Владлен Лядский
Усилители смысла
Место пятое. Дорога домой
– Твою жеж левым прихлопом. Ты опять? Это уже бесить начинает.
– Не бузи. Перекрёсток тем и хорош, что у ветра больше направлений. И курящий геолог живёт дольше некурящего.
Пятый задумался. Парадокс явно был мнимым, для его разрешения просто не хватало каких-то данных. Но спрашивать у этого всезнайки, пока он опять с мрачным видом решает, куда ему больше не хочется, не было никакого желания.
Короткая прогулка под сенью деревьев с изматывающим марш-броском лишь подчеркнула, что у его сил есть предел. Пятого ощутимо покачивало, подташнивало, чесалось и болело.
Второму на вид было попроще. У него был опять приступ весёлой злобы вынужденного лидера в трудные времена, так что упасть и жаловаться на жизнь ему не позволял социальный статус.
– Час дня. Самая сиеста. И ветер еле-еле тянет. Надо бы где-то пересидеть до вечернего бриза. И по нему потихоньку-полегоньку на выход, пока совсем не стемнело.
– Неужели у тебя есть идеи? Ты вспомнил о каком-то здании, у которого нет большого смысла и которое не будет подстругивать нас под свой манер?
Пятый редко испытывал гордость за себя. Но сейчас это был тот случай. Не каждый день можно увидеть, чтобы всезнайка-Второй воспринимал чужую идею с первого раза, быстро и без возражений.
– А знаешь, это мысль. Я бы даже сказал – очень перспективная мысль. Хотя бы потому, что я даже знаю один такой объект. Неподалёку. Буквально рукой подать – Второй махнул рукой вправо. – Вот, собственно. Через дом. Какой-то социально-культурный недострой, но с крышей. Простоял в заброшенном виде лет пятнадцать, пока его кто-то не приспособил для временного проживания – заколотил окна фанерой, двери вставил, крышу подлатал.
– Ну тогда пойдём посмотрим на твой недострой. Потому что караул уже устал и сейчас будет бунтовать.
Есть здания, которые не старятся. Они становятся классикой, архитектурным памятником, приятным анахронизмом и так далее. А есть те, которые уже лет через десять выглядят как выпотрошенный лимон.
С такой же пользой.
Вот, к примеру, здание напротив. Хоть и задвинутое вглубь квартала так, что перед ним влез бы ещё один дом. И видно, что строено почти сто лет назад – а смотрится хорошо.
Впрочем, для них это означало то, что за ним стоит длинная история. А им сейчас история противопоказана в любом виде.
Их же здание выглядело непрезентабельно. Говоря по правде – помойно оно выглядело. Временный владелец ограничился тем, что сделал дверь и забил окна фанерой в центральной части. На этом его фантазия (или жадность до недвижимости) иссякла.
В высоком, в рост Пятого, крыльце никто не удосужился прорубить ступени. Кирпичи были разбросаны по территории ещё со времён его строительства. Компанию им составляли железные приспособы непонятного назначения. Довершал картину строительный кран, сиротливо выглядывающий из-за правого угла здания.
– Удручающее зрелище.
– Не вредничай. Нам бы сейчас день простоять, да ночь продержаться.
И Второй осторожно вошёл на придомовую территорию, лавируя между осколками бутылок и обломками кирпича. Пятый, у которого были ботинки на двойной подошве, двинул напролом.
Второй подошёл к крыльцу, закинул наверх рюкзак. Краем ладони расчистил место для опоры, поставил руки, выдохнул и прыжком закинул себя наверх. Обтряхнул штаны, встал на колено у фальш-колонны на краю крыльца и протянул руку Пятому:
– Карабкайся.
Пятый примерился было поотнекиваться, но его запас вежливости был уже на исходе. Поэтому он крепко сжал протянутую конечность и начал забираться наверх. Ботинки прошаркивали по ровному бетону, не находя опоры. Красный от жары Второй становился пунцовым. Пятый наконец поймал рукой край платформы и опёрся на неё. Второй поднапрягся и рывком заволок его наверх.
