Лика кивнула:
– Да, можно. Только нужно будет принести вторую кровать для тебя, а то она у нас всего одна и то маленькая – нам приходится спать в обнимку.
– Я думаю, вам так нравится даже больше, – съехидничала Ипполита.
Кима покраснела, а Лика проигнорировала ехидство царицы. Доев ужин, они все впятером вышли из дворца и пошли разными дорогами: Кима, Лика и Поля – к себе домой, а Ипполита с Артумой – в сквер, чтобы перед сном подышать свежим воздухом.
Кима с Ликой лежали, повернувшись друг к другу. На соседней кровати, которую подруги принесли из дома Фалестриды и на которой раньше спала Кима, находилась Поля. Лика шёпотом обратилась к Киме:
– Нужно попросить царицу выделить нам корабль и отправиться к моему отцу. Я очень хочу с ним познакомиться.
– Познакомишься, а дальше что? Вдруг вы подружитесь, и ты останешься жить у него? – тоже прошептала Кима.
– Это будет видно при встрече. А пока нужно добиться разрешения Ипполиты. К тому же нам на корабле нужны будут амазонки – мы ведь с тобой даже якорь не сумеем поднять, – Лика вздохнула – её злила собственная несамостоятельность.
– Хорошо, утром поговорим с ней, – Кима заёрзала. – Как давно ты знаешь, что твоя мама – богиня Афродита?
Лика растерялась:
– Я всегда об этом знала, и часто общаюсь с мамой.
– Получается, ты мне соврала про родителей и про то, что тебя маленькую нашли на берегу моря?
– Меня действительно нашли на берегу моря, а про родителей – да, соврала, – Лика обняла подругу. – Прости, Лиска.
Кима отвернулась от неё, недовольно проговорив:
– Я не ожидала, что ты станешь мне врать.
Лика потянулась к ней поближе, а та убрала её руки. Недовольно поёрзав в кровати, Кима встала:
– Знаешь, после смерти моей мамы ты стала единственным дорогим мне человеком, но я не стану терпеть твою ложь. В чём ты мне ещё соврала? Скажи сейчас, пока не поздно!
– Я больше тебе не врала, правда! – прошептала Лика.
– Не верю! – воскликнула Кима и ударила подругу по щеке.
На неё неожиданно накатила истерика. Она вернулась в кровать и заплакала, отвернувшись от Лики. Та ласково её обняла, успокаивая и приговаривая:
– Помнишь, я обещала тебя беречь? Так вот, знай: я готова пожертвовать всем ради твоего счастья, и та ложь про родителей была одной из моих жертв. Прости.
– Правда?.. – задумалась Кима, успокоившись.
– Да, Лиска, да… – в ответ прошептала Лика.
– Что вы там делаете? – раздался сонный голос Поли. – Вам помочь?
– Да мы уже всё сделали, – спокойно ответила Лика.
Кима заснула в объятиях Лики, от чего той стало приятно, что им удалось помириться.
– Спи, Поля, спи, – проговорила зевающая Лика.
– А что ещё делать остаётся, – Поля перевернулась на другой бок и тут же сладко заснула.
***
Харс лежал на матрасе в своём лагере и с тоской смотрел в ночное небо. Кима с Ликой, которым он так доверял, сбежали от него, оставив его в полном одиночестве. Мужчина прикрыл глаза, прокручивая в мыслях образ Лики – ему очень нравилась эта рыжая маленькая чудо-девушка. Он понимал, что вёл себя с ней очень грубо и по-хозяйски, но за свои тридцать лет он так и не научился проявлять тёплые чувства. Большая часть его жизни прошла в битвах, в которых он только и делал, что убивал – любить ему было некогда.
Но Лика вошла в его разум слишком прочно.
Он лёг на бок, подложив под голову руки, и задумался. Он ни разу не назвал Лику по имени, вместо этого используя унизительное прозвище «безгрудая». Он же слышал, как Лику называла её подруга Кима – «Рыжик». А что, всё логично, она ведь рыжая. Можно было и ему назвать её так же и посмотреть на её реакцию. Но больше всего хотелось вновь её увидеть. Всё как в то утро – в белой облегающей тело рубахе, с распущенными волосами до плеч, босой, с улыбкой на губах.
