Комендант Теодор Божич закончил вечерний обход постов и уже раскурил свою законную сигарету, когда совсем рядом прогремел первый взрыв. Свет и звук ударили не хуже кувалды. Оглушённый, полуослепший Теодор рефлекторно, как на учениях, прикрыл голову и откатился в сторону, не столько услышав, сколько кожей ощутив новые взрывы – три, не то четыре – и дрожь земли.
Успел испугаться: база рушится!.. Но в следующий момент кто-то вцепился Теду в плечо железной хваткой, дёрнул вверх, и даже сквозь плавающие перед глазами чёрные пятна комендант увидел, что стены стоят. А вот ворота – огромный слоёный пирог из металла – медленно ползли по направляющим, открывая вид на ярко освещённое пространство перед ними.
– Какого хрена!.. – рявкнул было Божич, дернувшись в ту сторону, но сам себя не услышал, как не слышал грохота воротных механизмов, воя электропривода, двигающего створу… и рёва мотора грузовика.
Дмитрий Максимов, чьими стараниями Тед и удерживал сейчас вертикальное положение, дёрнул своего командира назад как раз вовремя, чтобы не попасть под колёса огромного, неповоротливого бензовоза, завершившего разворот.
Набирая скорость, тяжёлый, оборудованный сетками, шипами на литых дисках и остро отточенным скотосбрасывателем тягач ударил по глазам людей дальним светом, торжествующе просигналил и вылетел в раскрытые ворота. Тянущиеся за ним две цистерны с бензином, только утром пригнанные из Города, – основная и прицеп – тяжело качнулись на вираже, зацепив створу так, что от последовавшего гула у Теодора завибрировали кости. Кто-то из бойцов попытался выстрелить вслед, но дурака вовремя ударили по руке, и короткая очередь ушла не в цистерну с горючкой, а в землю, выбив несколько фонтанчиков пыли и бетонного крошева.
У ворот и на стоянке продолжали суетиться бойцы, но уже было ясно – сколько диверсантов ни было, они все скрылись вместе с бензовозом. С их, ковчега, чёртовым бензовозом!..
Божич выругался, будто издалека услышав собственное хриплое карканье, пошатнулся, и Максимов понимающе подставил своё плечо.
– Ворота закрыть! Раненых в медотсек, базу прочесать, режим полной боевой! – рявкнул Тед, развернувшись всем корпусом к бойцам: крутить головой было больно. И чуть тише добавил: – узнаю, кто впустил этих мразей – шею сверну!
Бежавший мимо боец споткнулся и побледнел.
Теодор как раз дописывал последнее распоряжение – о возобновлении комендантского часа для всех жителей базы, когда раздался стук, и в кабинет прошёл высокий сухощавый мужчина в полевой лейтенантской форме. Несмотря на выдавшуюся бурной ночь, его короткие тёмные волосы были аккуратно зачёсаны, а сухое, будто из камня вырезанное лицо – гладко выбрито.
– Ну, рассказывай, что выяснил плохого? – мрачно поприветствовал комендант своего заместителя, отодвигая бумаги.
С момента атаки прошло уже несколько часов. Теодор побывал в медотсеке, получил от Ленской обезбол и дежурный нагоняй, наотрез отказался «немного полежать» и сбежал разгребать образовавшийся бардак. Поправить свёрнутую тягачом с направляющих створу и закрыть ворота, заменить попавших в медотсек дозорных, разогнать по баракам гражданских, накрутить хвосты бойцам… Наводить порядок и гонять подчинённых у Божича выходило куда лучше, чем вести расследования и допросы, так что сомнительное удовольствие выяснять «кто виноват» он оставил своим первым заместителям – лейтенантам Максимову и Лему.
– Судя по твоему лицу, самые плохие вести у тебя, – плотно прикрыв дверь и сев на стул для посетителей, мрачно хмыкнул Макс. Позывной «сел» на Максимова так прочно, что Дмитрием, а тем более Димой, его не называли даже друзья.
Тед скривился.
