Андрей Владимирович Фёдоров
Идрис и Пифон
С появлением Соколова жизнь Дмитрия превратилась в ад. Это был для Пустова настоящий карающий меч правосудия, каким стал Евгений Баженов для Сарика Андресяна в своё время. Практически в каждом видео Соколова, где упоминался Дмитрий, это был разнос такой страшной силы, что последнему оставалось только сказать спасибо, что те, кто ходит к нему на сеансы, подобных видео в интернете не смотрят, если в принципе способны ладить с этой адской махиной, которую они ещё называли ЭВМ на советский манер. Высмеивалось его поведение, образ жизни, каждое слово изучалось под лупой логики, где Соколов не раз отмечал крайнюю необразованность Пустова, отмечая лишь только его обаяние, артистизм, который, однако, не делал ни одно из его слов из словаря лженауки весомым.
И каждый раз, глядя на себя в «зеркало», он как бы говорил Соколову: «Да знаю я всё прекрасно!» И сам он уже давно хотел остановиться, но с иглы этой слезть уже тяжело: деньги лёгкие, а для других занятий он вроде и не предназначен. Поэтому и продолжал на автомате. Правда, в последнее время заказов становилось всё меньше, и потому нашлось время всерьёз заняться самообразованием, то бишь чтением книг и публицистических статей, плюс бытность фермером ему очень приглянулась, да и задумался внезапно для себя о создании семьи. Но о том, чтобы начать всерьёз зарабатывать на овощах и молоке, он никогда прежде даже и не думал – суммы по подсчётам были не те, какие он рубил на экстрасенсорике. Как на такие гроши дать ребёнку всё, чего он хочет, чтобы остальные одноклассники не глядели на него, как на бомжа, он не понимал.
А Идрис знал, о чём говорил. Школа в плане социальной адаптации наложила на него тяжёлый негативный отпечаток. Отчим, который воспитывал Дмитрия после смерти его отца в Афганистане, был простым работягой, так что о больших деньгах он даже и не мечтал. Наоборот, говорил, что лучше уж так. Жили не богато, нечего и начинать! Но маленький Дима ещё со школы не мог сказать так же. Только наступили девяностые, из-за отсутствия работы, отчиму приходилось переезжать в поисках места под солнцем, равно как и Диме менять школы. И когда такое место нашлось, пришлось идти в школу, куда возьмут. И как назло это был класс с детьми, родители которых были представителями только зарождающегося в России 90-х среднего класса. Отроки эти были небогаты по меркам миллионеров с Рублёвки, но жили лучше, чем большинство людей тогда в стране, а потому на тех, кто был беднее, они уже позволяли себе смотреть, как олигарх на бомжа. Из-за этого над Димой и начали издеваться на чём свет стоит. И денег у него нет, и дешёвая оправа очков на вид, как у старой бабушки, и дырка на куртке – явный признак бомжа и маргинала. Жалобы отцу не помогали – тот всегда предлагал решать дело исключительно кулаками. А куда с такими коммуникативными навыками в будущую жизнь, где будет закон, полицейские? Вот и примерил он на себя мантию странного и нищего изгоя уже с юных лет, которую снять он уже и не пытался. Тогда он, конечно, не понимал, что эти выродки недоразвитые ремня отцовского никогда не видели, потому и строили из себя золотую молодёжь, но потом, когда уже Пустов вырастет, он уже никогда и не задумается о том, чтобы заводить детей, коли нет достаточных средств, чтобы уже на его ребёнка смотрели, как на бомжа. Но кто бы мог подумать, что делать два дела одновременно: и зарабатывать действительно большие деньги (даже о среднем заработке он уже не думал, хотел миллионы), и заводить большую и дружную семью, о которой всегда мечтал – вещи практически несовместимые, если не хочется тратиться на нянек и воспитателей?