Ему нравилось, как она улыбалась.
Он искренне хотел, чтобы она делала это как можно чаще. А ещё ему хотелось, чтобы это он вызывал у неё улыбку. Чтобы это он будил её по утрам, а потом успокаивал – поспи подольше, все заботы я возьму на себя. Он хотел, чтобы она весело бежала по полю с едой в руках. Бежала к нему. Держи, родной, поешь, для тебя приготовила.
Он хотел бы с ней воспитывать их ребёнка.
Неважно, сына или дочь. Ребёнок стал бы лучшей кульминацией их взаимных отношений. Чтобы они шли втроём по степной дороге, а сын удивлённо показывал пальцем по сторонам: «Что это, пап?», а он бы отвечал: «Это пшеница, сынок». Или дочка рвала бы цветы в поле, а он бы восхищался: «Какой красивый букет из ландышей!»
Пшеница… ландыш…
Он повернулся на спину и открыл глаза. Нужно срочно её увидеть. Где она? Вернулась в Фемискиру? А куда же ещё… Он встал и при свете луны осмотрел свой лагерь: еда, напитки, мешки с семенами, инвентарь для работы в поле, два коня и повозка – оружия у него не было. Ни к чему ему оружие – он хочет увидеть Лику, а не идти на её территорию с войной.
Он наспех собрал мешочек с едой, отвязал коня и, сев верхом, помчал в сторону Фемискиры. Он не знал, чего ожидать от безгрудых, но очень надеялся, что они пустят его к Лике. А дальше будь что будет.
Рыжик мой, жди. Я уже в дороге.
– Лиска, ты не хочешь извиниться?
Кима, Лика и Поля сидели утром на кухне в своём доме и завтракали. Лика с укором смотрела на Киму, а та растерянно жевала хлеб.
– Прости за пощёчину! Но ты и сама виновата – ты здорово меня разозлила! – насупилась Кима.
– Да, я тоже была не права. Прости, – Лика коснулась её руки.
– Забыли. Ешь давай. Нам сейчас к царице идти – силы нам пригодятся, – Кима сделала глоток воды.
Лика обернулась к Поле:
– Что тебе сказала царица? Ты теперь в нашем племени? Когда будет твоё посвящение в амазонки?
Поля жевала огурец, поэтому ответила не сразу. Прожевав, она взглянула на Лику и вдохновлённо проговорила:
– Уже сегодня будет моё посвящение. Ипполита сказала, что медлить с этим нельзя – не та ситуация. А ещё она попросила меня забеременеть и родить минимум трёх девочек, – она покраснела. – Мне что, придётся перед мужчиной раздеваться?! Я не смогу!
Кима с Ликой рассмеялись. Лика заметила:
– Не только раздеваться. Тебе придётся… хм… вещи и посерьёзнее делать с ним…
Поля закашляла, вопросительно глядя на подругу. Кима аккуратно сообщила:
– Ты когда-нибудь стреляла из лука по кольцам? Вспомни, как стрела попадает в отверстие кольца…
Поля удивилась:
– Кажется, поняла… А вы откуда знаете?! Вы же не сильно старше меня!
– Нам тоже об этом не рассказывали. Сами догадались недавно, – призналась Лика, вспомнив облик обнажённого Харса на берегу реки. Затем она вспомнила ту ночь с Кимой, когда они под действием вина уединились около его лагеря, – она многое отдала бы, чтобы снова прочувствовать ту атмосферу.
– Идём во дворец? Тогда пусть Поля сначала пройдёт посвящение, а потом мы поговорим с царицей насчёт твоего отца, – обратилась к подруге Кима.
Лика кивнула и вышла за Полей и Кимой из дома.
***
– Только лягушек не убивай! – крикнула Лика уходящей в лес Поле. Девушка ушла с луком и двумя стрелами – это был стандартный набор проходящей посвящение.
Лика, Кима и царица стояли у стен Фемискиры и смотрели вслед Поле. Рядом с ними стояло несколько вооружённых амазонок во главе с Мириной. Горький опыт с медведицей и травмой Ипполиты многому научил их – теперь царица не отходила от своей охраны.
