Валерий Столыпин
Скучает. Любит
Лучшая подруга
Во взаимность верить так не сложно.
Мы с рассветом станем на день старше.
Я услышу голос твой уставший:
«Я тебя возненавижу… можно?»
Саша Бест
– Светка, ты мне подруга или так, сбоку болтаешься,– без предисловий выпалила Лёлька в обыденной своей импульсивной манере. У неё всё происходит в режиме скорого поезда, без рекламных пауз.
– Давай без закидонов, расшифровывай сразу, чтобы я не гадала, в какую авантюру ты меня опять втягиваешь.
– Интуиция у меня, сверхъестественное чутьё, понимаешь? Глубинный, на уровне инстинкта рефлекс, пред-чувст-ви-е. Тебе это о чём-нибудь говорит?
– Пока нет. Давай по порядку. Я за ходом твоих мыслей не поспеваю. Положим, ты самосохраниться хочешь, так для чего я тебе понадобилась? Чтобы вместо тебя самоубилась или самоустранилась из собственной квартиры? Не догоняю, подруга.
– Для тупых повторяю – мы, женщины, измены на подсознательном уровне чувствуем, жабрами.
– Кто кому изменил, можно конкретнее? Радик твой что ли? Не смеши мои коленки. У него наука и эксперименты в лаборатории на первом месте, на втором и третьем тоже. Спи спокойно.
– Именно поэтому и волнуюсь. Если логически мыслить, получается, что шифруется мой благоверный. Слишком уж положительный, как Штирлиц. Или замышляет чего, или уже того… по бездорожью с кем-то подпрыгивает.
– Лёлька, у меня сейчас истерика начнётся. Факты у тебя есть? Нет у тебя ни одного реального аргумента, неубедительные гипотезы на фоне хронического безделья, если проще – досужие домыслы.
– Не домыслы, а озарение. А ты мне нужна, чтобы догадку мою подтвердить или опровергнуть. Хотя есть и другая причина.
– Я не разведчик, не лётчик-испытатель, не сыщик.
– Именно… ты женщина, этим сказано всё!
– Чего сказано?
– Того! Женщина, говорю: очаровательная, привлекательная, сочная бабёнка со всеми вытекающими из этого бесспорного факта последствиями. В тебя невозможно не влюбиться. Покрутись. Ну, что я говорю… попа, грудь, губёшки поцелуйные, ноги от ушей, улыбка на миллион баксов. Любовниц в кино играть, вот! Тебе и карты в руки.
– Какие карты, у тебя кукушка съехала? Давай лучше чай пить.
– Так, значит, чаем хочешь отделаться! Ты у меня сколько занимала? Когда маму твою оперировали, я всё до копеечки оплатила. Квитанции показать?
– Ты же меня знаешь: надёжно, как в банке. Как договаривались – с каждой получки половина.
– А мне сегодня надо. Сейчас. Ладно, про деньги пока ни слова. Это я так, чтобы остроту момента прочувствовала. Ты мне нужна, твоя выдающаяся внешность, твоё неотразимое обаяние, а не эти копейки. Радик сколько надо заработает. Честное слово – всё до копейки прощу, если сделаешь, как прошу.
– Лёлька, ты сумасшедшая, купить меня хочешь?
– Вовсе нет. Там и делать-то ничего особенного не надо. Так… соблазнишь моего оболтуса и мы квиты. Согласись, разве это нормально когда мужик ангелом притворяется? Есть у него зазноба, зуб даю, есть. В тихом омуте черти водятся, всем известно. А я отомщу!
– Постой-постой Лёлька, как это соблазнишь?
– Обыкновенно, по-женски: флирт, то-сё, Если нужно, в постель ляжешь.
Светке стало плохо. У неё закружилась голова. Но Лёлька явно не собиралась шутить.
Денег она должна много. Занять негде. Где выход?
Лёлька загадочно улыбалась.
– Не мыло – не измылится. А у меня убойный аргумент на руках будет. Я же не знаю, чего от него ждать. Вдруг он мне сюрприз готовит? Интуиция – материя тонкая. Если у него баба молодая, тогда что, где он её трали-вали, чпокает, а? То-то! Задом чую, подруга, ипотеку взял для зазнобы. Как пить дать по миру пустит. Наверняка всё заранее обговорили. А у меня в рукаве свои козыри. Он мне даму – я ему короля. Шах и мат в три хода.
