Он плюнул на землю, вернулся за лежащей шапкой, а затем повернулся в сторону леса, где Поля нашла тело брата:
– Сын… ну как же ты так… И из-за кого! Из-за безгрудой!
Он направился к телу Севы, желая вытащить его из петли как можно скорее.
Сидеть в темнице Фемискиры при царствовании Ипполиты и при Совете римлян – совсем разные вещи, в чём убедилась Кима. В этот раз тесные камеры были переполнены амазонками, из-за чего они жили по три-четыре человека и даже спали по очереди. Кормили их редко и плохо, а обращались – ещё хуже. Каждый день из темницы вызывали девушек и отправляли на допрос, откуда все возвращались побитыми и подавленными.
Из чувства солидарности к гарнизону Андромахи абсолютно все воительницы договорились твердить одно и то же – воевала вместе с римлянами, бунтовать и не думала; когда начали отступать к Фемискире, пришло подкрепление союзников, которое зачем-то взяло её в плен; про гарнизон Андромахи и его предводительницу ничего не слышала.
Кима настолько загорелась идеей по искоренению римского управления в её любимом городе, что начала жить только ради неё – больше смысла в жизни она не видела. Из общения с другими пленными она узнала и про публичную казнь амазонок, и про введение комендантского часа, и про невозможность Орифии повлиять на решения Совета. Последнее больше всего злило Киму, которая не понимала, как такое допустили, чтобы мужчины управляли амазонками, а их законная царица вообще не имела никакой власти.
В темнице обычно стоял гул от десятков разговаривающих девушек, что уловить даже отдельные слова не было возможности, поэтому Кима в основном общалась только со своими сокамерницами. Среди них, чему оказалась удивлена девушка, находилась и Агида – та самая бывшая стражница темницы при царствовании Ипполиты, которая освободила из камер всех пленных после нападения Афродиты на Фемискиру. Именно с ней лучше всего общалась Кима. За первую неделю, которую она прожила с Агидой, она рассказала ей и о жизни в селении Эвксинском, и о зачатии ребёнка, а затем о его смерти, и о гибели любимого Маиса, и об истории поднятия восстания амазонок. Последнее больше всего волновало её подругу, потому что было очень актуальным, поэтому Кима поделилась историей, в которой она начала с войска в сто воительниц, а затем, переманивая на свою сторону амазонок из гарнизонов римлян речами и боем, дошла до числа в пятьсот повстанцев – именно такое количество насчитывалось при их последнем сражении.
На удивление Кимы, её не вызывали на допрос. Тихо радуясь этому, она с каждым днём всё больше подозревала, что римляне оставили её на последний момент, будто уже знали, кто она такая, но им необходимо было собрать как можно больше информации.
Тем временем очередь допросов подбиралась к сокамерницам Кимы, отчего та с отчаянным терпением готовила их к тем пыткам и вопросам, которые ожидали её подруг. Хуже всего удавалось готовить Агиду – каждый раз, когда в темницу спускались римляне, она начинала трястись от испуга и забиваться в угол. Кима понимала, что если не успеет подготовить её к физическому воздействию, – та выдаст всех, поэтому, не жалея кулаков и саму Агиду, она сама проводила ей небольшие подготовительные допросы, и пока всё складывалось удачно.
Отсутствие нормальной пищи плохо влияло на всех амазонок. Они сами замечали, как худели с каждым днём. Даже крепкая Кима теперь видела выделяющиеся рёбра на своём животе, а руки похудели до неприятной худобы. Климена же, и без того стройная, лишилась последних остатков приветливого лица – к её шраму на виске добавились худые щёки и постоянные синяки под глазами, из-за чего она приобрела облик настоящей узницы. То и дело в камерах теряли сознание от голода, а другая часть болела – из-за наступления холодов температура в темнице понизилась до болезненных для девушек ощущений, что в целом дало большой упадок как физический, так и моральный.
Иногда Кима думала, что лучше признаться в восстании и быть казнённой, тем самым защитив амазонок от издевательств, но, с другой стороны, она понимала, что как только тот же Зверь найдёт повод казнить одну воительницу, – за ней на эшафот отправят других.