Поля вернулась достаточно быстро. С собой она волокла туши волка и зайца. К ней навстречу вышли Кима с Ликой, осматривая окрестности. Они прошли вслед за Полей, впереди неё шагали амазонки с царицей.
Оказавшись в городе, царица обернулась к девушке:
– Кому что принесёшь в дар? Волка – Аресу, зайца – Артемиде?
Поля кивнула. Ипполита улыбнулась:
– Мудрое решение. Тебе нужно положить тело в круг для пожертвований в каждом из двух храмов.
Поля уточнила:
– Что-то нужно будет им сказать или попросить?
В разговор вмешалась Кима:
– Да, попроси, чтобы они признали тебя частью племени амазонок и чтобы поддерживали тебя всегда и во всём – особенно в битвах.
– Ещё можешь попросить, чтобы тебе перед мужчинами никогда не пришлось раздеваться! – рассмеялась Лика.
– Ну, это уже проклятие какое-то будет! – нахмурилась Ипполита. – Каждая амазонка должна побыть с мужчиной и испытать свою женскую природу и удачу в попытке родить дочь.
Поля остановилась перед храмом Артемиды, переводя дыхание:
– А как часто у амазонок рождаются дочери?
Ипполита прошептала в ответ:
– К сожалению, не так часто, как хотелось бы…
Они прошли в храм, где Поля положила зайца и попросила богиню признать её настоящей амазонкой. Когда она вышла на улицу, девушки, работающие в храме, взяли зайца и понесли его в столовую. То же самое произошло и в храме Ареса.
– Поздравляю, дорогая! Теперь ты – настоящая амазонка! – царица стояла с Полей перед зданием общественной столовой и смотрела через окно, как там жарили мясо зайца и волка. – У тебя всё так легко и просто получилось! Я горда, что ты с нами!
– А что, у других амазонок как-то по-другому? – удивилась Поля.
– Ну… бывают разные сложности. Одна амазонка как-то принесла в жертву двух лягушек… Она скончалась в первой же своей битве… – Ипполита задумалась. – Не знаю, то ли боги её невзлюбили, то ли просто не повезло…
Кима с Ликой уже были внутри столовой, поэтому Поля решила зайти к ним. Царица задержалась у входа. Она любовалась ближайшими домами, когда к ней подбежала Ифинома и сообщила о мужчине, который прибыл в Фемискиру в поисках Лики. Царица зашла в столовую и позвала Киму с Ликой. Удивлённая Лика начала размышлять, кому же она понадобилась, поэтому обогнала Ифиному и оказалась перед воротами раньше остальных. Сначала она увидела вооружённый отряд амазонок, а затем – безоружного и смущённого Харса.
Лика встала перед Харсом, а тот с улыбкой начал её осматривать: на ней была всё та же белая рубаха, туго завязанная на поясе; чуть касались её плеч распущенные рыжие волосы; ноги были обуты в лёгкие летние сандалии, наспех зашнурованные.
– Что, пришёл рубаху забрать? Подожди, сейчас Кима подойдёт, она тоже вернёт тебе платье, – с издёвкой обратилась к нему Лика.
Харс почувствовал, как его сердце бешено застучало – вот она, дерзкая и самобытная Лика. Он приблизился к ней, вдыхая её запах.
– Одежда здесь ни при чём. Я пришёл к тебе, Рыжик, – прошептал он.
Лика напряглась. Впервые она услышала своё прозвище не от Кимы, а от чужого ей мужчины. От такой наглости и бестактности она растерялась. С этим прозвищем у неё были самые тёплые и приятные ассоциации, которые Харс почему-то сумел пробудить. Она не знала, что сказать. Этот мужчина пришёл на вражескую к нему территорию, где в любой момент его могли убить, к малознакомой девушке, зная, что она его недолюбливала. Она попыталась найти логику в его действиях, но не нашла, поэтому спросила напрямую:
– Зачем я тебе?
Вместо ответа Харс протянул ей букет из ландышей. Лика растерялась ещё больше, чем он и воспользовался, нежно её обняв.
– Люблю я тебя, Рыжик, – прошептал он ей на ухо и провёл рукой по её спине, чем вызвал у неё мурашки.