Вдруг, проходя мимо поля перед деревней, он увидел семью. Видно, что были небогатыми. Отец, мать, двое детей – мальчик и девочка. А такие счастливые, такое чувство, сейчас от радости и беззаботности из штанов выпрыгнут. «И какое счастье их ждёт, если папа не всегда и прокормить-то их может, не говоря уж о том, чтобы от болезней вылечить, не имея денег на дорогие лекарства?» – подумал Идрис, задав потом себе уже другой вопрос: «Но почему тогда они такие счастливые?» Усмехнулся и пошёл дальше, преисполненный сомнений и сожалений, всегда мечтавший о простом человеческое счастье – таком, какое было у тех крестьян. Но имея миллионы на счету в лучшие годы, не мог себе его позволить, не имея свободного времени. Теперь же захотел, но вдруг осознал, что даже не понимает, как ему это сделать, как добиться заветной цели. Он привык жить для себя, а женщин менял, как перчатки, даже не представляя, что значит спать в обнимку с какой-нибудь шлюхой больше, чем на одну ночь. Да и с кем? Раньше, когда мир сиял большими долларовыми чеками, вокруг водились одни лицемерки, торчавшие с ним рядом из корысти. А теперь другая напасть. Кто его такого неудачника без гроша в кармане и с репутацией клоуна из цирка моральных уродов полюбит? В итоге пришёл к выводу, что просто не знал, как жить, что делать дальше, и от этого выглядел крайне растерянным.
Вскоре, наконец, зашли в деревню. Дома там были типичными для средневековья: состояли из деревянных срубов, а крыша покрыта соломой. Выглядели бедно, а окон почти ни у кого и не было, а если и присутствовали, то вместо привычного современным людям стекла, там были обычные доски. Как и везде обветшалые деревянные ограды, свиньи, идущие по размытой дождём грунтовой дороге и прочие типичные для средневековой Европы сценки. Только поблизости от церкви дорога вокруг была вымощена камнем, и то, очень грубо отделанным. Но всё это не мешало людям ходить в праздничных одеждах, смеяться и веселиться. Особенное удовольствие доставляли прохожим песни бардов-менестрелей. Один из них был вылитым Лютиком – тем самым персонажем из рассказов Анджея Сапковского про Ведьмака, каким тот получился у создателей польской экранизации, где образ Геральта воплотил на экране Михал Жебровский. Та же коричневая куртка, серые штаны, кожаные сапоги, зелёная шляпа с красными перьями и пропитое лицо с щетиной, о которую, такое чувство, ломаются и затупляются любые бритвы – то есть не то расфуфыренное убожество из видеоигр о Геральте, а настоящий славянский мужик. Правда, деревенские дома больше походили по архитектуре на западноевропейские. Но тот бард имел самую настоящую грубую и мужественную славянскую внешность.
Наслушавшись его заводных песен, Идрис даже и не заметил, как встал поперёк идущей толпе, а Данте с Кассандрой ушли вперёд. За то и поплатился. Тут же кто-то его толкнул в спину с такой силой, что он упал в грязь лицом.
– Чёрт бы вас всех!!! – прорычал Дима, оглядываясь по сторонам, но никто даже не повернулся в его сторону. Только лук и колчан со стрелами лежали рядом. Видимо, тот, кто его толкнул, выронил их, но почему-то вместо того, чтобы поднять, пошёл дальше. Вот же удивится, когда обнаружит пропажу…
Тут подоспел и Данте.
– Где тебя черти носят, Идрис?!
– Я песни бардов слушал, а потом меня…
– Сказал же, у нас нет времени, идиот! – перебил его поэт, – дома наслушаешься, а сейчас идём! – поднял Идриса, увидел лук со стрелами и спросил, – чьё это?
– Меня толкнул кто-то и выронил его. Хотелось бы вернуть обратно, а заодно дать этой псине по морде, чтобы смотрел в следующий раз, куда прёт! Ну, ты посмотри на меня!!! – выглядел Идрис, как свинопас. Весь в грязи, жидкие комки которой стекали по некогда чистой одежде, лицу и волосам.
– Скажи спасибо, что насмерть не затоптали. Сам знаешь, каково это бывает, – отвечал Данте. Идрис тут же вспомнил про Соколова. Тот для него был, как гук для американского солдата во вьетнамских джунглях – такие же флэшбэки возникали даже при косвенном воспоминании.
– А что с луком делать? – спросил Дмитрий, когда чуть подотпустило.
– Оставь себе.
Идрис рассмеялся.