«Мы выстоим… выстоим. Во имя Ипполиты, во имя Андромахи!» – именно так успокаивала себя и других Кима, когда настроение среди амазонок было критическим. Также она не забывала о поклонении Олимпу, просыпаясь и засыпая с мыслями о нём. Возможно, именно это не давало ей упасть духом, хотя окружающие говорили, что Кима сама по себе сильна морально и та ненависть, которую она испытывала к врагам Фемискиры, питала её внутренний стержень и разум.
Всё, что оставалось делать Ифиноме и её отряду – мчать до самой Фемискиры. По пути им будто помогали сами боги – ночи и дни неожиданно стали тёплыми, а по дороге то и дело попадались опустошённые войной дома, где они могли перевести дух, дать отдохнуть коням и перекусить найденной едой.
Однако, когда они начали приближаться к Фемискире, холода ударили нестерпимые, из-за чего девушки ускорили передвижение, думая лишь о том, как бы согреться. С одной из сторожевых вышек раздался звук рога, а затем к ним направился отряд римлян.
– Всё, прискакали… – одновременно обрадовалась и опечалилась Ифинома. – У нас даже оружия нет, чтобы вступить в бой – всё осталось у Руса дома.
Пенфесилия раздражённо спешилась и повела коня за поводья, что затем сделали и остальные.
– Безгрудые! Вы чего, от гарнизона отстали? – слез с коня командира отряда и осмотрел амазонок.
– Погиб наш гарнизон. Под Танийским нас разгромили, – сухо ответила Ифинома.
– Так, ты, значит, возглавляешь эту группку безгрудых? – командир встал перед ней, не давая пройти.
– Хоть лошадью меня назови, только узду не надевай, – отстранённо бросила она. – Мы хотим согреться и поесть. Пропусти нас.
Командир окинул её внимательным взглядом. По нему было видно, что он глубоко задумался:
– А ты красноречивая… это хорошее качество для предводительницы… Проходи, только напомни мне, в каком доме ты живёшь?
– А ты что, в гости зайти хочешь? Ты учти – кормить я тебе не буду и рядом с собой не положу, – Ифинома повела коня к воротам города.
– А может и хочу! – крикнул ей в спину римлянин и повернулся к своему отряду, – возвращайтесь на пост!
Амазонки свободно выдохнули и направились за Ифиномой. Ника догнала её, когда та проходила в ворота:
– Здорово ты его осадила! Ты – прирождённый лидер! Будь ты нашей царицей, римляне никогда бы не сунулись к нам!
Та пожала плечами:
– Олимп дал мне другую судьбу, а я с Олимпом не спорю.
К их разговору присоединилась Пенфесилия:
– Ну что, сейчас по домам, а потом встретимся и обсудим, что будем делать дальше?
– А что, у нас есть выбор, что делать? Я уверена, завтра нас опять отправят воевать, – Ифинома вздохнула – она устала участвовать в чужой войне. – Найди Марка, пусть он кому-то из нас расскажет, что в городе произошло, пока нас не было. Только сначала отведи коня в конюшни, не веди его через город.
– Это я и хотела сделать! – воскликнула Пенфесилия.
– Что именно сделать? Марка найти или коня отвести? – задумалась Ника.
Та промолчала, а Ника сравняла шаг с другими воительницами и направилась с ними к пригородным постройкам Фемискиры, чтобы отвести коней.
***
Командир пограничного отряда к советникам не шёл, а бежал. Ему не терпелось рассказать ценную информацию, за которую рассчитывал получить надбавку к жалованью и, возможно, даже повышение по службе. Во дворце он застал только Зверя и нескольких легионеров, но и этому оказался рад.
– Аргус! Я нашёл предводительницу бунтующих безгрудых! – он тяжело дышал, ожидая безмерного уважения к себе, и был сам не свой от счастья.
– Что за предводительница? Назови её имя! – тут же встрепенулся Зверь.
– Не знаю я её имени, она сейчас с шестью безоружными девушками на конях в город пришла! Я её по лицу узнаю! – от переполняющей радости он говорил громко, но не чётко.