– А то ты не понимаешь… Эти твари увели у нас две – две! – полных цистерны топлива! Считай, десять тысяч литров, половина которого – отличный дизель. Мы только вчера его привезли, потеряли бойца! И я молчу про тягач в полном обвесе, который мы полгода доводили до ума!.. – Комендант сжал кулаки. Не усидев, вскочил из-за стола и зашагал от стены к стене. – Сейчас у нас в остатке около пяти тысяч литров бензака и три тысячи литров дизеля. Каждые два дня мы тратим почти полсотни на выезды к АЭС-ке, и не ездить не можем – персонал надо кормить и сменять, хоть трава не расти…
Тед на секунду замолчал, задыхаясь от ярости, грохнул по столу кулаком и заорал:
– Я понимаю, почему Цитадель до сих пор зомбари не съели – у них совсем не осталось мозгов! Сперва радостно спихнули на нас заботу о станции, раз уж сами от реки питаются, а теперь этот налёт – они что, думают, реактор без присмотра просто остановится?! Или надеются, что их пронесёт, если станция жахнет?! Да мы тут все мертвякам позавидуем!
Максимов, которому всё это объяснять не требовалось, терпеливо молчал – Божича он тоже знал превосходно. А Тед, выплеснув злость, перевёл дыхание и продолжил:
– Рейды в Город тоже не отменишь, нам нужна прорва всего. С каждым разом на них нужно всё больше топлива – ближние районы мы давно выгребли. На дворе август, впереди сбор урожая, а это комбайны, грузовики, сопровождение… да даже если выгнать на поле гражданских с серпами и граблями, их же на чём-то надо везти туда и возвращать с зерном обратно! Мы и так экономим каждую каплю топлива, сокращать расходы просто некуда.
Макс вздохнул и, чуть подавшись вперёд, с нажимом сказал:
– Серб, успокойся. – Обращение по позывному он использовал редко, а потому Теодор невольно остановился и развернулся к другу всем корпусом. – Прямо сейчас никто не умирает, и пешком ходить в Город не придётся. У нас есть ещё один тягач на ходу и, что важнее, разведанный Венькиными ребятами маршрут к заправке.
– На которой в основном хранился девяносто пятый.
– Ну да, он подпрокис, но это лучше чем ничего, согласись? Так что выживем, куда мы денемся.
Теодор зарычал.
– Что ещё важнее, – продолжил Макс, – на эту заправку Цитадель точно не сунется, слишком далеко для них. Даже с учётом украденного топлива…
– Так это были котовские ублюдки?! – взревел Тед. Впился в Макса взглядом: – Вам удалось кого-то взять?!
– Нет, – скривился тот. – Но на стоянке рядом с тем местом, где был тягач, эти уроды оставили надпись «Спасибо за бензин!» и подпись…
– …Гном, – мрачно закончил за него Тед.
– Ты уже видел?
– Догадался. Только этот псих стал бы тратить время на трогательные послания. Клянусь, поймаю урода – придушу голыми руками! И тех, кто его с прихвостнями пустил!
– А вот тут есть проблема, – сообщили от порога. Божич вскинул вопросительный взгляд на вошедшего. Вениамин Лем длинный, кудрявый, темноглазый и носатый, словно живой стереотип о собственной нации, в ответ развёл руками: – Их никто не впускал.
– Брешут.
– Вы таки думаете, комендант, шо кто-то решится на посочинять, когда я так ласково спрашиваю? – трагически заломил широкую бровь Венька. Закрыл за собой дверь, прислонившись к ней спиной, и уже серьёзно продолжил: – Я вывернул наизнанку всех, кто мог хоть что-то видеть, Тед. И все говорят одно и тоже: диверсантов было трое, без опознавательных знаков… хотя Гнома, разумеется, узнал каждый, они не входили через служебные ходы, не перелезали через Стену, а весь транспорт на въезде мы досматриваем сам знаешь, как – мышь не проскочит.
– Тогда откуда они взялись, с парашютом спрыгнули? – раздражённо сощурился Максимов.
– Да лучше бы с парашютом, – без улыбки отозвался Лем. – Потому что все, кто хоть что-то видел, утверждают, что они вышли из центрального корпуса нашей базы.
