– Даша! – Крикнул братишка, лицо его скривилось, было видно, что он с трудом держится, чтобы не разреветься. Он сделал пару шагов, и побежал ко мне, на ходу крича:
– Даша они дядьку зарубили! И меня схватили, я как ты учила, по яйкам бил.
Я пригнулась, ловя братишку на руки, он немного не рассчитал, и я чуть не упала, меня придержал стоящий рядом Андрей. Захар, обвил мою шею руками, а талию ногами и горько заревел, на взрыд, как только может плакать ребёнок шести лет, увидевший разом столько смертей. Я, не задерживаясь быстро пошла в дом, коротко кивнув отцу. В доме Захар стал повторять:
– Дядьку зарубили и Прошку и Вторушу и Клима и Желана и …
В его всхлипах, не все имена можно было разобрать, я крепче обнимала его, не зная – что нужно говорить ребенку сейчас – Захар сам прервался, вздрогнул и начал выворачиваться, из моих объятий. Я отпустила его, он, вытерев слёзы, сопли рукавом, красными глазами посмотрел на меня и сказал:
– Даша там Тихон, Пресвет, Желан, Зорон, ещё боярыч Данила с его людьми, порезанные лежат. Батюшка сказал, что ты можешь им помочь. Помоги а…
Он сдерживал всхлипы, смотрел решительно, сжимая свои маленькие кулачки. У меня, ком в горле, не хотел проваливаться, прочистив горло, я подняла глаза. Мы были в зале, возле печи стояла Преслава с женщинами, в доме чётко стояла атмосфера горя, некоторые из женщин были покрыты траурными платками.
– Мне нужна одна горница, чистая и пустая в ней лавку поставьте, светильников, побольше приготовьте, скоро стемнеет. Поставьте кипятить воды. Преслава, мне нужна ветошь, чистая для перевязок. Пошлите кого-нибудь срезать конской гривы. – Дворня забегала, я вернула взгляд к братишке и сказала:
– Боярыч видит Бог, никогда не делала ничего такого. Что надобно делать знаю, только со слов, но, я постараюсь сделать всё, что в моих силах, а ты молись, чтобы у меня получилось, и я молиться буду.
Развернулась, за спиной у меня стояли муж, отец и ещё два незнакомых мужчины.
– Андрей, мне нужны травы, что мы купили у травниц.
Андрей кивнул, позади их я заметила Степана.
– Степан, найди мне конопли, волокна мне не нужны, листья, а лучше вершки.
Коноплю здесь выращивали и активно использовали, делали из неё мешки, веревки и даже одежду.
– Батюшка веди к раненым.
–Боярыня а с гривой что? – спросила, молодая девушка, державшая над головой огромный комок конской гривы. Быстро отделив небольшой комок, я велела ей, их хорошо постирать, и поставить кипятиться.
Осмотр раненых, показал всю плачевность обстановки: у одного раненного был вспорот живот, видно было, что парень потерял много крови. Его списали, так как ранение живота, здесь считается необратимо смертельными. Ещё у одного раненого, была резаная рана на предплечье, сопровождаемая переломом того же предплечья.
– Батюшка, покажи плотнику, пусть дощечки сделает, обвязать надобно, чтобы кость не шевелилась.
– Это мы знаем дочка, уже делает.
Оставив этого больного, я продолжила осмотр. Жутко смотрелся парень по имени Ждан, у него было разрублено лицо, рана опухла и раскрылась. От левой щеки, до нижней части челюсти правой стороны. Видны зубы, частично разрез на деснах, губы разделены от воспаления часть ноздри, съехала вниз. Остальные с колотыми и резаными ранами, кровопотеря есть, но не так критично как эти трое. Всего, раненых было восемь человек.