Пятый чувствительно приложился коленями об бетон. Перед ним в позе перевёрнутой лягушки лежал Второй и болезненно морщился. Затем осторожно расслабил мышцы и плавно, без рывка, повернулся набок. Медленно сел и тут же со стоном схватился за голову.
Пятый встревожено посмотрел на него:
– Может, тебе таблетку?
Второй не ответил – ему было явно худо. Пятый с запозданием подумал, что рюкзак можно было и снять, да и вообще стоило попробовать с разбега.
Вблизи здание производило ещё более неприятное впечатление из-за проступивших мелких деталей. Пятый поморгал и стал смотреть в пол. Бетон под ногами выглядел не ахти, но бетон всегда выглядит не ахти.
Второй дождался перерыва в приступе, осторожно встал и подошёл к двери. Толкнул. Толкнул посильнее. Пнул ногой – безрезультатно. Дверь не открывалась. Второй присел на корточки и прищурившись, стал медленно осматривать поверхность. Разглядев в одной из щелей металлический блеск, недовольно вздохнул.
– Что ж, надеяться на внешнюю щеколду было бы глупо.
– Что там?
– Замок. Простой, правда, но ключ всё равно нужен.
– Да? А ну отойди-ка. – Пятый попрыгал на месте, сделал шаг назад, разогнался и саданул плечом в дверь.
Топорно сработанная из кусков фанеры дверь не выглядела серьёзным препятствием, а врезанный в неё дешёвый замок и вовсе выводил его из себя. Когда между человеком и убежищем стоят такие несущественные формальности, он звереет.
С третьего удара дверь жалобно взвизгнула и распахнулась. Лязгнула на полу вырванная с мясом из косяка запирающая пластинка. Пятый запнулся об порог и влетел в помещение, перебирая вдогонку ногами.
В нос стукнул запах нечистоплотной затхлости. С яркого света глаза не различали в помещении вообще ничего, поэтому Пятый стоял неподвижно, опасливо выставив руки.
В дверной проём осторожно засунулся Второй. Кончиками пальцев отодвинул повиснувшую на одной петле дверь и зашёл полностью, волоча за собой рюкзак.
– А ты силён. В другое время я бы тебе сделал втык за проникновение на чужую территорию со взломом. Но обитателя тут нет и это не его собственность. И нам вообще нужнее.
Пятый обернулся. Глаза уже привыкли к полутьме, поэтому он последовал примеру Второго – сходил на крыльцо за своим рюкзаком.
Вернувшись, он увидел, что Второй копается в боковом кармане рюкзака, пытаясь что-то прочитать в полутьме, постанывая сквозь зубы. Наконец он нашёл нужную упаковку, вылущил из неё таблетку, взял её кончиками пальцев и вытер другую руку об рубашку. Перехватил таблетку, засунул таблетку в рот и задвинул её поглубже в глотку пальцем. Скривился, с усилием сглотнул и неприязненно сморщился.
– Что, опять голова?
– Было бы странно, если бы она не была. И если у тебя нет возражений – давай поищем более проветриваемое помещение.
– Скажи прямо – пованивает. Да, а почему ты решил, что собственник – не собственник?
– О, ты не знаешь местных. Если что его – он обязательно выстроит вокруг забор, по возможности – повыше и внутри всё заасфальтирует – для порядку. А если ограничился только поднятием флага – значит, подозревал, что его в любой момент попросят под зад коленом.
Фраза повисла в воздухе. Пятый отвлёкся от попыток различить, где заканчивается стена и начинается проход в другие части здания и выдавил первое попавшееся слово.
– Резонно.
Лестница нашлась быстро – сразу же за проходом в левое крыло. Лестничные пролёты шли и вверх, и вниз. В другое время, он, возможно бы и полюбопытствовал, что там внизу – подвал или что поинтереснее. Но сейчас его больше занимала возможность спокойно посидеть если не в комфорте, то хотя бы в теньке и на чём-нибудь ровном и не сильно жёстком.
Второй этаж выглядел посноснее – его явно пытались обжить. Мусор на полу носил следы подметания, а в боковом помещении даже стояло что-то вроде кровати. Рядом примостился колченогий столик, на котором стояла самая ценная вещь в этом бардаке – старенький чёрно-белый переносной телевизор. От него по стене тянулся провод и пропадал где-то за окном. Он подёргал его – с той стороны провод явно за что-то держался.
