Тут и Лариса подоспела. Звонит в домофон. Полина бежит открывать. Та заходит вся покрасневшая из-за того, что зашла после мороза в дом, ещё и злая, как собака.
– Что-то случилось? – взволнованно спросил Дмитрий.
– Ничего! – отвечала она, сфокусировав взгляд на стене, – просто до сих пор не понимаю, зачем мы вообще сюда приехали. Мороз такой на улице, что я, по всей видимости, матерью уже никогда не буду. Всё себе там отморозила!
– Да вы не волнуйтесь! – с усмешкой отвечал Соколов, – потомственный маг и экстрасенс вам там всё залечит, – взглянул на Пустова, – правда ведь?
– Кто ещё явился в мой дом?! – воскликнула Таня.
Лариса от ужаса даже чуть подскочила. Мальчики, уже чуть привыкшие, только лишь малость вздрогнули.
– Что это?! – пробормотала она.
– А чего вы так? Каждый день ведь сталкиваетесь! – улыбнулся Евгений, даже в такой стрессовой ситуации не терявший возможности подколоть своих оппонентов.
Лариса в ответ состроила кривую рожицу, стараясь показать, что плоские шутки Соколова здесь неуместны и на неё не действуют. Он же не унимался.
– Зачем ходили в аптеку?
– За таблетками!
– Какими? – удивился Евгений, подняв брови.
– У меня эти дни, если вам интересно. Будь вы джентельменом, то такие вопросы бы мне не задавали. Мало ли что может быть у девушки. Но у вас на лице написано, что вы любопытная и дотошная мразь, поэтому говорю, коли так интересно, хотя имела полное право промолчать! Кстати, в следующий раз вас проинформировать, если я вдруг захочу с кем-нибудь заняться сексом, сходить в туалет по большому или по маленькому, избавить свой желудок от рвотных масс или сменить тампон?
Евгений покраснел. Идрис тихонько похихикал у него за спиной, улыбнувшись Ларисе.
– А вдруг вам плохо? – отвечал Соколов, – вдруг надо скорую вызывать?
– Плохо мне тут может быть только от вас. Может, уйдёте в ту дыру, откуда вылезли на свет Божий, а?
Соколов приподнял руки вверх, прикрывшись ими, так признавая своё моральное поражение. Он до сих пор чувствовал свою вину за то, что тогда в коридоре толкнул её так сильно, что упала на пол, поэтому не собирался лишний раз язвить, стараться задеть её. Он же ни разу в своей жизни женщин не бил. А тут такая досада. За свои поступки надо держать ответ, пусть и хочется устроить с ней поединок за номинацию «лучший гнилоуст» в жанре «Сарказм-баттл».
– Мама, кто там ещё появился?! Отвечай! – снова воскликнула Таня.
– Да Господи! – снова вздрогнула Лариса.
– К этому до конца не привыкнуть… – вздохнула вышедшая из комнаты Полина, с грустью взглянув на гостей.
– Не волнуйтесь! Я решу вашу проблему! – отвечал Идрис, – обещал же…
– Я надеюсь! – улыбнулась Полина впервые с того момента, как Пустов пообещал ей помочь тогда в коридоре ДК. Из-за недуга дочери она вообще редко одаривала улыбкой друзей, родственников, коллег, а чужаков тем более. И как бы кто ни пытался её поддержать или развеселить, всё было тщетно. Она стала женской версией вечно грустного Пьеро. Только тоска её пробирала не из-за безответной любви, а из-за того, что дочь страдала, будто бы истончалась с каждым, становилась прозрачной, лишь только сохраняя контурные очертания, выведенные тонким еле заметным штрихом на ярком и красочном рисунке. Вот, что значит – отняли душу!
– Идём? – махнула она рукой, направляясь в комнату.