Быстро вернувшись в зал, проверила комнату, в которой домывали пол, комната была светлая и пустая окна затянуты, пленкой бычьего пузыря. Преслава показала, большую стопку тканей, из которой я выбрала простой отрез и покрыла им голову, спрятав волосы, взяв отрез побольше, сделала надрез, просунула туда голову обвязалась лентой, получилось что-то вроде фартука. На кухне, в кипящую воду закинули инструменты и прокипятили пару серебряных подносов и чаш. Все приготовления, делались очень быстро. Степан вбежал в зал, неся целый сноп конопли, понюхав, я понадеялась, что это именно тот сорт, который у нас используют, как лёгкий наркотик. Взяв быстро, ступицу и закинув туда пару жменей цветков, сказала:
– Преслава, поставьте кипятиться молоко, пусть кто-нибудь, из девок взбивает в ступице, чтобы как мука была, зальете горячим молоком и ещё мните, пока не остынет. Ещё мне нужна женщина в помощь, с крепкой рукой, чтобы боли чужой не боялась.
– Да, есть у нас, Гала, она повивает, по своим.
Вышла дородная женщина, облачив её так же как себя, мы вместе вымыли руки. Пока Гала выкладывала инструмент на серебряный поднос, я залила перегоном прокипяченный конский волос. В нашу «операционную» принесли парня с распоротым животом. Степан пытался возразить, что ему мы уже не поможем, только время потеряем, но под моим суровым взглядом, быстро замолк и молча выполнял все мои распоряжения. Отец, распорядился занести большую икону, на что я благодарно кивнула, в попытке проконтролировать всё, забыла о главном в этом мире – не подставиться самой. Входя в комнату, перекрестилась, Гала повторила за мной, вслух я прочитала девяностый псалом и от себя добавила:
–Пошли мне твёрдость рук, ясность ума и крепость веры.
Около порога, собралась куча народа, чтобы не слышать сопений, ногой закрыла дверь и преступила к обработке раны. Я верила в выздоровление этого мальчишки, так как кишечник у парня, был пуст. Совсем молодой, он уже не стонал, но был в сознании, я ему в рот влила конопляное молоко, и велела держать его под языком. К сожалению, рану ему перевязывали, тем, что было под рукой – грязным, шерстяным тряпьём. Пропорот кишечник и в 2-х местах, были хорошо видны разрезы, что внушало надежду. Я ещё раз перекрестилась, это уже был искренний порыв, начала зашивать, благо хирургический шов мне был хорошо знаком.
Как ни странно, но операция на брюшной полости человеку, мне пришлось наблюдать, хоть и был это аппендицит, но тоже, в экстремальных условиях. Несколько лет назад у нас был случай, женщина ночью прибежала к Степанычу, в слезах. Шел дождь, она не могла дозвониться, до «скорой», её сын выл от боли, державшись за живот. На вопрос – почему так запустила? – она сказала – думала, что притворяется, чтобы не помогать, бабушке.
Наорав на сына, женщина ушла помогать матери, вернулась поздно, и застала сына бледным и свернувшимся от боли. Из-за сильного ливня, и позднего часа, ни кто не согласился везти мальчишку в город, в поселке не было больницы. Степаныч осмотрел и заключил: резать надо, не довезёте. Ночью в фельдшерском пункте, со мной в роли ассистента Степаныч удалил мальчику 13 лет, аппендицит. Утром, он сам увёз его в больницу, благо проблем у него, из-за этого не было. В ту ночь, до утра мы просидели возле больного, Степаныч словно помолодел, человек влюблённый в профессию, читал мне лекцию о хирургии брюшной полости.
Швы получились у меня как у профессиональной хирургини , а стеклянные трубки не подходят для дренажа на животе, но имеем то, что имеем, попробую вставить самые короткие- думала я, бинтуя парню живот. Парень за всё время операции, пару раз что-то мычал, но не дёргался.
Пока, заносили другого больного, мы, прокипятили инструмент, и помыли руки. С Жданом, было сложнее, рана кровила, не сходилась из-за опухоли, а время подошло к вечеру, дневного света уже не хватало. Ждан, был очень крупного телосложения, молока я ему дала, побольше, чтобы наверняка, если этот парень отмахнётся, одной рукой, то смахнёт нас с Галой, как мух.
Когда я закончила, было уже совсем темно, по тому, как затекло моё тело, я поняла что, прошло немало времени. Комнату обставили светильниками, возле иконы горели свечи, дышать было нечем. Я даже не заметила, что здесь кто-то ходил, дверь прикрыта. Осмотрев лицо парня, я довольно кивнула, – в нынешних условиях лучше, не сделать.
