Завтрак прошёл в напряжённом молчании. Не уверена, что кто-то из нас троих наслаждался едой или хотя бы ощущал её вкус. И рогалики, и булочки с клюквой, и миндальные пирожные в любое другое время подняли бы мне настроение, но сейчас я была поглощена вопросами, которые после визита Данны появились у меня к дракону.
Эдвина тоже почти ничего не ела. То ли не была сластёной, то ли и её неожиданный визит родственницы оставил в растрёпанных чувствах. Что же касается Эндера, тот быстро отгородился от нас газетой, которую ему церемонно на подносе вручил Бальдер, поэтому понять, какие чувства обуревают господина ультора, было невозможно.
Жаль, мне газеты не дали. Я бы тоже сейчас чем-нибудь ото всех отгородилась. Особенно от взглядов Эдвины. Думала, мои слова станут первым шагом к нашему пусть и не сближению, так хотя бы к относительному миру, но девочка смотрела на меня так, словно готова была распять. Прямо здесь и сейчас пригвоздить к стене ножами да вилками.
Картина со мной, пригвождённой к шёлковым обоям, оказалась настолько живой и яркой, что я невольно вздрогнула и настороженно покосилась на десертную вилку в руках Эдвины.
– Всё в порядке, любимая?
Уйдя в свои мысли, я не заметила, что дракон уже успел отложить газету и теперь пристально за мной наблюдает.
– Всё замечательно, – улыбнулась в ответ с натяжкой.
А Делагарди добавил, бросив взгляд на мою тарелку:
– Ты почти ничего не ела.
– Позже поем. Что-то нет аппетита.
– Тогда, – он одним глотком допил кофе, – предлагаю сейчас закончить то, что мы не успели вчера. Скорее всего, вернусь домой поздно.
Я кивнула и поднялась следом за драконом.
– Хорошего тебе дня, Эдвина. – Он быстро поцеловал девочку в макушку, после чего добавил: – Постарайся не огорчать мисти Ливен. Не хотелось бы искать ей замену, тем более что найти замену учительнице с такими блестящими рекомендациями будет непросто.
В ответ чудесная девочка лишь мрачно кивнула, и я поняла, что мисти Ливен ещё не раз её стараниями огорчится. Бедняжка… Мы с ней ещё не познакомились, а я заранее ей сочувствовала и сопереживала.
В кабинете сразу взялась за контракт и, к счастью, осталась им довольна.
– Можем подписывать.
– Хвала Великому Дракону, – явно ёрничая, отозвался палач.
Обойдя стол, достал из ящика чернильницу, открыл её, после чего извлёк из футляра небольшой нож, своим тонким лезвием очень похожий на канцелярский. Уверенно и ловко, словно каждое утро этим занимался, уколол себе палец, а когда капля крови утонула в чернилах, вытер лезвие платком и протянул миниатюрный кинжальчик мне.
– А кровь… зачем? – спросила я, облизав вдруг ставшие сухими губы.
После случившегося на дирижабле вид даже крошечной ранки вызывал у меня чуть ли не приступ паники.
– Чтобы наш договор был не просто бумажкой. Так ни ты, Женя, ни я не сможем отступиться от его условий.
Превозмогая дурноту, я уколола указательный палец и выдавила в янтарного цвета чернильницу одну алую каплю. И сразу сунула палец в рот.
Делагарди хмыкнул:
– Я хотел предложить платок, но да ладно. – Обмакнув в «кровавых» чернилах кончик пера, поставил на бумаге размашистый росчерк.
Я стояла с пальцем во рту и, ощущая на языке солоноватый привкус, с интересом наблюдала, как багряного цвета краситель, искрясь и сверкая, высыхает на бумаге, становится обычной чёрной росписью.
Никаких тебе кровавых подписей. Всё чинно и благопристойно.
– Что будет, если один из нас всё же нарушит договор?
– Тому, кто это сделает, станет плохо, – будничным тоном ответил Эндер, словно я спрашивала о прогнозе погоды, а он предупреждал, что сегодня будет облачно.
– Насколько плохо? – уточнила настороженно.
– Лучше тебе не знать, Женя, – сказал он, протягивая мне перо. – Да и зачем? Ни ты, ни я не отступимся от своего слова.