– Лёлька, успокойся. Намекни хоть причину переполоха. Презервативы нашла, помаду на рубашке, сперму на трусах, запах похоти – что конкретно?
– В том и дело, Светка, ни-че-го. Абсолютно! В компьютере чисто, в телефоне тоже. Скажи – так бывает? Не бывает. На стороне гуляет паршивец, век не прощу! На том свете вспоминать буду!
– Лёлька, у меня коньяк есть, давай выпьем.
– Откупиться хочешь, дурочкой меня выставить?
– Не то, чтобы очень. Обсудить предлагаю, успокоиться, сделать логические выводы. До климакса тебе далеко, а крыша уже поехала. Психушка по тебе плачет, подружака. Мужик у тебя – золото.
– Самоварное. Видела, как он к тебе клинья подбивал, как на сиськи заглядывался.
– Бредишь, Лёлька, я не в его вкусе. На то мужикам глаза дадены, чтобы нашими премиальными формами любоваться. У них-то таких нет.
– А ты попробуй хвостом покрутить. Долго мой жеребчик сопротивляться будет? Я твоего в два счёта окручу. Хочешь – на спор с ним пересплю?
– Уж не сама ли ты изменяешь, подруга? У блудливой свекрови все невестки шлюхи. Хочешь из меня козу отпущения сделать, семью мою разрушить, зачем?
– Да или нет? Не намерена сопли тебе подтирать. Так или иначе, я своего проверю, а ты по миру пойдёшь.
– Иди, проспись.
– Деньги. Деньги давай. Прямо сейчас.
– Нет у меня денег.
– Зато есть кое-что другое. Терять тебе по большому счёту нечего… кроме невинности, которая давным-давно утрачена. Соглашайся.
– На что именно толкаешь, не пойму? Не ожидала от тебя такой подлости.
– Радиком моим брезгуешь, или залететь боишься?
– Что я тебе сделала, Ирку попроси, она безотказная, тем более холостая, от интимного приключения никогда не откажется.
– Что я, дура по-твоему – сор из избы выносить? Мы подруги, тебе я как себе могу довериться.
– Были, Лёлечка, подругами, были. До сегодняшнего разговора. Или приговора. С какой стороны посмотреть на твою провокацию.
Свету трясло. Она уже слов не находила. Но деньги большие. Отдать их быстро невозможно. Голова шла кругом.
Нет выхода, нет! Нужно постараться спустить проблему на тормозах.
Чем сильнее она напрягала мозги в поисках выхода из патовой ситуации, тем больше понимала, что угодила в капкан. Вот что значит заёмные деньги. Всё – никаких долгов, никаких кредитов. Жить на свои надо.
– Звони, – сказала Лёлька, подавая телефон.
– Что я скажу?
– Говори, помощь нужна, вопрос, мол, интимный, обратиться кроме него не к кому. Поверит, никуда не денется. Уж я-то его как облупленного знаю.
– Если знаешь, какого чёрта проверять вздумала?
– Не твоего ума дело. Звони!
Света пригласила Радика в кафе в восемь часов вечера. Надела самое откровенное платье. Руки и ноги дрожали.
Сидела в ожидании минут двадцать, нервничала. Выпила три больших бокала вина для храбрости.
Радика не было.
Сердце начало успокаиваться – не придёт.
Вот и хорошо!
Но он явился, и это круто меняло дело. Город маленький: в одном конце чихни – в другом здравия пожелают. А вдруг и правда клюнет, приставать начнёт!
Радион дружелюбно поздоровался, заказал две бутылки вина, горячую закуску.
– Вываливай свою интимную проблему. Если деньги нужны – я дам.
– Если бы…
Света, как требовалось по инструкции, составленной Лёлькой, подтянула подол почти до трусов, вульгарно раздвинула ноги, надела на лицо флиртующую улыбку. И вдруг пустила игривую слезу, начала жаловаться на мужа, будто не понимает, не любит, что страдает от одиночества, что хочется прислониться к кому-нибудь, а он такой хороший, такой милый.
