Юрий Витальевич Яньшин
Формула Бога. Восхождение
– На. Включай. Кнопка «пз» – просмотр записи, а дальше все как обычно. Стрелки «назад» и «вперед» – перемотка. В общем, разберешься.
– Разберусь, – кивнул тот.
– Тогда давай, начинай, с Богом! А я пока бутылку открою, – сказал он, вонзая штопор в ее горлышко.
Набрав в грудь воздуха, и слегка прикрыв глаза, как бы окунаясь в воспоминания, он начал:
– Ранним утром, 22 июля 7518-го года, майор Захар Круглов, 34-х лет от роду повел свою единственную и любимую дочь в детский сад. Последний раз. В нашей с ним жизни. Они уже дошли до середины перекрестка, когда… – с этими словами Захария нажал на кнопку пульта, экран осветился, показывая, как высокий мужчина, держа за руку девочку лет пяти, неспешно переходит проезжую часть. С этого момента, время неспешного рассказа понеслось вскачь. Захария старался не придавать эмоциональной окраски своему повествованию, но у него это плохо получалось. Начав его тусклым и скучным тоном, по мере развития сюжета, оно из перечня сухих фактов и предположений на их основе, превращалось в смесь детектива и мистики. Показывая покадровую съемку событий того утра, он попутно давал пояснения, делал отступления, высказывал, как свои личные гипотезы произошедшего, так и гипотезы Вершинина. Не забыл он вставить в свое повествование и пересказ диалогов Вершинина с Борисовым и информаторием. В каком состоянии были майор и Тацит, когда строили свои гипотезы, Захария благоразумно умолчал. Не забыл он так же процитировать на память и тексты противоречивых приказов, не делая пока никаких выводов по этому поводу. Пока Захария излагал фактический материал, они с Гавриилом успели, молча опорожнить содержимое своих фужеров, мало обращая внимания на вкусовые качества напитка. Выпили не чокаясь. Окончив свой рассказ, Захария замолчал и уставился немигающим взором на Гавриила, приглашая того к участию в предполагаемой дискуссии, но тот молчал, тупо уставившись в экран погасшего визора. Захария поерзал в кресле, чтобы привлечь внимание шефа, но тот упорно хранил молчание. Наконец он не выдержал и спросил:
– Так что вы думаете по поводу всего этого?!
Эти слова, казалось, привели в чувство архангела, он отвел взгляд от экрана, и повернувшись к собеседнику начал по новой разливать коньяк.
– Что ты от меня хочешь? – не поднимая глаз на гостя, проговорил он сумрачным голосом.
– Я хочу, чтобы вы мне объяснили всю сложившуюся ситуацию и вашу роль во всем этом, – глядя в упор на шефа, произнес полковник.
– Ты меня в чем-то обвиняешь? – не то удивляясь, не то утверждая, в свою очередь спросил тот.
– Я просто хочу, чтобы вы мне объяснили всю подоплеку произошедшего, в котором как выясняется, вы принимали непосредственное участие, – упрямо гнул свою линию Захария. – Сюда же я могу включить и вашу ничем не объяснимую подозрительность в отношении меня, которую вы высказали на прошлой встрече. Я вправе считать эти вещи взаимосвязанными.
– А что, собственно говоря, ты можешь мне предъявить?! Кроме моей визы на втором приказе у тебя ничего нет. Да и то казать, а что тут такого? Я начальник ангельской службы Шестого сектора, и я имею право ставить визы на всю внутреннюю документацию, – спокойным тоном произнес архангел.
– Но согласитесь, что раньше вы этого никогда не делали, – упорствовал подчиненный.
– По-твоему это должностное преступление? – делая изумленное лицо, спросил Гавриил.
– Нет, конечно, – помотал головой полковник. – Но ведь должно быть этому какое-то объяснение. Когда руководитель ангельской службы сектора до этого практически никогда не вмешивавшийся в работу ПВ-службы считает для себя почему-то важным наложить визу на рядовой, с точки зрения постороннего, приказ, то согласитесь, это выглядит более чем странно.