Заходя в комнату, они ожидали увидеть безумный, немыслимый ужас, сродни тому, что видел Говард Лавкрафт в своих снах, позже перенеся пережитое им за ночь на бумагу. Зло казалось каким-то неведомым, необъяснимым и с щупальцами или волосатыми ножками, как у паука с мордой и клыками, как у скорпиона. Соколов так точно был уверен, что при всём его скептицизме, не удастся избежать испуга поначалу, что просто будет стоить ему жизни, ведь он до исступления боялся внезапной смерти от сердечного приступа в окружении недоброжелателей. Да и опять же при всём скептицизме, он, тем не менее, был человеком очень впечатлительным, а поделать с этим уже ничего не мог. Достаточно было просто посмотреть его реакцию за экспериментами учёных, когда он делал на своём YouTube-канале авторскую передачу про достижения современной науки. Все кругом то и дело говорили, что его поведение наиграно. На деле же это действительно была реальная реакция, пусть даже на самые простые эксперименты, знакомые ещё со школы. Просто такой у него была либо мозговая активность, либо склад ума, что всё, даже виденное в прошлом, мог воспринимать как будто впервые. Остальные же, кто или знал, или понимал, что он не переигрывает, очень умилялись его реакции, сделав с помощью мемов его в некоторой степени относительно знаменитым в России интернет-персонажем, но слава Богу, что не абсолютно.
Реальность, как всегда обычно и бывает, оказывалась совершенно иной.
Девочка лежала на старом, ещё советском диване с обивкой малинового цвета, выглядевшая спокойно, укутавшаяся одеялом, словно бабочка в коконе. Глазела уставшими, сонливыми глазами в окно здания напротив, иногда отвлекаясь на мультики по телевизору. Лицо ангельски милое, чуть пухленькое, волосы русые, щёчки розоватые, как у хомяка, выделявшиеся на фоне очень бледной кожи, а глазки серые. То ли от «потусторонних сил», то ли от внезапно нахлынувшего настроения лицо застыло в кроткой улыбке. Сама не двигалась, будто бы даже не дышала. В общем-то, нельзя было уверенно сказать, что в неё вселился демон. Обычно, когда нам говорят об одержимых, мы представляем взъерошенных уродин в синяках и кровоподтёках. Она же со своим милым, ухоженным видом менее всего представлялась одержимой демонами. Но, как известно, в тихом омуте черти водятся.
Внезапно, быстро повернувшись и увидев Соколова с Идрисом, она завизжала так, что казалось, от этого шума стёкла выбьет во всём квартале. И было крайне жутко осознавать, что у такой слабенькой и миленькой девочки такие натренированные глотка и связки. После этого всерьёз казалось, что в неё действительно вселился демон. И пускай здравый смысл что-то слабенько, робко и шептал из-за стенки, но у страха всё равно глаза широки, ибо не может ребёнок так сильно кричать! Не может!
Евгений заткнул уши руками, не в силах терпеть этот крик. Пустов же смотрел на всё это с растерянным взглядом, предполагая, что здесь будет нужна лошадиная доза успокоительного, а потому последствий точно будет не избежать. Он поглядел на Ларису. Та ещё выходя из дома культуры получила SMS-сообщение от своего шефа с указанием купить мощное успокоительное, желательно снотворное. Искала в двух ближайших аптеках, которые смогла найти поблизости. В обоих препаратах, предложенных там, по словам фармацевтов, доза была такая, что успокоит слона. Купила то, что дешевле, ибо с деньгами у потомственного мага совсем туго. А теперь в неё тоже вселился страх: поможет ли? Если нет, то виновата будет она, а уходить от Идриса она совсем не хотела. Но ошибки он ей точно не простит. В инструкции говорится, что шипучую таблетку нужно развести в стакане воды. Детям – половину, взрослым – целый стакан. Даст девочке сразу целый, чтобы наверняка. Умереть, не умрёт, но наверняка впадёт в кому, а там дальше уже пусть врачи разбираются. Ларисы с Пустовым в Кировске уже к моменту, когда искать начнут, и след простынет. Тем более оставшихся денег хватит, чтобы осесть где-нибудь в Африке и там срубать деньги с невежественных дурачков. А полиция десять раз голову поломает, разыскивая. Если вообще найдёт, и то, когда голубчики будут уже на том свете после заражения Эболой. Зато останутся свободными.
Полина воскликнула:
– Да сделайте уже хоть что-нибудь!