Это оказалось совсем не сложно. Вино уже начало действовать.
– Ага, – сказал с ироничной улыбкой Радик, – как айсберг в океане, – налил по фужеру вина и извинился, что надо на минутку отойти.
Радик вскоре вернулся, пригласил на танец.
Женщина расслабилась, поплыла, положила голову на мужское плечо, начала стремительно входить в роль. Самой стало интересно – что будет дальше.
Сначала пришла в голову мысль, что надо всё рассказать, что финансовый вопрос можно решить полюбовно, потом вспомнила, что деньги у Лёльки брала втайне от Родиона, таково было её условие.
Хмель к тому времени вскружил голову. Светлана плохо соображала, зачем здесь. Проблески сознания заставили сделать глупость, – скажи честно, я тебе нравлюсь?
– Кому же не понравится такая куколка. Я от тебя всегда был без ума. Но я глубоко женат.
– Ты ведь хочешь меня, Родичка, хочешь, я знаю, ну пожалуйста!
За спиной стоял муж, хлопал в ладоши и нервно хохотал, – бинго! Родион решил, что твою проблему проще решить совместно. Наивный. Тут уже ничем не поможешь, – и убежал.
– Да, подруга, дела! Я ведь догадываюсь, это Лёлька чего-то мутит. Месяц мозги выносит. Решила под тебя меня подложить. Пора с этим завязывать. Устал. Ты домой или посидишь ещё. Я в гостинице переночую.
– Нет у меня теперь дома. То есть, семьи нет. Не простит. Я ведь Лёльке задолжала. Много. Потому и согласилась тебя соблазнить. Честно говоря, не верила, что поведёшься.
– Забудь про долги. Кольку я уломаю. По крайней мере, попытаюсь. А ведь ты мне и правда нравишься. Но это не повод рушить твой брак. Прости! Хотел как лучше. Не заметил как он подошёл.
Светка с горя допила вино, домой еле живая добралась на такси.
Муж в квартиру пустил, но закрылся в другой комнате. Чемодан со своими вещами демонстративно поставил у двери.
Слёзы не помогли: не сжалился, не сдался.
Алкоголь тем временем выполнил свою миссию: Светка затихла, уснула прямо под дверью.
Утром муж с выражением брезгливости переступил через её неподвижное тело. В руку положил записку и ключи от квартиры.
Через несколько часов, когда немного протрезвевшая Света бесцельно рысачила по периметру жилой площади, припёрлась Лёлька.
– Ну, рассказывай.
– Ты мне судьбу поломала, дрянь!
– Можно подумать. Ты с ним переспала?
– А ты как думала! Раз шесть без остановки. Вконец замотал, жеребец. Сама напросилась. Мне понравилось. А сейчас резать тебя буду… на мелкие кусочки!
– Врёшь! Не было у вас ничего.
– Ошибаешься. Было, всё было. Пошла вон отсюда, сводня!
Лёлька вцепилась ей в волосы, начала пинать коленями.
– Разлучница, тварь. Теперь ты со мной вовек не расплатишься!
– А вот хрен тебе по всей морде. Радик мне всё простил. До копеечки. А с тобой он разведётся и правильно сделает. Правильная у тебя интуиция. Только ты, дура набитая, не поняла, что против себя войну затеяла.
К Свете в итоге муж вернулся. Долго изображал обманутого мужа, но всё же поверил Родиону.
А от Лёльки муж ушёл. Совсем, с серьёзной душевной и физической травмой: она его пять раз кухонным ножом в живот пырнула в истерической экзальтации.
Между прочим
Таких любознательных принято гнать
из рая!
Ты знаешь, какое блаженство – не знать?
Не знаю.
Улики, следы, детективная прыть
погони.
Ты помнишь, какое блаженство – забыть?
Не помню.
Вера Павлова
Случается, что буквально всё в жизни даётся и свершается легко, весело, можно сказать играючи. Подобное бывает в раннем детстве: бежишь вприпрыжку, едва касаясь земли, вокруг всё разноцветное, нарядное, большое. Чтобы парить над землёй не требуется никаких ровным счётом усилий.
