Александр Михайлович Игнатов
Гавилан, охотник на чудищ
Занзалам посмотрел на меня и мои листы и отодвинул мои руки.
– Нет, – ответил он, – я не возьму. Ты же меня знаешь, – он улыбнулся, подмигнув. – К тому же надо, чтобы ты написал свой собственный бестиарий. Пусть эти записи будут твоей первой главой в книге. Когда напишешь всю книгу, тогда я ее возьму и помещу в библиотеке, на самом видном месте, чтобы любой охотник на чудищ в будущем мог прочитать про удивительных монстров, встреченных Гавиланом, и узнать способы борьбы с ними.
– Спасибо, Занзи, – добродушно ответил я. Занзалам поморщился.
– Пожалуйста, не называй меня так, – сказал он. – Ты же знаешь, что мне не нравится, когда меня так называют, Гави.
Теперь настал мой черед морщиться. Занзалам усмехнулся и протянул руку.
– Больше никаких «Занзи» и «Гави», идет? – спросил он, улыбаясь.
– Идет! – рассмеялся я и пожал ему руку.
– Знаешь, – продолжил я, зевнув. – Что-то я давно уже не спал.
Занзалам забеспокоился.
– Ох, конечно! – воскликнул он. – Я, пожалуй, пойду еще прогуляюсь, а ты отсыпайся.
– Спасибо тебе еще раз, – сказал я товарищу. – Ты за это время столько всего для меня сделал.
– А уж как много ты сделал! – возразил Занзалам. – Причем не только мне, а всему Университету. Ладно, – он встал с кровати, на которую только недавно присел, – я пошел. Спокойной ночи… Или дня, как тебе там удобнее… – Он снова улыбнулся и вышел из комнаты.
Сколько я проспал, я сам не знал. Мне казалось, что я пролежал всего ничего, однако Занзалам, растормошивший меня, охрипшим голосом сказал мне, что я спал около полутора суток. Слипшимися от долгого сна глазами я взглянул на него. Похоже, что пока я спал, Занзалам неплохо погулял, попробовав все известные ему способы проведения досуга, такие как выпивка и драки, что четко отпечаталось на его лице.
Занзалам с грохотом упал на кровать, слегка постанывая от бурно проведенных часов. В это время я, потирая чешущийся правый глаз, упаковывал вещи обратно по сумкам и карманам. В конце концов, я собрал все свои пожитки и уставился на Занзалама.
– Ты что, уже уходишь? – простонал он, глядя на меня.
– Конечно, – ответил я. – Извини, но дальше наши пути расходятся. Тебе предстоит продолжить обучение, а я пойду путешествовать.
– Куда же ты собираешься? – спросил Занзалам, оперев рукой подбородок. Локоть соскользнул с кровати, и Занзалам полетел вслед за ним на пол.
– Я думаю посмотреть Энтерберг, – ответил я, поддерживая товарища под мышкой и помогая ему устроиться обратно на кровать.
– Лесное Убежище? Оно же глубоко в Энтеррском лесу, где полно всяких хищников и хрен знает чего еще! – удивился Занзалам.
– Именно поэтому я туда и хочу, – улыбнулся я. – В Энтеррском лесу наверняка полно чудищ. А где много чудищ, там много и работы для охотника.
– Вот оно как… Это… Гавилан… Можно мне тебя не провожать? – спросил Занзалам, пытаясь затащить свои ноги на кровать. Получалось у него не очень хорошо, но я был уверен, что к вечеру он как раз справится.
– Без проблем, – ответил я. – Я не обижусь.
– Куда мне писать, если вдруг что?
– Не переживай, я тебя сам найду, – сказал я и направился к выходу. Никогда не любил долгих прощаний, а наш разговор и так уже слишком затягивался.
– Счастливо, – сказал я довольно громким голосом и захлопнул дверь.
Немного подумав, я зашел на кафедру летописи. Как я и ожидал, Тробноп сидел там. Он был в окружении других профессоров, которые поздравляли его с убийством вредителя. Обезглавленная тушка термитоида лежала там же на столе, к ней подходили, осматривали и, цокая языком, снова шли к мастеру-летописцу. Заметив меня, Тробноп сразу же оставил своих коллег и подошел к двери.