Идрис осторожно подошёл к девушке, считай на цыпочках, будто по минному полю. Та рычала, мотала головой из стороны в сторону, а тело извивалось, испытывая, казалось, адские мучения. Это его пугало, но отступать было некуда: позади, как говорится, Москва. Правую руку он выставил вперёд, будто желая приручить полудикую собаку. Взгляд его пристально уставился на девочку, чтобы не дай Бог не укусила, не поцарапала. Поэтому Пустов был крайне осторожен, стараясь заметить каждое сокращение мускулов под кожей у неё на руке, чтобы вовремя отпрыгнуть, как делает, к примеру, кот, столкнувшийся с внезапной опасностью.
Так он медленно приблизился к Тане, а потом, не ощущая угрозы, прислонил руку к её лбу. Та к удивлению Соколова вдруг успокоилась. На секунду Пустов даже был готов поверить, что он действительно потомственный маг и чародей Идрис, а не артист с погорелого театра. Удерживая её, он начал бормотать себе под нос какую-то бессвязную ерунду на тарабарском языке. Успокоившийся вместе с девочкой Соколов, до этого нервно трясшийся, даже похихикал чуть слышно, ибо удержаться после наблюдения происходящих глупостей было невозможно. Особенно глядя на мать, до этого заворожено наблюдавшей за магией её любимого ясновидящего только из телевизора. Та настолько пристально и внимательно глядела на Идриса, живого кумира из неведомого мира по ту сторону экрана, настолько чётко улавливала каждое его движение, что, казалось, сама уже впадает в транс. Тот же после молитвы на тарабарском начал гудеть, выдувая изо рта монотонный звук «н», чередуя с не менее монотонным «о». Поразительно, но девочка ещё больше успокоилась. Полина, наблюдая «чудо» чуть слышно ахнула. Евгений же, с удивлением наблюдая за происходящим, предположил, что сам диапазон в определённой пропорции децибелов помогал достичь такого эффекта, будто индийская мантра, успокаивающая её произносящего. Идрис всё больше убеждал себя, что всё получится, ибо то, что она перестала вести себя так жутко, уже было каким-никаким успехом.
– А сейчас нужно воды, – сказал Дмитрий.
– Я принесу! – вызвалась Полина.
– Нет, нет! Вы должны остаться здесь. Материнская любовь и забота помогает изгнать беса, – взглянул на Ларису, – действуй!
Та кивнула!
– Сейчас всё принесу! – и ринулась на кухню. Идрис посмотрел на Соколова.
– Вы снимаете?
– Да!
– Отлично, а то потом не докажу, что сумел это сделать!
– Всё заснимем! – отвечал Соколов, другим глазом глядя на коридор, в котором исчезла Лариса, отправившись на кухню.
Тут временное спокойствие Тани сменилось новым срывом. Она начала орать что-то неразборчивое, извиваться, старалась укусить Пустова. Тот лишь успевал отдёрнуть руку, даже не зная, с какой стороны к этой бестии подступиться.
– Вот чёрт! – воскликнул он.
Полина с грустью заметила:
– В фильмах про экзорцизм и у священников я видела совсем другое…
– А это новая методика! – отвечал Идрис, после чего посмотрел на Соколова, дабы увидеть его реакцию, но того и след простыл.
И тут у потомственного мага и экстрасенса чуть не поехала крыша от ужаса. Он тут же ринулся на кухню, преодолев коридор в три прыжка, и увидел там Соколова, который удерживает Ларису, не давай ей опустить таблетки в воду.
– Мошенники! – прошипел Евгений, выкручивая руки Ларисе.
– Да знаешь, что Дима с тобой сделает после этого?!
– А чего ты его Димой называешь? Влюбилась в это ничтожество что ли?
– Завидуешь ему, что я у него такая, а не с тобой, ничтожеством?! Да и вообще, чего в мою личную жизнь лезешь, урод?!
– Ага, было бы из-за чего слюни глотать, – Соколов вывернул Ларисе руки, таблетки упали на пол.
– Что ты себе позволяешь?! – воскликнул Пустов. Евгений тут же отпустил Ларису и обернулся на голос мага.
– А как ты думаешь?! Кого обмануть хотел?! Думаешь, все вокруг дураки, один ты умный?!
– Лариса, он за всё ответит, – посмотрел на неё Дмитрий, а глаза горели праведным гневом.