– Боюсь, я не настолько силён, чтобы натянуть тетиву, – попробовал. Не получилось, – да и сил у меня после Нерона и пауков осталось раз, два и обчёлся…
– Оставь себе, говорю! Может быть, и стрелять не придётся.
– А что с ним ещё делать тогда?
– Продадим, если деньги понадобятся. Хороший лук в моё время – всегда ходовой товар. Так что не спорь, а лучше поторопись! – махнул он рукой и двинулся дальше.
Идрис с досадой осмотрелся, не понимая слов Данте, потом продел лук через себя, колчан на плечо и последовал за поэтом. «Всегда этот клювоносый чёрт говорит загадками!» – подумал он: «Нет, чтобы предупредить, что будет! Знает же будущее, тварь! Про то, что Нерон вытворит, точно в курсе был! Как пить дать! И сейчас прекрасно знает, что будет, а не говорит, чтобы для меня это потом стало сюрпризом, как пауки… Хотя, в одном он прав: знал бы я, что в той пещере меня будет ждать, ни за что бы туда не полез! Так что, может быть, оно, конечно, и к лучшему, но не знаю…»
В двадцати метрах впереди стояла Кассандра с кислым выражением лица: очевидно, долгое ожидание было для неё слишком утомительным. «С другой стороны времени немного прошло. Чего это она?» – подумал Идрис.
Как только увидела его и Данте, тут же гневно воскликнула:
– Вы где так долго шлялись?! Уже который смерд на меня глядит, как на шлюху, а я тут одна стою и без защиты! – посмотрела на Данте, – обещал вообще-то, что быстро его найдёшь…
– Возникли сложности!
– Какие?
Данте показал рукой на замазанное грязью лицо Идриса
– Он теперь ничем не отличается по виду от местных.
Кассандра рассмеялась до коликов в животе, да хохотала так заливисто, что, показалось, колокольный перезвон звал паству на молитву.
– Выглядишь, как поросёнок! – воскликнула она, когда дыхание чуть восстановилось.
Идрису лишь оставалось устало вздохнуть, ничего не говоря в ответ, ибо приличных слов этому моральному беспределу в отношении его персоны и подобрать было нельзя.
Вдруг она, как закончила, неожиданно подошла и вытерла Дмитрию лицо куском ткани. И натирала так нежно и заботливо, как мать высушивает полотенцем лицо своего новорождённого после принятия ванн. Как закончила, широко улыбнулась и чуть слышно произнесла:
– Так лучше!
– Спасибо, – отвечал удивлённый Идрис, думая, что она продолжит над ним насмехаться, будто одноклассница над гадким утёнком в своём классе, а на деле посмеялась как-то по-доброму, что было для Идриса со времён школы явлением довольно необычным, хотя уже ему немало лет. Не привык он к тёплой улыбке и хорошему отношению со стороны чужих и плохо знакомых людей. Но после того, как Кассандра вытерла ему лицо, тот даже сумел чуть приподнять уголки рта, сделав это искренне, а не наигранно, как обычно, если того требовал от него сценарий выступления или телепередачи. Внезапно для себя почувствовал и какое-то странное тепло на душе, которое бывает только у человека, чувствующего по отношению к себе самую настоящую, а не выдуманную, не искусственную любовь. Это было сродни первому сексу у сорокалетнего девственника – также необычно и странно, но одновременно целая масса новых ощущений. Словно вернулись все потерянные и давно забытые впечатления времён, когда должна была быть первая любовь, как у всех нормальных людей, но вышла неудачной, и пришли эти воспоминания и ощущения к тебе в десятикратном размере, оттого были ещё сильнее, чем в молодости, да и ценности в них теперь было куда больше.
«Неужели она меня любит?» – спросил себя Идрис, а потом, отбросив эту мысль, усмехнулся.
– Что с тобой? – спросила Кассандра, глядя на него своими блестящими глазами.
– Смешинка в рот попала.
– Ой, не дури!
– Я серьёзно, – рассмеялся Идрис.
– Дуришь! – возразила Кассандра, – как с той Ларисой дуришь.
– Не… – помотал головой.
– Кстати, кто она? Может быть, расскажешь?
– Моя подчинённая, – с неохотой отвечал Дима, не понимая, с чего вдруг Кассандра решила поговорить о Ларисе.