Перо я всё-таки забрала, после чего тоже расписалась. А что оставалось делать? Не пасовать же в последний момент. Да и кто мне это позволит… Наверное, глупость, но чувство при этом было такое, будто заключаю сделку с демоном и вместо года жизни отдаю ему душу.
– Рад, что с формальностями наконец покончено, – сказал «демон», пряча договор в сейф, угнездившийся за книгами в стеллаже.
А я буду рада, когда будет покончено со всеми загадками и недомолвками.
Неотрывно глядя на Делагарди, поинтересовалась:
– Что имела в виду Данна, когда говорила, что ты охотишься за наследством Фарморов?
– Ничего такого, что стоило бы твоего внимания, – попытался он отмахнуться от разговора.
Но отмахнуться не вышло.
– Позволь мне самой решать, что стоит моего внимания, а что нет. – Я скрестила на груди руки и требовательно на него посмотрела. – Такие ответы вызывают ещё больше вопросов и заставляют задуматься, а нужен ли Эдвине опекун или ей будет лучше с родственниками.
Наверное, последнее говорить не стоило. От взгляда дракона, колючего, острого, по спине пробежал мороз. Или, скорее, под кожей начали вырастать ледяные колючки. Не самые приятные ощущения. Ещё немного, и начну испытывать к нему те же чувства, что испытывала Раннвей.
– Об этом тебе уже точно думать не стоит, – резко отчеканил он.
Понятно, не моего ума дело. Может, и так, но отступать я не собиралась. Встала перед Делагарди, загородив собой дверь, и, не прерывая зрительного контакта (хотя, если честно, с удовольствием бы прервала), сказала:
– Я всё ещё жду ответа.
Он закатил глаза, всем своим видом показывая, как ему не нравится такая «жена».
– Иногда я жалею, что ты не Раннвей.
Ну да, та наверняка лишний раз рот открыть боялась.
В очередной раз ужалив меня взглядом, он с раздражением проговорил:
– Сегодняшняя сцена – одна из многих никчёмных попыток Данны лишить меня опеки над ребёнком. Она выдумала, что я якобы охочусь за древней реликвией Фарморов, спрятанной харг его знает где в их родовом имении. Или под имением… Версии разнятся, и есть ли в них хотя бы доля правды, я не представляю. Да мне это и неинтересно.
– Что за реликвия? – заинтересовалась я.
Дракон усмехнулся:
– В том-то и дело, что никто даже смутно не представляет, что она из себя представляет. Это может быть статуэтка, а может, и украшение. Картина, шкатулка, оружие… Кто что только ни выдумывал.
– И что в ней такого особенного?
Откинув крышку карманных часов, «муж» бросил быстрый взгляд на циферблат, после чего сунул их обратно в карман жилета, серого, расчерченного тёмно-синей клеткой.
– Считается, что этот предмет, что бы он из себя ни представлял, способен вернуть его обладателю, потомку Перерождённых, способность превращаться в дракона. А с ним и многочисленные… «бонусы». – Он замолчал, как будто о чём-то раздумывая, а после всё же продолжил: – Если верить легенде, счастливый обладатель наследия Фарморов уподобится Великому Дракону, обретёт силу, о которой уже давно никто не слышал. А с ней – неуязвимость, долгие годы жизни. И под годами жизни я подразумеваю не сотню лет, а много, много больше.
– Звучит заманчиво, – задумчиво пробормотала я. – Я бы от такой чудо-реликвии точно не отказалась.
– У каждой медали есть обратная сторона. – Он стянул со спинки кресла сюртук, давая понять, что наш разговор окончен. – Я бы не хотел жить сотни лет, хороня, снова и снова, тех, кто мне дорог. Да и оборот, если верить древним хроникам, доставлял нашим предкам невыносимую боль. А главное, я уже давно вышел из возраста, когда верят в сказки, и копаться в старье Фарморов не собираюсь.
– То есть ты действительно всё делаешь ради Эдвины? Бескорыстно? Она ведь тебе никто!
И снова я ляпнула явно что-то не то. Он едва не зарычал в ответ на моё заявление. Не знаю, как сдержался, и вместо рычания лишь холодно выцедил:
– Она дочь Терес и Нильса. Она уже давно стала моей дочерью. Скажи, в той прошлой жизни у тебя были дети?
