Андрей Владимирович Фёдоров
Идрис и Пифон
– А чего ты смотришь на меня? – спросил он, – тут я бессилен…
– Это значит, что меня убьют? – трясущимся голосом промямлил Идрис.
Данте рассмеялся.
– С чего бы им тебя убить? Мы только что пришли и не могли им сделать плохо, просто потому что не успели, – приподнял брови и улыбнулся, – или ты уже успел где-то что-то натворить, пока мы с Кассандрой не видели?
Та тихонько рассмеялась, скромно прикрыв рот рукой, что немного привело Идриса в чувство после шока. Он понял, что это была не та женщина, которую он видел, хоть и похожа один в один, а окажись она, то толпа без лишних разговоров растерзала бы его, как мусульмане барашка на Курбан-байрам. Осознав и переварив, что находится в безопасности, облегчённо выдохнул.
– Ты меня напугал, – сказал он Данте.
– Я напугал? Чем? Сказав, что я тут бессилен? Это ты у нас тут можешь людей из мира мёртвых возвращать к живым, а не я.
Идрис ошеломлённо взглянул на Данте, сразу поняв, к чему тот клонит.
– Чего?! Как? Нет! Я не умею! Нет, нет, нет! Я не могу, – выставил вперёд ладони, как бы защищаясь.
– То есть, нет? – возмутился Данте, – ты можешь. И тебе спасать!
Идрис удивлённо взглянул на него, давая знаки взглядом, мол, какого чёрта творишь, а потом посмотрел на женщину, которая медленно начала к нему приближаться, а когда подошла вплотную, встала перед Идрисом на колени, чем изрядно его смутила.
– Что вы делаете? – спросил он, каждой мышцей на лице показывая, что ему крайне неловко находиться в такой ситуации.
Та расплакалась.
– Вы поможете! Я знаю! Вы всегда помогаете! Это моя единственная дочь! Она погибла, утонула в реке. И у меня больше нет смысла жизни, ибо каким он может быть, если моей любимой доченьки нет рядом?! Я должна была о ней позаботиться, уследить. Но не сумела… И если хотите, я буду руки вам целовать, чтобы иметь хотя бы призрачный шанс всё исправить. А когда это свершится, обещаю вам, что стану для неё лучшей матерью, а ваш труд не пройдёт насмарку, ибо второй шанс исправить ошибки даётся редко. Я найду ей лучшего жениха, я дам ей лучшее воспитание – да я всё сделаю, чтобы вы нами гордились. Только об одном прошу: помогите! Пожалуйста! – и начала целовать Идрису руки, отчего он отскочил от неё, как прокажённый, – я что-то не так сделала? Хотите, я буду вам ноги целовать? – спросила она такими жалостливыми глазами, что Идрис просто не мог на неё смотреть, ибо в противном случае от жалости к ней и стыда ему бы разорвало сердце. Да и отчаяние с горем её были столь сильными, что он просто не решался что-либо ей сказать, потому, как ни разочаровать её не желал, ни дать ложной надежды на то, что мог оживить её дочь, чего он точно не умел, не то, что пропавших людей искать.
– Вы меня явно с кем-то спутали! – отвечал Идрис, – я точно не умею воскрешать людей из мёртвых.
– Как не можете? – удивилась женщина, – у вас же всегда получалось…
– Когда это у меня получалось? Я на Юрия Лонго похож что ли? Да и он там в действительности такой цирк устроил в этом морге, что чёрт знает, смеяться над ним, либо же удивляться тупости людей ему поверивших, – в морге с Лонго он, разумеется, не тогда был. Просто подозревал, что руки трупа управлялись леской, привязанной к пальцам, а руководство морга было в сговоре с магом и помогало ему, ясен пень, не за бесплатно.
Тут вовремя подоспел Данте, отведя его в сторону.
– Ты умеешь! – прошептал он так, чтобы никто не услышал, но максимально гневно, чтобы Идрис не стал перечить.
– Но я…
– Просто закрой свой рот и слушай, идиот! – протягивает ему лампаду, – держи!
– Что это? – спросил Идрис.
– Ты из какой деревни приехал? Лампады никогда не видел? – возмутился Данте, – бери!
Тот взял её.
– И что мне с ней делать?