– Спасибо тебе, Гавилан, за твою работу, – сказал он, роясь в карманах своей мантии. – Ты хорошо поработал, Университет будет вечно тебе благодарен, – с этими словами он вытащил из кармана позвякивающий мешочек и протянул его мне. – Вот. Здесь сто золотых монет. Конечно, это не стоит всех тех книг, которые были бы уничтожены, если бы ты не вмешался, но тем не менее такая сумма вполне серьезная.
Я старался не подавать излишней радости. Сто золотых – это сумма, на которую можно месяц питаться в дорогих ресторанах до отвала! Это жизнь в самых дорогих отелях, а не в дешевых общих лежанках! Это путешествия в карете, а не пешком! Наша семья, сколько я помню, в год зарабатывала порядка десяти золотых, и то мы считались зажиточными. Корова тогда стоила, наверное, монет семь…
– Спасибо, – только и мог сказать я.
Тробноп словно прочитал мои мысли.
– Конечно, может, для тебя такая сумма огромна, – ответил он. – Но не забудь также, что тебя ждет далекий путь странника. Не забудь также, что охотник – это профессия непостоянная, и тебе не всегда будет хватать денег на жизнь. Будь готов ко всему, юный Гавилан, и в первую очередь к лишениям. Университет может позволить себе потратить такие деньги, а вот крестьяне, которых ты можешь спасти от опасности похуже того термитоида – нет.
– Спасибо, – снова сказал я. – Спасибо большое, мастер Тробноп. Кстати, – замялся я.
– Да? – спросил кафедральный мастер.
Я вытащил из сумки свои записи про термитоида.
– Возьмите эти записи. Я сделал себе копию, но хочу, чтобы один экземпляр лежал у вас, в сохранности. Я уже просил Занзалама…
– Занзалам не принял и правильно сделал, – кивнул Тробноп. – В какой-то мере он понимает, что еще не научился хранить истинно драгоценные вещи. Хорошо, Гавилан, – он принял записки из моих рук, – я сохраню эти записи в Университете. Пусть Верселлия, а с ней и весь мир, будет помнить про охотника на чудищ Гавилана.
– Тробноп! – послышался крик из кабинета. – А что это за клыки? Ой!..
– Иду! – крикнул летописец внутрь комнаты и снова обратился ко мне. – Кажется, они переключились на голову, которую я им еще не показывал, – улыбнулся он. – Ну, Гавилан, счастливого тебе пути!
– Благодарю, – кивнул я в знак уважения.
Тробноп тепло улыбнулся.
– Не знаю, встретимся ли мы еще раз, но знаю одно – в Верселлию ты еще вернешься. Неизвестно когда, но, может, какой-нибудь кафедральный мастер Занзалам встретит тебя и примет твои бестиарии.
– Кафедральный мастер Занзалам?! Ты там с ума сходишь что ли?! – снова послышалось из кабинета.
Я рассмеялся.
– Счастливо вам всем, – сказал я.
Тробноп пожал мне руку.
– И тебе счастья, – ответил он.
На этих словах мы развернулись и ушли, каждый в свою сторону: я – из Университета, а мастер-летописец – в свой кабинет, к коллегам.
Я шел по горячим, обжигающим камням мостовой Верселлии, и думал. Несмотря на то, что я ненавидел долгие прощания, летописцам как-то удалось разговорить меня достаточно надолго. С другой стороны, на то они и летописцы, чтобы позволить людям высказать им все, что лежит на душе и хранится глубоко в голове. История не терпит искажений, и им надо узнать всю правду.
В моей фляге бултыхался так и не использованный самогон, а пить хотелось с каждым шагом все больше и больше. Я откупорил крышку фляги и вылил самогон на мостовую. Камни зашипели, от них моментально пошел пар. Я взглянул в сторону моря. Яркое солнце светило над ним, раскинув свои лучи по всему небосводу. Чайки не летали в это время, дожидаясь вечера, когда жара спадет. Люди тоже старались не находиться долгое время на улице, проводя полдень в тавернах с друзьями. Я решил последовать их примеру и заодно пополнить припасы еды и воды. Наступало лето, и меня ждал долгий путь в таинственный Энтерберг, Лесное Убежище.