Сердце словно кольнуло иглою.
– Не было, – проронила чуть слышно, невольно вспоминая о наших с Игорем неудачных попытках.
Проблемы со здоровьем были у меня, и муж не уставал меня этим попрекать. Не то чтобы он так ждал ребёнка… Просто ему нравилось делать мне больно, снова и снова задевать за живое, напоминая о моём бесплодии.
И этот туда же.
Напоминает.
– Тогда тебе не понять, что это такое: быть родителем, растить ребёнка. Неважно, своего или чужого. – Очередной прицельный удар, от которого теперь уже мне хотелось зарычать. – Если бы ты была матерью, Женя, тебе бы не пришло в голову спрашивать, почему я не хочу отдавать Эдвину Данне.
– Мы с Кастеном планировали и семью, и детей. Но ты всё испортил! – не сдержавшись, выпалила я. Выскочила из кабинета, желая оказаться как можно дальше от этого «отца года».
Не пришло бы в голову спрашивать…
– Мне не пришло бы в голову спрашивать, если бы ты относился ко мне, как к исполнительнице главной роли в этом спектакле, а не как к бутафорическому дереву на заднике сцены, – процедила раздражённо и почувствовала, как ультор взял меня за локоть.
Дёрнула рукой, ускорила шаг.
– Тише… Раннвей. Не все комнаты в этом доме защищены звуконепроницаемым пологом. Уж точно не коридоры.
Ну конечно! У него и комнаты под магическими пологами, и на всё готов ответ. Вот только ответы эти приходится вытягивать клещами.
– Это мне знать не стоит, туда лезть не надо. Не спрашивать, не интересоваться. Слепо доверять и со всем соглашаться! – продолжала я распаляться.
Умом понимала, что не надо – откуда ему было знать о моих проблемах и несбывшихся надеждах, но всё равно злилась.
– Тогда ты будешь идеальной, – ухмыльнулся этот… недодракон и как ни в чём не бывало привлёк меня к себе, коварно поцеловал в щёку. – Хорошего тебе дня, любимая.
«А тебе – препаршивого».
В холле крутился Бальдер и одна из служанок. Это для них был поцелуй и ласковые пожелания. Борясь с желанием потереть щёку, проводила дракона мрачным взглядом и отправилась к себе.
Интересно, Вильма слышала наш разговор? Или полог защищает и от любознательных духов? Может, она будет не такой лаконичной, как господин ультор, и объяснит мне, что это за реликвия такая и почему она должна храниться у Фарморов.
На утреннее собрание я, как ни спешил, всё равно опоздал. И благодарить за это стоило ведьму Левенштерн. Хотя я и сам тоже молодец! Должен был предугадать, что она примчится сразу, как только узнает о возвращении племянницы. Змея и примчалась. Точнее, снова вползла в мой дом в надежде укусить, ужалить побольнее и, увы, с этим ничего нельзя было поделать. Я не мог запретить ей навещать Эдвину, а теперь ещё буду вынужден терпеть её возле Жени.
При мысли о девушке раздражение вспыхнуло с новой силой. Нет, на девчонку я не злился – на её месте тоже задавал бы вопросы. Но вот Данну с удовольствием отправил бы к харгам. Придушил бы стерву голыми руками!
Уже не первый год Левенштерн наполняла Кармар сплетнями обо мне и Раннвей. Якобы я женился на младшей Фармор из-за харговой сказки. Иногда к этим россказням приплетались и богатства Фарморов, но если кому и было нужно их состояние, так только Левенштернам.
Данна любила красиво одеваться, обвешивать себя и дочерей дорогими цацками. Её муж, Рангель, любил ставки, шлюх и напитки покрепче. Желательно всё вместе и ежедневно. Бокс, скачки, пари – годилось всё, что разжигало в крови адреналин. Его знали в каждом подпольном клубе Гратцвига, где проводились ставки на тотализаторе, а о его долгах слагали легенды. Похлеще той, что любила повторять Данна высшему свету.
Наследство Фарморов им было жизненно необходимо, но чудовище и корыстный ублюдок здесь я.
– Вернер, скорее! – раздражённо поторопил я водителя, заметив, как машина медленно, словно мы на прогулке, тащится вверх по улице. – Ты там уснул, что ли?
