Это от усталости, вчерашний инцидент заставил меня понервничать. Этот Льен ответит за всё, даю себе слово. Как бы он ни был мне интересен, я не позволю этому интересу помешать мне наказать его. Я свернул к архивам и тут порыв ветра сорвал с меня капюшон. Кто-то из группы детей, идущей мне навстречу, вскрикнул, и я увидел взгляд мальчишки лет десяти, у него были красивые пшеничные волосы и яркие голубые глаза. Он смотрел на меня без страха, а с удивлением и восхищением. А я не мог выдержать этот взгляд. Мне стало страшно и стыдно. Стыд! Я испытал стыд перед этим мальчишкой, за свои руки, испачканные в крови по самые локти, за все свои страшные деяния. Меня бросило в жар. Никогда я ещё не испытывал таких чувств. Почему? Что такого в этом детском взгляде? Воспитательница быстрыми мелкими шагами подошла к мальчику и наклонила его голову вниз, тихо прошептав:
– Это Палач, нельзя смотреть на него. Опусти голову! – мальчишка послушно опустил голову, а воспитательница продолжила, не поднимая глаз, – простите его. Он немного странный. Просто ветер сорвал ваш капюшон, вот и…
– Оставьте его. Он всего лишь ребенок, – мой голос прозвучал спокойно и я как будто услышал себя со стороны. – А я всего лишь человек.
Что со мной происходит? Почему я говорю с этими людьми, я ведь не имею на это никакого права, как и стоять здесь без капюшона. Моё лицо могут видеть только члены Совета, командующие армией и преступники, кроме них – только работники архивов. Неужели я теряю сноровку и, как и все предыдущие палачи, становлюсь обычным человеком, а в худшем случае преступником? Стоит ли в таком случае идти в архивы, чтобы разобраться в тревожащей меня истории, не сделает ли это хуже? Я продолжал стоять рядом с группой детей, ветер шевелил мои волосы, и я никак не мог принять решение. Накинув капюшон, я почувствовал некоторое облегчение. Легкими шагами я уносил себя подальше от этих детей и от своих тревожных мыслей. Даже если всё подтвердится в архивах, я не должен совершать необдуманных поступков. Надо сохранять спокойствие и хладнокровность.
В архиве меня встретила приятная старушка и записала запрос на документы двухсотлетней давности. Через неделю подборка будет готова и расшифрована для меня. Статус Палача поможет мне оставить этот запрос в тайне. Ну а теперь можно перейти непосредственно к своим обязанностям. Я вышел на улицу, сжал левую руку и моментально перенесся в тюрьму. Не хочу больше сталкиваться ни с кем на улице, стоит потратить немного сил и здоровья ради спокойствия.
Перед входом в камеры меня ждал Судья. Его лицо, как и всегда, было непроницаемым и только по голосу можно было понять, что он зол и раздражен:
– Рей, ты сегодня специально везде опаздываешь?
– Какая разница, когда мы начнем работу? Пусть командир и его женщина подождут ещё немного, может быть станут сговорчивее. Ожидание наказания иногда хуже, чем само наказание.
– Учти, что мы не можем проявить к ним никакого снисхождения. Ты займешься женщиной, для неё приготовлена камера в белом карцере. А я поговорю для начала с командиром Льеном. Дальше посмотрим, – Судья открыл дверь, ведущую к камерам, и жестом пригласил меня пройти первым. – У тебя полная свобода действий, Рей. Мы верим в то, что только ты сможешь добиться нужных результатов.
– С ней работать до конца? – я уже предвкушал интересную работу.
– Нет, конечно, нет! Эти двое слишком интересный случай, чтобы вот так быстро разобраться с ними. Карцер только начало…
– Понял.
Мы молча прошли по коридору между камерами, в противоположном конце помещения, в левой камере сидел на полу Льен, а справа – его женщина. На них были белые балахоны, лицо женщины, Анны, было заплакано. Она выглядела жалко. Судья открыл дверь её камеры ключом и двое сопровождавших нас солдат в черном вывели её. Она не сопротивлялась. А Льен встал и подошёл к своей решетке – он был высоким, широкоплечим мужчиной, я знал из его биографии, что он чуть младше меня. Вчера его лицо было гладковыбритым и свежим. Яркие карие глаза смотрели браво и гордо, а сегодня по подбородку пробивалась жесткая щетина, и он весь был каким-то помятым.
– Накажите меня, не трогайте Анну! – Льен почти кричал через решетку, как же низко он пал. – Вы не можете так поступать с ней.
– Льен, вы же знаете наши правила. Не играйте в глупца, – Судья снисходительно улыбнулся ему.
– Не отдавайте её этому извергу! Только не Палачу! – командир дергал решётку, как загнанный зверь. – Оставьте её! Оставьте!
– Прекратите кричать, не надо было нарушать правила, и тогда вашу женщину никто бы не тронул. Вы поддались слабости, наслушавшись сказок о других мирах. Вы предали наш мир. Предали себя и своих товарищей. Успокойтесь и примите своё наказание с достоинством, – Судья махнул мне рукой и я молча вышел за дверь, за мной шли солдаты и вели заплаканную женщину. За спиной я слышал ругань Льена. Да, он пал слишком низко.
Мы вышли в белое полукруглое помещение. По стенам располагались белые двери, а за ними – карцеры. Абсолютно белые комнаты, в которых никогда не наступает темнота. Одна из самых суровых пыток. Одна из моих любимых. Воспитание светом и цветом. Те, кто попадает сюда, должны сначала возненавидеть белый цвет, потому что совершили преступления против нашего белого города, понять причины этой ненависти и своих поступков, а потом смириться. Смириться с белым стенами, с белой философией. Принять чистоту белого пустого листа и начать другую жизнь. Правда, до новой жизни дотягивают не все. Но иначе нельзя – наш мир должен поддерживать своё существование, свою силу. Если мы не будем наказывать преступников, которые не соблюдают правила, то рискуем потерять всё. Эти люди – как больные клетки организма и должны быть излечены, либо уничтожены.