Мы вышли в зал, в котором, очень многолюдно и очень тихо. При виде нас, все оживились, я разминала шею и спину, они громко хрустели. Быстро повторив процедуры, по обеззараживанию инструмента и рук, мы приступили к следующему раненому. Дощечки для наложения шины, были готовы, быстро приготовившись. Ни смотря на то, что здесь была ранена конечность, а пациент пришел своими ногами, ранение лёгким я не назвала бы.
Последняя трубка для дренажа была использована. Закончили мы поздно ночью. Когда я выпрямилась, земля под ногами шатнулась. Выйдя в зал, я начала стягивать с себя, фартук, подняла глаза, все были здесь, ни кто не спал. Отец с гостями сидел за столом, дворня стояла за их спинами и все с ожиданием смотрели на меня. Я растеряно огляделась, вспомнила, что приехав, я даже не поздоровалась. Решив – лучше поздно, чем никогда, поклонилась и сказала – Здравы будьте – послышался хмык.
Пройдя, взяла ковш, и напилась воды. Помыв руки, села за стол, начался гомон, все что-то говорили и смотрели на меня.
– Да тихо вы! Видите же, устала она.
Сказал Андрей, я благодарно посмотрела на него, обвела взглядом народ и спросила.
– Вы чего здесь все собрались?
Слово взял отец.
– Дочка, это Стоян – указал он мне, на коренастого мужчину в годах, но крепкого как вековой дуб и продолжил – он дядька боярича Данилы Тихонова, из Покрова. Когда мы в засаду попали, они недолече были и на выручку пришли. Ежели ни они бы, мы бы не отбились.
Я встала и поклонилась гостям сказав – благодарствую – спрашивать – где сам боярич,– откровенно боялась, вспомнив сани с трупами во дворе.
–Боярыня – голос Стояна, был как из трубы – мой боярич Данила, сейчас там, в комнате лежит.
– Который из них Данила?
–Тот, что в живот …
Он прервался, в глазах его была обречённость, но он хватался за надежду.
– Стоян, не хорони прежде времени боярича своего. Брюхо у боярича пустое было, это может спасти его, я всё зашила, если его не кормить, да дать всему зарасти, может выжить. Ты главное молись и мы, молиться будем…
Стоян резко соскочил, перешагнул через лавку и бухнулся на колени.
– Благодарствую боярыня, я буду молиться, и за тебя молиться буду. – Он широко перекрестился .
– Вставай Стоян, потом, перед иконой склони колени. Вы мне, отца и брата спасли, я за вашим бояричем, как за собственным дитём, ходить буду.
– А Ждан?
Донёсся тихий голосок из дворни.
– Ждану, мы рану зашили, сейчас опухшее всё. Шрам – будет, но не уродливый, просто полоска останется.
Хотелось добавить немного оптимизма, слишком много горя, сегодня в этом доме. Молодая девушка, услышав мой ответ, выдохнула и тихо пошла на выход, видимо новость кому-то понесла.
– Ну что, все, всё узнали? Может, покормите меня?
После еды, я начала перебирать травы, но ни как не могла увидеть противовоспалительное. Осложнялось всё тем, что я совсем плохо разбираюсь в травах, в юности интересовалась, но недолго. Потом, меня озарило – сосновые иголки и кора. Хвоя! Хвоя содержит эфирные масла, обладающие бактерицидными свойствами и дубильные вещества, обладающие противовоспалительным, действием.
Быстро раздав инструкции по завариванию, и объяснив применение каждого больного, я позволила Андрею увести меня в спальню. Ночевали мы в моей комнате, здесь ни чего не изменилось. Андрей помог мне раздеться и уложил себе на плечо. Я прижалась к нему, в душе благодаря, за понятливое молчание и заботу. Уснула моментально, но, спала очень плохо, вздрагивала, просыпалась, во сне бредилось всякая муть. После очередного пробуждения, оделась и пошла, проверять больных.
Температура была у троих «тяжелых», но по ощущениям она не была сильно высокой, по этому, я спокойно направилась на кухню. Женщину, которая присматривала за больными, отправила отдыхать. Вздрогнула, увидев Стояна, который сидел возле стены, куда падало мало света.
– Стоян, ты чего не отдыхаешь? Иди спать, я пригляжу за бояричем.