– Ой, ли?
– Да!
– А мне кажется, что возлюбленная.
– У моей возлюбленной было другое имя.
– Анна? – ухмыльнулась Кассандра, голос её становился каким-то нервозным.,
– Да… – прошептал ошарашенный Идрис, выпучив глаза, готовый уже за голову хвататься: «Откуда она знает?! Как она догадывается?!»
– Я не догадываюсь. Я тебя вижу и слышу.
Изумлённый Идрис воскликнул:
– Ты мои мысли умеешь читать?! Как?!
– А ты разве не умеешь? Ты же великий маг и ясновидящий! – и рассмеялась, видимо, вразумив, какую глупость сморозила.
– Люди не умеют друг у друга мысли читать. По крайней мере, таких технологий ещё нет, – отвечал Идрис.
– Правда? – хитро улыбнулась Кассандра, – тогда подумай, как я узнала?
– Вот мне поэтому интересно и стало, так что лучше ты ответь, как!
– Ну, уж нет! Сначала ты мне скажи, кто эта твоя Анна. Тогда и отвечу!
Идрис помотал головой.
– Нет, я не хочу про неё вспоминать.
– А придётся. Вспомни, что говорил Данте. Только покаявшийся человек с чистым разумом и помыслами сможет дойти до конца. Ты думаешь, что готов? Думаешь, что покаялся?
– Я не думаю… – начал, было, Идрис.
– Ты ни о чём не думаешь, идиот! – вдруг яростно начала его причитать Кассандра, – а надо бы, ведь тогда бы понял, что видишь каждый свой грех, каждую свою оплошность, просто боишься признавать свои ошибки, оправдывая всё нелёгкой судьбой! Думаешь, это действительно серьёзный довод?!
– Да! – рявкнул Идрис.
– А вот и нет! – сделала то же самое Кассандра, и у Идриса от мимолётного испуга внутри всё перевернулось, а после он съёжился, как провинившийся пёс, не в силах чем-либо возразить ей. Он просто опустил глаза и слушал, – только признавая свои ошибки, человек может идти дальше, и только так можно рассчитывать на то, что вновь на те же грабли он не наступит. А станет опорой семьи, опорой друзей, хорошим мужем и отцом – передаст детям ценный опыт об ошибках, которых нужно избегать, чтобы не проснуться как-нибудь ранним прекрасным утром нерукопожатым ничтожеством. Только тогда можно будет сказать, что это хороший человек, а не плохой. Именно после этого с ним можно будет идти дальше без страха того, что он вновь повторит нечто ужасное, за которое пострадал в прошлом, или, не дай Бог, не сделает хуже. Только тогда ему можно будет доверять! А сейчас ты, Идрис, больше напоминаешь упрямого и трусливого осла, который сам даже сползти с места не способен, чтобы двинуть за собой тех, кого он любит. И что нас ждёт тогда в конце с таким, как ты?! Поражение, вот что! Пифон просто уничтожит всё, что ты должен спасти, а ты это сделаешь, хочешь этого, или нет!
– Тогда, получается, Богородица ошиблась, послав вам меня в качестве спасителя, – развёл руками Идрис и ухмыльнулся, отходя, как от Кассандры, так и от разговора.
– Ну, уж нет! Ты от нас так легко не отвертишься! – схватила Идриса за руку, тот же попытался её отдёрнуть, но ничего не вышло.
– Ты уже достаточно меня опозорила, так что спасибо, не надо! Лучше самому! – он указал Кассандре на толпу, которая в этот момент смотрела на ругающихся с нескрываемым любопытством, приправленным щипоткой недовольства из-за того, что себе и другим этот прекрасный день портят. И всё в большем количестве они, эти простаки, собирались вокруг, наблюдая за скандалом. Кому ещё придёт в голову испоганить праздник окружающим и начать выяснять отношения прямо при толпе?
– Боишься позора?! – воскликнула она, а потом хлопнула в ладоши, крикнув, – стоп!!!
