Андрей Анатольевич Антоневич
Цитадель
IV
За полчаса, пока Аркадий прятал где-то в подвале труп, Любовь Анджеевна успела навести в жилище свои порядки, выкинув половину его скарба в коридор.
Когда он вернулся, та уже успела обколоть лейтенанта обезболивающим, обработала его ожоги какими-то мазями и поставила восстанавливающую капельницу.
– Такой плащ испортил, – страдальчески шептал хозяин подвала, осматривая укороченный вариант обновки, утром щедро выделенной во временное пользование Мишке.
– Есть будешь? – спросила Любовь Анджеевна, когда тот, не найдя своего матраса, уселся на небольшой пластиковый контейнер, который Мишка с Димой принесли последним.
– Буду, – недовольно буркнул Аркадий, принюхиваясь к запаху тушенки из самонагревающегося контейнера армейского спецпайка, и включил телевизор в сеть.
Жуя теплое ароматное мясо, Дима понял, как он был до этого момента очень сильно голоден. Сыр с колбасой и шоколадом из запасов Аркадия не шли ни в какое сравнение со вкусом говядины спецпайка, которым Любовь Анджеевна где-то изрядно запаслась.
– Откуда жратва такая? – поинтересовался хозяин подвала, слушая без интереса ту же молодую дикторшу, которая, как и вчера, с энтузиазмом рассказывала и новой сладкой жизни на освобожденных территориях. – Ты что? Военный склад почистила?
– Успела забежать на резервный склад по прежнему месту службы, – ответила та, вливая через трубку в горло раненного, какую-то белую субстанцию.
– Вы вправду служили в ВДВ? – восхищенно спросил Мишка, уплетавший в это время уже вторую порцию.
– Я была военным медиком, – бесстрастно ответила та.
– А что… – открыл было рот Зобов, но Любовь Анджеевна его оборвала.
– Тише, – властно приказала она и показала пальцем на телевизор.
– Однако, не смотря на то, что власти пытаются наладить жизнь гражданского населения города, сепаратисты из числа приверженцев диктаторского режима пытаются оказывать сопротивление, – официальным тоном сообщала диктор. – Приказом коменданта города пана Квасневского, эти люди объявлены вне закона. В случае попыток совершения террористических актов, сепаратисты будут уничтожены на месте. Власти города, в целях нормализации мирной обстановки, будут выплачивать вознаграждение всем заинтересованным в безопасной жизни лицам, которые будут сообщать о сепаратистах. На этом выпуск новостей закончен. Напоминаю, что через восемь часов начнется комендантский час, – подытожила девушка.
Потрескавшийся экран засветился полуобнаженными телами молодых людей, задорно танцевавших под ритмичную музыку.
Аркадий выключил телевизор.
На несколько секунд в комнате воцарилась тишина, прорежаемая лишь тихими стонами раненного офицера.
– Отлично, – нарушила молчание Любовь Анджеевна.
– А что отлично? – удивился Дима.
– А то, что есть очаги сопротивления, а значит не все так плохо, – пояснила женщина.
– Любка, ты что? Воевать собралась? – давясь смехом и тушенкой, поинтересовался Аркадий.
– Воевать – нет, – на полном серьезе ответила та. – А вот сопротивляться – да.
– На, лучше, водочки глотни, – протянул ей початую бутылку со спиртным Аркадий, испуганно заглядывая ей в глаза.
– Мы с вами! – восторженно подхватился Мишка.
– Молчи, жирдяй, – оскалился гнилыми зубами Аркадий. – Вояка нашелся.
– На той стороне, – заговорила Любовь Анджеевна, вкалывая раненному очередной укол: – всех наших военных кого не уничтожили, взяли в плен. Всех мертвецов вывозили на машинах на мусороперерабатывающий завод, а тех, кто остался жив, вывозили в сторону центра города, где находится концентрационный лагерь.
– Откуда вы это знаете? – спросил Дима.
– Это мне успел поведать тот мертвяк, который теперь где-то лежит в этом подвале, перед тем как я ему сломала кадык, – ответила женщина.