– Почти приехали, эйрэ, – отозвался шофёр и крепче сжал пальцы на стальном руле паромобиля. Чувствовал, что я не в духе, и тоже нервничал. – Выжимаю из этой лошадки все силы.
– Выжимай усерднее, – бросил я и снова, сам того не желая, вернулся мыслями к Левенштерн и её лжи.
Данна сделала всё, чтобы в Кармаре поверили: на Раннвей я женился из-за наследства. Деньги и перспектива отыскать древнюю реликвию – вот что двигало коварным эйрэ. Никто не верил в мою внезапную любовь и желание породниться с пустышкой. Да это и понятно. Мои чувства к Раннвей были далеки от светлых и романтических, и я не собирался строить из себя нежно влюблённого. Иногда я и сам не мог понять, что к ней испытываю.
Жалел ли её? Несомненно. Кроме Терес у неё больше никого не было. Хеймер младшую дочь не любил, а возможно, что и ненавидел. И не стеснялся показывать это на протяжении всей своей жизни.
Уважал ли я свою жену? Вряд ли. Раннвей была слишком слабой. В драконице, с даром или без, должен быть стержень. Раннвей же была бесхребетной.
Порой она меня раздражала, а иногда казалось, что я её презираю. Недостойное дракона чувство, но… Мне навязали этот брак. Мне навязали запуганную, никчёмную девицу, которая с подачи Хеймера Фармора стала частью моей жизни.
Когда она исчезла… Стыдно признаться, но я испытал облегчение. Мне было жаль Раннвей и в то же время…
Ей не было места в моём сердце.
Тогда я ещё не понимал, что ребёнок, которого мне, по сути, тоже навязали, станет мне дочерью. Пусть Эдвина и не моей крови, но я люблю её как родную.
И не отдам лживой суке.
– Приехали, эйрэ, – радостно возвестил Вернер.
Радовался он тому, что уже через каких-то пару минут моя хмурая физиономия исчезнет из его поля зрения. Обычно я отправлял водителя домой, а если в течение дня требовалось передвигаться по городу, пользовался рабочей машиной.
– Заедь на обратном пути в ювелирную к Мэйферу, забери украшения, которые я выписал для её светлости.
– Слушаюсь, эйрэ, – кивнул водитель и закрыл за мной дверцу паромобиля.
На лестнице у входа в управление курил Рейер. При виде меня напарник затушил сигарету, вдавив окурок в каменный поручень, и, оттолкнувшись от перил, двинулся навстречу.
– Ты опоздал, – сообщил он с улыбкой. – Экеблад долго психовал.
– Из-за того, что я не приехал на совещание?
Обычно к концу рабочей недели характер главы управления, Арильда Экеблада, становился чуть менее скверным, чем был в начале. К сожалению для нас, сотрудников управления, неделя только начиналась.
– Скорее, из-за твоей счастливо возвратившейся жены. Боится, что теперь ты будешь посвящать ей время, которое мог бы посвятить своей бессменной любовнице – работе.
– Мне на всё хватит сил. Читал мой отчёт?
– И твой, и Шультена, – кивнул Рейер. Потянулся к карману за очередной сигаретой. Достав из портсигара, задумчиво покрутил папиросу между пальцами, а потом, видимо, передумав курить, заложил за ухо. – Не знаю, чем ты занимался всё утро… Хотя могу представить! С такой-то красавицей, как твоя супруга. – Он похабно ухмыльнулся, но под моим взглядом быстро опомнился и уже совсем другим тоном продолжил: – Я выяснил, где жил и работал наш покойник. Откуда будем начинать с ним знакомиться?
– С дома, – ответил я и невольно вспомнил, чем занимался всё утро со своей красавицей-супругой.
Сначала отгонял от неё ведьму, а после… смотрел ей в глаза и видел, как в них зарождается недоверие и страх. Иногда казалось, что Раннвей меня боится, хоть я и не давал поводов.
Не хотелось бы, чтобы это чувство овладело и Женей.
– И что ты о нём думаешь?