К ним подбежали Кима и Ифинома. Обе растерянно смотрели на Лику и обнимающего её Харса. Мужчина выпустил девушку из объятий и сообщил:
– Я хочу быть ближе к тебе. Пусть твои безгрудые… прости, твои амазонки убьют меня и захоронят здесь, но я буду умирать, зная, что буду лежать в твоей земле. Заприте меня в темнице, и я буду смотреть в окно, будучи уверенным, что ты в полном здравии прогуливаешься по соседней улице. Отпустите меня и выгоните обратно на скифские земли, но я ни на метр не сдвинусь, оставшись здесь, – он с нежностью посмотрел в её глаза. – Я сделаю всё, чтобы быть рядом с тобой. Я знаю, зачем я сюда шёл, и от своего никогда не откажусь. Я слишком долго искал возможность полюбить кого-то, чтобы отказываться от своей любви из-за глупых принципов. Ты мне нужна, Рыжик.
Лика покраснела. Ей были приятны его слова и действия. Она взяла букет из его рук и, смотря на цветы, прослезилась – ей впервые признались в любви так неожиданно и красиво. Это было не то признание, которое она слышала от Кимы – не дружеское, не по-детски наивное и невинное, а крайне взрослое, серьёзное и обдуманное. После таких признаний девушки обычно говорят: «Да! Я согласна быть твоей женой!» и все окружающие аплодируют появлению новой семьи…
Лика осмотрела амазонок и обратилась к ним:
– В темницу его! Нам сейчас очень нужны пленные мужчины!
Она прижалась к Харсу и прошептала ему на ухо так тихо, как смогла:
– Я приду к тебе сегодня. Жди.
Харс уходил под конвоем амазонок с улыбкой и с глубоким удовлетворением. Вдруг он опомнился и обратился к окружающим его девушкам:
– Заберите моего коня себе! Позаботьтесь о нём, пожалуйста. Он после дороги очень устал.
Лика направилась к коню Харса, который был привязан к ближайшему к стенам города дереву. Кима догнала её, когда та аккуратно развязывала верёвку:
– Что ты ему сказала на ухо?! Что сказала?!
Пряча свою широкую улыбку, Лика отстранённо ответила ей:
– Сказала, что зря он к нам примчался, Лиска, ой, зря…
Она повела коня к конюшням, одной рукой держа его поводья, а другой – букет Харса. В душе у неё горела любовь к жизни, а живот наполнила приятная тяжесть, будто из него кто-то с большим рвением стремился наружу, вызывая своим рвением странное чувство у неё, которое она никогда до этого не испытывала.
Кима провожала Лику взглядом, понимая, что подруга что-то скрывала от неё, но вот что – она не знала.
В столовой собрался весь командирский состав племени во главе с царицей – амазонки праздновали успешное посвящение в их ряды новой девушки Поли. Сама Поля сидела во главе стола и принимала поздравления. Ей от этого было очень приятно и весело, а сама она с улыбкой повторяла, что её так ни разу не поздравляли даже в дни рождения.
– А когда у тебя день рождения? – сидящая рядом Кима жевала мясо зайца и смотрела на Полю.
– В десятом месяце! – улыбнулась девушка и положила к себе в тарелку заячью лапку. – Пусть эта лапка принесёт мне удачу!
Ипполита тоже улыбнулась и кивнула ей:
– Проживи свою жизнь с удачей, милая. Я тебе этого от всей души желаю!
Ифинома в это время шепталась с Алкиппой. Это заметила Кима:
– О чём шепчетесь?
Ифинома растерянно взглянула на подругу:
– Да мы всё никак не поймём, как этот мужчина домчался до стен Фемискиры, будучи незамеченным ни одной постовой амазонкой на вышках и ни одним пограничным отрядом, – она с испугом повернула голову к Ипполите, которая услышала их разговор.
Царица промолчала, зато Кима кинулась на подруг с расспросами:
– Получается, вы теперь вдвоём возглавляете пограничный гарнизон? И как давно?
Ифинома пояснила:
– Нет, только Алкиппа возглавляет внешнюю охрану города, а я отвечаю за разведчиц, – она откусила мясо волка. – Но так как мы сейчас ни с кем не воюем, Ипполита приказала усилить внешнюю охрану города за счёт разведывательных отрядов. А командирами мы стали после смерти Текмессы.