При упоминании о мертвом солдате альянса, Мишка посерел лицом и еле сдержал приступ рвоты.
– Э…э… Жирный, не вздумай, – всполошился Аркадий, наблюдая за ним.
– Поэтому я пришла сюда к тебе, чтобы быть поближе к центру, -закончила Любовь Анджеевна, обращаясь конкретно к хозяину подвала.
– Что-то не понял, – насторожился Аркадий.
– Мы проведем рекогносцировку на местности и установим местонахождение концентрационного лагеря. После чего организуем побег пленных и вооружим их, – пояснила храбрая женщина.
– Любка, ты дураковатая с детства или болеешь чем-то? – ехидно поинтересовался Аркадий. – Ладно, пацаны эти по молодости дурью занимаются, а ты что себе напридумывала? Надо сидеть тихонечко и ждать, пока наши не придут. Ты же сама говорила, что они на подходе.
– Говорила не я, а он, – показала она пальцем на раненного. – А ждать пока тебя прихлопнут освободители, я не собираюсь… Это наша земля… Лейтенант говорил, что задействован какой-то секретный план, но что за он, мне не известно.
– Ты шутишь? – с надеждой в голосе спросил Аркадий.
– Нет, – ответила Любовь Анджеевна. – Брест – это плацдарм для полномасштабного развертывания сухопутных войск альянса. Поэтому город и не стерли с лица земли. Устроив в глубоком тылу врага переполох, мы, возможно, поможем нашим войскам.
– Вот именно, что возможно, – возразил Аркадий. – Я никогда не воевал и оружия в руках держать не умею.
– Главное, чтобы ты умел держать язык за зубами, – осадила его Любовь Анджеевна. – Мне нужно, чтобы этот офицер выжил, потому что он должен передать кому-то важную информацию. И я выполню свой долг перед Родиной, хоть я и капитан запаса.
– У меня Родина все отобрала, а если я сейчас еще и отдам жизнь за нее, то вообще будет обидно, – в свою очередь взвился Аркадий.
Мишка и Дима тихонько молчали и не встревали в серьезный разговор между татуированной женщиной и хозяином подвала. Каждый из них понимал, что то, что она предлагает, находится на грани безумства, но при этом каждый из них был уверен, что они пойдут за этой женщиной, чтобы отомстить за смерть дорогих их сердцу людей.
– Пи…ть, – неожиданно подал голос раненный.
– Сейчас милый, сейчас, – засуетилась отважная женщина.
– Где я? – сделав несколько глотков минеральной воды, спросил лейтенант и обвел мутным взглядом комнату.
– Ты среди своих, – стала его успокаивать Любовь Анджеевна. – Все хорошо.
– Мне… надо… встретиться с корректировщиком, – слабеющим голосом прошептал лейтенант. – План… «Чипполино»… в действии… Надо… передать часть кода…
– Кому? Что передать? – осторожно переспросила Любовь Анджеевна, присев на коробки, на которых лежал раненный.
– Во мне… маячок… Он… должен найти… Пароль… Собаки стали очень агрессивные… Ответ… Это … бешенство, – еле прошептал лейтенант и потерял сознание.
– Ему надо набраться сил. Он слишком слаб, – пришла к выводу женщина, поправляя импровизированную подушку в виде полиэтиленового пакета под головой у офицера.
– Он бредит, – хорошенько глотнув из бутылки водки, пришел к выводу Аркадий.
– Может и да, а может и нет, – задумчиво произнесла Любовь Анджеевна. – Нам надо всем отдохнуть. Дай глотнуть, – протянула она руку к Аркадию и, не дожидаясь разрешения, выхватила у него бутылку.
Опустошив в два глотка оставшуюся половину бутылки, Любовь Анджеевна принялась деловито распаковывать тюки, которые она сложила у входа в комнату.
К удивлению всех присутствующих она извлекла оттуда несколько автоматов, два портативных гранатомета, несколько десятков осколочных гранат, несколько цинков с патронами и одну противотанковую мину.