Вильма появилась в спальне почти сразу же, не успела я закрыть за собой дверь. Просочилась сквозь стену, осмотрелась, словно размышляла, а там ли, куда собиралась, она оказалась. Заметив меня, просияла озорной улыбкой, явно предвкушая задушевный разговор с новоиспечённой хозяйкой особняка Делагарди.
Впрочем, никакой хозяйкой я здесь себя не ощущала. Скорее, приблудной кошкой, заточённой в красивую клетку коварным драконом.
– Краси-и-ивый, – протянула старушка, отвечая на мой вопрос. Бесшумно опустившись на край кровати, застеленной заботливыми служанками, прикрыла глаза и блаженно заулыбалась. – Весь из себя импозантный, суровый, властный. М-м-м… – Стрельнув в меня хитрым взглядом, доверительно добавила: – Мне всегда нравились такие мужчины. Уверенные в себе, самодостаточные. А этот ещё и дракон впридачу!
– Вильма! – прикрикнула я на призрака.
Честно говоря, надеялась, что она расскажет мне что-нибудь полезное о Делагарди, а не вот эти все дифирамбы… То, что красивый, и сама знаю. Но оно мне… без надобности!
Мысленно прикрикнув и на себя (на всякий случай; чтобы в голову не лезло всякое лишнее), спросила у старушки:
– Как думаешь, он действительно заботится о девочке или действует из каких-то других побуждений?
– Без понятия, – безразлично передёрнула она плечами и снова вернулась к интересующей её теме: – А какой у него голос… Аж мурашки по коже! Это я в хорошем смысле, – уточнила спешно, после чего томно выдохнула: – Такой тембр, такая сила… И этот взгляд: цепкий, пронизывающий. А эти губы…
Невольно представила и губы, и взгляд, и дракона в целом. Представила и едва справилась с порывом запустить в Вильму подушкой.
– Пожалуйста, сосредоточься. Ты слышала, о чём мы с ним говорили в кабинете?
– Нет, – с оттенком досады вздохнула старушка. – Туда, сколько ни пыталась, проникнуть не смогла. И слышать ничего не слышала. Чуть голову о стену не расшибла, так к тебе… к вам рвалась, милая, – пожаловалась она и, дёрнув ногой в маленьком, будто детском, башмачке, сказала: – Библиотека тоже для меня закрыта, как и спальня этой девчушки. В комнату для курения не пробраться, а главное – даже одним глазком не взглянуть на покои Делагарди!
Последний факт явно вызывал у призрачной дамы сильнейшую досаду. Она ещё активнее задёргала ногой, всем своим видом показывая, мол, где это видано запечатывать чарами всё самое интересное и важное.
Представив ультора в пижаме и бесцеремонно наблюдающую за ним Вильму, невольно хмыкнула и тут же нахмурилась:
– Но в мои покои ты без проблем проникла. Почему на них нет никакой магической защиты?
– Дак это же очевидно! – воскликнула старушка. – Тогда твой благоверный не сможет за тобой следить, – сказала просто, а у меня от её простых слов едва челюсть не скрежетнула. – Он явно из тех мужчин, которые предпочитают всех и всё контролировать. А ты для него незнакомка. Чужачка. За тобой он точно будет присматривать.
Присматривать, значит… Будет стоять под дверью, приложив ухо к пустому стакану, и слушать? Кого, если я здесь одна? Ну, почти одна. Но о Вильме никто не знает и пусть так будет и дальше.
– Только не проси его об охране, ладно? – подняла она на меня синие, непривычно яркие для возраста, в котором умерла, глаза. – Кого тебе здесь опасаться? Некого. А я, если наложит чары, больше не смогу к тебе являться. И это будет…
Вильма не договорила. Взгляд её стал понурым, а глаза (я готова была поклясться) заблестели от подступающих слёз. Никогда не видела, чтобы духи плакали, но эта старушка – исключение из всех возможных правил. Уверена, при желании она вполне сможет разреветься, а мне совсем не хотелось её расстраивать. Как и терять единственного близкого человека. Ну то есть духа.
– Хорошо, не буду, – успокоила свою подружку, и та сразу воспрянула духом.
Расцвела улыбкой, бодро проплыла по спальне, а обернувшись, с нетерпением поинтересовалась:
– Ну так о чём вы говорили? Давай, признавайся!