– Подуй на неё! – Данте ткнул глазами на лампаду.
– Дунуть? Зачем? Она же не зажжённая!
– Дунь! – повелевал Данте.
Изумлённый Идрис помотал головой, а после дунул в лампадку, и к его удивлению она тут же загорелась, да так неожиданно и резко, что чуть не уронил её.
– Как это вышло?
– Слишком много вопросов! – Данте похлопал Идриса по плечу, а потом показал ему пальцем направо. Он взглянул и увидел перед собой дверь, – готов?
– К чему?
– К испытанию!
– А в чём оно заключается?
– Идёшь в мир мёртвых, добываешь душу погибшей девочки, возвращаешь её к живым, и всё.
– Мир мёртвых?! – боязливо пробормотал Идрис, – что-то я как-то не хочу туда, знаешь ли! Может, сам пойдёшь? По-моему твоя кандидатура предпочтительнее, потому что ты умер раньше меня! А мне ещё жить, да жить.
Данте хлопнул себе ладонью по лбу и ущипнул Диму.
– Ай, больно!
– Мёртвые так сделать не могут!
– Уверен? Фильмов про зомби никогда не смотрел что ли?!
– Я говорю про реальность…
– И это после стольких чудес ты мне будешь тут заливать про некую свою абстрактную реальность?
– Идрис, ты и никто другой! Сейчас или никогда! – рявкнул Данте.
– Не пойду, даже не уговаривай! Хочу ещё побыть в мире живых, знаешь ли! А реши я пойти к мёртвым, нашлась бы масса способов от вскрытия вен, до падения под поезд, но только не поход в какую-то дверь за какой-то душой девочки в какой-то мир мёртвых!
Данте взял его за руку, где была метка.
– Ты хочешь, чтобы всё это прекратилось?!
– Да… – вздохнул Идрис, отведя взгляд. Напоминание о метке заставило взять себя в руки. С ней, хотел бы они или нет, всё равно бы отправился к праотцам.
– Чтобы добраться до оракула, тебе нужно спасти эту девочку, хочешь ты этого или нет! Так что я ещё раз тебя спрашиваю, – внезапно Идрис почувствовал страшную боль в руке, – ты готов?!
– Да!!! – тот буквально завизжал от боли.
– Тогда слушай меня! – потушил лампаду, дунув на неё, – идёшь туда в полной темноте на ощупь. Находишь душу девочки, зажигаешь лампадку, но только чтобы рядом с ней, а потом выводишь к нам наружу. Всё понял?
Боль отпустила.
– Стоп! – воскликнул Идрис, – а почему нельзя идти со светом?
– Свет может спугнуть душу девочки. Зажжёшь только когда найдёшь её, понял?!
– А если зажечь чуть дальше от неё?
– В этом случае вернуть её не получится точно, да и сам, скорее всего, растеряешься и застрянешь там.
– А по-другому как-нибудь нельзя? – проскулил Идрис, – я темноты с детства боюсь. Даже спать ложился с включённым светом.
– Нет, – помотал головой Данте, уставший от вечных отговорок Дмитрия, – хочешь, чтобы всё это поскорее закончилось? Тогда действуй!
Идрису оставалось только принять свою судьбу. Он обречённо вздохнул и схватил лампадку.
– Я готов!
– Горжусь тобой! – улыбнулся Данте, – теперь иди и не бойся тьмы!
– Всё, я пошёл! – прорычал Идрис, скрючив лицо так, будто хочет показать сержанту Хартману свой боевой оскал, которым он по идее потом должен будет пугать гуков во Вьетнаме. Уже, было, двинулся вперёд, но его схватила за руку Кассандра.
– Будь осторожен, Идрис! – сказала она, взволнованно взглянув на него. Тот же почувствовал в этот момент какое-то странное, необъяснимое тепло, исходившее от неё. Да такое сильное, что оно необъяснимым образом придало ему сил таких, которых он в себе никогда не ощущал. Впервые в жизни он почувствовал, что значит, когда женщина приободряет тебя перед действительно опасным и экстремальным поступком. Впервые он по-настоящему ощутил, что за него вообще кто-то волнуется, что до него кому-то есть дело. Теперь он заодно и понял, что значит сподвигнуть на великие свершения. И сразу разительно прибавилось в нём смелости, отваги. Он улыбнулся ей, будто голливудский актёр, играющий супермена, повернулся в сторону двери и открыл её.