– Так сделай это! – прорычала она, сдувая павший на лицо волос.
– Что вы творите?! – возмущённо воскликнула Полина, – там моя дочь страдает!
– И будет страдать! – усмехнулся Соколов, – он хотел накачать вашу девочку снотворным или успокоительным, а потом сбежать под шумок, сделав вид, что сотворил чудо! Обмануть всех! Думал, мы тупые, не заметим!
– Что?! – возмутилась Полина и поглядела рассерженными глазами на Пустова.
– Он врёт! – оправдывался тот, будто нашкодивший ребёнок перед грозной матерью.
– Вру?! – возмутился Соколов и поднял с пола таблетку, – а это что?!
– Это успокоительные для меня! Я себе разводила… – постаралась отмазать босса Лариса.
– Тебя попросили принести воды! Ты налила один стакан, а не два, так что твои слова – ложь!
– Ещё чего придумаешь?! – не унималась Лариса.
– Как это понимать? – недоумевала Полина, растерянно глядя на происходящий абсурд.
– Отдай сюда! – рванул Пустов к Соколову. Началась потасовка. Пытаясь не ударить друг друга, они толкались – покарать соперника хотелось, а в тюрьму нет, поэтому и были так осторожны. В итоге вышли с кухни, держа друг друга за шкирку, потом через коридор в комнату. А после одним резким рывком Соколов толкнул Идриса в сторону стены. Тот ударился об неё затылком и потерял сознание. Разум его затмила непроглядная тьма.
Глава 4. Ледяное королевство.
Идрис очнулся. Он лежал на снегу, тонким слоем покрывшем каменную брусчатку. Первое, что почувствовал – жуткий холод, будто пронзавший тебя тысячью ножей. Мороз такой, что пар изо рта вырывался, будто локомотив Неуловимых Мстителей мчится вперёд на всех парах, позволяя героям спастись от белогвардейских казаков. На улице всё ещё ночь, на небе мерцали звёзды, сияла одинокая и тусклая луна. Несколько минут, он, будучи ещё совсем слабым и не понимавшим, что происходит, лежал на снегу, вдыхая студёный воздух, смотрел на созвездия, медленно хлопая ресницами и выискивая те, что он заучивал наизусть, когда только начинал «карьеру» экстрасенса, но не нашёл ни одного, будто звёзды изменили своё положение на небе. Это показалось ему странным, так как Большую и Малую Медведицы он находил сразу же безо всяких проблем. А тут даже не мог разыскать Полярной звезды. Даже Сириуса было не видно, хотя светил он так ярко, что наткнуться на эту звезду было проще простого.
Недоумевая, Идрис пробормотал:
– Лариса, где все созвездия?!
Нет ответа.
До этого момента он думал, что после удара о стенку, они вынесли его на холод, чтобы очухался на стуже, но когда он чуть приподнял голову и огляделся, то увидел, что рядом никого и не было. И вообще он лежал не во дворе, а на какой-то аллее, более типичной для западной Европы, посреди тротуара, а рядом ни души.
Пересиливая себя, также испытывая сильную головную боль, встал и огляделся. Аллея выглядела как-то странновато. И скамейки, и фонари, будто из XIX века, а свет в газовом рожке был не ярче, чем в комнате пыток.
К его удивлению через пару голова уже совсем перестала болеть. Только чуть гудели виски. Потрогал затылок, потом посмотрел на пальцы. Ни шишки, ни крови, после нажатия боли не усилились. Как будто он и не бился ни обо что затылком несколько минут назад. Хотя, конечно, может он здесь пролежал больше. Точного времени он не знал, так как часов ни у него, ни где-либо вокруг не было, а смартфоном он не пользовался принципиально, однажды прочитав, что мобильная связь вызывает глиобластому мозга.
Около двух или трёх минут он недоумённо глядел вдаль, задавая себе единственный вопрос: «Где я нахожусь?» О том, чтобы куда-то пойти пока даже и не думал – местность всё-таки была незнакомая, а идти незнамо куда, ему казалось не лучшим планом.