***
Тягач, басовито рокоча мотором, мчался сквозь темноту по пустой трассе. Тьму разгонял только ближний свет фар, да изредка – сияние половинки луны, мелькавшей между рваных облаков, стремительно бегущих по небу.
Они ехали уже не меньше получаса, и Дениса Иванцова наконец начало отпускать нервное напряжение, заставлявшее судорожно сжимать пальцы на оружии и вслушиваться сквозь шум мотора в ожидании погони и стрельбы.
Протяжно, с усилием выдохнув, Иванцов поставил на предохранитель и отложил калаш и нажал на кнопку на двери. Как ни странно, кнопка сработала, и стекло с жужжанием поехало вниз. В салон ворвался поток встречного воздуха, неся с собой пряный смолистый запах сосен и влажное дыхание недавнего дождя. Издалека донёсся отрывистый крик ночной птицы.
– Это ты здорово придумал, Пятачок! – хрипловато хохотнул Саня Горняк, не отрывая, впрочем взгляда от дороги. Вцепившийся в здоровенное рулевое колесо низкорослый щуплый парень смотрелся почти комично… если бы не жуткие шрамы, напоминающие грубый набросок песочных часов на всё лицо и придающие ему сходство с маньяком из какого-нибудь ужастика. – А то вы так потеете от страха, что в кабине дышать нечем!
– Завались, Гном, – беззлобно огрызнулся Артур Фишер, сидевший между Горняком и Иванцовым. – Сам-то не лучше…
Горняк только дёрнул лицом, а Артур, выудив из разгрузки флягу с водой, сделал несколько больших глотков, передал фляжку Денису и с нервным смешком добавил:
– Чёрт, я был уверен, что там нас и положат… Спереть тягач! Из-под носа у Головокрута! Ты долбанутый, Гном, я отвечаю!
– Ну ведь сработало же, ха? А то скучал этот тягач на стоянке, такой одинокий! – ухмыльнулся тот, но Денис даже со своего места видел слипшиеся от пота волосы на висках Гнома.
«Долбанутый – это мягко сказано», – подумалось Иванцову.
– Интересно, где Ковчег взял такую тачку? – сказал он вслух, решив не развивать тему. – Практически новый, считай…
– Где бы ни взял, теперь он наш! – перебил Фишер. Поёрзал, устраиваясь удобнее, с фырканьем добавил: – Но вони, конечно, будет…
– Ты про Ковчег или про наших? – хмыкнул Денис.
– Про всех! У Божича на Гнома и так зуб…
– С меня же размером! – Горняк ухмыльнулся, в сумраке кабины блеснули оскаленные в злой усмешке зубы.
– Ага, точняк, – Артур снова полез в разгрузку, добыл откуда-то из недр несколько завернутых в бумагу полосок вяленого мяса, откусил и потому продолжил немного невнятно: – Теперь вам и вовсе лучше не пересекаться: Серб открутит тебе голову вместо «здрасьте» и будет долго пинать труп.
– Ну хоть пинать, а не трахать, и то хлеб!
– Саня, блин! На, – Фишер сунул Гному под нос кусок солонины, и тот с готовностью впился в подношение зубами, – иногда лучше жевать, чем говорить, особенно тебе!
– Шпашиба.
– Спасибо, Артур, – с намёком поддакнул Иванцов, получил свою долю мяса и уточнил: – Ну с Ковчегом понятно, я бы тоже не порадовался, а с нашими-то что? Думаешь, Котей заплачет от жалости к Сербу?
Гном и Арти дружно захохотали: в Цитадели даже самые дремучие и глухие гражданские были в курсе «нежной любви» коменданта Котова к главе Ковчега. А комендантские друзья, сидевшие сейчас в кабине тягача, отлично знали и о причинах питаемой Котовым ненависти.
– Да не, – отсмеявшись, ответил Фишер. – Комендант нам только спасибо скажет. А вот драный Лось…
Арти сделал многозначительную паузу, Гном с мрачным смешком высвистел первые ноты похоронного марша, а Денис скрипнул зубами и остервенело вгрызся в жёсткую полоску остро-солёного мяса.