***
Позади Идрис услышал удар, который он сравнил с хлопком крышки гроба перед тем, как туда забивают гвозди: «Символично…» – подумал он и усмехнулся. Потом резво двинулся вперёд, благо, когда заходил, то сразу увидел, что хотя бы первые метров двадцать тоннеля были полуовальной формы с гладкими стенами и полом, притом до такой степени, что будешь убеждён: он рукотворный. Поэтому и рванул, ибо был уверен, что ни обо что не споткнётся. Даже поражался сам себе. Обычный человек в ад ни ногой, а он туда бегом.
В обывательских представлениях дорога в пресиподнюю всегда представлялась путём через тёмную подземную пещеру, аналогичную той, через которую продвигались герои романа Жюля Верна «Путешествие к центру Земли». Дмитрий же на деле увидел, что путь этот ничем не отличается от обычного коридора в подвале средневекового замка. От того становилось даже спокойнее на душе, что двигался он не в сторону геенны огненной, а в составе экскурсии по туристическому объекту. А света не было, потому что отключили за неуплату.
Хотя в ад ли шёл Идрис? Да и вообще, что такое ад? Как он выглядит? Так же, как описывал Данте? Либо так, как рассказывал его старый приятель Руся, которому ад представлялся пространством, где нет света, а, значит, нет Бога. Иисус – свет и полдень. Дьявол – ночь и непроглядная тьма. Поэтому, кстати, человек подсознательно боится тьмы. А упоминания пламени ложны, ибо нигде в Библии ад якобы не описывался огненным горнилом. И эта версия, конечно, очень интересна. Но в Евангелии от Марка в главе девятой, стихах сорок третьем – сорок восьмом ад ясно описывался, как самая настоящая геенна огненная, где томятся грешники. Но, тем не менее, мнение вполне себе занятное. Тем более, что это только ад в представлении Руслана, который, кстати говоря, стал ни много, ни мало профессором философии Принстонского университета. Ныне ведёт трансляции по Twitch на темы философии, истории, религии и политики, став отчасти своеобразным лицом и духовным лидером правой интеллигенции в России, так как часто критиковал коммунизм. И каждый обитатель нижнего интернета и тупых мемов для паблика «На YouTube уже больше 19-ти лет…» знал его имя: Уберсармат. Образ его давно уже оброс многочисленными легендами о его девственности, гомосексуальности и прочих прегрешениях, например, мем про загаженные штаны, что позволило ему самому стать локальной звездой интернета. Но это для всех. Для Димы же он так и остался старым, добрым Русей с соседней школьной парты.
Ощущение того, что в аду по Уберсармату была пустота, соответственно, ничего не угрожало, очень успокаивало. На то и вспомнил это Идрис, медленными шажками продвигаясь по тоннелю и ощупывая каждый сантиметр этих гладких стен дрожащими руками. А чуть позже он вообще весь затрясся, как кусок желе, ведь стужа тут была такая, что, казалось, он снова возвращается в этот проклятый город, где он встретил Данте и Кассандру, и куда снова идти уж очень не хотелось. По крайней мере, сейчас.
Но сколь бы ни старался Дмитрий сохранять самообладание, сделать этого толком совсем не получалось: тьма всё равно брала своё. Разум во мраке и замкнутом пространстве не способен выстроить целостную картинку происходящего вокруг, и поэтому воображение вынуждено его достраивать, дабы существо не теряло бдительности. Этот уникальный механизм для самосохранения позволяет человеку выживать ночью при недостатке солнечного света, обостряя инстинкт самосохранения, то есть в тех условиях, к которым его организм не предназначен. В итоге более бдительный и готовый к неприятностям человек имел больше шансов выжить в экстремальных условиях, нежели его беспечный товарищ.