Глава 2. Сумрачный Город
Раздался тихий щелчок, и гнолл, харкающе гавкнув, свалился в лужу.
– Отлично, – прошептал я, оценив действие своего нового ручного арбалета. Пока я ставил на взвод новый болт, вокруг мертвого товарища встали другие гноллы. Они что-то испуганно обсуждали на своем собачьем, лающе-рычащем языке. Пока они переругивались, грозя друг другу своими допотопными копьями, в одного из них влетел очередной болт, пробив насквозь затылок. Несчастный гнолл рухнул прямо на своего мертвого соплеменника. Проследив глазами направление выстрела, гноллы наконец обнаружили меня – своего убийцу – в соседних ракитовых кустах. Однако прежде чем они подбежали ко мне, я бросил в них бомбу.
Бомба не содержала ничего, кроме пороха, но большего и не требовалось. Энтеррский лес славится своими широкими топями, по которым было опасно ходить, не зная секретных троп. Часто из глубин мягкой, глинистой земли вырывался на свободу тухлый болотный газ. Гноллы как раз стояли в одной из таких небольших газовых тучек газа. Взорвавшись, бомба воспламенила его, и он мгновенно вспыхнул, разорвав тела гноллов.
Я успел отвернуться от взрыва. За куст, прямо мне на голову, упала оторванная уродливая рука, покрытая потертыми рунами из засохшей грязи. Эту руку я подобрал и подвязал себе на пояс в качестве трофея, затем подобрал заостренный шест-водомерку, которым проверял проходимость троп, и пошел обратно в деревню.
Предупреждения Тробнопа оказались верными – большую часть золота я потратил только в попытке добраться до Энтерберга. Никто из купцов и торговцев не горел желанием туда отправляться, а те, кто собирал караваны до Лесного Убежища, как иначе называли Энтерберг, отказывались брать лишнего человека. Кое-как я нашел караван ремесленников из самого Энтеррского леса, собиравшийся обратно в свой полис, но задешево меня брать не хотели. Как ни уверял я их, что прекрасно гожусь на роль охраны каравана, никто из них мне не верил, то ли из-за моего возраста, то ли из-за непримечательного вида, без брони и доспехов. В итоге я договорился на место только за целых пятнадцать золотых монет. Удивительно, но дорога обошлась без каких-либо происшествий, так что я действительно оказался лишним человеком в караване.
Полис был поразительным, непохожим ни на один другой во всей Телехии. Давным-давно люди основали его, чтобы вместе защититься от напастей леса. Кругом были дикие звери, опасные болота, неизлечимые болезни – выжить в одиночку было невозможно. Сильные вожди древних племен объединились вместе и построили Энтерберг, Город в Лесу Энтерр, Убежище от Леса.
Жилая часть города была не слишком большой, по площади немного превышая простые деревни. Десятки хижин обвивали высокие многовековые деревья в несколько уровней. Жилища стояли прямо на толстых ветвях старых дубов и гигантских ив и омел, крепко держась мощными опорами из прочных брусьев. Такие домики на деревьях и составляли весь город, в центре которого была площадь, на которой торговали и справляли охотничьи праздники. За жилой частью города разрастались укрепления, состоящие из рядов стен, частоколов, крепостей, заборов, решеток и рвов. Повсюду, тут и там, находились окопы, ежи, гирлянды колючей проволоки, ловушки и западни. Защитная линия Энтерберга простиралась далеко настолько, что попасть в него стало действительно трудно. Со временем все это поросло бурьяном и плющом, рвы вышли из своих же берегов, затопив близлежащие окопы, частоколы заросли кустарником, завалившись набок, отчего местность стала еще более непроходимой. Деревья склонили над городом свои лианы, загородив от солнца крыши домов. Булыжники мостовых поросли травой, смешавшись с грязью топей. Энтерберг помрачнел, слившись цветом с окружающей его природой. В бегстве от лесных опасностей Энтерберг сам стал частью леса.