– Объясни, в чем ты меня упрекаешь? Или еще хуже, обвиняешь?!
– Я не обвиняю и не упрекаю, а просто пытаюсь понять, делая при этом свои выводы…
– И к каким же выводам ты пришел? – чуть насмешливо произнес шеф, беря в руки фужер.
– А к таким… Судя по тому, что оба приказа были изданы на основании распоряжения Надзорной инстанции, можно с большой долей вероятности предположить, что кто-то из серафимов, а именно они скрываются под названием «надзорная», между 10-м и 18-м июля подошел к вам с целью внести коррективы в прежний приказ, касающийся окончания моей командировки.
– Ну и? – рука шефа чуть дрогнула и поэтому, чтобы не расплескать фужер он поставил его обратно на столик.
Однако этот невольный жест не ускользнул от бдительного взора Захарии. «Ага, кажется, я копнул в правильном направлении» – подумал он, а вслух продолжил:
– Кто-то из теплой компании серафимов, чувствуя шаткость законности и аргументации измененного приказа, решил заручиться вашей поддержкой, поэтому и пришел к вам за визой. Ведь не будет же начальник ПВ-службы Васильев перечить и артачиться по поводу авральных изменений, когда там уже стоит ваша виза?! Перечить такой визе, а она наверняка была сделана красными чернилами, все равно, что плевать против ветра.
Гавриил опустил глаза, и уголки его губ прискорбно изогнулись:
– Так в чем же ты меня все-таки обвиняешь?
– Я еще раз объясняю, что моей целью не является обвинение в ваш адрес. Я просто пытаюсь картинку своего воображения экстраполировать на кальку прошедших событий. И, кажется, у меня это получается.
– Продолжай, – все таким же глуховатым голосом сказал генерал.
– Я знаю вас не одно тысячелетие, – решил подсластить пилюлю полковник, – вы честный службист, лишенный корысти и вкуса к интригам, поэтому смею предположить, что вначале вы наотрез отказались участвовать в этой авантюре, однако пришедший к вам за визой, нашел какие-то слова, которые убедили вас поступить так, как ему хотелось.
– Дальше, – произнес чуть слышно Гавриил, прикрывая глаза и всем телом утопая в кресле. Лицо его было белым, как мел.
– К подделке подписи врио начальника отдела контроля и наблюдения вы явно непричастны. Не ваш уровень, да и не стали бы вы заниматься таким откровенным преступлением.
Гавриил кивнул, не открывая глаз. А Захария с еще большей уверенностью в голосе продолжал:
– А вот за ходом операции явно следили в прямом эфире и даже не исключено, что из кабинета самого Вершинина, зная, что тот приходит не раньше восьми утра. Если спросить дежурную смену, работавшую в то утро, то они наверняка подтвердят мои предположения.
Гавриил дернул уголком губ, но глаза не открыл, и лицо оставалось в целом, спокойным.
– Операция пошла по незапланированному сценарию. Вернее будет сказать, по запланированному, но в соответствии с первоначальным приказом. Вы это сразу поняли. И еще вы поняли, что в это дело вмешалась куда более могущественная сила, чем сила и авторитет серафимов. Поняв и сопоставив эти два факта, вы испугались. Причем испугались настолько сильно, что не смогли скрыть свой испуг даже спустя несколько часов, к моменту нашей встречи.
Лицо архангела внешне оставалось спокойным, только еще более побелевшим, а вот пальцы рук, до сих пор лежавшие на подлокотниках, вцепились в них так, что ногти побелели от внутреннего напряжения. «А ведь его сейчас запросто может инсульт хватить» – в испуге за шефа подумал Захария, однако продолжил:
– Так вот… Я и хочу узнать от кого и какую информацию вы получили относительно меня, что согласились участвовать в этом деле.