Но в случае Идриса воображение ещё больше угнетало его, ведь голова выдумывала всё более страшные вещи на тему того, что может обитать там, в конце этого проклятого тоннеля. Он уже потерял счёт шагам, не мог определить протяжённость. Осязание и слух дорисовывали картину такую, что ему уже казалось, идёт внутри пищевода гигантской змеи. Пол под ногами начал хрустеть и перестал быть ровным, будто Идрис крался по тараканам или по костям, а не по гладкой поверхности. Менялась также и форма стен. Чуть позже был потерян и счёт времени. Час или два уже он прошатался по этому тоннелю. Может три, а то и все пять. А звуки, определяемые поначалу, как завывания ветра в полом пространстве, всё больше начали превращаться в хоровое шипение, издаваемое страшными чудовищами, затаившимися в глубине этих катакомб.
И в этой обстановке Идриса можно было похвалить. Он шёл вперёд, невзирая на страх, ужас и сильное истощение. Но даже его храбрости и заряда душевных и физических сил от Кассандры слишком не хватало, чтобы дойти до конца. Он уже почти не шёл – полз ногами, имитируя скольжение улитки и соответственно медленнее двигаясь. А тут и вовсе остановился. Сердце уже билось, как у бешеного быка, ломающего кости смельчакам на Энсьерро, а психика уже не могла выдержать подобных нагрузок, тем более, что ничего вокруг из обстановки не менялось. Казалось, это был тоннель-ловушка или лабиринт, который уже никогда не закончится. Дмитрий за секунду пал духом и уже был готов сдаться.
Но внезапно, когда надежда найти девочку и выбраться наружу живым и здоровым иссякла, вдали послышалось еле улавливаемое эхо детского плача. Звук шёл откуда-то спереди, из глубины. Идрис, осознавая, что близок к цели, вновь собрался с силами и двинулся дальше, невзирая на смертельную усталость и страх. И чем сильнее и отчётливее становился плач, тем быстрее он двигался по тоннелю, уже, было, перейдя на бег. Но вдруг боковые стенки и с той, и с другой стороны исчезли, и он оказался в каком-то большом зале с весьма хорошей акустикой, где плач девочки многократно отскакивал от стен, позволяя с одной стороны прочувствовать кожей всю прелесть приятного на слух эффекта реверберации. С другой само звучание детского плача порядком угнетало. Плюс, казалось, что девочка была рядом, но, сколько бы Идрис ни старался её нащупать, всё было тщетно.
Правда, вскоре он начал нащупывать что-то странное. Оно было мягким, но чуть упругим на ощупь, как тело любого живого существа и волосатым, почти что мохнатым, как львиная грива, но волосы были почему-то довольно жёсткими.
– Что это? – недоумевающее спросил он себя вслух, но шёпотом, после чего зал заполнился странными скрипящими и шипящими звуками, которые, казалось, были везде и даже несильно, но заглушали плач девочки.
И тут Идрису стало уже не на шутку страшно. Мало того, это что-то мерзкое на ощупь было жутким, так ещё из-за этих нарастающих по громкости звуков он окончательно перестал слышать девочку, равно и ориентироваться в темноте по шуму, хотя ещё несколько секунд назад цель, как казалось, находилась от него так близко!
– Девочка, ты где? – постарался Идрис перекричать все эти странные, жуткие звуки, но они, к его удивлению, не прекратились, а лишь стали тише – шипение превратилось будто бы в перешёптывание на неизвестном ему, да и, скорее всего, даже официальной науке языке. А скрип был не громче ночных походов бабушки от кровати до туалета по старому паркету в квартире этажом выше.
Вдруг вокруг буквально загорелись тысячи маленьких огоньков, двигавшихся в хаотичном направлении, но при этом не покидало ощущение, что эти тусклые источники света буквально следили за Идрисом. Это что-то мягкое и шерстяное, прощупавшееся ранее, начало двигаться, отчего великий маг и ясновидящий чуть не сошёл с ума от ужаса, буквально заставляя себя делать каждые следующие и шаг, и поворот головы, и движение век, и вдох, и выдох, и даже мышечные сокращения сердца. В его карьере экстрасенса подобный случай был впервые, а потому он даже не знал, как на подобное реагировать.
Спустя пару минут он уловил отголосок плача впереди, казавшийся ему совсем близким, но он тут же пропал, будто издеваясь над Димой. Он заставил себя двигаться быстрее в сторону, где слышал звук, буквально протискиваясь между этим чем-то мягким, упругим и шерстяным, и вскоре наткнулся на что-то отличающееся по ощущениям от осязания. То была чья-то голова.