Лосём за глаза называли заместителя коменданта Евгения Андреева с позывным «Лиса». Здоровенный черноглазый и черноволосый мужик с явной примесью кавказской крови на лису совсем не походил, зато на грёбаного параноидального садиста, жаждущего власти – очень даже. А у Дениса к нему и вовсе были личные счёты…
– Человек на дороге! – отвлёкшись от злых мыслей, дёрнулся Иванцов: взгляд выцепил мелькнувший в свете фар тёмный силуэт.
Тягач прибавил скорость и вильнул, людей в кабине тряхнуло, будто на кочке.
– Минус зомбарь, – сообщил Гном и погладил приборную панель: – Эх, хорош зверь!
Сумрак и шрамы превратили его ухмылку в жутковатую гримасу, и Денис, вздрогнув, отвёл взгляд, снова принялся старательно жевать, не чувствуя вкуса. Пять лет Эпидемии, а он так и не привык, что люди… не всегда люди.
А вот Фишера такие заморочки не мучили: дожевав свой кусок и запив его водой из фляги, он откинулся на сиденье и мечтательно вздохнул:
– К этому бы мясцу да пивка… Жаль, фабричное все прокисло давно, а та сивуха, которую Валерка варит, и на пиво-то не похожа.
– Ещё скажи – вина красного да бабу рыжую, – фыркнул Горняк.
– Да под Валеркино пойло и ты сгодишься! – хохотнул Арти и попытался взъерошить короткий медный «бобрик» на его голове, но Гном увернулся, не то ухмыльнувшись, не то показав зубы:
– Не мешай рулить, блондинка кудрявая!
– У меня бутылка вискаря есть в заначке, – Денис в отличие от Арти помнил, что трогать Горняка руками чревато потасовкой, и предпочёл отвлечь товарищей на что-то поприятнее. – Доедем до базы, надо будет обмыть наш успех.
– Это точно! – тут же забыв про «блондинку», возликовал Фишер. – Эх, а ведь раньше можно было и в клуб сгонять после успешного задания… Все девки моими были!
– Сейчас в клуб тоже можно сгонять, – фыркнул Иванцов, – только вряд ли тебе там понравится. Музыки никакой, и публика какая-то дохлая.
Гном хохотнул, расслабляя плечи, зато нахмурился Фишер.
– Ну, тебе-то разницы никакой, – чуть обиженно сказал он, – ты и до всего этого нечасто в клубы ходил, хотя мы с Котеем тебя сколько раз звали!
– У меня семья… была, – буркнул Денис, невольно отодвинувшись от друга. Разрядил атмосферу, блин!.. – Если ты не забыл.
– Давайте вы потом поворкуете, мальчики, – вовремя вмешался Гном, – а то сейчас Добрый тебя покусает, Арти, и хрен ты докажешь, что это не зомби был… Меня не бить, я за рулём!
Денис с Артуром посопели, сверля взглядами коротко стриженый затылок, но настрой собачиться и правда пропал.
– Знаешь, Гном, – больше для порядка проворчал Денис, – я иногда поражаюсь, как ты вообще выжил. Неужели за пять лет никто не пытался скормить тебя мертвякам?
Гном помедлил буквально секунду, но Иванцов мог бы поклясться: непринужденный тон стоил парню немалых усилий.
– Ты не представляешь, малыш, сколько было желающих! Да я несъедобный оказался.
– Неужто ты даже коллег-ментов достал? – фыркнул Арти.
– Ну не всем же быть такими неразлучными душками-друзяшками, как вам! – огрызнулся Горняк, сгорбившись над рулём.
В кабине повисла напряжённая тишина.
О чём думали попутчики, бог весть, Дениса же в который раз одолело любопытство (и немного совесть): они с Фишером и Котовым были не только друзьями, но и сослуживцами, начинавшими в одном взводе. А вот Горняк, хоть и были они знакомы уже больше четырёх лет, оставался в их компании немного чужаком. То шутит и веселится, как свой в доску, то замыкается, а о прошлом вообще молчит, как рыба – кем он был до Эпидемии и кто так разукрасил ему рожу, до сих пор оставалось тайной. Разве что Котей, возможно, знал, да тоже молчал.