В гостиной повисла гробовая тишина. Гавриил почти не подавал признаков жизни, кажется, что даже и не дышал. Захария тоже не хотел первым прерывать молчание. Прошла пара миллионов лет – где-то на краю Вселенной взорвалась сверхновая, где-то столкнулись в немом и яростном противоборстве две Галактики, где-то начало сворачиваться и скатываться в рулон целое пространство. Во всяком случае, именно так показалось Захарии, в ожидании реакции Гавриила, но тот по-прежнему хранил гордое молчание. Первым, естественно, опять не выдержал Захария:
– Поверьте мне, товарищ генерал, меньше всего на свете мне бы хотелось устраивать ссоры между нами. Я всего лишь хочу прояснить свое двусмысленное положение и найти взаимоприемлемое решение по сложившейся ситуации.
Веки старого ангела дрогнули. Он казалось с трудом, словно тяжеленные люки лацпортов , открыл глаза. Еще какое-то время посидел, молча, Захария его не торопил, а затем, повернувшись всем корпусом в кресле к собеседнику, протянул руку и взял фужер со стола. Немного пригубил из него и поставил обратно.
– Хорошо. Я расскажу тебе все. А ты слушай и не перебивай.
– Да. Я обещаю не перебивать, – сказал Захария и в свою очередь взял со столика фужер, но пить пока из него не стал, согревая теплом своих ладоней, как рекомендуют все специалисты по дегустации вин.
– Начну издалека, – шеф опять откинулся на спинку кресла и прикрыл веки. – Ты ведь прекрасно знаешь, что генетика, хоть и шагнула далеко вперед в деле указания на предрасположенности живых организмов к тем или иным заболеваниям, все же не слишком сильно преуспела в точном предсказании судьбы того или иного «реципиента». Основные их прогнозы крутятся возле суждений «два лаптя – влево от Солнца, а три лаптя – вправо». Так получилось и с Кругловым, в тело которого было решено подсадить тебя. Генетики предсказали ему раннюю кончину от болезни сердца, но затруднились с более точным прогнозом. Мы, конечно, ждали твоего скорого возвращения, но не думали, что оно будет настолько скорым. Более менее точно дают прогнозы именно серафимы из надзорной инстанции, неспроста же за ними закрепилось мнение, как о ясновидящих, пророчества которых сбываются в почти 90% случаев. А если учесть их недобрую славу, как о «повелителях случая», которые запросто могут поменять обстановку, на удобную для них… В общем сам понимаешь, не доверять полученной от них информации, у меня не было никаких причин. Так вот, в конце каждой декады месяца, как обычно, Надзорная инстанция в автоматическом режиме спускает нам списки предположительно подходящих к концу операций для того, чтобы ПВ-служба могла приготовиться к возвращению командировочных, а отдел контроля и информации усилил наблюдение во избежание внештатных ситуаций. Списки большие – до нескольких сот человек иногда доходят в декаду. Списки, как мне известно, составляются в не менее трех экземплярах – «кучерам», «шпионам» и для меня. На основании этих списков по отделам готовятся приказы. Первый из упомянутых тобой приказов, как раз и был из этой серии. Тот список, что предназначен для меня, проходит через секретаря. А так как ты у нас не простой «полевой агент», а агент завершающий свою деятельность в таковом качестве, приказ о завершении операции с тобой лег на стол секретаря вместе со списком. Ирия уже давно была в тебя заочно влюблена и не скрывала этого, по крайней мере, от меня, поэтому очень тщательно следила за твоей судьбой, у нее даже твое фото на столе стоит в рамочке. И уж она точно знала, кто скрывается под шифром «103».