– Да не спиться мне, боярыня. Уже сегодня, боярин Илья приедет, отец Данилы, мне перед ним ответ держать – как это я цел, а сына его, не уберёг.
– Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Тебя вчера лихая, краем обошла, помолись, благодарственную прочти, потом за здравие Данилы прочти. Отчаяние – великий грех. Рас жив он волей Господней, значит то нужно ему. – Указала я, пальцем в небо и перекрестилась, Стоян тоже, встал и осенил себя крестом.
– Спасибо боярыня, пойду я.
– Стоян. Ты к бояричу ходишь, воду ему не давай, если попросит.
– Понимаю боярыня. – Кивнул и ушел.
Проводив глазами Стояна, проверила отвары, добавив немного мёда, обошла больных и дала каждому понемногу. Вернувшись, порадовалась, что нахожусь одна, руки у меня тряслись, мысли метались
– Не много ли я на себя взяла!? Куда я полезла!? А вдруг…?
Поздний откат накрыл, подкатывала истерика. Пришлось собраться, услышав, что по лестнице кто-то спускается. Спрятав руки под стол, я смотрела на лестницу, увидев Андрея, расслабилась.
– Ты чего не спишь? – Спросили мы одновременно.
Андрей смотрел на меня вопросительно, я вытащила руки, и показала, как они трясутся. Он подхватил меня, сел и усадил себе на коленки.
– Я так и подумал: это как после первого боя, спать не можешь, трясет.
Он обнял меня покрепче, и поцеловал в висок.
– Может печь затопить?
– Найдётся, кому печи топить. Ты перетрясись, иначе не скоро спокойно спать сможешь, и лечить больше не возьмёшься.
Я уткнулась носом в мужа и отпустила эмоции.
Глава 18. Гордыня – смертный грех.
Андрей.
Когда Андрей понял, что жена, не собирается возвращаться в кровать, оделся и пошел следом. Он слышал её разговор с Стояном, не стал мешать, спустился, когда Стоян ушел. Видел, что жене плохо, ночью она спала беспокойно, вздрагивала, помочь он ей не мог, но и оставить одну, неправильно. Вчера его удивила не только жена, но и Захар, Андрею сказали, что малец, первую кровь взял. В шесть лет, он убийце своего дядьки, нож в горло всадил, а после боя застыл. Только как сестру увидел, выпустил испуг, но быстро собрался и просил её за людей, своих, чужих.
– Славный будит витязь, лишь бы сейчас не отвратила его служба ратная, кровь людская – думал Андрей, обнимая притихшую, на руках жену. – А еще, сестрица его «по яйкам» бить учила, если бы, было уместно, он хотел бы сразу расспросить, – что это, за наука такая?
По намокавшей рубашке, он понял, что жена плачет у него на груди. Пусть поплачет, вчера она всех удивила своей твёрдостью, решительностью, понятно, что нелегко ей, деве молодой, людское тело, иголкой, как тряпку зашивать, да и смотреть на тех, кто с надеждой, от неё чуда ждёт.
Даша на руках притихла, уже ровно сопела, Андрей задумался, из мыслей его вырвал звук шагов по лестнице, в зал спустился Никита. Он, строго посмотрел на Андрея, потом понял, что его дочь спит, тяжело вздохнул. Андрей унёс Дашу в спальню, уложил на кровать, укрыл и вернулся в зал.
– Она что, всю ночь не спала? – спросил Никита.
– Спала, да только не долго, соскакивала, потом ушла.
– Думаешь, выйдет чего?
– Что выйдет?
– Молодого боярича спасти.
– Не знаю, но, знаю что дочь твоя упрямая, не отступит.
– Это, я и сам знаю.
– Я вот что хочу, мне уехать надо – Никита удивлённо посмотрел на Андрея, но смолчал. – Недавно, по дороге в Белград, несколько обозов княжеских пропало. С последним обозом, я с дружиной ходил, да только тихо было. Думаю, это те лиходеи, что на той дороге резвились, к Покрову перебрались, почуяли неладное. Нужно их, отыскать, а то, бед натворят.
– Твоя правда, сколько их незнаем, часть мы перебили, только это не все. Там деревни с вольными, им супротив ватаги поставить нечего, пока до князя весть дойдёт, они там повырежут всех и уйти успеют. Ты остерегись, людей побольше возьми, ежели надо чего, я дам.