Мирина грустно заметила:
– А Текмесса, в свою очередь, стала возглавлять разведку и пограничные отряды после смерти Гарпы… Вы бы поаккуратнее на своих постах были, дорогие.
– Мы справимся, не переживай, – уверила её Алкиппа.
Лика всё это время молчала. Она скромно ела мясо волка и запивала компотом, а сама думала: что её ждёт в темнице, когда она спустится туда к Харсу? Решив, что неплохо было бы перед визитом к мужчине искупаться и сменить тунику, она аккуратно вышла из-за стола и прошла к выходу из столовой. На вопрос Кимы: «Рыжик, ты куда?» она крикнула: «Сейчас вернусь!» но возвращаться не собиралась.
– Алкиппа, так всё-таки, как этот мужчина обошёл твоих постовых? Есть идеи? – Ипполита напряжённо смотрела в её глаза, пытаясь уличить во лжи.
– Мне кажется, всё дело в том, что у нас сейчас слишком мало амазонок, в том числе и на границах. Ты и сама это понимаешь, – Алкиппа вздохнула, а царица понимающе кивнула. – Нам необходимо увеличить рождаемость в кратчайшие сроки, иначе в скором времени в наших пустых домах поселятся варвары, а мы даже не узнаем об этом.
Ипполита грустно подтвердила её слова:
– Да… И пустых домов у нас сейчас слишком много… потому что в них жить некому… И мужчин пленных мало… Хорошо хоть, Лика нам привела одного, – царицу осенило. – Девушки, может, нам допросить этого нового мужчину? Вдруг это его войска убили Гарпу десять лет назад?
Орифия заинтересовалась этим:
– А что, можно попробовать! К тому же, Текмесса говорила, что нападения варваров начались как раз после смерти Гарпы, а из тех он варваров или нет – это у него и спросим!
Ипполита, Орифия и Мирина вышли из-за стола и направились к темнице. Кима, Ифинома, Поля и Алкиппа вышли за ними, но прошли к скверу – после недавнего ремонта, в ходе которого территория сквера была значительно увеличена, это стало любимым местом отдыха у амазонок. Лишь Пенфесилия и Климена остались сидеть в столовой, наслаждаясь заячьим мясом.
***
– Поля, я никак не пойму, неужели ты не любишь своих родителей? – всё не могла понять её решение Кима.
Поля осматривала деревья в летнем и солнечном сквере, сидя на лавочке рядом с Кимой:
– Ну, осталась бы я с ними, и что бы мне это дало? Уход за урожаем, торговлю на рынке – и всё. Я, конечно, благодарна родителям, что они меня вырастили и воспитали, но у меня была своя мечта, которую они, к сожалению, не принимали… – она сомкнула руки и нервно затрясла ногой. – У меня в голове до сих пор стоит смех моего отца и его слова: «Какие тебе амазонки? Эти дикие безгрудые живут своей жизнью, а ты – своей. Иди лучше траву подёргай и за вредителями на огороде последи – этим летом их слишком много развелось!»
– Как давно этот разговор состоялся? – поинтересовалась Кима.
– Да это было в тот момент, когда вы с Ликой в моей кровати спали. Я ещё такая радостная была, когда вас увидела… А в итоге что отец, что брат меня высмеяли… Ну, ничего. Я ушла от них, забрав их оружие. Ну, и свои двадцать монет – это все деньги, которые я смогла накопить за свою жизнь… – Поля положила руки на колени и наклонилась вниз, рассматривая бегающих муравьёв. – Я впервые рада видеть муравьёв. Будь я сейчас у родителей дома – отец меня заставил бы разогреть до кипения воду и вылить её на муравейник…
– Нельзя так с муравьями поступать… – подключилась к разговору Ифинома, которая сидела с Алкиппой на соседней лавочке.
Алкиппа обратилась к Киме:
– Когда вы с Ликой вернётесь к своей работе и начнёте патрулировать город?
– Пока не можем вернуться. У нас с Ликой есть одно дело, которое мы сначала хотим обсудить с Ипполитой. Дело очень важное, и неизвестно, чем оно закончится.
Алкиппа понимающе кивнула, а Поля с задором спросила:
– У вас с Ликой дружеская любовь?