Таблетка должна была подействовать ещё нескоро, поэтому он положил руку на корпус телевизора и начал наощупь искать рубильник. Зашуршало, экран залился бело-серой мутью, в которой что-то ползало.
Он постучал пальцами по корпусу – из шелеста проступил звук. Кинескоп постепенно нагревался, и изображение постепенно обретало очертания.
Второй оглянулся – всё было спокойно. Здание было пустым и брошенным. Ему надо было чем-то занять себя минут на двадцать, пока не подействует таблетка. Он осторожно нащупал за собой лежанку. Матрас мог быть и посвежее, но достаточно чистый, чтобы сидеть на нём в походных штанах.
По телевизору крутили какой-то мутный фильм. Один из тех, от которого в памяти не остаётся ни сюжета, ни названия – только ощущение потраченного времени. Фильм был старый, что ещё больше удручало. Но надо было на что-то отвлечься, иначе таблетка не подействует, и голова будет продолжать гудеть, грозя перейти в мигрень. Что в их положении совсем ни к месту.
Он уронил голову в сцеплённые руки и начал сквозь щёлочки между пальцами посматривать в экран, стараясь не вдумываться в сюжет – от мыслей голова начинала болеть сильнее.
Вначале это не получалось – мысли скакали как блохи и не поддавались усмирению. Но со временем они успокоились, выстроились в нужном русле и потекли спокойно-неторопливо, медленно завихряясь у висков…
Экран мигнул и погас. Он с удивлением обернулся и увидел в окно растущий ядерный гриб.
– Ложись! – заорал он так, что второй рухнул как положено – ногами к взрыву, голова закрыта руками.
Через десять секунд они поднялись и обтряхнулись. В голове было удивительно пусто. Совершенно никаких мыслей. По вбитой в школе инструкции он вытянул вперёд руку и измерил высоту гриба. Чуть выше большого пальца – есть непосредственная опасность. Надо бы убираться отсюда подальше. Но куда? Позади ровное поле, а за ним лес. Скоро пойдёт грязный дождь. И его надо пересидеть под надёжной крышей.
Еды в кладовке много. Невкусной, но много. Хватит не на один месяц, если экономно. А дальше? Один взрыв не бывает. За ним тянется цепочка других и других. И после того, как радиоактивная пыль осядет, живые позавидуют мёртвым. Правила изменятся до неузнаваемости и будет неизвестно, что это – жизнь, или так – доживание.
Он встряхнул головой. Надо пройти в другую комнату, найти свечи. В ближайших магазинах их давно нет, но всё-таки надо бы… у буржуйки много не начитаешь.
Он вышел из комнаты и пригнулся, чтобы пройти через низкий коридорчик в соседнюю комнату.
Он шарил глазами по полкам, когда что-то толкнуло его в затылок. Он обернулся и увидел, как по полю медленно ползёт ударная волна. Её край можно было увидеть – дёрн вздыбливался и распадался на части, которые бессильно оседали сразу после гребня.
– Ложись! – крикнул он по привычке. В соседней комнате что-то упало.
Волна подбиралась к дому. Конец теперь огороду – подумал он. Хотя какой огород – они так и не успели ничего разбить. Так что и сожалеть не о чем.
Волна добралась до подножия дома и начала трясти его. Он физически чувствовал, как сотрясается каждый элемент, как каждая плита и каждый кирпич подёргиваются в своём гнезде из цемента, как распоясавшаяся сила перебирает каждый из них по отдельности.
Волна прошла, дрожь постепенно успокоилась. Он поднялся, отряхнулся. И нашёл наконец-то на верхней полке длинную праздничную свечу, невесть как приблудившуюся в этот кабинет.
В глубине дома вдруг заговорило радио. Он вздрогнул, обернулся – в коридоре вновь горел свет. На кухне зашумела вода. Дом постепенно оживал.
Подземный кабель. Как и водопровод. И гриб был там, где ничего не было, и быть не могло.