Слушая о загадочной реликвии, Вильма тихонько хмыкала и поглаживала родимое пятнышко на шее в виде полумесяца. Она всегда так делала, когда о чём-то размышляла.
Стоило мне умолкнуть, как привидение задумчиво пробормотало:
– Знаешь, я вроде слышала об этой легенде, но вот что именно… – Горько вздохнуло и снова, проплыв по спальне, опустилось на край кровати. Вильму всегда расстраивали эти провалы в памяти, злило, что она вроде что-то и знает, но это что-то как будто пряталось под пластами вакуума.
– Ничего страшного. Думаю, узнать о ней будет не проблема, – попыталась успокоить старушку.
А та вдруг оживлённо всколыхнулась:
– Но я точно знаю, почему этот артефакт, или что оно вообще такое, приписывают Фарморам!
– Вспомнила?
– Как бы не так! – хмыкнула Вильма и с воодушевлением зачастила: – Недавно мне довелось послушать одного зануду-мейста. Ты же знаешь, что я иногда наведываюсь в эти их мужские клубы. Осмотреться, убить время… Так вот, я только сейчас сообразила, что тот зануда как раз и обсуждал со своим приятелем Фарморов!
– И о чём же они говорили? – Опустившись в кресло возле туалетного столика, я с интересом посмотрела на Вильму.
– Если коротко: о родовом древе этого Высокого дома. Якобы Фарморы берут своё начало от Пепельной девы. Той самой девицы, что была похищена драконом, с которым у неё потом случился ребёнок. Это из-за неё нынешние драконы и являются лишь блёклой тенью своих могущественных предков. Так что вполне логично, что, если и существует способ вернуть им вторую ипостась и все связанные с нею способности, то искать его стоит у потомков Найвы. Во как! – Вильма вскинула вверх призрачный палец и с довольным видом добавила: – Всё запомнила. Ничего не забыла.
– Но разве Найва не сгорела вместе с младенцем?
Кастен рассказывал, что в Гратцвиге даже есть статуя, возведённая в честь этой девушки: пленница дракона с младенцем на руках и рассыпающиеся вокруг них хлопья пепла. Говорят, она сделана настолько искусно, что кажется, будто не из камня высечена, а действительно собрана из крупиц пепла.
– Вроде бы она пыталась сбежать от него вместе с ребёнком, и дракон, охваченный яростью, сжёг их.
– Не-е-ет, – покачала головой Вильма. – Сжёг он только её. Вернее, огнём окатило обоих, но пламя не коснулось драконёнка. Это нынешние всемогущие боятся огня, как и обычные люди. И правильно делают! Помнится, говорили мейсты в клубе и о последних Фарморах. Говорили ли? – Она на секунду нахмурилась, вспоминая, и тут же бойко добавила: – Да, точно! Сестра Раннвей как раз и погибла в огне, можешь себе представить?
Я могла. Вот только не очень хотела. Эндер рассказал о смерти Терес, вскользь, и я была благодарна, что обошёлся без подробностей.
По коже пробежал мороз, стоило вспомнить о страшной гибели старшей Фармор и её мужа. Терес была драконицей, но огонь всё равно её уничтожил.
– Драконы стали уязвимы из-за проклятия Чёрной Матери?
– А то, – кивнула старушка. – Говорят, Майвор была самой могущественной ведьмой, когда-либо живущей на земле. А кто-то утверждает, что она – земное воплощение матери-природы. Некоторые и вовсе называют её богиней, вселившейся в сестру Найвы, чтобы лучше узнать своих созданий, прожить одну человеческую жизнь. Любовь Майвор к этой девочке была настолько сильной, что, когда её похитили, а потом сожгли, она отдала всю свою силу, а с ней и жизнь, чтобы лишить драконов могущества. Из всесильных и неуязвимых они превратились в тех, кого мы знаем сегодня. – Вильма тихонько хмыкнула. – Они лишь номинально всемогущие, на самом же деле многие из них такие же, как и обычные люди. Например, Раннвей, которую все считали слабой пустышкой. Ты знала, что её покойный отец, Хеймер Фармор, ненавидел её за это? За отсутствие силы. Нет? Но это ещё не всё, милая. Он винил девчушку в смерти жены. Роды были тяжёлыми, леди Фармор вскоре скончалась. Но ребёнок-то в чём виноват? А ещё…
Вильма осеклась и, пробормотав радостно-взволнованное: «Приехала!», слетела с кровати, метнулась к окну. Просунула голову сквозь стёкла, расчерченные на мелкие квадраты светлыми рамами, и тут же разочарованно выдохнула:
– Нет, кажется, не портниха. Где папка с эскизами? А где образцы тканей? Ленты, кружева, пуговицы… Кто ж является к леди с пустыми руками!