Затем, пока Аркадий, Мишка и Дима удивленно роняли из открытых ртов на пол слюну, она выудила из груды тряпья небольшой пластиковый контейнер и принялась любовно доставать его содержимое.
Когда оттуда на свет появились миниатюрный скоростной пулемет, тактический шлем в виде обруча и несколько хитрых планок, она наконец-то решила пояснить:
– Это новейший экзоскелет, который стоит многих вражеских жизней. Весит он всего лишь пару килограмм, но дает невероятные возможности…
– Ага, – закивали как китайские болванчики головами, пораженные парни.
Аркадий недовольно скорчился и картинно уставился в потолок.
– А теперь пора спать. Завтра с игрушками разберемся. Аркаша, будь любезен, выключи свет, – тоном, не терпящим препирательств, попросила удивительная женщина.
Аркадий, молча, пошел в коридор…
Дима вытащил из запасов хозяина подвала бутылку водки и хорошенько к ней приложился. Тоже сделал и, смотревший на Любовь Анджеевну влюбленными глазами, Мишка
Через несколько минут, когда все улеглись, Аркадий тихонько спросил:
– Любка, а чего тебя из армии поперли?
– Я сама уволилась, – ответила в темноте та.
– А чего?
– Потому что…
– Стыдно сказать?
– Нет.
– Так, а что?
Любовь Анджеевна недовольно засопела, но через мгновение решила ответить.
– Был у меня роман с замполитом. А у его жены был роман почти со всеми офицерами и даже простыми солдатами нашей части… Внезапно, почти все военнослужащие мужского пола заболели гонорей, а через замполита и я… Поднялся скандал… Замполит не мог запятнать честь своего мундира, признав, что его жена потаскуха… Поэтому во всем обвинили меня и дали выговор за разложение дисциплины… Такого предательства со стороны Гриши я не ожидала, потому что считала, что он меня любит… А он оказался… обычный скот… Вот я и уволилась, а потом с горя и пустилась во все тяжкие, пока дна не достигла.
Повисшую тишину нарушало лишь тяжелое дыхание раненного…
Через несколько минут Аркадий спросил:
– Любка, так это ты как? Слабая на передок?
– Пошел ты, – ответила та.
– Как ты смотришь на страстный секс при свидетелях? – возбужденно выдыхая перегар, поинтересовался хозяин подвала. – А то во мне гормоны гуляют.
– В тебе водка гуляет, а не гормоны. Спи, ловелас обшарпанный, – не зло ответила Любовь Анджеевна.
– У…а…а… – нарушил интим Мишка, невольно срыгнув на пол водку с тушенкой.
– Вот связался на свою голову, – недовольно пробурчал Аркадий. – Мало того, что плащ испортил, так еще и продукты переводит.
– Извините, – виновато отозвался Мишка, но Дима этого уже не слышал, потому что крепко уснул…
Глава 3
I
Следующее утро выдалось необычайно холодным.
Теперь листья деревьев свернулись не от жары, а от холода.
Казалось, что еще немного, и вот-вот пойдет снег.
Солнце по-прежнему задорно светило с неба, но температура воздуха больше подходила для начала ноября.
Огромная грозовая туча, висевшая до этого далеко на севере, набухла и заметно приблизилась к городу. Возможно, она и послужила причиной такого резкого похолодания…
Было около десяти часов утра.
Жизнь в городе начала входить в привычное русло. Горожане деловито спешили к зданию городской мэрии, чтобы получить очередной паек. По дорогам помимо агитационных машин и грузовиков, сновали и гражданские автомобили. Делали они это робко, подолгу стояли на отключенных перекрестках, пропуская вперед военную технику, но чувствовалось, что люди уже привыкают к новому порядку.
Молодой симпатичный мужчина в темном свитере, строгих серых брюках и щегольских лакированных туфлях на босу ногу не спеша катил по проспекту Машерова инвалидную коляску, в которой сидела и куталась в серую шаль миловидная пожилая женщина, почему-то считавшая нужным поздороваться с каждым встречным.