Он побежал к телевизору, начал переключать каналы. Там показывали то же, что и всегда. Он щёлкал и щёлкал, но новости скрывались от него. Он всё ждал – ведь не может же так быть! Что-то должно было случиться! Об этом уже должны были говорить!
Он щёлкал и щёлкал, пока не понял, что древний чёрно-белый телевизор в принципе не включается, так как даже не включён в розетку. Ещё немного и он понял, что телевизор не имеет даже кинескопа.
Из соседней комнаты донёсся стон, и скоро в комнату вполз по стенке Пятый:
– Это что было?
Второй нервно улыбнулся и пожалел, что не курит. Правильно набитая и раскуренная трубка сейчас бы была очень к месту.
– Фантазия на поражающие факторы взрыва в городе ядерного щита. Немного безграмотно, но крайне убедительно.
Пятый выразительно промолчал своё мнение по этому поводу, тяжело дыша. Второй поднялся с лежанки, почувствовав, как у него затекли ноги.
– Зря ты так. Оно же не со зла. Страхи, особенно массовые – они такие – живучие. Как ты думаешь, сколько люди прожили в ожидании неизбежного конца холодной войны?
Пятый со стоном принял вертикальное положение:
– Похоже, даже стоя у кратера во время извержения, ты всё равно будешь читать лекцию о тонкостях применения кубинских сигар.
Второй серьёзно кивнул.
– Потому как до извержения я и сбегу. В случае, если сбежать не получилось, придётся вести себя прилично. Как-то позорно бегать туда-сюда с криками «а, спасите-помогите, я не хочу быть заживо запечатанным в лаве!». Ну так всё-таки, сколько люди жили в страхе ядерной войны?
– Ну я не знаю. Лет тридцать, наверное.
– Обычные – да. Посвящённые – на пару десятков лет больше. В сочетании с тем, что город был в списке обязательных целей для бомбардировки – сам понимаешь. Инфернальный ужас засел в уголках сознания. Благо здесь работали люди, которые о поражающих факторах знали отнюдь не понаслышке. В выходной день нет-нет да встретишь на прогулке неравномерно лысого человека с неприятно розовыми пятнами по всему корпусу. Шахтёры, чернобыльские ликвидаторы, бывшие подводники, лаборанты… яркий букет кователей щита Родины.
– Лучше бы мы по Силиконовой Долине бродили бы, чесслово.
Второй примерился возразить, не нашёл доводов, махнул рукой и вышел в коридор. Пятый ещё немного подышал и вышел за ним.
Второй задумчиво стоял у оконного проёма и постукивал пальцам по подоконнику. Со стороны могло показаться, что он обиделся. Но Пятый знал его не первый день – это было обычное состояние Второго – думать о какой-то ерунде.
– Кстати, хочешь, покажу причину, почему это впечатление засело именно здесь?
– Ну?
Пятый медленно прошёл к тыльному окну. Под невнятным мусором скрывались невесть откуда взявшиеся дыры, и приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не улететь на первый этаж.
Целиком, частично и с членовредительством.
Второй махнул рукой, подзывая его. Пятый осторожно подошёл к окну, проверяя каждый следующий шаг концом ботинка.
Из окна виделся давно заброшенный строительный котлован. И если впереди ещё были какие-то ограждения, то здесь, внутри двора, их почему-то не было. Просто перекопанная площадка с какими-то ходами. Великоватая для траншей, мелковатая для чего-то ещё.
– Чего это? Подвал?
– Вообще-то бомбоубежище. Недостроенное. В подвале этого здания даже есть наглухо закрытая дверь в него. Хоть здание и строили уже на излёте перестройки, строили его всё так же на средства Комбината и силами же Комбината. А он создавался людьми, прошедшими войну и хорошо понимавшими, что такое ковровая бомбардировка. И сохранившими своё понимание, даже когда ТНТ заменили ядерной слойкой, а летающую крепость – ракетами «Трайдент». Даже тогда, когда город потерял своё стратегическое значение и его вычеркнули из списка объектов обязательной бомбардировки. Ну что, будем выбираться?
Выбираться пришлось долго – в заваленном мусором здании найти лестницу в глухом колодце без окон было не так-то просто. Вход оказался заколочен распухшей, но всё ещё крепкой фанерой. Как и ближайшие к нему окна. Пришлось выпрыгивать из неудобных окон на невнятное пространство, где жухлая трава скрывала обломки кирпичей и разбитых бутылок.
