София Устинова
Непримиримые 1-2
Враньё! Отец, конечно, ещё тот "благородный рыцарь", но чтобы так… низко…
– Не надо осквернять память о моей маме, – прошу ровно, не позволяя эмоциям взять верх над чувствами, что во мне сейчас бушуют девятым валом.
На самом деле, я хочу знать, «правда» это или «нет». Но от отца. И если это окажется правдой… Я не знаю, что сделаю… во мне давно зреет обида и выплеск может вылиться в громкий скандал.
– Как скажешь, – равнодушно пожимает плечами Игнат.
Отворачивается, облокачиваясь на балконные перила и уставляясь куда-то взглядом, изредка отпивая из банки. Молчание щекочет нервы. Начинаю ёрзать и подумывать, что пора заканчивать посиделку.
– Ты так и не ответила… – едва слышно нарушает безмолвие сосед, вгоняя в ступор очередным загадочным вопросом с явным подтекстом.
– На тему? – осторожничаю хмуро. Глоток пива.
– Скучала ли ты по мне… – задумчиво, без намёка на шутку.
Жутко, да так, что мурашки по коже.
– Это шутка?
– Вспоминала?.. – на своей волне парень и это реально пугает.
– Селивёрстов… – тихо начинаю.
– Я тебе жизни не дам! – жестко и вкрадчиво.
– Да пошёл ты! – встаю, но не успеваю пройти мимо, Игнат разворачивается, невероятно ловко поймав меня в кольцо рук.
Жуткое ощущение мощи, мужской силы обрушивается, точно цунами. Сердце чуть не выпрыгивает из груди, эхом колотится в голове. Даже страшно становится, ведь физически не смогу отбиться, если гад возжелает снасильничать. Это при том, что я совсем не из робкого десятка.
– Ты же знаешь, зазря слов на ветер не бросаю, – глаза в глаза. – Я уничтожу тебя. Растопчу все твои мечты и надежды, если не поможешь… – с наглой ухмылкой, будто не грозит, а шутки отпускает.
– Долбанутый! – Несколько тщетных попыток вырваться приводят к тому, что я лишь плотнее размазана по Селивёрстову. И мне это не нравится, до гулкого боя крови в висках и крупного тремора.
Глупость, но банку пива не отпускаю… стискиваю так сильно, будто на глотке соседа, она даже возмущенно скрипит. Да и вторая рука, к слову, занята – ей плед удерживаю, чтобы уж окончательно не опозориться, сверкая голым телом. Поэтому нелепо ёрзаю и брыкаюсь, как придётся. Мои трепыхания только раззадоривают Игната, который и не напрягается – потешается надо мной. Когда усмиряюсь, заточитель ослабляет хват.
– Темпераментная, – пошленько хмыкает, мазнув глазами по моим губам. Дыхание сбивается окончательно. – Мне это нравится…
Зато меня пугает… до икоты… озабоченность… твоя! А то, что возбуждён, ощутила, пока меня по себе натирал.
– Что хочешь конкретно от меня? – молюсь в сердцах, чтобы парень не заметил моего замешательства и страха перед его силой.
– Совсем другой разговор. Я бы сказал, взрослый… – к моей радости, позволяет сесть обратно в кресло. Кутаюсь в плед, хаотично соображая, как избавиться от назойливой компании, не к месту возбуждённого идиота.
– Давай родителей разыграем, что у нас любовь.
– Любовь? – чуть не давлюсь идиотской идеей. – Это абстрактное название аномальной химической реакции в мозгах и теле человека?
– Мгм! – с лёгким недоумением.
– Нелепость, – роняю с отвращением.
– Почему? – озадаченно.
– Ты и любовь?! – фыркаю. – Я и любовь – ещё более нелепое сочетание слов, а если в контексте «к Селивёрстову Игнату» – невозможное… – ляпаю быстрее, чем осознаю ошибку. Глаза соседа пасмурнеют, сужаются. Ох, не нравится мне злой блеск, мелькнувший вызов.
– Хочешь сказать, что никого и никогда? – морозно пристально рассматривает, выискивая хоть тень лжи.