– Блин, если бы не эти чертовы зомбаки, сейчас взяли бы пива и махнули на озеро… – внезапно выдал Арти. Вот ведь беспечальный человек! – Тут недалеко есть одно. Раньше было немного загаженным, но сейчас там мусорить некому, сами понимаете, все живые попрятались. А там дно песчаное, пологое, лес шумит, птички поют, рыба плещет – в общем, чудо, а не место. Устроили бы там привал, развели костер, спели что-нибудь душевное под гитарку…
– Ага, «изгиб гитары жёлтой», – подсказал Иванцов.
В глубине души он был благодарен Фишеру: молчать становилось невыносимо, а злиться на этого человека-ретривера всё равно невозможно даже Гному, вон, тоже заухмылялся.
– Ну что за бардовщина сразу? – оскорбился Арти. – Рок какой-нибудь бы слабали… Да я хоть щас спеть могу!
– Серьёзно? – делано изумился Горняк. – Ты знаешь больше одной песни и клубных битов?
– Иди ты!
– Ладно, ладно, извини! Так что за песня? Весёлая?
– Не то чтобы… зато как раз нам сейчас подходит, пока едем.
Гном фыркнул, но всё же проворчал почти дружелюбно:
– Ну давай, Челентаныч, жги. Главное, чтоб не про похороны!
Арти показа ему средний палец, прокашлялся и, отстукивая на коленке ритм, запел:
– И то, что было, набело откроется потом.
Мой рок-н-ролл – это не цель и даже не средство,
Не новое, а заново один и об одном:
Дорога мой дом и для любви это не место.
Денис, не удержавшись, подхватил припев, а вот Гном упрямо хранил молчание, уставившись на дорогу. Присоединился лишь раз, не столько пропев, сколько прошептав пару строчек:
– …И, не способный на покой, я знак подам тебе рукой,
Прощаясь с тобой, как будто с легендой…
Голос его при этом звучал так, будто кто-то держал Гнома за горло, а пальцы, сжимавшие руль, побелели.
– Знаешь, Арти, – сказал он, когда Фишер, допевавший из чистого упрямства, умолк, – в следующий раз пусть Добрый выбирает песню, у него с этим делом получше будет. Просил же не про похороны.
Денис, оттянув внезапно начавший давить ворот куртки, потёр давно изгладившуюся полоску от кольца на безымянном пальце.
– Пошёл ты, – буркнул Фишер, не глядя на друзей.
Оставшийся путь до базы они проехали в молчании.
***
– Повтори.
Боец – молоденький рядовой, вчерашний кадет, имени которого Андреев не помнил, – втянул голову в плечи.
– Приказано доложить: старший лейтенант Фишер, старший лейтенант Иванцов и младший лейтенант Горняк возвращаются с диверсионно-разведывательной миссии. Они взяли тягач и две цистерны топлива. Прибудут через десять-пятнадцать минут.
Андреев выругался сквозь зубы и, взмахом руки отпустив бойца, зашагал к воротам. Когда он планировал эту операцию, когда настаивал, что никому из рядовых бойцов доверить это задание ну никак нельзя, Евген был практически уверен, что эти ублюдки сгинут там. Ну, хотя бы это уродливый карлик, Гном!..
На широком разворотном круге перед воротами было пусто – часовые, как им и положено, торчали наверху. Ну надо же, Котей не считает нужным лично встретить своих вшивых героев?
– Глазам не верю, как ты за них переживаешь, оказывается! Аж вперёд меня прискакал, Лисонька.
Лёгок на помине!
– Я переживаю за всех людей на этой базе, комендант, я ведь за них в ответе, – медовым голосом отозвался Андреев.
Обернувшись, демонстративно окинул подошедшего коменданта осуждающим взглядом с ног до головы – не то, чтобы это занимало много времени: рыжий выскочка хоть и не уступал Евгену шириной плеч, ростом не особенно вышел. Добившись, чтобы квадратную веснушчатую рожу перекосило, Андреев улыбнулся-оскалился:
– А вот ты, я смотрю, не переживал. Всё кутишь и сибаритствуешь?