– Девочка? – еле слышно спросил Идрис.
– Кто это? – прозвучал в ответ сиплый и трясущийся шёпот.
– Я пришёл за тобой. Это ты ведь утонула некоторое время назад в реке?
– Да… – отвечала она, – а откуда вы знаете?
– Мама попросила тебя вернуть.
– Мама? – переспросила девочка, в голосе которой после упоминания близкого ей человека почувствовалась позитивная нотка, – она, наверно, соскучилась. Я уже тут несколько часов одна в темноте. И ни звука, ни огонька. Только они…
– Они? – Идриса от резко нахлынувшего волнения и ужаса чуть не вырвало.
– А разве ты не видишь их глаз? Не слышишь, как они скрипят и шипят?
– Что за кошмар… – вполголоса взвыл Идрис, чувствуя, как это нечто мягкое и пушистое трогает его сзади.
– Дяденька, давайте поскорее уйдём отсюда! – жалобно попросила девочка.
– Я согласен, – отвечал Идрис, поднёс лампаду ко рту, вдохнул побольше воздуха в грудь и дунул на фитиль, вспыхнувший резко, будто газовая конфорка.
И только сейчас он понял, через что протискивался, что ощущал руками – то самое мягкое, упругое и шерстяное, издававшее все эти странные звуки.
Они с девочкой стояли в окружении целой стаи гигантских пауков, тысячи, если не миллионы лет живших в кромешной темноте и питавшихся душами грешников, попавших сюда в загробный мир. Эти кошмарные создания из преисподней, испугавшись огня и света, отскочили назад, освободив вокруг Идриса и девочки пространство для манёвра. Начали издавать мерзкие и противные звуки, стараясь испугать то ли их, то ли пламя, изредка стараясь наброситься, но, не подбираясь ближе: этот слабенький и тусклый огонёк слепил и обжигал пауков, не позволяя подойти вплотную. Но при этом на Идриса, чуть не потерявшего сознание от шока и ужаса, и на девочку пламя влияло благотворно, даруя новые силы и позволяя не терять рассудок, самообладание в такой экстремальной ситуации.
Поначалу они с девочкой метались во все стороны, будто запертые в темнице, но желавшие размять ноги после долгого валяния на нарах, отгоняя пауков, ибо Идрис, будучи не способным сориентироваться в темноте, просто не запомнил дорогу обратно, а пауки всё яростнее атаковали, стараясь подобраться со спины, схватить в первую очередь девочку и сожрать её. Но ей даже в чём-то повезло, ведь, к своему удивлению, Дмитрий настолько самоотверженно отбивался от пауков, прикрывая девочку, не позволяя паукам дотронуться до неё, что уже мог затребовать установки себе памятника в центре столицы, как самому великому герою в истории. Только представьте! Это же был тот самый Идрис, которого в школе унижали, в армии избивали! Теперь вёл себя, как настоящий герой. Он сам себе поражался каждую следующую секунду, убеждаясь в том, что львиная натура просыпается в людях только тогда, когда они загнаны в угол и не имеют лазейки для того, чтобы сбежать. И это всё притом, что ползучих, летающих с шестью, восемью, а то и больше лапками он боялся больше всего на свете, стараясь лишний раз без надобности не появляться на природе, чтобы не получить укус или не почувствовать, как всякая мерзость и гадость ползёт по телу. Этот самый трусливый и слабый Идрис сейчас отбивался от гигантских пауков-чудовищ из мрачных подземелий, будто персонаж фэнтези или древних мифов о полубогах, совершающих немыслимые для наблюдающих смертных зевак из плебеев подвиги. В этот момент он мог собой по-настоящему гордиться, а недоброжелатели ему позавидовать, ибо сами они, оказавшись в такой ситуации, вряд ли смогли бы выкарабкаться, не потеряв самообладания.
Вдруг Идрис в пылу этого самого настоящего сражения почувствовал кожей еле уловимый сквознячок. Схватил девочку на руки и ринулся туда сломя голову и пробиваясь сквозь полчища пауков, так и не решившихся тронуть его, пока у того в руках была горящая лампадка. Куда ни шёл – там они расступались, и вскоре открыли ему с девочкой путь через тот самый тоннель, по которому Идрис шёл в начале. По крайней мере, он так надеялся, не желая даже и думать, что мог заблудиться на радость этим исчадиям больной фантазии падших ангелов.