– Нет, мне ничего не надо, ты за Дашей пригляди – Никита посмотрел на Андрея, как на дурачка, – пригляди чтобы, ела и спала.
– Поучи меня – фыркнул Никита.
– Не серчай боярин, дорога она мне.
Никита молча махнул рукой. Андрей встал, поправил пояс – Оставайтесь с добром, я поеду дружину собирать.
– Отзавтракай сначала – кивнул Никита, на накрытый стол у которого суетились бабы.
Позавтракав и расспросив Никиту о разбойниках, Андрей уехал.
Даша.
– Боярыня, боярыня проснись.
Меня будила Рада, я тяжело вынырнула из сна, огляделась ни чего не понимая, потом вздрогнула вспомнив, что внизу у меня подопечные больные, я сплю, а уже светло. Резко соскочив:
– Что случилось, с увеченными что?
– Нет боярыня, церковный батюшка прибыл, покойных отпеть. С тобой говорить желает.
Я напряглась, но, отступать некуда. Одевшись, спустилась, батюшка был около больных, у порога собрались все кто был в доме, они расступились, пропуская меня. Войдя я перекрестилась:
– Здравствуй отче – поклонилась я.
– Здрава будь, раба божья Дарья.
Священник, холодно прошелся глазами по мне, взгляд у него был колючий, я сдержалась, чтобы не поёжиться. По взгляду его поняла, что настрой его недобрый, решила брать всё в свои руки.
– Разреши мне отче, повязки увеченным поменять и помолиться с тобой, за исцеление рабов божьих.
По священнику было видно, что он, не ожидал от меня, такой просьбы. Уверенный в своей власти, он смотрел на меня как на букашку, которая пытается трепыхаться, будучи накрытой стаканом. Стоит ему обличить меня, в действиях неугодных церкви, или того хуже, в поклонении «нечистому», мне конец – ну уж нет, в эти игры, играть можно с двух сторон. Повернувшись, я сказала:
– Принесите чашу и святую воду.
Преслава, сама доставила сказанное, глаза её светились от азарта. Нужно будет расспросить её – чего она такая задорная?
Перекрестившись, я медленно омыла руки и лицо святой водой, потом прошлась и смочила лицо каждому больному, каждый рас крестясь, приговаривая:
– Славься господь наш, Иисус Христос.
Священник, молча наблюдал за мной, первым решила перебинтовать Данилу, как только, я начала разрезать бинты, батюшка, хорошо поставленным голосом начал молитву.
Больные были стабильны, у Данилы и Ждана, держалась температура. Воспаленное лицо Ждана, смутило священника, тот отвернулся поморщившись, а голос дал «петуха». Закончив перевязку, мы пошли в зал. Священник, не желал сдаваться, и попросил выделить горницу, чтобы поговорить со мной. Отец с Преславой, тревожно переглянулись. На первом этаже, было ещё, несколько свободных комнат, в одну из них, мы и вошли.
– То, что ты не одержима, и не дьяволопоклонница, ты мне показала. Скажи ка мне, с чего ты взяла на себя право, судьбы людские решать?
Батюшка, не стал церемонится, и похоже мои потуги с молитвами и святой водой, ничего не дали, но я решила не сдаваться. Перекрестившись сказала:
– Что ты отче! На всё божья воля, не мне ей, наперекор идти.
– Почему же идёшь? Почему же, людей как рубаху драную, шить взялась?
– Так ежели не будет, на то воли господней, разве получиться у меня чего. Я, только рану стянула, а заживить её, то воля господня, моё дело молиться и милости просить.
– Ежели, господня милость будет, она и без твоих ниток сойдётся. Тебя гордыня обуяла? Себя возомнила святой, что со смертью спорить можешь?
Глаза священника метали ярость, – да уж, где те верующие, со светом веры в глазах и любовью?
– Упаси боже – перекрестившись, сказала я – Только на волю божью уповаю, гордыня страшный грех, пусть господь нас всех, хранит от неё.
– Кто учил тебя, плоть людскую сшивать?