Город почти не занимался ни производством горшков, ни шитьем, ни выпечкой пышных булок. Практически все ремесла объединяло одно – охота. Большинство жителей Лесного Убежища были охотниками, либо так или иначе относились к охоте – кто-то дубил шкуры, кто-то работал в кожевенной мастерской, кто-то ковал оружие.
Когда появились чудища, множество их произошло из Энтеррского леса, густо заселенного диким зверьем. Здесь же появились первые охотники на чудищ. Первые бестиарии писались тут, под угрюмыми кронами старых древ.
Но я недолго пробыл в самом Энтерберге. Я лишь познакомился с некоторыми людьми и прочитал большую часть бестиариев в городском книжном хранилище, после чего отправился в близлежащие деревни. Само собой, жители деревень были не против помощи охотника, хоть они и полагались больше на собственные силы. Тем не менее, за все время, что я жил под покровом леса, мой заработок был более-менее постоянным. Вот и сейчас мне в который уже раз поручили избавиться от гноллов, наседавших на крестьян, выращивающих рис в местном мелком озерке.
Гноллы были, несмотря на свой общий практически небоеспособный внешний вид, одними из самых пугающих чудищ. Читая бестиарии разных лет, я поражался тому, как по-разному были описаны гноллы. В итоге я пришел к выводу, что гноллы стремительно развивались и эволюционировали. Изначально они почти ничем не отличались от диких собак, разве что были чуть злобнее и безумнее. Потом они постепенно вставали на задние лапы, а передние развились в кисти, так что они смогли держать и использовать простые орудия. Вскоре гноллы стали одеваться в рваные тряпки, а последний из прочитанных мною бестиариев описывал примитивный гнолльский язык. Этот бестиарий ужаснул меня больше всего, ибо написан он был всего полгода назад, а гноллы, которых я встретил, довольно резво общались на своем языке, явно используя сложные конструкции. Того и гляди, подумал я, скоро они начнут тактически мыслить, а это грозит ужасной войной. Именно поэтому я всегда в первую очередь брал поручения на убийство гноллов, стараясь истребить их как можно больше.
В энтеррских деревнях мне нравилось то, как относились к охотникам. В каждой деревне на главной улице в землю были прочно вбиты широкие таблички, на которые местные жители крепили объявления разного толка. Кто-то просто писал новости за последний месяц, кто-то звал на праздник, а кто-то искал пропавшую свинью. Конечно, мало кто владел письменностью, поэтому в основном все объявления были написаны одним и тем же почерком местного писаря. Были среди бумажек и такие, на уголках которых ярко выделялась красная полоска. Они-то меня и интересовали, ибо это были заказы на убийство чудищ. Зачастую там же писали и награду, так что я просто брал листок и сразу же принимался за дело.
Лето прошло для меня незаметно, так как я, во-первых, был занят охотой, а во-вторых, в чаще леса не ощущалась та жара, какая бывает в других краях Телехии. Правда, жители деревень мне говорили, что осенью болота во время дождей разрастаются слишком широко, так что у них именно осень, а не зима – время, когда все сидят дома.
Уже приближался конец Грабня – второго месяца лета. Крестьяне собирали урожай, последние торговцы собирались с запакованным товаром в другие города, старики заготавливали соленья и консервировали ягоды на ближайшие полгода.
Подумать только – прошло уже девять лет, как я уехал из почти такой же деревни, в которую заходил сейчас. Теперь многочисленные задания закалили и натренировали меня. Я даже успел приобрести у одного механических дел мастера новый ручной арбалет, который только что опробовал на гноллах. Конечно, с таким не очень удобным оружием ловкость немного снижается, но зато гноллы даже не успели дойти до меня. Руки, правда, чесались от желания покромсать какого-нибудь монстра мечом.