Время вокруг волшебным образом остановилось. Идрис ошарашено осмотрелся, не веря своим глазам, что такое действительно может происходить в реальности. Тут тебе и слюна одного мальчика, остановившаяся в воздухе прямо перед лицом другого, и летящий в грязь пьяный мужик, которого лягнула своенравная кобыла, и женщина, уронившая кувшин с молоком на землю, весь растрескавшийся от удара, и белые капли красиво разлетались кругом. Идрис ходил кругом, внимательно осматривая всё кругом с глупой улыбкой любопытного мальчика, увидевшего чудо, а потом взглянул на Кассандру и спросил звонким юношеским голосом:
– А раньше ты так не могла сделать?
Кассандра только лишь недовольно фыркнула в ответ и отвернулась, нервозно притоптывая ногой.
Данте рассмеялся.
– Тебе лучше рассказать ей про свою Анну, не то однозначно будет что-то страшное…
– Ну, а что мне рассказать?! Сколько ещё будет продолжаться это копание внутри моих грязных трусов против воли их владельца?! – ткнул пальцем себе в грудь, Как я посмотрю, вы все тут собрались самые умные, прекрасные, замечательные; один Дима тут дурак! Можно об него ноги вытирать, можно вымещать на нём всю злобу, заниматься нравоучениями, будто я ребёнок, а вы папа с мамой. Сами, поди, жить ещё не научились, а меня всё пилите о том, как же я по жизни не прав, что такой-то, такой-то, совершил то и это! Не буду я ничего вам об Анне рассказывать! В конце концов, у меня есть моя личная жизнь! Я имею право на неё, или нет?!
– Имеешь! – отвечал Данте и кивнул на метку, – только выбора у тебя нет, – Идрис почувствовал резкую боль в руке и свалился на землю, корчась от спазмов, – да и Богородица не могла ошибиться. И пока ты тут с нами, тебе придётся нам рассказать всё, что связано с Анной, потому что без этого дальше мы не сможем идти вперёд.
– Почему именно перед вами я должен душу свою изливать?! – прошипел Идрис сквозь зубы.
– Потому что ведём тебя мы, идиот, и, как минимум, имеем право знать, кого! Во-вторых, если ты не в курсе, демон пользуется страхами и памятью человека, чтобы обманывать, так что с грузом грехов и дурных воспоминаний, калечащих душу, на бой с ним лучше не выходить. И, кстати, если не узнаем, что произошло с тобой там, откуда ты пришёл, Пифон победит здесь, а душа твоя, – кивнул на метку, – может даже не надеяться на спасение.
Боль резко сошла на нет, потому Идрис облегчённо вздохнул и улёгся на земле, распластавшись, как звезда морская, не в силах встать. Недовольные тем, что разлёгся, Данте с Кассандрой гневно посмотрели на него, и после Дмитрий всё-таки собрался с силами, встал на ноги, отряхнулся и, ухмыльнувшись так, будто хочет убить всё живое на белом свете, сказал:
– Хорошо! Коли хотите вы слышать правду про Анну, я расскажу вам! Всё вам расскажу!
– Можешь не сначала, – развернулась Кассандра, – мы и так знаем подробности.
– Начинай сразу с важного! – улыбнулся Данте и по-приятельски похлопал Идриса по плечу. Потом встал рядом с Кассандрой и навострил уши.
– После расставания я пообещал ей, что стану лучшим, что она ещё пожалеет об уходе к другому. Поклялся стать богаче и успешней, чем любой из её ухажёров. Кричал вслед, что она ещё приползёт ко мне. И я добился того, что обещал ей. Да, и шёл по головам, и путь выбрал наимерзотный, но я мог собой гордиться. Она упрекала меня во лжи, в обмане, мол, пообещал изменить свою жизнь, но слова своего не сдержал. Теперь же могу со всей уверенностью сказать, что она во мне ошиблась. Я сдержал своё слово и умею это делать, кто бы что ни говорил!
– То есть хочешь сказать, что все эти годы, то чем ты занимался, это было из-за несчастной любви? Желания ей что-то доказать? Все эти деньги, женщины – всё, чтобы показать ей, что она потеряла? – усмехнулась Кассандра, – а что она потеряла? Быть может, примерного семьянина, которым ты всегда хотел быть, но по какой-то неведомой причине так и не смог, или известного актёра театра и кино, которым она бы гордилась? Все эти желания стоили того, чтобы обманывать несчастных людей, которым ты только усугубил горе?!