– Ты же не думаешь, что я буду нечто подобное обсуждать с тобой?! – нахожусь, как выкрутиться из западни, куда сама себя загоняю.
– Нелепо считать себя непрошибаемой стервой, – кривит губы Игнат. – Я умею вызывать разные чувства и растопил немало ледяных сердец.
Уж да, что-что, а этого мог не говорить.
– Верю, – не собираюсь нарываться. Лучше сдать позиции – это более правильная стратегия.
– Я могу тебя влюбить, а потом растоптать.
– Не буду спорить – глупо, – давно не была так покладиста и смиренна. – Просто скажи, зачем тебе этот цирк…
– Хочу, чтобы родители расстались, – поясняет спокойно, точно для тупой. – Попробуем выбесить твоего отца и мою маму…
– М-да? – вскидываю брови.
– Ну, твой отец тебя любит. Обо мне он знает, что я… не самая лучшая пара для его дочурки. Ему это не понравится, а мама будет меня защищать. Они поругаются… И всё будет отлично – мир нашим отдельным семействам!
А ведь прав гадёныш… Отец ревностно относится ко всем моим увлечениям, особенно к парням. С тех пор, как в школу пошла, боится, что забуду о работе над проектами, учёбе.
Да я и сама понимаю, что если влюблюсь – чувства станут помехой. Трудно погружаться в дело, когда голова о другом думает… Вспомнить хотя бы Лианга… С ним была близка к атрофии мозга из-за бурлящих эмоций, но вовремя брала себя в руки и не позволяла глупостям стать значимей работы.
– А мне оно зачем?
– Хочешь породниться со мной?
– Нет, – морщусь.
– А это скоро случится – мать сказала, что они собираются жить вместе.
Умолкаю, но ни одной разумной или адекватной мысли не могу поймать за хвост. Полный кавардак.
– Ты можешь считать меня каким заблагорассудится муд***, но я предпочитаю вести честный бой. Поэтому и даю тебе возможность посодействовать. Откажешься, я и один справлюсь, но для тебя этот вариант окажется значительно болезненней.
Гад меня выбрал жертвой, очень по-мужски. Хотя, если затевает войну, на ней все средства хороши, да к тому же… не подло в спину бьёт – пришёл поговорить, расставляет точки над i.
– Ты так уверен в своём грандиозном плане? – озвучиваю первое, что хоть как-то оформилось предложением.
– Ага, – будто слыша мои сумбурные умозаключения, кивает Игнат. – Но результат будет зависеть от того, насколько далеко будешь готова зайти…
– Бред полнейший, – отзываюсь, ни секунды не раздумывая, – с тобой я ни на что не согласна.
– Э-э-э, – осуждающе протягивает Селивёрстов. – Я ничего такого пошлого и непристойного не предлагаю, испорченная девчонка! Лишь сюси-муси, и то – только на глазах родителей. За пределом посёлка я бы тебе советовал вообще держаться от меня подальше, – торопливо предостерегает с таким брезгливым выражением лица, что меня от негодования распирает наговорить обидных гадостей в ответ. – Даже не так, – его глаза опасливо темнеют, словно грозовые тучи, – за пределами посёлка держись от меня на расстоянии! Как и прежде… – вкрадчиво и со злым подтекстом.
– Поверь, это моё самое большое желание, и мне кажется, я до сего момента справлялась на ура! Так что и на сюси-муси в пределах дома тоже не согласна… – отрезвляюще заявляю.
– Как знаешь, – рассуждает с наигранной веселостью парень, – но готовься, скоро будем всё делить. Я предпочитаю спать ближе к балкону… Мне понравилось твоё зеркало, комод… да и постель ничего такая, просторная… как раз под мой рост.
Подношу банку ко рту, но так и не отпиваю.
– Не смешно…
– Ничего, поживём вместе, ухохочешься! – с хитрым прищуром делает глоток Игнат. Его кадык жадно ходит вверх-вниз.
– Да не собираюсь я с тобой жить! – чтобы заткнуться, тоже припадаю к краю банки, но уже не ощущаю былого удовольствия. Словно мыльной воды наглатываюсь.