«Так вот откуда у нее была фотография для автографа! Она просто взяла ее со своего стола!» – подумал Захария и счастливо улыбнулся. Однако быстро погасил улыбку, косясь на шефа. Но тот, к радости полковника, не открывал глаз, а потому ничего не заметив, продолжал:
– Узнав по цифрам шифра тебя, она тут же побежала ко мне с вестью, что ты возвращаешься. Поверь, я тоже был этому рад, хоть и не ждал твоего возвращения так быстро, поэтому, не дожидаясь его, издал свой приказ о присвоении тебе очередного звания. Однако уже утром 12-го июля я получаю срочную гравиграмму из штаб-квартиры. От самого серафима Исраэля с требованием немедленно явиться пред его светозарные очи. Ослушаться я не мог, да, честно говоря, и не видел причин к тому, поэтому тотчас и явился в кабинет Исраэля.
Гавриил резко выдохнул и сделал большой глоток из фужера. Захария последовал его примеру, но его глоток был гораздо меньше. Архангел немного помолчал, набираясь сил, а затем продолжил, но глаза уже не прикрывал и Захария заметил, как огоньки загорелись в зрачках шефа, словно маленькие бесенята, просящиеся наружу:
– Только я переступил порог, как он прямо в лоб спросил у меня, помню ли я историю нефилима Люцифера. Я сказал, что забыть такое нельзя. Тогда он спросил меня, хочу ли я повторения Великого Раскола. Я ответил, что нужно быть сумасшедшим, чтобы желать этого. Тогда он взял с меня клятву хранить в тайне, что он мне сейчас поведает. Я конечно не трус, но тут растерялся и не сообразил, зачем давать клятву молчания, если Раю грозит, чуть ли не гибель. Наоборот надо бить во все колокола. Но повторюсь, мне от растерянности не пришло это в голову, и я дал клятву. А мысленно обратился к Богу с молитвой об укреплении моего духа и о наставлении на путь истинный. А далее он мне поведал такое, отчего ноги у меня подкосились. Он сказал, что им, серафимам, увиделось печальное будущее нашего Рая, и что виновником этого станешь ты. Он сказал буквально следующее: «И вернется Захария осиянный славой и почестями, и станет он во главе райского воинства, и будет в гордыне своей носить главу превыше ветра, и заставит он поклоняться себе, яко живому Богу. И разделит он на ся весь Рай Господний, и объявит он себя превыше Бога, и многие последуют за ним, и море крови прольет он руками своими и руками споспешествующих ему, и Рай станет Адом, и Ад станет Раем». Тогда я спросил, можно ли этого как-то избежать, на что он ответил мне – можно. Затем он поинтересовался, знаю ли я, как их, серафимов зовут в народе. Я ответил, что знаю – «повелителями случая». Я спросил, не хочет ли он, чтобы я… – тут Гавриил замялся, но быстро справился с собой, – по твоем прибытии уничтожил тебя, списав это на какую-нибудь случайность? Но он закричал и затопал на меня ногами. «Как смеешь ты мне говорить такое, верному слуге Божию?» – сказал он мне. После его слов, мне, как-то сразу полегчало. И тогда я спросил его, что же он предлагает сделать, если убивать нельзя и рассказывать об этом кому бы, то ни было тоже нельзя. И тогда он сказал, что для этого есть «случайность», которой они, серафимы, умеют хорошо управлять.
– Товарищ генерал, – не выдержал и перебил его Захария, – вы же не ребенок, чтобы так легко попадаться в логические ловушки! Ведь если такое, как они вам сказали, случится, стало известно им, то уж Господу тем более известно об этом! В десятой же главе Евангелия от Матфея сказано об этом доходчиво. И если Ему известно об этом, и Он меня до сих пор, как видите, не покарал, то значит Ему сие угодно. А они, пытающиеся Ему помешать, и есть отступники от воли Его!
– Не держи меня за ярмарочного дурачка! – обозлился Гавриил. – Я это и без тебя понял. Только не сразу, а уж потом, когда вернулся. А тогда я просто испугался. Он ведь такого наговорил про тебя! Будто бы именно тебя на заседании следующего Большого Совета будут выдвигать на пост руководителя нашего сектора якобы из-за того, что именно ты был частью Андрея Первозванного, и следовательно у тебя больше чем у кого другого имеется на это право. Я бы, конечно, обоими руками был бы за твою кандидатуру, при условии что при объединении «русского» и «европейского» секторов не забыли бы и о моих заслугах… Ну ты понимаешь о чем я. Лучшего руководителя «русского» зама чем ты, я бы себе не пожелал. И вообще, ты обещал меня не перебивать.