Я приблизилась к окну и увидела, как по мощёной дороге к дому спешит миниатюрная девушка. В ридикюле, что сжимала в руках, едва ли могли поместиться эскизы и образцы тканей. Одета она была в чёрную юбку в складку, строгий жакет и блузу.
– Скорее всего, это гувернантка Эдвины, мисти Ливен, – пробормотала я, рассматривая темноволосую девушку.
Словно почувствовав мой взгляд, она подняла голову. Я машинально отпрянула от окна, хотя могла бы просто кивнуть ей и улыбнуться. Но поздно, девушка уже успела подняться на крыльцо, а вскоре дом наполнил звон колокола.
– Жаль, я думала, это портниха, – ответила Вильма и, просочившись в окно, отправилась не то знакомиться с садом, не то дожидаться вызванную драконом модистку.
Модисток, к слову, оказалось две, и у каждой было по паре помощниц. Они прикатили вскоре после гувернантки и полностью оправдали ожидания моей полупрозрачной приятельницы. Мистис Стина привезла с собой, как она выразилась, лучшие ткани во всём Кармаре. Правда, явившаяся следом за ней мистис Мерит на это заявление пренебрежительно фыркнула, после чего гордо заметила, что она единственная во всей столице выписывает ткани из самого Ладейла. Понятия не имею, где это и что это, но Вильма в ответ на её слова восторженно захлопала в ладоши.
Честное слово, как маленький ребёнок.
Нахлопавшись, принялась довольно потирать руки:
– Вот это я понимаю мужская забота. Одна такая тряпочка, – указала она на отрез перламутрового шёлка, – знаешь сколько стоит? Хотя нет, лучше тебе не знать. Не буду тебя пугать!
Ответить ей я не могла, иначе портнихи решили бы, что у счастливо возвратившейся леди Делагарди не хватает в голове шурупов и винтиков. Поэтому старалась не обращать на Вильму внимания, а уделять его портнихам, но игнорировать тень было непросто.
Вильма трещала как заведённая:
– Ладейл славится своими тканями на весь мир! К слову, ладейловские шелка и парча весьма капризны, но если уметь с ними обращаться… Скажи, что хочешь платье из вот этого богатства! – потребовала она, явно не желая выпадать из образа капризной девчонки. – А ещё из вон той ткани, этой и… Ах, куда она прячет мой золотистый муслин?! Ну что за спешка?!
Преисполненная возмущением, Вильма подлетела к помощнице мистис Стины – молоденькой девушке, аккуратно сворачивающей отрез ткани, которая мне не понравилась. А может, понравилась… Если честно, я уже плохо соображала, что здесь происходит, и была согласна на что угодно.
Весь будуар забросали отрезами ткани, которые одна за другой тыкали мне под нос портнихи и их помощницы. Кофейный столик был завален эскизами платьев, но я понятия не имела, чего мне хочется. Точнее, имела – чтобы меня скорее оставили в покое. На кой харг мне дюжина бальных платьев и столько же для приёмов? Костюмы для конных прогулок, блузы и юбки, бельё, ночные сорочки, корсеты и турнюры – кажется, мне собирались нашить тряпок на каждый день грядущего года. Один раз надела и хватит, можно выбрасывать.
Пустые, бестолковые траты.
– Мне столько не надо, – попыталась заикнуться, отчего обе портнихи, не сговариваясь, одновременно, схватились за сердце.
– Леди!
– Ваша светлость!
– Ваше положение…
– Ваш статус!
– Обязывает и вменяет…
– Вот только ещё одно платье!
– А как вам эта юбка? Нравятся рюши?