Кима смутилась, но скрывать ей было нечего, поэтому ответила как есть:
– Да, дружеская любовь. Я люблю её, она любит меня – у нас всё просто, – подмигнула амазонка и встала с лавочки. – Лика, наверное, уже вернулась в столовую и ищет меня. Пойду к ней. К тому же я мясо в своей тарелке ещё не доела.
Ипполита, Орифия и Мирина сидели в камере Харса и слушали его рассказ о действиях скифов на территории амазонок, которые происходили десять лет назад:
– …мы знали, что римляне воевали с самнитами, поэтому наши разведчики работали на их территории круглосуточно, отслеживая все перемещения римских отрядов. Мы планировали дождаться ухода римских легионов из республики, чтобы следом пустить в их города наши войска. На вашу территорию разведчики в это время тоже заходили, но лишь на границу – вглубь идти не было смысла, – он закашлял. – Как вы говорите, ваша черноволосая разведчица была на римской границе, так что очень возможно, что именно наши скифские отряды её и убили.
Орифия уточнила:
– Мы обнаружили Гарпу, захороненную среди травы и сорняков, а её тело лишь слегка было прикрыто землёй. Это вы всех так хороните?
Харс задумался:
– Мне кажется, при попытке по-быстрому скрыть труп так будут действовать любые отряды. Да хоть ваши взять. Вы разве не приказываете своим разведчицам прятать тела убитых единичных врагов?
Ипполита кивнула – в его словах была правда:
– М-да, действительно… Я никогда не интересовалась тем, как именно наши разведчицы прячут тела варваров…
Харс продолжил:
– Когда наши разведчики заметили, что безгрудые… простите, амазонки стягивают все свои войска на римскую границу, и мы увидели, что не такая уж и большая у вас армия, мы всерьёз начали думать, что можно захватить Фемискиру и использовать её как плацдарм для наших гарнизонов перед их выброской на территорию римлян. А так, мы сразу поняли, что войны между амазонками и римлянами не будет, – он усмехнулся. – Простите, конечно, но куда вашим войскам мериться силой с целыми легионами?
Мирина внимательно следила за его повествованием:
– А почему тогда между тем днём и атакой на Фемискиру прошло целых десять лет?
Харс потускнел:
– Римляне очень долго не выводили основные войска из городов, из-за чего мы в конце концов перестали их ждать, однако оставили своих разведчиков на вашей земле. Вот они-то потихоньку и ликвидировали ваши пограничные отряды, но это было от безделья – никаких приказов от командиров на ваш счёт не поступало. А два месяца назад мы всё же решили напасть на Фемискиру, чтобы перебросить наши войска поближе к римлянам – это дало бы нам много преимуществ.
Ипполита расстроилась. Она отошла в угол камеры и от отчаяния опустила голову:
– Вот так значит, да… Я теряла своих лучших пограничных амазонок в больших количествах, а, оказывается, их убивали просто от безделья! От безделья! Слышала, Орифия? Твою Гарпу убили от безделья!
Мирина сочувственно обняла царицу и вывела её из камеры. Двигаясь по коридору, царица плакала, чувствуя собственную неспособность к управлению племенем. Оставшаяся в камере Орифия взглянула Харсу в глаза и сжала руки в кулаки:
– Ну что, теперь я с тобой одна поговорю! Убивать не буду, но, обещаю, ты долго будешь помнить меня! – она ударила мужчину в челюсть. – Это тебе за мою Гарпу! А это – за талантливую Текмессу! – удар пришёлся в переносицу носа. – Это – за умелого врача Ксанфу! – она ударила тыльной стороной кулака по его затылку. – Это – за сильную и мужественную Профою! – тыльная сторона кулака задела Харсу правое ухо. – За малышку Андромаху! – поваленный на кровать мужчина получил удар в грудь. – За всеми любимую Фалестриду! – Орифия пнула ногой его лицо. – А это – за всех остальных наших амазонок! – она начала пинать его.
От ударов Харс упал с кровати на пол, а разъярённая Орифия продолжала его пинать, пока не лишилась сил. Наконец она выдохнула и вышла из камеры, крикнув мужчине из коридора:
– Завтра я опять зайду!