– Доброе утро, – в очередной раз улыбнулась шикарными белыми зубами пожилая симпатичная дама, шедшей навстречу ей женщине средних лет. Та лишь в ответ покрутила у себя у виска указательным пальцем и еще сильнее прижала к себе котомки с провизией, попутно окинув хозяйственным взглядом разбитую витрину выпотрошенного обувного магазина.
– Любовь Анджеевна, мы привлекаем к себе лишнее внимание, – недовольно шептал Дима, пытаясь не шевелить губами.
– Мы не привлекаем лишнего внимания, а лишь заставляем к нам привыкнуть. Толкай тележку и смотри по сторонам внимательно, – улыбалась та в ответ. – Как там наше прикрытие? – поинтересовалась она.
В это время их прикрытие в лице Мишки Зобова, которое в обтягивающем спортивном костюме очень походило на сумоиста пенсионного возраста, понуро тянулось позади них в ста метрах и старательно заглядывало в пакеты каждому встречному.
Из-за того, что его вечером вырвало, он целое утро выслушивал упреки со стороны хозяина подвала, а затем в наказание получил от него только одну порцию пайка. Теперь Мишка мучался от голода и совершенно забыл, что ему необходимо обращать внимание на тех, кто будет внимательно следить за Линевичем и пожилой женщиной, чтобы потом по окончании разведывательной миссии обо всем увиденном доложить их командирше.
Пока Мишка внимательно изучал содержимое пакетов встречных людей, его в свою очередь внимательно изучал один из разведывательных дронов, зависший над ним в пятидесяти метрах от поверхности земли…
Через несколько минут оператор потерял к нему интерес и к большому удовлетворению Любови Анджеевны, незаметно поглядывавшей в сторону Мишки, унесся в небо.
Только они свернули в сторону центральной площади, как сразу же уперлись в блокпост, на котором у всех желавших пройти дальше, проверяли наличие документов, удостоверяющих личность, либо спрашивали пропуска, выданные новой администрацией города.
Ни того, ни другого у Линевича, Любови Анджеевны и тем более у Мишки не было, поэтому они свернули в сторону и направились по дороге к стадиону. Однако и тут им пройти не удалось, потому что эта дорога была перекрыта грузовиками, а на стенах стадиона вообще стояли по периметру пулеметчики.
– Разворот, – скомандовала Любовь Анджеевна, завидев крупнокалиберные пулеметы. – Двигаемся в сторону ближайшей многоэтажки в сторону крепости.
Дима беспрекословно развернул инвалидную коляску на сто восемьдесят градусов и только сейчас обнаружил, что из его поля зрения пропал Мишка.
Оказалось, что тот уже стоял возле первого блокпоста и жестами пытался объяснить ничего не понимавшим по-русски солдатам альянса, что он потерял документы, а кушать очень хочется. Солдаты весело смеялись и тыкали по очереди его в живот дулами автоматических винтовок до тех пор, пока к ним не подошел переводчик и не отвел Зобова в отдельный кунг, где его сфотографировали, сняли на сканере отпечатки пальцев и взяли образцы слюны.
Через несколько минут Мишка стоял уже в очереди за продуктами у одного из грузовиков и показывал издалека Диме жестами, что он скоро вернется в убежище сам.
– Пухляш то… не надежный, – процедила сквозь зубы Любовь Анджеевна. – Как бы, не подставил он нас.
– Он немного растяпа, – возразил ей Дима: – но нас не подставит… По крайней мере специально, – через несколько секунд добавил он, направляясь с коляской в сторону крепости.
Решив, что к самой цитадели, в которой активно кипела хозяйственная деятельность альянса, завозившего туда военную технику, вплотную приближаться не стоит, они добрались до первой многоэтажки и, оставив коляску внизу, пешком поднялись по лестнице на верхние этажи. Там Любовь Анджеевна выудила из-под полы широкой юбки армейский бинокль и принялась осматривать прилегающую территорию.
– Так я и думала, – наконец выдала она. – Концентрационный лагерь на стадионе.