В деревне я сразу повернул к дому старосты. Не успел я подойти к порогу, как дверь тут же открылась, и вышел хозяин дома, Таллиан-Энтейне. Это был высокий, даже очень, мужчина среднего возраста. Он вроде бы уже начинал стареть, но его лицо и тело все еще скрывали эту тайну, стремясь отобразить в действительности стан молодого парня. Он все время воевал со своей бородой – постоянно ее сбривал, но она каким-то чудесным образом отрастала обратно буквально за день. Я заметил, что он только что брился, но волоски уже нагло лезли наружу по всему подбородку. Одет он был в жилет из красной кожи, переплетенный бечевкой, что интересно сочеталось с его лохматой прической болотного цвета.
– Гавилан! – обрадовано провозгласил он. – Я тебя как раз ждал!
– Что случилось? – взволнованно спросил я.
Таллиан-Энтейне рассмеялся.
– Ничего такого, – ответил он, – не переживай. Просто тут есть одно дело… Ты живешь в доме старухи Бергезиль, а она, сам знаешь, одинока, ни мужа, ни сыновей. Сам понимаешь, тяжело ей к осени-то готовиться. Я предлагаю тебе условие – ты соберешь ей овса для домашних животных да заготовишь дров до весны, а я договорюсь, что она с тебя плату за проживание до конца лета брать не будет.
Я подумал. Предложение довольно заманчивое. Хотя работать в поле – тем более в поле, которое находится в лесу – не самое увлекательное занятие, я таким образом сэкономлю немного денег.
– Ладно, – согласился я. – Идет. Кстати, о работе – я нашел тех гноллов, которые испортили всходы риса у семьи Вийборнов.
Таллиан-Энтейне, усмехнувшись, принял руку гнолла.
– Отлично, – сказал он. Он ушел в дом и спустя минуту вернулся с монетами в ладони – Вот твои два золотых. – Он отдал мне деньги и улыбнулся: – Поле ждет тебя.
Вечером, после тяжелой работы, я плотно покушал у бабушки Бергезиль, которая теперь, казалось, стала еще добрее ко мне, и отправился во двор отдохнуть. Я полулежал, облокотившись на собранный стог сена, а рядом на скамейке сидел староста, раскуривая трубку душистым табаком, измельченным с листьями омелы. Сладко-колючий хвойный запах успокаивал нервы и настраивал на хорошее настроение, так необходимое здесь, в Энтеррском лесу.
– Скажи, Таллиан, – начал я.
– М? – спросил староста, держа губами мундштук.
– Откуда у тебя такое странное двойное имя?
– О, это интересная история, – улыбнулся он, задумчиво поднимая глаза наверх. Наверху действительно было что смотреть. К ночи различие между небом и верхушками деревьев размывалось, и лунный свет нежно окрашивал все вокруг в приятный бирюзовый цвет. В коре дубов просыпались светлячки, взлетая на листья, и эти маленькие огоньки порхали в воздухе, собираясь в странные и красивые созвездия. Где-то, казалось, издалека ухали неизвестные звери, выли волки, стрекотали кузнечики, гудели цикады – ночной лес жил не хуже дневного, производя мириады маленьких звуков, сливающихся в одну большую густую колыбельную.
Староста тем временем начал свою историю:
– Моя мать была мечтательной девушкой и настояла на том, чтобы мне к моему обычному энтеррскому имени, Таллиан, добавили имя Энтейне, что, по ее мнению, в переводе с эльфийского означает «не расстающийся».
– Эльфийского? – спросил я. – Эльфов же вроде как не существует. Откуда им взяться?
– Говорят, эльфы иногда заходят в Лесное Убежище. Это очень скрытный народ, и никто не знает точно, как они выглядят. В основном, все сводятся к единому мнению о том, что у них просто уши длиннее, чем у людей, а сами они немного повыше и жилистее. Говорят, что эльфы – истинные хозяева леса, и они недолюбливают людей, построивших свой город прямо в чаще Энтерра. Сами они, конечно же, живут не прямо в лесу, у них есть свой город, раскинувшийся под сводом гигантского дерева – Сердца Энтеррского леса. Само дерево – это их дом, а природа – архитектор. Город этот, несмотря на его огромнейшие размеры, никто никогда не видел, потому что эльфы оберегают его от непрошеных гостей разными магическими заклинаниями и оберегами. Я слышал, что эльфы свой город называют Дадал'Тревар, а мы называем его Сумрачным Городом.