– Ау! – крикнул он, что было мочи. Правда, получилось не особо, так как из-за мороза даже нельзя было набрать полную грудь воздуха. Но даже на такой негромкий оклик никто не ответил. Только глухое эхо пронеслось вокруг, даже не распугав птиц, если они вообще здесь были. Снова крикнуть он не сумел: даже небольшой глоток ледяного воздуха обжигал лёгкие настолько, что было нестерпимо больно.
Вдогонку стало невыносимо холодно, притом, что как только очнулся, было так тепло, будто его только что вынесли из здания. Теперь же он трясся, как еле державшийся за веточку лист на ветру. Зубы не то, что не попадали один на другой, ему их и сжать нормально не удавалось.
Надеясь согреться, двинулся вперёд. Эффект был – стало чуть теплее, но Идрису быстро стало ясно, что долго он так не протянет, ведь на нём не было зимней одежды. Только его сценическая бордовая шёлковая рубашка, чёрные брюки и лёгкие летние туфли. Притом, что касается, обуви, это было удивительно, потому как перед тем, как пойти, он точно переобулся в зимнюю, так как в летних туфлях щеголять на морозе было бы равносильно навязчивому желанию лишиться собственной ступни. «И когда я только успел переодеть обувь? Или это сделала Лариса? А может Соколов, чтобы насолить?! Как пить дать! Он тот ещё подонок!» – правда тут же он эту мысль отринул, так как обстановка вокруг даже Кировск не напоминала. Эта аллея скорее напоминала подобную тем, что создавались в больших европейских городах, но каким ветром его-то сюда принесло?
Проходя по аллее, он то и дело поражался невероятной красоте снега и мороза, бережно укутавших на зиму ветви деревьев. Казалось, он сейчас прогуливался по владениям снежной королевы, остудившей округу так, чтобы это было красиво для её глаза. Это ей Богу самый настоящий ледяной сад, где миниатюрные льдинки были для деревьев и кустов сродни маленьким-маленьким листьям, переливавшимся то жёлтым, то оранжевым цветом, в зависимости от того, как хорошо деревья освещались от фонарей. А там, где всё освещалось светом луны, казалось, что ветви были щедро осыпаны алмазной крошкой, блестевшей яркими светлоголубыми оттенками так дивно, что невозможно оторвать глаз.
Но восхищение Идриса от этой красоты всё равно перебивалось ощущением, что руки, ноги и нос окоченели от холода. Надо было двигаться быстрее, и он перешёл на лёгенький бег: и чтобы быстрее двигаться, и чтобы не замерзать, и чтобы не вспотеть, и не глотать слишком много студёного воздуха, дабы не слечь с пневмонией. Но кое-что вдали заставило его ускорить темп.
То был силуэт человека, без движения стоявшего вдали. Идрис побежал ещё быстрее, на ходу довольно громко обращаясь:
– Уважаемый! Уважаемый! – но тот почему-то не отзывался. «Глухой что ли?» – досадно сморщился Дмитрий.
Но когда он подошёл к нему, то громко вскрикнул, с ужасом осознав, что перед ним стоит человек, полностью покрытый тонкой коркой льда и, очевидно, мёртвый. В полусогнутой руке он держал заледеневшего сокола, расправившего крылья. Идрис, не способный под впечатлением от увиденного даже вздохнуть, будто застрял ком в горле, не верил своим глазам. Успокаивал себя, что это может быть или перфомансом какого-нибудь знаменитого художника-акциониста, или восковой фигурой, как в музее мадам Тюссо, только голубого цвета, либо же это каменная статуя, видимо, из уникального, редкого мрамора или гранита. Но присмотревшись, он убедился, что это был самый обычный человек, заточённый в тонкую ледяную корку. Внезапно, Дмитрий вдруг вспомнил программу о космических путешествиях, где учёные рассуждали на тему межзвёздных путешествий и криосна, после чего, вздрогнув, отскочил чуть дальше от этой сосульки. Само осознание того, что этот бедный человек, мог пребывать в состоянии анабиоза, ужасало. И проверять, жив он, али нет, Идрис точно не хотел. Вдруг случайно стукнет его, а он тут же развалится, как жидкий терминатор в тот момент, когда в него выстрелил герой Шварцнеггера? Вдруг этот несчастный – действительно живой, а Идриса потом привлекут за убийство?