– Да откуда ты знаешь, кем я хотел всегда быть?! – раздражённо спросил Идрис, понимая, что Кассандра говорит абсолютную правду, – Я тебе никогда не рассказывал, но раз хочешь, то поведаю. Актёром вообще никогда бы не стал, потому что таланта нет от слова абсолютно. Всё остальное – грёзы. И, знаешь, суди меня, сколько хочешь, но я реалист! Если для того, чтобы выжить, мне нужно будет убить другого человека, я это сделаю! Это естественный отбор, детка! Выживает сильнейший, лучший, умнейший!
– Я говорю тебе всё это не чтобы осудить, Идрис! – отвечала Кассандра, – я не судья, и я не смею брать на себя такие права и такую ответственность. Но ты должен понять, что весь пройденный нами путь может оказаться бессмысленным, если не признаешь всех своих ошибок!
– Я ещё раз спрашиваю, почему я должен каяться перед вами?! – в истерике воскликнул Идрис, – я не понимаю!
– А ты вспомни, что я тебе говорил! – вмешался Данте, – Пифон – это не просто сказочное болотное чудище, которым только детей пугать, а хитрый стратег, которого не так легко победить обычному смертному. Думаешь, ты первый, кто пытался с ним бороться?!
– Я не боролся!!! меня заставили!!! – показав свою ладонь, прошипел Идрис, но Данте, даже не желая ничего слышать, продолжал.
– десятки храбрецов приходили ко мне до тебя, наивно полагая, что смогут победить Пифона, но души их были грязными, полными обмана. Демон пользовался этим легко и просто, оборачивая эти бесполезные в обычном бою вещи против своего врага, потому что знал – лгать, кроме случаев во благо, человека заставляют его страхи: что близкий человек узнает неприятную правду, что придётся расплачиваться с долгами, что сам останешься без средств к пропитанию и прочие. Пифон видел своих соперников насквозь, пользовался их страхами, создавая иллюзии, сотворённые на основе оцепенения и ужаса, творившегося в их голове, и в итоге всех побеждал. Именно поэтому только покаявшийся в грехах, а потому чистый душой человек сможет раз и навсегда победить демона! И если мы сейчас не заставим тебя прийти к покаянию, рассказать о себе всю правду, то победить Пифона в этот раз тоже не удастся. И весь этот путь был насмарку!
– Да пускай хоть десять раз! Мне наплевать на вас всех! На тебя, – покрасневший от ярости Идрис показал на Данте, – на тебя, – показал на Кассандру, голос его охрип, – да на вас всех! Пошли вы к чёрту! Кто вы все такие, чтобы я перед вами каялся?! Вы будете отмаливать мне все мои грехи?! Вы святые отца, что ли, получается?! Вижу, что нет! А раз так, то пошли вы к чёрту вместе со своим демоном! Проиграю, так проиграю! Единственное, чего я хочу, так это вернуться домой в свой мир, а в ваших словах я не вижу ни капли смысла!
– Так, а ты и не вернёшься! Вся вселенная погибнет вместе с тобой! У Пифона большие клешни – доберётся даже до твоего мира. Что тогда ты будешь делать?!
– Да к чёрту вас всех, и этот дрянной мир тоже! Я не желаю, чтобы в моей душе ковырялись, как в кармане! Я вам не проститутка с раздвинутыми ногами, не проходной двор!
– И даже Лариса не заставила бы тебя пойти до конца? – спросила Кассандра, – уверена, она тобой дорожит! Сделай это ради неё!
Идрис, услышав имя Ларисы, чуть успокоился.
– Она? Ты у неё спрашивала, говоря, дорожит ли она мной?
– Я думаю, она не просто так уже столько лет работает с тобой, бегает за великим магом и ясновидящим по гастролям в самые маленькие дома культуры, стараясь, чтобы эго этого на деле маленького и ничтожного фокусника не сдувалось. Этот человек больше, чем кто-либо другой, доказал свою верность и привязанность. Разве не говорит это о том, что нужно было её впечатлять, а не доказывать какой-то Ане, что ты самый богатый и успешный, пусть даже таким сомнительным путём? Или ты так не думаешь?
Данте усмехнулся.