– А кто тебя спрашивать будет?! Вот братик или сестричка появится, – Игнат ставит банку рядом с первой. – Мою комнату мать точняк под комнату мелкому отдаст. У нас-то дом небольшой по помещениям. Всего две спальни, зал и кабинет. Уж что-что, а кабинет мать точно не отдаст – она там работает. В зале спать – неприлично… А спать мне где-то надо… Так что…
– Притормози! – останавливаю ход мыслей соседа, тряхнув банкой и выпятив палец. – Ты, как мне кажется, неплохо справляешься с поисками мест для ночлега. Полгорода девчат тебя точно с радостью примет.
– Ого, откуда такие сведения? Справки наводила? – самодовольно ухмыляется Селивёрстов и, ухватив за запястье, тянется к моему пиву.
Ловко перехватываю банку другой рукой, точнее, разжимаю кисть, пиво падает, но я его проворно ловлю свободной и демонстративно осушаю, не без удовольствия видя чуть озадаченное лицо парня.
– Зачем? – уже через секунду морщусь, словно лимон глотаю: последние капли жуть какие невкусные – теплое, выдохшееся пиво – бэ-э-э. Но лучше сама буду давиться, чем этому наглому типу отдам! – Итак, куда ни пойдёшь, всякие красотки о тебе шепчутся, – аккуратно ставлю банку к уже имеющемуся опустевшему строю возле Игната.
– А ты сплетням меньше верь, – выуживает очередную сигарету Селивёрстов. Прикуривает. – Девчата – они такие, напридумывают не бог весть что. Да и не всё же время скитаться по девушкам. Иногда хочется родного уюта, милого дома, тепла…
– И как это ассоциируется с моим домом? Моей комнатой? Моей постелью? Комодом? Зеркалом? – даже не знаю, почему всплывают мелочи, которые, как оказалось, уже запали в душу и скверненько там осели.
– Да как тебя увидел, так сразу и спроецировал, малыш, – подмигивает мне наглец.
– Проецировка плохо работает, Карлсон. Ориентиры сбились. Ты бы свой пропеллер держал по ветру, и летел отсюда, летел… – Надоедает балаган. Поднимаюсь, тихонько пинаю ногу соседа, преграждающую путь, но уйти не получается: Игнат рывком привлекает меня к себе, удерживая свободной рукой.
– Да сколько меня хватать можно?! – возмущаюсь праведно, да кого это волнует. Селивёрстов медленно затягивается. От неожиданности упираюсь ладонями в грудь парня, позволив упасть пледу на пол – это не ускользает от внимательных глаз соседа. На миг кажется, меня мысленно и от бюстика с трусиками уже избавили с той же лёгкостью, как вынудили забыть про кусок ткани, что помогал скрыть наготу до сего момента.
Склоняется так близко, что лишь глаза испуганно вытаращиваю, а в голове, точно испуганные птицы, трепыхаются бестолковые мысли.
Игнат неторопливо выпускает облако дыма прямо в меня – рефлекторно, чтобы не оказаться в клубах, ловлю ртом, втягивая в себя, а выпускаю уже в сторону.
Это слишком… Я не курящая, но иногда… в большой тусовке, в хорошей компании, когда весело…
Селивёрстов с моих губ не сводит глаз. Они становятся грозовыми. А что ужаснее, слышу грохот сердца. Отчётливо, прямо в ушах – аж барабанные перепонки вибрируют. И чьё это сердце так громкого ухает, ещё вопрос. Игната? Моё?
Или наши, да в унисон?
Это заставляет сглотнуть. Нервно, шумно.
– Я не шучу, – мрачнеет Селивёрстов. – Мне не нравится, что у мамы роман с твоим… – умолкает, подбирая слово, – отцом… – последнее даётся с трудом.
Взгляд серых, непростительно красивых глаз прыгает по моему лицу: морозно, жгуче, въедливо. Тело плавится от жара, по венам, словно потоки лавы растекаются. Щёки начинают гореть. Ноги слабеют.