Котов, помятый и явно не сомкнувший глаз, несмотря на поздний час, не менее демонстративно взмахнул полой шёлкового халата «под леопарда», накинутого поверх форменных штанов и растянутой футболки, погладил бархатный чёрный воротник:
– Я комендант, мне можно! А ты завидуй молча.
Андреев раздражённо вдохнул через нос, собираясь ответить, но его прервал высокий неприятно-ласковый голос:
– Мальчики, умерьте свой пыл, всё равно все гандоны у меня и подсчитаны!
– Медведев! – вызверился Евген.
– Коля, блин! – в голос с ним возмутился Котов.
Неслышно подошедший главврач ангельски улыбнулся, склонив набок белокурую голову. Поразительно говноротая сука под маской святой невинности!
– Ну вот видите, – ещё ласковее сказал он, – всего одна милая шутка, и вы уже забыли о разногласиях.
– Ещё одна такая «милая шутка», и Андреев тебя побьёт, – буркнул Котов. – А я буду держать!
– Меня нельзя бить, я врач. Причём злопамятный.
– Ничего, я готов рискнуть, – прищурился Евген, но развить тему не успел: часовые на воротах оживились, забегали.
– Едут!
Комендант и его заместитель отошли в сторону и замерли в напряжённом ожидании, Медведев взялся за рацию – маломощную гражданскую, для связи внутри базы – и вполголоса подбодрил своих, видимо, придремавших подчинённых обещанием звездюлей. Не дай бог, раненые или укушенные…
Неспешно вползший в проём ворот тягач был огромным – особенно с прицепленными цистернами и в сравнении с привычными, приписанными к базе «Уралами» и УАЗами. Они, конечно, куда вездеходнее, но меньше. Да и оборудовали ковчеговские этот тягач весьма неплохо – наваренные решётки на окнах, шипастые диски на колёсах, наточенный скотоотбрасыватель…
– Ну что, каков, а? Хорош? – фамильярно хлопнув Евгена по плечу, поинтересовался подошедший Котей. Судя по широкой ухмылке, он мало не писался от восторга, как тупая псина. – Глаз не отвести, ага?
Его чёртовы друзья-диверсанты сейчас проходили первичный осмотр у Медведева, хохоча и зубоскаля на весь двор: два рослых, похожих как братья, блондина – кудрявый Фишер и аккуратно зачёсанный Иванцов – и тощий коротышка Горняк. Задрипанные всадники Апокалипсиса – впрочем, и апокалипсис будет такой же, местечкового масштаба.
– Это катастрофа, – ровно, потому что иначе сорвался бы на крик, ответил Андреев. – Твои придурки должны были просто проверить лаз. Выяснить, куда он ведёт. Возможно, собрать ещё какой-то информации. И тихо-тихо уйти! А они?!
– Женёк, ты что, упал? – с искренним непониманием уставился на него Котов. – Они сделали даже больше – они притащили такую добычу!
– Серёжа, – с нажимом сказал Андреев: Котов ненавидел эту форму своего имени также, как Евген – форму «Женёк». – Это ты упал. Головой на бетон. Они засветились! Хуже того, они ограбили Ковчег! Ты понимаешь, что Божич будет мстить? И руки у него теперь развязаны – мы первые взяли чужую добычу!
– Серб? – фыркнул комендант. – Этот старикан никогда не пойдёт на открытый конфликт, у него кишка тонка.
Андреев зарычал. Коменданта Ковчега, угрюмого рослого и жилистого мужика с ранней сединой и тяжёлым, как сквозь прицел, взглядом, он видел всего пару раз, но запомнил надолго. Особенно вторую встречу, прошедшую на расстоянии кулака. А рука у Божича была тяжёлой.
– Этому «старикану» всего сорок, но дело даже не в этом! У него в полтора раза больше людей, его база изначально была лучше укомплектована, а главное – он охрененно мстительный. И своего предшественника он, если помнишь, лично придушил!