– Все-все, молчу-молчу.
– На чем я остановился?
– На случае, которым они умеют управлять…
– А-а-а, ну да. И с этими словами достает мне второй приказ. Я прочел, но ничего не понял, сперва. И тогда он мне растолковал все в подробностях. Они точно знали время естественной смерти Круглова, поэтому решили ей просто не препятствовать. Все получилось бы элегантно и эффективно, как в твоем кино. Шел-шел, упал и умер. Но тут вмешались внешние и куда более могущественные силы, которые с легкостью переиграли «управителей случая».
– А в чем их резон-то тогда был? – вновь не утерпел Захария.
– А в том, что читать внимательней надо Положение о поощрениях и взысканиях некоторым из присутствующих…
Захария задумался, сведя брови к переносице, а затем залпом опрокинул в себя содержимое фужера. Крякнул, и почесав лоб, произнес, рассуждая вслух:
– Тэк-с, тэк-с, понятно. Значит, у меня было девяносто восемь удачных командировок. Эта была последняя. Если бы Круглов умер своей смертью, не совершив ничего героического, чтобы могло перевесить на весах судьбы его прегрешения, то, стало быть, тут и моя была бы вина. Не слишком большая, так как покойный не попадал в любом случае в лапы Сатаны, но и Рай был бы для него недостижим. Работа ангела в таком случае признается неудовлетворительной, но без штрафов и наказаний. Зато и без наград. Ага. Девяносто восемь удач и одна малюсенькая неудача, мелочь, а все же пятно в послужном списке. Звание полковника дают по факту участия в девяноста девяти командировках, а награда пролетает мимо со свистом. Карьерный рост, как минимум, притормаживается. Ловко. Действительно эффектно и элегантно.
– О чем я тебе и толкую! – тут же подхватил архангел.
– А дальше что было? – поинтересовался Захария уже без былого энтузиазма, поняв, что основная информация им уже получена.
– А что дальше?! – эхом отозвался генерал. – Дальше ты и сам мне все рассказал. Визу он велел мне поставить, чтобы начальник ПВ-службы не взбрыкнул вдруг по поводу аврального изменения приказа, а сам приказ обещал передать в руки Васильева минуя мою секретаршу, а то де она, баба смышленая, поднимет хай до небес по поводу вопиющей несправедливости к ее кумиру. Видишь, даже серафимы в курсе ваших нежностей, – подначил он Захарию.
На последние слова шефа Захария не отреагировал, углубившись в свои размышления.
– А меня вот интересует, чем же это я им так насолил, что они из-за меня кашу такую крутую заварили? – опять, как бы рассуждая сам с собой, произнес Захария.
– Да кто ж его знает?! А ведь и то сказать по правде, ты и раньше не слыл «тихоней». Все у тебя были какие-то мысли, предложения, прожекты. Может, где чего и ляпнул, невзначай, а они на свой счет приняли, да испугались.
– Вот и мне интересно, за какие такие мысли мои, из пушки по воробьям стрелять стали?! А вдруг мысли ценные, а я и забыл про них?!
– Иди и спроси у них сам, – начал розоветь лицом Гавриил от выпитого коньяка. В бутылке оставалось еще немного, и он честно разлил остатки на двоих.
– Ладно, – резюмировал Захария, – покопаюсь в голове, может, что и припомню их крамольного, высказанного перед ушами услужливых доброхотов. Но меня волнует и еще один вопрос…
– Кто была эта третья сила? – перехватил его мысль архангел.
– Да. Хотелось бы знать. Светом послана она мне на выручку или тьмой? – тихо проговорил он.
Гавриил пожал плечами:
– Думаю, что это вскоре само выяснится.