Пятому повезло – прыжок пришёлся на относительно хороший участок. А засохший собачий фекалий, выглядывающий из-под ботинка, лишь подтверждал его везение.
Второй долго примеривался, после чего скособоченно выпал из оконного проёма, зацепив рукавом кончик проволоки, торчащий из стены. Упав, он тут же бодро подпрыгнул и с тихим подвывом запрыгал на одной ноге. Видимо, поймал подошвой острую грань.
Второй допрыгал до бетонного основания так и не установленного забора, стянул с ноги ботинок и уставился на свой носок. Налицо были следы сильной заношенности и намечающаяся дырка на пятке. Крови не было. Видимо, всё-таки кирпич.
Удовлетворившись и нашипевшись, Второй начал прилаживать ботинок обратно. Разговаривать это ему не мешало.
– Здесь вообще у любого долговременного здания есть своё укрытие. У домов и не сильно значимых – подвал, у тех, что поважней – бомбоубежища. Если подразуть глаза и смотреть по сторонам, обязательно споткнёшься глазом о вентиляционную шахту. А то и не одну. Была даже легенда, что на втором ярусе минусовых этажей под вычислительным центром проложен подземный ход, ведущий за пределы города. Правда это или нет, я не знаю. Но там действительно подвал выдавался в сторону от здания, условно замаскированный под стенку из дикого камня. А в самом здании до последнего сидел вооружённый ТТ вахтёр. Даже тогда, когда оттуда сбежал даже завхоз.
– Куда сбежал?
– В Израиль.
Второй осторожно поставил ногу на землю, встал и прихрамывая, двинулся прочь от здания. Дохромав до обочины, он прикусил губу. Пятый подвис, не зная что предпринять – предложить донести, подставить руку или просто не акцентироваться на чужой неприятности.
– Сильно больно?
– Неприятно. Палёный пенопласт, как не вовремя!
– Может…
– Не стоит. Нет, ну кто бы мог подумать, что даже такой слабый смысл – и тот закрепится! А я-то повёлся – раз недострой, значит, без угрозы. Социал-культура она ж как рупор – собирает в одном месте даже слабый отзвук.
– Да не казнись ты. Задним умом все крепки.
– Может, ты и прав.
Второй пожевал губами и захлопал себя по карманам:
– Слушай, мелочь есть?
– Зачем?
– Поймёшь.
Слазав во внутренний карман, Пятый нащупал остатки от сдач, которые копились за подкладкой, и выскреб оттуда, сколько смог достать пальцем. Второй нетерпеливо сгрёб монеты, дошёл до ближайшего съезда с тротуара на дорогу, встал на краю и выставил вперёд руку.
– По городу.
Салон, как всегда был полон. Куда надо всё время всем этим людям? Тут до конечной пяти минут не будет, а ни одного сидячего места нет. И не выпрямиться даже до плеч – такой тут низкий потолок.
В протёртом линолеуме на полу зияют проплешины, сквозь которые виден металл и серое движущееся пятно асфальта.
– На Южном остановите.
Его подпихнули к выходу. Ход замедлился, щёлкнул рычажок открывания двери. Та повернулась впол-оборота и остановилась истрёпанным ремнём, привязанным к ножке переднего сиденья. Его с силой выпихнули наружу и со спины подали рюкзак. Хлопнула дверь, спину окатило раздражённое «дверями не хлопать!».
– Твою мать! Это что было?
Пятый ошарашено смотрел по сторонам. Пейзаж изменился до ненаблюдаемости. А главное – ни шума двигателя, ни удаляющегося силуэта по любому из направлений. Вокруг всё так же было тихо, пыльно, солнечно и одиноко. Пятый посмотрел на Второго.
Тот довольно улыбнулся.
– Не вдумывайся. Считай это удачным заклинанием. Что здесь стабильно функционировало даже в моё время, так это транспорт. В этом микрорайоне пролегало несколько маршрутов, так что была надежда, что упоминание невидимого белого слона с жестом призыва сработает как надо.