– Я не знаю, – уселся на землю, – какая вообще разница, что я для неё значу и что я тут делаю? Она всё равно там.
– Говорю же тебе, от того, что происходит здесь, зависит, что случится там. Именно поэтому ты должен пройти этот путь до самого конца, – похлопал Идриса по плечу Данте.
– И мы не желаем тебе зла, не требуем покаяния для нас. Мы не собираемся судить, чтобы не быть судимыми, – продолжала Кассандра, – покайся хотя бы перед самим собой для начала. Признай свои ошибки, согласись, что не всегда смотрел туда, куда надо. Только и всего.
– Лариса… – пожал плечами Идрис, – она всегда была какой-то странной. Я ничего для неё толком-то и не сделал. Просто предложил работать на меня, ибо история её меня потрясла. А она как собака за мной. Верная. Похвастаться тем же не смог бы… Не хотел, – усмехнулся, – а, бывало, я выхожу из номера гостиницы с проституткой под ручкой, а она отвернётся, покраснеет. Я позову её, и она подойдёт, улыбнётся, а сквозь зубы оскал ненависти от ревности. Предложил ей как-то зарплату повысить, так она говорит, что не хочет. Мол, ради идеи и желания помогать людям со мной таскается, хотя давно уже без лапши на ушах ходила и знает, что я не маг, не ясновидящий. Наоборот, помогает мне, мошеннику. Только странно всё это. Идеи у меня никакой великой нет, так что образ женщины из романа «Мать» Максима Горького, готовой к самопожертвованию, не пойдёт. А значит, тут что-то другое… В общем, я её не понимаю. Странная девушка. Если она всерьёз готова на самопожертвование такое – терпеть все мои выходки ради меня, то это, конечно, золотой души человек, но я её не понимаю. Поэтому и побаиваюсь. Слишком это всё подозрительно…
Кассандра рассмеялась.
– А что тут может быть подозрительного? Просто самоотверженная женщина готова за тобой и в огонь, и в воду.
– Скорее, хочет замуж выскочить, да денежек моих хочет оставшихся, – и утверждал он это с такой болью в сердце, что чуть ноги не перестали держать. Сам же понимал, что если бы и делала она всё из подобных побуждений, то за все эти годы уже давно бы бросила его, до того много костей её было перемолото и нервных клеток убито. Но верить в чувства отказывался, ибо тошнило от них, словно как мальчишку при виде поцелуя старших, – Или не знает, чем заняться, поэтому и бегает за мной, потому что кушать хочет, а ничего другого не умеет. И в этот раз убеждаюсь, что прогрессом двигает материальный или личный интерес, а этого смехотворного уже по определению понятия беззаветной любви ради любви не существует. И такая тема есть… – встал на ноги и показал руку, – в моих интересах сейчас избавиться от этой штуки. Поэтому давайте прекращать разговоры и двинемся дальше, пока всё не скатилось в ещё большие тартарары, а тебя – кивнул на Кассандру, – я ещё больше бы не разочаровал. Ей Богу, надоело спорить…
– Ты не разочаровал, Идрис! Просто хочу, чтобы ты понял…
– Ничего не хочу понимать. Идём! – скомандовал тот. Кассандра хлопнула в ладоши, и время вновь пошло своим чередом.
Так они бесцельно прошли более часа через всю деревню, наблюдая кругом однообразную картину, и вышли к окраине поселения. Если до этого Данте хотя бы говорил, какая у них цель, и вёл их, то теперь он молчал, что крайне сильно нервировало Дмитрия.
– Может быть, скажешь, куда мы идём? – спросил он поэта. Тот только ухмыльнулся в ответ, да пошёл дальше. Идрис же не унимался, – Что тут смешного? Мы бесцельно тащимся по всей этой деревеньке с этим проклятым луком, который скоро исцарапает мне всю спину, но я всё ещё не понимаю, почему, зачем и куда мы идём!
Данте пожал плечами.
– Вообще-то, ты сам повёл нас, не зная, какой дорогой, забыл? Сам же сказал: «Идём!» Мы и пошли за тобой следом. Если теперь знаешь дорогу по лабиринтам измерений лучше меня, то я просто промолчу, а ты веди.