Дима прильнул к окулярам бинокля в руках у женщины и сфокусировался на происходящем…
На футбольном поле стадиона на земле сидели и лежали в разных позах около двух тысяч людей в форме. Были тут и военные, и правоохранители, пограничники и даже спасатели. Были среди них и несколько десятков людей в штатском. На трибунах разместилось несколько пулеметчиков, которые откровенно скучали и с интересом поглядывали в сторону пунктов выдачи продуктов, где периодически появлялись молодые девушки.
Дима направил в сторону площади бинокль и ахнул…
Среди грузовиков с провизией важно расхаживал невысокий увалень и начальствующе таращил свиные глазки.
Сожко Пашка вырядился в черные брюки и рубашку, нацепив поверх тактический разгрузочный жилет альянса, а на каждую руку еще в придачу и повесил повязку волонтера. Напыщенный своим превосходством, он не спеша прогуливался среди грузовиков и отдавал указания таким же прихлебателям, выдававшим пайки гражданскому населению, что свидетельствовало о том, что он среди них главный.
В это время Любовь Анджеевна забрала у него обратно бинокль и продолжила изучить охрану концентрационного лагеря.
Неожиданно снизу послышались чьи-то голоса. Видимо, кто-то из соседей обнаружил инвалидную коляску, которую они оставили внизу. Любовь Анджеевна прижала к губам указательный палец и тихо, как кошка, на цыпочках стала спускаться вниз, пытаясь разглядеть в лестничном пролете обладателей голосов, живо обсуждавших между собой, откуда у них в элитном доме мог взяться инвалид.
Любовь Анджеевна вытащила из-под юбки массивный пистолет и тихонечко взвела курок, но тут голоса, наконец, замолчали и до них донесся звук хлопающих дверей.
Быстренько спустившись, Любовь Анджеевна спрятала обратно под юбку пистолет с биноклем, после чего они сразу же покинули подъезд, направившись в сторону своего убежища вдоль набережной, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, потому что остальные люди шли обратно от центра с пакетами в руках.
Аркадий их визиту не обрадовался, так как слегка дремал, успев с самого утра напиться.
Раненный офицер по-прежнему был без сознания, но уже не стонал.
Через час явился в подвал и радостный Мишка. Он с гордостью показал продукты питания, которые ему выдали как лицу без определенного статуса, пока его личность не будет до конца удостоверена.
Любовь Анджеевна до вечера не проронила ни слова. О чем-то усиленно размышляя, она хмурилась и постоянно морщила лоб.
Только когда Аркадий очнулся и, отведав провизию «освободителей», пришел в себя, Любовь Анджеевна сочла нужным сообщить, что утром они пойдут в разведку опять в том же составе, а если Аркадий вновь зальет глаза, вместо того, чтобы ухаживать за раненным, она сломает ему обе руки…
II
Ночью выпал снег…
Тяжелая свинцовая туча вытянулась, полностью накрыв собой город. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь ее плотную завесу, отчего казалось, что сейчас не девять часов летнего утра, а поздний зимний вечер.
При этом туча периодически ходила бурунами, сопровождавшимися короткими вспышками разлапистых молний.
Дрожа от холода, Дима толкал впереди себя инвалидную коляску, отчаянно стараясь не поскользнуться и не упасть. Подошва щегольских туфлей из запасов Аркадия совершенно не хотела сцепляться с припорошенным мелким снегом асфальтом, отчего ему казалось, что его ноги живут какой-то своей, доселе тщательно скрываемой от него, жизнью.
Рассуждая о том, что они правильно сделали, решив не брать в эту вылазку с собой Мишку, Линевич любовался угрожающей красотой тучи и в который раз старался не думать по поводу смерти своей Оли и их, так и не рожденного ребенка.
Почерневшие от жары листья деревьев и обгоревшие витрины разграбленных магазинов, которыми когда-то славилась центральная улица Бреста, резко контрастировали на фоне белого колючего снега. Редкие прохожие, зябко кутаясь в теплую одежду, спешили в сторону центра города к пункту выдачи питания.
Помимо погоды в городе изменилась и обстановка…
Агитационных машин на дорогах не было.
Закрытые военные грузовики Демократического альянса, деловито урча в унисон друг другу мощными двигателями, нескончаемой колонной шли в сторону выезда из города на север.