Но позже ужас вдруг неожиданно сменился любопытством. Как такое могло произойти? Человек стоял поразительно естественно, будто застудило его за секунду. Именно поэтому Идрис и предположил, что это не ледяная статуя, а живой человек. Уж что-что, а в естественных и наигранных позах он понимал даже лучше, чем многие профессиональные актёры – избранная им «профессия» заставляла такие вещи знать.
С удивлением он рассматривал одежду несчастного. Выглядел он, как киноактёр, играющий роль какого-нибудь джентльмена из XVIII века, либо Идрис с помощью аномалии через временной портал попал в эту эпоху! Он от изумления раскрыл рот и боязливо огляделся вокруг. Потом это чувство сменилось внезапным праздником рассудка и здравого смысла. «Просто взыграла фантазия, и надо успокоиться, только и всего!» – успокаивал он себя. Единственное, что смущало – фонари были из XIX столетия. А, может быть, он попал в аномальную воронку, где произошло завихрение разных временных эпох? После этой мысли сам себе ужаснулся: «И что только сделал со мной просмотр всякой чуши на ТВ-3! Смотрел для работы, чтобы проще было людям чепуху пороть околонаучными терминами, а сейчас скорее себе голову морочу…»
За скамейкой, около которой стоял ледяной труп, Идрис увидел поворот. Рванул к нему. И только посмотрел, что за ним, глаза ошалели от страха.
Там были десятки подобных статуй: целующаяся парочка, бабушка с внуком, дама с собачкой, фотограф, снимающий семейную пару, рыцарь, древнеримский легионер, самурай, африканский воин-зулус – люди из разных эпох, из разных стран с разными представлениями о моде и эпатаже. Все они застыли тут, а Идрис с ужасом грыз пальцы, проходя мимо каждого и осматривая их. В конце концов, он не выдержал и взвыл:
– Да что тут, чёрт вас всех возьми, происходит!!!
– Ты чего орёшь? – услышал он голос из-за спины. Обернулся. Перед ним стоял высокий, худощавый, смуглый мужчина средних лет с надменным взглядом, будто у Цезаря, с длинным носом и грубым и надменным взглядом истинного аристократа. Одет был в красное манто, а под ним чёрная камиза, на ногах пигаши, а на голове шаперон, поверх которого был венок из дубовых листьев, более известный у римлян, как «corona civica»1.
– Кто ты? – трясущимся то ли от холода, то ли от страха голосом спросил Идрис.
– А ты не знаешь? – спросил незнакомец.
– Нет, – помотал головой.
– Я Данте. Данте Алигьери! – у Идриса чуть челюсть не отвалилась, – ты, возможно, читал «Божественную комедию», так ведь? Если да, то знаешь меня.
Пробормотал:
– Ещё в школе читал, обожал её…
– Вот и отлично! – отвечал Данте, после чего гневно на него поглядел и спросил вновь, – ты чего орал-то?!
– Я… – Идрис замешкался, так как мозг категорически отказывался соображать как надо в сложившейся обстановке, – я не понимаю, где нахожусь. И что происходит, тоже не понимаю. Что случилось с этими людьми? Что тут творится?!
Вдруг вдали раздался громкий грохот, отчего Идрис в ужасе вздрогнул. Данте лишь медленно обернулся и взглянул на линию между небом и деревьями. После по округе прошёлся глухой гул.
– Что это?!
– Пошли, – отвечал Данте, – не будем тревожить покой усопших.
– Так они мёртвые?! – ошарашено воскликнул Идрис с кривой улыбкой на лице и первобытным страхом в глазах.
– Молчи! – резко пресёк его Данте, – нас услышит Пифон!
– Кто?
***
Шли они ещё минут десять, пока не добрались до костра на холме. С него открывался отличный вид на город, на окраине которого они сейчас находились. Отсюда Идрис поглядел вдаль и увидел, как гигантская огненная фигура в рваном чёрном плаще с огромными рогами, как у быка, ходила по городу и сметала всё вокруг взмахом огромной косы, медленно, но верно, собирая урожай с города, после чего радостно выл. Гул в результате сильным эхом разносился по округе. Идрис ещё несколько минут глядел на эту картину, после чего снова затрясся.