– А ты веришь в эльфов? – спросил я Таллиана. Тот усмехнулся.
– А какой смысл верить в то, чего нет? – ответил он. – И какой смысл не верить в то, что действительно есть? Вот я, например, верю в обед, но не верю в двухголового кабана, потому что никогда такого не видел.
Я задумчиво жевал былинку, выдранную из стога.
– Я тоже не верю в двухголового кабана, – высказался я. – Но мой разум охотника не отрицает возможность когда-нибудь встретить его. За пару лет службы следователем Пирограда я увидел множество странных существ, которых не всякий увидит и за всю жизнь, а за пару месяцев в роли охотника на чудищ я повидал еще больше монстров, причем иногда таких, каких никто до меня не видел. Кто знает, может, двухголовый кабан ждет меня где-нибудь на тропинке, ведущей из твоей деревни.
Таллиан-Энтейне рассмеялся, но тут же, подавившись дымом из трубки, закашлялся.
– Смотри, как бы тебе трехносый енот не попался, – гоготнул он, наконец успокоившись. – А вообще, не стоит загружать себе голову лишними фактами. Я видел ученых, которые проходили через нашу деревню. Они настолько забивали себе ум, что старели уже к тридцати годам. Мне уже идет пятый десяток, но я не видел ни одного седого волоса у себя на голове. Сказать по правде, – он наклонился ко мне ближе, дыхнув ароматом омелы прямо в мое лицо, – я был бы не против облысеть, – с этими словами он рассмеялся и откинулся обратно, почесывая свой заросший подбородок.
Я вздохнул, улыбаясь. Люди в Энтеррском лесу были довольно странными. Здесь никто не зависел сильно от других, как везде, и почти никто не заводил себе друзей. Все относились к жизни проще, и старались особо не вникать в жизнь других. Наверное, Таллиан прав – не надо стараться удерживать в голове больше, чем тебе нужно, тогда и жить станет легче. Правда, мое призвание заставляет меня штудировать бестиарии чуть ли не стопками и готовиться при встрече с любым противником. Мой мозг и так уже перегружен, а ведь мне пока только семнадцать.
Когда я возвращался в дом Бергезиль через задний двор, краем глаза я заметил какое-то движение в лесу. Расплывчатый силуэт легонько тронул ветку так, что она даже не качнулась, что меня насторожило. Я быстро забежал в дом, наспех набросил на себя свои вещи и оружие, не замечая удивленный взгляд Бергезиль, и понесся в чащу. Кто-то пытался скрытно шпионить за деревней, и я должен его найти.
Больше всего я боялся, что это был гнолл. Если мои опасения подтвердятся, это будет означать, что гноллы развились еще сильнее. Пока я пробирался сквозь бурьян, убегающая тень скользнула вдоль маленького ручья, протекающего в этом месте, не создав ни малейшего звука. Я же, по своему собственному мнению, шумел так, что даже сверчки замолкли и попрятались по своим укрытиям.
Продираясь через густо расположенные упругие ветки кустов, листья которых были покрыты ночной испариной, я выбрался на небольшую полянку, засвеченную ярким лунным светом. Тень стояла напротив меня, и я смог разглядеть ее очертания. Верхняя часть тени выглядела похожей на человеческую, точнее – на полуобнаженную фигуру молодой девушки, а снизу я опознал поджарый стан кобылы, стоящей на четырех тонких ногах, оканчивающихся высокими копытами.
Дриада! Этих существ я нередко видел в бестиариях. Опытные охотники писали, что дриады обладают интеллектом не меньшим, чем люди, при этом они чрезвычайно ловки и выносливы. Живут они глубоко в лесу, и убегать от них нет смысла, потому что они легко и быстро догонят любого, а свой лес они знают лучше, чем кто бы то ни было. Зачастую дриады устраивали засады на охотников, зашедших достаточно далеко в чащу Энтеррского леса. Немного людей выжило после встречи с дриадами, но все они описывали дриад как сильных и ловких воинов, вооруженных отравленными копьями.