– Так, а с чего ты взял, что она – предводительница восстания, если всего шестью безгрудыми управляет? Что-то я не вижу их атаки на город, – Зверь засомневался в его словах.
– Она говорит так, как даже Орифия не способна! Безгрудые её слушаются, будто дочки свою маму! – командир хотел присесть, так как у него тряслись колени от волнения, но раз Зверь стоял, то и он не осмелился делать лишних движений.
– И что? Я тебе назову десяток остроумных безгрудых, которых другие слушают с открытым ртом. Это не выдаёт их способность к бунту. Ищи дальше, – Зверь отвернулся от него – очередной донос оказался ложным.
– Но, Аргус, она действительно необычная безгрудая!
– Она тебе понравилась что ли? – напрягся Зверь. – Ну так возьми её силой, используй и брось! Я тебя учить должен что ли? Или личное одобрение давать?
Командир растерялся – Аргус осадил его по всем пунктам:
– Ладно, может, показалось мне…
– Ты не высыпаешься на своём посту что ли? Так я тебя освобожу от него, вернёшься в строй обычных воинов, там служить проще.
– Нет-нет, я всё понял! Я пойду! – попятился к двери командир.
– Я провожу этого недалёкого, а то ещё заблудится в дверях, – прошёл к командиру Марк.
– Да, легионер, проследи, чтобы он вернулся на пост, а то лентяи нам не нужны, – Зверь даже не смотрел на них, а ориентировался лишь на голоса.
Марк вышел с командиром на улицу и направился к одной из пограничных вышек:
– А что за предводительница-то? В отличие от Аргуса, я верю тебе. Опиши мне её.
Командир уважительно взглянул на легионера и кивнул:
– Опишу! Опишу! Знаешь, она такая красивая, прям естественна до безобразия! Нос аккуратный, волосы волнистые и тёмные, губы объёмные, да и сама она… в общем, язык не поворачивается её безгрудой назвать! А как говорит! Смекалистая очень!
Он замолк, ожидая ответа легионера, но тот молчал и вёл его подальше от стен города. Затем Марк обернулся: они отошли достаточно далеко от Фемискиры, но и до постовой вышки оставалось идти долго. Он хмыкнул и достал меч:
– Это ты про Ифиному говоришь. Вот кто, значит, всё это устроил… Умница она!
Командир напрягся:
– Ты о чём?.. Ты за безгрудых что ли?
Марк прижал к себе мужчину и приставил к его горлу меч:
– Я за правду.
Он с силой провёл клинком по его кадыку и аккуратно положил тело на землю, а затем оттащил к ближайшему дереву.
– Полежи здесь. Глядишь, весной кто-то и найдёт тебя.
Он вытер меч об тело командира и, оглядываясь, поспешил в город, чтобы отыскать Ифиному. Он надеялся, что и Пенфесилия была с ней, желая с ней поговорить и утрясти прошлые недопонимания.
Пенфесилия пришла в гости к Ифиноме. Обе обсуждали перемены в их городе и те действия, которые они могут предпринять сейчас, но разговор начали с воспоминаний о Севе. Они сидели на кровати в спальной, планируя переместиться в зал, но пока с этим не спешили.
– Жаль этого парня… Я уверена, он сделал это из-за Ники, я видела, как он на неё смотрел… – печально раздумывала Ифинома. – Ему бы жить и жить, а он вон что удумал! Да и как! Из поводьев себе виселицу сделал…
Пенфесилия взглянула на подругу и вздохнула:
– В голове не укладывается, что в эпоху войн и голодных смертей кто-то в трезвом уме готов добровольно лишиться жизни. О чём он думал, когда просовывал голову в петлю?
– Не дай нам Олимп узнать об этом… – Ифинома вспомнила Алкиппу, но быстро отогнала от себя мысли о её смерти. Она поймала на себе взгляд собеседницы и посмотрела на её сломанный нос:
– Свыклась уже с переломом?