Но неожиданно мир буквально на глазах стремительно меняется: темнеет, будто накрывающая землю внезапная летняя гроза посреди дурманящей солнечной тишины. Отгремит, отсверкает буйная стихия, разметав вокруг обломки живого и мёртвого, насытит землю влагой, воздух озоном, кровь адреналином, и стихнет, оставляя впечатление головокружительного приключения с элементами мистического оцепенения и едва не захватившей всё существо неподдельной паники.
Несколько минут первобытного страха и всё. Этакая мистерия, очищающий ритуал, после которого обновлённая жизнь вновь начинает казаться праздником.
Увы, не в моём случае.
Оглядываюсь и понимаю – заблудился: не мой это мир, не мой – чужеродный. Эмоции не мои, чувства непонятные, незнакомые хмурые люди вокруг, нагромождение загадок и тайн, тревожность… пустота.
Куда теперь идти, зачем вообще это нужно, почему необходимо покидать уютное, гостеприимное и приветливое жизненное пространство, что делать с неприятными, враждебными впечатлениями!
– Между прочим… твоя жена, – с заговорщическим прищуром, подозрительно нервно оглядываясь по сторонам, пытался развлечь меня приятель, Генка Постников, наклоняясь к самому уху для пущей убедительности.
– Терпеть не могу все эти “между прочим”, дружище… и прочие методики непрошеного участия. Предпочитаю не заглядывать в замочные скважины. Каждый человек имеет право на тайну. Пусть и у моей Зойки будут интимные секреты. Тебе-то зачем сплетни собирать?
– Ну… ты даёшь, – удивился назойливый доброжелатель, стремительно теряя ко мне интерес, – там такое… впрочем, как знаешь. Хозяин – барин. Кто предупреждён – тот вооружён.
Я пытался выглядеть уверенным, сосредоточенным, спокойным, но дрожь в коленках и учащённый пульс выдавали крайнюю степень волнения.
Естественно, мне было не по себе. Я не то, что догадывался – определённо знал, чем должна завершиться его гремучая фраза, сам о роковой неизбежности думал.
У Зойки появился мужчина, я даже уверенно знал – кто именно. Жена в моём присутствии проявила в полный рост своё к нему интимное отношение, зачарованно, восторженно глядя на бывшего одноклассника, Витьку Кретова, зардевшись при этом как влюблённая курсистка.
Нет, даже не так – она бессовестно любовалась плечистым улыбчивым парнем, едва не выпрыгивала навстречу его улыбке из предельно открытого сарафана, а он в свою очередь слюняво поедал мою жену слишком откровенным, можно сказать плотоядным взглядом, нагло исследуя то, что скрыто под цветастой обёрткой лёгкого летнего наряда.
Так друг на друга могут смотреть лишь люди, имеющие тайные пикантные отношения.
Не было у меня иммунитета от подобной напасти, как не было до того момента причины рассуждать о доверии и неверии.
Зойка, моя Зойка, как же так!
Память услужливо выложила для обозрения цветную картинку, ту самую, когда мы первый раз остались в её комнате наедине. Помню, как медленно, словно пытаясь поймать яркую бабочку, протягивал руки к спутанной порывом ветра из раскрытого окна безумно интимной пряди волос (движение завораживало неопределённостью: угадает ли она, как я намерен поступить, дозволит ли прикоснуться, решится ли впервые в жизни пойти навстречу нескромному желанию), ловко вытащил заколку, распустив причёску типичной отличницы.
Золотистые Зойкины волосы пружинисто рассыпались по плечам. Свет фонаря на мгновение высветил растерянное, настороженное выражение девичьего лица.
У меня влажно блестели глаза, во взгляде (я это чувствовал каждой клеточкой до предела перевозбуждённого тела), лихорадочное предвкушение предельной близости долгожданного приза.
Губы мягко коснулись нежнейшей шеи.
Девичье тело зябко вздрогнуло, испуганно напряглось. Любимая принимала решение. Или давно одобрила трогательное чувственное вторжение .
Воздух… его катастрофически не хватало. Где воздух! Почему же так жарко?