По тоннелю уже не шёл – бежал, держа девочку в подмышке, как мешок с картошкой. Пауки следом. Шипели так, что мурашки по коже и первобытный ужас в глазах, будто у пещерного человека, встретившегося с саблезубым тигром, скрипели эти гадины своими жуткими клыками – и весь этот шум превращался в невыносимую адскую мелодию оркестра под руководством натурального живодёра, сродни тому, если бы тысячи людей разом начали царапать ногтями школьную доску. Да и, пожалуй, от такой какофонии даже дьявол бы в аду повесился, настолько невыносимо для Идриса всё это звучало.
Он бежал всё быстрее и быстрее. Девочка выскользнула из-под потной подмышки, Дима крепко вцепился ей в руку и тащил так до самого конца, пока там, на другом конце тоннеля не блеснул свет.
Буквально пролетев последние метры, он выбил дверь плечом и вылетел из царства мёртвых в мир живых. Дверь за ним захлопнулась.
***
Первые секунды Идрис не мог привыкнуть к свету: часа три, если не больше в кромешной темноте не дались даром. Глаза будто ножом резали, будто вгоняли туда десятки иголок, настолько невыносима была эта боль от ярких и горячих солнечных лучей. Потом он долго наслаждался теплом светила, жадно вдыхая горячий летний воздух. Но даже когда всё кончилось, Дмитрий не в силах был разжать кулак, чтобы отпустить девочку, настолько был напряжён. Он даже поверить не мог, что всё закончилось.
Открыв глаза, увидел улыбающуюся Кассандру. Ошалевший от пережитого ужаса Идрис даже не почувствовал, как все эти минуты она нежно гладила его по лбу, восторженным взглядом наблюдая каждое сокращение мускула на лице.
– Даже боюсь и подумать, что ты пережил на… – выпучила глаза от осознания всего масштаба действа, – на том свете!
– Понравилось? – склонился над Идрисом Данте, мерзко ухмыльнувшись.
Тот мигом отпустил девочку и резко вскочил на ноги, скрючив лицо в эмоции наичистейшей ярости.
– Ты мерзкая тварь!!! Я тебя ненавижу!!! Да знаешь, что мне пришлось там пережить?! А?! Урод!!! Чтобы твою мать ротой солдат драли!!!
Данте смутился, а после слов о матери вообще обиделся.
– Полегче, молодой человек!
– Полегче?! – усмехнулся Идрис, – полегче бы мне стало там, если бы ты удосужился предупредить меня о том, что ждало там!!! – ткнул пальцем на дверь, – огромные, чёрт вас всех дери, пауки!!! С детства их ужас, как боюсь!!! А вам хватило ума меня туда отправить! Тебя бы туда, козёл старый!!! – и повернул голову в сторону пещеры. Дверь, туда ведущая, исчезла, а он глядел на тихий и спокойный лес, слышал ушами это сладостное пение птиц после шипения гигантских пауков и успокоился, как после кружки бодрящего, крепкого чёрного кофе наутро после страшнейшего ночного кошмара.
– Ой, батюшки мои, ужас какой! – хлопнул в ладоши Данте, покачав головой, – испугался пары маленьких паучков…
– Маленьких?! – изумился Идрис, – да они там огромные были!!!
– Тебя, идиота, туда бы ещё на пару часов, чтобы хоть спасибо научился говорить… – раздосадовано вздохнул Данте.
– Что?! – прохрипел уже потерявший голос от крика Идрис, – за что спасибо?!
– Во-первых, я тебе для чего лампадку-то давал, дубина? – постучал себе по лбу кулаком, – а, во-вторых, ну, разве ты бы пошёл туда за девочкой, скажи бы я, что тебя ждёт? Сам подумай! А теперь у нас будет ключ плачущих – первый шаг к победе над Пифоном.