– С ним я не свыкнусь никогда, – холодно отрезала та. – Я заметила, что и Марк стал смотреть на меня не так, как раньше. Конечно, полюбил-то он меня красивую, а не уродливую…
Ифинома подсела к подруге поближе и взяла её руку, погладив ладонь:
– Знаешь, действительно любящий парень примет тебя и такой. А то, что он стал смотреть на тебя по-другому, тебе лишь кажется. Он любит тебя, я это вижу и чувствую, поэтому отбрось свои догадки и просто наслаждайся им, – она опустила взгляд и прикоснулась к её животу, – через несколько месяцев у тебя появится ребёнок – уже заметно, что он растёт. Так что забудь про несовершенство внешнее, сконцентрируйся на своём совершенстве внутреннем. Создай с Марком семью и живи счастливо. Ты этого достойна больше остальных.
– Даже больше тебя?.. – прошептала Пенфесилия.
– У меня своя судьба, в которой я однажды ошиблась в выборе любимого, поэтому повторять ошибок не хочу. Лучше займусь тем, чему обучалась с детства, – военным делом, а любви, как ты знаешь, нас никто не учил. Может, и правильно это…
Она встала с кровати, но Пенфесилия потянула её обратно:
– Хочешь, я научу?..
Ифинома посмотрела в её искрящиеся глаза:
– Нет, дорогая. Вот этому я точно учиться не хочу. Сейчас не то время.
Она прошла в коридор и услышала стук в дверь. Открыв её, она увидела Марка:
– Ты вовремя. Проходи.
Парень обнял девушку и улыбнулся:
– Я рад, что ты жива и здорова. Лия у тебя?
– Да, она в спальной. Поговори с ней, она ждёт этого.
Легионер прошёл к возлюбленной, а Ифинома налила себе воды и присела в зале. Она задумалась о своём, а затем услышала из спальной скрип кровати и придыхания. Она смущённо улыбнулась:
– Их разговор прошёл успешно…
Когда солнце переместилось на запад, к Ифиноме вышли покрасневшая Пенфесилия и запыхавшийся Марк. Оба сели в кресла и взглянули на хозяйку дома.
– Кима в нашем городе, в темнице. Ты знала? – поинтересовалась блондинка.
Ифинома на мгновение напряглась, а затем облегчённо вздохнула:
– Я рада это слышать. Точнее, рада, что теперь она с нами. Но как она здесь оказалась?..
– Римляне взяли её в плен под Фемискирой. Мы-то знаем, что она не должна была быть в гарнизоне, но им об этом лучше не знать. Мы с Лией думаем, что это она возглавляет тот самый обсуждаемый всеми гарнизон Андромахи, – доложил Марк.
Ифинома от напряжения встала:
– Гарнизон Андромахи в городе? В темнице?! – парень ей кивнул. – Это значит, что мы можем поднять восстание внутри города и выпустить всех амазонок на свободу, что увеличит нашу численность втрое. А если с нами бок о бок будет воевать тот самый гарнизон Андромахи, то мы всех победим! – девушка загорелась идеей о бунте. – Нам нужно призвать в наше Общество недовольных амазонок больше людей! И среди них обязательно должна быть Кима! Это же такой талантливый мозг будет работать с нами!
Пенфесилия улыбнулась – иногда ей казалось, что Ифинома настолько сильно любила Киму, что готова была провести с ней свадебный обряд. Ифинома со всеми имела хорошие отношения, но в круг её избранных входили единицы, и Кима явно была среди них.
На закате в темницу вошли легионеры и начали осматривать камеры. Один из них заглянул к Киме и Агиде:
– Так, пленных вашей камеры мы ещё не допрашивали, – он посмотрел на избитую Кимой Агиду и обратился к ней. – Хотя я сомневаюсь в этом… ты, подойди сюда.
Девушка растерянно подошла к решётке. Тот её осмотрел при свете факела и повернулся к другим мужчинам:
– В этой камере уже есть те, кого допросили! Сверьте списки, они у нас не соответствуют действительности!
Легионеры растерялись и собрались группой, не зная, что им делать. Стоявший рядом с Агидой воин кинул напряжённый взгляд на Киму:
– Вот тебя, темноволосая, мы точно не допрашивали. Выйди из камеры.