– Людскую плоть, ни кто не учил – священник сузил глаза, в этот момент, становясь похожим на змея – видела я, как телок неразумный, лез через забор, да шкуру себе распорол на пузе. В монастыре, у нас матушка Соломея была, уложив его, она стянула шкуру ему и зашила. Я расспросила её, тогда она мне объяснила, – ежели рану стянуть, то в неё грязь никакая не попадёт, а всё нечистое, тело живое отторгает, потому и гнить начинает, и мрёт. Когда, увеченных привезли, я про это вспомнила, скотина – это же тоже, тварь божья, может и человеку поможет.
Змеиный взгляд священника, сменился на высокомерный.
– Человек, создан по образу и подобию божьему, а ты его, со скотиной неразумной сравнила!
– Потому и ценность его больше, ежели, даже скотинку, от нечаянной смерти монахиня спасала, то о рабах божьих, позаботиться нужно было, и раны их стянуть, и защитить от грязи.
– Чем поишь, да кормишь их?
– Те что, не сильно увечены, едят со всеми, да травяные отвары пьют, те, что сильно, пока только травяные отвары пьют.
– Вот тебе моя епитимия – выучи молитвы: от святого Алексия – молитва от гордыни, Иоанна Златоуста – «отрицаюсь тебе сатана» и учения Ефрема Сирина.
Он посмотрел на меня, испытующе. Я кивнула и сказала:
– Батюшка, я молитвы эти знаю.
– Прочти Златоуста.
Перекрестившись, я прочла, достаточно длинную молитву. Святой отец перекрестился и спросил:
– Читаешь эти молитвы?
– Читаю отче, перед любым искушением.
– Когда последний раз, чувствовала искушение гордыней?
Вопрос с подвохом.
– Мне муж, седмицу назад, зеркало подарил, и украшения. Я захотела, уши для тех украшений проколоть, но поняла – то испытание моё, гордыней. Потому и зеркало убрала, и украшения.
Священник посмотрел на меня как на дурочку, а мне того и было нужно.
– Седмицу, перед сном читай эти молитвы, потом придёшь в церковь, на покаяние и причастие.
Кажется, пронесло. Окинув меня, ещё раз высокомерным взглядом, священник вышел, а я последовала за ним. В зале все сидели напряженные, отец, посмотрел на меня с тревогой, я незаметно подмигнула ему, он выдохнул.
Оказывается, всех погибших уже похоронили, на столе стоял поминальный обед, во главе с кутьёй из пшеницы. Отобедав постной пищей, священник величественно нас покинул, отец проводив гостя, подошел и крепко обнял меня.
– Как я испугался за тебя, дочка! Отец Денисий, так кривился когда осматривал увеченных. А когда расспрашивал всех, такое спрашивал, я боялся, что он тебя, в одержимости или дьяволопоклонничестве обвинит.
Отец Денисий! Удивительное совпадение, с Денисами, мне нужно ухо держать в остро. Наплела я ему конечно, но, выбора у меня не было. Даже если, он решит проверить, моё враньё, про матушку Соломею, он обломается, так как матушка Соломея, умерла прошлой зимой. Наложенную епитимью же, я исполню, если не за гордыню, так, за враньё.
– Что он спрашивал?
– Какие обещания ты давала? Что в замен, за помощь просила? Не коробило ли тебя, от иконы?
Я удивлённо посмотрела, сначала на отца, потом обвела всех глазами.
– Дочка, не пугайся. Все ему в один голос говорили – что ты, не осенив себя крестом, и не прочитав молитвы, за дело не бралась, только он кривился на это.
Проверив наличие отвара, ещё раз обошла больных, спокойно расспросила их о самочувствии. Толи из-за недосыпа, толи от «святости» святого отца, у меня сильно болела голова. Строго наказав женщинам поить больных почаще, Даниле, давать только отвар, а Ждана напоить куриным бульоном, пошла к себе в комнату, прилегла и уснула.
Проснулась когда, было уже темно, голова не болела, что радовало. Направилась к больным, – хороша лекарка, то и делает, что спит – ругала себя, бегом спускаясь, по лестнице. На бегу поздоровавшись с семьёй, восседавшей за столом, вбежала в комнату с больными. Там, застала Галу, она не стала меня ждать и решила сама сменить повязки.