Они допили коньяк, так до конца, и не оценив труд виноделов из Лютеции, еще немного поговорили о том, о сем.
– Как тебе коньяк? – между прочим поинтересовался Гавриил.
– Вроде ничего. Но думаю, что будет получше, чем то пойло, что гонит у себя дома дед Онфим.
– Это кто такой?
– Да, так, – не желая вдаваться в подробности, ответил Захария, – жених моей домработницы. Все изобретает новые сорта самогона. Только что-то плохо пока получается. Сивушные масла полностью отфильтровать не удается. Он уж, какие только фильтры не применял, а все без толку.
– Сейчас промышленность подготовила к серийному выпуску фильтры на основе графеновых нанотрубок. Меня включили в комиссию для дачи заключения о пригодности к использованию нашими подразделениями.
– В качестве чего? – удивился Захария.
– В качестве фильтров для спецназовских противогазов, – пояснил архангел.
Видя, что время уже позднее, и хозяевам пора укладываться спать, о чем уже не раз намекала своим видом Олимпиада Дормидонтовна, заглядывая в гостиную, Захария начал собираться домой. Гавриил не удерживал гостя и стал провожать его до дверей. В прихожей, дождавшись, когда тот обуется, все же не утерпел и спросил напоследок:
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Захария?
– Хочу, – отозвался тот.
– И что же?
– Я не Люцефер, а русский офицер! – невольно рифмуя слова, произнес он. – Честь имею!
И с этими словами вышел, предварительно вскинув правую ладонь к виску и неумело прищелкивая кроссовками.
XXII
Планета Сирения. Наши дни. С момента начала «грандиозного» по замыслам его авторов эксперимента прошло более двухсот лет. По меркам Сирении – пустяк, по меркам землян – в тысячу раз дольше. И с той и с другой стороны были взлеты и падения, надежды и разочарования. Руководители эксперимента, среди которых были Господь и Саваоф, Один и Яхве, Аллах и Демиург, за это время пережили «восстание» роботов, технические сбои, многочисленные ревизии и проверки как со стороны государственных, так и со стороны научных кругов. Земляне же за это время пережили несколько моментов, напрямую угрожавших самому их существованию. Уже ни для кого не было секретом происходящее в подвале института «Макротел Вселенной». Эксперимент привлек к себе внимание широкой научной общественности и приобрел там характер, если и не «антинаучных методов изучения сложно структурированных жизненных форм», то уж во всяком случае «скандальных». Мнения, как это водится в научной среде, разделилось диаметрально. Одни считали, что «группа безответственно настроенных ученых» перешла и попрала допустимые рамки морали и этики, «грубо и беспардонно» вмешавшись в естественный ход исторического и биологического развития Вселенной, другие же, настроенные менее воинственно, считали, не без оснований, что во всем этом имеется некое «рациональное зерно». Декан биохимического факультета – трус, карьерист и перестраховщик, на волне поднявшейся дискуссии собрался уже волевым решением прикрыть полулегальную деятельность, отбившихся от рук «морфологов». Однако тут на помощь «партизанам» пришло вполне официальное распоряжение от Высшего Совета Сиренианского Содружества Планет, являющегося верховным коллективным органом власти в системах населенных расой сиренианцев, о запрете вмешательства в деятельность данной научной группы. А по неофициальным каналам из того же источника, была донесена мысль о желательности всяческого содействия со стороны деканата продолжению опытов в данном направлении. Двух мнений быть не могло – в дело вступала большая политика. Ясно было одно – «наверху» идею спасения углеродных цивилизаций восприняли всерьез. Такая поддержка не могла не радовать. И если на административном фронте все выглядело более-менее благополучным, то на научном явно намечался