Он открыл дверь и силой притянул к себе девушку. Затем развернул её в коридоре и повёл впереди себя. Кима послушно поднялась по лестнице, в мыслях прося Олимп помочь ей на допросе. Выйдя на улицу, она глубоко вдохнула воздух и прочувствовала долгожданное открытое пространство. Но идти долго по улице ей не пришлось – её спустили в подвал соседнего к темнице дворца, где одно из подземных помещений было переоборудовано в комнату допроса. Её усадили на стул и тут же накинули плотный мешок на голову, не давая что-либо разглядеть.
– Имя!
Амазонка заёрзала на стуле и повернула голову к источнику звука. Её ударили в живот и повторили:
– Имя!
– Кима… – от удара у неё сбилось дыхание, от чего она начала часто дышать.
– Волнуешься? Есть что скрывать?
– Нечего скрывать… я всего лишь призванная на войну амазонка… – она закрыла глаза, а затем открыла: ничего не поменялось – как была перед глазами кромешная темнота, так и осталась.
– Вы все так говорите. Так, ну, начнём. Как зовут командира твоего гарнизона?
Кима, которую подруги в темнице подготовили к подобным вопросам, уверенно ответила:
– Верк.
– Опиши его!
– Худощавый, выше меня ростом, на губе есть шрам.
– Какой пост он занимает в Фемискире? Живо отвечай!
– Он… он советник. Один из пяти, кто входит в Совет управления, – она начала вспоминать имена других советников, но кроме Орифии никого не могла вспомнить, поэтому испугалась, что именно об этом её сейчас и спросят.
– Какую задачу перед своим гарнизоном поставил твой командир?
– Взять других амазонок в плен, убивать их как можно меньше, вернуться в город до прибытия скифов.
– Тогда почему в темнице оказалась именно ты, если ты должна была брать в плен других безгрудых?
Кима выдохнула – вопросы про то, как девушки оказались в темнице, были завершающими на допросе, поэтому она потеряла бдительность и сказала правду:
– Я упала с коня и от удара об землю потеряла сознание, а очнулась уже в камере.
– Та-а-ак, а теперь подробнее. Сама по себе упала? Или помог кто?
– Откуда я знаю! – занервничала Кима. – Сама не заметила, как упала.
– Странная ты. На ровном месте что ли споткнулась? Дай я посмотрю твоё лицо.
С неё стянули мешок, и от резкого света нескольких факелов она зажмурилась.
– Кима, говоришь… а кто твоя мать?
– Она цари… она умерла при родах.
– Дети есть?
– Мой ребёнок родился мёртвым…
Она привыкла к свету и осмотрелась: перед ней стоял высокий крепкий брюнет в окружении трёх легионеров. В комнате почти не на что было смотреть – голые каменные стены, несколько сломанных стульев, около них были разбросаны верёвки, в углу виднелась засохшая кровь, а у тёмной дальней стены стояло какое-то приспособление, которое было очень похоже на стандартную виселицу.
– Неудачливая ты какая-то. Хоть ты и явно обижена на жизнь, но на бунтарку не похожа – слишком по-детски говоришь и рассуждаешь, – пробормотал брюнет.
– Аргус, я, наоборот, думаю, что подобные люди как раз и способны на бунт – терять им нечего, да и в голове ветер гуляет, почему бы не устроить восстание? – начал размышлять один из легионеров.
Стоящий рядом с ним Марк испугался за Киму и влез в разговор:
– Да какая из неё бунтующая! Посмотрите на эту исхудавшую, жизни не видавшую безгрудую! Она с коня упала даже тогда, когда не было никакого боя, а представьте, что будет, если ей дать меч, – она его в ту же минуту себе на ногу уронит!
В подтверждение своих слов он подошёл к Киме и нагнулся к её левой босой стопе:
– Вон какой шрам. Видно, что меч на ногу уже роняла.
Зверь и двое легионеров громко рассмеялись. Затем советник обратился к Марку:
– Верно замечаешь детали! Ты мне прям нравишься! Как твоё имя?
Парень поднял на него взгляд и уверенно в глаза ответил:
– Я – Марк.
– Вот что, Марк, зайди завтра утром ко мне во дворец. Обсудим твоё продвижение по службе.
Парень кивнул, чувствуя, как его пробирает гордость:
– Служу Риму.