Лика в темницу к Харсу не шла, а летела. Специально для такого случая она постирала свою белую рубаху в морской воде и сама в ней тщательно помылась. Идти решила именно в рубахе – она подумала, что Харсу будет приятно, когда он снова увидит её в его же одежде. Рубаха обсыхала прямо на ней, сильно облегая её тело и откровенно показывая всем её приподнятую аккуратную грудь и стройную талию. Она так торопилась к нему, что, выходя из своего дома, не стала тратить время на шнуровку сандалий, поэтому пошла босой. Что делать со своими волосами она так и не поняла, поэтому оставила их распущенными, как и привыкла ходить в обычные дни.
Зайдя в темницу и встретив у входа двух сторожевых амазонок, она не проговорила, а пропела:
– Я к Харсу. Дайте ключ от его камеры.
Одна из амазонок протянула ключ и с улыбкой спросила:
– Всё-таки надумала родить ребёнка? А Кима что скажет?
Уже спускающаяся вниз Лика уверенно соврала, крикнув:
– Она знает об этом!
Открывая дверь в камере Харса, Лика удивилась, увидев его лежащим на полу. Она забежала внутрь и наклонилась к его лицу: оно было заплывшим и покрытым засохшей кровью. Затем она разглядела и лужу крови под его телом:
– Харс! Очнись! Харс!
Она начала тормошить его за плечи, вглядываясь в его глаза. То ли он не дышал, то ли Лика, будучи напуганной, не слышала его дыхания.
– Харс!
Она прижалась к нему, держа его голову на своей груди – полностью поднять большого и тяжёлого Харса она бы не смогла.
– Харс! Пожалуйста! Очнись!
Она обхватила его голову и начала гладить. Заметив, как на мужчину упали её слёзы, она поняла, что заплакала.
– Харс!
Она трясущимися руками принялась стягивать с него рубашку, что у неё долго не получалось сделать. Наконец она откинула снятую рубашку в угол камеры и провела рукой по его обнажённой груди, нащупав в зоне солнечного сплетения большой сгусток крови. Она надавила на этот сгусток пальцем и с ужасом почувствовала, как палец провалился внутрь его тела.
Лика раскрыла дверь камеры и, как могла, потащила Харса в коридор, чтобы осмотреть его тело на свету. Когда половина его тела оказалась в коридоре, она всмотрелась в тот сгусток: это был след от меча, который оставил в теле Харса большое отверстие и лишил его жизни.
– Харс… Ха-а-арс…
Лика легла на него, нежно обняв и аккуратно проводя рукой по его щетине.
– Помнишь, ты мне говорил, что хотел бы быть рядом со мной? Сейчас я близка к тебе, как никогда, и всю свою жизнь была готова провести рядом, но ты этого уже никогда не узнаешь…
Она подняла голову и задумалась:
– Кто так мог с тобой поступить? Орифия? Это она тебе за Гарпу отомстила? Да? Или Мирина, которой лишь бы всё сделать наперекор другим? Или Ипполита? Может, Пенфесилия? А что, если это… Алкиппа? Харс, скажи, это Алкиппа забрала тебя у меня? О, Харс!
Она провела пальцем по его мышцам и опять прильнула к нему. Полежав так несколько минут, она встала с него и осмотрела на прощание, пытаясь запомнить каждый сантиметр его тела.
– Ха-а-арс… – отчаянно простонала Лика, уходя, а затем поднялась в сторожевую комнату к амазонкам.
– Кто последним выходил от Харса?! – злая Лика обращалась к двум девушкам, которые осматривали её с удивлением: мокрая рубаха Лики была полностью покрыта кровью, а её глаза были воспалёнными и покрасневшими.
– К нему только один раз Ипполита, Орифия и Мирина заходили… – растерянно проговорила одна из амазонок.
Вторая амазонка задумалась:
– Ещё кто-то заходил, но я не знаю кто. Я в это время была в хозяйственной комнате, слышала только, как какая-то девушка крикнула в мою сторону, что ключ от камеры Харса взяла… А как она вышла, я не знаю… Наверное, она ушла, когда я на обед ходила… – задумчиво проговорила воительница.
Лика перешла на крик, обращаясь к первой амазонке:
– А ты где всё это время была?! Мы за что платим вам обеим деньги?! Чтобы на посту стояла только одна охранница?!