– Чего?
– Неважно. Главное, не перепутать сторону движения. Иначе нас могло уволочь неведомо куда. А так – маршрут знакомый до автоматизма.
– Это я понял. Дальше-то куда? По твоей логике, нам сейчас лучше никуда не идти.
И вправду – позади и слева дорога вела по частному сектору. Впереди и справа высились выцветшие пятиэтажки. К боку одной притулился облупленный белый фургончик, переделанный под магазинчик, сейчас надёжно закрытый неубедительной дверью. Напротив него торчал сарайчик неопределённого назначения.
– Туда – Второй показал в промежуток между домами.
– Ты же во дворы не ходишь?
– В чужие – да. В свой – можно рискнуть.
За белым фургончиком обнаружилась покосившаяся доска объявлений. Судя по всему, в её столб не раз и не два въезжали неопытные водители. Впрочем, это было неудивительно – узкий въезд во двор визуально становился ещё уже из-за двух угловых придомовых участков, по периметру густо заросших легустрой.
– Света нет. Впрочем, не удивительно.
– С чего ты так решил.
– Трансформаторная будка. У неё очень специфичный низкочастотный гул. Ни с чем не спутаешь. Ты что-нибудь слышишь?
Пятый прислушался.
– Ничего.
– А в такой тишине мы должны были её услышать ещё метров двадцать назад.
Двор производил удручающее впечатление. По нему словно проскакал табун цивилизованных татаро-монголов. Окна не били, женщин не похищали, но вот на природе и обустройстве отоспались капитально. Что было деревянного – оторвали и сожгли, что было металлического и тонкого – погнули, что было толстого – спилили и сдали. Особо упёртые умудрились вырвать из земли баскетбольную вышку и, разломав её на части, разбросать по всей спортплощадке.
Пятый порой видел разгул вандализма, но здесь у вандалов было гнездо. За один день так не разгуляешься.
Второй смотрел на безрадостный пейзаж с терпением человека, третьи сути сидящего на чемоданах в транзитной зоне.
– Я, честно говоря, надеялся, что больше никогда этой картины не увижу. Но судьба имеет в себе большие запасы иронии. Пошли, пока на меня не накатила разъярённая сентиментальность.
– Так тебя никто не заставлял именно сюда идти. Что, не судьба была выбрать дом где-нибудь поближе? Наверняка нашли бы брошенную квартиру с незапертой дверью. Потом меньше бы идти пришлось.
Второй аккуратно обошёл огромную промоину в асфальте.
– У нашей семьи в разное время во владении было несколько квартир и домов – достались, когда жилплощадь почти ничего не стоила. Адресов я не помню, но на место бы вышли. Беда в том, что у меня никогда не было от них ключей, и я никогда не ощущал себя там полноправным участником. Не то что хозяином. Там свои социальные изгибы. И я на них никакого влияния не имею.
– А что от тебя тут вообще зависит?
– А вот сейчас обидно было. Я же здесь вырос. К истории города я ни ухом ни рылом – всё до меня произошло. Но здесь, в отдельно взятом дворе моё прошлое уже кусочек истории. А очевидцу всегда больше доверия. Авось среда будет более благосклонна и не будет лишний раз давить на мозги.
– Не вижу оснований для оптимизма.
Второй улыбнулся:
– Всё дело в масштабе. Вот в масштабе себя твоё влияние максимально. Как и степень свобод выбора принятия решений. В масштабе твоей комнаты, буде таковая у тебя имеется, твоё влияние велико, но уже поменьше. Потому что тебе нужно взаимодействовать с окружающими вещами, некоторые из которых могут находиться не в твоей собственности. В квартире придётся считаться с родственниками, соседями, гостями. И так далее по нарастающей. Пересекаясь со всё большим количеством смыслов. И тут главное определить, до какой границы ты можешь протянуть своё существенное влияние. Я своё влияние определяю в пределах квартиры. Возможно, будь у меня родовое поместье, влияние было бы пошире. Но увы, на поместье я так и не заработал.
Пятый хотел поинтересоваться, помнит ли Второй ещё свой старый адрес, но решил, что это уже бестактность.