– Селивёрстов, – опять сглатываю пересохшим горлом. Голова совсем дурная. Делаю себе пометку: нельзя пить, когда этот тип рядом. И тем более не курить – слишком интимно. – Ты болен! Взрослый парень, а всё характер не по делу показываешь… Твоя мать, мой отец – одинокие люди. Они имеют право на личную жизнь, даже если друг с другом…
– Имеют, но порознь! – отрезает сухо Игнат. – У него уже есть две большие любви, на мою мать не хватит запала. – Пауза затягивается. Сосед делает последнюю тяпку, отшвыривает бычок, куда и первый, всё это время не сводя с меня колючего взгляда. Рывком за затылок притягивает ближе и теперь уже медленно выпускает дым мне в рот, зная, что сделаю. Послушно втягиваю, продолжая таращиться на парня, что и не скрывает совершенно не невинного взгляда. Полученную порцию смога отправляю в сторону, а Игнат и не думает отстраняться. Бормочет в губы:
– Первая – его жутко интересная работа. Вторая – очаровательная, – ласково пальцем очерчивает контур моего лица, заставляя забыть о дыхании и затаиться в предвкушении непонятно чего. Ненавязчиво, но уверенно приподнимает голову выше за подбородок, побуждая встать на цыпочки, натянувшись, точно струна, и смотреть в глаза. – До чёртиков восхитительная дочурка, на которой его свет и сходится.
– Ба, – давлюсь смешком, опускаясь на пятки, – да у вас, батенька, комплекс неполноценности!
– Моя полноценность, – Селивёрстов утыкается губами в висок, на миг заставив забыть о дыхании. Шепчет, касаясь кожи, прогоняя по телу мурашки и вынуждая замереть и внимать каждому шороху: – Очень полноценна, но лучше тебе помочь мне рассорить родителей.
– Иначе?.. – зло отмечаю, что реагирую на близость соседа: на его жар, запах, голос… и проклинаю себя за неуместную слабость.
– Поэтому и говорю, я вам жизни не дам, особенно тебе… – звучит опасно, морозно, да так, что моё тело покрывается гусиной кожей.
Ладони Игната начинают скользить по спине, разгоняя непонятные рассудку, но тактильно приятные волны. Меня разгорячённую, словно в сугроб с головой окунают. Контраст реально отрезвляет. Меня начинает потряхивать… от бешенства. Упираюсь руками в грудь соседа:
– Это я уже проходила. Ничего, научилась выживать.
– Э, нет, малыш, – качает головой парень, позволяя быть на расстоянии, но продолжая удерживать за талию. – То были цветочки, да и жалел я тебя, а теперь козни будут изощрёнными, мучительными и жутко откровенными, – при этом его глаза задерживаются на моих губах, а я от недвусмысленности только рот открываю:
– Неужели за косички дёргать будешь? Или толстозадым Корольком обзывать? – да, кошу под дуру, но это лучше, чем блеять испуганной козой, признавая поражение ещё до битвы.
Игнат кривит усмешку:
– Я не шучу, Ирк, ты же знаешь, каким гадом я могу быть… – это даже ласково, виновато.
– Есть! – поправляю сухо. – Но тебе пора жить своей жизнью, а не лезть в личную матери. Так что, прости… Если что, я тебе свою комнату уступлю, а сама снимать буду. Мы с отцом договорились, если окончу этот год на отлично, он мне с нового учебного поможет квартиру купить.
– Не на те ли деньги, на которые ты себе «Ауди» купила?
Хмурюсь. Откуда он знает про «малышку»? А, видел, наверное.
– Это были мои.
– Ого, да ты богатая леди… – оценивающе сверкают глаза парня.
– Не твоего ума дело! – всё же нахожу силы и отталкиваю сильнее.
Селивёрстов, вопреки моим взыгравшим страхам, разрывает объятия, но голос отца: «Ир, это ты?» – заставляет меня нырнуть вниз.
Причём утащив за собой и Игната.
Причём упав на него сверху.
ГЛАВА 44
Ирина
Парень сдавленно охает, я затыкаю его рот рукой.