– У меня дочь приболела… я ходила её навестить… – пролепетала амазонка в ответ.
– Да чтобы твоя дочь больше никогда не выздоровела! – на эмоциях крикнула Лика, метнула в её лицо ключ и выбежала из темницы.
Она дошла до сквера, где села на лавочку и тихо заплакала.
– Представляете… вот так подвернулся мне в жизни первый ценящий меня мужчина, а мои сёстры взяли и убили его… – обращалась она к бегающим под лавочкой муравьям. – Мне ведь теперь жить с этим… А я ведь так старалась перед встречей с ним… А теперь что? Нет, не моя рубаха, моя душа теперь запачкана его кровью… – она опустила руку, позволяя одному из муравьёв взобраться на неё. – Вот скажи мне, малыш, можно ли любить вражеского тебе мужчину? – она покрутила руку, ища бегающего муравья взглядом. – Я уверена, если ты любишь мужчину – он тебе уже не враг. Он свой, – муравей пополз вверх по её руке. – А я? Я ему никогда врагом не была… Он меня даже называл по-особому – помощница… – муравей поднялся по руке ещё выше и исчез под её рубахой. – Всё-таки настоящие мужчины существуют. Они за тобой хоть на другую часть суши придут… И одного из таких мужчин зовут просто и понятно – Харс…
Она встала и медленно пошла к себе домой, нашёптывая его имя и растерянно глядя под ноги. Оказавшись дома, она впервые легла не в их с Кимой постель, а в постель, где прошлой ночью спала Поля.
– Пусть Кима с Полей спит… – засыпая, пробурчала себе под нос Лика.
Следующие несколько дней прошли для Лики туманно и смутно, чего нельзя было сказать о Киме и Поле. Две девушки кружились вокруг подруги, пытаясь хоть как-то вернуть её к рассудку. Лика передвигалась по дому вяло, медленно, на вопросы отвечала с большими паузами и нехотя, но регулярно переходила на активную агрессию. На улицу почти не выходила, а если и выходила, то сразу направлялась в сквер, где несвязно рассказывала о своей судьбе муравьям, часто выкрикивая отдельные мысли. В одну из ночей, пока Кима и Поля спали, она взяла нож и отрезала часть своих рыжих волос, сделав себе короткую и местами неровную причёску.
Пришедший к ним домой римский врач – а после гибели Ксанфы именно он лечил амазонок, живя в одном из домов на окраине Фемискиры, – сообщил Киме, что на психику Лики повлияла какая-то ситуация, которая выбила Лику и её психику из равновесия. Он выписал Лике лечение в виде особой смеси успокоительных трав, которая, как он заверил Киму, должна восстановить здоровье её подруги до прежнего состояния.
Киме с большим трудом удавалось заставлять пить эту смесь Лику, так как от еды и питья та отказывалась. Лика даже несколько раз сильно ударила Киму, когда та в очередной раз пыталась залить в её горло лекарство. Пребывающая в шоке от этой ситуации Поля, однако, не бросила подруг, а поддерживала Киму как могла, каждый раз держа руки Лики во время лечения.
Ещё она часто присаживалась к кровати, когда Лика днём лежала на ней, смотря в потолок, и рассказывала безучастной подруге смешные случаи из её жизни, стараясь хоть как-то вызвать этим у неё улыбку. В основном, все её истории были связаны с темами о том, как её брат Сева с самого их детства смеялся над маленькой Полей, когда та ходила по городу и кричала, что она – амазонка и скоро всех здесь завоюет.
Лекарство нужно было принимать три раза в день, но утреннюю порцию Кима Лике никогда не давала, потому что Лика все эти дни спала минимум до обеда, а иногда и вовсе до вечера. В такие дни Лика уходила на всю ночь в сквер, где сидела до самого рассвета, разговаривая с муравьями и птицами, а потом возвращалась домой отсыпаться.
Когда у Кимы и Поли начали опускаться руки, Лике стало лучше. Она начала просыпаться с рассветом и засыпать одновременно с подругами. Она начала есть и пить, что облегчило её лечение, а на третий день улучшения самочувствия впервые сказала подругам на рассвете: «Доброе утро».
Радостная Кима подбежала к её кровати и прокричала:
– Чучи атакуют! Они уже здесь! У нас большие потери!