кризис. Полиген-С, внедренный в геном жителей Земли, как аборигены сами называли свою планету, практически исчерпал свой ресурс. Жители планеты, ни в какую не желали идти по пути самосовершенствования. Всевозможные пороки, о некоторых из них, сами не всегда безупречные сиренианцы даже и не подозревали в кошмарных своих снах, буквально захлестнули все человечество. Ни пряник в виде обещаний блаженной жизни, ни кнут в виде угрозы вечных посмертных мук, ничего из богатого арсенала сиренианских психологов, подключенных на каком-то этапе к эксперименту, не смогло переломить ситуацию. Человечество упорно скатывалось к всеобъемлющей моральной деградации, даже, несмотря на некоторые успехи в техническом прогрессе. Процент людей достойных взять на себя цивилизаторскую роль бал на уровне статистической погрешности. Некоторый оптимизм, правда, все еще теплился в отношении гибридной цивилизации Платформы, но выходить на комиссию, которая должна была вот-вот состояться по поводу решения дальнейшей судьбы эксперимента, с таким скромным результатом на руках было просто нелепо. Ведь за сто пятьдесят тысяч лет с момента перехода первых колонистов на существование в иные условия обитания Платформа приняла к себе всего лишь около 800 миллионов особей, тогда как рассчитывалась на 80 млрд., что было почти на два порядка меньше планируемого. Сравнивать численность населения одной маленькой Платформы с цивилизацией сиренианцев, раскинувшейся почти по всему рукаву Персея было глупо – один катаклизм незначительного масштаба и вести равноправный диалог уже будет не с кем. А углеродная цивилизация землян тем временем уже начинала повторять процесс гибельного саморазрушения, как и все углеродные цивилизации до нее. Подтверждалась теория о несостоятельности углеродных цивилизаций преодолеть свои внутренние противоречия. Эксперимент грозил превратиться в грандиозное фиаско. Требовалось какое-то срочное решение, а оно не находилось. Даже верные соратники, которые бок о бок с Господем начинали это дело начали сомневаться в правильности поставленной задачи и при встречах тщательно старались не смотреть ему в лицо. Был, правда, еще один малюсенький и одинокий огонек надежды, связанный с Хесусом – его собственным сыном, с большими трудностями и ухищрениями, рожденным от земной женщины, но прибегать к этому последнему аргументу в деле спасения своей репутации, Господь не согласился бы ни за что на свете. Да и отношения отца с сыном как-то сразу не сложились. Достаточную холодность в их отношениях сам Господь объяснял тем обстоятельством, что он с самого начала не принимал никакого практического участия в его воспитании, а сын не знал отца до самой их встречи. Хотя могла быть и другая версия. Вполне могло статься, что сын просто не мог до конца простить отцу его отношение к матери – Марии, оставшейся там, на Земле. В результате всего этого, некий холодок отчужденности присутствовал в их и без того непростых отношениях. Хесус отказался жить с отцом на Сирении. Здесь все было чуждо и непривычно для него. Он, побыв немного на Сирении, решил, что на Платформе ему будет лучше. Жители Платформы были по духу ему куда ближе, чем сиренийцы. Ему нравился этот маленький по космическим масштабам мирок. Нравились люди, населявшие его, их чаяния и заботы, отношения друг к другу. Может быть, это объяснялось тем, что райанцы, хоть и далеко вперед шагнули по пути прогресса от землян, но все же не так фатально, как сиренийцы. Да и что уж тут скрывать, здесь он пользовался безусловным, хоть и не официальным, авторитетом. А на Сирении ему, максимум что светило, так это стать объектом всевозможных научных изучений, о чем хорошо понимал не только он, но и его отец, тщательно скрывавший от посторонних сам факт его краткосрочного пребывания на планете.