– Чего дрожишь? Тебе страшно? – спросил Данте.
– Кто это? – Идрис не попадал зуб на зуб.
– Это Пифон…
– Что за Пифон?
– Садись! Сейчас я всё расскажу, – Данте показал рукой на мешок, изнутри которого торчали стебельки сена.
Идрис повиновался. После поэт отчерпал кубком горячего напитка из котелка на костре, и подал в руки.
– Держи!
– Спасибо, – Дмитрий принял кубок и выпил. По телу его мигом разошлось по сосудам приятное тепло, и он тут же согрелся. Притом сам напиток не был обжигающе горячим. Наоборот, чуть тёплый, но приятный и сладкий на вкус, будто божественный нектар. После всякие боли в теле пропали, а настроение поднялось так, будто вдохнул чуточку веселящего газа.
После этого Данте подал Идрису тёплый плащ. Тот сразу же натянул его поверх рубашки, а после жадно залил весь напиток из кубка себе в глотку и даже не подавился. После этого наконец-то наступил комфорт, кожа словно горела, а тело пребывало в состоянии покоя.
Данте довольно кивнул, после чего взглянул на ту огромную фигуру и спросил, не оглядываясь на собеседника:
– Так значит ты Идрис?
У того глаза на лоб налезли.
– Откуда вы меня знаете?
– Твоё появление было предначертано судьбой.
Идрис рассмеялся:
– Правда? Не думаю, что судьба могла вам предначертать моё появление. Она так не умеет. Долгое время я врал людям, говоря, что всё в жизни предначертано, но сам никогда в это не верил. Не поверю и сейчас. Если уж я не всегда могу навешать кому-либо лапшу на уши, то мне, как профессиональному навешивателю, вы сделать это точно не сможете.
– Всё сказал?! – грубо отрезал Данте.
Идрис смутился.
– Да вроде бы всё…
– Твоё появление было предначертано судьбой в тот самый момент, когда демон лжи и обмана Пифон пришёл в наш город и стукнул кулаком о землю, наслав своё страшное заклятье. После этого воздух стал таким холодным, что всё вокруг за мгновенье покрылось льдом. Люди, звери, растения – всё заснуло вечным морозным сном. Остался только я…
– Почему? – спросил Идрис, заинтересованно и на полном серьёзе слушая Данте. И хоть происходящее ему казалось крайне абсурдным, сама подача, вся серьёзность, с которой Данте это рассказывал, вовлекали Дмитрия в омут событий больше и больше, заставляя ловить ушами каждый звук, который издавал поэт.
– Потому что не поверил ему. Он наслал на город эпидемию, и заболели все, даже я. Пришёл в образе чумного доктора и предложил исцеление. Все согласились, боясь жнеца, потому и не противились обману. Я же почувствовал подвох и отказался. Убежал из города перед появлением Пифона: так ледяная стужа меня не тронула. Все остальные же превратились в ледяные статуи, а над самим городом нависла вечная ночь и уж слишком долгая и, – съёжился, – морозная зима. Кстати, удивительно, но и болезнь быстро отступила после моего побега, да и холод не так сильно ощущаю, как должен был, если учитывать происходящее вокруг. И вот уже пять лет здесь живу и вижу, как этим городом правит зло…
– Чумного доктора? – переспросил Идрис.
– Он умеет принимать любое обличие. Змея-искусителя, например, потому что является демоном лжи и обмана! Неужели это непонятно?!
– Вполне… – Дмитрий смущённо опустил глаза, а Данте продолжал.
– После пришла Богородица и сказала, что спасёт нас некий Идрис, который придёт ровно через пять лет после того, как Пифон стукнул о землю кулаком. Он спасёт город, освободив жителей от оков лжи и обмана! После этого над городом снова воссияет солнце и продолжится вечнозелёное и тёплое лето.
– Вот это да! И что для этого нужно сделать?
– Для начала закрыть свой рот и выслушать меня! – нервно отвечал Данте, – а потом дойти до Оракула, – очевидно, что легкомыслие гостя его совершенно не радовало.