Они решили срезать по внутренним дорожкам. Основание кое-где подняло корнями, местами не хватало плит, но общее направление читалось безошибочно. Выйдя к мелкому детскому бассейну, они осторожно обошли опасно накренившийся огромный тополь, вцепившийся корнями в самый край канавы.
– Кстати, вот казалось бы – ну как связаны повышенная культура и деревья? То ли раньше деревья не падали, то ли заменяли их – не знаю. Но чем старше я становился, тем чаще они падали. Хотя, конечно, это ещё додуматься надо – сажать деревья с поверхностной корневой системой в насквозь продуваемом городе.
– Может, за ними не ухаживали.
– Почему? Ухаживали. Приезжал трактор с тележкой, мужики с бензопилами, выбирали дерево, спиливали к лешему, загружали и увозили. Я по этой теме чуть было воинствующим экологистом не стал.
– Но ведь не стал же.
– Да, позже переселился в места, где благоустройство в виде растений растёт самостоятельно. И где их не сколько сажать, сколько пропалывать и обрезать надо. И со временем меня постепенно отпустило. Хотя деревья, даже дефектные, всё равно рубить больно.
– Какие мы нежные.
Они забрались в противоположный конец двора, отсчитав не один подъезд, как вдруг Второй резко повернул к одному из подъездов. Но заходить не спешил – встал на скамейку на цыпочки и несколько раз толкнул ладонью приподъездный козырёк. Тот не шелохнулся.
Второй спрыгнул со скамейки и обтряхнул руки:
– А здесь запустение винить не получится, это строители не додумали и поставили козырёк точно вровень. И при каждом дожде или снегопаде, коли таковой случался в году, энное количество влаги затекало в соединение и постепенно разрушало крепление. Конечно, промазывание швов гудроном и накладывание рубероида ситуацию смягчало, но каждый год всё надо было делать заново. За время отсутствия он вполне мог дойти до кондиции. А погибнуть под козырьком – согласись, глупо.
Пятый пожал плечами и попытался открыть дверь подъезда. Та не поддалась. Он дёрнул посильнее – дверь осталась на месте. Он упёрся ногой в другую створку и с силой потянул. Мощная пружина с противным скрипом поддалась и дверь открылась настолько, чтобы он смог пролезть вместе с рюкзаком.
Пятый придержал дверь для Второго. Тот, заходя, неудачно отпустил дверь, и та захлопнулась, едва не отдавив ему пятки. Громкий стук больно ударил по ушам.
Поморгав, Пятый различил первый пролёт в шесть ступенек. По ним уже уверенно поднимался Второй, забирая вправо.
Дойдя до ближайшей квартиры, он постучался. Ритм был знакомый, но Пятый не взялся бы сказать, откуда он его знает.
С той стороны реакции не последовало. Второй терпеливо повторил ритм ещё раз. И ещё. На середине четвёртого его прервали.
– Кто? – поинтересовался за дверью бесцветный голос. Пятый не взялся бы определить не то что интонацию, но и пол говорившего.
– В глазок глянь. Пока ещё я сам собственной персоной.
За дверью помолчали. Затем стукнул отодвигаемый засов, два раза щёлкнул ключ и кто-то начал уходить от двери.
Выждав пару секунд, Второй нажал на ручку и толкнул дверь плечом. Та легко поддалась, из-за чего он запнулся о порожек и нелепо вступил внутрь.
– Заходи, не боись.
Пятый очень осторожно перешагнул порог, ожидая неведомой подставы. Никто из ниоткуда не выпрыгнул, ничего сверху не свалилось, и даже дверь сзади не захлопнулась со зловещим скрипом.
Он осторожно вдохнул – здесь очень давно не было ничего живого. Прохладно, пыльно и немного тянет долговечной химией.
Второй обошёл его по дуге и закрыл дверь на маленький засов.
– Не понял. А кто тогда нам дверь открыл?
– А что тут понимать? Условный стук был правильным, да и жил я здесь не один год. Реальность просто должна была прогнуться в нужном направлении.
– А если бы не прогнулась?