Блин, везёт, что балкон большей частью пустой, да на полу линолеум, ну и… плед смятой горкой валяется, как раз под нами, а так бы грохота было…
– Ир? – вновь зовёт отец. Забываю, что надо дышать, молча смотрю в пасмурные глаза Игната. В них разыгрывается целая стихия.
Ощущаю, губы парня начинают шевелиться, нежно целуют мою ладонь.
Вытаращиваюсь на наглеца, а его глаза уже откровенно смеются. Хмуро предостерегаю, но ему плевать: вот уже языком изучает мои пальцы, пытаясь пролезть между ними…
Накрываю второй рукой, надавливая сильнее.
В отместку Игнат начинает шариться по моему телу ладонями. Блина, закатываю глаза. Вот такого не ожидала. Я бы даже материться принялась, да вот только под балконом шелестит трава, раздаётся невнятное бормотание отца:
– Ир… кто тут…
Вновь уставляюсь на Игната, взглядом обещая расправу. Кровавую… Болезненную, но на миг торопею.
Он хозяйски скользит ладонями по моим ляжкам, ненавязчиво заставляет согнуть ноги в коленях, удобнее усаживая на себя.
Вот же дура! Зачем таю… Игната нужно срочно прогнать! Нагрубить, возможно, ударить… И плевать, что скандал будет!..
А вместо этого растворяюсь в его глазах, в его руках, ещё чуть-чуть – и ёрзать начну, потому что тело… оно что-то хочет. Ему нравятся вольные наглости Селивёрстова.
Парень без зазрения совести меня изучает, вернее лапает, пользуясь моментом. Его руки сначала медленно и нежно, а потом всё наглее и дотошнее ползут на задницу.
Ау! Мозги?.. Полный вакуум. Пустота, что б её…
Папка прав, они отключаются, когда голова задурманена эйфорией, а тело плавится под выплеском гормонов и натиском мужских феромонов.
А что ещё хуже, мне нравится видеть в откровенно похотливой серости глаз Игната вожделение. Он и не скрывает ни своих развратных мыслей, ни уже восставшего достоинства, которое мне упирается в живот.
Мой предостерегающий взгляд соседа лишь забавляет и ещё больше распаляет.
Прикусываю губу, отсчитывая секунды, когда смогу наговорить кучу уничижающих слов… вот только пусть папа уйдёт! Боже! Пусть он быстрее уйдёт!
Гравий шелестит уже ближе к дому – шаги удаляются…
Мои чувства бурлят, я на грани завопить благим матом – Игнат бесцеремонно проникает под резинку трусиков, стискивая ягодицы и прижимая меня к своему набухшему хозяйству.
Это сверхнаглость!
Меня трясёт… от бешенства…
От возбуждения…
Блина! Мое тело прогибается, ластится к соседу…
А-а-а, спасите!..
Мне не нравится такая реакция на действия Селивёрстова.
Однозначно. Категорически!..
Или нравится?!.
Боже, убейте меня!!!
Да что же это такое?!
Моё предательское тело – податливое, сахарное, трепещущее. Внизу живота разгорается пламя, грудь нервно подрагивает, жадно, рвано. Соски напряжённо ноют…
Наша сцена явно затянута. Отца уже не слышно, а я продолжаю бесстыдно сидеть на парне. Срочно нужно что-то придумать!
– Ты не охренел? – цежу сквозь зубы.
В глазах Игната плещется смех, а взгляд, мать его, такой невинный… Пришибла бы соседа!
– Что тебя так забавляет? – злюсь не на шутку.
Гад молчит. Начинаю яриться сильнее:
– Я спрашиваю, какого хрена тебя забавляет?.. – только сейчас осознаю, что до сих пор затыкаю его рот. Убираю руки и упираюсь ими по обе стороны от головы Игната.
– Смотрю, твоя падучая болезнь с годами усилилась, – жадно глотает воздуха Селивёрстов.
– А твоя самонадеянность обострилась до степени бесконечность! С какого перепугу возбуждён?
– Это нормальная реакция здорового мужского организма на красивую девушку.
– С каких пор ты вдруг меня красивой считаешь?