Дриада, стоящая передо мной, как раз держала копье в занесенной над плечом руке, чтобы в любой момент метнуть его в меня. Я прикрылся щитком на правой руке, а левой стал нащупывать арбалет. Возможно, дриады не совсем хорошо разбираются в технологиях людей…
Чья-то рука тяжело опустилась мне на плечо.
– Даже не думай, доних, – грубо сказал голос за моей спиной, ткнув мне между лопаток чем-то острым.
Я застыл в том положении, в котором меня застали врасплох. По спине ледяным водопадом проползли мурашки. Кто и как умудрился подобраться ко мне так близко, не издав не малейшего шума? Я тихо стоял, глядя на дриаду перед собой. Она благодарно кивнула тому, кто меня держал, и ускакала дальше в лес, ловко и стремительно ныряя в открытые коридоры между зарослями.
– Что мне делать? – спросил я своего поработителя.
– Ничего, что могло бы нанести вред, – ответил голос. Судя по тембру, голос принадлежал серьезному мужчине средних лет. – Если ты обещаешь не причинять боли дриадам, я отпущу тебя.
– Она сама вскинула копье, – возразил я и тут же получил еще один тычок между лопаток.
– Но это именно ты стал на нее охотиться, – сказал голос.
– Я просто увидел подозрительную тень рядом с деревней, – пытался оправдаться я.
– С твоей деревней ничего не случится, доних. Сначала мы подозревали, что на нее нападут гноллы, но опасность миновала. Кто-то уже убил их.
– Возможно, что это был я, если ты имеешь в виду гноллов, которые портили рис, – сказал я. Другая рука опустилась на противоположное плечо и развернула меня.
– Так это ты – тот доних!
Передо мной стоял высокий мужчина в зеленом плаще и такого же цвета камзоле, сделанном, на первый взгляд, из листьев. Через плечо у него был надет длинный изогнутый композитный лук. На голове мужчины красовалась огромная темно-серая широкополая шляпа, за которой не было видно глаз, но из-под нее, словно контрастируя с холодным тоном одежды, струились длинные тяжелые светло-золотистые волосы. Подбородок его красиво окаймляла полоска короткой бороды, которая, в отличие от волос, была черная, как самая темная ночь. На шляпе я заметил ремешок, на котором красовалась большая пряжка с причудливой формой. И тут я заметил…
– Ты эльф? – спросил я.
Из шляпы через специально проделанные щели торчали заостренные кончики длинных ушей. Мужчина хитро улыбнулся, обнажив мелкие зубы.
– Ну да. И что теперь, доних?
– Почему ты меня называешь Донихом? Я Гавилан, – возмутился я, предположив теперь, что меня перепутали с кем-то другим. Но эльф был по-прежнему серьезен.
– Ты доних. Твой друг – доних. Любой из твоей деревни – доних, – ответил он. – Доних – это, по-вашему, кажется, человек.
Эльф все еще держал меня за плечи, не давая вырваться из захвата. Несмотря на его не такой уж и грозный вид, он был чересчур силен для меня.
– Зачем ты меня поймал? – спросил я.
– Ты охотился на дриаду, – повторил эльф. – Это неправильно для охотника. Я сам – охотник. Охотник не охотится бездумно. Охотник должен знать и понимать, на кого можно охотиться, а на кого – нет. Дриады не желают зла, значит, на них охотиться нельзя.
– Да я вообще не знал, что это именно дриада, – ответил я. – Я увидел только подозрительную тень и последовал за ней. А вдруг это действительно был бы гнолл?
– Какой ужас, охотник не умеет распознавать цель, – покачал головой эльф. – Тень дриады разительно отличается от тени, отбрасываемой гноллом. Если тебе, чтобы во всем убедиться, нужно увидеть самого гнолла, то ты ничем не отличаешься от других, не охотников.
Я промолчал. Эльф приподнял голову, и я увидел пару прищуренных лиловых глаз, оценивающе глядящих прямо на меня. Так же я увидел брови, такие же светлые, как волосы эльфа, и длинные, почти как его уши.