– Зашевелились, гады, – злорадно, не меняя приветливого выражения лица, процедила сквозь зубы Любовь Анджеевна и сильнее укуталась в слегка подванивающий сыростью плед.
– А? Что? – спохватился Линевич, оторвав взгляд от завораживающих зловещих сполохов молний.
– В небе нет ни одного дрона, – сама с собой размышляла Любовь Анджеевна. – Да и птахи ни одной не видно… Что-то происходит.
Только после этих слов Дима обратил внимание на то, что под застилавшей собой все пространство до горизонта тучей, действительно ни чего и ни кто не летает.
Проезжая на коляске мимо разбитых витрин магазинов, Любовь Анджеевна почему-то внимательно всматривалась в каждую из них и беспокойно потирала ладони.
Приблизившись к первому блокпосту до расстояния с которого можно было рассмотреть озабоченные лица солдат, Любовь Анджеевна приказала Диме развернуться и следовать обратно к их убежищу, как и вчера, вдоль набережной.
– Опять этот безликий, – озабоченно выдохнула она, только они свернули с центральной улицы и поехали вдоль городского сада.
– Кто? – удивился Дима и осмотрелся по сторонам.
– Не верти головой, – сердито цыкнула на него Любовь Анджеевна. – Смотри на дорогу и постарайся не вывернуть меня на землю.
Дима не удержался от соблазна и все-таки еще раз осмотрелся по сторонам. Однако кроме нескольких суетливых женщин, спешивших в сторону центра, он никого не заметил.
В это время, с треском ломая деревья, из глубины сада, сопровождаемые оглушительным ревом турбин, выкатилось несколько тяжелых необычного вида самоходных орудий. Их траки были намного больше, чем у обычных самоходок альянса, а на броне ни единого намека на люк. Вгрызаясь траками в землю и асфальт, они выехали из сада и не спеша потащились в сторону моста, оставляя на дороге глубокие зазубрины.
– Не спеши. Делай вид, что ничего не происходит, – прошептала Любовь Анджеевна и мило улыбнулась, вынырнувшим из подворотни двум мужчинам средних лет в черной униформе, с вышитой на груди эмблемой Демократического альянса.
– Стоять! – окрикнул Диму один из них, что ростом был пониже.
– Ваши документы! – потребовал другой, сухопарый волонтер с залысинами на голове, положив руку на пистолет, висевший у него под мышкой в оперативной кобуре.
– Здравствуйте, господа волонтеры, – заискивающе поздоровалась с ними Любовь Анджеевна. – Мы не брали с собой документы, – продолжила она улыбаться. – Я инвалид, а это мой сын. Мы просто вышли прогуляться по набережной. Снег в эту пору года очень редкое явление, вот мы и решили посмотреть.
– Что-то не похож он на твоего сына, – подозрительно прищурился сухопарый, извлекая пистолет из кобуры. – Документы!
Только Любовь Анджеевна открыла рот, чтобы что-то ответить, как низкорослый волонтер, плечом оттолкнул Диму и резким ударом ноги перевернул коляску.
Охнув, женщина выпала из коляски на асфальт, неуклюже уткнувшись в него лицом. Из-под пледа на землю вылетел, стоявший на вооружении отрядов специального назначения, отечественный пистолет «Тихоня», который, глухо звякнув рукояткой о спицы коляски, отскочил прямо под ноги сухопарому.
Пока тот недоуменно переводил взгляд с пистолета на разрисованный разноцветными татуировками, оголившийся при падении из-под задравшейся юбки, тощий зад Любови Анджеевны, а затем на скрытоносимые кобуры на ее бедрах и обратно, низкорослый волонтер, который оказался чуть посообразительней, выхватил пистолет и навел его прямо в лоб Линевичу.
– Стоять, твари, не двигаться! – проорал он, но его никто не услышал, потому что в это время у них над головами в небе, почти касаясь винтами верхних этажей домов, с хищно оскалившимися пилонами, пролетели три остроносых вертолета альянса.