Переживания и их оценка случились потом. Рассуждать, обдумывать, взвешивать, в те томительные мгновения было некогда. Да и нечем. Мозг отключился, передав бразды правления интуиции, неодолимому бессознательному влечению и первобытным рефлексам.
Когда началось наше трепетное единение?
Ах, да, в том маленьком кафе в летнем парке. Кажется, я зашёл купить стакан холодной минералки. Было жарко, на рекламном плакате в прозрачном бокале так реалистично лопались пузырьки, что нестерпимо захотелось освежиться.
Приятная прохлада в кафе, запах свежее молотого кофе, приглушённые звуки чарующей мелодии, расслабили. Захотелось подольше остаться в уютном комфорте.
За соседним столиком как-то неестественно держалась за руки нарядная парочка.
В глаза бросалась немедленная готовность девочки убежать, наговорить собеседнику грубостей. Она часто-часто моргала махровыми ресницами, яростно сжимала побелевшие от напряжения губы. В вытаращенных глазах (так мне показалось) едва удерживался слёзный шквал.
Девчонка посмотрела на меня как-то особенно, словно просила защиты, поддержки.
Я сделал попытку вмешаться, привстал, но неожиданно был остановлен отрицающим движением её головы.
Не помню, о чём я думал. Кажется, за несколько мгновений сочинил любовь: целый том, начиная с неловкого признания, заканчивая воображаемым счастливым будущим с будоражащими воображение волнительными деталями.
Конечно, я не верил в чувства, вспыхивающие с первого взгляда, но не мог отвести от её потерянного лица взгляд именно потому, что предположил возможную взаимность.
Я видел только её, изучал выразительные женственные черты, впитывал энергию нравственного страдания, сопереживал, порывался немедленно встать на защиту, хотя не понимал, не знал, что именно между ними происходит.
Всё, что было до неё, я это чувствовал, не имело значения.
Так и вышло. Немного позже.
В какой-то момент противостояние между возбуждёнными собеседниками достигло предела. Мальчишка взорвался, вскочил, угрожающе поднял руку.
Девочка инстинктивно закрылась ладонями, лицо и шея её налились малиновым цветом. Немедленно брызнули слёзы.
– Какая же ты… дура, – эмоционально выкрикнул кавалер, выбегая из кафе, – ещё пожалеешь!
Она плакала, я участливо наблюдал, опасаясь что-либо предпринять.
Так мы сидели довольно долго, пока девчонка не успокоилась, – я не Обнажённая кисти Модельяни, нечего на меня так плотоядно пялиться. Мы расстались… да… тебе-то какое до этого дело… любопытный, да!
Я отрицательно качнул головой, хотя думал иначе.
– Тогда до свидания! Только твоего мнения для полного счастья не хватает.
– Зачем же откладывать, – неожиданно смело брякнул я, чувствуя, как мурашки атакуют тело.
– Что именно? Не понимаю.
– Свидание… ты сказала до свидания… и ещё – для полного счастья. Вот я и подумал… как-то так. Почему бы нет? Готов тебя проводить… куда угодно. Хоть на край света.
– Один уже проводил. Сам видел.
– Но, жизнь не заканчивается… по крайней мере до последнего вздоха. Он – призрачное прошлое, мы с тобой – возможное настоящее. Мечтаешь продолжить сладкую муку? Меня Виталий зовут. Что касается Модельяни – могу показать коллекционный альбом репродукций его полотен. Готов делиться… сопереживать.
– Живописью интересуешься или ищешь повод успокоить… занять, так сказать, вакантное место? Говорят, под действием адреналина так просто приручить обиженного.
– Скорее последнее. Хотя… первое тоже подходит. Искусство – производное от слова искушение. Ты меня очаровала.
– Вот как! Откровенно… и весьма нагло. Хотя…
Она хотела было возмутиться, но передумала, – не знаю почему, рядом с тобой мне стало легче. Давно хотела расстаться. Он… мой парень, по натуре нарцисс. И умелый манипулятор. Устала его опекать. Подчиняться устала, чувствовать себя без вины виноватой, подстраиваться под его изменчивые настроения, потакать желаниям и капризам.