– Я вижу, что ты молодой доних, – продолжил он, – а значит, учишься. Возможно, скоро ты начнешь различать тени. Советую тебе как можно скорее этому научиться, потому что в следующий раз я тебя просто так не отпущу.
С этими словами он выпрямил свои руки, оттолкнув меня назад. Я опрокинулся на спину, еле-еле успев подставить локти, чтобы не удариться. Тем временем эльф подпрыгнул, причем довольно высоко, словно отпружинив от земли, присел на нижнюю ветку дуба и побежал вдоль нее, затем перепрыгнул на другую ветку соседнего дерева и таким образом скрылся из виду. Я смотрел на его перемещение как завороженный, так что даже не принял ни малейшей попытки проследить за ним. Да я бы и не успел за эльфом, настолько стремительно он убежал.
Уже далеко за полночь я вернулся в деревню. Дорогу назад я нашел лишь по сломанным сучкам, которые сам же и оставлял, гонясь за дриадой. Старушка Бергезиль уже крепко спала, отчаявшись дождаться меня. А может, она решила, что я снова ушел на охоту. Разбудить ее, даже специально, было сложно, поэтому я спокойно разделся и лег спать.
Следующую пару дней я провел спокойно, помогая Бергезиль собирать урожай. С этого времени она, довольная как никогда раньше, стала кормить меня словно поросенка на убой. Но сельская работа не могла полностью отвлечь меня от высказанных эльфом мыслей о том, что за деревней могли следить гноллы. Про встречу с дриадой и эльфом я никому из жителей деревни, естественно, не сказал.
К утру третьего дня я проходил мимо доски объявлений и заметил новый листок, помеченный красной полоской. Я содрал его и стал читать. Дом семьи Сигнелль, расположенный на самом краю деревни, прошлой ночью слышал тихий гогочущий лай. Испугавшись, что это может быть гнолл, Сигнелли просят охотника разобраться.
Я задумался, вспоминая домик Сигнеллей. Стареющий Мордрент был главой этой семьи – статный широкий мужик с густым волосяным покровом по всему телу. Ни одна гулянка не обходилась без него, причем не только как участника, но и как устроителя. Такому человеку, конечно, гноллы вполне могли привидеться, но вот только его старшая дочь, набожная Таинка, вряд ли просто так перепутает гнолла с обычной собакой. Я решил немедля пойти и разобраться с проблемой.
Через полчаса я был уже на подходе к дому Сигнеллей, где кончалась деревня. Вообще, все время моего пребывания в Энтеррском лесу меня передергивало от простого слова «деревня» без упоминания названия, но местные селяне не так много путешествовали, поэтому количество населенных пунктов у них зачастую ограничивалось двумя – «моя деревня» и «Энтерберг». Именно по этой причине ни одна, хоть самая захолустная, хоть богатая и урожайная деревня в лесу не имела своего собственного названия. Глубоко в сердце я был чрезмерно счастлив, что люди Энтерра хотя бы своим детям дают имена, а не называют друг друга как-нибудь типа «мой сопляк».
К самим Сигнеллям я не заходил, потому что встретил у калитки их двора одетую в кружевную шаль молодую Таинку, возвращавшуюся с колодца, которая вкратце рассказала мне про вчерашний случай. Оказывается, лай был слышен под самими окнами. К счастью, Таинка всегда закрывает ставни на окнах на ночь, а дом Сигнеллей всегда выглядел будто заброшенный. Таинка рассказала, что лай был не такой, каким обычно заливаются собаки, а словно ругающийся, покрикивающий. Девушка испуганно шептала, что казалось, будто снаружи что-то замышляют. Никто из их семьи не открывал ни окна, ни двери до самого утра.
Я поблагодарил девушку за подробности, а сам зашел за угол дома, где начиналось болото. Опустившись на корточки и порывшись в грязи, я обнаружил полустертый след. Он был похож одновременно на собачий и на человеческий. Такой определенно могли оставить только гноллы. Мои худшие опасения стали подтверждаться. Похоже, что гноллы теперь научились планировать свои действия. Мне придется столкнуться с группой чудищ, взаимодействующих друг с другом.