От завихрения, вызванного работой винтокрылых машин, острый, непривычно колючий снег взвился вверх и обдал их волной холода на мгновение, запорошив всем глаза. Линевич инстинктивно прикрыл на секунду лицо левой рукой, а когда ее убрал, то низкорослый катался на спине по асфальту, держась руками за горло, а сухопарый удивленно всматривался в дуло «Тихони», который к этому времени был уже в руках у Любови Анджеевны.
– Шпок, – тихонечко выплюнул из себя свинец «Тихоня» и сухопарый удивленно уже таращился остекленевшим взглядом в тучу.
Вторым выстрелом женщина избавила низкорослого волонтера от мучений, безуспешно пытавшегося вернуть выломанный кадык на место.
– Быстро… Уходим, – отрывисто кинула Любовь Анджеевна и с необычайной ловкостью запрыгнула обратно в коляску, успев попутно спрятать «Тихоню» обратно под юбку.
Пока Дима сообразил, что нужно делать, как произошло невероятное…
В вертолеты, которые за это время, понадобившееся женщине для того, чтобы ликвидировать волонтеров, не успели пройти и двух километров, из грозовой тучи ударило сразу несколько ярко-красных молний…
Два из них сразу же разлетелось на куски.
Третья трехвинтовая машина задымила и резко ушла с курса в сторону. Ее правый винт сорвался с крыла и полетел на землю сам по себе. Словно раненная птица, припадая на обломок правого хвоста, вертолет задрал хищный нос и стал медленно опускаться где-то в районе Тришинского кладбища. Однако когда он опустился до уровня обломанных случайными снарядами крыш многоэтажек, из свинцовой пелены вырвался огненный шар и устремился в сторону вертолета.
Яркая вспышка взрыва осветила небосвод…
Сразу же со стороны восточной части города, в то место, откуда из тучи вырвались смертоносные молнии, ударила тяжелая артиллерия альянса…
С противным воем, разрывая воздух, снаряды безвестно пропадали внутри сплошного грозового одеяла, не считая нужным известить на прощание своих хозяев даже звуками разрывов.
– Быстрее, быстрее. Домой! – приказала Любовь Анджеевна, не отрывая взгляда от того места в небе, где снаряды исчезали в небытие.
Скользя подошвой, Дима побежал.
На перекрестке возле моста им пришлось резко притормозить…
В небо таращились не только праздные зеваки, застигнутые на улице происшествием с вертолетом врасплох, но и солдаты Демократического альянса.
Колонна военной техники, двигавшаяся с моста в сторону выезда из города, остановилась. Рядовые солдаты, не смотря на окрики своих командиров, высыпали из кунгов и кабин машин, наблюдая за разноцветной феерией в небе, постепенно исчезавшей в утробе безразмерного свинцового покрывала.
Неуверенно лавируя между техникой, Дима все-таки добрался с коляской до противоположной стороны улицы и нырнул во дворы. Толкая тележку по снежному насту, Линевич к своему удовольствию отметил, что на лицах освободителей, пока он пробивался сквозь колонну машин, читался откровенный страх.
Чувство сладкого злорадства над растерянностью чужаков, беспардонно вторгнувшихся в их жизнь, хладнокровно уничтоживших сотни миллионов человеческих жизней, лишивших будущего его любимую и их так и не родившегося ребенка, приятно щемило Линевичу сердце.
Однако что-то мешало ему насладиться торжеством справедливости…
Что-то смутное вертелось в мозгу…
Какая-то странная вещь, которая показалась ему подозрительной…
Когда они добрались до своего убежища, он понял, что за тревожная мысль не давала ему покоя…
Это был мужчина в удлиненной до колена поношенной куртке и кепке-ушанке…
Когда они добирались до противоположной стороны дороги, Дима лишь мельком зацепился за него взглядом, но этого было достаточно.
Неприметный щуплый мужичок один единственный не смотрел в небо, а пристально следил за Димой, толкавшим коляску, и улыбался краешком губ.
Самое удивительное, что как Линевич не напрягал память, лицо этого мужчины он вспомнить не смог…