– Да к чёрту твой ключ… – осипшим голосом пробормотал Идрис в ответ, отчуждённо глядя на речку за спиной Данте одичавшими от ужаса, но уставшими глазами. Пот лил с него как после километров бега, а дыхание всячески отказывалось приходить в норму. Ему, пожалуй, нужно было сейчас только одно – успокоение. А того безумия, что он там наблюдал, и врагу не пожелаешь. И даже улыбка Кассандры не могла привести его в чувство.
Но тут к нему подошла девочка, схватила его за руку, сказала:
– Спасибо! – и широко, искренне улыбнулась, став в этой ситуации для Дмитрия молоком с мёдом при простуженном горле.
Он, выдавив из себя улыбку в ответ, чуть кивнул головой и повернулся в сторону места, где лежал её окоченевший трупик, рассыпавшийся в пыль на руках у матери девочки, стоило Идрису только посмотреть в ту сторону.
Та встала, растерянно огляделась вместе с остальными, увидела Дмитрия, потом свою дочь и радостно воскликнула:
– Лиза!
– Мама!
Побежали друг другу навстречу, сломя голову, после чего мать схватила дочь, крепко обняла, расцеловала и прошептала:
– Больше никогда тебя не отпущу…
А потом были аплодисменты и одобрительные выкрики. Собравшаяся толпа славила имя Идриса и нарадоваться не могла внезапному счастью матери и дочери, у которой сегодня наступил новый день рождения. Не каждый раз везёт, чтобы появился человек, что согласится отправиться на тот свет за душой незнакомого ему человека и спасти его. Так что чудом было не спасение девочки, а Идрис собственной персоной, так вовремя оказавшийся поблизости.
Довольный Данте одобрительно кивнул головой и похлопал его по плечу.
– Отличная работа!
Кассандра же искренне и ярко улыбалась, радуясь счастью чужого материнского сердца.
Тут и мать Лизы отвлеклась, и все сразу стихли. Она медленно подошла к Идрису, обняла его и поцеловала в щёку.
– Спасибо тебе! – сказала это с заплаканными от счастья глазами, потом достала из кармана странный ключ, – я знаю, к какой цели ты идёшь, и чего желает твоё сердце. Чтобы приблизилось твоё избавление от тяжести греха, я дарую тебе ключ плачущих. Он поможет победить того, из-за которого ты оказался здесь. Удачи тебе, Идрис! И будь счастлив!
– Спасибо тебе, Идрис! – вторила девочка.
– И ты не болей, – он улыбнулся ей в ответ. Мать взяла Лизу за руки и повела домой. Следом двинулась толпа. И вскоре ни единого звука, кроме пения птиц, более слышно не было. Только тишина, покой, умиротворение и благодать на душе от выполненного дела.
Идрис взглянул на полученный дар лучше. Он был старый, весь проржавевший ключ, с виду напоминающий красивые, средневековые из антикварных магазинов с гербом в виде десяти колец, скреплённых в цепь на головке.
Повернулся к Данте, показал ему.
– Храни у себя и даже не смей потерять! Это наш ключ к спасению!
– Может быть, возьмёшь ты, чтобы я не потерял? – попросил Идрис.
Вместо этого его перехватила Кассандра.
– Я сохраню!
– Только не потеряй… – взволнованно вздохнул Данте.
– Не переживай! – подмигнула Кассандра, – всё хорошо будет! Это бы вам не сдрейфить!
Идрис, не имея перед глазами ясной и чёткой цели, развёл руками.
– Что дальше?
Данте усмехнулся.
– Дальше только хуже…
– Тогда продолжим. Мне кажется, что хуже уже точно не будет, лукавый ты чёрт!
– Как скажешь, но учти, что я предупреждал! – отвечал Данте, – идём, – и показал на другую дверь, появившуюся за спиной Идриса. Тот повернулся и поражённо воскликнул:
– Вот как у тебя выходит?!
– Не знаю, – пожал плечами Данте, – как-то получается. Идём, дела не ждут! – и первым заскочил в дверь, второй зашла Кассандра.
Идрис в последний раз взглянул на уходящую толпу, нашёл среди них спасённую девочку и её маму. Махнул им рукой. Они ответили тем же, после чего Идрис довольно улыбнулся, вздохнул и зашёл в следующую дверь.
Глава 6. «Какой великий артист погибает!»
Выйдя, Идрис оказался в местности, поразительно схожей по ландшафту с Валь-д`Орча, где Тарковский снимал «Ностальгию».