– Ну и что ты предлагаешь – вернуть ему тягач с извинениями? – неожиданно трезвым и злым тоном поинтересовался Котов, глядя на Евгена исподлобья. – Вот поэтому тебя, Лось, здесь и не любят – сам жизнью обиженный и другим радоваться не даёшь.
– Да срал я на эту вашу любовь! Твоих придурков на гауптвахту надо за нарушение приказа, а ты их сейчас героями выставишь. Только этот их героизм нам всем таким боком…
– Комендант! – отважно и безмозгло перебив Андреева, вклинился между ними давешний боец. – Разрешите доложить!
– Чего тебе?
– Радист сообщает: Ковчег запрашивает сеанс связи!
Андреев зло захохотал.
– Комендант Цитадели Сергей Котов на связи.
В радиорубке и так было тесно – оборудование, столы, радист, который не имел права покинуть помещение даже сейчас, – но всё равно, помимо коменданта и его заместителя, сюда впёрлись и «герои дня», и главврач. Спасибо, бойца-с-дурными-вестями с собой не приволокли!
– Говорит комендант Ковчега Теодор Божич, – судя по громкости голоса, Серб или тоже попал под «шумки», или был дико зол… или и то, и другое. – Ваши люди вторглись на территорию нашей базы и забрали наш тягач. Я требую урегулирования этого… происшествия.
– С чего вы взяли, что это были наши люди? – фальшиво удивился Котов. – Может, это были «гастролёры»? А вы сразу требовать!
– Котей, не усугубляй! – тихо, но внятно прошипел Гном, и Андреев в кои-то веки с ним согласился, но совет явно пропал втуне.
– Котов. – Божич сделал паузу, не то собираясь с мыслью, не то отыскивая цензурные выражения. – Твоих придурков невозможно не узнать, это раз. Они оставили нам трогательное послание с подписью, это два.
Котов невольно обернулся на Гнома, а Андреев, чувствуя, что снова закипает, наоборот отвернулся. Тупой мудак! Ну почему его не пристрелили ковчеговские?!
– …Поэтому, – всё так же с расстановкой, будто забивая гвозди, продолжал Божич, – я по-хорошему советую тебе, Котов, вернуть тягач и цистерны. Извинения можешь оставить себе.
Это невольное попадание, похоже, зацепило Котова куда сильнее, чем предыдущее «требую», потому что он растянул губы в злой усмешке и подался вперёд, к микрофону, почти пропев:
– А то что? Что ты мне сделаешь, дедуля?..
Андреев стиснул зубы, офицеры, толпившиеся позади, и притулившийся в углу радист охнули дружным греческим хором, а Гном полузадушенно просипел «Серый!..» но снова был проигнорирован.
– Знаешь, как говорят, Серб? «Было ваше – стало наше». Так что никакого «вашего» тягача уже нет.
– То есть на то, что этот бензак стоил нам жизни бойца, тебе наплевать, – полуутвердительно проговорил Божич, и тон его Андрееву совсем не понравился.
– Ну что поделать, приятель? На войне как на войне, – ухмыльнулся Котов.
На несколько секунд в эфире образовалась тишина, нарушаемая только тихим шорохом помех. Потом Божич проговорил чуть тише, но внятнее, словно наклонился к самому микрофону:
– Как на войне, говоришь, Котов? Что ж. Значит – война.
Станция пронзительно пискнула, оповещая, что связь прервана, но ещё на несколько ударов сердца в комнате повисло тяжёлое молчание. Потом Гном, вместе с остальными таращившийся на приёмник, зло, с присвистом выдохнул и вышел, хлопнув дверь. Оставшиеся офицеры запереглядывались.
– Молодец! – Андреев, отпихнув плечом с дороги Фишера, шагнул к коменданту, схватил его за руку обеими руками и с преувеличенным энтузиазмом потряс. – Умница!
– Пошёл ты!
Вырвав руку, Котов вскочил и выбежал прочь, а Евген проводил его взглядом и криво ухмыльнулся: что ж, по крайней мере, теперь плохо не только ему.