– Соглашайся, милая. Соглашайся на всё, иначе не отстанут, – посоветовала Вильма и, снова просочившись сквозь пышногрудую модистку Стину, отчего та непроизвольно вздрогнула, принялась разбираться, что портниха ещё не успела достать из своего саквояжа: – О, кружавчики! Мне нравится…
Всё стало совсем плохо, когда прикатил Вернер с горкой бархатных футляров и заявлением, что это мне от эйрэ подарок. Портнихи, которые уже вроде как собирались отчалить, сразу оживились.
И всё началось сначала…
– Надо бы глянуть, подойдут ли украшения к выбранным тканям.
– И с фасонами тогда уже точно определимся.
– Ах, как красиво!
– Умерские сафиры? Просто невероятно!
– А это правда жемчуг из Клодана?
«Дракона – убить, портних – разогнать», – пришла я к выводу спустя минут пять после того, как Вернер сбежал. Бальдер, умный и счастливый человек, сюда даже не совался. Только забегала служанка подать чаю. Но лучше бы, конечно, принесла какой-нибудь убойной наливки. Чтобы я могла всё это вытерпеть.
Собиралась уже выйти из образа леди и спровадить трещоток, когда дом наполнился громким женским визгом. Голоса сразу смолкли, я бросилась в коридор, радуясь, что появился повод сбежать от блюстительниц кармарской моды.
Добежав до классной комнаты (именно там минуту назад визжали, а теперь, кажется… плакали?), толкнула дверь и застала неожиданную картину. Опасалась увидеть, что с Эдвиной что-то случилось, но та была в порядке. Чего нельзя сказать о её гувернантке. Последняя почему-то обнаружилась не за учительским столом, а на нём. Крутилась и прыгала, как цапля, и при этом ревела так, словно её пытали.
– Снимите его с меня! – заметив меня, прорыдала она. – Пожалуйста! Умоляю!!!
– Кого снять? – растерянно спросила я, скользя по девушке внимательным взглядом.
Молоденькая. Лет двадцати, не больше. Хрупкая, миниатюрная, даже ниже меня ростом. Если не вглядываться в лицо, вполне сойдёт за девочку-подростка. Разве что очки в тёмной грубой оправе и коричневатая помада на губах придавали мисти Ливен возраста.
– Чудовище! – выпалила она и снова завертела головой, пытаясь заглянуть себе за спину.
Я подошла ближе, чтобы посмотреть туда же, но девушка вертелась юлой, мешая осмотру.
– Крыса! – наконец вытолкнула она из себя вместе с рыданьями. – На меня запрыгнула крыса!
– А минуту назад вы утверждали, что это была мышь, – подала голос из-за парты Эдвина.
То ли девочка не боялась грызунов, то ли появление мыши-крысы в классной комнате для неё не было сюрпризом – она выглядела скорее довольной, чем удивлённой, словно сама запустила сюда, как выразилась гувернантка, чудовище.
– Ай! – Мисти Ливен подпрыгнула на столе. Со стороны казалось, будто она одновременно отбивает чечётку и танцует ламбаду. Пусть это и выглядело комично, но желания улыбнуться у меня не возникло. – Она укусила меня! Болит! Как же больно-о-о…
Она снова попыталась извернуться, но я успела схватить её за руку. Легонько сжала пыльцы и спокойно, но твёрдо сказала:
– Мисти Ливен, на вас ничего нет. Поверьте, я бы заметила даже самую крохотную мышку, не говоря уже о крысе.
Девушка вздрогнула и перевела на меня заплаканный взгляд.
– Но я… я её чувствовала. Она забралась мне под блузу! Она…
– Вы чувствуете её и сейчас? У вас действительно что-то болит?
Шмыгнув носом, гувернантка неуверенно покачала головой, словно сомневалась в собственных ощущениях.
– Вот и хорошо. – Я удовлетворённо кивнула. – Тогда спускайтесь и позвольте мне помочь осмотреть вашу одежду.
Всхлипнув, она осторожно спустилась сначала на стул, а потом спрыгнула на пол. К тому времени к нам уже успели присоединиться «зрители»: Бальдер и портнихи. Вильма, не имевшая доступа к классной комнате, маячила в коридоре.
– Бальдер, пусть в гостиную подадут чай и пирожные, – распорядилась я, беря мисти Ливен под руку. А проходя мимо, тихо добавила: – Вместе с успокоительным.