Зверь осмотрел растерянную Киму и обратился к легионерам:
– Вы, двое, за мной. А ты, Марк, верни эту безгрудую в темницу.
Они вышли из комнаты, а парень кинулся к девушке:
– Тише-тише, ничего не говори. Сейчас я отведу тебя к Ифиноме. Будешь жить у неё. Только, пожалуйста, не выдавай ни себя, ни нас. Дай руку.
Он схватил её за руку и аккуратно, но спешно вывел на улицу. Кима не могла поверить своему счастью, что возвращается не в узкую камеру, а к любимой подруге домой, пусть и понимала, что жить там будет втайне от всех.
Общество недовольных амазонок, на радость Ифиноме, пополнилось – ей удалось завербовать к себе Нику и Киму. Последняя была воодушевлена, узнав, что война с римским Советом шла не только на поле боя, но и внутри города. Общество собралось у Ифиномы дома днём, но к обсуждению пока не переходило – все ждали опаздывающего Марка. Он обещал освободиться пораньше, но его до сих пор не было. Пенфесилия беспокойно ходила по коридору возле входной двери, остальные сидели в зале. Ника разговаривала с Кимой, желая лучше узнать её – до этого дня они не особо общались, хотя совместно с Ифиномой относились к одному поколению амазонок и в детстве вместе ходили на уроки. Хозяйка дома обыскивала свои сундуки, которые обычно были заперты и к которым она никого не подпускала. Как объяснила она Киме, в одном из сундуков у неё был тайник, который она поклялась открыть только в необходимый момент. Судя по её серьёзному лицу, все поняли, что этот момент для неё настал.
Ника рассказывала Киме историю про Севу и Полю, как амазонки помогали их родителям, а те в свою очередь не выдали их стражникам. Той было приятно узнать, что у её подруги всё хорошо, но затем закашляла от шока, услышав, что Сева повесился.
– …теперь я виню в этом себя… я была последней, с кем он разговаривал… – чуть ли не плакала Ника.
Кима присела рядом с ней на корточки и заглянула в её голубые глаза:
– С возрастом я всё больше понимаю, что вся наша жизнь – это стечение обстоятельств. Одно соприкасается с другим и получается третье. Мы теперь никогда не узнаем, что было бы, если бы ты ответила Севе взаимностью, но зато знаем, как в похожей ситуации лучше не поступать. Да, мы все разные, но нас объединяет рвение к взаимной любви, а Сева был лишён её… – Кима с грустью опустила взгляд. – Мой любимый мужчина по имени Маис тоже, возможно, погиб из-за меня. Но я ведь не знала, что к нам идут захватчики… Стой-ка…
Кима напряглась и встала на ноги. Она прошла к середине зала и начала размышлять вслух:
– В ту ночь, когда у меня родился мёртвый ребёнок, ко мне пришли боги Олимпа… они чётко сказали, что в мой дом идут плохие вести… Я тогда не обратила на это внимание, я переживала из-за ребёнка, а сейчас я понимаю, что они пытались мне сказать о начале войны…
Она посмотрела на Ифиному, которая рылась в своём сундуке и бормотала: «Где же он… где же…»
– Тебе помочь? – подошла к ней Кима.
– Я ищу белый мешочек. Он у меня на дне одного из сундуков лежал, обмотанный в ткани, – не отвлекаясь от поисков, сообщила девушка.
– Ты про это? – Кима вытащила обмотки из ближайшего к ней сундука.
Ифинома вскочила и размотала ткань. В центре лежал маленький мешочек.
– Он! Он!
Она убежала с ним в спальную, а Кима повернулась к Нике:
– Нужно звать на помощь богов! Иначе мы под римской властью долго не проживём!
– А как это сделать? – задумалась блондинка.
– Помоги мне незаметно попасть в храм Артемиды! Отвлеки римлян, чтобы они стянулись к окраине города.
Пенфесилия, которая слышала разговор из коридора, зашла к ним:
– Есть проверенный способ отвлечь и напугать этих варваров – нужно поджечь их бараки. В прошлый раз мы с Ифиномой подожгли центральные, а теперь можно переключиться на те, что находятся в конце главной улицы.