– Да вот прям с той самой секунды, как ты на меня завалилась, – потешается. – Как башкой о пол шибанула, я на тебя сразу другими глазами стал смотреть.
– Видать, хорошо приложила, – ни капли не сочувствую.
– Достаточно для того, чтобы стала светом в оконце.
– Могу погасить этот свет, чуток сильнее ударив головой о пол ещё раз.
– Мне и так плохо, – поддельно кривится сосед.
Я ему не верю! Плохой актёр…
– Скорую вызвать?
– Ага, а сама выхаживать будешь. Костюмчик медсестры с халатиком покороче…
– Вёрст, ты конкретно болен на передок! – констатирую мрачно.
– В моём возрасте это нормально, – криво лыбится Игнат.
– Руки с моего зада убери!
– Ой, это твой?.. – взлетают наиграно брови.
Вот так и шибанула бы по наглой роже, чтобы самодовольную ухмылку стереть!
– Мой.
– Ничего так… симпатичный, и жмякать удобно! – От наглости теряю дар речи, а нахал продолжает: – Ты слышала, что мужчины предпочитают женщин, чьи прелести удобно помещаются в их руках? Вот твой зад моим рукам очень подходит, – подтверждая слова, нежно сжимает мои ягодицы. – Есть за что подержаться… Не уверен насчёт груди, – с таким спокойствием рассуждает, что закрадывается мысль, парень не в себе, – всё же «булочки» и «подружки» у тебя не соразмерны. Но если позволишь пощупать и сравнить…
– Селивёрстов, да ты болен?! – выдавливаю, едва дыша от шока. – Особенно напрягает твоя озабоченность женскими задами.
– Лучше озабоченность, чем импотенция…
– Мне плевать, подбери своё хозяйство!
– Ну, малыш, это сложно. Оно у меня неуправляемое хотя, – продолжает отыгрывать роль сексуально озабоченного, – может, у тебя лучше получится с ним справиться?
– Да ты неизлечимо болен! – порываюсь ударить, но Селивёрстов с лёгкостью перехватывает сначала одну руку, потом вторую. Рывком заводит обе за мою спину, прогибая к себе, да так, что моя полуголая грудь теперь на уровне его лица.
Светло-серые глаза заволакивает темнотой.
– Ага, только не я сейчас на тебе, а ты… До! Сих! Пор!.. – жалит правдой, его голос заметно грубеет, подрагивает, становится хрипловатым. Я начинаю трепыхаться, но не я «на коне»… Это лишь мнимая власть! – Ёрзаешь бесстыже на мне, грудью развратно трёшься, – беззастенчиво прикусывает сосок, выпирающий через кружево.
Я ахаю от смешанных чувств, ярость в которых отнюдь не главное.
– Пусти, – звучит позорно и больше смахивает на всхлип удовольствия.
Едкий смешок.
– Я, конечно, привык, – игнорит мои тщетные попытки вырваться Игнат, – что девчата на меня вешаются, но чтобы постоянно под ноги падали, – продолжает разглагольствовать с жутким равнодушием, – или, хуже того, заваливали. Нет, малыш, к подобному точно не привык…
– Пусти, сказала! – злюсь сильнее, сопротивляюсь ожесточённее. Но секунда – и я уже под Игнатом, руки над головой, а сосед между ног.
Капец!
Извиваюсь дикой кошкой, но поганцу плевать.
– Мне повезло, что головой только легонько приложила, а так бы вырубился, и хрен тебя знает, что бы ты там навыдумывала на мой счёт… Ещё бы насиловать начала, а я что… очнулся – и уже вроде как неудобно отказаться.
– Да иди ты…
– Что, правда глаза колет? – продолжает глумиться с теплотой во взгляде.
– Отпусти! – не прекращаю попыток вырваться, только хватка Селивёрстова становится жестче, и в какой-то миг даже ахаю от боли и хруста в плече.
– Расслабься, что как не родная? – хмыкает с издёвкой.
– Я не родная… – выплёвываю негодование, в панике не зная, как выкрутиться из щекотливого положения.