С того дня жизнь милой девочки стала моей судьбой. Я любил её всю, от кончиков пальцев на ногах до макушки, даже её забавная лопоухость приводила меня в восторг, не говоря об особенном, только ей присущем запахе поразительно пластичного тела, со всеми достоинствами и недостатками.
С ней было интересно и сложно одновременно. Я справлялся.
Неужели это была совсем другая Зойка! Когда я её потерял, чего вовремя не заметил?
Я не хотел ничего неприличного знать про жену, сопротивлялся, как мог, желанию окружающих просветить по поводу и без такового.
Но шила в мешке не утаишь. Вот он – момент истины.
Я долго смотрел в зеркало, гладил себя по голове, озвучил шутку, что, судя по всему, имею катастрофический, со всеми вытекающими из этого факта последствиями недостаток кальция: рога не растут.
А должны?!
В том и дело. Факты – штука упрямая. Зойка изменилась до неузнаваемости, вела себя непредсказуемо, странно.
Наверно про меня она думала то же самое. Потому избегала.
Я тосковал по любви, возвращаясь мыслями в изумительное прошлое, где была совсем другая, влюблённая в меня без памяти Зойка. Измышления и фантазии вопреки желанию рисовали фривольные картинки, где я был не участником – зрителем.
Не представляете как это больно.
Расстаться с женой я бы не смог, это немыслимо!
Коли создатель решил послать на мою долю столь тяжкое испытание, постараюсь с ним справиться.
Может для начала поговорить, выяснить, расставить над словами и поступками акценты и точки?
Нет, нет и нет… сожжение мостов – не лучший метод. Лучше жить вместе без любви, оставаться друзьями, делать вид, что ничего не происходит.
Нужно больше времени проводить с женой. Вдруг одумается. Увидит, поймёт, как мне плохо… и всё наладится.
Для начала нужно встретить её с работы, прямо у проходной, чтобы не оставить шустрому Витьке ни одного шанса.
– Как хорошо, что ты пришёл. Нам надо серьёзно поговорить. Думала отложить сюрприз на вечер, преподнести его в интимной обстановке, без свидетелей, но раз ты здесь, да ещё с цветами… а я почти готова… сознаться. Извини, разволновалась, глупая.
Зойка странно хихикнула, отвела взгляд, зарделась.
Я был готов ко всему, но эмоциональное вступление окончательно вывело из равновесия. Терпеть неизвестность больше не было сил.
Плачущий мужчина – это нечто. Нечто неприличное, жалкое, неприглядное.
Я себя ненавидел, но ничего не мог поделать с нервной дрожью, с бурными проявлениями физического тела и воспалённого сознания.
– Неужели ты догадался, Виталька? Ну, говори же скорее, как ты к этому относишься!
– Я тебя всегда буду любить, Зоенька… несмотря ни на что! Каждый человек имеет право на личную жизнь. Не имею оснований препятствовать твоему счастью, убеждать, настаивать?
– На чём это?
– Покорно приму любое твоё решение. Только не уходи, не бросай меня!
– Ты о чём, зачем так пугаешь… какая злая муха укусила тебя!
– Я понимаю! еЕли по-настоящему любишь, значит, он достоин высоких чувств. Наверно. Не переживай, я справлюсь.
– Ничего не понимаю… ни-че-го! Так, для начала выдохни. Спокойствие, только спокойствие. Я… давно… хотела… признаться. Ждала окончательного подтверждения. Главное – не упади. Готов? Па-ба-бам-м-м… у нас… будет… малыш!
– У нас, это у кого… у тебя и Кретова?
– Причём здесь он… кто здесь мой муж? У тебя, балда! Девять недель назад… мы с тобой… пабам… в пансионате Лесное озеро… да-да-да… мы это сделали! Ну, ты… бамбук, пустой бамбук. Заработался, да? Ты, Виталец, без пяти минут папочка, ура-а-а! так. Чепчика нет, бросаем в воздух букет. Как символ. Вот так!
– Вот оно что-о-о! А я тут такого… напридумал. А всё Генка. Между прочим, твоя жена… ага… прости, прости, прости, родная, какой я… тупица, просто клинический недоумок!
– Так, колись. Ты должен всё-всё мне рассказать. И не вздумай увиливать. Женщин в интересном положении нельзя волновать.