– Не переживай боярыня. Я повязки поменяла, всё как ты делала. Ждана, мы куриным бульоном напоили, всем отвар сосновый с мёдом давали, боярину с животом, кроме отвара не давали ничего, он и не просил, всё как ты и велела.
Выдохнув вышла из комнаты с больными, внимательней посмотрела, на собравшихся, за столом. Там были новые лица, видимо отец Данилы пожаловал, а я ношусь тут, мне стало неудобно, так как пробежала мимо, не поздоровалась подобающе, кажется, у меня это вошло в привычку. Поклонившись, поздоровалась, отец с улыбкой попросил меня за стол.
– Прошу простить меня бояре. – Сказала я садясь
– Не стоит дочка, расскажи, это ты, моему сыну живот зашила?
– Я боярин.
–Что скажешь, толк будет? Мы люди служивые, всегда знали – ежели, кишки пробиты, то не жилец.
–То верно боярин, ежели живот не пуст, то не жилец, а сын твой с пустым животом был. Пустую кишку можно сшить, да подождать когда срастётся.
Он с надеждой посмотрел на меня.
– Может нужно что? Ты только скажи, я хоть что купить смогу, если сына спасёшь, и тебя одарю.
– Подожди боярин, время нужно. Его за золото не купишь. Одаривать меня тоже не надо, не за подарки или золото, сын твой отцу моему, не думая на помощь пришел, не обижай нас, за благодарность, плату предлагая.
Отец смотрел на меня с гордостью, а отец Данилы переглянулся с Стояном.
– От дочка у тебя, боярин! Наши, только в зеркала глядеться умеют, да хихикать по делу, и без.
Отец лукаво улыбнулся, а я осмотрелась, ища глазами мужа, отец заметил мой взгляд и сказал
– Нет его, дочка. Андрей, дружину собрал, да поехал ту ватагу искать. Изловить их надобно, чтобы большей беды не наделали.
Выслушав отца, я молча кивнула. Отец Данилы пристально посмотрел на меня, потом спросил
– Не боишься за мужа?
– Боярин, я жена воя, а не купца.
– От, молодец дочка! Не осталось, нынче таких жен. Все хотят мужей, да сынов, подле юбок своих держать. А кто, земли защищать будет? Не та молодёжь пошла… в былые времена, девки и не глянули бы на парня, что меч держать не умеет, а бабы и сами за лук хватались ежели враг у ворот.
Дальше, всё сводилось к тому – что, раньше трава зеленее, небо голубее а люди лучше. Видимо во все времена, будут люди, для которых «раньше было лучше».
Решила найти Захара, за весь день я не уделила ему времени, даже не видела его. Посидев немного, ради приличия и поднялась.
– Простите меня пожалуйста, пока не поздно, хочу брата навестить.
Отец встал и пошел со мной, мы поднялись на второй этаж, я хотела сразу направиться к детям, но отец остановил
– Постой дочка, – он огляделся и завёл меня, в мою комнату – ты с Захара попробуй разговорить, он только с тобой отходит, как застывший сидит, в пустоту смотрит.
– Постараюсь батюшка.
– Ты аккуратнее, он первую кровь взял.
– Это как?
– Того татя, что его дядьку зарубил, он по хозяйству ногой лягнул, потом дядькин засопожник, ему в горло всадил.
– Господи! – я прикрыла рот обеими руками.
– Да. Когда тебя вчера увидел, вроде прорвало, я думал, отпустит его, а он о людях попросил, да застыл опять.
Я быстро направилась, в спальню к детям, с Ивашкой сидела няня, а Захар лежал, свернувшись в маленький клубочек. Поцеловав Ивана, обратилась к Захару
– Солнышко моё, пойдём ко мне в комнату?
Он молча встал и пошел, я быстро схватила запасной светильник, подожгла его, и пошла следом. В моей комнате Захар остановился, повернулся и спросил:
– У тебя получилось? – я не сразу поняла, о чём он, но, через пару секунд до меня дошло.
– Всё что я могла сделать, сделала, теперь их выхаживать нужно.
– Выходишь?
– На всё воля божья. Думаю да.