– А вот это радует, – опять серьезнеет Игнат и, совершенно не скрывая своих развратных мыслей, шарится по мне красноречивым взглядом. – Было бы совсем аморально трахнуть свою сестру.
Я бы завопила от ужаса и возмущения, да вот только хрипловатый тембр пробирает до кончиков волос. По телу расползаются жаркие волны. Как дура, слушаю парня, затаив дыхание.
– Другое дело – сводную…
– С-с-селивёрстов, – не на шутку пугаюсь. – Ты же шутишь… Секс против воли – уголовно наказуем, – выдавливаю, но звучит неубедительно.
– Правда? – вскидывает изумлённо брови Игнат. – А если девушка сама захочет?
– Кто хочет? – от шока даже по сторонам кошусь, словно ищу ту идиотку. – Где хочет?
– А если тебе понравится?
– Сомневаюсь…
– Фригидная? Лесбиянка? – задумчиво и без намёка на юмор перебирает варианты сосед.
Блин, вот рассмеялась бы, если бы не было так обидно и страшно!
– Всё вместе, – цепляюсь за смехотворную мысль. – Да ещё и больная…
– Да ты что? – восхищённо хмыкает парень. – Как и я, на передок?
– Нет, – вспыхиваю, осознавая, что переиграть словестно соседа – пустая затея. – Блин, Селивёрстов ты определённо переоцениваешь свою неотразимость! – вкладываю в голос оставшуюся решимость.
– Наоборот, – парирует едко, – убеждаюсь, что недооцениваю свою мужскую привлекательность, если уж такие стойкие оловянные солдатики, как ты, падают к моим ногам…
– Ты омерзителен, – не ругаюсь, а пытаюсь донести правду.
– Поцелуй! – звучит не то просьбой, не то приказом. Торопею от наглости. – Докажи, что я тебе омерзителен. Что непривлекателен. Что я тебя не волную…
– Я сейчас закричу, – грожу больше от страха: осмелься парень меня поцеловать – не смогу дать ему достойный отпор.
– До этого боялась, что нас застукают, а теперь осмелела? – уточняет с ядовитым смешком. – Да я не против, – дёргает плечом, – даже оголюсь. Мне-то как раз оно на руку будет. А вот тебе придётся долго объясняться, что на твоём. Балконе. Ночью. Делает. Голый. Парень.
– Ты чудовище! – выдыхаю, понимая, что проигрываю по всем статьям.
– Мгм, – самодовольно кивает Селивёрстов и склоняется ко мне.
Несколько секунд пилит взглядом, словно раздумывает, поцеловать, обозвать или попрощаться.
– Как ты сам с собой уживаешься? – цепляюсь за любую возможность оттянуть тот момент, когда Игнат завладеет моим ртом.
– Как-как, – бормочет сосед, опаляя кожу жарким дыханием, – потакаю всем прихотям, – языком очерчивает контур моих губ, а потом, чуть прикусывает нижнюю.
Привкус пива и сигарет неприятен, но это какой-то афродизиак! Меня словно травят неизвестным наркотиком – зависаю под напором новых чувств. Затаиваюсь, так сильно втянув воздух, что становится больно в груди.
– Не потакать нужно, а пороть! – нахожу силы для ответа, как только Игнат даёт свободу рту.
– Обещаешь? – поддевает своим носом мой. – Я не против, правда, тебе придётся опять в тот костюмчик одеться…
– Ты… ты… – звучит совсем жалко.
– Не злись, – со злой вкрадчивостью, – ты меня жутко возбуждаешь, – Игнат беззастенчиво качает бёдрами, доказывая свои слова и вгоняя меня в едкую краску. – А чем больше сопротивляешься, тем больше распаляешь. Я вот-вот сорвусь и трахну тебя прямо тут…
Своими наглостями и пошлостями парень шокирует – я не привыкла к подобному. Словно безропотная кукла, гляжу в пасмурные глаза Селивёрстова, но когда он опять ко мне склоняется с явным намерением поцеловать, лишь яркий блик посреди темноты отвлекает от серых омутов.