– Пришлось бы дверь высаживать. Мы бы её вынесли – она деревянная, хоть и толстая. Но вот реальность могла бы отреагировать совсем неожиданным образом. Например, набрать 02. А отбиваться от нарушенных призрачных милиционеров с изрядной примесью секретчиков из Первого Отдела – это доложу я вам… мда…
Второй не стал развивать мысль.
– Располагайся. Туалет прямо, ванна левее. Но я бы туда не рекомендовал заходить. Как и в комнату за ней. Лучше обитай на кухне или в большой комнате.
– Так боишься сортирных монстров?
– Последние годы здесь то и дело сбоила канализация. Да, как в принципе, и всё остальное. Так что и без сортирных монстров тебе вполне хватит впечатлений.
Второй хозяйственно прошёл на кухню и придирчиво провёл пальцем по обеденному столу. Посмотрел на палец, аристократично поморщился и вытер его об рубашку.
– Спать не предлагаю. Конечно, это было бы наиболее правильно делать при сиесте, да ещё после тепловых ударов. Но в наших условиях это чревато. Пока мы бодрствуем, нужна большая концентрация искажений, чтобы встроить нас в обстоятельства. А в сонном состоянии сознание само склонно заниматься самопостроениями. Тут нас и бери голыми… – Второй покрутил головой в поисках метафоры – … стенами.
– И чем прикажешь заниматься битых – Пятый всмотрелся в настенные часы, висевшие над плитой – четыре часа?
– То, чем я так не люблю – убивать время.
В ответ что-то неразборчиво забубнило из угла. Пятый от неожиданности подпрыгнул. Второй сжал губы, пододвинул стул поближе к столу, зашёл в освободившееся пространство и выдернул из стены какое-то белое устройство. Посмотрел на него и положил на стол.
– Радиоточка. Верный друг советского и немного постсоветского жителя.
Пятый с интересом посмотрел на неё. Маленькая, круглая, белая. С одной стороны маленькая розетка – он таких никогда не видел. Сбоку верньер громкость, спереди решётка динамика. Уютная концептуальная вещица. Но безнадёжно устаревшая.
Пятый со стуком положил её на стол. Второй встрепенулся и зачем-то переставил стул во главе стола особенно неудобным образом.
– Ты, случайно, слуховыми галлюцинациями не страдал в детстве?
– Вроде нет.
– Тогда тебе придётся туго. Здесь они точно будут.
Из-за стены прихожей раздался шум невнятного скандала. Второй горестно вздохнул.
– Вот про это я и говорил. В детстве они меня то и дело донимали, разговаривая голосами отсутствующих друзей или родственников. Причём только в одиночестве. С возрастом они говорили всё реже и тише, пока лет в пятнадцать не замолкли совсем. Позже по зрелому размышлению я списал их на полтергейстные изменения организма. Ну знаешь, когда подросток вступает в пубертат, он порождает паранормальную активность. Стихийное задействование неизвестных возможностей мозга. Но потом калибровка завершается и всё устаканивается.
– Ну и?
– Так вот, сейчас мне начинает казаться, что звоночки звонили ещё тогда. Просто я их не понимал. И…
– Ты план составил? – сварливо поинтересовался строгий женский голос.
Пятый вздрогнул, а Второй мгновенно разъярился. Он вскочил на ноги, согнул их в коленях и нутряно зарычал. Из рулады так и сочилась исступлённая ярость. Так бывает, когда во время тяжёлой работы вдруг отхватываешь себе молотком по пальцу. От неожиданности напряжение идёт не в то место и получается такой вот выброс.
Под пальцами Пятого завибрировала поверхность стола, а ему резко стало неуютно. Второй выглядел озверевшим до полной невменяемости.
Отрычавшись, Второй резко успокоился.
– Это называется ключевой тонкий раздражитель. Код определённый ситуации, который может понять либо рецепиент, либо люди, его хорошо знающие. Меня в детстве заставляли составлять план дня. Придерживаться его у меня не получалось, да и не понимал я смысла в этом действе. Но меня упорно заставляли. Вплоть до полного отвращения. Может, моя нелюбовь к бумагам, неумение правильно заполнить любой документ с первого раза и непереносимость формализма отсюда и пошли. Как, впрочем, необязательность и стихийность. Что потом пришлось с трудностями преодолевать.