Я, поставила светильник на стол, не зная, как подобрать слова для разговора. Сердце сжималось, от страха, от жалости и от досады, что маленькому ребенку, пришлось спасать свою жизнь, таким способом. Повернувшись, увидела что, он сел на кровать, села рядом, потом забралась с ногами, оперлась спиной на подушки, притянула братишку к себе и крепко обняла. Захар, послушно уложил голову мне на плечо, и обнял меня в ответ. Я молчала, не зная – что сказать ребенку? Можно конечно, ссылаться на суровость времени, жизни, условий, но всё это разбивается об осознание, что это ребёнок.
Помолчав какое то время, я начала рассказывать сказку Пушкина «О царе Солтане», помнила её наизусть, не из-за уникальной памяти, а из-за того что, в моём детстве, на региональном канале мультфильм по этой сказке, крутили каждые выходные. Сначала, Захар слушал отстраненно, позже втянулся. Когда я закончила, он спросил
– Ты знаешь да?
– Захар, если бы мне пришлось защищать себя, или кого то, из вас, я бы не думая нож всадила. Заповедь – «не убей», работает тогда, когда её соблюдают все. Тати, первыми её нарушили.
– Я когда глаза закрываю, его вижу. Там, его не разглядывал, меня другие тати схватить хотели, я лягался и убегал, а сейчас разглядываю его, как глаза закрываю, всё вижу: открытый рот, гнилые зубы, кровь с шеи брызжет.
– А ты как опять его увидишь, лягай его, бей и прогоняй из своей головы. Ты сам хозяин своей памяти, и тебе решать – кто там будет жить. Не стоит лиходей – чести такой, в памяти твоей оставаться.
– Да. Я лучше дядьку, помнить буду. Знаешь, он много татей зарубил, и этого бы зарубил, чуть не успел, пока на меч, одного татя насадил, его этот перерубил, я не стал ждать, пока он меч от дядьки освободит, дал ему по яйкам, подобрал дядькин засопожный нож, и в горло воткнул.
Захар вздохнул, я слушала его с закрытыми глазами, представляя тот ужас, который спокойным голосом мне пересказывает, шестилетний ребёнок. Наверное, только сейчас, я по настоящему поняла, суровость мира, в который попала.
Глава 19. Княжья милость.
Захар уснул, словно выговорившись, освободился, я не стала его переносить, оставила рядом с собой. Утренняя перевязка показала, что у Ждана, шов стал синеть, я напряглась, но решила попробовать проверенное уже здесь средство – запеченный лук. Приложив его к шву, забинтовала. Зорон – парень, со сломанной рукой, отличился – он решил что, перелом болит из-за дренажной трубки, и вытащил её, вокруг шва воспалилось и покраснело. Я безжалостно, снова вставила трубку, с неё потекла розовая сукровица – а я, завела длинную лекцию, объясняя, что я делаю и зачем. Состояние Данилы, меня обнадеживало, хотя лицо его было бледным и осунувшимся, шов, вёл себя хорошо.
Освободившись, решила хорошенько продумать, свои ошибки и исправить их. Нужно составить список по пунктам: над чем мне предстоит поработать и чем дополнить свой арсенал лекаря.
Писать я умела, что для этого мира, большая редкость, но письменность здесь, была даже отдалённо не похожая, на известную мне «кириллицу». Начертание букв, содержало очень много крючков и завитков, а цифры использовались «римские» – интересно, как здесь справляются купцы с большими числами? Мне помогли найти дощечку, как у кузнеца, и я опробовала, письмо и чтение – вполне сносно, хоть и мешалось всё в голове, по началу.
Большая сложность, в том что, я плохо знаю действие трав, а местным травницам не доверяю, не думаю, что у них была возможность – провести анализ, и выявить противопоказания, и побочку. Написав, на дощечке, пункты, с которыми мне нужно поработать, в первую очередь, всё смыла – чтобы не смущать умы населения, незнакомыми названиями. Писала, исключительно чтобы упорядочить мысли в голове, помогло. Найдя отца, я спросила
– Батюшка, у тебя есть кожевник?
– Есть, конечно, что ты хотела?
– Мне сума нужна, для лекарских ухватов.
– Хорошо, будет тебе кожевник. А ты значит, за лекарское ремесло, взяться решила. Я уж, грешным делом подумал, что ты бросишь, после разговора, с церковным батюшкой.