– Огонь, – точно завороженная, шепчу, уже ощущая вкус Игната на губах. Вкусно, я уже и забыла, что целоваться может быть так вкусно и приятно. До головокружения сладко…
– Да, малыш, – кивает парень, несколькими короткими поцелуями опаляя рот. – Я тоже его чувствую…
– Н-нет, – опять начинаю сопротивляться. – Там! Огонь! – неопределённо мотаю подбородком, указывая на пламя, облизывающее верхнюю часть дома Селивёрстовых. Нет-нет, да и из окна второго этажа наружу вырываются языки огня.
Сосед кидает недоуменный взгляд, куда намекаю:
– Мать твою! – будто ото сна просыпается. – Ма… мама! – вскакивает с такой поспешностью, что лишь вздрагиваю, слыша хруст дерева, когда Игнат сигает с балкона. Ветки трещат, листья возмущенно шелестят:
– Ма-ма! По-пожар! – раздаётся надрывный вопль соседа. – По-жа-а-ар! – орёт уже на своей территории.
Боже!
Сердце пропускает удар, мгновенно окутывает холодом. Теперь уже я подскакиваю, точно ужаленная. Обхватываю себя за плечи. Несколько мгновений смотрю на янтарные всполохи и мчусь в комнату. Быстро ныряю в спортивные брюки, а толстовку накидываю и застёгиваю, уже перепрыгивая через ступени.
– Пожа-а-ар! – воплю на весь дом, не заботясь о тишине, наоборот топая, как можно сильнее. – Ба, дед, пап… Пожар! – Пиликаю кнопками, набирая телефон экстренной службы. Родственники выскакивают, кто как спит. Сонные, помятые, недоуменные.
– Там, – мечусь по залу, тыча в сторону дома соседей. – Селивёрстовы горят!
«Вы позвонили…» – слышу в трубке и начинаю тараторить, как только раздаётся голос оператора:
– Пожар! В посёлке…
Родственников долго звать не надо. Облачаясь на ходу, выбегаем на улицу.
Шланги поливочные хоть и тонкие, но в данном случае сгодится, что есть; отец и дед быстро их раскручивают и тянут к соседям. Распахивают калитку.
– В доме газ, – хватается за голову ба, расширенными от ужаса глазами смотря на частично полыхающее здание.
Отец, ни секунды не медля, бежит к дому. Скрывается внутри, но уже через несколько мгновений оттуда появляется уже в компании с Игнатом, держащим маму на руках.
Амалия без сознания, на лбу кровь… волосы свисают багровыми паклями. Игнат мать передаёт моему отцу. Бабуля волнуется, распоряжается соседку к нам домой отнести. Папка молча выполняет указания, где и оставляет женщину под присмотром ба.
Второй этаж знатно полыхает, особенно с другой стороны. Из окна соседа вырываются янтарные языки и уже облизывают деревянное перекрытие, перекидываясь на крышу с ближайшей стороны.
Я совсем смелостью не обладаю, но когда взгляд цепляется за нижний этаж, а точнее гараж, спохватываюсь. Бегу, и у двери сталкиваюсь с Селивёрстовым.
Не сговариваясь, вбегаем в гараж. Парень, лихо проскользив по капоту авто на сторону водителя, юркает в тачку:
– Мотик отгони! – кидает опешившей мне. Гараж порядком заволакивает сизой дымкой.
Суетливо оглядываюсь и, распахнув створки, уже на улице хватаюсь за руль мотоцикла, который Игнат припарковал под крышей дома.
Транспорт выгоняем за пределы территории, ближе к нашей, – если пожарка приедет, ей нужно место.
На улице тоже горячо… Со всех сторон собирается народ. Соседи суетятся, волнуются…
Пока бабушка в доме хлопочет над Амалией, мужчины дружным строем по цепочке передают вёдра с водой, а кто живёт рядом – притаскивают шланги и, встав плечом к плечу, заливают самый бушующий торец дома.
Это и понятно – никто не хочет катастрофы…
В оформлении обложки использованы фотографии:
Автор – Chaoss «пар влюбленности детеныши outdoors – стоковое изображение» с https://www.dreamstime.com/stock-images-young-couple-image21265044