Кима засомневалась в эффективности подобного действия, но всё же кивнула:
– За дело! Вдвоём идите к баракам, а я направлюсь к храму.
– Ты придёшь к ней без подношения? – задалась вопросом Ника.
– Артемида меня поймёт, она сама сказала мне, чтобы я позвала её в час нужды! – уверенно заявила Кима.
Пенфесилия пожала плечами:
– Тебе виднее. Всё-таки это ты близко общалась с Афродитой, а не мы. Мы-то не знаем, каково это – дружить с богами…
Кима нахмурилась:
– Неудачный пример! Всё, идите!
Ника и Пенфесилия вышли из дома, а Кима принялась ждать результатов их поджога.
Пока Кима ждала поднятия шума и суматохи в городе, Ифинома в своей спальной возилась с тем самым белым мешочком из сундука. Кима хотела посмотреть, что та прячет, и заглянула в дверь, но девушка была повёрнута спиной к двери и своим телом закрывала то, что происходило на её кровати.
– Ифинома, тебе помочь? – не из-за искренности, а любопытства поинтересовалась Кима.
– Пока рано. Сиди в зале и жди, когда я выйду. Твоя помощь мне действительно понадобится, – не поворачиваясь, ответила амазонка.
Гостья вернулась в зал и присела в кресло. Рассматривая скромную и дешёвую мебель, она расстроилась, что не все её сёстры могли позволить себе хорошо жить. До смерти мамы, Кима жила роскошно – будучи сначала царицей, а затем советницей Ипполиты, Фалестрида имела очень большой доход, который почти весь тратила на дочь, хоть та и имела работу и делила с Ликой общие на двоих деньги.
Вспомнив про подругу, Кима печально вздохнула – она сотни раз прокручивала в голове их последний диалог и размышляла, что она могла сказать такого, чтобы Лика в тот день не пошла одна к Афродите.
Затем в её голове возник образ Маиса и его стихотворение.
– Собака лает – ветер носит, караван вдали идёт. Кима в нынешнюю осень этот караван ведёт… – проговорила вслух Кима, понимая, что бунтом против римлян она действительно повела свой собственный караван. Она сейчас сообщила бы это ему, но не могла.
– Кима! Ты в зале? – вышла к подруге Ифинома. – Держи.
Она протянула ей лук и несколько стрел. Та аккуратно их взяла, улавливая запах, идущий с наконечников.
– Ты эти стрелы чем-то пропитала? – принюхалась Кима.
– Да, не трогай наконечники голыми руками! И в колчан их не убирай, иначе яд стечёт! – Ифинома показала, как нужно держать такие стрелы. – В обычных легионеров не стреляй, это – для советников!
Кима кивнула:
– Я так понимаю, ты давно точишь на них зуб.
Подруга в ответ промолчала и выглянула в коридор: там стояла бледная Климена и смотрела на неё.
– Климена! Солнышко! – воскликнула Ифинома.
Девушка забежала к ним в зал и принялась обниматься. Сначала она прижалась к Ифиноме, а затем обхватила ладони Кимы.
– Меня какой-то легионер вывел из темницы! Он сказал, что он – парень Пенфесилии! А где она сама? Её дома нет! – взбудораженная Климена была то ли уставшей, то ли наоборот полной сил – её энергичная речь и внешнее потрёпанное состояние явно не совпадали.
– Она поджигает римские бараки. Мы хотим запросить помощь у Олимпа, а для этого нужно отвлечь Совет! – сообщила Кима.
Климена отпустила руки Кимы и неожиданно присела на открытый сундук, опустив голову:
– Вы идите, я вас догоню. Мне плохо что-то…
Кима переглянулась с Ифиномой. Они взяли подругу под руки и отвели её в спальную.
– Отдыхай. После темницы тебе нужно отоспаться, – осматривала её тело Ифинома, замечая появление красноты на её руках. Затем она выхватила отравленные стрелы у Кимы и вгляделась в каждый наконечник:
– Ты чего наделала?! Кима!!! Климена коснулась одного из наконечников!
Кима побледнела и кинулась к Климене, которая лежала безучастно:
– Что делать-то?! Что делать?!