– Ну, это просто! – пожал плечами Идрис.
– Святая Богородица! – взглянул Данте на небо и перекрестился, – и ты послала нам этого идиота?
– Я не идиот, просто интересно, – пожал плечами, улыбнулся, – я и сам, знаете ли, частенько имею дело с потусторонним.
– Точно идиот! – вздохнул Данте, – Заткнись и внимательно запоминай! – Идрис навострил уши, – к Оракулу так просто не подобраться. Дверь его запечатана. Для того чтобы её открыть, нужно найти четыре ключа к четырём замкам. Ключ плачущих, ключ слушающих, ключ припадающих и ключ купностоящих – ты должен их достать!
– Не проблема! Но где я их найду-то?
– Я помогу тебе достать их.
– Правда? – обрадовался Идрис, – и когда выходим?
– Сейчас, – отвечал Данте, – но сначала ты должен понять одну вещь…
– Что это комедийное реалити-шоу?
Данте недоумённо спросил:
– Что это?
– Не дурите меня, – усмехнулся Идрис, – вы прекрасно знаете, что это такое. Это, – показал на Пифона, – визуальный спецэффект, те люди – весьма интересные с точки зрения изготовления копии из воска, притом вставшие в естественных позах, что и не мудрено! В реалити-шоу всё должно смотреться реалистично! На то и реалити-шоу! Признаюсь, чуть, было, не поверил. Реально напугало, да и сделано всё весьма не дурно, если смотреть по качеству. Только, честно говоря, я немножко недоволен тем, что вы решили вот так просто взять и без спросу пихнуть меня в своё шоу. Для начала нужно было договор оформить, чтобы всё как у людей! Кстати говоря, мне не заплатили, и я буду жаловаться руководству НТН! Меня там, между прочим, хорошо знают! Так что не советую со мной спорить. А вот когда решим все деловые вопросы, тогда и продолжим съёмки, поняли?! Пока же…
Протянул руку Данте, чтобы пожать. Тот посмотрел на неё, но подавать в ответ не стал. Так и простояли нескольких секунд, пока Идрис недоумённо глядел на своего собеседника, и лишь только потом удосужился взглянуть на руку.
Он выпучил глаза, зрачки расширились, тело затряслось от судорог, дыхание и сердцебиение участились, а ужас затмил всякий разум. На его правой руке появилась странная чёрная клякса, двигавшаяся, будто амёба. В последний раз с такими исступлёнными глазами он смотрел на тёмно-фиолетовую блямбу на своём плече, после того, как врач написал в карточке неутешительный диагноз – подозрение на меланому. Он хорошо запомнил тот момент. Когда уходил от врача, дверь за ним закрылась, словно крышка гроба, когда стоял в очереди в супермаркете, хотел взорвать прямо в центре бомбу, чтобы не ему одному пришлось умереть, а лучше бы просто напасть с ножом на ту девушку, стоявшую в соседней очереди, чтобы убрать с её вроде бы самого по себе прекрасного, но в тот момент казавшегося мерзким лица, эту глупую ухмылку. Ведь чему радоваться, если Дима Пустов, тот которого все так любят и ценят, уже умирает в муках от неизлечимой болезни? Потом оказалось, что это, слава Богу, была кератопапиллома с гематомой – поэтому такая тёмная выросла. Как гору с плеч сняли, только врач объявил диагноз. И тело, бывшее тяжёлым, будто большой подводный камень, вдруг стало лёгким, словно пёрышко. Дима ещё никогда так не радовался жизни, как тогда, до этого думая, что его жизнь, полная обмана по отношению к другим людям, наивно верившим в его суперспособности, наконец, дала свои плоды. Ведь, как известно, каждый за свой грех ответит, каждому воздастся: кому-то в этом мире, кому-то в загробном. Но после того случая он окончательно убедился, что Бога не существует. Тот бы давно его уже наказал за всё, притом, сразу через несколько секунд после появления крамольной мысли, а не спустя годы шарлатанства. Но он жив и сейчас, по-прежнему обманывает, и ничего ему за это не было. И вот новая напасть. Это как услышать диагноз «рак» после десяти лет здоровой жизни после первого лечения – классический закон подлости.