– Это Италия?
– Моя Родина! – улыбнулся Данте и махнул рукой, – скорее! Нужно поторопиться!
– Куда?
– Всё узнаешь! Поспешим!
Быстрым шагом перешли дорогу, прошли пару сотен метров на юг (если ориентироваться по восходящему солнцу) вдоль неё, а там неподалёку у поворота к какой-то деревеньке стояла повозка с сеном, запряжённая старой клячей, будто специально оставленной кем-то для Идриса и его спутников.
– Быстрее!
Подошли к ней. Данте засунул руку в стог и достал оттуда большущий тюк с одеждой, потом вытряс из него какие-то старые, рваные накидки.
– Одевайтесь!
Идрис взял в руки эти лохмотья, потом недоумённо взглянул на Алигьери.
– В это?!
– Если ты не переоденешься, преторианцы точно посчитают нас в таких одеждах подозрительными и непременно убьют!
Идрис удивлённо воскликнул:
– Преторианцы?!
– Ты всё ещё строишь из себя идиота, или теперь решил притвориться глухим?! – разозлился Данте, – переодевайся, кому говорят!
Идрис, поникший и даже оскорблённый такой оплевухой, всё-таки повиновался. Взял лохмотья в руки и расправил их.
– Как одевать то?
– Сначала идёт туника, потом тога. На ноги сандалии.
Идрис вздохнул, глядя на все эти тряпки, будто двоечник на задачу по логарифмам в школьном учебнике. Быстро натянул тунику на себя, ибо с ней сложностей не было. А вот с тогой он мучился долго. В итоге обернул, как банное полотенце вокруг тела – получилось не так красиво и величественно, как на статуях, изображающих великих деятелей эпохи Античного Рима, но сойдёт для начала. На ноги надел сандалии, очень сильно натиравшие кожу на стопе и пальцах кожаными ремешками. Ко всему прочему по размеру подошва была в полтора раза больше ступни Дмитрия, так что в них он смотрелся также нелепо, как сын, натянувший на себя папины тапки. Кассандра надела на себя столу и лацерну, походя на уважаемую матрону. Данте же переодеваться не стал. Почему, Идрису даже было не интересно, а то снова начнёт обзывать идиотом. В итоге можно было только предположить, что ему прикрытие не требовалось, ибо неопытным глазом не особо он по одежде отличался от римлянина.
– В повозку! Поторопитесь!
Кассандра с Идрисом повиновались, Данте взялся за вожжи и хлестнул клячу. Та поплелась по дороге.
– Куда мы едем? – спросил Идрис.
– В Рим! – отвечал Данте, – там находится ключ слушающих.
– Отлично! Никогда не был в этом городе.
– Правда?! А, по-моему, радоваться особо нечему!
– Ты к чему это? – смутился Идрис.
– С каждой минутой задачи будут становиться всё опаснее, а Пифон сильнее. В такой обстановке медлить и быть робким смертельно опасно. Ты понимаешь это?!
– Да, пожалуй…
– Тогда почему ты так опешил перед той женщиной, стоял, с места не двигаясь, да молчал, в рот воды набравши?! Может быть, расскажешь?!
У Идриса от одного напоминания о встрече с той женщиной глаза на лоб налезли, а голос затрясся, как перед девушкой на первом свидании.
– Я-я…
– Не мямли! Говори честно!
– А почему я вообще обязан вам это говорить?! – возмутился Идрис, – может, ещё рассказать вам, страдаю ли я от геморроя?! Вы не стесняйтесь, спрашивайте! Все, кому интересно, подходите разузнать! Без этого, наверно, жить не сможете!
Данте буквально прорычал в ответ:
– Почему?! Да потому что если ты не будешь с нами откровенным, то мы проиграем! На битву с Пифоном надо идти с чистой душой и сердцем! А у тебя сквозь зубы какая-то гниль пробивается, отчего воняешь за милю! Говори! Будь откровенным! Если потребуется, исповедуйся, не то мы проиграем!
– Перед вами исповедоваться?! – возмутился Идрис, – а вы кто, собственно, будете, чтобы я перед вами откровенничал?! Священники?! Святые?! Ангелы?! А, может, боги?!