Ифинома молча выбежала из спальной, а затем вернулась с ведром воды:
– Нужно срочно промыть её руки!
Она начала промывать ей ладони, Кима бросилась на помощь.
Отравление Климены полностью сбило с толку Киму и Ифиному. Им удалось остановить распространение яда, но, как заявила Ифинома, теперь больной понадобится несколько дней, чтобы встать на ноги. Закончив с этим, они побежали к храму Артемиды, но заметили большое столпотворение на дворцовой площади, где стояла виселица, а рядом – советник Зверь, несколько легионеров и Марк с Пенфесилией и Никой.
– …все причастные к бунту будут казнены немедленно! Если они не хотят жить по законам Фемискиры, то не будут жить никак! – доносилась речь Зверя.
– Беги к Артемиде! А со Зверем я сама что-нибудь придумаю! – прошептала Киме Ифинома. – И отдай мне стрелы, я думаю, они мне пригодятся сейчас больше.
Кима кивнула, отдала лук и стрелы и забежала в храм. Из служащих внутри никого не было – видимо, они сейчас находились на площади. Амазонка обошла по кругу двухметровую статую богини, а затем прикоснулась к её руке:
– Артемида! Мне как никогда нужна твоя помощь! Мои сёстры в опасности, а сама я на волоске от смерти! Пожалуйста, приди! И позови с собой других богов!
Она отошла, часто дыша и волнуясь. Она внимательно смотрела в глаза статуи, но та не реагировала.
– Пожалуйста! – повторила девушка.
Она ещё постояла в тишине, а затем вышла на улицу, неожиданно оказавшись на поле боя: на дворцовой площади воевали римляне и амазонки. С городских стен летели стрелы, девушки прикрывались щитами и наступали с мечами и копьями на легионеров, которые уверенно отбрасывали их назад и теснили по бокам. На виселице в петле находился повешенный Марк, а на эшафоте лежало тело Зверя. Оно было неестественно красным, а на лице застыло выражение сильнейшей боли.
Кима воспользовалась тем, что находилась сбоку от римлян, и бросилась на их ряды, на ходу подобрав лежащие на земле меч и щит, принадлежащие ещё недавно живому легионеру. Она начала вонзать меч в глотки мужчин, постепенно отступая к своим союзницам.
Позади римлян раздался грубый звук рога – это к площади стянулись остальные легионеры. Перегруппировавшись, они пошли в форме дуги на амазонок, а количество стрел, летящих со стен, увеличилось.
Ифинома бежала в темницу освобождать амазонок, а Пенфесилия, Астарта и Ника прорывались к городским стенам к лучникам. Кима тем временем возглавила оставшихся амазонок и в первых рядах оказывала сопротивление римлянам, однако те заставляли их отступать.
Будучи разъярённой, Кима потерялась в пространстве и оказалась окружённой. Высокий и плотный римлянин, стоявший перед ней, сначала блокировал её атаку, а затем ударил щитом по её лицу. Сначала она упала, а затем почувствовала сильную боль в носу. Приложив к нему руку, она увидела кровь, что привело её в растерянность. Она попыталась встать, но римляне схватили её за руки и силой направили её тело на выставленный меч высокого воина. Из последних сил Кима дёрнула руку со щитом перед собой. Меч вошёл прямо в щит и не дотянулся до девушки.
– Олимп!!! – отчаянно выкрикнула она.
Один из легионеров повернул Киму к себе и ударил её по подбородку. Из-за металлической перчатки удар получился достаточно мощным, от чего девушка застонала и отклонила голову к плечу. Затем мужчина замахнулся копьём, но Кима отпрыгнула и попыталась поднять правую руку с мечом, но у неё не вышло. С удивлением посмотрев на свою руку, она увидела глубокую царапину, которую, как она поняла, оставила стрела, пролетевшая рядом с ней. Онемевшая рука кровоточила и болела. Она переложила меч в левую руку и, замахнувшись на римлян, наступавших на неё, попятилась к союзницам:
– Олимп…
Со стороны храма Артемиды раздался шум и в ряды римлян полетели первые камни, отколовшиеся от здания. Те принялись отступать. Храм начал разрушаться, а его крыша направилась на римлян.