После наделавшего много шума распоряжения Высшего Совета о запрете вмешательства в дела экспериментальной группы прошло совсем немного времени, как вышло второе – об организации на базе экспериментальной группы филиала Института «Макротел Вселенной» и строительстве отдельного здания под его нужды. Название филиала было довольно красноречивым и предельно ясным – «Филиал Института Макротел Вселенной по Изучению Проблематики Пороговых Цивилизаций», что сразу настраивало на мысль о расширении тематики и внедрении уже полученного опыта при контактах с цивилизациями подобными Земле. Тем же распоряжением Высший Совет давал карт-бланш руководству филиала сформировать по своему усмотрению его структуру и штат. Все, кто, так или иначе имел отношение к данному проекту, облегченно вздохнули, потому что это означало конец «партизанщины» и переход из полулегального положения в официальное. Естественно, в первую очередь встал вопрос о руководстве нового образования. По единодушному мнению всех участников, Господь как никто подходил для этой должности. Он тут же вышел с предложением о включении в состав филиала в качестве структурных подразделений лабораторий Яхве и Одина. Ни Академия Наук, ни Министерство Высшего образования не возражали против данной инициативы, как не возражали и Яхве с Одином, уже давно и прочно погрузившиеся с головой в дела экспериментальной группы, да и перспективы нового образования эти двое просекли на раз. Аллах наотрез отказался делиться кадрами с филиалом института, но при этом всячески старался удовлетворять растущие аппетиты потребителя своей продукции в приоритетном порядке. А чтобы руководитель образовавшегося филиала не имел повода для обид, он уступил ему свою секретаршу – Лилит. В состав научного руководства филиала Саваоф отказался входить, оставив за собой место научного консультанта. В рекордные две недели было построено новое здание филиала, невдалеке от основных корпусов института. Туда, с превеликими осторожностями перевезли аппаратуру, находящуюся в подвале. Спецы Одина постарались и она во время перемещения из одного здания в другое не была выключена и ее функционал никак не пострадал при перемещении, чего Господь в тайне сильно опасался. Резервную установку Ротонного Луча решено было разместить прямо на самой Платформе и держать ее там в состоянии постоянного «подогрева», на всякий непредвиденный случай.
К вящей справедливости стоило бы отметить, что беспокойство связанное с развитием человечества витало не только среди непосредственных руководителей эксперимента, но начинало уже проникать в сознание жителей Платформы, которые буквально на себе почувствовали, что с землянами происходит что-то уж совсем неладное. Мысли по этому поводу, некоторых довольно видных райанцев, высказанных ими в публичной форме заинтересовали экспериментаторов, в том числе Господя и он с недавних пор начал более внимательно присматриваться к этим алармистам. Особенно ему нравился один из них – крепкий и подтянутый, с волевыми чертами лица «полевой агент» по имени Захария, не боящийся зачастую напрямик высказывать свои мысли по поводу происходящего как на самой Платформе, так и на Земле. Мысли его не всегда носили бесспорный характер, но всегда возбуждали к себе интерес.
Со всеми этими невеселыми размышлениями Господь и шел домой этим весенним днем. Был воскресный день, поэтому шел он не из института, а с очередных неофициальных посиделок Группы Шести, как сами себя называли участники и руководители эксперимента. Конечно, можно было устроить и мнемосовещание, настроив частоту волны излучений своего мозга с частотой собеседников, но по негласной договоренности между ними соблюдаемой уже почти двести лет, совещания проводились очным порядком с периодичностью раз в месяц. В последний год эти встречи носили все более и более тягостный для всех характер. В этот раз собрание проходило в квартире Одина, друга детства Господя, который жил в соседнем дворе, поэтому он решил отказаться от телепорта, в пользу пешей прогулки. Алфея уже дважды посылала сыну мысленные увещевания по поводу дважды напрасно разогреваемого ею обеда. Огорчать мать не хотелось, пренебрегая ее заботами, поэтому скомкав совещание, на котором так ни о чем и не договорились в очередной раз, Господь побрел домой, наивно надеясь, что весенний ветерок выдует из головы ворох накопившихся проблем, и вдует новые и свежие идеи. Шел не спеша, слегка поеживаясь от порывов по-весеннему прохладного ветра дующего прямо в лицо и потому не дающего сосредоточиться на нужных мыслях. Мать встретила на пороге, захлопотанная и раскрасневшаяся, беспрестанно вытирающая руки о засаленный фартук.