– Ой, да что ты несёшь?! Просто стояли на месте, а я решил поторопить.
– Так иди! Зачем теперь тебе нужны мы? Ты даже довериться нам не можешь, а, тем более, быть откровенным. Раз так, то иди сам, а мы рядышком побудем, – глупо улыбнулся, будто строит из себя дурачка.
– Тогда скажи, зачем нам тогда этот лук?
– До того момента, как ты решил поскандалить, знал. Теперь понятия не имею, хоть убейся. Расскажи сам, наверняка знаешь, если по деревне нас ведёшь уже битый час. А если хочешь, то выброси. Зачем он нам? С тобой мы всё равно эту битву проиграли…
– Вот оно тебе надо сейчас поскандалить?
– Скандал устроил там ты, а не я. Тебя лишь попросили быть с нами откровенным, ибо только так мы сможем помочь тебе победить Пифона.
– Да? А мне вдруг интересно стало, почему это вы не откровенничаете о своей жизни?! Давайте доверять друг другу. А то почему-то я должен вам обо всей своей жизни рассказывать, а вы о своей нет! Непорядок!
Кассандра расстроено отвернулась и пошла вперёд по полю, лишь бы не слышать, как орутся друг на дружку Идрис с Данте, а за это время стало понятно, что если завелись, никто не остановит.
Вдруг впереди увидела странную картину: трое рыцарей пинали бедного мужика средних лет, заставляя того сидеть в грязи, а рядом стояла некая особа в прекрасном розовом платье и почему-то с сияющим золотым оттенком лицом. Судя по выкрикам, доносившимся оттуда, мужичок задолжал этой госпоже большую сумму денег, и потому рыцари пытались их у него всеми силами выбить. Позади них на фоне стояла массивная чёрная цитадель, грозно нависшая на земли вокруг и с распростёртой гигантской тенью на земле. И выглядела в целом, будто живое и зловещее чудище, пожирающее на своём пути всё, что умеет дышать.
– Ребята! – воскликнула Кассандра. Те не отвечали, перекрикиваясь друг с другом. Тогда она крикнула сильнее, аж до хрипоты, – ребята!!!
Те обернулись и разнервничавшиеся от спора в ярости крикнули:
– Что?!
– Смотрите! Там что-то происходит!
Данте подошёл поближе, взглянул в ту сторону и прищурился. Следом подоспел взволнованный Идрис и спросил:
– Что там?
– То, что нам нужно. А ты ныл…
– Я не ныл! Просто хотел узнать дорогу.
В ответ Данте просто пресёк Идриса, выставив руку у него перед лицом.
– Тише! – повернулся в сторону действа, – Кассандра, ты знаешь, кто эта особа на коне?
Та помотала головой.
– Нет, но особа какая-то очень уж знакомая…
– Это леди Сивилла. Самая богатая женщина в этом времени и в этом измерении. А это её великие, всесильные и бессмертные не без помощи колдовства рыцари Ан, Дивад и Краст. Они обеспечили ей не только абсолютное господство и военную мощь, но и богатство, которым она так гордится. До такой степени Сивилла в золоте утопает, что даже своё лицо она скрыла под золотой маской, чтобы все видели, чего добилась, став выше других, а не лицо смертной женщины со своими страхами и страстями. Кроме того она владеет магией настолько мощной, что никто другой с ней не сравнится. А посему решила заработать больше на магических услугах. Мало кто может ей всё оплатить с первого раза, и, видимо, за долг такого рода они его и бьют. Идрис! – обернулся к нему и показал на Сивиллу, – это опасный соперник. Будь наготове. Не лезь на рожон и не совершай глупостей.
– А что за крепость позади?
– Это цитадель Сивиллы! Тёмная крепость, где содержатся самые задолжавшие люди. Она заставляет их работать на себя, пока не выплатят долг. Под замком стоят златоносные шахты, в которых они и трудятся днями и ночами, зарабатывая копейки. И самое ужасное, пожалуй, здесь то, что оттуда ещё никто не выбирался живым и здоровым с оплаченными долгами. Сбежали за тысячи лет всего несколько человек, и то благодаря невероятному везению! Идём! – скомандовал Данте, махнув рукой, и они двинулись вперёд.
